Geum.ru

Учебное пособие для студентов факультетов психологии высших учебных заведений по направлению 521000 психология

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   31

Мы видим, как бьются эксперты над оценкой личности Качки, насколько близки они к тому, чтобы сформулировать понятие психологии, и как все-таки это им не удается. Мы как бы переносимся в то время, когда открывались уже новые

122

факты, когда назревала, но еще не стала возможной обоб­щенная оценка этих фактов. Выступление психиатра ЮЛ.Ле-венштейна не было интересным; эксперт исходил не из со­стояния Качки, а из литературных данных. Подробно цитируя Модзли и Крафт-Эбинга, он обосновывал заключение, что в момент преступления Качка была в состоянии патологического аффекта. Последний развился у дегенеративной личности.

Решением присяжных заседателей П.Качка была призна­на совершившей смертоубийство в болезненном припадке умоисступления и совершенного беспамятства; решением суда она была направлена в психиатрическую больницу, и даль­нейшая ее судьба нами пока не выяснена1.

Суд происходил 22 и 23 марта 1880 г., а в апреле и мае 1880 г. в Преображенской больнице состоялись врачебные кон­ференции, посвященные обсуждению состояния П.Качки. Присутствовали врачи: Н.И.Державин, А.Ф.Беккер, В.Р.Буц-ке? НАХолосов, Н.П,Страхов, Н.В.Фоминский, ФА.Савей-Могилевич, А.П.Александров, ССКорсаков, В обсуждении не принимали участия Н.И,Державин и А,П*Александров (пос­ледний был избран секретарем). В деле, хранящемся в Мос­ковском областном историческом архиве, имеются протоко­лы пяти конференций; отсутствует протокол, видимо, одной конференции, на которой выступал А.Ф.Беккер,

Наиболее содержательными были выступления В.Р.Буцке и публикуемое ниже выступление С,С,Корсакова. О мнении А.Ф.Беккера можно судить по выступлениям других участни­ков конференций, отчасти возражавших А.Ф.Беккеру. Послед­ний, по словам Буцке, «не желал бы признать в Качке ненор-

1 Любопытно было начало речи защитника Ф.КПлевако (сте­нограмма ее, помимо «Русских ведомостей», опубликована в сбор­нике речей Плевако), Обращаясь к присяжным, Плевако напомнил, что при допросе эксперта Державина председатель спросил его: «По вашему выходит, что вся душевная жизнь обусловливается состоянием мозга?». Этим на психиатрию было брошено подо­зрение в том, что она наука материалистическая. Начало речи Пле­вако посвятил не защите обвиняемой, а защите психиатрии от обвинения ее в материализме. Он отвергал, однако, и мировоззре­ние крайнего спиритуализма и пытался защитить некую среднюю линию, некое среднее воззрение, признающее взаимодействие двух начал. Это «третье воззрение» соответствует, по Плевако, христи­анскому учению. Начало речи Плевако убедительно характеризует обстановку процесса.

123

мальностей*, однако личностные особенности ее он назвал «патологическим нервным темпераментом*, причем добавил, что «это даже хуже всякой истерии*.

Значительная часть выступления В.Р.Буцке была посвя­щена дискуссии с А.Ф.Беккером. Последний склонен был от­рицать наличие аффекта у Качки во время преступления. Он сомневался в правдивости показаний, касающихся патологи­ческой наследственности Качки. Возражая А.Ф.Беккеру, В.Р.Буцке подробно осветил оба эти вопроса. В частности, опираясь на современную ему литературу и прежде всего на руководства Шюле и Крафт-Эбинга, он разграничил состоя­ния физиологического и патологического аффекта. Хотя эта часть выступления В.Р.Буцке представляет большой интерес, в значительной мере сохранившийся еще и теперь, мы не останавливаемся на ней, поскольку к оценке состояния Кач­ки это имеет больше косвенное, чем прямое отношение. Опус­каем мы также и ту часть выступления В.Р.Буцке, хотя сама по себе она очень интересна, в которой речь шла о сферах компетенции юриста и врача в вопросах экспертизы. Изло­жим основное содержание той части его выступления, в ко­торой дана была оценка состояния Качки.

