Публицистика к. Ф. Рылеева в историко-политическом контексте 1820-х гг

Вид материала

Автореферат

Содержание Официальные оппоненты Ведущая организация Общая характеристика работы Основное содержание работы Глава I. Публицистика К.Ф. Рылеева: источники и литература вопроса. Первый этап Второй этап Третий этап Глава III. Публицистика К.Ф. Рылеева 1820 – 1-й половины 1824 гг. Петр Ракитин, П. Ракитин Петр Ракитин Основные положения диссертации Публикации в журналах, входящих в «Перечень российских рецензируемых научных журналов…»

Подобный материал:

• Журналистская деятельность н. А. Полевого в историко-литературном контексте 1820-х, 466.29kb.
• Русская публицистика конца 50-х начала 60-х гг. XIX в об общественно-политическом, 446.43kb.
• Сигитов Сергей Михайлович Творчество Габриеля Форе в историко-культурном контексте, 596.86kb.
• Программа курса "теория публицистики и литературно-художественной критики", 169.51kb.
• Пушкин Александр Сергеевич, 88.13kb.
• -, 535.8kb.
• Правители государств южных славян (историко-генеалогичекий очерк), 375.28kb.
• Н. С. Политический имиджмейкинг, 671.2kb.
• Тезисы доклада «Франция политическая», 108.56kb.
• Наша работа посвящена вопросу о жанровом своеобразии тютчевской ли­рики, который является, 530.38kb.

На правах рукописи


ГОТОВЦЕВА АНАСТАСИЯ ГЕННАДЬЕВНА


ПУБЛИЦИСТИКА К.Ф. РЫЛЕЕВА В ИСТОРИКО-ПОЛИТИЧЕСКОМ КОНТЕКСТЕ 1820-х гг.


Специальность 10.01.10 – Журналистика


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук


Москва 2011

Работа выполнена на кафедре литературной критики ГОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет»


Научный консультант

доктор исторических наук, профессор Оксана Ивановна Киянская


Официальные оппоненты:


Доктор филологических наук, доцент Дмитрий Павлович Ивинский

Доктор филологических наук, профессор Рита Соломоновна Спивак

Доктор исторических наук Владимир Анатольевич Шкерин


Ведущая организация

ГОУ ВПО «Московский педагогический государственный университет»


Защита состоится 28 апреля 2011 г. в 17 часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.12 при ГОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет» по адресу: Москва, 125993, ГСП-3, Миусская пл., 6.


С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета


Автореферат разослан марта 2011 г.


Ученый секретарь совета

доктор филологических наук Л.Ф. Кацис

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная работа посвящена исследованию публицистики К.Ф. Рылеева: его гражданской лирики, дум, поэмы «Войнаровский» и неоконченной поэмы «Наливайко».

При описании и анализе рылеевской публицистики используются давно предложенные наукой дефиниции. Так, еще в «Энциклопедическом словаре Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона» указывалось, что публицистика есть «обсуждение в печати насущных вопросов общественно-политической жизни»¹. Как «область литературы, которая занимается политическими, общественными вопросами с целью проводить определенные взгляды в широких кругах читателей, создавать, формировать общественное мнение, возбуждать определенные политические кампании», трактует публицистику «Литературная энциклопедия» 1925 г.² Наиболее развернутое определение дает В.В. Ученова, весьма авторитетный специалист, автор работ по теории и истории публицистики. Характеризуя публицистическую деятельность, она отмечает: «В публицистической деятельности мы видим вариант политической деятельности, в публицистическом тексте – вид текста, служащего целям политического управления обществом». Соответственно, «явление, именуемое публицистикой, может быть определено как совокупность актуальных популярных политических текстов, предназначенных для массового распространения и воздействия на текущие политические процессы»³.

По традиции, сложившейся к началу XIX в., публицистикой в России считали, прежде всего, социально-философские трактаты. Соответственно, «публицистами» именовали авторов таких работ. Например, сам Рылеев показывал на следствии, что «свободномыслие» «постепенно возрастало» в нем «от чтения разных современных публицистов, каковы Биньон, Бенжамен Констан и другие»⁴.

