Geum.ru

Учебное пособие для студентов факультетов психологии высших учебных заведений по направлению 521000 психология

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


[роль наблюдения в появлении новых научных фактов]1
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   31

{Myни).

Для исследования аффективно-волевых свойств личности, наконец, могут стать важным вспомогательным средством гра­фологические методы при все более тонком их построении,

112

как в форме анализа самого письма (Клагес), так и в форме кривой ровности письма (Крепелин).

При изучении почерка изменения нажима при письме че­рез подставку передаются на пишущий рычаг и вместе с тем на вращающийся барабан, на котором получается кривая из­менений нажима, по которой можно точно анализировать известные особенности письма, как особенно хорошо улови­мой и богато развитой части выразительной моторики, а вместе с тем особенности аффективной и волевой жизни испытуе­мого, Хаарер анализировал, например, психомоторное различие темпераментов у здоровых пикников и лептозомов: у первых следует упомянуть волнистый, мягкий, богатый и неправильно модулирующий тип кривой, у лептозомов, наоборот, три типа, из которых особенно нужно отметить плоскую кривую с пра­вильным повторением одной и той же фигуры колебаний на­жима, В самой картине письма обнаруживается также разли­чие между темпераментами, которое отчасти покрывается Клагесовским различением между «знаками напряжения и ос­лабления» в письме. К подобным результатам на русском ма­териале пришел также Ислин (у пикников единый тип пись­ма, улептозомно построенных людей, наоборот, многие типы).

Так как темпераменты проявляются и в других психических областях, то их можно открывать и с помощью иных экспери­ментальных методов, например с помощью опытов над абст­ракцией и реакциями, причем особенно характерны более сильная способность к абстракции у шизотимиков и более экстенсивно широкая способность понимания у циклотими-ков {Горст, Киблер),

Группу психологических экспериментов* наконец, можно объединить как опыты над реакциями. Их принцип состоит в том, что испытуемый на какое-либо чувственное раздраже­ние (например, на вспыхнувшую сигнальную лампу) тотчас должен дать определенную моторную реакцию (например, нажимом ключа). В кривой работы, наряду с физиологически­ми факторами утомления и упражнения отражаются, между прочим, длительность и сила волевой энергии, вот почему реакционными опытами можно оценить быстроту импульса к действию, что при выборе профессии (вагоновожатого) важ­но. Опыты с реакциями можно варьировать и усложнять: ис­пытуемый при различных раздражениях должен сделать вы­бор (при лампочках разных цветов реагировать только на красную), в это же время можно оценить и его способность к абстракции.

О. В. Кербиков, Л.Л. Рохлин

[РОЛЬ НАБЛЮДЕНИЯ В ПОЯВЛЕНИИ НОВЫХ НАУЧНЫХ ФАКТОВ]1

(заключение СС.Корсакова по делу П.Качки2)

80-е годы [XIX века] в отечественной психиатрии знамено­вались первыми крупными успехами в эмпирическом наблюде­нии новых фактов, не укладывающихся в прежние способы объяснения. Представляет большой интерес, что Корсаков уже тогда понимал важность группировки этих новых фактов. Вот что он по этому поводу писал; * Когда я начал более заниматься психиатрией, т.е. в 1881 г, я направил свое внимание на то, что мне казалось наиболее нужным: на диагностику болезней и группировку, В сущности это не очень легкая вещь — тем более, что руководства не могут служить путеводителями в этом, да и часто наилучшие психиатры оставляют больного без определения, без диагностики, без анализа и говорят о нем, так сказать, по чутью, по наглядке, по опытности, Но желательно? чтобы эта группировка была более сознательной, чтобы были найдены основные типы... Вот эта-то задача и была у меня прежде всего, и, по правде сказать, я доволен тем, что сделалк Но все же возможность группировки этих новых фак­тов в отношении группировки психопатий появилась позже, в начале двадцатого столетия. Первая же научная гипотеза о сущности психопатий — концентрация психопатий как кон­ституциональной стабильной аномалии личности сформирова­лась к концу первой четверти двадцатого столетия. В 30-е годы возникает необходимость внесения в учение о психопатиях

1 Журнал невропатологии и психиатрии им, С-С. Корсакова. 1961. Т. 61. Вып. 10. С-1561—1573.

2 Ряд судебных дел в конце прошлого века послужил осно­ванием для выделения клиники психопатий. Дело Прасковьи Качки слушалось в 1880 г. и тогда же обсуждалось на конфе­ренциях врачей с участием С.С.Корсакова. (Прим. редакторов-составителей хрестоматии.)