Для истории учения о психопатиях выступление В.Р.Буц-ке представляет большой интерес. В самом деле, с современной точки зрения, Качка — психопатическая личность. В 1880 г, в отечественной психиатрии, возможно, впервые с такой ост­ротой возникла необходимость дать клиническую и эксперт­ную оценку состояния этой патологической личности. Старые клинические понятия не соответствовали этой цели, новые еще не были разработаны. Как в таких условиях квалифициро­вал состояние Качки один из образованнейших и прогрессив­ных психиатров того времени? Положение, в котором оказа­лись психиатры, будучи поставлены перед необходимостью оценить состояние личности, с современной точки зрения являющейся психопатической, прекрасно отражено в следу­ющих словах В.Р.Буцке: «Вы все уже не раз перебирали в сво­ем уме все формы душевных расстройств* описанных в лите­ратуре, и спрашивали себя, можно или нет подвести состояние Качки под одну из этих клинических картин».

«Перебирает» формы, под которые можно бы было «под­вести» состояние Качки, и В.Р.Буцке, и уже не в уме, а вслух. Он проводит тщательную и вполне убедительную дифферен­циацию с синдромом меланхолии и с импульсивным поме-

124

шательством. Затем он «перебирает» формы, являвшиеся ис­торическими предшественниками понятия психопатии. Следует длинный перечень патологических состояний, объединяемых общим признаком — нарушением эмоционально-волевой сфе­ры при сохранности рассудка. В этот перечень входят мания без бреда, по Пинелю, инстинктивная мономания, по Эски-ролю, бред поступков, по Бриеру де-Буамону, моральное сла­боумие, по Причарду, эмотивный бред, по Морелю, страст­ное помешательство, по Биго, и др, О всех этих формах В.Р.Буцке говорит как о не отвечающих нозологическим кри­териям, поскольку каждая из них выделена на основании ка-кого-либо одного симптома.

В существующих классификационных схемах В.Р.Буцке не находит такой формы, которая была бы адекватна состоянию Качки. Самим положением вещей он вынужден оценивать со­стояние подсудимой вне принятых в тогдашней психиатрии группировок заболеваний. Вот что он говорил: «Замечатель­нее всего то, что свидетели вовсе не описывают какую-ни­будь определенную психическую болезнь, как она написана в книжке, а общую нервность и зависящую от нее ненормаль­ность душевных отправлений*. Мысль о том, что патологичес­кое состояние, наблюдающееся у Качки, не укладывается ни в одну из известных форм психических заболеваний, В.Р.Буцке повторял в разных вариантах; он говорил, что наследие, по­лученное Качкой от родителей, «выразилось,,, не в какой-ни­будь резкой, определенной душевной болезни** «У Качки не было... душевной болезни, имевшей резкое начало и опреде­ленное течение, сопровождавшейся бредом, бессмыслицами, буйством и т.д.». Это, так сказать, негативные описания пси­хопатии. А вот приближающееся к позитивному: патологичес­кое помешательство Качки проявлялось не в этих резких, всем очевидных формах, «а в формах абортивных, сидящих глубо­ко в организации и обусловливаемых конституционными рас­стройствами».