В России начала XIX в. подобных «публицистов» не было. Однако публицистика, конечно, существовала и имела свою ярко выраженную специфику. Специфику эту первым отметил А.И. Герцен, утверждавший: «У народа, лишенного общественной свободы, литература – единственная трибуна, с высоты которой он может услышать крик своего возмущения и своей совести»⁵. Журналистика как отдельная область профессиональной деятельности литератора тогда только формировалась, а обсуждение актуальных политических проблем на страницах периодической печати было невозможно в силу цензурных ограничений. Поэтому художественная литература приняла на себя некоторые функции журналистики, выражала общественное мнение, откликалась на злободневные вопросы современности. Таким образом, можно говорить о журналистской и публицистической направленности большинства произведений отечественной литературы XVIII – 1-й половины XIX в., так или иначе связанных с актуальной гражданской проблематикой. Эти произведения как раз и служили «целям политического управления обществом».

Публицистическая компонента творчества Рылеева давно отмечена исследователями. В год столетия со дня рождения поэта (1895) в приложении к газете «Новое время» была опубликована анонимная статья с характерным заглавием «К.Ф. Рылеев, поэт-публицист». Автор статьи утверждал, что рылеевское наследие следует «судить только со стороны намерения поэта-публициста, который видел в своем творчестве не цель, а только средство»⁶.

О тех же свойствах поэзии Рылеева писали и другие авторы. Четкую оценку ее публицистической направленности дал в 1860 г. Н.П. Огарев. В предисловии к лондонскому изданию дум Огарев констатировал: «Рылеев был поэтом общественной жизни своего времени»⁷. Отечественными исследователями неоднократно отмечалось, что поэзия для Рылеева – «неотделимая часть реальной политики, ее выражение и орудие», «гражданское служение, работа общественного деятеля, в которой неважно, каким она почерком написана, но важны фактические последствия, проистекающие из нее»⁸. О том, что творчество Рылеева отражало политические процессы той эпохи и – вполне успешно – воздействовало на них, писали практически все исследователи. Эта проблема в литературе вопроса весьма масштабна, потому и анализу ее, и необходимым обобщениям отведена отдельная – первая – глава диссертации. В связи со спецификой источниковой базы источники тоже характеризуются в первой главе.

Однако до специального анализа источниковой базы и литературы вопроса следует отметить еще одну проблему. Большинство исследователей рассматривали в качестве политического контекста рылеевского творчества лишь контекст декабристский. В частности, А.Г. Цейтлин постоянно акцентировал: «Своим поэтическим творчеством 1823–1825 гг. Рылеев формировал идеологию решительной борьбы с самодержавием, открыто звал на восстание». Поэзия Рылеева, по мнению исследователя, «служила революционным целям декабристского движения <…> вдохновляла и пробуждала действия первых русских революционеров»⁹.

Такое понимание приводило порою к явным противоречиям. Например, уже в 1950-х гг. считалось общепризнанным, что Рылеев «представил в поэзии декабристское мировоззрение и умонастроение, дал воплощение основным темам декабризма, сопутствовал своими стихами декабристскому движению в промежуток между 1820 – 1825 гг. – самому существенному периоду в этом движении, воспроизвел в поэзии все повороты в истории декабристов за это время, постоянно служа прямой связью между идеологией декабризма и его политической практикой, между словами и делами его»¹⁰. Между тем, автор сатиры «К временщику» вступил в тайное общество только в 1823 г. Значит, маловероятно, что уже в 1820 г. он «сопутствовал» декабризму «своими стихами».

При «декабристском» прочтении поэзии Рылеева возникает еще один сложный вопрос, впервые поставленный современниками поэта. «Гражданская» тема в отечественной поэзии 1820-х гг. становится общим местом, занимает лидирующее положение на страницах журналов. Современников удивляло не само присутствие этой темы у Рылеева, а степень ее радикализма именно в подцензурных текстах. «Непостижимо, каким образом в то самое время, как строжайшая цензура внимательно привязывалась к словам ничего не значащим, как то: ангельская красота, рок и пр., пропускались статьи, подобные “Волынскому”, “Исповеди Наливайки”», – удивлялся на следствии друг Рылеева В.И. Штейнгейль¹¹. А другой подследственный, Д.И. Завалишин, не мог понять, «каким образом Рылеев давно не был потребован к допросу. – Сочинения его, а в особенности “Исповедь Наливайки” <…> не оставляла никакого сомнения насчет его мыслей и духа». Завалишин «недоумевал, каким образом они выходили в свет, и охотно поверил силе общества (тайного общества. – А.Г.), обширности связей и участию важных особ»¹².

Складывается впечатление, что и «важные особы», и правительственные цензоры всячески помогали заговорщику формировать «идеологию решительной борьбы с самодержавием», поддерживали открытые призывы к восстанию.

