Анна андреева андрей Дмитриевич
| Вид материала | Документы |
- Калашников Андрей Дмитриевич ат-06 Критика исходника приветствуется, но не одобряется, 36.19kb.
- Самостоятельная работа : 60 час. Преподаватели: доцент Наследов Андрей Дмитриевич,, 1089.06kb.
- Баранов Андрей Дмитриевич учебно-методический комплекс, 397.92kb.
- Курс «управление проектами» Авторы: Сооляттэ Андрей Юрьевич (Раздел I) Шулимов Андрей, 6709.56kb.
- Курс «управление проектами» Авторы: Сооляттэ Андрей Юрьевич (Раздел I) Шулимов Андрей, 6710.07kb.
- Андреева Анна Михайловна, 14.65kb.
- Андрей Дмитриевич Тихомиров, окончивший курс семинар, 438.13kb.
- Баранов Андрей Дмитриевич рабочая программа, 134.5kb.
- Книга для родителей, 1402.64kb.
- Баранов Андрей Дмитриевич рабочая программа, 163.04kb.
Андрей Дмитриевич явно удивлён новостью.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Если это действительно так, то Нобелевская премия мира не позор, а высокая награда и честь. Не только для меня, но и для страны. Брежнев постоянно выдвигает мирные инициативы.
ГЕНПРОКУРОР. Попрошу не заниматься демагогией. Гражданин Сахаров, мы требуем, чтобы вы отказались от этой грязной чести.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Извините, но вы не имеете права чего-то требовать от меня.
ГЕНПРОКУРОР. Имеем все права. Мы живём в правовом государстве. По отношению к вам будут применены меры социалистической законности. Вы свободны.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Пока свободен? (Встаёт, идёт к двери).
ГЕНПРОКУРОР. Андрей Дмитриевич! (Андрей Дмитриевич останавливается). Не для протокола, чисто по-человечески… Скажите: чего вам не хватает?
Андрей Дмитриевич выходит.
Квартира Боннэр. Врывается толпа иностранных корреспондентов. К Андрею Дмитриевичу потянулись десятки микрофонов, посыпались вопросы.
КОРРЕСПОНДЕНТЫ. Андрей Сахаров, что вы думаете по поводу присуждения вам Нобелевской премии мира… Сахаров, как вы восприняли решение Нобелевского комитета… Академик Сахаров, советские власти выразили протест против решения Нобелевского комитета, что вы по этому поводу думаете…
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я принимаю эту премию с глубокой благодарностью и волнением. Это большая честь не только для меня, но и для всего правозащитного движения. Я думаю в этот день о тысячах моих друзей и единомышленников, которые томятся в лагерях, тюрьмах, психбольницах – они своим мужеством, своими страданиями утверждают высокий приоритет прав человека. Моя Нобелевская премия награда им за мужество.
Москва. Физический институт. Андрей Дмитриевич, Зельдич.
ЗЕЛЬДИЧ. Надеюсь, ты откажешься от этой подачки.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Это не подачка. Нобелевская премия самая уважаемая награда в мире.
ЗЕЛЬДИЧ. Если б ты получил Нобелевку за свои работы в области физики, я бы первый зааплодировал: ты этого заслуживаешь. Но в данном конкретном случае присуждение тебе Нобелевской премии мира – полено в костёр войны.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Если это шутка, то неумная.
ЗЕЛЬДИЧ. Ты меня хорошо знаешь, я никогда умом не блистал, потому говорю, что думаю.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Извини, Марк, но мне кажется, ты говоришь не что думаешь, а что тебе диктуют.
ЗЕЛЬДИЧ. Эх, Андрей, как ты изменился. И не в лучшую сторону. Подозревать меня в том, что я… Ладно, пусть останется на твоей совести. (Пауза). Что ж, в таком случае тебе надо отказаться от звёзд Героя социалистического труда.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. С чего вдруг?
ЗЕЛЬДИЧ. Звёзды нам давали за то, что мы создавали оружие, то есть работали на войну. Нобелевские премии мира не присуждают за бомбы, то есть за подготовку войны. Нестыковка. Так что либо то, либо другое. Либо мир, либо война.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Казуистика.