В результате подробного анализа патологических особен­ностей личности Качки В.Р.Буцке приходит к заключению, что у подсудимой имелось «известное расстройство нервной системы в форме возвышенной чувствительности и истерии, развившихся под влиянием наследственного предрасположе­ния, дурных условий воспитания и не менее дурных условий жизни, в период первого возбуждения половых инстинктов». «Итак, я считаю, что Качка во время совершения ею пре-

125

ступления страдала тяжелым конституциональным расстройст­вом в форме истерии или сродной с ней болезнью»- Конкре­тизируя, что он имел в виду, говоря о конституциональном расстройстве истерического типа, В.Р.Буцкс фиксирует вни­мание не на припадках или каких-либо сенсомоторных нару­шениях, а на определенных чертах характера. Он говорил об эмоциональных изменениях, выражающихся «в преувеличен­но-экзальтированных, восторженных привязанностях или в страстной ненависти без достаточного основания». «Рядом с знаменательной недостаточностью воли* он отмечал «возник­новение стремлений, держащихся с необыкновенным упор­ством». Из особенностей интеллекта В.Р.Буцкс обратил вни­мание на то, что «рядом с известным блеском и внешним лоском ума проглядывает известная недостаточность умствен­ных способностей», выражающаяся в преобладании чувство­ваний над доводами и в «чрезвычайном упорстве некоторых представлений, достигающих степени настоящих "навязчивых идей (Zwangsideen)"», Выступлению Буцке была посвящена конференция 15 апреля. Наследующей конференции9 проис­ходившей 29 апреля, было заслушано мнение С-С.Корсакова* Это было мнение молодого, но уже вполне зрелого психиатра.

В выступлении Корсакова важно и интересно все, от нача­ла до конца. Здесь мы выделим только то, что знаменовало отграничение нового в те годы понятия психопатии. Очертив патологические особенности личности Качки, которые, как заметил Корсаков, относятся «к самым тонким психическим расстройствами, он ставит наиболее важный для правильной оценки личности Качки вопрос: являются ли отмеченные па­тологические явления только реакцией на психогению, или они коренятся в самом существе ее личности? Прекрасный клинический анализ имеющихся в деле данных приводит к выводу, что патологические черты Качки не относятся к вре­менным, реактивно обусловленным явлениям, а составляют существенные особенности ее личности. Вся жизнь человека есть болезнь, — говорит Корсаков. Противоречивость и дис­гармоничность чувств, аффективная неустойчивость и легкая смена эмоциональной направленности, которые характери­зуют истерических психопатов, не только были подчеркнуты Корсаковым у Качки, но и прямо определены понятием пси­хопатия.

Отмечая, что Качка то любит, то ненавидит Байрашев-ского, то она не желает его смерти, то ее тянет к убийству,

126

Корсаков пишет; «Такое явление, такое раздвоение так напо­минает то раздвоение душевной жизни, которое встречали мы у некоторых психопатов* (курсив наш)*

При ознакомлении с экспертными заключениями в ста­дии предварительного следствия и на суде мы видели, что большой трудностью для экспертов было решение вопроса о том, относятся ли характерологические особенности Качки к явлениям болезненным, подлежащим оценке психиатра, или это такие проявления индивидуальности, которые находятся вне пределов компетенции психиатрии. На этот вопрос Кор­саков дает следующий ответ: «это явление скорее болезнен­ное, чем нормальное». В этом ответе отражено характерное для 80-х годов прошлого столетия вовлечение в компетенцию психиатра явлений, считавшихся до этого не подлежащими ведению психиатрии, расширение компетенции психиатрии, создание новой зоны пограничной психиатрии.

В своем заключении о состоянии Качки С.С*Корсаков боль­ше чем отразил этот процесс — он был его деятельным участ­ником; само его заключение расширяло компетенцию пси­хиатрии.

В некоторых экспертных заключениях, а особенно в выс­туплении В.Р.Буцке, в описании и анализе личностных осо­бенностей Качки наметились контуры клинического понятия психопатии; казалось, будет произнесено и само это слово.

