Geum.ru

Чарлз диккенс

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:
  1   2   3



Диккенс



ЧАРЛЗ ДИККЕНС


(История западноевропейской литературы. XIX век: Англия: Учебное пособие для студентов филологических факультетов высших учебных заведений / Л.В. Сидорченко, И.И. Бурова, А.А. Аствацатуров и др. СПб: СпбГУ, 2004.)

Чарлз Диккенс (Charles Dickens, 1812-1870) родился 7 февраля 1812 г. в окрестностях Портсмута. Детство будущего писателя прошло в Четэме, а в 1823 г. семейство Диккенс перебралось в Лондон. Вопре­ки радужным ожиданиям, переезд в столицу означал начало самой трудной полосы в их жизни. Если в Четэмской школе наставник буду­щего писателя отмечал его одаренность, необыкновенную впечатли­тельность и пытливость ума, то в Лондоне попавшие в нужду и обре­мененные долгами родители не имели возможности подумать о дальнейшей учебе Чарлза. Помогая семье, юный Чарлз стал выпол­нять работу «мальчика на побегушках». Когда ему исполнилось один­надцать лет, положение стало еще более тяжелым: отец семейства, Джон Диккенс, был отправлен в долговую тюрьму Маршелси, и вско­ре к нему переехали супруга и младшие дети. По мнению отчаявших­ся родителей, Чарлз был уже достаточно взрослым, чтобы самостоя­тельно зарабатывать на жизнь, трудясь на фабрике по производству сапожной ваксы. Для будущего писателя это время было не только периодом тяжких физических испытаний и лишений. Легко предста­вить ту горечь, которая, должно быть, переполняла душу ребенка, мечтавшего получить образование и стать актером (он еще в Четэме был очарован игрой знаменитого комика Гримальди) и в силу житей­ских обстоятельств вынужденного расстаться со своими возвышен­ными помыслами.

Неожиданно полученное наследство позволило Джону Диккенсу рас­платиться с долгами, и через некоторое время он определил Чарлза в школу, именовавшуюся «Академия Веллингтон-хаус». У мальчика по­явилась возможность вновь углубиться в чтение книг, среди которых его особой любовью пользовались сочинения Г. Филдинга, Т. Смоллета, а также фантастические и сказочные повести, в том числе и арабские сказки «Тысячи и одной ночи». Диккенс впервые нашел конкретное применение своим творческим способностям: вместе со школьными друзьями он устроил кукольный театр, в котором выступал и как актер

238

и как режиссер. Возродившаяся мечта о сценической карьере не поки­дала Диккенса и тогда, когда, расставшись со школой, он начал рабо­тать младшим клерком в конторе юриста. В этот период он сделал по­пытку поступить в труппу лондонского театра «Ковент-Гарден», но буквально накануне просмотра его сразил недуг, помешавший ему явиться на этот строгий экзамен. Впрочем, любовь к театру Диккенс пронес через всю свою жизнь. Он не только был завзятым театралом, но впоследствии создал и собственный домашний театр. Его проза пол­на призраками театра, а многие рассказы и повести строятся как яркий монолог, словно предназначенный для исполнения со сцены.

Желанием найти свое место под солнцем была продиктована ре­шимость Диккенса овладеть стенографией. Свои новые знания он использовал, став в 1832 г. газетным репортером, сначала — в цер­ковном суде Докторз-Коммонс, а затем и в британском парламенте. Журналистская работа способствовала раскрытию писательского та­ланта, произошло стремительное превращение Диккенса-репортера в известного очеркиста.