ЗЕЛЬДИЧ. Да как ты не поймёшь, что тебя используют! С самыми гнусными намерениями.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я уже в таком возрасте, что имею собственное представление о том, что происходит в мире. Это тебя используют. Тебя КГБ попросил выйти ко мне с подлым предложением.
ЗЕЛЬДИЧ. Андрей! Ты меня не слышишь. Андрей! Опомнись!
Москва. Кремль. Заседание политбюро.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ. Следующий пункт заседания политбюро – о Сахарове. Сахаров после присуждения ему так называемой премии мира совершенно распоясался. Потоком идут антисоветские заявления. Вокруг него собирается разный сброд - бездельники, тунеядцы, уголовники.
ВТОРОЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Пляшет под сурдинку Запада.
ТРЕТИЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Он использует присуждение ему Нобелевской премии, чтобы развязать третью мировую войну.
ВТОРОЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Сахаров душевнобольной человек.
ВТОРОЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Я думаю, что с Сахаровым пора кончать. Другое дело - как кончать?
ТРЕТИЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Может, организовать автоинцидент? Нет человека - нет проблемы.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ. Как вариант, годится.
ЧЕТВЁРТЫЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Если он психически больной, можно, исходя из гуманности, отравить его в спецлечебницу.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ. Как вариант, годится. Какие ещё будут предложения?
ЧЕТВЁРТЫЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Лишить звания академика.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ. Как вариант, годится.
ВТОРОЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Перевести в Сибирское отделение Академии наук.
ТРЕТИЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. В Новосибирске он будет продолжать мутить воду. В Верхоянск его! Пусть трындит про права человека на морозце под минус 50!
Добродушный смех.
ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ. Что ещё? Нет больше предложений. Если не возражаете, поручим товарищу Андропову подготовить план мероприятий по реализации нейтрализации матёрого врага Советского государства Сахарова.
ВТОРОЙ ЧЛЕН ПОЛИТБЮРО. Предлагаю для начала организовать выступления представителей трудящихся.
Трибуна, на которую по очереди поднимаются Представители простого советского народа.
ПЕРВЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ. Я горновой Нижнетагильского металлургического комбината. Узнав о выступлении академика Сахарова, мы, рабочие, глубоко возмущены его клеветой на нашу советскую действительность. Требую самых строгих мер изоляции.
ВТОРОЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ. Меня, как учёного, как физика, глубоко возмущает поведение академика Сахарова. Он давно ноль в науке, потому решил прославиться в сфере антисоветской клеветы. Своё слово должен сказать закон.
ТРЕТИЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ. Мы, колхозники, не нуждаемся в таких защитниках, как Сахаров. В поле его, чтобы он своим горбом почувствовал, как достаётся хлеб.
ВОСЬМОЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ. Я не знаю, чем знаменит Сахаров, но меня как женщину, как мать глубоко возмущает его клевета на нашу жизнь.
ЧЕТВЁРТЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ. Сахаров получил всё от Советской власти – образование, возможность заниматься научным творчеством, а он возомнил себя пупом земли. Его взгляды и поступки несовместимы с высоким званием и моральным обликом советского учёного. Требую лишить его звания академика. Требую лишить его всех наград.
ПЯТЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ. Сахаров открытый враг Советской власти. Компетентные органы должны применить карающие действия.
СЕДЬМОЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ. Позор таким людям, как Сахаров! Им нет места в нашей социалистической отчизне!
Квартира Боннэр. Вбегает Диссидент.
ДИССИДЕНТ. Андрей Дмитриевич, только что получил верные сведения: принято решение выслать вас из Москвы и лишить всех наград! Операция намечена на завтра.
БОННЭР. Всё-таки они решились! Мерзавцы!
ДИССИДЕНТ. Бежать! Немедленно! Могу переправить в Эстонию. Верные люди укроют вас на хуторе.
БОННЭР. Бежать? Скрываться? Какой смысл? (Андрею Дмитриевичу). Что будем делать, Андрюша?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Время позднее, потому - спать. Утро вечера мудренее.
БОННЭР. (Шлёпает его по затылку). Сократ ты мой многомудрый. Что ж, ссылка так ссылка. Хорошо, что не каторга.
Темнота.