114

идеи развития, принципа динамики. В противовес сформиро­вавшейся гипотетической концепции психопатий как врож­денных уродств характера зарождается учение о динамике психопатий. Это уже современный этап развития учения о пси­хопатиях.

В 80-е годы прошлого столетия под воздействием запросов жизни (в том числе — судебно-экспертной практики) были подмечены новые факты, вызвавшие настоятельную потреб­ность их теоретической разработки,

В прекрасном клиническом очерке В,Х,Кандинского, по* священном анализу психического состояния Островлевой (Кандинский из соображений такта назвал ее в работе вы­мышленной фамилией — Губаревой), мы встречаемся с тщет­ными усилиями автора «втиснуть» психопатическое состоя­ние в существующие группировки психических заболеваний. Оно не поддается «прежним способам объяснения», С этой же, но, пожалуй, еще более отчетливо выраженной невозможно­стью уложить психопатию в существующие представления о психических заболеваниях мы встречаемся в высказываниях экспертов (по делу Качки) и врачей Преображенской боль­ницы. Каждый из участников конференций с большой настой­чивостью, но без большого успеха, пытается «подогнать» со­стояние П.Качки под то или иное клиническое понятие. Протоколы конференций убедительно показывают, как с момента клинического описания нового факта «возникает потребность в новых способах объяснения». <,„>

Уровень развития психиатрии того времени позволял лишь строить догадки о сущности психопатий. Время гипотез при­шло позже, а разработанной научной теорией психопатий мы и теперь еще не располагаем.

Обратимся к делу Прасковьи Качки*

В номере гостиницы, занимаемом студентом Гортынским, 15 марта 1879 г. собралась молодежь. Среди присутствующих — 19-летняя Прасковья Качка и 20-летний Бронислав Байрашев-ский, бывший студент Петербургской медико-хирургической академии. Сумерки. Молодежь пела хором, потом по просьбе присутствующих Качка пела одна. Пела она с волнением, голос ее дрожал и прерывался. Во время исполнения одного романса она вынула из кармана револьвер и выстрелила в сидевшего против нее Байрашевского. Он тут же скончался.

Качка и Байрашевский познакомились в Москве в 1878 г. Качка, незадолго до этого приехавшая из провинции, встре-

115

тила в Москве подругу — Ольгу Пресецкую. Они сообща сня­ли комнату. В той же квартире снимал комнату и Байрашев-ский, бывший в то время студентом Московского техничес­кого училища. Между тремя молодыми людьми установились дружеские отношения. Вскоре Качка полюбила Байрашевско­го. Последний оставил техническое училище и осенью 1878 г. переехал в Петербург, где определился вольнослушателем в Медико-хирургическую академию. Девушки также переехали в Петербург. Там Качка близко сошлась с Байрашевским, ко­торый обещал жениться на ней. Обещания своего он не вы­полнил, чувство его остыло и вскоре он увлекся подругой Качки — Пресецкой.

Качка, вначале только подозревавшая измену, а затем убе­дившаяся в ней, тяжело переживала создавшуюся ситуацию* Выход из нее она видела то в самоубийстве, то в убийстве Байрашевского с последующим самоубийством. За несколько дней до убийства Байрашевского Качка написала и отправила в жандармское управление письмо следующего содержания: «Спешите арестовать молоденькую очень опасную пропаган­дистку, которая намеревается в это лето много навредить вам. Ее фамилия Прасковья Качка, 4 марта 1879 г>. На суде Качка дала следующее объяснение этого поступка: «Я желала, что­бы меня кто-нибудь остановил, так как чувствовала, что меня какая-то сила подвигает к поступку 15 марта». Байрашевский и Качка в это время были уже в Москве, Пресецкая остава­лась еще в Петербурге. Она приехала в Москву 15 марта. Бай­рашевский встретил ее на вокзале и провел с ней почти весь день, а к вечеру сказал Качке, что он и Пресецкая завтра уезжают к нему на родину, чтобы получить согласие родите­лей на брак и там же повенчаться. Вечером 15 марта Качка убила Байрашевского.

Таковы обстоятельства дела.

Сообщим данные, характеризующие личность подсудимой и ее состояние в период правонарушения.

Отец Прасковьи Качки — оренбургский помещик. Он был запойный пьяница и умер от белой горячки, когда ей было 6 лет. Бабка по линии отца злоупотребляла спиртны­ми напитками, а брат отца был хроническим алкоголиком. Сестра отца страдала истерическими припадками. Мать, судя по ее показаниям на суде, женщина примитивная, легкомыс­ленная, склонная к истерическим реакциям. У Качки трое братьев; мать показала, что все они пьют.