Диккенс принадлежит к числу немногих писателей, творческую судьбу которых можно было бы назвать счастливой. Начав в 1832 г. литературную деятельность в качестве репортера газет «Тру Сан», «Миррор оф Парлемент» и престижной «Морнинг Кроникл», Диккенс уже в 1833 г. опубликовал свой первый художественный очерк «Обед на Поплар-Уок» (в последующих изданиях — «Мистер Минне и его кузен»), подписанный псевдонимом «Боз» (так в семье называли млад­шего брата писателя). За первым очерком последовали другие, настоль­ко яркие и запоминающиеся, пронизанные глубоким вниманием к новому типу литературного героя — «маленькому» человеку со всеми его скромными радостями, горестями и житейскими проблемами, что в 1835 г. издатель Дж. Макрон предложил опубликовать их отдельной книгой. Успех издания 1836 г. — Диккенс словно сделал себе подарок ко дню рождения, ибо книга вышла ровно 7 февраля — был закреп­лен повторными тиражами, а в 1839 г. сборник, иллюстрированный Джоржем Крукшенком, принял знакомый нам вид. Диккенс разбил вошедшие в «Очерки Боза» произведения на четыре раздела — «Наш приход», «Сценки», «Лондонские типы» и «Рассказы». Жанровая при­рода очерков имеет выраженный эклектический характер. Объединен­ные по тематике очерки первых трех разделов напоминают нраво­описательные очерки-зарисовки XVIII в., а заключительная часть составлена из сюжетных, преимущественно юмористических, расска­зов. Пытаясь изобразить жизнь в многообразии ее проявлений, Дик­кенс стремился подчеркнуть типическое, выделяя различные типы людей и давая их обобщенные социально-психологические характе­ристики.

«Очерки Боза», по сути дела, создают панорамное изображение того фона, на котором будет развиваться действие подавляющего большин­ства последующих произведений Диккенса. В них прослеживаются

239


многие темы зрелого творчества писателя — бессердечие и эгоизм сильных мира сего, жизнь «маленьких» людей, корыстолюбие чинов­ников, несовершенство системы судопроизводства и т. п.

Стремясь закрепить свой первый успех, Диккенс принял предло­жение написать серию пояснительных текстов к юмористическим гра­вюрам Роберта Сеймура. Однако в процессе работы первоначальный замысел подвергся изменению. Скоропостижная смерть Сеймура вы­нудила Диккенса самому стать творцом сюжетов для будущих рисун­ков, создание которых было поручено Хэлботу Брауну, ставшему впо­следствии одним из главных иллюстраторов прижизненных изданий произведений Диккенса. Юмористические подписи Диккенса изна­чально были связаны между собой единством персонажей, и вскоре повествование о приключениях мистера Пиквика и его друзей — спортсмена мистера Уинкля, поэта-неудачника Снодграсса и «слиш­ком впечатлительного» толстяка мистера Тапмена, а также жизнера­достного трезвомыслящего слуги мистера Пиквика Сэма Уэллера — приобрело сюжетное единство. В первой главе романа «Посмертные записки Пиквикского клуба» (1837), написанной позже других и пред­ставляющей собой своеобразный пролог, Диккенс поясняет, что все рассказанные далее истории являются отчетами об их «путешествиях, изысканиях, наблюдениях над людьми и нравами».

Образы пиквикистов у Диккенса — это шаг к созданию нового типа положительного героя, величие которого заключается в том, что он все­гда руководствуется в своих поступках велениями сердца. Милые, неве­зучие чудаки, пиквикисты трогательны в своем стремлении противо­поставить суровой действительности гармонию истинно человечных взаимоотношений, характерную для их маленького сообщества. Дик­кенс не просто симпатизирует своим забавным героям с их по-детски чистыми душами и добрыми сердцами. Душевный настрой героев-чу­даков, столь контрастирующий с внутренним миром окружающих их людей, служит мерилом несообразностей жизни современного обще­ства. Герои романа имеют много общего не только с сентиментальны­ми чудаками Стерна, но и с плеядой романтических героев. Однако стал­киваясь с несовершенствами мира, они не испытывают эгоистического желания укрыться от всех и вся в узком кругу единомышленников. Лишь однажды, оказавшись во Флитской тюрьме за нарушение обещания жениться и насмотревшись на майвинсов, сменглей, священников, мяс­ников и шулеров, мистер Пиквик предпринял пародийный «уход от мира», добровольно став «пленником в собственной камере» на целых три месяца и украдкой покидая ее по ночам, чтобы не сталкиваться с окружающей его физической и нравственной грязью.

Характерно, что уже в этом раннем романе в полной мере прояв­ляется тот искрящийся оптимизм, которым проникнуты произведе­ния Диккенса 1830-1840-х гг. Пиквик и его друзья не отступают перед проявлениями зла, наименьшими из которых являются происки зло­дея Джингла и вдовствующей миссис Бардл, а также козни судейских

240

чиновников Додсона и Фогга. Однако и горести пиквикистов оказываются мимолетными, и в заключительных частях этого свое­образного романа-эпопеи громко звучит его главная тема — тема са­моценности веселья и радости бытия. В финале Диккенс формулиру­ет рецепт счастья для каждого из читателей: в жизни любого из нас встречаются минуты «неомраченного счастья»; нужно лишь уметь ценить их и обладать силами всегда сохранять «юношескую бодрость духа», подобно славному мистеру Пиквику.

