Geum.ru

История западноевропейской литературы. XIX век: Англия: Учебное пособие для студентов филологических факультетов высших учебных заведений / Л. В. Сидорченко, И

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:



XIXScott

ВАЛЬТЕР СКОТТ


(История западноевропейской литературы. XIX век: Англия: Учебное пособие для студентов филологических факультетов высших учебных заведений / Л.В. Сидорченко, И.И. Бурова, А.А. Аствацатуров и др. СПб: СпбГУ, 2004.)


Вальтер Скотт (Walter Scott, 1771-1832) родился в Эдинбурге в семье юриста, принадлежавшего к старинному аристократическому роду. Ранние годы писателя были омрачены болезнью, а последствия перенесенного им полиомиелита всю жизнь напоминали о себе хромотой. Исключительные обстоятельства развития ребенка, ограниченного в возможностях движения, определили характер его интересов. Круг детского чтения Скотта, рассказанные ему легенды и семейные предания, народные баллады и сказки, желание больше узнать о своих предках предопределили его страстное увлечение прошлым в зрелые годы.

Детство и юность Скотта выпали на тот период шотландской истории, когда страна постепенно начинала смиряться со своим настоя­щим положением, с происшедшей в 1707 г. утратой государственности, когда ранее самостоятельное королевство Шотландия было связано союзным договором с Англией и вошло в состав королевства Великобритания, а его население оказалось, по сути, ущемленным в своих правах и национальных интересах. На протяжении всей первой половины XVIII в. в стране кипели страсти, побуждавшие шотландцев неоднократно (вплоть до 1745 г.) выступать в поддержку якобитов, сторонников свергнутой династии Стюартов, видя в последних прежде всего выразителей национальных интересов, соотечественников, способных вернуть родине вожделенную свободу (до 1603 г. Стюарты были королями Шотландии, а в 1603 г., после смерти английской ко­ролевы Елизаветы I, унаследовали и ее корону). Родившийся через четверть века после того, как дело Стюартов было окончательно про­играно, Скотт не мог не испытать на себе воздействия характерных для старшего поколения шотландцев ностальгических настроений, которые укрепили его в намерении изучать прошлое родного края.

Учиться Скотт начал довольно поздно, в возрасте девяти лет, но, ус­пешно наверстав упущенное, последовал по стопам отца и в двадцать один год завершил юридическое образование в Эдинбургском универ­ситете. Между тем его не слишком прельщала карьера адвоката. Неподдельная страсть к старинным балладам и преданиям влекла его за пределы чопорной деловой обстановки, побуждала отправляться в пе­шие странствия по отдаленным уголкам Шотландии. Уже тогда он на­чал коллекционировать записи народных песен, которые позднее вошли в трехтомный сборник «Песен шотландской Границы», опубликован­ный им в 1802-1803 гг. Эта работа обладает непреходящей ценностью, поскольку в отличие от подавляющего большинства современных ему поклонников фольклора Скотт не подверг включенные в издание тек­сты литературной обработке, воспроизведя их в том виде, в котором услышал, и сопроводив их интереснейшими комментариями историко-этнографического характера. Уже в этом проявилась специфика от­ношения Скотта к фольклору: он видел в нем документ, зафиксировав­ший не только факты, но и народные симпатии и антипатии.

Практически одновременно Скотт начинает заниматься перевод­ческой деятельностью. Во второй половине 1790-х гг. были опублико­ваны выполненные им стихотворные переводы немецких баллад. «Ленора» (у Скотта — «Уильям и Элен») и «Дикий охотник» Бюргера открыли этот перечень в 1796 г., отразив интерес Скотта к современ­ной ему немецкой литературе, в которой ему импонировало стремле­ние возродить фольклорные традиции. Мрачный колорит немецких баллад был созвучен атмосфере «готической» прозы», и в Англии они воспринимались как «страшные» рассказы в стихах.

Влияние шотландского фольклора, немецкой романтической бал­лады и творчества Роберта Бернса, с которым Скотт лично познако­мился в 1786 г., способствовало формированию оригинального поэ­тического почерка Вальтера Скотта, первые произведения которого были созданы в конце 1790-х гг. Наибольшей известностью из ранних литературных опытов Скотта пользуется баллада «Иванов вечер» (1799), переведенная на русский язык В. А. Жуковским, давшим ей название «Замок Смальгольм». Однако слава пришла к Скотту несколь­ко позднее, после выхода в свет поэм «Песнь последнего менестреля» (1805) и «Мармион» (1808).

Первая из этих поэм представляет собой обращение к милому серд­цу Скотта средневековью — действие происходит в XII в. Присутствие в поэме образа чернокнижника Майкла Скотта и выбор героини из рода Боклю явно свидетельствуют об одном из мотивов, побуждав­ших Скотта изучать историю: ведь не только Майкл Скотт, но и пре­красная Маргарет были его предками — поэт состоял в родстве с гер­цогами Боклю, которые, в свою очередь, были связаны родственными узами со Стюартами. Сюжет поэмы — счастливый вариант историй Ромео и Джульетты: любовь молодого лорда Генри к Маргарет приво­дит к полюбовному разрешению конфликта между семействами Бок­лю и Крэнстоун. Действие в поэме развивается на колоритном фоне картин старинной шотландской жизни, Скотт живо описывает при­меты времени: феодальный замок, рыцарский турнир и менее круп­ные характерные детали.

Поэма «Мармион» посвящена событиям менее далекой истори­ческой эпохи. Любовь к монахине побудила героя поэмы выкрасть девушку из монастыря. Констанс (одно это имя говорит о том, на­сколько она верна в своих привязанностях) превращается в очаро­вательного пажа своего возлюбленного, который, напротив, недолго остается постоянным в своих чувствах. Скотт мастерски изображает бурное отчаяние, охватившее покинутую героиню, ее месть и страш­ную кару, постигшую ее как отступницу по приговору монастыр­ского суда. Как и Констанс, рыцарь Мармион — типичный роман­тический герой. Его исключительность подчеркивается не только личной отвагой, но и окутываемой его атмосферой загадочности, в частности, Скотт с успехом интригует читателя происхождением героя. Вместе с тем действует Мармион в совершенно конкретной исторической обстановке, и личная драма героя в поэме разворачи­вается на фоне событий 1513г., когда во Флодденской битве сошлись войска английского короля Генриха VIII и шотландского монарха Якова IV.