ГОЛОС ГЕНПРОКУРОРА. Сахаров Андрей Дмитриевич, несмотря на неоднократные предупреждения, продолжает заниматься деятельностью, наносящей ущерб интересам государства, совершив действия, за которые законом предусмотрена уголовная ответственность. Сахаров систематически распространяет заведомо ложные измышления, позволяет себе клеветнические высказывания о советском строе и коммунистической партии. Высказывания Сахарова широко используются враждебными советскому народу силами и наносят ущерб интересам государства. В связи с систематическим совершением действий Сахаровым, порочащих его как награждённого, и принимая во внимание многочисленные предложения советской общественности, Президиум Верховного совета СССР постановляет: лишить Сахарова Андрея Дмитриевича звания Героя социалистического труда, всех орденов и медалей, званий лауреата Ленинской и Государственных премий. Принято решение о высылке Сахарова из Москвы в место, исключающее преступные контакты с иностранными гражданами. Таким местом выбран город Горький. Жене Сахарова Боннэр Елене Георгиевне из соображений гуманности разрешено сопровождать его в период ссылки.
Горький. Квартира, которую определяют как место пребывания в ссылке Андрея Дмитриевича и Боннэр.
БОННЭР. А просторно – четыре комнаты. Кухня. Холодильник. Ванная. Сортир. Унитаз засран, ну, этого можно было ожидать. Могли бы обстановку поприличнее подобрать. Уныло как-то. Холодрыга. (Присматривается к термометру). Ого! Всего одиннадцать градусов. Это что специально - холодом пытать ссыльных? Негуманно.
Появляется Старший уполномоченный КГБ и Кураторы.
СТАРШИЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Я старший уполномоченный КГБ Сидоров. Мне поручено проинформировать вас о порядке вашего нахождения в городе Горький. Первое: вы не имеете права покидать пределы города Горький. Второе: за вами установлен гласный надзор. (Поворачивается к Кураторам). Это ваши кураторы из Комитета государственной безопасности - майор Чупров и капитан Шувалов. Если у вас возникнут какие вопросы, обращайтесь к ним. Третье: вы не имеете права иметь контакты с иностранцами. Под контактами понимаются встречи, разговоры, в том числе и телефонные. Четвёртое: вы не имеете право на почтовую и телефонную связь с заграницей. Пятое: вы обязаны три раза в месяц отмечаться в городском управление внутренних дел. При неявке будете подвергнуты принудительному приводу.
БОННЭР. Я не вижу здесь телефона.
СТАРШИЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ. Телефон вам не положен. Ближайший переговорный пункт – на почте. Шестое: раз в месяц ссыльному Сахарову разрешена встреча с родственниками.
Старший уполномоченный и Кураторы исчезают.
БОННЭР. Не иметь контакты с иностранцами! Какие могут быть иностранцы в закрытом городе? Впрочем, поконтактируем… ( Включает транзистор).
«ГОЛОСА». Сообщения о высылке Андрея Дмитриевича - непрерывная тема.
БОННЭР. Ладно, спать. У нас был трудный день. Хорошо, что захватила пледы.
Укладываются спать. Звонок в дверь.
БОННЭР. (Смотрит на часы). Час ночи. Наверное, кураторы жаждут осуществить гласный надзор. Пора им уже: ссыльные пять часов без надзора.
Долгий звонок в дверь.
Андрей Дмитриевич встаёт, открывает дверь. Врываются двое Мужчин. То ли пьяны, то ли изображают алкогольное состояние.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Мы рабочие. Представители, так сказать, гегемона. И желаем посмотреть, какой такой Сахаров! Ты Сахаров?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я Сахаров. Вы выпили, потому разговора у нас не получится.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Желаем потолковать с тобой по-нашему, по-рабочему. (Достаёт из кармана пистолет). Ну, так что – будем говорить или как? Ты почему против интернациональной помощи братскому афганскому народу?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Это не братская помощь, а агрессия против суверенного государства.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Какие слова знаешь – суверенный! Я рубану по-простому: пляшешь ты под дудку Америки. И эта… как её фамилия? Ну, неважно. Еврейка, короче. Это она тебя подзуживает.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Я одобряю политику нашего государства. Она правильная, политика. Миролюбивая!