Несмотря на популярность и высокую оценку критики, «Посмерт­ные записки Пиквикского клуба» обладают серьезным композицион­ным недостатком. Роману не хватает композиционной стройности, он изобилует вставными новеллами, не имеющими прямого отноше­ния к развитию сюжета.

Параллельно с работой над заключительными главами «Посмерт­ных записок Пиквикского клуба» Диккенс приступил к созданию ро­мана «Приключения Оливера Твиста» (1837-1839). Отдавая себе от­чет в утопичности счастливого мирка пиквикистов, писатель выступил на страницах этого произведения как горячий поборник добра, выра­зив свое неприятие печально знаменитой поправки к закону о бед­ных, принятой в 1834 г. британским парламентом, в соответствии с которой в стране создавалась сеть работных домов для пожизненного содержания тех, кто остался без крова и средств к существованию. Работные дома явились практическим воплощением в жизнь идей Т. Мальтуса (1766-1834), который еще в 1798 г. в трактате «Опыт о законе народонаселения» убеждал бедняков примириться с богодан­ным распределением материальных благ, усматривая истоки народ­ных страданий в наличии избыточного населения.

«Приключения Оливера Твиста» — это роман, написанный на зло­бу дня, и детские годы героя-сироты, проведенные в работном доме, более красноречиво характеризуют степень гуманности подобных «благотворительных» заведений, нежели любое полемически заострен­ное критическое исследование их сути. Работный дом — тюрьма, унижающая достоинство и угнетающая физически тех несчастных, ко­торые в отчаянии обратились к властям с просьбой о вспомоществова­нии или попали туда вопреки собственной воле. Живя в работном доме, трудно надеяться на счастливые повороты судьбы. Маленького Оливе­ра, как и его сверстников, оказавшихся во власти бессердечного бидла Бамбла и равнодушной к детским горестям чопорной ханжи миссис Мен, ждет судьба «смиренного и голодного бедняка, проходящего свой жиз­ненный путь под градом ударов и пощечин, презираемого всеми и ни­где не встречающего жалости». Распорядители детских жизней ведут себя так, словно их благосостояние напрямую определяется страданиями воспитанников. Именно поэтому робкая просьба изголодавшегося ре­бенка о дополнительной порции похлебки воспринимается ими как неслыханная дерзость, и юного бунтаря изымают из среды его сверст­ников, боясь, что и другие последуют его примеру.

241

С первых страниц романа Оливер действует как маленький роман­тический бунтарь-одиночка: наделенный высокой душой и врожден­ным нравственным чувством, ребенок проявляет неукоснительное стремление к добру. И все же, не сломленный нотациями попечите­лей работного дома, не научившийся покорности в доме следующего своего воспитателя-гробовщика, юный герой попадает в воровскую шайку Фейджина. Казалось бы, ступив на ту скользкую дорожку, куда его упрямо сталкивала судьба, Оливер обязательно должен был закон­чить свою жизнь на виселице, как пророчили ему джентльмены из попечительского совета.

Следуя жизненной правде, Диккенс не мог устлать путь своего ге­роя лишь розовыми лепестками. Однако Оливер во многом напоми­нает персонажей сказочных новелл Гофмана, неожиданно оказавшись в самой гуще схватки добра и зла, воплощенных в образах спасителя Оливера мистера Браунлоу и негодяев Монкса, Фейджина и Сайкса. Диккенс воспринимает добро и зло как две извечные антагонистиче­ские силы, борющиеся друг с другом за души людей. Одно исключает другое, и нетрудно убедиться, что все герои «Приключений Оливера Твиста» легко разделяются на две группы — хороших и плохих.

Некоторые из прижизненных критиков Диккенса, в частности У. М. Теккерей, склонны были упрекать Диккенса в гипертрофирован­ном изображении сил зла, доходившем, по их мнению, чуть ли не до любования ими. Очевидно, что при работе над «Оливером Твистом» писатель испытывал влияние школы уголовного романа, однако в предисловии к третьему изданию книги, увидевшему свет в 1841 г., ав­тор подчеркивал, что не стремился следовать принципам «Поля Клиф­форда» своего друга Э. Бульвера, классика ньюгейтской прозы.