Если в «Мармионе» отчетливо прозвучали мотивы, характерные для эстетики «готического» романа, то поэма «Дева Озера» (1810) своим сюжетом больше напоминает волшебную сказку, только заблудившим­ся на охоте королем оказывается реальное историческое лицо Яков V Шотландский. Сказочный фольклорный мотив органично сплетается с исторической правдой, когда Скотт повествует о вражде, которую питали друг к другу король и представители рода Дугласов. Опираясь на достоверные исторические сведения, Скотт воссоздает историю о том, как дочь лорда Дугласа Эллен спасла короля, что послужило по­водом для примирения враждующих сторон. (Скотт сделал попытку осмыслить в ключе романтической баллады события, которые имели серьезнейшие исторические последствия: одна из представительниц клана Дугласов была матерью внебрачного сына Якова V, графа Морея, который впоследствии заставил отречься от престола единствен­ную законную наследницу Якова, шотландскую королеву Марию Стю­арт.) Шекспировский мотив любви, одерживающей победу над ненавистью, звучит в этом произведении более убедительно, чем в «Песни последнего менестреля».

В последующих эпических поэмах Скотта — «Видение дона Роде­рика» (1811), «Рокби» (1813), «Свадьба в Трирмэне» (1813), «Гарольд Бесстрашный» (1817) и др. — интерес автора к национальной исто­рической теме заметно возрастает. Созданные Скоттом поэмы на ис­торические темы — новое явление в литературе Англии начала XIX столетия — снискали ему подлинную славу и вызвали волну под­ражаний. И даже молодой Байрон, весьма строго высказавшийся в «Ан­глийских бардах и шотландских обозревателях» о поэтическом твор­честве Скотта, о характерной для него поэтизации средневекового варварства, испытал на себе его влияние, особенно заметное в «Вос­точных повестях».

Поэтическое творчество Скотта предвосхищает главный принцип созданного им типа исторического романа: сюжетный конфликт в его поэмах возникает, развивается и получает разрешение на почве ре­альных исторических событий, с которыми непосредственно связана жизнь героев. Отчетливый местный колорит поэм, присутствие и вза­имодействие в них образов реальных исторических лиц и вымышлен­ных персонажей также предвосхищает канон созданного Скоттом ис­торического романа.

Балладное начало, присущее всей поэзии Скотта, ощутимо и в его дальнейшем, прозаическом, творчестве. Например, образы короля Ричарда Львиное Сердце и Локсли в «Айвенго» родились на основе балладной традиции, а в «Гае Мэннеринге» баллады служат своеоб­разным фоном для действия, олицетворяя старинные устои, вопло­щая в себе дух народа.

Неожиданно для своих современников Скотт отказался от предло­женной ему должности придворного поэта-лауреата. Такой шаг мож­но в равной мере объяснить и желанием сохранить свободу творче­ства, и снижением интереса к поэзии: последние свои поэтические произведения Скотт написал в 1815-1816 гг., а последняя прижизнен­ная антология его стихов увидела свет в 1821 г.

Обращение Скотта к прозе часто объясняют его нежеланием быть потесненным с поэтического Олимпа, при этом цитируют сделанное им в 1821 г. ошеломляющее в своей честности признание в преклоне­нии перед «могучим гением Байрона». Однако, по-видимому, не менее мощным стимулом явилось и желание более глубоко разобраться в пру­жинах истории, не сковывая себя строгими законами стихосложения.

Скотт создал принципиально новую жанровую разновидность ро­мана — роман исторический. Однако в своем новаторстве писатель опирался на освященные временем литературные традиции. Обраща­ясь к изображению исторического прошлого, Скотт ориентировался на опыт Шекспира. В его глазах Шекспир был автором, познакомив­шим своих соотечественников с национальной историей и подавшим пример всем последующим поколениям литераторов, создающих про­изведения на исторические сюжеты. Исторические драмы Шекспира являют собой непревзойденное в своей гармонии сочетание жизнен­ной правды и вымысла, достигнутое благодаря преобразующей силе творческого воображения. Скотта восхищало отсутствие авторских оценок в пьесах великого драматурга, секрет успеха которых во мно­гом основывался на желании изобразить других людей, создать жи­вые, убедительные характеры, а не навязать читателям или зрителям собственную точку зрения на происходящее. Шекспир — прежде всего объективный летописец, запечатлевший портреты минувшего для грядущего. В предисловии к роману «Певерил Пик» (1823) Скотт пря­мо скажет о том, что его соотечественники лучше всего знают те эпи­зоды национальной истории, которые были изображены Шекспиром. Уже в своем первом романе «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» (1814), над которым автор работал с 1805 г., Скотт вслед за Шекспи­ром сосредоточивает внимание прежде всего на характерах и страстях своих героев, стремясь к той идеальной естественности, которая при­суща персонажам шекспировских хроник.

Ключ к пониманию того, что именно побудило Скотта предпо­честь драме роман, кроется в его многочисленных критических тру­дах, в частности в «Жизнеописании Драйдена» (1808). Основное сход­ство между романом и драмой Скотт видит в том, что в обоих жанрах авторы получают возможность создать объективную картину дей­ствительности. Однако если авторская идея драматурга передается публике через посредство актеров, то романист в своем общении с читателем не нуждается в интерпретаторе-посреднике. Лишь от ав­тора зависит то, как будут донесены его идеи до читателя. Для этого необходимо также большее усилие воображения со стороны воспри­нимающего, и в качестве средств стимуляции читательской фанта­зии Скотт считает необходимым перенесение в роман драматических приемов, предпочитая излагать свои сюжеты в «драматической», т. е. диалогической, форме. Однако положенный в основу романа диалог неизбежно ведет к обеднению эмоционального воздействия произ­ведения, которое начинает подавлять читателя неестественной веле­речивостью героев. Поэтому в романах Скотта гармонично сочета­ются и повествование, и описание, и диалог. Описания знакомят с героями, с тем фоном, на котором развивается действие. Помимо пейзажных и интерьерных зарисовок описаниями являются и харак­теристики эпохи, в которую разворачиваются события в романе. По­добные портреты времени, как правило, служат прологом к роман­ному действию.

