Geum.ru

Мемуарно-биографическое творчество в. Ф. Ходасевича (концепция личности русских писателей-модернистов рубежа XIX-XX веков)

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Вторая глава
Третья глава
Подобный материал:
1   2   3   4
«Феномен детства как синтез биографических и творческих дискурсов А. Белого и В. Ф. Ходасевича» рассматривается детство А. Белого как экзистенциальный феномен, раскрывающий специфику эмпатической методики В. Ф. Ходасевича.

Общность биографического и творческого пространств А. Белого и В. Ф. Ходасевича и их поколения восходит к детству. Знаковым является повторяющееся у А. Белого и В. Ф. Ходасевича упоминание о раннем пробуждении творческого потенциала личности. Особую роль в формировании взглядов В. Ф. Ходасевича играли оценки родительского влияния на личность писателя-символиста. Примечательно, что в характеристиках, данных Ходасевичем родителям Белого, звучат подчас личные ноты.

В. Ф. Ходасевич проводит анализ детских и взрослых фобий А. Белого, которые являются импульсом к творчеству. Но вместе с тем для В. Ф. Ходасевича важен и опыт преодоления страхов. Выводом В. Ф. Ходасевича становится позитивное понимание детства. Образ невинного ребенка, исчезновение которого отчетливо ощущал В. Ф. Ходасевич в современной ему литературе, при обращении к детству А. Белого обретает четкие очертания. Именно из детства, считал В. Ф. Ходасевич, возникает то символистическое мировоззрение, в основе которого лежит преодоление «плоскости быта» и многомерность сакрального отношения к реальности.

Ощущение сиротства как метафизической заброшенности в мир, принятие общей судьбы поколения «вывихнутого времени», преодоление страхов и одновременно их культивирование как импульса к творчеству, предупреждение об опасности «исчезновения детства» под давлением жизненных коллизий, изображение атмосферы и условий рождения, – все это является параметрами построения концепции личности А. Белого в мемуарно-биографическом творчестве В. Ф. Ходасевича.

В параграфе третьем «Экзистенциально-биографический параллелизм биографа и его героя в ходасевичевской концепции личности А. Белого» рассматриваются дальнейшие этапы взаимоотношений В. Ф. Ходасевича и А. Белого. Построение концепции личности А. Белого перерастает для В. Ф. Ходасевича в развернутый жизнетворческий проект.

Тесно переплетенный клубок «судьбоносных нитей», позволивший А. Белому и В. Ф. Ходасевичу почувствовать общность мировоззренческих установок, стал основанием для выстраивания отношений между ними. Вариантов экзистенциально-биографического параллелизма обнаруживается немало: в общий конгломерат соединились литературная деятельность, вынесение и воплощение жизнетворческих идеалов в сферу быта, аспекты личной жизни. Из мировоззренческой близости вырастала поэтическая перекличка между В. Ф. Ходасевичем и А. Белым.

В. Ф. Ходасевич стремился рассмотреть совокупность переломных моментов биографии А. Белого как художественное произведение, созданное в канонах символизма. Литературная личность А. Белого для В. Ф. Ходасевича, с одной стороны, предстает как ступень к идеальному воплощению писателя-символиста. Но с другой стороны, А. Белый, как никто из символистов, максимально близок В. Ф. Ходасевичу своими страданиями и откровениями. В концептуальном видении В. Ф. Ходасевича отчетливо прослеживается методика слияния позиций биографа и биографируемого, что представляет уникальную страницу в отечественной биографике.

В параграфе четвертом «Понимание символизма А. Белым в интерпретации В. Ф. Ходасевича» отмечается, что для В. Ф. Ходасевича было важно стремление А. Белого обрести свое подлинное имя в сложнейшем симбиозе понятийных определений символизма. В обретении этого имени, в своеобразном эстетическом «крещении» В. Ф. Ходасевич принимал непосредственное и живейшее участие.

По мнению В. Ф. Ходасевича, А. Белый проходит путь от «синтетизма» к «символизму», и в этом заключается глубинное содержание «флористической» метафоры «путь зерна». Динамическое развитие, прорастание из реальности, символистическое возвышение над реальностью – доминанты концепции личности А. Белого, по В. Ф. Ходасевичу.

