Что такое философия?
| Вид материала | Реферат |
- Вопросы к экзамену канд минимума 2004, 504.75kb.
- Тесты для самопроверки знаний раздел I. Что такое философия? Тема Философия в системе, 1997.45kb.
- Тематический план 2011-2012 уч год 1-й семестр Что такое философия? (4 часа), 13.07kb.
- Лекция что такое философия?, 223.59kb.
- Х. Ортега-и-Гассет Что такое философия?, 2230.34kb.
- Т. П. Возможно ли «объективистское» религиоведение?, 75.66kb.
- Десять нерешенных проблем теории сознания и эмоций. Эмоции, 306.48kb.
- Не исключено, что Вы уже задавали себе вопрос, что такое философия, 1327.14kb.
- Вопросы: Цивилизация и культура, 1037.79kb.
- Тема: Что такое вич? Что такое вич- инфекция? Что такое спид?, 31.26kb.
Диалектически, философия видится как постоянно совершаемый переход от религии к науке, от субъективного к объективному, от веры к разуму, переход, в котором важно сохранить преемственность старого, отжившего свое, но остающегося в чувственной памяти знания, и вновь нарождающихся не вопреки, а в развитии религиозной веры, истин. Тут важно не уклониться в ту или другую сторону, пройти как по туго натянутому канату, и результатом этого будет рефлексия, в которой моя личная экзистенциальная сущность сольется с объективной общественной идеей, и это слияние позволит моему внутреннему Я покинуть пределы времени и остаться навечно существовать в своих произведениях.
Качественная особенность философии как непрерывного искания коренится в ее непривязанности к абсолюту. Предмет, показываемый религией, всегда опосредован образом абсолютно субъективного целого, он привязан к нему, всегда показывается в его свете, хотя сам источник этого света и никогда не виден. С другой стороны, наука анализирует предметы только с точки зрения их полной сводимости к абсолютным понятиям числа и точки. Она стремится все «поверить алгеброй», разложить на некоторые элементарные, но абстрактные сущности и тем самым привязать к ним всю, остающуюся за скобками реальность. Философия же, как неявно выраженная граница между религией и наукой, как расселовская «ничейная земля», не тяготеет к основополаганию ее чем-то другим, более сущностным. Она сама является центром притяжения, aurea mediocritas (лат.), основой полагания, стремлением к избеганию крайностей и сближению позиций.
Вот почему философы как бы каменеют перед проблемой «научного» обоснования философии. Их такие строгие, логически выверенные, убедительные рассуждения, при соприкосновении с абсолютной безосновательностью улетают в область возвышенной, отвлеченной поэзии.
Философия – это нирвана, достигаемая в слове. Венец пути от несовершенства реального мира к совершенству его отражения в Логосе.
Идеал философствования – судить объективно о Целом, в действительности никогда не достижим, но настойчивость постоянных исканий в конце концов вознаграждается, и не славой, не людским почитанием, а чем-то во сто крат более важным, отрешением от окружающего, рефлексивного мира вещей и тем самым, возвышения над ним, над бессмысленностью его необходимых требований, возвышения, дарующего способность стойко переносить любые жизненные невзгоды и не предаваться страху и отчаянию перед фатальной неизбежностью разрушения.
л
5. Искусство
На фоне довольно наглядно очерченных выше феноменов рефлексии: науки, философии и религии как-то незаметно проскользнуло упоминание еще об одной области культуры именуемой искусством. Кажется, что ему уже нет места среди как будто бы законченной картины способов отражения в логико-символьных конструкциях бесконечного многообразия непосредственно данного Присутствия. Искусственное отражение реально сущего мира, что собственно и называется искусством, не что иное как иное название феномена рефлексии (отражение). Но о рефлексии, как о способе завоевания всеобщего внимания, внимания субъективного либо объективного, мы уже рассуждали. И не стоит опять повторять все то же самое со вновь вводимым термином. И хотя все искусственно в этом мире, но даже сонеты Шекспира, фуги Баха, картины Ван-Гога, в своей основе в своей основе есть не что иное, как смесь из научно-философско-религиозных приемов передачи непосредственного видения реально сущего. Но, наряду с шедеврами, существуют высказывания не претендующие на свою всеобщность, высказывания частные, обращенные к конкретному окружению находящемуся в конкретной ситуации, высказывания в которых явно не просматривается преобладание того или иного, научного, либо религиозного, либо даже философского, умонастроений. Совокупность таких простых утверждений, как например; ярко светит солнце, вчера шел моросящий дождик, штормит синее море, на цветущем лугу беззаботно пасутся медлительные коровы, кажется этот человек страдает каким-то тяжелым недугом, и т.д., утверждений, предназначенных лишь для частного употребления, и называется, вернее, нужно называть, собственно искусством. Оно как бы служит вроде некоторого шумового фона на котором разворачивается великая драма, претендующего на свою общемировую значимость, Слова.