Повествование, перемежаемое описаниями, оживляется диалога­ми персонажей. Прямая речь героев выступает как средство объекти­вации повествования. На основании реплик персонажей читатель может самостоятельно делать выводы о мыслях, чувствах и настрое­ниях людей отдаленных исторических эпох, а писатель, сохраняя свою личную точку зрения, избавляется от необходимости навязывать чи­тателям собственное восприятие времени.

До Скотта, повествуя о событиях прошлого, авторы как «готи­ческих», так и «антикварных» романов стремились изобразить про­шлое в отрыве от настоящего, создать исторический колорит по принципу контрастного противопоставления прошлого и современ­ности. Скотт же начинает рассматривать историю человечества как непрерывную цепь событий, скованных между собой причинно-след­ственной связью. В такой системе изучение истории становится тем ключом, который необходим для подлинного постижения современ­ных проблем. Очевидно, Скотт сумел преодолеть традиционное раз­граничение истории и современности, опираясь на те тенденции, которые наметились в общественно-политических и эстетических идеях XVIII столетия.

Молодость Скотта была ознаменована столь бурным развитием со­бытий в жизни народов Европы, что люди буквально ощутили на себе движение истории, которая утратила абстрактный характер и превра­тилась в физически осязаемый предмет. Общественная мысль этого периода испытывает повышенный интерес к осмыслению исторических событий прошлого, стремясь отыскать в них ключ к познанию совре­менности. Французские просветители-энциклопедисты в своей класси­фикации наук определили историю как науку, основывающуюся на па­мяти о прошлом, которое представлялось им мрачным и кровавым, исполненным невежества, бессмысленностей и притеснений. Однако идея изучения настоящего в его неразрывной связи с прошлым, опре­делившая романтическую философию истории, была рождена именно в недрах Просвещения. По-ренессансному воспринимая историю как род философии, обучающей на примерах, Генри Сент-Джон, виконт Болингброк (1678-1751), предпринял попытку теоретического осмыс­ления связи времен. Придерживаясь традиций философского эмпириз­ма, он провозгласил опыт единственным средством социально-ис­торического познания, считая к тому же, что исторический опыт подготавливает человека и общество к правильному восприятию опыта современного («Письма об изучении истории», 1743).

Некоторые признаки художественного историзма присущи твор­честву английских просветителей XVIII столетия. Д. Дефо впервые применил принцип соотнесения событий жизни вымышленного ге­роя с реальными историческими событиями («Записки кавалера», 1720; «Дневник чумного года», 1722). Г. Филдинг развил достижения Дефо в романе «История Тома Джонса, найденыша» (1749).

Признанный родоначальник исторического романа, В. Скотт наи­более полно и последовательно воплотил в своем творчестве идею изучения настоящего в его неразрывной связи в прошлым. Скотт пол­ностью преодолел восходящее к Аристотелю и сделанное классицис­тами традиционным противопоставление поэзии и истории. Художе­ственный метод Скотта можно назвать подлинно научным, ибо на страницах своих произведений писатель рассказал о «живых людях во всей несомненности их исторической жизни», словно историк, ко­торый из неясных намеков прошлого воссоздает своих героев соглас­но закону достаточного основания. Именно поэтому исторический роман Скотта приобрел познавательное значение. Избирая в качестве сюжета какое-либо историческое событие, Скотт стремился понять причины, его породившие, равно как и результаты, к которым оно привело. Герой Скотта — непременный участник этого события, во всех ситуациях сохраняющий свою точку зрения на происходящее, свою нравственную свободу. Более того, судьба героя определяется его отношением к закономерным историческим процессам. Если авторы «готических» романов, получивших широкое распространение на ру­беже веков, видели в судьбах мира роковое предопределение, то Скотт, вслед за Вольтером, исходил из вполне научного представления о причинно-следственной связи всего происходящего, открыто выступая против фатализма и мизантропии, полагая, что человек должен нести нравственную ответственность за свои поступки и даже мысли.

В истории Скотт выделял эпохи, качественно различающиеся меж­ду собой. Эпохи в истории выделяли и до него, связывая их с перио­дом царствования либо одного правителя, либо всего королевского дома. Скотт же переосмысливает понятие эпохи, воспринимая ее как динамичную систему общественных противоречий и решение стоя­щей перед данным обществом исторической задачи. При всем разли­чии эпох Скотт усматривал между ними сходство, проявляющееся на уровне человеческих страстей и нравственного чувства.

Изображению царящих в обществе нравов писатель явно учился у Филдинга, но, в отличие от своего литературного наставника, он от­носил подобные картины в прошлое и лишал их сатирического пафо­са. От Филдинга перешла к Скотту и идея соотнесения жизни вымыш­ленного героя с историческими событиями, которое у него стало принципиально важным, осязаемым и явным: герой в романах Скот­та оказывается не на периферии событий, а в их гуще, и его судьба определяется непосредственно характером развития истории. В твор­честве Скотта сохранилась присущая более ранним этапам развития английского романа дидактико-моралистическая направленность. Она, по образному выражению Е. И. Клименко, служила «и лекарством против испорченности нравов эпохи, и анналами, в которых они ос­тавались запечатленными для потомства». История стала главной те­мой романов писателя, а введение в них чисто романических, вымыш­ленных героев было необходимо лишь для того, чтобы пробудить интерес к их частным судьбам и исподволь познакомить читателя с историческим прошлым в соответствии с мудрым педагогическим принципом. Тип романа, созданный Скоттом, наилучшим образом отвечал потребностям читателей современной автору эпохи. Творче­ство Скотта вызвало волну подражаний не только на его родине, но и в других национальных литературах. Во всяком случае в течение не­скольких десятилетий литературная жизнь Великобритании была от­мечена повышенным интересом к исторической теме. В прошлом ис­кали ответы на сегодняшние вопросы, история питала ностальгические чувства разочарованных в современности, история была провозгла­шена не только самым достойным предметом для изучения — она пре­вратилась, по словам Т. Карлейля, в его «единственный предмет, вби­рающий в себя все остальное».