Злодеи Фейджин и Сайке, а также «джентльмен»-преступник Монкс, производя гнетуще-отталкивающее впечатление, в то же вре­мя интерпретируются писателем не столько как традиционные пособ­ники сатанинских козней, сколько как люди, утратившие свое челове­ческое «я» и превратившиеся в зверей. Это подчеркивается и прямыми сравнениями — припертый к стенке Фейджин напоминает писателю «затравленного зверя», Сайке в своем поведении постоянно напоми­нает собственного злобного пса.

Следуя схеме романа воспитания XVIII столетия, Диккенс в «При­ключениях Оливера Твиста» должен был показать удручающее влия­ние преступной среды на формирование характера героя. В самом деле, наряду с образами закоренелых негодяев лондонское дно представле­но образами карманника Бейтса и падшей женщины Нэнси, вставших на стезю порока под влиянием жизненных обстоятельств. Очевидно, что и Оливеру, несмотря на все его прекраснодушие, была суждена подобная же судьба, особенно после трагической гибели его заступни­цы Нэнси. Между тем Диккенс отказывается следовать учению Дж. Локка о том, что человек формируется окружающей средой. Как моралист, проповедующий торжество добра над злом, как христиа-

242

нин, Диккенс не допускает нравственного падения героя. Оливера спа­сает счастливая случайность — встреча с добрым мистером Браунлоу, вырывающим его из царства зла и переносящим его в круг честных, добропорядочных и состоятельных людей, куда он органично входит впоследствии по праву рождения. Миру мрачных лондонских улиц в романе противопоставляется мир домашнего уюта, и можно утверж­дать, что с «Приключений Оливера Твиста» начинается слава Диккен­са как служителя культа семейного очага.

Следующим важным этапом в творческой биографии Диккенса стала работа над романом «Жизнь и приключения Николаса Никль-би» (1838-1839), сюжет и тема которого перекликаются с «Оливером Твистом». Так же как Оливер, Николас страдает от бедности и небре­жения окружающих. Однако этот герой уже не ребенок. Столкнове­ние с неприглядными сторонами жизни рождает в его душе смятение, чувство беспомощности, приводит к глубоко противному его внут­реннему складу выводу о том, что житейский успех в современном мире идет рука об руку с нравственным компромиссом, с отказом от таких понятий, как душевное благородство и чистая совесть. Исключитель­ная честность и порядочность не дают Николасу Никльби ни малей­шего шанса на преуспевание, и лишь встреча с «добрыми гениями» в лице филантропически настроенных коммерсантов братьев Чирибл помогает ему встать на ноги, благодаря чему он получает возможность устроить и собственную судьбу, и судьбу сестры. Линия Кэт, немало натерпевшейся и от злого дяди-ростовщика, и от работодателей, при­звана глубже подчеркнуть типичность ситуации, когда бедный, но че­стный человек становится жертвой людей состоятельных, но амо­ральных. Реального выхода из сложившейся ситуации Диккенс не усматривает и поэтому прибегает к весьма искусственному разреше­нию конфликта.

В вышеупомянутых романах, как и в других произведениях этого периода творчества — «Лавке древностей» (1840-1841), «Барнеби Рад­же» (1841) и др., Диккенс создает два типа положительных героев. Во-первых, это по-романтически исключительные идеальные герои, со­храняющие чистоту души и помыслов во всех жизненных испытаниях; во-вторых, это утопические состоятельные филантропы, которые ис­пользуют свои средства, чтобы творить добро. В годы, когда Англию охватило чартистское движение, Диккенс не только на страницах сво­их сочинений, но и личным примером стремился доказать действен­ность филантропической деятельности.

Своего рода знаком широкого общественного признания стала поездка Диккенса в Соединенные Штаты, которую он предпринял в начале 1842 г. Многообразные впечатления об этом турне нашли от­ражение в путевых очерках «Американские заметки» (1842) и романе «Жизнь и приключения Мартина Чазлвита» (1843). Диккенсу было чуждо еще не сглаженное временем недоброжелательство населения бывшей метрополии к молодому государству. Однако очевидно, что