Будучи по своему характеру нейтральными, искусственные суждения все-таки произносятся, а значит претендуют на их понимание, хотя бы только в рамках слушающей аудитории, и поэтому они должны некоторым образом вписываться в контекст употребляемого в данной аудитории языка, а через него иметь какое-то отношение и ко всеобщему знанию-логосу. Искусство – это философия, еще не достигшая высот своего обобщения, но делающая к ним первые шаги. К ее сфере нужно отнести всю ту рефлексию, в которой можно отделить непознаваемый субъект, угадываемый чувством, от познанного объекта, воспринимаемого сознанием слушателя (зрителя). Когда мы слышим произнесенную фразу, даже одно слово, видим изображенную на холсте картину, мы прежде всего заряжаемся чувством, воздействующим на нас в конкретном месте, в конкретное время, при конкретном, никогда не повторяющемся стечении обстоятельств. Только получив определенный заряд чувства, интенционально восприняв увиденное, мы начинаем распознавать его, дробя на отдельные части, пока не найдем наконец ему тождественный образ, уже закрепленный в нашей памяти в качестве критерия объективности воспринимаемых извне, зрительных видений. Причем онтологически, для нас не имеет никакого значения, создана ли предложенная нашему взору картина вдохновенным художником, или она возникла совершенно случайно под воздействием солнца и природных стихий, главное чтобы в итоге ее осознания она стала бы похожей на что-то, уже имеющееся в мире, познанное им в качестве идеи, завладевшее умами всех его субъектов.
Все вокруг искусственно, поскольку закончено, сформулировано, высказано. И в этом смысле искусство является тем первичным материалом из которого стряпают свои суждения религиозно-научно-философские деятели. Спроектированное в плоскость общечеловеческой значимости, искусство можно определить как отклик рядового зрителя на рядовое явление, отклик, охватывающий своей рефлексией конкретный предмет, достаточно мелкий чтобы казаться одинаковым со многих точек зрения. Объективность такой рефлексии высока, но не дотягивает до объективности научных теорий. Некоторое субъективное переживание тоже имеет место, но оно не сравнимо с религиозным изумлением от соприкосновения с абсолютно не познанным. «Чистое» искусство – есть единичный факт, который в отличие от религиозного мифа уже почти понят и потому намного менее значим для ищущего всегда чего-то нового, человечества.
Следует заметить, что отличие мифа от факта чисто количественное, заключающееся в богатстве внутреннего содержания. Как только абсолютно субъективный возглас превращается в относительно субъективный миф, он уже становится фактом искусства, но еще не «чистого», поскольку пытается повествовать о предмете с очень глубоким содержанием, о мире в целом. Уменьшение содержательного объема рефлексируемого предмета есть одновременно устранение мифа и превращение его в настоящий факт, каковой достигает своего реального статуса, когда мифическое в нем уравнивается объективной определенностью, образуя в целом нейтральное сообщение о конкретном событии.
Субъект предмета искусства, своим мифическим, то есть непознанным основанием, остающимся от него в процессе анализа, стремится противопоставить себя окружающему его миру необходимости и, таким образом, завоевать его, заставив силой чувственных переживаний выполнять свои желания. Но и мир не остается в долгу. Вычисляя взбунтовавшегося субъекта, он, железными объятиями необходимых закономерностей, заставляет его подчиниться своей, абсолютно объективной воле. Ведь оружие беспристрастного общественного мнения, оружие суда природы – число и логика. Ими, опытно проверенными научными теориями, оно склоняет в свою пользу чашу весов в поединке за способ выбора языка культурной реальности. Перманентная борьба всесильного бытия со скопищем разрозненных в своих действиях, субъектов – вот смысл любой рефлексии и, естественно искусства, как ее исходного элемента самораскрытия для окружающих. Меч волящего субъекта, в образе предыскусственного мифа, скрещиваясь с послеискусственным мифом субъекта-общества – логикой, высекает искру факта из которой впоследствии возгорится пламя философского суждения, предрекающее, и вечную гибель тленных в своей определенности, объективных истин, и вечное возрождение теплом очага, убеждающей красоты целостного мировоззрения.