Вальтер Скотт — не только прославленный романист, но также автор множества очерков и рассказов, его перу принадлежат и фун­даментальные историографические труды — «Жизнь Наполеона Буонапарте» (1827) и «История Шотландии» (1829-1830). Некоторые ро­маны писателя объединялись в циклы — «Рассказы трактирщика», «Повести о крестоносцах», «Хроники Кэнонгейта». Подавляющее большинство романов посвящено событиям шотландской и английской истории, в некоторых — «Квентине Дорварде» (1823) и «Графе Роберте Парижском» (1831) — действие происходит в других стра­нах, но неизменно соотнесено с историей Британии и судьбами ее уроженцев.

Начиная с «Уэверли, или Шестьдесят лет назад», Скотт обратился к событиям шотландской истории, что было вполне естественно для столь патриотично настроенного человека. К так называемым «шот­ландским» романам Скотта относятся также «Гай Мэннеринг» (1815), «Антикварий» (1816), «Пуритане» (1816), «Роб Рой» (1817), «Эдинбург­ская темница» (1818), «Пертская красавица» (1828), «Замок Опасный» (1831). Эти произведения также объединены хронологической общ­ностью, поскольку действие в них развивается в конце XVII — первой половине XVIII в. В «Пуританах» задается общность цикла «шотланд­ских» романов. Действие этого произведения завершается непосред­ственно после событий Славной революции 1688-1689 гг., а изгнание из страны Якова II Стюарта послужило прологом к череде политиче­ских смут, сотрясавших страну на протяжении пяти с половиной де­сятилетий. Так, например, «Роб Рой» описывает события, связанные с якобитским восстанием 1715 г., а «Уэверли» посвящен событиям 1745 г., ознаменовавшегося последней попыткой Стюартов вернуть себе утраченный престол.

Скотт создавал свои «шотландские» романы не только потому, что питал ностальгическую любовь к прошлому. Он думал о настоящем своей страны. Его романы показали, какое количество обид накопи­лось в сердцах шотландцев за века вражды с англичанами. Он сторо­нился идеализации своих соотечественников, но старался объектив­но рассказать об их достоинствах и недостатках, сделать их понятнее и ближе для представителей других народов, и прежде всего — англи­чан. Национальная проблема стала одной из центральных проблем творчества Скотта-романиста. В ее постановке и раскрытии прояви­лась мудрость писателя как художника, сумевшего подняться над лич­ными пристрастиями и взглянуть на историю с позиции объективно­го исследователя.

В основу композиции «Уэверли» Скотт положил принцип романа путешествий, последовательно описывая приключения юного Эдуар­да Уэверли во время его странствия по Шотландии со скотокрадом Бин Лином. Следование канону романа путешествий позволило пи­сателю провести героев через те места, о которых он хотел рассказать, столкнуть их с людьми, о нравах которых хотел поведать. Вместе с тем в «Уэверли» явно прослеживаются и традиции романа воспита­ния, поскольку Скотт показывает эволюцию своего юного героя в результате постижения им правды жизни. В дальнейшем Скотт будет часто использовать мотивы воспитания и путешествий для достижения поставленных им целей, однако большинство последующих романов будет построено им преимущественно по модели романа— семейной хроники.

Особой композиционной стройностью в этом отношении отлича­ется «Роб Рой», представляемый Скоттом читателю в качестве авто­биографических записок Фрэнсиса Осбальдистона, вспоминающего о романтических приключениях юности, о необычной истории своей женитьбы на очаровательной Диане Верной. Фрэнсис изначально пре­тендует на амплуа романтического героя, который из-за утонченно­сти собственных духовных устремлений вступает в конфликт со своей средой. Юноша увлечен поэзией, в то время как отец принуждает его заниматься торговыми делами. Исключительность героя как будто еще более подтверждается тогда, когда он приезжает в Осбальдистон-холл к дяде Гильдебранту. Однако и в новой обстановке, нисколько не по­хожей на ту, к которой он привык в Лондоне, юноша вновь оказыва­ется на положении чужака: его вовсе не интересуют охота и застолья, составляющие смысл жизни дяди и кузенов. Человек незаурядный, Фрэнсис получает возможность проявить себя во время якобитского восстания 1715 г. Далекий от политики, он тем не менее вступил в английскую армию, чтобы водворить в стране порядок, нарушенный выступлениями якобитов.

Благонамеренному и добродетельному Фрэнсису противопостав­лен его демонический кузен Рэшли. Молодые люди сталкиваются не только в борьбе за благосклонность Дианы, они становятся полити­ческими противниками во время событий 1715 г., поскольку Рэшли, как и его родные, решает примкнуть к мятежникам. Низкий интри­ган, стремившийся сперва навредить своему сопернику, этот герой закономерно завершает свой путь предательством тех, кто вместе с ним ратовал за реставрацию Стюартов. При всей своей любви к исто­рии, Скотт скептически оценивал возможность повернуть ход собы­тий вспять. Он — сторонник нравственной позиции в истории, кото­рая противопоставляется всякого рода политическому волюнтаризму и фанатизму. Противопоставление «герой-антигерой» в творчестве Скотта приобретает откровенно назидательный, дидактический харак­тер: только тот из персонажей, который демонстрирует душевное бла­городство в ситуации исторического выбора, заслуживает личное сча­стье в брачном союзе с героиней.

