Литература русскогозарубежья «перваяволна»

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20
«Юнкера» оно становится жанрообразующим.

«Я хотел бы, чтобы прошлое, которое ушло навсегда, наши

училища, наши юнкера, наша жизнь, обычаи, традиции оста-

лись хотя бы на бумаге (и не исчезли не только из мира, но

даже из памяти людей)» 5 , — заметил автор. И ему это удалось.

В романе запечатлена целая эпоха российской жизни конца

ХIХ века с ее укладом и национальными особенностями, эпо-

ха, отразившаяся в описании распорядка, быта, традиций и

системы обучения в Третьем военном Александровском учи-

лище — гордости всей Москвы. Неслучайно один из критиков

назвал роман «книгой московского бытия». На автобиографи-

ческий характер романа указывал и сам автор: «Здесь я весь во

власти образов и воспоминаний юнкерской жизни с ее пара-

дною и внутреннею жизнью, с тихой радостью первой любви

и встреч на танцевальных вечерах со своими «симпатиями». Вспо-

минаю юнкерские годы, традиции военной школы, типы вос-

питателей и учителей» (VI, 472).

Героя романа Александрова автор наделяет своей биогра-

фией, начиная с родословной, свойств характера и заканчивая

реальными фактами из собственной жизни. И внешне Алеша —

«с резко выраженными татарскими чертами» — похож на сво-

его прототипа. Их объединяет и темперамент — горячий и не-

укротимый [«Он и сам в эту секунду не подозревал, что в его

жилах закипает бешеная кровь татарских князей, неудержимых

и неукротимых его предков с материнской стороны» (VI, 132)].

Известно, как трепетно относился Куприн к матери. В романе

воспроизводятся эти отношения: «Отношения между Алексан-

дровым и его матерью были совсем необыкновенными. Они

обожали друг друга (Алеша был последышем). Но одинаково,

по-азиатски, были жестоки, упрямы и нетерпеливы в ссоре»

(VI, 136). О трудной жизни матери говорится с сочувствием и

благодарностью ей за стойкость характера, гордый нрав, суро-

вую любовь к детям.

Роман состоит из трех частей, каждая из которых, в свою

очередь, делится на главы, имеющие собственные названия.

- 64-




Первая часть посвящена «обращению» вчерашнего кадета в

«фараона», как называют в училище первокурсников. «Прохо-

дят дни, проходят недели... Юнкер четвертой роты первого курса

Третьего военного Александровского училища Александров

понемногу, незаметно для самого себя, втягивается в повсед-

невную казарменную жизнь, с ее точным размеренным укла-

дом, с ее внутренними законами, традициями и обычаями, с

привычными, давнишними шутками, песнями и проказами»

(VI, 179). В первой части излагаются события начиная с конца

августа 1888 года до начала 1889 года. Завершается первая часть

знаменательным событием в жизни автобиографического ге-

роя — первой публикацией, с которой его поздравляет «зна-

менитый поэт» Диодор Иванович Миртов и вручает новоиспе-

ченному автору гонорар в десять рублей (глава ХIV «Позор»).

Во второй части представлены эпизоды из жизни Алек-

сандрова в первые месяцы 1889 года. В главе ХХIV «Чистые пру-

ды», которой заканчивается эта часть романа, повествуется о

первой серьезной влюбленности Алеши и о планах на будущее,

которое он связывает с очаровавшей его Зиночкой. И в третьей

части, состоящей всего из пяти глав, речь идет о новом этапе

юнкерской жизни Александрова — пребывании в летних лаге-

рях, новых заботах, связанных с получением необходимого для

первого разряда балла, переходом на второй курс и производ-

ством в офицеры. Однако, хотя в романе и излагаются события

в течение неполного календарного года, в нем имеются отступ-

ления от основной хронологической канвы, раздвигающие вре-

менные границы повествования. Это воспоминания о летнем

отдыхе перед поступлением в юнкерское училище, связанные

с влюбленностью в одну из сестер Синельниковых (глава III

«Юлия»); рассказ о давнишней мечте Александрова «сделаться

поэтом или романистом», о первых стихах, написанных в се-

милетнем возрасте, об опыте написания первого «романа» «Чер-

ная Пантера» («из быта североамериканских дикарей...») и о

безуспешной попытке издать его (глава ХII «Господин писа-

тель»); повествование о недельном пребывании летом у сестры

Сони и знакомстве с «диковинным сониным гостем» — желто-

лицым поэтом Диодором Ивановичем (глава ХIII «Слава»).

