Чарлз диккенс

Вид материалаУчебное пособие
Подобный материал:
1   2   3

могут ввергнуть ребенка в пучину несчастий. Только взрослым дано
спасти его. Эксцентричная Бетси Тротвуд, продолжающая галерею
образов диккенсовских чудаков, энергично берется за устройство судьбы внука, помещая его в достойную школу, вводя в круг достойных
людей, таких как директор доктор Стронг, мистер Уикфилд и его ангелоподобная дочь Агнес.

Вторая задача романа — создать картину объективного мира, в ко- тором живет Дэвид. Знаменательно, что во второй части романа речь
идет не столько о событиях жизни Дэвида, усыновленного бабушкой,
мисс Бетси Тротвуд, и получившего весьма уютное место под солн-
цем, сколько о трагических происшествиях, разворачивающихся на
его глазах. И если подросток еще не может до конца осознать степень
трагизма происходящего то взрослый повествователь, вполне осмыс-
ливший эти события, рисует тревожно-печальную картину мира, стро-
ящегося из бесконечной череды несчастий, подстерегающих, казалось
бы, в этой жизни всех без исключения. Рушится семейный очаг доб-
рейшего доктора Стронга, умирает славный извозчик Баркис, ковар-
ным соблазнителем предстает чуть ли не обожествленный Дэвидом
Стирфорт, а бегство с ним Эмили взрывает покой семейства Пеготти
в Ярмуте, мерзавец Гипп плетет интриги, стремясь подчинить себе
адвоката Уикфилда, занять его место и принудить Агнес к замужеству,
В череде этих и других драм разорение мисс Тротвуд оказывается не
самой страшной, поскольку Дэвид уже возмужал и наступил его черед
отплатить добром за добро.

Отрочество Дэвида становится периодом познания жизни и зна- комства с ее самыми неприглядными сторонами. Сложность заклю- чается именно в том, чтобы уметь отличать добро от зла. Опыт обще- ния с красавцем Стирфортом, кумиром Дэвида в школе Крикля, и заискивающе-смиренным Гиппом изменяет отношение героя к миру. И, как в прежних произведениях, рецептом от всех несчастий служит бескорыстная, самоотверженная любовь людей друг к другу. Неслучайно идеальная героиня романа Агнес выражает надежду, что «истинная любовь и правда в конце концов восторжествуют над вся­ким злом и горем в этом мире».

Избранная Диккенсом мемуарная форма повествования предваряет дальнейшие его поиски новых повествовательных форм. Автобио­графический по сути, роман поднимает проблемы, далеко выходящие за выработанные викторианской литературой пределы дозволенного. История соблазненной Стирфортом Эмили предвосхищает сюжет «Тэсс из рода д'Эрбервилей» Т. Харди. Диккенс изображает свою ге­роиню как безусловно чистое, благородное создание, достойное сочув­ствия и уважения даже после того, как она нарушила моральные нор-

250

мы. С большой симпатией нарисован и образ проститутки Марты, благодаря помощи которой рыбак Пеготти находит свою приемную дочь. Моральное превосходство простолюдинов акцентируется авто­ром и в противопоставлении Хэма Пеготти и Стирфорта, и в описа­нии отношений между членами семьи мистера Пеготти, и в сцене встречи рыбака с матерью Стирфорта.

Изображаемый Диккенсом мир — всегда арена борьбы добра и зла, но в «Дэвиде Копперфилде» последнее активно препятствует счастли­вой развязке романа. Погибает, спасая жертв кораблекрушения, в том числе и разрушившего его счастье Стирфорта, честный и мужествен­ный Хэм. Целая группа положительных героев — мистер Пеготти с домочадцами, Марта, Микоберы — отправляются на поиски лучшей доли в далекую Австралию. Единственным настоящим баловнем судь­бы оказывается только Дэвид, обретающий и славу, и любовь предан­ной Агнес. Однако его удача — исключительный случай, нетипичный для судеб честных, добрых и трудолюбивых людей. В то же время да­леко не все романные злодеи получают по заслугам, что придает фи­налу «Дэвида Копперфилда» не характерный для прежнего Диккенса грустный оттенок, свидетельствующий о пессимистических настрое­ниях писателя, вызванных поражением чартизма и постепенным разочарованием в перспективе примирения антагонистических клас­сов общества.