Рылеев в 1820-х гг. вовсе не был литературным маргиналом. Напротив того, он был «литературным генералом», столичной знаменитостью. Среди всех участников заговора 1820-х гг. он был, пожалуй, самой «публичной» личностью, известной всей образованной России. Уже в 1822 г. журналы объявили его одним из «лучших российских поэтов» – наряду с А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, Е.А. Баратынским и А.А. Дельвигом¹³. Ревнивые замечания о «знаменитом» Рылееве читаем в письмах Пушкина. Именно Рылееву Пушкин прочил место министра на российском Парнасе¹⁴. Если объяснять популярность Рылеева связью с «декабристской» направленностью его произведений, получится, что подготовка вооруженного восстания – ради свержения самодержавия – была одной из насущных задач литературы и журналистики 1820-х гг.

Целесообразно же выяснить, какими в действительности актуальными политическими проблемами было обусловлено появление рылеевских произведений, почему эти произведения оказались столь популярными, каким образом они служили целям «политического управления обществом».

Таким образом, научная новизна работы состоит в следующем:

• доказывается, что гражданская лирика Рылеева действительно была инструментом политического воздействия, но цели, которые поэт ставил перед собой, далеко не всегда были соотносимы с целями тайного общества;
  
• выявляется генезис политических представлений Рылеева, отразившийся в его публицистических произведениях;
  
• в научный оборот вводятся новые стихотворные произведения Рылеева, архивные документы, характеризующие его служебную и конспиративную деятельность, ряд воспоминаний о нем;
  
• впервые в исследовательской литературе описывается биографический контекст формирования Рылеева именно как публициста и деятеля отечественной журналистики. Вопрос о биографическом контексте рылеевского творчества ставился исследователями и ранее. Однако анализ этого контекста был призван лишь описать процесс «становления революционера»;
  
• впервые описывается роль семьи Рылеевых в историко-литературном процессе конца XVIII – начала XIX в., анализируются этапы формирования морально-этических взглядов поэта, его представлений о своем предназначении в жизни, выявляются истоки его интереса к финансовой деятельности. Интерес этот впоследствии помог Рылееву стать одним из организаторов коммерческой журналистики в России.
  

Актуальность исследования обусловлена, прежде всего, необходимостью по-новому понять феномен отечественной публицистики, пересмотреть сложившиеся в истории литературы концепции существования и развития публицистики начала XIX в. Уместно отказаться от сведения этих концепций к «филологическому декабристоведению»¹⁵, соотносящему большинство историко-литературных феноменов начала XIX в. с деятельностью тайных обществ. Традиционная в отечественной науке «декабристоцентричность» лишает исследователя возможности анализировать историко-политический и литературный контексты эпохи. Анализ же рылеевской публицистики в историко-политическом и литературном контекстах позволяет выявить необоснованность многих давно сложившихся стереотипов восприятия творчества «поэта-гражданина».

Методологическая база исследования. При написании данной работы использован, прежде всего, историко-филологический метод, подразумевающий соотнесение конкретного произведения с актуальными в периоды его создания и бытования контекстами – литературным и политическим¹⁶. В работе также использовался частный случай этого метода, описанный Р. Уортманом в монографии «Сценарии власти»¹⁷. Представляется весьма важным основополагающий тезис Уортмана, согласно которому русская литература XVIII – начала XIX в., как и другие виды искусства, использовалась для пропаганды «сценариев власти» – основных идей, положенных в основу царствования того или иного монарха.

При использовании уортмановской методологии учитывается, однако, что в 1-й четверти XIX в. не все «сценарии», на обслуживание которых была нацелена литература, исходили непосредственно от престола. Немаловажную роль в подготовке и реализации этих «сценариев» играли императорские фавориты, так называемые временщики. Их «сценарии» часто конкурировали между собой, а литература и журналистика отражали эту конкуренцию. Более того, именно литература и журналистика в данном случае являются важнейшим источником для уяснения «политического расклада» внутри императорского двора.

Предмет настоящего исследования – историко-политический, литературный и журналистский контекст 1820-х гг. Объектом исследования является творчество Рылеева-публициста.

Цель исследования – выявление характера связей публицистики Рылеева с политическими и литературными процессами 1820-х гг.

Для достижения этой цели решаются следующие задачи:

• охарактеризовать степень научной разработки заявленной темы;
  
• охарактеризовать степень достоверности соотносимых с заявленной темой источников;
  
• описать биографический контекст формирования личности Рылеева-публициста;
  
• проанализировать историко-политический и литературный контекст 1820-х гг.;
  
• проанализировать публицистические произведения Рылеева 1821 – первой половины 1824 гг., вписав их в указанный контекст;
  
• описать конспиративную деятельность Рылеева;
  
• проанализировать взаимосвязи конспиративной и публицистической деятельности Рылеева.
  