Как видим, оно было произнесено С.С.Корсаковым и про­изнесено во вполне определенном контексте, а именно когда он отмечал дисгармоничность психики, характеризующую психопатов. С этого времени обозначение дисгармоничных личностей как личностей психопатических все шире входило в психиатрическую терминологию и прочно закрепилось в ней, опять-таки при участии С.С.Корсакова: известно, что уже в первом издании «Курса психиатрии» (1893) С,С,Корсаков широко пользуется терминами и понятиями «психопатичес­кая конституция» и «психопатия»,

С современной точки зрения, Качка — психопатическая личность из группы истеричных. В выступлении С,С,Корсако­ва дана характеристика общего (родового) понятия психопа­тии и характеристика частного (видового) понятия истероид-ной психопатии. Для психопатической личности вообще, независимо от формы психопатии, характерна несоразмер­ность реакции на внешние влияния — «непропорциональность реакции на внешние стимулы». Психику истеричных психопа-

127

тов характеризует поверхностность и нестойкость пережива­ний, тем не менее внешне проявляющихся очень бурно; у истеричных сила внешнего выражения превосходит истинную, внутреннюю сущность чувства. Нельзя не признать, что в этих характеристиках С.С.Корсаков обобщил наиболее существен­ные признаки психопатической конституции вообще и исте-роидной се формы в частности.

На конференциях 6, 13 и 20 мая выступали НАТолосов! Н.В.Фоминский, Н.П.Страхов и Ф.А.Савей-Могилевич.

После ознакомления с мнением В.Р.Буцке и особенно С.С.Корсакова их выступления не представляют большого ин­тереса. НАХолосов отмечал аномалию характера, странности и эксцентричности; на этой почве у Качки возникло истеричес­кое умопомешательство, «которое подготовлялось с детства», Н.В.Фоминский отмечал наличие у Качки «ненормальности в нервной системе, которая, не имея резко выраженных типич­ных симптомов, не может быть подведена под какую-либо оп­ределенную форму психического расстройства, но приближает-ся по своим проявлениям к болезни, известной под именем истерии в обширном значении этого слова». Н.П.Страхов полагал, что Качка как в детстве, так и в последующем представляла «хороший экземпляр нервного сложения»; преступление совер­шено ею в состоянии истерического помешательства* По мнению Ф.А.Савей-Могилевича, Качка страдает истерией, однако «пси­хическая сфера у Качки поразилась несколько иначе, несравненно глубже, чем бывает это обыкновенно при простой истерии».

Подведем итог*

В 1880 г. московские психиатры были привлечены к экс­пертизе обвиняемой, которая в настоящее время была бы ква­лифицирована как психопатическая личность из группы ис­теричных психопатов.

Своеобразие возникшей ситуации, ее проблемность состоя­ли в том, что психиатрам предстояло оценить нарушения пси­хики, относящиеся к области малой психиатрии, в то время, когда этого раздела психиатрии еще не существовало.

Опытные клиницисты отмечали патологию у обследуемой, однако они не имели критериев оценки наблюдаемого состоя­ния* В этих условиях одни, отмечая отклонения психики об­следуемой, не оценивали эти отклонения как проявления бо­лезни и выносили их за пределы компетенции психиатрии. Другие пытались оценить эти отклонения применительно к принятым в тогдашней психиатрии классификационным схе-

128

мам. Третьи — С.С.Корсаков и отчасти В.Р,Буцкс — стреми­лись очертить контуры новых клинических понятий, т.е. за­кладывали основы нового раздела психиатрии — малой, или пограничной, психиатрии.

Как центральное клиническое понятие этого нового раздела психиатрии начинало обрисовываться понятие психопатии, но в процессе его отграничения и дифференциации намечались, также пока еще очень туманно, контуры реактивных состояний и ситуационно обусловленных патологических развитии.

Клиническое понятие психопатии возникало в недрах ис­торически предшествовавших ему понятий дегенерации, мо­рального слабоумия и других уже терявших ценность, опи­равшихся наложные критерии образований.