Художественное время романа сложно организовано: в

нем представлено несколько временных слоев, прежде всего

- 65-




связанных с образами автобиографического героя-юнкера

(настоящее время) и взрослого повествователя (прошлое вре-

мя — план воспоминаний). Хронологический принцип в изло-

жении событий последовательно выдерживается, более того,

именно временные «указатели» позволяют с документальной

точностью излагать основные эпизоды из жизни юнкера Алек-

сандрова. Уже начиная с первой главы точно определяется вре-

мя описываемых событий: «Самый конец августа; число, долж-

но быть, тридцатое или тридцать первое» (VI, 129). В главе VII

«Под знамя» вновь фиксируется время: «Прошел месяц». В сле-

дующей главе «Торжество» сообщается: «В октябре 1888 года по

Москве прошел слух о крушении царского поезда около стан-

ции Борки» (VI, 175). В главе ХХIV «Позор» фиксируется тече-

ние времени : «Через недели две-три, в тот час, когда юнкера

вернулись от обеда...» (VI, 219). Во второй части романа в са-

мом начале вновь указывается точное время: «Середина и ко-

нец 1888 года были фатальны для мечтательного юноши, глу-

боко принимавшего к сердцу все радости и неудачи» (VI, 221).

В третьей части в главе ХХVII «Топография» точное хрономет-

рирование событий выражается необычно: «Это жаркое, томи-

тельное лето, последнее лето в казенных учебных заведениях,

было совсем неудачно для Александрова. Какая-то роковая по-

лоса невезенья и неприятностей. Недаром же сумма цифр, вхо-

дящих в этот год, составляла число двадцать шесть, то есть два

раза по тринадцать» (VI, 310). Из этого следует, что речь идет о

лете 1889 года, что не противоречит общей романной хроноло-

гии событий. Наряду с этим о движении времени и прикреп-

ленности к нему определенных событий свидетельствуют и упо-

минания календарных праздников: рождественские каникулы,

масленица. Время выполняет в романе определенную организу-

ющую функцию: «Кончился студеный январь, прошел густос-

нежный февраль, наворотивший круглые белые сугробы на все

московские крыши. Медленно тянется март...» (VI, 276).

В «Юнкерах» представлена и временная «перебивка», свя-

занная с чередованием разных временных слоев. Так, в главе

«Прощание» в одном абзаце оказываются сфокусированы два

временных потока: настоящее время — прощание перед вступ-

лением в «новую жизнь... взрослую, серьезную и суровую» — и

условно прошлое, так как по отношению к настоящему оно

- 66-




является будущим временем, но о нем повествователь вспомина-

ет спустя несколько десятилетий: «Через четырнадцать лет, уже

оставив военную службу, уже женившись, уже приобретая боль-

шую известность как художник-портретист, он во дни тяжелой

душевной тревоги приедет, сам не зная зачем, из Петербурга в

Москву, и там неведомый, темный, но мощный инстинкт вла-

стно потянет его в Лефортово, в облупленную желтую никола-

евскую казарму, к отцу Михаилу» (VI, 139). Будущее «вторгает-

ся» в повествование несколько раз. В главе ХVI «Дрозд» описы-

ваются рождественские каникулы, отдых. «Эта невесомость —

одно из блаженнейших ощущений на свете, но оно негативно,

оно так же незаметно и так же не вызывает благодарности судь-

бе, как тридцать два зуба, емкие легкие, железный желудок;

поймет его Александров только тогда, когда утеряет его навсег-

да; так лет через двадцать» (VI, 228). Или же в ХХI главе «Вальс»

речь идет о «летучей грусти», которую испытывает Александ-

ров, ощущая прикосновение чего-либо «истинно прекрасного».