Хронологические рамки исследования – 1795–1826 гг., годы жизни Рылеева, – заданы биографическим, историко-политическим и литературным контекстами.

Теоретическая и практическая значимость работы. Работа представляет собой попытку концептуального переосмысления истории отечественной журналистики и публицистики начала XIX в., места Рылеева в историко-литературном процессе 1820-х гг. Материалы и выводы исследования могут быть использованы в научной и преподавательской деятельности, при написании книг и статей, подготовке курсов лекций, семинаров, учебных пособий по истории отечественной журналистики и публицистики, а также при подготовке научных биографий Рылеева и ряда его современников.

Апробация исследования. Положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры литературной критики Института массмедиа ГОУ ВПО «Российский государственный гуманитарный университет», излагались автором в докладах и сообщениях, представленных на научных конференциях: «Историческая память и общество. Эпохи, культуры, люди» (Саратов. 2007); «Российская империя в исторической ретроспективе» (Чернигов, 2008); «Проблемы текстологии и эдиционной практики» (Москва, 2008); «Случайность и непредсказуемость в языке, культуре и литературе» (Таллинн, 2010); «Уроки истории – уроки историка» (Санкт-Петербург, 2010). Положения диссертации легли в основу лекционных и семинарских занятий по курсам «История отечественной литературы XVIII в.», «История отечественной журналистики XVIII – 1-й трети XIX вв.», «История отечественной литературы 1-й трети XIX в.», были использованы при подготовке учебно-научного комплекса «История России. Декабристы» (Электрон. текстовые, граф., зв. дан. и прикладная прогр. – М.: Фонд «Новое образование», [2006]. – 1 электрон. опт. диск (CD-ROM) : зв., цв. ; 12 см. – Загл. с этикетки диска). По теме диссертации автором опубликована монография, вызвавшая положительные отклики ведущих средств массовой информации, а также серия статей и методических пособий общим объемом около 30 п.л., часть статей напечатана в рецензируемых ВАК научных изданиях.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы и приложений.


ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ


Во Введении определены актуальность и новизна темы исследования, предмет, объект и хронологические рамки работы, цель и задачи исследования.


Глава I. Публицистика К.Ф. Рылеева: источники и литература вопроса. В главе охарактеризованы источники, привлекавшиеся для написания данной работы, а также охарактеризована степень изученности темы.

§ 1 данной главы посвящен анализу источников. Источники данной работы можно условно разделить на три основные группы: 1) публицистические произведения Рылеева и его современников, напечатанные в периодике, вышедшие отдельными изданиями и распространявшиеся в списках; 2) официальные документы; 3) источники личного происхождения – мемуары и эпистолярий.

Первую – и самую важную – группу источников составляют публицистические произведения Рылеева и его современников. Большинство их них были опубликованы на страницах российских журналов 1-й четверти XIX в.: «Сына отечества», издававшегося Н.И. Гречем, «Соревнователя просвещения и благотворения» – печатного органа Вольного общества любителей российской словесности, «Литературных листков» Ф.В. Булгарина, «Невского зрителя» И.М. Сниткина и Г.П. Кругликова, «Отечественных записок» П.П. Свиньина, «Духа журналов» Г.М. Яценкова и др. К этой же группе относятся и произведения, опубликованные в альманахе «Полярная звезда», издававшемся Рылеевым и А.А. Бестужевым.

В начале XIX в. «лицо» журнала зачастую определялось тем покровителем, на которого ориентировался издатель или редактор. Политическая ситуация исследуемой эпохи определялась борьбой министра духовных дел и народного просвещения князя А.Н. Голицына с графом А.А. Аракчеевым, заведовавшим канцелярией Комитета министров и руководившим военными поселениями. Соответственно, журналы выбирали, на кого ориентироваться, кому противостоять, с кем сотрудничать. В публицистических произведениях, опубликованных на журнальных страницах, зачастую содержалась скрытая политическая полемика, во многом продиктованная борьбой влиятельнейших царедворцев.

Большинство анализируемых в работе журналов ориентировалось на Голицына: прославлением государственной и общественной деятельности министра занимались, в частности, «Невский зритель», «Литературные листки» и «Соревнователь просвещения и благотворения». Однако явно проаракчеевской выглядит, например, позиция «Отечественных записок».

Соответственно, произведения Рылеева, и, прежде всего, те из них, которые были опубликованы на страницах периодических изданий, рассматриваются в данной работе как факт актуальной журналистики и публицистики.