Личностный аспект символизма для В. Ф. Ходасевича очевиден, символ привлекателен не сам по себе, а в связи с той ролью, с тем влиянием, которое он оказывает на личность. Вместе с тем В. Ф. Ходасевич, рассматривая личность А. Белого, вносит ряд существенных уточнений, позволяющих увидеть практические результаты «символизма как миропонимания». Практический смысл символического восприятия, по В. Ф. Ходасевичу, – в изменении жизнеустройства, в совершенствовании жизненных ценностей, в разворачивании новой парадигмы ценностей.

Взаимоотношения личности писателя-символиста и истории входят в контекст концептуальных построений В. Ф. Ходасевича. В понимании личности А. Белого для В. Ф. Ходасевича важным было признание принципиальной необходимости преодоления, а то и разрывания границ политизированной истории, прорастания сквозь них, расширение формата только «бытовой» истории. В преодолении ограниченности «только» мистического и «только» конкретного – залог успешной реализации потенциала творческой личности. Настоящая история для поэта, по В. Ф. Ходасевичу, начинается с момента погружения в «поэтический труд»: «миг сравнения и ответственности, миг «молитвы», общения с Богом»7. Из этих молитвенных «мигов», а не из мелькания фактов в газетных передовицах складывается
а-хронологичность подлинной поэзии, своеобразная историческая «безответственность» поэта.

Значимость А. Белого как ярчайшего представителя символизма, по В. Ф. Ходасевичу, в том, что он задает метафизическую тональность символистическому алгоритму преображения истории. Биография и личность А. Белого становятся весомым аргументом в интерпретации В. Ф. Ходасевича за переосмысление характера и степени исторической ответственности творческой личности: поэт не отвечает перед историей, он – ее спасает, или, по крайней мере, предлагает свои варианты спасения.

Задачей жизнетворчества, считал В. Ф. Ходасевич, обращаясь к личности А. Белого, является отыскание подлинного имени реальности; не политические, экономические и т. п. проекты, а называние эпохи «своим» именем, придание деталям исторического процесса метафизического масштаба. И личность А. Белого предстает в концептуальном изображении В. Ф. Ходасевича как действенный пример того, как может творческая личность явить миру исторический урок символического жизнеустройства.

Вторая глава диссертации «Концепция личности В. Я. Брюсова как реализация имитационно-игровых стратегий русского модернизма в мемуарно-биографическом творчестве В. Ф. Ходасевича» посвящена проблеме развития и маркировки негативных тенденций в личности писателя-символиста.

В параграфе первом «Жизнетворческие стратегии В. Я. Брюсова в освещении В. Ф. Ходасевича» подчеркивается, что в современном брюсоведении возрастает значимость мемуарно-биографических произведений В. Ф. Ходасевича.

В. Ф. Ходасевич, анализируя личность В. Я. Брюсова, идет на смелый и оригинальный шаг: создание новой нравственно-идеологической парадигмы в условиях эмиграции. Осознание именно такого глобального формата поставленной задачи отчетливо прослеживается в его размышлениях об особой миссии русской эмиграции как «ковчеге памяти». А потому обращение к значению эмигрантской литературы требовало большей рельефности. Указать через призму личности В. Я. Брюсова на то, чем не должна стать эмиграция, отметить негативные тенденции, ведущие к исчезновению подлинного творческого этоса, – вот основания для В. Ф. Ходасевича в создании концепции личности В. Я. Брюсова.

Во взглядах В. Ф. Ходасевича на личность В. Я. Брюсова прослеживается своеобразная позиция, концептуально отличающаяся от его оценок личности А. Белого. Если в концепции личности А. Белого преобладали эмпатические тенденции, то в случае с В. Я. Брюсовым В. Ф. Ходасевич демонстрирует иной методологический подход: изображение личности с максимально удаленной позиции.

В. Ф. Ходасевич не претендует на всю полноту воспроизведения биографии В. Я. Брюсова – «о самых ужасных вещах я не рассказал». Желание увидеть в мемуарах В. Ф. Ходасевича исключительно стремление «очернить», «исказить», «опорочить» и тем более «установку на сенсационность» не может быть принято с точки зрения профессионального подхода. Кроме того, негативные оценки В. Ф. Ходасевичем личности и творчества В. Я. Брюсова скорее «работают» на расширение масштаба личности поэта. Само обращение к фигуре В. Я. Брюсова – свидетельство его незаурядности для В. Ф. Ходасевича, ведь только художники, в произведениях которых «не время отразилось, а сами они создали это время»8, заслуживают иметь, пусть и негативную, но «биографию». Вместе с тем В. Ф. Ходасевич осознавал свою работу над биографией В. Я. Брюсова как исполнение долга, без которого образ В. Я. Брюсова предстает незавершенным.