Фрэнсис Осбальдистон — один из плеяды созданных Скоттом моло­дых людей, вовлеченных в перипетии исторических событий. Тип такого героя был подсказан писателю литературной традицией XVIII столетия. Во многих английских романах этого времени рассказывалось о том, как молодой человек в поисках житейского преуспевания испытывает множество всевозможных приключений, после чего благополучно же­нится на достойной его избраннице и зачастую оказывается обладателем солидного наследства, дающего ему возможность вести размеренный, респектабельный образ жизни. Однако в рамках реалистического ро­мана эпохи Просвещения жизнь подобного героя была ограничена част­ной сферой, и эпос частной жизни уже не отвечал потребностям времени тогда, когда в литературу вступил Вальтер Скотт.

В «Роб Рое», как и в других своих романах, писатель достигает орга­ничного сочетания образов реальных исторических лиц и вымыш­ленных героев. Вымышленные персонажи, которым посвящена романическая линия сюжета, создавались Скоттом на основе про­светительского представления о человеке вообще. Еще прижизнен­ные критики Скотта отмечали, что образы героев авантюрно-любов­ной линии повествования у Скотта всегда заурядны, а порой даже схематичны. Подобное обстоятельство не следует относить на счет допущенных мастером просчетов. Повествование о любовных кол­лизиях — лишь удачный педагогический прием, позволяющий пи­сателю подогревать интерес читателя и по ходу дела не только пре­подать нравственный урок, но и познакомить с историей.

Изображая в романе Шотландию начала XVIII в., Скотт подчерки­вает характерную для того времени социальную неоднородность шот­ландского общества. В стране уже сложились и развиваются промышленно-торговые центры, однако буржуазная цивилизация существует параллельно с архаичным патриархальным укладом жизни, который сохраняется в горной части Шотландии. Для того чтобы воспроизве­сти панораму шотландской жизни во всей ее достоверности, Скотту и понадобился персонаж, который оказался бы связанным с представи­телями обеих Шотландии. Таким героем и стал Роб Рой, предводи­тель горцев, вымогающий деньги у дельцов в обмен на обещание не причинять им неприятностей при путешествиях по глухим местам и щедро раздающий полученные средства нуждающимся. Благородная по существу, но преступная по форме деятельность делает Роб Роя шотландским Робин Гудом.

Роб Рой и его горцы примыкают к мятежу якобитов из желания отомстить за те притеснения, которые чинятся им английскими вла­стями и местным феодалом — герцогом Монтрозом, поддерживаю­щим короля Георга I. И Скотт, считавший единственно правильной политическую позицию Фрэнсиса Осбальдистона, симпатизирует и сочувствует своим персонажам из народа, примыкающим к восста­нию не столько из желания реставрировать на троне короля-шотланд­ца, сколько испытывая необходимость выплеснуть накопившуюся ярость и отомстить угнетателям.

Пейзажные зарисовки, частые в исторических романах Скотта, в «Роб Рое» несут особую драматическую нагрузку. Красота и величие суровой шотландской природы призваны подчеркнуть трагизм по­ложения обитателей этого края: на фоне скалистых гор и искрящихся на солнце озер «человек казался еще более приниженным».

Содержание романа далеко выходит за рамки обыкновенной се­мейной хроники: изобразив картину социально-политической жизни Шотландии, только что связанной с Англией узами Союзного догово­ра 1707 г., Скотт показал, что недовольство унией — лишь одна из примет времени. В исторической проблематике «Роб Роя» нашли так­же отражение внутренние противоречия эпохи — социальный раскол» разрушение патриархальных клановых отношений, назревание кон­фликта между горной и равнинной областями Шотландии. Чувствуя огромную силу народных движений, Скотт вслед за Шекспиром дал наглядную иллюстрацию того, какую важную роль играет народ в ис­тории.

Поразив воображение читателей яркими и колоритными образа­ми своих героев, особенно горцев, Скотт решил обратиться к новому для него материалу — истории Англии. К циклу «английских» рома­нов писателя относятся «Айвенго» (1819), «Кенилворт» (1821), «Вудсток» (1826) и др. «Английский» цикл открывается романом «Айвен­го». Его действие приурочено к событиям 1194 г., связанным с борьбой короля Ричарда Львиное Сердце с братом, принцем Джоном, веро­ломно покусившимся на его королевские права, пока Ричард нахо­дился в крестовом походе. Ситуация усугубляется поведением мятеж­ных баронов-норманнов, которые, воспользовавшись временным ослаблением королевской власти, стремятся сохранить и расширить свои привилегии. Политический конфликт романа осложнен конф­ликтом национальным, поскольку даже столетие спустя после Норман­дского завоевания Англии (1066) в стране не сложилась единая нацио­нальная общность. Англия, описываемая Скоттом в «Айвенго», страдает от феодальных междоусобиц, национальной розни, отсут­ствия крепкой централизованной власти.

Никогда прежде Вальтер Скотт не обращался в своем творчестве к событиям столь далекого прошлого. Это создавало дополнительные трудности в интерпретации материала, ибо Скотт мог опираться лишь на небольшое количество литературных памятников XII в., сообщаю­щих о минувшем сухим языком хроник. Писателю удается великолепно изобразить бытовые подробности — тщательно описать архитектуру замков, внутреннее убранство жилищ, одежду героев, представляющих самые разные социальные группы населения Англии. Однако архео­логическая точность — вовсе не главная цель, которую ставил перед собой Скотт. Опираясь на скупые факты, романист предпринял по­пытку воскресить на страницах своего произведения дух эпохи, пока­зать людей прошлого, которые мыслили иначе, чем его современники, и иначе воспринимали мир. Обращаясь к истории средних веков, Скотт с успехом преодолевает характерное для просветительской историог­рафии XVIII столетия (Д. Юм, У. Робертсон) представление о средних веках как о печальном недоразумении в истории человечества. Несмот­ря на многочисленные междоусобицы, межгосударственные и рели­гиозные войны, писатель усматривает в жизни этой эпохи не только свидетельства ее неразумия.