В диссертации отдельно не анализируется любовная лирика Рылеева, поскольку она не содержит публицистической компоненты. Отдельно не анализируется и сборник «Думы» (1825), поскольку описание его представляется темой отдельной работы. Для анализа отобраны лишь произведения, публицистическая компонента которых связана с деятельностью Голицына и собственной конспиративной деятельностью Рылеева. Анализируются и стихотворения, опубликованные в журнале «Невский зритель» под псевдонимами Петр Ракитин, П. Ракитин, Р-нъ, П. Р-нъ, так как в работе доказывается, что эти псевдонимы принадлежат Рылееву.

В группе официальных документов можно выделить несколько подгрупп.

Во-первых, это официально-государственные документы, исходящие непосредственно от императора и высших органов государственной власти России. Эти документы характеризуют эпоху 1820-х гг., и, в частности, литературу и журналистику с официально-государственной точки зрения. В первую очередь речь идет о Цензурном уставе, действовавшем с 1804 по 1826 гг.¹⁸ Большое значение имеют подзаконные акты, циркуляры министров просвещения, выпущенные «в разъяснение» Цензурного устава. Такие акты часто ужесточали цензурные требования, сформулированные в уставе¹⁹.

Принято считать, что Александровская эпоха – время расцвета общественной инициативы, время существования всякого рода общественных организаций. Естественно, что русская журналистика и публицистика самым тесным образом были с этими организациями связаны. Соответственно, вторая подгруппа источников, анализируемых в данной работе, – учредительные и уставные документы этих организаций²⁰. Документы, на основании которых функционировали организации, возглавлявшиеся А.Н. Голицыным, сравниваются в работе с уставными документами Вольного общества любителей российской словесности и Союза благоденствия²¹.

Еще одна подгруппа анализируемых в работе официальных документов соотносится с биографическим контекстом публицистики Рылеева, его служебной деятельностью²². В отдельную подгруппу можно выделить финансовые документы, характеризующие деятельность Рылеева – журналиста и издателя²³.

И последняя подгруппа официальных документов, привлекаемых к исследованию – документы следствия по делу «о злоумышленных обществах». Большинство следственных дел, хранящихся в ГАРФ, опубликованы в серии «Восстание декабристов». Одним из первых в этой серии было опубликовано следственное дело самого Рылеева²⁴. Однако некоторые следственные дела, использованные при написании диссертации, не опубликованы.

Третья группа – источники личного происхождения, мемуары и эпистолярий. Источники личного происхождения отражают преимущественно субъективные мнения их авторов, мемуары же, кроме того, отражают мнения авторов ретроспективно, соотносятся, прежде всего, с событиями времени их написания.

В этой группе тоже можно выделить две подгруппы. К первой относятся воспоминания участников заговора. Соответственно, деятельность Рылеева-заговорщика для авторов этих мемуаров намного важнее его деятельности литературной. Совершенно иной подход демонстрируется мемуарами, авторов которых с Рылеевым связывали родственные узы, служебные отношения, общие профессиональные интересы. Таковы мемуары Д.А. Кропотова, внука близкой подруги матери Рылеева, Н.И. Лобойко, Н.И. Греча²⁵. К такого же рода источникам можно отнести и биографическую записку о К.Ф. Рылееве неустановленного лица, хранящуюся в РГАЛИ²⁶. Записка эта впервые вводится в научный оборот и публикуется в приложении к диссертации. В приложении помещены и мемуары одного из сослуживцев Рылеева по конной артиллерии. Этот документ в 1950-е гг. был опубликован с многочисленными купюрами как «Воспоминания о Рылееве его сослуживца по полку А.И. Косовского». Однако в ходе исследования выяснено, что авторство Косовского нельзя считать доказанным, купюры же, оказавшиеся весьма существенными, устранены²⁷.

В диссертации исследуется также личная переписка самого Рылеева, его современников-литераторов, его родственников и знакомых.

В § 2 данной главы характеризуется литература вопроса. При ее характеристике не ставится задача обзора всей генеральной совокупности публикаций, так или иначе соотносимых с деятельностью Рылеева. Ориентироваться на критерий исчерпанности здесь нельзя, потому что даже простое аннотированное перечисление всех работ, в которых упоминается Рылеев, был бы сравнимо с объемом диссертации. Потому совокупность анализируемых публикаций формировалась по критерию репрезентативности для рассматриваемой темы. Выявляются лишь основные этапы изучения литературной деятельности Рылеева, характеризуются наиболее важные исследования, посвященные Рылееву-публицисту и литератору.