Непосредственная, всеобъемлющая реальность, которую так упорно ищет философия, основана только на том фактическом материале, который преподносится ей зримыми или незримыми деятелями искусства в виде; окружающего пейзажа, людских слов, книг, искусно сделанных вещей и т.д., доступных пониманию всех, но переживаемых каждым воспринимающим их, по-своему. И в этом, окончательном смысле, Искусство оказывается тем конкретным языком, к которому должна прибегать философия, чтобы устремить непознанный миф навстречу общему идеальному Логосу. Любое сказанное слово, поскольку оно понято и прочувствовано, сказано искусственно, сказано субъектом, не только волящим к показу собственной уникальности, но и волимым еще раз подтвердить необходимый порядок вещей в этом мире, хотя бы простым указанием в единственном слове на то общее знание, которое незримыми узами объективности связывает всех познающих в единый общественный субъект, вера которого реализуется в постоянном проговаривании из уст различных, входящих в него людей, необходимый для них, одних и тех же слов.
6. Заключение
Толстой, Достоевский, Шекспир, Рембрандт, Моцарт, Кант, и самый последний алкоголик, разглагольствующий в баре в надежде получить дармовую выпивку – все мы, в сущности, деятели искусства, каждый на своем интеллектуальном уровне, изливающие в предметы (слова, музыку, книги, картины, и т.д.) ту, переполняющую нас энергию, которая образуется при соприкосновении конечного субъект объекта с неактуализированной бесконечностью реально-сущего мира.
Значимость для прогрессирующего человечества – та пропасть, отделяющая наши рефлексии друг от друга в непрерывном потоке времени, есть одновременно тот мост, связующий отдельные вневременные и внепространственный усилия, переживающих непосредственную встречу с Истиной, субъектов, в единую, само развивающуюся объективную силу, для которой каждый составляющий ее элемент имеет абсолютной значение.
Философии еще нет, когда она переживается как произведение искусства, и наоборот, когда единое впечатление от целостной картины дробится на множество мелких, менее впечатляющих, но зато более объективных деталей, там возникает эффект умножения субъективных воль, навязываемых каждым новым, индивидуально окрашенным фрагментом целого, эффект, приводящий к такому же умножению значимости синтетического высказывания, именуемого отныне философским.
Искусство не судит, оно априорно утверждает, животным образом реагирует на возмущающую нетождественность природы и знания о ней. Но человек, как он сам о себе думает, не есть простое животное. Он наделил себя некоей неопределенно-мифической характеристикой -- разумностью, возвышающей его над всем остальным, и хочет в рефлексии закрепить правомерность такого возвышения, развивая искусственный примитивизм до уровня философского обобщения.
Сила философии не в глубине охвата Универсума, и не в очевидной данности ее положений, а в той направленности именно на человека, на его склонность к парадоксам, к таинственной недосказанности, к едва пробивающемуся сквозь толщи отчаяния, свету надежды.
Философия есть квинтэссенция искусства, искусство возведенное в квадрат, рефлексия рефлексии.
Если через религиозный миф мир смотрит во вне, в трансцендентную абсолютную реальность единого неразличимого целого, посредством искусства он общается с самим собою, то философская рефлексия – есть инструмент проникновения в святая святых этого мира, в его душу, и изнутри этой общемировой души взгляд, и на противостоящее сверхъестественное целое, и на собственный познающий организм, посредством множества конкретных языковых структур связывающий разрозненные бытийные объекты в единое психическое существо.
Настоящая философия должна быть принята и чувством и разумом, и сердцем и умом. Но, тем не менее, пытаясь все глубже заглянуть в окружающую его реальность философ на деле все глубже увязает в трясине субъективных символов, каждый из которых требует своего толкования, и вместо того, чтобы открывать мир таким, каков он есть сам по себе, философ вынужден всякий раз прояснять значения употребляемых им слов, делая их все более объективными, но и все более независимыми от окружающей их реальности. Уже первое, высказанное вслух мнение об увиденном, несет на себе отпечаток причастности к искусству. Но как только оно нагружается языковой всеобщностью, как только два конкретных факта соединяются между собой синтетическими союзами типа «и», «так как», «поэтому», перед нами уже философское суждение в котором, стремясь к научной оправданности собственного языкового употребления, философ все время уходит от ответственности за остающуюся недосказанность, уводя внимание слушателя от самостоятельного толкования этой недосказанности на те межсимвольные связи, которые, не являясь собственно отражением окружающей реальности, не подвержены никакому анализу.