В предисловии к роману Скотт допускает, что его можно обвинить в «засорении чистых источников истории современными измышле­ниями», но при этом указывает, что правила искусства допускают из­вестную свободу при воспроизведении реальности художественными средствами. Скотт не считает возможным противопоставлять художественную правду исторической. С его точки зрения, писатель имеет право давать волю своему воображению, однако при этом вымысел должен находиться в соответствии с истинными нравами, т. е. духов­ной жизнью эпохи. «Одно дело — вводить в произведение слова и чувства, общие у нас с нашими предками, другое дело — наделять пред­ков речью и чувствами, свойственными исключительно их потом­кам», — писал в предисловии автор «Айвенго».

Как и в «Роб Рое», в «Айвенго» рассказывается о судьбе молодого человека, рыцаря Айвенго, который в финале обретает счастье с безуп­речной красавицей леди Ровеной, и так же, как в более раннем романе, счастье героя зависит от многих внешних обстоятельств — от разре­шения основных политических конфликтов времени. Более того, про­блематика «Айвенго» перекликается с национальной темой «Роб Роя», представляя материал для вдумчивого сопоставительного анализа.

По существу Скотт продолжает исследование конфликта между двумя нациями — победившей и побежденной. Англосаксы испыты­вают притеснения со стороны завоевателей-норманнов, упрямо цеп­ляясь за свои прежние обычаи и порядки. Англия оказывается раско­лотой на два враждебных лагеря. Симпатии Скотта принадлежат Седрику Ротервудскому, наивно мечтавшему о восстановлении ми­лой его сердцу саксонской старины. Однако писатель объективен в оценке исторических перспектив борьбы коренного населения. Пре­исполненные благородного гнева на незваных пришельцев, англосак­сы не в силах противостоять мощи норманнов. Эта мысль находит художественное воплощение в сопоставлении образов потомка и на­следника англосаксонских королей Ательстана Конигсбургского и нор­маннского короля Ричарда Львиное Сердце.

Если Ательстан представлен неотесанным, грубоватым и недале­ким, то образ короля Ричарда в романе подвергнут идеализации и не соответствует характеристикам исторического Ричарда Львиное Сердце, который за все годы своего правления провел в Англии всего не­сколько месяцев, занимаясь преимущественно делами, связанными с охраной своих владений на континенте и участвуя в Крестовом похо­де. Образ короля пришел в роман из баллад и легенд. Балладный Ри­чард был благожелателен, весел и прост, а молва приписывала ему за­боту о подданных. Именно в таком ключе решается этот образ Скоттом. «Едва ли найдется человек, которому Англия и жизнь каждого англи­чанина была бы дороже, чем мне», — говорит в романе король Ричард.

Фигура Ричарда поднимается над межнациональной рознью: к нему тянутся сердцами саксы, Ричард единственный из норманнов вызывает уважение простолюдинов и тех своих подданных, которые еще недавно видели в нем только врага. Даже самые последовательные противники норманнов, которые предпочли скрыться в лесах, чем склониться перед новыми хозяевами английской земли, отдают дань уважения королю Ричарду. Ему единственному готов присягнуть на верность предводитель лесной дружины Локсли, гордо отказыва­ющийся занять место в свите принца Джона. Ричарда избирает своим повелителем и сын Седрика — Айвенго. Поступок молодого рыцаря вызывает бешеный гнев отца: Седрик не только изгоняет единствен­ного сына из дома, но и лишает его наследства. Между тем в этом спо­ре поколений, окрашенном в национально-патриотические тона, ис­тина оказывается на стороне Айвенго: он видит, что благополучие страны может быть достигнуто за счет компромиссов, участники ко­торых, однако, не переступают границ, очерченных моральными нор­мами.

Вторично к образу Ричарда Львиное Сердце Скотт обратился в ро­мане «Талисман» (1825). В погоне за личной славой Ричард пренебрег обязанностями короля, на многие годы покинул государство, оставив беззащитными своих подданных. Следовательно, славолюбие не яв­ляется полезной для общества страстью. Придя к такому выводу, Скотт, наряду с Вордсвортом, Колриджем и Байроном, включился в спор о влиянии честолюбивой волевой личности на политику госу­дарства. При этом он рассматривал честолюбие как пагубную страсть.

В «Айвенго» и «Обрученных» (1825) действие разворачивается в Англии. В этих романах разрабатывается тема «возвращения крестонос­ца». «Талисман» повествует о приключениях рыцарей в Палестине, а «Граф Роберт Парижский» — о столкновении участников Первого кре­стового похода с правителями Византии, что дает Скотту возможность в новом свете характеризовать европейское средневековье.

Скотт не считает крестовые походы, столкнувшие Европу с Восто­ком, случайностью, не затрагивает их социально-экономических при­чин. Зато писатель неоднократно обращается к проблеме религиоз­ного энтузиазма, полемика о котором вновь оживилась в Европе на рубеже XVIII-XIX вв. Развивая традиции, восходящие к английской пресвитерианской мысли первой половины XVII в. (Т. Фуллер), он утверждал, что крестовые походы представляли собой в большей сте­пени политические, чем основанные на религиозном фанатизме вой­ны. В этом Скотт расходился не только с историографами начала XIX в., но и с Э. Гиббоном, чей труд «История упадка и разрушения Римской империи» послужил источником для его цикла романов о крестоносцах.