Теория «литературной личности» как концептуальная доминанта мемуарно-биографического творчества В. Ф. Ходасевича проявляет свою полную релевантность в его концепции личности В. Я. Брюсова. Сознательная нацеленность В. Я. Брюсова на игровые стратегии раздвоения личности, по мнению В. Ф. Ходасевича, вела к усилению имитационных аспектов в мировоззрении и творчестве «вождя» символизма. По В. Ф. Ходасевичу, «обманчивость», «неверность» В. Я. Брюсова суть те негативные параметры «иллюзорной» личности в его жизнетворческом тексте. Отсюда и вся суровость приговоров в адрес В. Я. Брюсова со стороны В. Ф. Ходасевича.

Именно стремление раскрыть «реальное сознание поэтической личности Брюсова в соответствии с историческими закономерностями его эпохи»9 (Д. Е. Максимов) и становится главным импульсом в формировании В. Ф. Ходасевичем концепции личности В. Я. Брюсова. В. Ф. Ходасевич выделял в качестве ведущего личностного стиля В Я. Брюсова стремление к мимесису, или к стилевому парафразированию.

В. Я. Брюсов, по В. Ф. Ходасевичу, являет собой имитацию подлинного поэта-символиста. Фигура В.Я. Брюсова превращается в символ, который ни на что не «кивает». Она предваряет пустотность грядущего постмодернизма, наступление которого прозорливо предвидел В. Ф. Ходасевич и негативными оценками личности В. Я. Брюсова сигнализировал о приближающейся опасности. В. Ф. Ходасевич дал развернутую аналитику биографии на примере В. Я. Брюсова как симулякра еще до теоретических исследований «иллюзорной» симулякр-культуры в постмодернистской гуманитаристике

В основании ходасевичевской концепции личности В. Я. Брюсова лежит представление о его желании ощущать себя «иллюзией» в массовом восприятии. Осуждающие тенденции в биографике В. Ф. Ходасевича получили выражение в выявлении такой черты личности В. Я. Брюсова, как имитационность.

«Иллюзорность» как личностная доминанта В. Я. Брюсова, в том числе в его личной жизни, отчетливо прослеживается на примере его взаимоотношений с Н. Петровской, к личности и судьбе которой неоднократно обращался В. Ф. Ходасевич. Неслучайно в современном литературоведении она отнесена к чрезвычайно редкому «типу» писателей, после которых, «если что и остается в литературе, так это именно биография»10. Роль В. Я. Брюсова в жизни Н. Петровской позволяет В. Ф. Ходасевичу определить жизнетворческую установку Брюсова как деструктивно маркированную в своей «иллюзорности».

В ходасевичевской аналитике творческой биографии В. Я. Брюсова можно обнаружить несколько уровней. Первый – имитация формы, ее предельная пластичность. Второй – количественное увеличение «иллюзорного образа», в основе которого лежит представление о поэзии как о «производственном процессе». В максимальной степени стратегия жизнетворческого поведения В. Я. Брюсова обнаруживалась В. Ф. Ходасевичем на третьем уровне – в создании «иллюзорной» реальности.

Рассмотрение этой реальности, возникающей как продукт жизнетворческой деятельности В. Я. Брюсова, важное подтверждение методологической специфики биографики В. Ф. Ходасевича. Он не придерживается чисто информативной позиции в презентациях биографий своих героев: он эмоционален и риторичен.

В параграфе втором «В. Я. Брюсов как организатор русского символизма в интерпретации В. Ф. Ходасевича» рассматривается особый функционал символистической мемуаристики В. Ф. Ходасевича, выступающей уже не только как фиксация исключительно событий прошлого, но как реальный механизм формирования жизнетворческой личности, существующей «здесь и сейчас».

Важно отметить знаковую закономерность, оказавшую свое влияние на формирование личности русского писателя-символиста «рубежа веков»: именно с расцветом символизма как творческого метода в первой трети ХХ века в русской литературе возникает «вспышка припоминаний», настоящий «взрыв» (Ю. М. Лотман) мемуарной литературы. И В. Ф. Ходасевич созданием целого направления по-особому звучащей символистической мемуаристики стремился дать новое осмысление культурной памяти.