«В этой странной грусти нет даже и намека на мысль о неизбеж-

ной смерти всего живущего. Такого порядка мысли еще далеки

от юнкера, они придут гораздо позже, вместе с внезапным

ужасающим открытием того, что ведь и я, я сам, я, милый,

добрый Александров, непременно должен буду когда-нибудь

умереть, подчиняясь общему закону» (VI, 256—257). Повество-

ватель имеет возможность соотнести давно минувшее с после-

дующим. Так, в главе ХХII «Ссора» вдруг «смыкаются» два раз-

ных времени: «Об этом минутном горе Александров вспомнит

когда-нибудь с нежной признательностью, обвеянной поэзией.

До зловещих часов настоящего, лютого, проклятого отчаяния

лежат впереди еще многие добрые годы» (VI, 266).

Роман «Юнкера» поражает точностью и яркостью дета-

лей, подробным и живописным воспроизведением эпизодов

из жизни автобиографического героя, убедительным воссозда-

нием его психологического состояния в разных ситуациях и с

разными людьми, мастерски выписанными картинами москов-

ского бытия. Иван Лукаш, один из первых критиков романа,

сразу же после его публикации обратил внимание на главное:

«Удивительна в "Юнкерах" именно эта сила художественного

видения Куприна, магия оживляющего воспоминания...» 6. Ро-

ман, создававшийся вдали от родины, посвящен лучшим оте-

- 67-




чественным традициям военной школы. В нем говорится о том,

что «питомцы» Александровского училища «по каким-то зага-

дочным влияниям жили и возрастали на основах рыцарской

военной демократии, гордого патриотизма и сурового, но бла-

городного, заботливого и внимательного товарищества» (VI, 160).

На страницах произведения с любовью и любованием воссоз-

дается образ «той», старой, Москвы: «В субботу юнкеров отпу-

стили в отпуск на всю неделю масленицы... Семь дней полной

и веселой свободы в стихийно разгулявшейся Москве, которая

перед строгим постом вновь возвращается к незапамятным язы-

ческим временам и вновь впадает в широкое идолопоклонство

на яростной тризне по уходящей зиме, в восторженном плясе

в честь весны, подходящей большими шагами.

Вчера еще Москва ела жаворонков: булки, выпеченные в

виде аляповатых птичек, с крылышками, с острыми носика-

ми, с изюминками-глазами. Жаворонок — символ выси, неба,

тепла. А сегодня настоящий царь, витязь и богатырь Москвы —

тысячелетний блин, внук Дажбога. Блин кругл, как настоящее

щедрое солнце. Блин красен и горяч, как горячее всесогреваю-

щее солнце, блин полит растопленным маслом, — это воспо-

минание о жертвах, приносимых могущественным каменным

идолам. Блин — символ солнца, красных дней, хороших уро-

жаев, ладных браков и здоровых детей.

О, языческое удельное княжество Москва! Она ест бли-

ны горячими, как огонь, ест с маслом, со сметаной, с икрой

зернистой, с паюсной, с салфеточной, с ачуевской, с кето-

вой, с сомовой, с селедками всех сортов, с кильками, шпро-

тами, сардинами, с семужкой и с сижком, с балычком осет-

ровым и с белорыбьим, с тешечкой, и с осетровыми молока-

ми, и с копченой стерлядкою, и со знаменитым снетком из

Бела-озера. Едят и с простой закладкой, и с затейливо комби-

нированной» (VI, 285—286). В романе воспроизводится топог-

рафия Москвы с ее улицами с незабываемыми названиями и

дорогими местами.

Роман «Юнкера» вписывается в контекст автобиографи-

ческих произведений русской литературы, занимая среди них

особое место, т. к. в нем представлен необычайно короткий от-

резок из жизни автобиографического героя. Однако отрезок

чрезвычайно значимый — пора взросления и возмужания. И хотя

- 68-




центральным героем в романе является Александров и все со-

бытия даны через его восприятие, но самим названием под-

черкивается главное для автора — жизнь поколения молодых

людей, готовящихся посвятить себя служению Отечеству и вер-

ных принятой присяге: «Обещаюсь и клянусь всемогущим Бо-

гом, перед святым Его Евангелием, в том, что хощу и должен

его императорскому величеству, самодержцу всероссийскому,

и его императорского величества всероссийского престола на-

следнику верно и нелицемерно служить, не щадя живота сво-

его, до последней капли крови...» (VI, 170).