В истории изучения данной темы можно выделить три основные этапа:

Первый этап – 1850–1900-е гг. Со второй половины 1850-х гг. в Германии издаются произведения Рылеева²⁸. В 1860 г. в Лондоне вышло издание «Дум» с предисловием Н.П. Огарева. Можно сказать, что это была первая попытка критического осмысления жизни и творчества Рылеева, его роли в истории России и истории русской литературы. Огарев назвал Рылеева «поэтом общественной жизни своего времени» и отметил, что «его влияние на тогдашнюю литературу было огромно» ²⁹.

Во второй половине 1860-х гг. П.А. Ефремов и дочь К.Ф. Рылеева Анастасия Кондратьевна (в замужестве Пущина) начали готовить первое собрание его сочинений. Оно было напечатано в 1872 г.³⁰. Подготовка сопровождалась публикацией произведений Рылеева с комментариями в журнале «Русская старина». Учитывая специфику цензурных условий, П.А. Ефремов подчеркивал, что занят публикацией наследия Рылеева-литератора, а Рылеев-заговорщик является государственным преступником, и поэтому его деятельность на этом поприще не подлежит обсуждению и изучению.

Попытка осмысления и критического анализа литературной деятельности Рылеева именно в связи с его общественной деятельностью предпринята несколько позже – в первом собственно монографическом исследовании, подготовленном А.И. Сиротининым³¹. Аналогичным был и подход М.Н. Мазаева, составителя и автора предисловия к вышедшему в 1893 г. собранию сочинений Рылеева³². Оба исследователя рассуждали об утилитарности рылеевской поэзии, ее подчиненности нуждам политической деятельности. Политическая деятельность Рылеева уже не игнорировалась, она была признана связанной с поэзией, а поэзия – обусловленной этой деятельностью.

Дальнейшая эволюция исследовательских взглядов на творчество Рылеева происходит после событий 1905 г. Участники тайных политических обществ 1820-х гг. уже однозначно характеризуются как первые русские революционеры. В это время выходят два больших исследования о Рылееве – Н.А. Котляревского и В.И. Маслова³³. По установкам они весьма близки. Котляревский, как и Маслов, акцентировал, что Рылеев и его единомышленники «имели в жизни своей две святыни: гуманный идеал, проясненный политической мыслью, за которую они пострадали, и художественную мечту, которая радовала их в дни свободы и утешала в дни несчастья. В очерках, посвященных их памяти, должно быть уделено одинаковое внимание и политическим их мыслям, и поэтическим их грезам»³⁴. В той же парадигме высказывались Ю.И. Айхенвальд и В.И. Семевский³⁵.

Главным достижением досоветского периода изучения биографии и творчества Рылеева можно признать то, что удалось собрать и ввести в научный оборот большинство рылеевских произведений, переписку, сформировать основной корпус источников. Рылеев-поэт для досоветских историков – проповедник идеалов свободы, погибший за свои убеждения.

До возникновения советского государства вышли и две статьи В.И. Ленина «Памяти Герцена» и «Из прошлого рабочей печати в России», заложившие основы советской идеологической концепции «декабризма»³⁶. Однако работы эти во многом определили направление изучения творчества Рылеева уже в советскую эпоху.

Второй этап начался после падения Временного правительства в октябре 1917 года и продолжался до конца 1980-х гг. В соответствии с заданной Лениным парадигмой Рылеев рассматривался как поэт-революционер, представитель «первого этапа» революционного движения, и творчество его неизбежно оказывалось отражением специфики этого этапа. Дальше речь шла, прежде всего, об оттенках «революционности».

Эти представления легли в основу работ ученых «школы М.Н. Покровского». Для Покровского и его последователей участники тайных обществ 1820-х гг. – выразители, прежде всего, классовых интересов дворянства, тесно связанные с правящими кругами личными и имущественными отношениями, чуждые крестьянству и рабочим, и в силу этого ограниченные в своем революционном порыве. С этой точки зрения творчество Рылеева рассматривает А.Г. Цейтлин – в статье «Творческий путь Рылеева». Реакционная, по Цейтлину, форма рылеевской поэзии, сопрягаясь с революционным содержанием, обуславливает ее самобытность, но не снимает противоречий, характерных для «дворянской революционности»³⁷.