Он как бы пробуждает общество от субъективного сна, в котором господствуют бессознательные животные влечения, где возникают необузданные желания, всего, абсолютной свободы волеизъявления, и просыпаясь, оно ужасается этим ночным кошмарам, видя в их возможной реализации помеху к дальнейшему, основанному лишь на подчинении необходимым истинам науки, прогрессивному развитию.
Итак, философия есть искусство теснее связанное с Логосом и Эйдосом (объектом и субъектом), чем обыкновенный, искусственно окрашенный факт. Хотя и подразумевается, что в этом различии наблюдается лишь неявно выраженный оттенок, две перспективы одного и того же феномена, а именно, культуры, воссоздающей, растворяющийся в конкретных проявлениях мир, посредством его рефлексивного оформления.
Как и искусствоведение, которое, оставаясь в сущности все тем же искусством, несет в себе какое-то более общее знание, знание не только окружающего мира, но и особенностей его искусственного отражения, так и философия, являясь всеобщим искусствоведением, не только отражает реальный, чувственно воспринимаемый мир, не только его воплощение в произведениях искусства, но даже и те, неуловимые для слуха, нерефлексируемые феномены, которые делают искусство собственно искусством, задают направление, следуя которому оно обретает свою особую значимость для рода человеческого.
Не все то, о чем повествует конкретное произведение можно обнаружить из его текста. Некоторое, самое важное, читается между строк. Абсолютный субъект и абсолютный объект в чистом виде невозможно рефлексировать во вне ибо оба они основаны на внеанализируемой уникальности существования, существования любо единичной индивидуальности, любо всеобщей объективности. Они стоят вне всякого текста, но в его содержании, в любом из его мыслимых контекстов. Как можно выразить в определенной форме абсолютно внелогичный религиозный возглас? Никак. Также и абсолютная наука, устраняя из своих теорий всякую конкретность, всякое субъективное мнение, не имеет возможности высказать во вне и свои абсолютно объективные истины, ибо всякое написание, всякое проговаривание, всякое начертание ее выводов на листе бумаги, уже подразумевает того конкретного человека, который эти выводы, написал, начертал, либо просто рассказал о них человечеству своими словами и значит уже внес в них собственную субъективную окраску.
Реальность искусственна, искусство реально. Наука же и религия, не противореча этой реальности, не сомневаясь в ее окончательной истинности, дают ключ к тому, чтобы осознать и прочувствовать что не только здесь, перед моими глазами, расстилается эта реальность. Они, в своем абсолюте не показываясь на поверхность рефлексии, философии отдают свое неявно выраженное знание того, что то, что я вижу здесь и сейчас, существует и там, за моей спиной, под моими ногами, над моей головой, что оно существовало и раньше, и будет существовать потом. Что огромный труд, который я затратил на постижение этого мира не пропадет и после моей смерти. Что смысл, ради которого стоит жить имеется среди абсурда и нелепостей бытия и называется он – преодоление самого себя.
Из отрывочных фраз, простых слов, поэзии и прозы, из ученых диспутов и ежедневных молитв возникает философия, как Ариадна восстает из пены морской. Как будто необъяснимый, полный бесконечных возможностей сумрак ночи, соединяясь с ослепляющим солнечным светом, рождают День, реальность которого, рожденного из двух нереальных источников, не подвергается сомнению.
Общественный механизм подобен любому другому. Для него значимы лишь те вещи, за которыми он улавливает смысл своего существования, свою сопричастность с ними, свою зависимость от их, вовлекающего в действие вызова. И все культурное разнообразие бытия в виде религиозно-искусственно-философско-научной рефлексии призвано в сей мир с одной лишь тотальной целью, принять этот вызов, брошенный человечеству невидимым врагом, и построить железные укрепления в виде выдуманной реальности, сквозь толщи которой не смогла бы пробиться реальность настоящая, несущая в чреве своем, гибельные для общества в целом, но вдохновляющие на бунт каждого из ее членов святые истины.
Автор: Донских Г.И.
donsg@list.ru