Интересно, что клиническое описание одной из частных форм психопатии — истерической психопатии — опережало отграничение понятия психопатии в целом. Впрочем, так разви­вались и представления о других клинических формах: отграни­чение кататонии, гебефрснии, параноидной и простой форм предшествовало выделению шизофрении; также выделялся цир­кулярный психоз, которому предшествовало отграничение ма­нии и меланхолии; истерия, неврастения, навязчивости были описаны порознь значительно раньше* чем было отграничено понятие невроза в современном его значении* Описание частных клинических фактов на уровне симптомов и синдромов предшест­вовало обобщению их, объединению в нозологические единицы.

В оценке состояния подсудимой П.Качки участвовали шесть врачей, привлекавшихся в качестве экспертов во время пред­варительного и судебного следствия. Во время конференций в Преображенской больнице с оценкой состояния Качки выс­тупили семь психиатров. Среди экспертов были врачи — чле­ны врачебной управы, имеющие большой экспертный опыт; на Преображенскую больницу в те годы было возложено осу­ществление стационарной судсбно-психиатрической экспер­тизы. В свете этих обстоятельств имеет несомненное значение тот факт, что никто из высказавших свое мнение о состоянии Качки не сослался на аналогичное наблюдение, с которым ему пришлось бы встретиться в прошлом. По видимому, дело Качки было первым «громким делом», в котором подэксперт-ной оказалась психопатическая личность.

В истории психиатрии найдется немного фактов, <„> когда в дискуссии по вопросам экспертной оценки одной подсуди­мой участвовали бы тринадцать официальных и неофициаль­ных экспертов.

129

Приложение

Протокол медицинской конференции

Преображенской больницы для душевнобольных в москве апреля

29 дня 1880 г.

Присутствовали: И л, главного врача Н. И Державин, старший ординатор А.Ф.Беккер, ординаторы: В Р.Буцке, НА.Голосов, Н.П.Страхов, Н.В.Фоминский, ФА.Савей-Могилевич, А,П.Александров, врач С.С.Корсаков, Се­кретарем был избран А.П.Александров. Мнение С.С.Кор­сакова:

«Положение эксперта на суде по делу Качки было далеко не завидное. Для того чтобы составить вообще какое-нибудь заключение по поводу психиатрического случая на судебном разбирательстве, нужно, чтобы было представлено довольно много данных, на основании которых можно было бы судить, а по такому делу, как дело Качки, их нужно было очень мно­го, потому что если Качка больна, то во всяком случае, вид­но с первого раза, что болезнь эта принадлежит к самым тон­ким психическим расстройствам, не резко бросающимся в глаза. Между тем именно по этому-то делу суд представил очень мало данных и, как мне кажется, вовсе не потому, что это было невозможно. Так, например, уже на предварительном следствии указывали на наследственное расположение Качки к душевным болезням и, как нарочно, председатель указыва­ет на недостаточность числа свидетелей, показывающих в пользу наследственного предрасположения, точно не от суда зависело доказать это очень обстоятельно, ну, хоть бы пред­ставивши показание доктора Португалова, лечившего отца Качки. Жизнь и характер Качки до знакомства с Байрашев-ским так недостаточно рисуется в судебном следствии, что опять является вопрос, отчего суд не постарался разъяснить дело лучше- Наконец, самое врачебное наблюдение над Кач­кой поручено было лицу, не специально занимающемуся пси­хиатрией, и для специалиста это наблюдение оставляет очень много пробелов; для примера возьмем хоть то, что дело шло, как показывал Н. И .Державин на предварительном следствии,

130

об особенном случае истерии; мы все знаем, какое важное значение имеет при этом то изменение душевного состояния и вообще состояния всей нервной системы, которое является в период регул у многих истеричных, а в наблюдении об этом ничего не упомянуто, точно это совсем неважно; специалист-психиатр не сделал бы такого промаха.»