243

он испытал при этой поездке чувство, близкое к разочарованию. В Америке он увидел те же пороки, что и в Британии: погоня за при­былью разрушительно действовала на «ум и благородство чувств» аме­риканцев. Диккенса коробило от того, что страна, гордившаяся сво­им демократическим устройством, не рассталась с институтом рабства. Чуждый расовых предрассудков, он одинаково сочувствовал и белым обитателям городских трущоб, и чернокожим невольникам, и обез­доленным, согнанным с родных мест индейцам. В «Жизни и приклю­чениях Мартина Чазлвита» мысли Диккенса об Америке получают дальнейшее развитие и образное воплощение. С самых первых строк повествования читатель погружается в напряженную атмосферу борь­бы за наследство, которая разрушает родственные связи, превращает людей в непримиримых врагов. Страстью к стяжательству заражены в этом романе все — и зловещий Джонас Чазлвит, и его отец Энтони, и Монтегю Тигг, и сам герой романа, хотя он и не осознает этого. Вме­сте с тем младшему Мартину Чазлвиту не чужды возвышенные по­мыслы: он мечтает найти применение своему таланту архитектора. Однако секрет преуспевания в Америке строится на бессовестном об­мане ближнего. Герой, его слуга и друг Марк Тэпли и подобные им простаки становятся жертвами нечистоплотной финансовой авантю­ры. Вложив деньги в покупку участка земли в якобы строящемся го­роде Эдеме, доверчивые неудачники оказываются собственниками топкого болота. Образ болота — метафора, с помощью которой Дик­кенс описывает судьбу порядочного человека в современном мире. Следует, впрочем, отметить, что, вернувшись в Англию, Мартин Чазл­вит оказывается в несколько лучшем положении.

В отличие от героев более ранних произведений Диккенса Мартин Чазлвит — персонаж значительно более реалистичный и эволюциони­рующий. В начале повествования он проявляет себя как эгоист и стя­жатель, представляя собой, в соответствии с концепцией Локка, при­мер того, как пагубно влияет порочная среда на молодого человека, наделенного самыми хорошими задатками. Однако пройденная школа жизни и бескорыстие неунывающего Тэпли помогают Мартину изба­виться от скверны и стать по-настоящему достойным человеком.

Диккенс уповал на силу деятельной любви к ближнему, видя в ней единственную возможность исправить современный мир; однако по­добную любовь следует воспитывать, и этой задаче Диккенс посвятил целую серию рождественских повестей.

Диккенса нередко называют изобретателем Рождества. Действи­тельно, в своем творчестве он неоднократно обращался к рождествен­ской теме. Свидетельство тому — «Очерки Боза», «Записки Пиквик-ского клуба» и пять рождественских повестей — «Рождественский гимн в прозе» (1843), «Колокола» (1844), «Сверчок за очагом» (1845), «Битва жизни» (1846), «Духовидец» (1848), а также многочисленные рождественские выпуски журналов «Домашнее чтение» и «Круглый год», которые Диккенс редактировал в 1850-1860-е гг.

244

В подавляющем большинстве случаев сюжеты рождественских повестей не имеют непосредственной связи с празднованием Рож­дества. Рождественские аллюзии в них оказываются скорее исклю­чением, чем правилом. Диккенса интересовали «просто короткие истории для семейного чтения», несущие в себе нравственный урок. При этом писатель стремился избежать прямого морализаторства в духе церковной проповеди, ставя себе цель не только пробудить в читателях добро и сострадание, но и развлечь их, полагая, что нич­то не может сблизить людей больше, чем проведенные вместе часы приятного досуга. Центральной «рождественской» идеей Диккен­са, воплотившейся в его разнообразных, от сентиментальных до де­тективных, рождественских повестях, была идея торжества хрис­тианской заповеди всепрощения и всеобщей любви. Писатель искал ключ к решениям социальных проблем в нравственности, напря­мую связывая моральное совершенствование отдельных личностей с разрешением проблем общественной жизни. Так, уже в «Рожде­ственском гимне в прозе» духовное перерождение Скруджа снима­ет проблемы богатства и бедности: раскаявшийся герой проявляет заботу о семье ничтожного Боба Кретчита, клерка его конторы и многодетного отца, бедственное положение которого в начале по­вести вызывало только презрительную усмешку со стороны состо­ятельного и одинокого хозяина и лишний раз побуждало Скруджа делать выводы, созвучные мальтузианской теории избыточного населения. Диккенс в чисто просветительском духе объяснял ни­зость отдельных героев не пагубными свойствами их характеров, но несовершенством общественного устройства, и поэтому для него критика нравственных пороков была тождественна критике порож­дающего их общества.