Мемуары могли использоваться как средство отмщения или оправдания. Например, мемуары А. Белого, где он «окарикатурировал» (В. Ф. Ходасевич) близких ему людей. Или, как в случае с В. Я. Брюсовым, в качестве механизма, обеспечивающего создание новых рецепций собственной личности. Или, как у В. Ф. Ходасевича, становились средством уточнения или переосмысления своей личной жизнетворческой позиции.

Из своеобразного синтеза мемуаристики и автобиографии рождается специфика концептуальных взглядов В. Ф. Ходасевича на личность В. Я. Брюсова как организатора символистического направления в литературе. В. Ф. Ходасевич создает оригинальный жанр в отечественной мемуаристике, который можно обозначить как «damnatio memoriae» (проклятие памяти). При всем понимании значимости роли организаторского таланта В. Я. Брюсова мемуарист реконструирует его аксиологическую систему как тупиковую для литературного процесса и жизнетворческих стратегий русского модернизма.

Сакральные мотивы в негативных оценках личности В. Я. Брюсова позволяют В. Ф. Ходасевичу не впасть в мелочность «лягания» (М. И. Цветаева) умершего, а выводят его негативные рецепции на символистический уровень. Придают его мемуарам не столько формат приговора, действующего в ограниченных рамках современности, сколько метафизический размах разговора о том, какой этой Литературе не следует быть, а главное каким не должен быть подлинный художник-символист. Особый функционал мемуаристики, создаваемой В. Ф. Ходасевичем, дает ему возможность акцентировать внимание на разрушительных аспектах, которые несет в себе «иллюзорная» модель поведения В. Я. Брюсова.

Социальное звучание мемуаристики В. Ф. Ходасевича, особенно в рамках разговора об организаторском таланте В. Я. Брюсове, несомненно, но эта социальность носит специфический характер. Так, «враждебность» В. Ф. Ходасевича к В. Я. Брюсову вытекает не столько из социально-политических разногласий, сколько из разного представления о том, что скрыто за границами видимого социального. Потому мемуарная позиция В. Ф. Ходасевича столь негативна по отношению к эстетико-этической позиции и организаторскому алгоритму В. Я. Брюсова: это не личная неприязнь, это разные мировоззренческие парадигмы.

Неприемлемой для В. Ф. Ходасевича является танатологическая позиция В. Я. Брюсова, когда смерть воспринималась как импульс к поэтическому творчеству. В. Ф. Ходасевич детально прослеживает процесс превращения смерти в жизнетворческой стратегии В. Я. Брюсова из интимного, камерного события в публичное, площадно-сценическое действо. Для В. Я. Брюсова, как считал В. Ф. Ходасевич, характерны диктаторские наклонности, презрение к чужой личности; индивидуальность в его глазах не имела ценности. Для В. Ф. Ходасевича смерть – важнейший повод к сохранению памяти об умершем. Он стремится выстроить своеобразную литературно-мемуарную «преемственность памяти», продолжая традиции русской некрологической литературы. В. Я. Брюсов же, по мнению В. Ф. Ходасевича, включал смерть в контекст своего жизнетворческого симулякра. Некрологическая тематика многих стихотворений, танатологические опыты по укоренению суицидных установок в общественном сознании, собственный саморазрушительный стиль жизни, – все это, по В. Ф. Ходасевичу, элементы жизнетворческой стратегии В. Я. Брюсова.

Танатология В. Я. Брюсова тесно увязывается В. Ф. Ходасевичем с проблемой взаимоотношений власти и поэта. Власть, предназначенная для разрушения, а не созидания, – вот что, по мнению В. Ф. Ходасевича, определяет диктаторские амбиции «вождя символизма». Биографика В. Ф. Ходасевича фокусируется на рассмотрении властных интенций В. Я. Брюсова на различных этапах его творческого и жизненного пути, выделяет в качестве ведущих личностных принципов поэта «антидемократичность» и императивность. Если принять за сверх-цель символизма «художественное воплощение Божественной целостности»11, то, по мнению В. Ф. Ходасевича, В. Я. Брюсов двигался в противоположном направлении, – в сторону дезинтеграции подобной «целостности» в целях борьбы за власть в литературных кругах. По В. Ф. Ходасевичу, принятие на себя лицедейской личины, а именно изобретение «революционной биографии»12 является конструктивным мотивом жизнетворческого текста В. Я. Брюсова.