В «Обрученных» Скотт показал организационную роль церкви и то огромное значение, которое она придавала крестовым походам. Фанатичный архиепископ Кентерберийский Болдуин считал основ­ной своей обязанностью защиту прав церкви, а главным делом жиз­ни — организацию очередного крестового похода. Лишь боязнь от­крытого конфликта с архиепископом заставила рыцаря-норманна Хьюго де Ласи принять участие в «священной» войне. Правда, ему хватило смелости высказать Болдуину недовольство определенной части рыцарства и даже намекнуть, что чрезмерные притязания Бол­дуина, объявившего себя последователем Святого Томаса Бекета, могут привести его к такому же трагическому концу: архиепископ Кентерберийский Томас Бекет был убит четырьмя рыцарями по приказу короля Генриха II в 1170 г. В романе «Обрученные» Скотт подчерки­вает, что церковь сурово карает за любые выступления против уча­стия в крестовых походах. Неслучайно Хьюго де Ласи просит ткача Флэммока никогда не высказывать свои мысли о ненужности «свя­щенных» войн, чтобы избежать обвинений в ереси. При этом, отме­тая легенду о безусловном бескорыстии крестоносцев, будто бы движимых единым религиозным воодушевлением, Скотт резко диф­ференцирует своих героев. Благородным и честным рыцарям, таким как Готфрид Бульонский, Танкред, Ричард, Айвенго, Кеннет, он про­тивопоставляет честолюбцев вроде Конрада Монсерратского и Боэмунда Тарентского. Даже члены ордена тамплиеров, возникшего по­сле Первого крестового похода, забыли о своих религиозных обетах. В «Айвенго» Скотт говорит о нравственной распущенности тамплие­ров и развенчивает их «благочестивые» намерения. В «Талисмане» гла­ва этого ордена изображен интриганом, стремящимся стать монар­хом какой-нибудь отвоеванной у сарацин земли. Герои «Обрученных», бароны и рыцари, под разными предлогами стремятся уклониться от участия в «священной» войне.

Современник наполеоновских войн, Скотт первым попытался философски-художественно осмыслить проблему завоевания, неразрыв­но связанную с завоевательной политикой Наполеона.

Принявший традиционализм Э. Берка в сфере социального разви­тия, писатель отвергал концепцию насилия, вытекающую из теории государственной необходимости, и рассматривал завоевательные вой­ны как чрезвычайные события, нарушающие общий ход истории. Они кажутся Скотту вредными и опасными не только для побежденных, но и для победителей, ибо политика завоевания чужих земель не спо­собствует внутреннему миру в их собственной стране. Скотт пришел к выводу, что только монолитное государство может противостоять грозному врагу. Каким путем оно создается и какую роль играет при этом завоевание — вот основные вопросы, которые Скотт рассмат­ривает в «Айвенго», «Обрученных», «Графе Роберте Парижском» (1831), разрабатывая проблему нормандского завоевания Британии.

Начавшаяся еще в период английской революции середины XVII в. полемика по проблеме «романо-германского завоевания» продолжа­лась на протяжении всего XVIII в. «Романисты» доказывали проис­хождение королевской власти из власти римских императоров, «гер­манисты» утверждали, что современная английская политическая система явилась слепком древнегерманской, тем более что саксы по­чти истребили кельтов, коренных жителей Британии, в процессе ее завоевания.

В оживившейся после Великой французской революции полемике «романистов» с «германистами» Скотт не примкнул ни к тем, ни к другим. Трактовка Скоттом проблемы завоевания отличалась от традиционной точки зрения в западноевропейской историографии XVIII в., согласно которой нормандское завоевание Англии изображалось как простая смена королей, не вызвавшая сопротивления покоренных. По Скотту, нормандское завоевание привело к установлению в стране но­вых государственных — экономических и правовых — институтов, ко­торые продолжали существовать и в XIX в. Вместе с тем завоевание по­родило конфликты национального, экономического и социального характера. Скотт признавал справедливой борьбу побежденных наро­дов против победителей: «.. .кто не отвечает ударом на удар, тот просто жалкий раб или вьючное животное» («Граф Роберт Парижский»). Од­нако негативное отношение к завоевательным войнам приводит его к проповеди мирного разрешения конфликтов.

В романе «Граф Роберт Парижский» Скотт устами Хериварда утверждал, что англосаксы явились по просьбе кельтов, которые за ока­занную помощь даровали им земли. Иными словами, Скотт противо­поставлял мирное англосаксонское завоевание нормандскому, привед­шему к гибели и порабощению тысяч англосаксов.

Скотт не считал древнюю свободу англосаксов варварством и анархией, но и не рассматривал англосаксонское общество как некую идиллию. Он призывал оценивать «древнюю свободу» англосаксов дифференцированно: «свобода» англосаксонского вождя Седрика, стремившегося к независимости от завоевателей, отличалась от «сво­боды» его свинопаса Гурта, ибо взаимоотношения между ними —это взаимоотношения хозяина и слуги.

К 1066 г. норманны находились на более высокой ступени цивили­зации и культуры, чем коренные жители Британии и завоевавшие их англосаксы. Техническая и военная отсталость валлийцев и англосак­сов была очевидной. Скотт полагал, что нормандское завоевание Англии ускорило процесс феодализации страны, что в свою очередь привело к установлению более сильной королевской власти и, следо­вательно, к централизации страны. Валлийцы бережно сохраняли на­циональные традиции и обычаи своих предков и вместе с тем не чуж­дались новшеств, принесенных победителями, заимствуя у них даже детали одежды. И это вовсе не унижало их, тогда как яростная при­верженность к старым традициям, которую проявляли Седрик Сакс в «Айвенго» или леди Болдрингэм в «Обрученных», лишь тормозила историческое развитие нации. «Прогрессивный традиционалист» (тер­мин Б. Г. Реизова), Скотт считал, что покоренным народам необходи­мо научиться перенимать от победителей новое и современное. Одна­ко писатель был твердо убежден в том, что нельзя творить зло, даже если оно приносит добро, и эта негативная позиция по отношению к завоевательным войнам остается неизменной на протяжении всего его творчества.

Согласно Скотту, завоевание не приводит к мгновенному единству нации-победительницы с нацией побежденных; напротив, ассимиля­ция завоевателей с побежденными растягивается на многие десятилетия. В романе «Обрученные», действие которого происходит в последние годы царствования Генриха II Плантагенета, один из воинственных вождей валлийцев Гуэнвин состоит в непримиримой вражде с норманном Раймондом Беренгером. С точки зрения Гуэнвина, норманны — привилегированные разбойники. Норманны, в свою очередь, смотрели на валлийцев как на дикарей. Убежденный в неоспоримом превосходстве норманнов, Беренгер отказал Гуэнвину в руке своей дочери Эвелин. И это столкновение национальных предрассудков привело к возобновлению военных действий между валлийцамии норманнами.