116

В детстве Качка была очень капризной. При неисполне­нии ее желаний падала и билась головой о пол. Чаще ей усту­пали. В доме были постоянные ссоры, воспитанием Качки никто не занимался. Годам к 10 определились некоторые осо­бые черты ее характера — склонность к колебаниям настро­ения, вспыльчивость, впечатлительность, экстравагантные по­ступки: то отправится на бойню наблюдать, как убивают скот, то ночью пойдет на кладбище. У нее были хорошие способнос­ти, но занятиями она пренебрегала, гимназию не закончила. Вскоре после смерти отца Качки мать ее вышла замуж за гувер­нера, занимавшегося со старшим братом Прасковьи, Он был зна­чительно моложе матери Качки. У последней отношения с ним не ладились; она оставила семью и уехала в Варшаву, Прасковье было тогда 16 лет. Есть сведения, что отчим стал проявлять по отношению к своей падчерице сексуальные притязания, что, возможно, и побудило ее уехать в Москву, Здесь она познакоми­лась с Байрашевским и его друзьями. Время проходило довольно безалаберно; она готовила себя к некоей неопределенной «по­лезной деятельности*, одно время пыталась готовиться к подго­товительным курсам при университете.

Представляет интерес допрос Качки на судебном заседа­нии о произведениях литературы, которые она читала. Заметим предварительно, что некие круги пытались в этом процессе найти политическую подоплеку, газеты ссылались даже на слу­хи, что Качка убила Байрашевского по политическим сообра­жениям. В этом плане и допрашивал Качку председатель суда.

Приводим отрывок из стенограммы судебного заседания от 22 марта 1880 г,: «У вас была книга — "Капитал" Карла Маркса? — У меня лично этой книги не было в собственное* ти. — Чужая книга была? — Были книжки Пресецкой. — Вы эту книжку читали? — Нет, я не способна читать ее. — Затем еще была у вас книжка. Опыт исследования позитивной философии Конта? Эту книжку вы читали? — Иногда немножко читала. — Потом еще у вас была книга Спенсера. Ее вы читали? — Спенсе­ра? Нет, — У вас она была! — Была, только я не говорю, что вовсе не читала; я отчасти знакома с ней, только очень мало*.

Допрашивавшиеся в качестве свидетелей друзья Байрашев­ского по-разному характеризовали Качку. На одних она про­изводила впечатление женщины умной, смотревшей на жизнь серьезно, готовившей себя к трудовой деятельности. Другие говорили, что у нее характер порывистый, увлекающийся, пылкий* Байрашевский одному из своих друзей говорил, что

117

положительное впечатление, которое создается при первом знакомстве с Качкой, является ошибочным, что на самом деле «это особа, легко увлекающаяся чужими идеями и ради увлечения готовая шти за тем человеком куда угодно; так что приравнивал ее к нулю. Говорил, что она не самостоятель­ная, что сегодня она из угождения одному готова итти на одно дело, завтра, чтобы понравиться другому, — в дело ди­аметрально противоположное, что она человек несерьезный, имеющий внешний лоск, внешний блеск».

После измены Байрашевского в состоянии Качки произош­ла перемена, которая всеми была замечена. Она ничем не могла заняться, не могла найти себе места. Наблюдались внезапные переходы от отчаяния к неестественной веселости. Говорила только о Байрашевском, причем то превозносила его, то по­носила. Высказывала мысли о самоубийстве; некоторые из общавшихся с ней опасались, что она может убить Байра­шевского, и предупреждали его об этом. Он не придал этому значения. У Качки часто возникали истерики, особенно когда она встречалась с Байрашевским.

В период предварительного следствия Качка составила письменные показания. В них не обошлось без мелодраматичнос­ти. О своем состоянии в период, предшествовавший убийству, она писала; «Проходили дни и ночи, я думала, без конца дума­ла о своем несчастье.,. Расстроенное воображение рисует мне такого рода картину: мы оба убитые, спим крепким непробуд­ным сном, вьюга над нами алится и завывает, а нам обоим по­койно и тепло.., Я люблю музыку, знаю* что и он любит, и кажется мне, что ветер над нашей могилой поет заунывную пес­ню, полную любви всепрощающей, В песне той говорится, что все сомнения и тревоги забыты, снова по-прежнему мы любим друг друга и ни до кого нам нет дела,,. Страдания достигли апо­гея, и я, безумная, убила любимого безгранично человека».