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. На фронте таких предателей, как ты, вешали, а тебя, подонка, мы раздавим как таракана. Почему ты против русских?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я не против русских. Я за то…
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Я был в Таллине! Это русский город. Но мяса для нас, русских, там нет. Продают только эстонцам. Это как понимать? А ты защищаешь фашистов.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я не защищаю фашистов, я выступаю за то…
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Имей в виду, долго ты здесь не задержишься. Для тебя подобрано местечко поуютнее, километрах в тридцати отсюда.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Санаторий, так сказать. Там людей быстренько в идиотов превращают! Вправят там тебе мозги.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Ты Иуда! Готов лизать зад Рейгану! Америкосы и так вооружены против нас до зубов, а ты, сучье отродье, призываешь их вооружаться ещё больше… (Размахивает пистолетом). Раздавлю!
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. Устроим тебе такой Афганистан, что обделаешься! Прямо сейчас устроим!
Появляется Боннэр.
БОННЭР. Андрей, с кем это ты? (Отворачивается от амбре, идущего от посетителей, машет ладонью).
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Что, не нравится русский дух? Терпи. О, как зыркает! (Андрею Дмитриевичу). Ты что - русской бабы не мог найти? А этой сучке пора в Израиловку. Или… (Наставляет на Боннэр пистолет. Щелчок. Появляется огонёк – это зажигалка).
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. (Отталкивает Первого). Вон отсюда!
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. Но-но-но! Аккуратнее с ручонками-то. А то сейчас вот этим (показывает пудовый кулак) оприходую тебя. Будешь в гробу смирно лежать.
Появляются Кураторы. Выталкивают Мужчин из квартиры.
БОННЭР. Гэбисты. Мне страшно, Адик.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Не бойся. Это проверка нашей силы духа. Мы – сильнее.
Горький. Квартира. Боннэр заклеивает окна. Андрей Дмитриевич пишет за столом.
БОННЭР. Как сифонит! Последнее окно заклею и наступит благодать как в субтропиках. (Смотрит комнатный термометр). Только 14! Полюс холода! (Всматривается в окно). Боже, сколько ж лоботрясов по нашу душу… Двое гавриков топчутся на углу у аптеки. Ещё один у другого угла. Ага, на скамейке читает газету – тоже наш. Двое в штатском ходят туда-сюда от остановки до дома. А ты, скотинка, чего там пялишься? (Показывает кулак). В бинокль из окна соседнего дома наблюдает. Итого семь человек на страже: как бы ни устроили побег два старых слабых человека. Проще соорудить колючую проволку, вышки с часовыми расставить. (Пауза). Слушай, что я сочинила.
Из московского окна
Площадь Красная видна,
А из нашего окошка
Только улица немножко,
Только мусор и говно.
Лучше не смотреть в окно,
Где гуляют топтуны -
Представители страны.
Андрей Дмитриевич подходит, обнимает сзади Боннэр.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Знаешь, о чём я думаю?
БОННЭР. Догадываюсь. О своём любимом реликтовом излучении, о чём же ещё?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. И о нём тоже. Представляешь, до меня только что дошло: в последние доли секунды испарения чёрных минидыр рождаются все частицы, в том числе магнитные монополи и струны.
БОННЭР. Это мы в чёрной дыре, а не монополи и струны.
Звонок в дверь.
БОННЭР. Наверное, кураторы. Давненько за нами не надзирали.
Андрей Дмитриевич открывает дверь. На пороге Почтальон.
ПОЧТАЛЬОН. Вам телеграмма. Распишитесь вот здесь.
Андрей Дмитриевич расписывается. Разворачивает телеграмму, читает.
БОННЭР. Что там? (Берёт листок, читает). «Был герой, лауреат, стал же трижды ренегат. И теперь с своей Боннэр продаёт СССР. Предал он детей, жену, всех коллег, свою страну. Ради этой старой суки дело всей науки. То ли он сошёл с ума, то ли горе от ума». (Рвёт телеграмму). КГБ развлекается. Боже, ну за что мне такое.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Погоди минутку
Уходит в кабинет, возвращается с большим листом бумаги, на котором написано:
√истина = любовь.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Смотри, какую прекрасную формулу я вывел. Лучшую в своей жизни.