Последнее крупное произведение А.И. Куприна, написан-

ное в эмиграции, — повесть «Жанета», высоко оцененная ли-

тературной критикой русского зарубежья (В. Ходасевич, Г. Ада-

мович и др.). В основу повести положены реальные события и

герои. Так, К.А. Куприна писала о том, что в произведении

нашли отражение факты из жизни семьи Куприных, когда они

жили у вдовы Збышевской 7. Повесть имеет подзаголовок «Прин-

цесса четырех улиц». Ею является главная героиня произведе-

ния девочка Жанета. Повесть состоит из шести частей, причем

первые четыре представляют собой развернутую экспозицию

— описание жизни старого русского профессора Симонова,

человека одинокого и уставшего от жизни. Сюжетная завязка

дана в пятой части — это встреча профессора с Жанетой. «В тот

самый миг, когда профессор увидел девочку, она тоже очну-

лась, отвела свой взгляд от паутины и устремила его вверх, в

глаза странного, большого старого человека» (VI, 387). И если

профессор «уже устал от жизни, хотя продолжал любить и бла-

гословлять ее», то девочку переполняет радость бытия и очень

скоро старик нежно привязывается к ней. Он не представляет

уже своей жизни без нее. «О! Чего же стоят все утехи, радости и

наслаждения мира в сравнении с этим самым простым, самым

чистым, божественным ощущением детского доверия» (VI, 394).

•естая часть по объему равна всем предыдущим. В жизни про-

фессора появляется новый смысл — увидеть чумазую Жанету и

подарить ей радость. Он вспоминает свою семейную жизнь,

которая «сложилась как-то неладно, кособоко, нелепо, раз-

розненно и неуютно». В настоящем же у профессора нет нико-

го, кроме черного кота Пятницы. Кульминационным момен-

том в развитии сюжета становится приобретение игрушки для

- 69-




Жанеты — «крошечного веселого фокстерьерчика», который

надевается на руку и оживает. Профессор через мусорщика

Антуана передает игрушку, купленную на последние деньги,

Жанете, радость которой неописуема. И эту радость разделяет с

нею профессор: ему она демонстрирует подарок «господина

Антуана». Сюжетная развязка дана в конце шестой части — она

неожиданна и горька для профессора: мать Жанеты вместе с

дочкой оставляют газетный киоск, где обычно профессор мог

видеть девочку, и переезжают в другой город. Эта повесть «про-

низана чувством безудержной, хронической ностальгии»

(О. Михайлов). Именно поэтому она производит столь сильное

впечатление.

Оценивая творчество Куприна эмигрантской поры, нельзя

не согласиться с Г. Адамовичем: «Да, в поздних вещах Куприн

менее энергичен, менее щедр, чем в "Поединке" или даже

"Яме", но тихий, ровный, ясный свет виден в них повсюду, а

особенно в этих рассказах и повестях подкупает его совершен-

ная непринужденность: речь льется свободно, без всякого уси-

лия, без малейших претензий на показную "артистичность"

или "художественность" — и в ответ у читателя возникает до-

верие к человеку, который эту роскошь простоты в силах себе

позволить» 8.

1


2


3

ПРИМЕЧАНИЯ


Седых А.Я. Далекие — близкие. М., 1995. С. 29.

Куприна К.А. Куприн — мой отец. М., 1971. С. 117.

Куприн А.И. Собр. соч.: В 6 т. Т. 5. М., 1991—1997. С. 419. Далее

ссылки на это издание даются в тексте с указанием в скобках тома и

страницы.

4 Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж; Москва,

1996. С. 78.

5


6

Арсеньев Л. О Куприне // Грани. 1959. № 43. С. 127.

Цит. по: Михайлов О. Жизнь Куприна. «Настоящий худож-

ник — громадный талант». М., 2001. С. 369.

7


8

См.: Куприна К.А. Указ. соч. С. 155—157.

Адамович Г. Одиночество и свобода. М., 1996. С. 89.