Скотт считает, что завоевания порождают борьбу побежденных за национальную независимость, однако, по его мнению, насильственные действия народных масс могут ввергнуть страну в хаос. К тому же народное возмущение может быть использовано в своих интересах сильной и честолюбивой личностью, подобной Рэндалю де Ласи или Гуэнвину. Последний возглавил борьбу валлийцев против норманнов, добиваясь при этом большего богатства для себя, а следовательно, и роста собственного влияния («Обрученные»). По мнению писателя, надо проводить разумную политику мирного согласования интересов наций. Подобно Э. Берку, Скотт считал, что национальные традиции, как и любые другие, нельзя нарушать без достаточных к тому оснований, а оружие не может служить средством решения споров.

Общение представителей разных наций помогает устранить непонимание между ними, как об этом свидетельствует история отношений шотландского рыцаря и сарацинского эмира в романе «Талисман». Вот почему Третий крестовый поход заканчивается у Скотта исторически неподтвержденной встречей Ричарда Львиное Сердце и Саладина. Скотт также уверен, что путем брака можно снять национальные противоречия. Брак Эдит Плантагенет с наследником шотландского престола скорее примирит Англию с Шотландией, чем
совместное участие рыцарей обеих стран в крестовых походах («Талисман»).

Писатель твердо убежден в том, что нации должны существовать на равноправных началах. Так, не формулируя идеи федерации, Скотт явно придерживался ее. Для Скотта федерация означала уважение к этническим различиям и вместе с тем национальное единение, могущие обеспечить государственную независимость.

В 1820-е гг. на волне бонапартизма, когда Наполеон воспевался как : сильная личность, способная управлять событиями, а в его деяниях видели проявление гения, европейские историки (А. Ф. Вильмен,, Гизо и др.) часто сравнивали Наполеона с Кромвелем, ибо стало уже традицией проводить параллели между Великой французской революцией и Английской революцией середины XVII в. Таким образом, обращение Скотта к английским событиям этого периода в романе «Вудсток» (1826) было закономерным. Хотя Кромвель появляется в этом романе лишь в нескольких эпизодах, в общей системе персонажей ему отведена важная роль, ибо Скотт полагает, что в период граж­данских войн и народных бедствий сильные личности, подобные Кромвелю, скорее сумеют восстановить мир. Вместе с тем, как об этом свидетельствует монолог Кромвеля в сцене с портретом казненного Карла I, Кромвель оправдывал казнь короля государственной необхо­димостью, но не мог скрыть собственного безграничного стремления к власти. Такой политический деятель является для страны и народа злом, но при этом — «самым меньшим злом», и, понимая это, Скотт в вышедшей в 1827 г. «Жизни Наполеона Буонапарте» порицал Напо­леона за то, что последний взял себе за образец не Вашингтона, а «дес­пота Кромвеля».

В 1820-е гг. среди противников Великой французской революции чрезвычайную популярность приобрела «теория нравственных чувств» (1759) А. Смита, утверждавшего, что основным двигателем человече­ских поступков является эгоизм. Хотя Скотт и доказывал историче­скую прогрессивность революции («Антикварий»), тем не менее он много размышлял над концепциями А. Смита. Он был уверен, что эго­изм двигал поступками Наполеона и полагал, что для Франции и Ев­ропы было бы лучше, если бы Наполеон умерил свое честолюбие и прекратил завоевания, приведшие к «столь обильной крови» («Жизнь Наполеона Буонапарте»). Однако, по мнению писателя, его эгоизм был направлен не только на достижение личных целей, но и на пользу Фран­ции. Иными словами, Скотт не сводил всю политику Наполеона лишь к политическому коварству и лицемерию. Он признавал, что деятель­ность Наполеона не была лишена исторического содержания. В своем предпоследнем романе «Граф Роберт Парижский» Скотт утверждал, что люди, подобные Наполеону, приходят к власти тогда, когда взры­ваются веками освященные традиции, такие как вассальная верность своему сеньору. Поучительный пример того, как на гребне военного переворота к власти пришел честолюбец, Скотт нашел в истории Ви­зантии, известной своими бесконечными дворцовыми переворотами. В изображении романиста узурпатор Алексей I Комнин — хитрый и коварный тиран, но все же правитель, отстаивающий интересы свое­го государства. Скотт объяснял политику императора и даже его лич­ные качества, как и в случае с Наполеоном, обстоятельствами времени и требованиями эпохи. При этом идее государственного интереса Скотт противопоставил идею справедливости («Обрученные»).

Ностальгическая тоска по безвозвратно ушедшему прошлому и вместе с тем стремление разобраться в его уроках с позиции романти­ческого историзма, романтическая трактовка воображения, обилие деталей, порожденных влиянием фольклора, внимание, уделяемое воссозданию в произведениях местного колорита, а также привержен­ность традиции активного вмешательства автора в процесс форми­рования читательского восприятия, индивидуализация характеров — вот черты, которые позволяют отнести творчество Вальтера Скотта к романтическому типу. Однако его произведениям присущ реализм, проявляющийся в желании объективно изобразить картины прошлого и выявить причинную обусловленность описываемых событий. Со­зданные Скоттом характеры являются новаторскими по глубине раз­работки их исторической и национально-конкретной специфики, по их связи с социальной средой и временем. Герои писателя воплощают черты определенного времени, принимают активное участие в исто­рическом процессе.

Трудно переоценить влияние творчества Скотта на его современни­ков и писателей последующих поколений. Публикации его романов вызвали волну подражаний, оказали определяющее воздействие не толь­ко на авторов, обратившихся в своих произведениях к исторической тематике, но и на тех, кто писал о современности.