О соответствии формы рылеевской поэзии ее содержанию рассуждал В.А. Гофман. Тогда он считался представителем «формальной школы» в литературоведении. В 1929 г. Гофман опубликовал статью «Рылеев-поэт»³⁸. В отличие от Цейтлина, ему удалось избежать рассуждений в парадигме «дворянской революционности». Гофман акцентировал политическую злободневность поэзии Рылеева, соотнося с ней «литературность», т.е. писательскую технику.

Весьма важным в изучении творчества Рылеева стал 1934 г., когда вышли сразу два «полных собрания»: «Полное собрание сочинений», подготовленное  Цейтлиным, и «Полное собрание стихотворений» под редакцией Ю.Г. Оксмана³⁹. Концепция Покровского, объявляющая движение декабристов половинчатым, колеблющимся между монархией и цареубийством, в полной мере отразилась во вступительных статьях к этим собраниям. Основной очерк творчества Рылеева в «Полном собрании стихотворений», изданном Оксманом, написан Гофманом. Подобно Цейтлину и Оксману, Гофман рассматривал теперь творчество Рылеева, как и всю литературную ситуацию 1820-х гг., в «классовой» парадигме⁴⁰.

Едва ли не важнейшая тема статьи Гофмана – так называемая «декабристская литература», литература, созданная исключительно членами тайных обществ и только теми из них, кто не служил в военной службе. Такая литература, согласно Гофману, резко выбивается из общего литературного процесса: «Декабристская постановка вопроса о литературе, декабристская литературная практика оказалась резким противоречием в “ходе словесности”»⁴¹. Б.С. Мейлах, продолжая рассуждение Гофмана, несколько расширил круг литераторов-декабристов. К ним он причислил «группу романтиков, организационно не причастных к восстанию декабристов, но идейно связанных с деятельностью тайных обществ, так сказать “попутчиков” (как, например, П. Вяземский, Ф. Глинка, Н. Языков, А. Грибоедов, О. Сомов, П. Катенин)». Он также попытался определить признаки «декабристкой литературы»⁴².

В 1946 г., полемизируя с Гофманом и Мейлахом, Г.А. Гуковский значительно расширил границы «декабристской литературы». «Декабристским» было объявлено творчество не только участников тайных обществ и «попутчиков», но и всех прогрессивно настроенных литераторов. Гуковский придал «декабристской литературе» характер литературного направления со своими особенностями и разновидностями⁴³.

Параллельно исследователи изучали и Вольное общество любителей российской словесности, в котором состоял Рылеев и некоторые другие участники заговора. Общество это изучалось как место, в котором, собственно, и формировалась «декабристская литература». Предложенную Оксманом характеристику этого общества как организации, весьма близкой к тайным обществам, поддержал и Мейлах⁴⁴.

Эти идеи в полной мере развил В.Г. Базанов. Его стараниями Вольное общество превратилось в легальный филиал Союза благоденствия «по отрасли просвещения, изящной словесности и ученых упражнений»⁴⁵. Примечательна в этом отношении базановская монография «Очерки декабристкой литературы», вышедшая в 1953 г. Базанов до крайности расширил пределы «декабристкой литературы». Внутри нее Базанов выделил «рылеевский период» (1821 1825). Этот «новый и небывалый этап», по его мнению, характеризуется «окончательным соединением декабристкой литературы с революционным движением»⁴⁶.

В 1955 г. выходит двухтомный труд М.В. Нечкиной «Движение декабристов»⁴⁷, ставший фундаментом всего дальнейшего советского декабристоведения. «Вульгарный социологизм» Покровского был давно осужден. В исследованиях, посвященных «декабристской литературе», перестал быть актуальным вопрос о степени «буржуазности» членов тайных обществ. Революционность, признаваемая несомненной, анализируется на основе большого массива уже опубликованных к тому времени следственных дел участников тайных обществ. Описание генезиса идеологии Рылеева-заговорщика подразумевало, кроме того, и анализ его литературных произведений. Нечкина, идя в данном случае вслед за Гофманом, объявляет творчество Рылеева прямой политической агитацией⁴⁸.

В подобной парадигме написаны и некоторые другие работы о Рылееве. Через год после выхода монографии Нечкиной Базанов объявил его «одним из зачинателей и классиков русской революционной классической поэзии», который «полнее других представил в поэзии декабристское мировоззрение» и отразил «важнейшие моменты истории декабристского движения в его самый существенный период между 1820–1825 годами» ⁴⁹.

В конце 1960-х гг. формируется еще одна, так сказать, «либеральная» парадигма изучения тайных обществ 1820-х гг. и, в частности, творчества Рылеева. В статьях и монографиях авторов, писавших в рамках этой парадигмы, можно заметить возврат к мнениям Герцена и Огарева. Для «шестидесятников» участники тайных обществ – не выразители идеологии одного из этапов освободительного движения, а герои, пожертвовавшие собою ради торжества свободы и справедливости.