Единственным приемлемым «форматом» взаимоотношений между художником и властными структурами, по В. Ф. Ходасевичу, могла быть только сакрализация этих отношений, придание им религиозного и глубоко символистического характера. Однако у В. Я. Брюсова подобная позиция подменяется «политическим лукавством»: в его личностной аксиологии преобладает деспотическое создание иерархии в литературном сообществе и вознесение самого себя на ее вершину.

В целом, «придворность», отсутствие даже намека на духовные корни теократических отношений поэта и власти, неискренность, симуляция верноподданнических и политически ангажированных чувств и т. п. составляют список черт личности, вызывающих негативные оценки в концептуальной позиции В. Ф. Ходасевича, и формируют семиотический код «иллюзорного идеала» писателя-модерниста, каковым предстает в изображении В. Ф. Ходасевича В. Я. Брюсов.

Третья глава диссертации «Религиозно-мифологическая жизнетворческая модель А. А. Блока в мемуарно-биографическом творчестве В. Ф. Ходасевича» посвящена рассмотрению параметров идеала творческой личности, олицетворением которой для В. Ф. Ходасевича являлся А. А. Блок.

Параграф первый «Идея «религиозности» в жизнетворческом тексте А. А. Блока в освещении В. Ф. Ходасевича» посвящен рассмотрению «религиозности» как конструктивного принципа концепции личности русского писателя-модерниста.

Анализируя данный аспект в концептуальных построениях В. Ф. Ходасевича, нельзя забывать о непростой духовной атмосфере Серебряного века. Ситуация осложнялась тем, что на рубеже веков художественная литература предложила себя в качестве сакрального эквивалента литературе духовной. Происходила некая имитация параметров, свойственных церковной книжности: у писателей и поэтов Серебряного века отчетливо проявляется стремление к имитации литургичности, молитвенности, исповедальности. Однако подобная мимикрия, естественно, не могла укрепить «охранную связь художественного образа с его идеальным подобием и «первообразом»13, скорее провоцировала все большее увеличение дистанции между ними. В. Ф. Ходасевич чутко ощущал разницу между «литературностью» и «молитвенностью». Симуляция, имитация, маскировка под религиозность – существеннейший изъян творческой личности, и этих недостатков, по мнению В. Ф. Ходасевича, был лишен А. А. Блок.

Преодоление разрывающего сознание в эпоху хаоса - доказывал на примере А. А. Блока В. Ф. Ходасевич - возможно только путем духовного «вынашивания плода». Значимость личности А. А. Блока состояла для В. Ф. Ходасевича в том, что тот явил образец преодоления опасных тенденций разрушения границ между «литературностью» и «молитвенностью», сумел уйти от соблазняющей «иллюзорности» вербально-художественной псевдо-сакрализации, а также от погружения в бездны демонизма и радикального мистицизма. Личность А. А. Блока становится аргументом в пользу особого значения религиозности как «реальных запросов человеческого духа», то есть «религиозности» в широком значении этого слова»14. А. А. Блок предстает у В. Ф. Ходасевича как идеальный художник, способный преобразить этот «безбожный мир», устанавливающий неразрывную связь между поэтом и народом, придающий метафизический масштаб проблемам религиозного и национального.

Особое место в концептуальных построениях В. Ф. Ходасевича занимает рассмотрение «вне-церковной» – именно «вне-», а не «анти-» – позиции А. А. Блока. Эту позицию В. Ф. Ходасевич обнаруживает в особых отношениях поэта и церковной культуры – стремление к свободе. «Само-стояние» веры, пример которого являет собой личность А. А. Блока по В. Ф. Ходасевичу, – важный параметр духовности, возводимой биографом в смыслообразующий принцип. Именно свободолюбие есть самое ценное в завещании, обращенном А. А. Блоком к современности. Свободная и духовная личность – важнейшие параметры, которые определяют концептуальный подход В. Ф. Ходасевича к идеалу художника-символиста, представленному в личности А. А. Блока.

В параграфе втором «Концепция личности А. А. Блока как идеальный вектор жизнетворческих стратегий русского модернизма в мемуарно-биографическом творчестве В. Ф. Ходасевича» представлены концептуальные взгляды В. Ф. Ходасевича на условия возникновения и развития образцовых ориентиров жизнетворческих стратегий символистов на примере концепции личности А. А. Блока.