Как показывали свидетели, «вслед за выстрелом Прасковья Качка упала на кровать и с ней началась истерика: смеялась, плакала, прошло несколько минут, она пришла в себя и заяви­ла, что хотела покончить с собой> но что у нее не хватило харак­тера убить себя*. После этого «она встала, подошла к Байрашев-скому, поцеловала его, сказала; "покой души моей", отошла, села и с блуждающей улыбкой смотрела на него». Затем ее увели в соседнюю комнату. Там прибывшие чины полиции начали до­знание. С Качкой почти непрерывно «происходили истерики: то она громко хохотала, то рыдала». Однажды, посмотрев в прост-

118

ранство, сказала: «Эта Байрашевский? Байрашевский, идите ко мне». Говорила, что Байрашевский лежит под снегом и, когда снег растает, он вернется к ней. В месте предварительного зак­лючения у нее временами наступали истерические припадки, но в целом она была спокойна, раскаяния не проявляла, с при­слугой бывала то раздражительна, то вежлива.

На суде она часто отказывалась отвечать под предлогом, что ей тяжело говорить о Байрашевском, однажды (при реше­нии подвергнуть ее акушерской экспертизе) у нее возник ис­терический припадок.

Приведенные данные убедительно характеризуют ГГКачку как психопатическую личность из группы истеричных. В пси-хотравматизирующей ситуации у Качки развилась затяжная психогенная реакция, в клинической картине которой соче­тались обострения личностных (психопатических) особеннос­тей и симптомы истерических реакций в собственном смысле слова — истерические припадки и непосредственно после убийства — истерическое сумеречное состояние.

Качка подвергалась судебно-психиатрической экспертизе как в период предварительного следствия, так и во время су­дебного следствия. Газета «Русские ведомости», приступая к освещению (публикации стенограмм) процесса, сообщила* что экспертные заключения в период предварительного след­ствия были противоречивы; «Члены врачебной управы, врачи Кетчер, Добров и Гиляров признавали подсудимую умствен­но здоровой, а главный доктор Преображенской больницы Державин, напротив, полагал, что подсудимая Качка во время совершения преступления находилась в припадке "умоисступ­ления"». Разногласия продолжались и на суде. Они вытекали из трудности оценки состояния подэкспертной, что и послу­жило причиной организации специальных конференций вра­чей Преображенской больницы. Впрочем, как это будет видно из дальнейшего, разногласия касались не столько медицинской оценки состояния Качки, сколько оценки этого состояния применительно к положениям закона о вменяемости,

В заключении экспертов, признавших Качку психически здо­ровой (врачи Кетчер, Добров и Гиляров), психопатические свой­ства ее личности нашли отражение, но они не были признаны проявлением психического заболевания. Приведем соответству­ющие абзацы из экспертного заключения от 19 октября 1879 г,: «Из дела видно, что еше в детстве она отличалась крайней страст­ностью, а в минуты гнева даже жестокостью, действовала под

119

влиянием минуты; что для удовлетворения своего самолюбия она готова лгать,. Что при обследовании всей жизни обвиняе­мой мы встречаем в ее характере и поступках некоторые экс­центрические выходки, иногда сумасбродства, необузданность в страстях, но никаких данных, на основании которых могли бы определить с точностью* что в данном случае она пере­шагнула за пределы умственного здоровья, чтобы нравствен­но-психический строй ея изменился из здорового в больной, мы не видим*.

Напомним, что закон того времени различал два основ­ных типа психических нарушений — «безумие» и «сумасшест­вие», т.е, врожденное и приобретенное психическое расстройст­во, достигшее степени утраты «здравого рассудка». На примере Качки мы видим, что уже в то время эти основные, предус­мотренные законом понятия психической болезни не удов­летворяли потребности экспертной практики. Это станет вполне ясно позднее. Пятнадцать лет спустя В.П.Сербский писал: «Есть лица и их немало, — которые благодаря наследственному пред­расположению с раннего возраста обнаруживают те или другие ненормальности в своей психической деятельности и такими же ненормальными остаются в течение всей жизни. Странные по своему характеру, мыслям и поступкам, эти лица слывут за чудаков, оригиналов, в последнее время их стали крестить психопатами; врачи, по примеру французских психиатров, называют их лицами дегенеративными или просто дегенера­тами, многие из этих дегенеративных форм нельзя подвести под законные термины "безумие и сумасшествие"»1.

Несколькими годами раньше Сербского ЯЛ. Боткин в док­ладе 1-му Съезду отечественных психиатров говорил. «Боль­шинство дегенеративных форм душевных болезней не укла­дываются в законные термины»2. В уголовном своде было, однако, еще одно понятие — «припадки болезни, приводя-щие в умоисступление или совершенное беспамятство», В.П.Сербский писал, что для установления этой категории психического расстройства нужны два условия: 1) кратковре­менное затемнение сознания и 2) болезненность почвы, на которой это состояние возникает3.