Обращение писателя к теме Рождества обусловлено особенностями религиозных воззрений Диккенса. Писатель не был последовательным приверженцем ни одного конкретного течения христианства, прини­мая учение Христа, но не церковные догмы. Неслучайно герои рожде­ственских повестей, как и персонажи других его произведений, не от­личаются пунктуальностью в посещении церковных служб. Писатель не видит в том греха. В поздней рождественской повести «Объясне­ния Джорджа Сильвермена» (1868) герой-священнослужитель прямо говорит о том, что многие из его наиболее ревностных прихожан «были ничем не лучше остальных представителей рода человеческого, но даже, мягко выражаясь, не уступали в греховности любому грешнику, когда дело касалось обвешивания покупателей и загрязнения уст ло­жью». Любовь к людям не воспитывается церковью, она заложена в природе человека. И это чувство непременно обязано проявить себя, как оно проявилось в душах миссис Лиррипер («Меблированные ком­наты миссис Лиррипер», 1862 и «Наследство миссис Лиррипер», 1864), доктора Мериголда («Рецепты доктора Мериголда», 1865) или же ми­стера Англичанина («Чей-то багаж», 1862).

245

Положительные герои рождественских повестей воплощают собой тему деятельной любви к ближнему, основу социальной программы Диккенса. Обыденные и заурядные, эти персонажи, действующие в прозаической обстановке, призваны внушить читателю доверие к тому нравственному уроку, который несут в себе эти произведения.

Этика Диккенса строится на стремлении не только возвеличить добро, но и искоренить зло. Наиболее характерными персонажами, символизирующими в рождественских повестях мир зла, являются Лоренс Клиссолд («Вести с моря», 1860) и Обенрейзер («Без выхода», 1867). Оба героя жадные, эгоистичные, бесчеловечные, представляют собой иллюстрацию проявления гоббсовского закона общественной жизни, согласно которому «человек человеку волк». Диккенс решает эти образы в том же зловещем, демоническом ключе, что и образы злодеев в «Приключениях Оливера Твиста». По Диккенсу, добро дол­жно непременно одержать победу над злом, неотвратимой гибели ко­торого способствуют чистосердечные порывы отдельных персонажей. Обращаясь в «Битве жизни» к анализу трех жизненных кредо — скеп­сиса, эгоизма и альтруизма, — писатель показывает, как последний одерживает решающую, имеющую символическое значение победу. Впрочем, победа, одерживаемая добром над злым началом, лишь от­части является плодом деятельности альтруистов. Зло обречено, по­скольку само таит в себе зерна собственной гибели. Неслучайно Клис­солд погибает в огне устроенного им пожара, а Обенрейзер — под снежной лавиной, обрушившейся на него в том самом месте, где он пытался совершить убийство. Там, где стихия бессильна, Диккенс об­ращается к мистическим силам: носителей зла преследуют призраки. И если в «Рождественском гимне в прозе» дух Марли и призраки свя­ток призваны лишь очистить душу Скруджа и уберечь его от новых грехов, то в «Рецептах доктора Мериголда» тень жертвы преследует убийцу до тех пор, пока его не постигает заслуженная кара — смерт­ный приговор суда.

В 1840-е гг. Диккенс много путешествовал, и работу над своим известнейшим романом «Домби и сын» (1846-1848) он начал в Швей­царии. Уже заглавием это произведение очевидно отличается от пред­шествующих романов писателя — оно холодно и бездушно и подчер­кивает те ценности, которым поклоняется один из центральных персонажей — преуспевающий лондонский коммерсант мистер Дом­би. В гордыне своей Домби утрачивает все нормальные человеческие чувства. Сознание собственного величия, культ бизнеса, которым он занимается во имя получения все больших прибылей, превращают Домби в бездушный автомат. Даже в оценке самых близких людей он руководствуется их важностью для его дела. Задачу жены он видит в том, чтобы дать фирме наследника, и не может простить Фанни ее «нерадивость», проявившуюся в рождении дочери, которая для отца —-не более чем «фальшивая монета, которую нельзя вложить в дело». Людям простым и сердечным, например кормилице Тудль, не понять,