Что же оставалось делать эксперту-психиатру, если дан­ных, на основании которых ему приходилось судить, было слишком мало? В таком случае авторитеты советуют эксперту вовсе уклониться от ответа. Но как и всякий теоретический совет, он не ко всякому случаю приложим. Именно это случи­лось и здесь, В самом деле, наряду с экспертами-специалистами приглашены были эксперты-непсихиатры, из которых один, даже не замечая всей сложности дела, говорил, что все дело "очень просто" и Качка здорова, а другой, основываясь на необширных сведениях по психиатрии, говорил тоже, что Качка здорова, но заслуживает сожаления (как будто экспер­та спрашивают, что здоровый человек заслуживает сожале­ния или нет). Что случилось бы, если бы врач и-специалисты отказались дать свое заключение, основываясь на том, что для специалиста требуется гораздо большая логическая связь, чем сказать "очень просто"? Конечно, для присяжных было бы тогда очень важно решение двух врачей, что Качка здоро­ва, а между тем в деле было много фактов, которые очень намекали на болезнь. Следовательно, чувство нравственного долга обязывало специалистов даже при скудных данных дать заключение, которое наиболее могло приближаться к истине и было бы основано на специальных психиатрических сведе­ниях. Эксперт-психиатр для того и призывается в суд, чтобы своим опытным взглядом заметить те уклонения от нормаль­ной психической жизни, которые не бросаются в глаза судеб­ному следователю и обыкновенному врачу, и указать на эти уклонения суду.

Мыв настоящее время находимся в гораздо лучших усло­виях, чем эксперт; никто нас не торопит, не сбивает, не кон­фузит, и более хладнокровно можем обсудить, что нам как психиатрам бросается в глаза как болезненное явление и на­сколько явления, о которых нам рассказывали на суде, могут быть выражением здорового или болезненного состояния, каждое явление порознь и все в совокупности. Такого рода разбор дела Качки я и намерен представить вашему внима­нию: постараюсь каждый пункт тщательно обсудить и решить

131

вопрос, есть ли в данном явлении что-нибудь, указывающее на болезнь, и может ли быть это явление вполне объяснено, если болезни не признавать, или оно гораздо легче объяснит­ся, если болезнь признать. Начну с самого момента преступ­ления.

По своей необычайности самая обстановка убийства обра­тила на себя всеобщее внимание. Необычайность, конечно, сама по себе не имеет для нас большого значения. Но, во всяком случае, мы должны решить, были ли достаточные нормальные мотивы для этой необычайности.

В кружке веселящейся молодежи раздастся выстрел. Только что певшая девица убивает молодого человека.,. Конечно, странно, почему именно это время было выбрано для убийст­ва — время, неудобное уже потому, что очень легко можно было помешать убийству; заметь кто-нибудь движение Кач­ки, и убийство не было бы, может быть, совершено. Следова­тельно, если Качка действовала по нормальным психическим мотивам» то заставить выбрать такой момент для исполнения своего желания ее могла только крайняя необходимость. Та-кого рода необходимостью могло бы быть то, что в этот день приехала Пресецкая и Байрашевский должен был скоро уехать. Но ведь мы знаем из процесса, что Качка могла видеться с Байрашевским и наедине; живя с ним в одних номерах, ей далеко нетрудно было даже в продолжении нескольких часов избрать более благоприятную обстановку. Остается, следова­тельно, думать, что Качка просто в увлечении не соображала неудобства обстановки, ей это не пришло в голову, — и это предположение, конечно, имеет многое за себя — или нужно искать другое обьяснение. Можно было бы думать и так, что решимость убить Байрашевского созрела вдруг у Качки: до этого она только дразнила себя этой мыслью, а тут под влия­нием аффекта эта мысль сделалась импульсивной и вырази­лась в действии. Не будучи в состоянии совершенно отрицать этого предположения, я укажу только, что против этого пред­положения говорит то, что Качка заранее решилась на этом вечере кончить свою драму <.„>