Символизм для В. Ф. Ходасевича на всех этапах его творческого пути оставался той системой отсчета, с которой должны были соотноситься все иные литературные направления. Но в самом символизме жизнетворческий дискурс А. А. Блока для В. Ф. Ходасевича выполнял функцию эталона.

В концепции личности А. А. Блока раскрывается важнейшая особенность литературного портретирования В. Ф. Ходасевича: если в иных центральных фигурах русского символизма – в личностях А. Белого или В. Я. Брюсова – он стремится представить эмпатически проживаемые черты внутреннего мира или дает глубоко проницательные характеристики исторической эпохи, то личность А. А. Блока позволяет определить параметры целостного жизнетворческого идеала. Можно утверждать, что появление биографического очерка «Гумилев и Блок», структурно находящегося в центре сборника «Некрополь» (1939), знаменует логическое завершение процесса циклизации мемуарных зарисовок В. Ф. Ходасевича. А. А. Блок для В. Ф. Ходасевича не вмещается в формат «монофигурности»15.

Жизнетворческий дискурс А. А. Блока позволяет В. Ф. Ходасевичу обозначить очертания идеала писателя-модерниста. Проявляющаяся у А. А. Блока в каждом биографическом факте символистичность, основными ориентирами которой становятся синтез внешней realia и внутренней realiora – важнейший признак, позволяющий В. Ф. Ходасевичу определить жизнетворческую модель поэта как идеальный вектор русского модернизма. При этом концептуально значимой для В. Ф. Ходасевича является возможность достижения идеала.

Особенностью построения В. Ф. Ходасевичем концепции «идеальной творческой личности» становится детальная фиксация сложности структуры этой личности. В отличие от иных концептуальных воззрений Серебряного века на личность А. А. Блока, которых, в завершенной форме, было сформулировано относительно немного, В. Ф. Ходасевич стремился создать объемный литературный портрет поэта с учетом дихотомичных мотивов блоковского религиозно-мифологического жизнетоворческого текста.

Биограф открывает ведущие линии, из которых возникает сложный, но от того не менее целостный облик А. А. Блока, в частности, он рассматривает в личности поэта сложную взаимосвязь таких антагонистических категорий, как трагизм и счастье. Признание трагизма в качестве неотъемлемого условия смысла экзистенции и одновременно как проявление фатального катастрофизма, обнаружение в дихотомичной личности А. А. Блока единого мировоззрения, позволяют В. Ф. Ходасевичу выявить оригинальную личностную аксиологию А. А. Блока и вместе с тем предложить «рецепты» преодоления опасностей символистско-декадентского мировосприятия.

Далее рассматривается вопрос о воплощении В. Ф. Ходасевичем представлений о «нормативной личности» как форме практического воплощения идеала в жизнетворческом дискурсе А. А. Блока и способе преодоления негативных тенденций модернистского мироощущения. Символизация «в себе», символизация для символизации как раз и являлась проявлением того «яда» декадентства, который «бродил в крови» модернизма.

Потому для В. Ф. Ходасевича роль памяти максимально действенна, память предстает как способ позитивного преобразования реальности. В. Ф. Ходасевич сумел произвести процедуру синтетического декодирования целого комплекса кодов – соединить в единый концептуальный комплекс «систему мифологических (античный, библейский), литературных (руссоистский, сервантесовский, шекспировский, байронический и т. д.), философских (локковский) кодов»16. Перенося данный принцип на анализ религиозно-мифологической модели в жизнетворчестве А. А. Блока, В. Ф. Ходасевич обнаруживает в личности поэта способность к метафизическому синтезу, причем именно «сопряжение» многоликих явлений отличает, по В. Ф. Ходасевичу, А. А. Блока от А. Белого. Если для А. Белого задачей обретения цельности личности становился синтез многоликих «я» в индивидуальном сознании, то «синтезийность» Блока обретает миросотворяющий характер.

Прохождение А. А. Блока через «мир релятивной множественности», опасности которого отчетливо виделись В. Ф. Ходасевичем при анализе личности В. Я. Брюсова, вело, по мнению биографа, к «истинной глубине» и целостности: где «стереоскопичность зрелища и созерцания, многоплановость, выпуклость» создают «тот проницательный реализм, без которого не может быть истинного художества»17..