246

как отец может не любить маленькую Флоренс. Однако гораздо хуже, что мистер Домби вообще не способен на подлинную любовь. Даже в долгожданном сыне он видит прежде всего будущего компаньона, на­следника дела, и именно этим обстоятельством определяется его от­ношение к мальчику, которое он принимает за отцовские нежные чув­ства. Эта мнимая любовь приобретает разрушительный характер, как все, что исходит от мистера Домби. Невзирая на хрупкое здоровье мальчика, Домби стремится как можно скорее, опережая законы че­ловеческого развития, «сделать из него мужчину». Холодность мисте­ра Домби подчеркивается автором и в метафорическом плане. Слова «холод», «лед» и производные от них часто употребляются в главе «Кре­стины Поля» — холодно в церкви, где происходит церемония, вода в купели — ледяная, холодно в парадных комнатах особняка Домби, гостям предлагают холодные закуски и ледяное шампанское. Един­ственным человеком, не испытывающим естественного дискомфор­та в таких обстоятельствах, оказывается «ледяной» мистер Домби.

«Домби и сын», задуманный Диккенсом прежде всего как притча о раскаявшемся грешнике, которая имеет острую социальную направ­ленность, не сводится, однако, к повествованию о том, как судьба на­казывает Домби (умирает маленький Поль, убегает с управляющим делами фирмы Каркером-младшим вторая жена Домби, наконец, тер­пит крах сама фирма) и как он, пройдя через чистилище раскаяния и пытку одиночеством, обретает счастье в любви к дочери и внукам.

Коммерсант Домби — фигура, типичная для викторианской Анг­лии, где крепнет власть золотого тельца. Люди, добивающиеся отно­сительного преуспевания в обществе, делятся либо на тех, кто облада­ет средствами и считает себя хозяевами жизни, либо на тех, кто пытается возвыситься ценой унижений и заискиваний перед выше­стоящими (мисс Токе, Джошуа Бэгсток). Как и в прежних произведе­ниях Диккенса, в этом романе прослеживается мысль о том, что добро и справедливость, истинно христианские отношения царят в стороне от суетности мира. Неудачник в коммерческих делах Соломон Джиле, инвалид капитан Катль, романтичный и начисто лишенный расчет­ливости Уолтер Гэй — вот подлинные положительные персонажи, о которых Диккенс пишет с известной долей сентимента и искренней любовью.

Однако самыми яркими в романе являются образы детей — ма­ленького Поля и Флоренс. Истории этих идеальных героев определя­ют двойственность композиции произведения. В центре первой ча­сти повествования находится Поль, а после его смерти действие сосредоточивается на Флоренс. Развивая традиции Вордсворта, Дик­кенс убедительно показывает особенность мира ребенка, решительно восставая против отношения к детям как к маленьким взрослым. Дет­ству присуща трогательная наивность (Байтерстон, товарищ Поля по пансиону миссис Пипчин, намерен убежать к родителям в Индию, полагая, что весь путь, даже через Ла-Манш, можно проделать пеш-

247

ком), но дети способны и на сильнейшие проявления чувств, их душа жаждет любви и справедливости. Благодаря образу Поля Диккенс по­зволяет читателям взглянуть на мир глазами маленького мудреца, ко­торый своими «странными» и точно направленными вопросами ста­вит в тупик взрослых. Он позволяет себе усомниться в очевидной для всех власти денег — ведь они, такие могущественные, не смогли спа­сти его маму, и отец не находит, что можно противопоставить убий­ственной логике маленького стихийного философа.

Следующий роман Диккенса, «Жизнь Дэвида Копперфилда» (бо­лее точный перевод названия — «Личная история и испытания Дэви­да Копперфилда-младшего», 1849-1850), по сюжету и композиции, на первый взгляд, ближе к более ранним романам писателя, чем к «Дом-би и сыну». Однако принципиальное его отличие от них объясняется именно опытом работы над образом мистера Домби, позволившим писателю вплотную приблизиться к изображению человеческого ха­рактера в динамике. «Дэвид Копперфилд» создавался как «роман вос­питания», самый совершенный в творчестве Диккенса, в котором изоб­ражалось последовательное формирование характера героя. Глубокое проникновение во внутренний мир Дэвида объясняется не только ав­торским пониманием сложности душевной жизни человека, но и ав­тобиографизмом образа этого героя: Диккенс воспроизводит в его ис­тории этапы собственного жизненного пути, раскрываясь перед читателями в процессе описания и осмысления детства, юности и мо­лодости Дэвида. Вместе с тем абсолютного тождества в судьбах героя и автора искать не следует: автобиографическое начало присутствует в романе в тенденции, не сводясь к точному воспроизведению фак­тов. Например, Дэвид не знал своего отца, скончавшегося до его рож­дения, в то время как характер отца самого Диккенса остался запечат­ленным в образе безалаберного и чадолюбивого мистера Микобера.