1 Сербский ВЛ. Судебная психопатология, М., 1895. В. 1. С.6.

2 Труды I Съезда отечественных психиатров. СПб-, 1887. С453.

3 Сербский ВЛ. Судебная психопатология. М., 1895. С11 -

120

Возвращаясь к экспертизе Качки, мы видим, что в приве­денном заключении она была признана психически здоровой не в медицинском, а в юридическом значении этого понятия; экс­перты не нашли оснований подвести ее под категории болезни, предусмотренные законом. Наличие же тех особенностей лично­сти, которые теперь оцениваются как психопатические, было констатировано в их экспертном заключении. Еще более опреде­ленно психопатические свойства личности Качки были отмече-ны в заключении исполнявшего обязанности главного врача Преображенской больницы д-ра Н, И Державина. Отметив пато­логические особенности характера Качки, Н. И Державин пи­сал, что она получила в наследство от своих родителей «пороч­ную организацию нервной системы». Известно, что двумя годами позже В.Х.Кандинский как на основу психопатии указал на «не­правильную организацию нервной системы». В отличие от пред­шествующего экспертного заключения Н.И Державин пришел к выводу, что преступление Качка совершила «в припадке умоисступления*.

В судебное заседание в качестве экспертов были привлече­ны психиатры Н.И.Державин и Ю. Левенштейн и непсихиат­ры Доброе1, Булыгинский и Гил яров.

О выступлении Державина в суде газета «Русские ведомос­ти» писала следующее: «Эксперт этот, не обладающий диалек­тическими способностями, не всегда давал вразумительные от­веты на вопросы, но иногда самые вопросы, как напр.» вопросы, предлагаемые председателем, не всегда шли к делу и не свиде­тельствовали о знакомстве с предметом экспертизы»2.

1 Инспектор Московского врачебного управления, интересо­вавшийся психиатрией, участник f Съезда отечественных пси­хиатров.

3 Председатель суда Рынкевич явно поддерживал экспер­тов, не находивших у подсудимой психического заболевания, и всячески стремился помешать экспертам, признававшим ее больной. Его вопросы и бестактные выпады порой сбивали Державина. Так же вел себя председатель и про допросе сви­детелей. Последним он задавал иногда неразумные вопросы, например, он спросил одного свидетеля: «Кто был красивее — Качка или Пресецкая?». Выпады председателя были направле­ны против материализма и социалистического учения. В этом плане, насколько можно судить по косвенным данным, было построено его напутствие присяжным (оно не было опубли­ковано в газете).

121

Н.И.Державин подтвердил свое заключение, данное во время предварительного следствия. Выступая в суде, он гово­рил о «ненормальности душевного строя» подсудимой и упо­мянул о «нравственном уродстве».

Выступление эксперта Гилярова было очень кратким. Он без анализа личности подсудимой, без аргументации выска­зал мнение, что подсудимая была «в тревожном состоянии духа», которое, однако, нельзя признать болезненным. Он полагал, что дело это очень простое.

Интереснее выступления Булыгинского и Доброва, Послед­ний, как это явствует из его ответов прокурору, имел боль­шой экспертный опыт. Их заключения отражают иллюзию, возникшую между врачебной оценкой состояния подсудимой и необходимостью уложить эту оценку в формулы и термины закона. Вот некоторые выдержки из экспертного заключения Булыгинского: #С тех пор как Качка стала себя помнить, ее окружала среда, которая действовала на нее только патологи­чески, но уже никак не физиологически». «Хотя воля ее дей­ствовала нормально, но все-таки неправильно, и причина этому была вне Качки, в окружающих ее условиях, вслед­ствие чего она и сделалась такой, а не другой», * Нахожу, что самое преступление говорит за поступок человека, находяще­гося в ненормальном состоянии*. Эксперт не дал окончатель­ного ответа на вопросы суда.

Из заключения Доброва: «Она с детства привыкла ни в чем себя не сдерживать, никого не слушаться, не подавлять в себе порывов страсти, не признавать над собой никакой вла­сти», «Она должна быть причислена к разряду тех многочис­ленных личностей, которые хотя и не могут быть признаны больными, но по всему их предшествовавшему складу жизни заслуживают большого сожаления». «Субъект этот заслужива­ет большого сожаления, потому что он ненормален или, так сказать, жизнь его расстроена». Окончательное его суждение было противоречивым, С одной стороны, он заявил «не вижу положительных данных, чтобы Качка была больна»; с другой стороны, последним абзацем его заключения был следующий; «Это можно прямо сказать, что Качка действительно пред­расположена к болезни».