«Синтезийность» личности А. А. Блока дает основания В. Ф. Ходасевичу для размышления о специфике религиозно-философского, социально-культурного и реально-биографического контекста мифопоэтического опыта русских писателей-модернистов. Разделение смыслов на «прямой» и «символический» актуализирует тему «мифопоэтической личности». Уравнивание в правах мифа и поэзии, точнее, образование синтезирующей парадигмы, органично объединяющей эти концепты, есть, по В. Ф. Ходасевичу, одна из генеральных линий развития русской литературы, начиная с А. С. Пушкина. «Поэзис» и «праксис» выливались в «судьбу»,– в этой «попытке слить воедино жизнь и творчество» для В. Ф. Ходасевича состояла «вечная правда символизма», которой самоотверженно следовал А. А. Блок.

При этом В. Ф. Ходасевич реализует мифопоэтические интенции А. А. Блока в собственном мемуарном творчестве. Его «Некрополь» можно рассматривать как результат художественного мифотворчества, как творческий вариант некро-мифа. В. Ф. Ходасевич создает новый мемуарно-биографический, «мобильный» (В. В. Полонский) жанр – «некропологический», включающий в свою архитектонику и зеркально-циклическое жизнеописание, берущее начало с сопоставительных жизнеописаний Плутарха, и моно-биографику.

В. Ф. Ходасевич, создавая новый биографический жанр, идет по пути «нео-мифологизации», то есть делает прозрачными устоявшиеся каноны некролого-биографического очерка и осуществляет синтезирующее взаимодействие с иными мифоструктурами, тем самым структурализируя феномен смерти, придавая ему уже не маскарадно-карнавальное осмысление, как это было в случае с В. Я. Брюсовым, а подлинно трагический и глубоко символический смысл.

Ощущение своей символистической призванности составляет одну из важнейших стратегий в жизнетворческой модели А. А. Блока по В. Ф. Ходасевичу. Эту категорию биограф обнаружил через акцентировку языковых особенностей эпохи Серебряного века. Сложность языковой личности А. А. Блока – причина отсутствия глубоких мемуарно-биографических фиксаций близких ему людей и, одновременно, причина возрастающей значимости концептуальных положений В. Ф. Ходасевича.

Включенность страдания в жизнетворческую стратегию «истинного» художника-символиста – центральный мотив мемуарно-биографической концепции В. Ф. Ходасевича. Через страдание художник-символист перестает быть «вещью-в-себе» и начинает слышать «музыку» мира (А. А. Блок). Включенность страдания в судьбу писателя-символиста, убежден В. Ф. Ходасевич, есть та «роковая печать», без которой он – не талант. По мысли В. Ф. Ходасевича, его собственная жизнетворческая концепция может быть объединена с концепциями А. А. Блока и А. Белого по признаку общего понимания страдания как «сораспятия в духе». Истоки «возвышающего», «объединяющего», «примиряющего», «спасающего» страдания В. Ф. Ходасевич обнаруживал в мощной традиции русской классической литературы, преемником которой, по его мнению, являлся символизм.

В. Ф. Ходасевич считал, что А. А. Блок всей своей жизнетворческой стратегией возвращает в мир эпический трагизм. Если индивидуализм А. Белого – путь к усечению эпичности через акцентирование индивидуальности, если «иллюзорное» жизнетворчество В. Я. Брюсова псевдо-эпично, то личность А. А. Блока предстает для В. Ф. Ходасевича как реальное воплощение нового эпического героя.

Вместе с тем В. Ф. Ходасевич обнаруживал в жизнетворческой модели А. А. Блока ироничность. По мнению В. Ф. Ходасевича, сочетание этой категории с трагичностью придавало личности и творчеству А. А. Блока архетипический масштаб «последнего поэта».

Важной особенностью ходасевичевской концепции личности А. А. Блока является тенденция к транспонированию экзистенциального опыта писателя-модерниста в социальную плоскость. В то время как в большинстве концепций предлагалось обособленное видение «Блока-поэта» или «Блока-человека», основанное на мнимой невозможности вписывания дихотомичной личности А. А. Блока в монофигурный формат, В. Ф. Ходасевич рассматривает личность поэта в контексте его социальных связей. Так, биограф акцентирует роль семейного начала в формировании и становлении жизнетворческой модели русского писателя-модерниста.

В