В силу ретроспективного принципа построения сюжета роман под­водит итог творческим наработкам писателя, его размышлениям о соотношении мира ребенка и мира взрослых, особенностях детской психики, проблемах воспитания и границах добра и зла. Характер вос­поминаний, который носит произведение, облегчает задачу автора, зачастую пытающегося напрямую сопоставить впечатления детства с восприятием жизни его возмужавшим героем.

Композиционно роман делится на три части, посвященные детству, отрочеству и юности героя. Однако традиционное хронологическое деление сюжета романа воспитания у Диккенса насыщается описани­ем творческого становления художника, угадывающегося в крошке Дэви, наделенном исключительной способностью наблюдения. Соб­ственно, произведение, имеющее автобиографический, мемуарный характер, могло быть написано только тем, кто отличался способно­стью видеть и анализировать, а характер воспоминаний позволяет ав­тору с высоты времени критически осмыслить палитру мировоспри­ятия героя в любой конкретный период жизни.

248

Первые годы жизни остались в памяти Дэвида как светлая, гар­моничная идиллия, разрушенная опрометчивым вторым замуже­ством матери. Однако короткого периода счастья было достаточно, чтобы заложить основу характера ребенка и во многом предопреде­лить его будущее. Во-первых, Дэвид всю жизнь будет инстинктивно стремиться к тому безмятежному домашнему покою, который окру­жал его в раннем детстве, и в конце концов достигнет его; во-вто­рых, книги из библиотеки отца, среди которых были сочинения Фил-динга, Смоллета, Голдсмита, Сервантеса, Дефо и арабские сказки «Тысяча и одна ночь» станут стимулами для развития творческой фантазии Дэви. Диккенс подчеркивает важность влияния круга чте­ния на формирование характера восприятия жизни: опыт героя скла­дывается не только из непосредственных наблюдений над миром, но и окрашен полученной из книг информацией. Неслучайно малень­кий Дэви склонен ассоциировать увиденное с описанным в люби­мых произведениях и готов к встрече с их персонажами, которые, как ему кажется, живут совсем рядом с ним. Подпитываемое чтени­ем воображение «невинного, романтического мальчика» работало в этот период его жизни с необыкновенной силой: «оно создавало множество фантастических историй, героями которых были действи­тельно живые люди, затейливо переплетая вымыслы с существую­щими фактами».

В школьные годы фантазии впечатлительного ребенка начинают обретать словесное выражение — во время пребывания в школе мис­тера Крикля Дэвид постоянно пересказывает друзьям фрагменты наи­более полюбившихся ему книг. Природные задатки, отшлифованные жизненным опытом, развиваются и позволяют взрослому Дэвиду до­биться литературного успеха. Однако главным качеством писателя является умение наблюдать жизнь. Сопоставление детских и взрос­лых представлений Дэвида позволили Диккенсу создать цельную кар­тину эволюции внутреннего мира героя.

Рассказывая о первых годах жизни Дэвида, Диккенс опоэтизиро­вал мир детства, передал ту особую непосредственность и наивность, с которой маленький человечек оценивает происходящее. Банальная галантность мистера Мэрдстона, заявляющего о намерении никогда не расставаться с цветком герани, сорванным для него миссис Копперфилд, вызывает искреннее недоумение мальчика, считающего уч­тивого кавалера глупцом, не знающим, что «цветок этот через день или два совершенно осыпется». Детское простодушие маленького Дэ­вида гармонирует с сентиментальным описанием идиллии первых лет его жизни, сдобренным тонким и мягким диккенсовским юмором. Тем страшнее кажется крушение этого совершенного, счастливого мирка в связи с необдуманным вторым замужеством Клары Копперфилд. Отчим становится злым гением Дэвида, систематически подвергая его не только моральным, но и физическим издевательствам. Смерть ма­тери делает положение мальчика и вовсе безнадежным. Трудно ска-

249

зать, что было для Дэвида ужаснее: пребывание в доме под одной крышей с Мэрдстонами, унижения в школе мистера Крикля или работа в фирме «Мэрдстон и Гринби».

Только взрослые по воей душевной черствости или неразумию