БОННЭР. Наша любовь выше формул. (Целует Андрея Дмитриевича).
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Так вот, больше всего я думаю о твоих глазах, Люсенька.
БОННЭР. О моих глазах? И что же ты видишь в моих глазах?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. С первой же встречи меня увлекли твои глаза. Это был как электрический удар – твой взгляд. В нём невероятная магическая сила. Твои глаза. В них твоя сущность, в них вся ты - гордая, открытая, добрая.
БОННЭР. Говори, говори – мне приятно.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Ты маняще-недоступная. Недосягаемая. Шаловливая. Агрессивно-покорная. Язвительная. Мягкая.
БОННЭР. Я счастлива. Целуй, целуй.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Ты с первой встречи привлекла меня жизнерадостным взглядом на жизнь.
БОННЭР. Ты удивительный. Единственный и неповторимый. Мужчины много говорили мне сладостных слов, но всё какая-то фальшь. За красивыми словами скрывалось желание соблазнить меня. А ты единственный, который понимает и принимает меня искренне. Без всякой задней мысли.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. А вот задние мысли у меня имеются. (Увлекает её на кровать). И вполне конкретные…
БОННЭР. Неужто насильничать будешь?! Скромную, беззащитную поселянку…
Горький. Квартира. Андрей Дмитриевич сидит за столом.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Дурак! Болван!
БОННЭР. Ну, что дурачок, это давно известно. Но почему болван?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Болван! (Раскрывает брошюру). Вот! Статья Гейдельштейна о суперсимметрии - ничего не понимаю. Смотрю как коза в афишу. А это! (Хватает книгу). Доклады на семинарах Николя Бессе - смог уловить лишь завязку. Страшно далеко убежала математика за последние годы! Я в отчаянии: не догоняю. А ведь у меня были талантливые работы, были! Я был близок к идее суперсимметрии. Идея суперструны витала в голове! Но, Боже, как же мне не хватает эрудиции!
БОННЭР. Не раскисай. Ты у меня гений. Утрёшь всем нос.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. В космологии происходят величайшие события, а я где-то на дальней окраине понимания. Не поверишь, с трудом соображаю в грассматовых числах
БОННЭР. Да, без грассматовых чисел исключительно в дворники дорога.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Ты смеёшься, а для меня трагедия. Грассматовыми числами свободно оперируют аспиранты. С горя занялся геометрией Лобачевского – на уровне школьного математического кружка. Решил пару задач – приятно. Хотя и смешно: академик всё же.
Боннэр хватает за левую половину груди. Валится на диван.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Люсенька! Люся! Что с тобой?
БОННЭР. Сердце… Сердце. Колет – мочи нет. Дай нитроглицерин.
Андрей Дмитриевич лихорадочно ищет лекарство, находит. Даёт Боннэр. Она погружается в забытье. На минуту-другую придёт в себя, обведёт мутным взором комнату и вновь проваливается в сонливую безучастность. Приходит в себя, делает жест: сядь рядом. Он осторожно присаживается на кровать. Берёт её вялую руку.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Что, Люсенька? Что, родненькая?
БОННЭР. (с трудом). Хочу тебе сказать… очень важное… может, это мои последние слова…
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Люсенька! Всё будет хорошо, мы ещё…
БОННЭР. (Жестом останавливает его). Я врач. Разбираюсь в том, что со мной происходит… Сердце моё вконец изношено. Чувствую: вот-вот остановится. Это инфаркт. Если меня не станет…
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Люсенька!
БОННЭР. Я давно разгадала цель гэбистов – убить меня, чтобы тебе сделать больней. Они давно нащупали твоё слабое место – это я. Цель – довести меня до смерти за твою стойкость… За любовь ко мне… Когда они меня уничтожат, сделают всё, чтобы снова превратить тебя в советского учёного.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Я тебя не предам. Нет! Нет! Не предам. А если… Если тебя убьют, то я не буду жить.
БОННЭР. Ты это серьёзно?
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Люсенька, без тебя жизни для меня нет.
БОННЭР. Жизнь не кончается со смертью другого человека. Даже самого близкого.
АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ. Самого любимого!