- 70-




И .С. Шмелев


Иван Сергеевич Шмелев (1873—1950) занимает особое ме-

сто в ряду классиков русской литературы XX века. В его творче-

стве, пожалуй, впервые эпически, масштабно, глубоко, реа-

листически достоверно запечатлен православно-религиозный

опыт народа, «изнутри» раскрыто его воцерковленное бытие.

Собственно психология верования, трудный, порой исполнен-

ный драматизма путь человека к единению с Богом, мучитель-

ное состояние духовной брани, молитвенное служение Богу —

все это отражено писателем с документальной точностью и

психологической достоверностью. Подобного преднамеренно ем-

кого и концентрированного воссоздания воцерковленной лич-

ности мы не найдем даже в русской классике XIX века, в том

числе в произведениях самых последовательно православных

художников слова — Достоевского и Лескова.

Иван Сергеевич Шмелев родился 21 сентября (3 октября)

1873 года в Замоскворечье в семье купца, бравшего подряды на

строительные работы.

На формирование личности будущего писателя оказала

влияние прежде всего семья, отличавшаяся глубокой право-

славной верой. «В доме я не видал книг, кроме Евангелия», —

вспоминал Шмелев 1. Патриархально настроенными, глубоко

верующими были и слуги, преданные своим хозяевам.

Важнейшим источником постижения бытия стал для

мальчика Вани наряду с домом и отцовский двор с его мно-

жеством мастеровых людей, воспринятый будущим писате-

лем как первая прочитанная книга — книга «живого, бойкого

и красочного слова», как «первая школа жизни — самая важ-

ная и мудрая» (I, 14—15).

Рано пробудившемуся в ребенке «чувству народности, рус-

скости, родного» способствовала отечественная литература,


- 71-




прежде всего Пушкин, Достоевский и Л. Толстой, имена кото-

рых автор «Лета Господня» считал самыми значительными в

классике XIX века.

Писать Шмелев начал рано, еще будучи гимназистом.

Первая его книга «На скалах Валаама» (1897), повествующая о

свадебном путешествии в знаменитый Валаамский монастырь,

вышла в урезанном виде и читательского успеха не имела.

Самым значительным произведением дооктябрьского пе-

риода стала повесть «Человек из ресторана» (1911), принесшая

•мелеву всероссийскую известность. Восприняв традиции Го-

голя и Достоевского, писатель запечатлел в ней психологию

так называемого «маленького человека». Повествование ведется

от имени главного героя — старого официанта Скороходова,

обладающего живой душой и отзывчивым сердцем, обостренно

воспринимающего уродства современного ему общества. Лакей

по профессии, он оказывается благороднее, честнее, совестли-

вее многих ресторанных посетителей, людей неодухотворенных,

приверженных «растительному» существованию. В самом назва-

нии произведения содержится указание на подлинного героя

повести — это Яков Софронович Скороходов, не приемлющий

лицемерия и фальши, безнравственных поступков, ставящий

выше всего в жизни «сияние правды», Промысел Божий. Показ

действительности в ее противоречиях, наличие значительных

социальных обобщений, высокий уровень художественного изоб-

ражения выдвинули автора «Человека из ресторана» в ряд круп-

нейших прозаиков-реалистов начала XX века.

Февральскую революцию 1917 года Шмелев встретил во-

сторженно, однако вскоре наступило «отрезвление». Что же

касается Октябрьского переворота, то его художник слова ре-

шительно не принял и осудил, хотя эмиграция в планы писа-

теля не входила. Переехавший в 1918 году в Крым, Шмелев,

невзирая на голод и лишения, намеревался надолго обосно-

ваться в Алуште. Все изменилось с трагической смертью сына,

25-летнего белогвардейского офицера, арестованного чекиста-

ми прямо в больнице и без суда и следствия расстрелянного.

В ноябре 1922 года Шмелев с женой покидают Россию, уезжа-

ют в Берлин, а с января 1923 года обосновываются в Париже.

В том же году писатель, живой свидетель крымской траге-

дии — казней десятков тысяч солдат и офицеров Доброволь-

- 72-




ческой армии — по свежим следам событий на документаль-

ном материале создает свой Апокалипсис — эпопею