В 1971 г. выходит переиздание «Полного собрания стихотворений» в серии «Библиотека поэта», составленное В.Г. Базановым, А.В. Архиповой и А.Е. Ходоровым⁵⁰. В предисловии вновь появляется герценовко-огаревская тема мученичества⁵¹. Особо интересными представляются рассуждения о месте Рылеева в литературе. Сформулированная еще в 1930-е гг. и бытовавшая много лет концепция «декабристской литературы» как отдельного, не сводимого к другим течения, вдруг нивелируется. Оказалось, что Рылеев – вовсе не лидер некой группы революционеров от литературы, а поэт, включенный общелитературный контекст эпохи⁵².

Однако наиболее ярким выражением «либеральной» парадигма советского декабристоведения принято считать работы Ю.М. Лотмана и Н.Я. Эйдельмана⁵³. Оба акцентировали значимость не столько реальных антигосударственных действий членов тайных обществ, сколько их словесного протеста против самодержавной власти. Именно слово оказывалось главным делом участников антиправительственных организаций 1820-х гг. Соответственно, особое внимание уделялось творчеству включенных в заговор литераторов. Характеризуя жизнь и творчество Рылеева, Лотман утверждал: «Тема жертвенной гибели пронизывает поэзию Рылеева, но, что для нас в данном случае особенно важно, тема эта становится определяющей линией его жизненного поведения»⁵⁴. Подобным образом интерпретировал тему жертвы и Эйдельман: «Для Рылеева не было выбора — сознавая, что погибнет, он продолжал надеяться и верить, что другие продолжат его дело»⁵⁵.

В 1987 г., когда советская цензура уже не была так строга, как десятилетием ранее, С.А. Фомичев выпустил очередное собрание сочинений Рылеева⁵⁶. Творчество поэта осмысляется не как летопись этапов декабристского движения, но лишь в качестве отражения судьбы всего поколения 1820-х гг.

Тогда же – в 1987 г. – издана и книга А.В. Архиповой «Литературное дело декабристов». Автор анализирует все тот же феномен «декабристкой литературы», но подход к его изучению уже иной. По мнению исследовательницы, политическая деятельность для участников тайных обществ – «средство для достижения свободы слова, развития духовной жизни общества, в том числе и поэзии». Соответственно, поэзия декабристов – неотъемлемая часть общей литературной картины эпохи, она самоценна, она для декабристов не сводится к «средству в их политической борьбе»⁵⁷.

Третий этап изучения как истории тайных обществ в целом, так и биографии и творчества Рылеева в частности, начался в 1990-е гг. Наиболее значимой здесь следует признать статью в энциклопедическом словаре «Русские писатели», подготовленную Фомичевым. Автор статьи доказывает, что поэзия Рылеева органически входит в русскую литературу XIX в., а сам Рылеев – не революционер-маргинал, а полноправный участник литературного процесса 1820-х гг.⁵⁸.

Стоит отметить, что в постсоветскую эпоху начался кризис декабристоведения в целом и «филологического декабристоведения» в частности. Парадигма, заданная монографией Нечкиной, утратила былую актуальность. Изменились трактовки, «плюсы» трансформировались в «минусы», «герои, кованные из чистой стали», превратились в отщепенцев, посягнувших на святая святых – российское самодержавие. Однако содержательно мало что менялось.

Лишь в последнее десятилетие наметился выход из кризиса. Стали появляться работы, позволяющие по-новому взглянуть на литературу эпохи 1820-х гг. Так, О.И. Киянская доказывает, что «декабристская литература» как отдельное направление в литературе никогда не существовала⁵⁹. Этот тезис поддерживает В.С. Парсамов⁶⁰. В центре интересов многих исследователей – политические механизмы, лежащие в основе литературного процесса. Таковы монографии А.Л. Зорина «Кормя двуглавого орла», О.А. Проскурина «Литературные скандалы Пушкинской эпохи», М.Л. Майофис «Воззвание к Европе»⁶¹.

Однако творчество Рылеева оказалось на периферии интересов большинства современных историков литературы. Причина тому – ряд стереотипов, мешающих адекватному восприятию поэзии Рылеева как важной составляющей литературного процесса 1820-х гг. Таким образом, актуализовалась задача изучения творчества Рылеева в реальных контекстах – историко-политическом, литературном и, конечно, биографическом.