В 1850-е гг. пессимизм Диккенса усугубляется, что находит отра­жение в его новых романах. Творчество писателя 1850-х гг. отмечено демократизацией героев, усилением социальной проблематики и кри­тической направленности произведений, более широким охватом дей­ствительности. Главный интерес для писателя теперь представляет поиск общих закономерностей, определяющих жизнь современного общества. Негативизм в оценках современности подсказывает Дик­кенсу и названия важнейших романов этого периода — «Холодный дом» (1852-1853) и «Тяжелые времена» (1854).

«Холодный дом» проникнут страстным осуждением основ совре­менного писателю общественного устройства Англии, где судьбы лю­дей оказываются в руках безответственных и бездушных бюрократов. Объектом социальной сатиры Диккенс избирает Канцлерский суд, высшую инстанцию британского правосудия, отличавшуюся непово­ротливостью и преступными проволочками в рассмотрении дел (Дик­кенс не погрешил против фактов, создавая историю о бесконечных проволочках в решении судьбы наследства Джарндиса). Английское название первой главы романа «In Chancery» имеет двойной смысл — «В Канцлерском суде» и «В безвыходном положении», что, по убежде­нию Диккенса, является равносильными понятиями. Тем самым из­начально утверждается обреченность всякого, кто попадает во власть судебной машины. Тема несовершенства английского судопроизвод­ства поднималась писателем и в предшествующих произведениях — достаточно вспомнить водевильный суд над мистером Пиквиком или

251

же суд над маленьким Оливером Твистом, голословно обвиненным в воровстве, — однако лишь в «Холодном доме» Диккенс видит своей главной целью последовательную критику системы судопроизводства. Всякий, чья судьба зависит от решения Канцлерского суда, оказыва­ется жертвой мертвых, антигуманных законов. Бездушие суда подчер­кивается характеристиками судейских чиновников, по милости кото­рых дела обрастают ворохами бумаг, не приближающих их к желанной развязке. Работающие здесь до такой степени равнодушны к участи своих жертв, что их можно сравнить с морскими моллюсками, холод­ными, осклизлыми, защищенными от реальной жизни непроницае­мыми створками своих раковин. Отсутствие стремления к правде и справедливости, нечистоплотность, характерная для действий судей­ских крючкотворов, приводит Диккенса к заключению, что председа­тель верховного суда, лорд-канцлер, «восседает в самой гуще грязи и в самом сердце лондонского тумана». Критика судопроизводства рас­пространяется и на буржуазный правопорядок в целом. Образ Канц­лерского суда в романе следует рассматривать как емкую социальную аллегорию.

Все персонажи романа в той или иной степени связаны с Канцлер­ским судом и бесконечным процессом о наследстве Джарндисов. Ил­люстрируя характер бюрократических проволочек на конкретном при­мере, Диккенс иронически замечает, что в ожидании приговора «маленькие истец или ответчик, которому обещали подарить новую игрушечную лошадку, как только дело Джарндисов будет решено, ус­певали вырасти, обзавестись настоящей лошадью и ускакать на тот свет». Как показывает писатель, деятельность Канцлерского суда ли­шена всякого смысла. Законники не способны вынести вердикт, а когда неожиданно обнаруженное завещание позволяет определить судьбу наследства, оказывается, что из всех претендентов в живых остался только фермер Гридли. Мало того, что не суд, а сама жизнь, точнее смерть, избрала наследника; победа претендента оборачивается горь­ким поражением: судебные издержки не только поглотили состояние Джарндиса, но и разорили самого Гридли.

Наглядным примером изломанной Канцлерским судом человече­ской судьбы является жизнь Ричарда Карстона. Образ Ричарда пред­ставляет собой попытку Диккенса преодолеть викторианские штам­пы в изображении истории молодого человека. Ричард — первый герой Диккенса, кого добродетели не спасают от поражения. Наделенный благородным и чутким сердцем, но слабохарактерный, Ричард втяги­вается в процесс о наследстве и пополняет список его жертв. Под вли­янием Канцлерского суда претерпевает необратимые изменения лич­ность героя, превращающегося в мрачного, подозрительного субъекта, удел которого — безумие и преждевременная смерть.

Если первая сюжетная линия «Холодного дома» связана с тяжбой о наследстве, то вторая представляет собой историю леди Дедлок, став­шей жертвой шантажа со стороны адвоката Талкингхорна. Так в твор-

252

честве Диккенса появляется мотив тайны, определяющий характер интриги практически во всех его последующих романах. Пересечение обеих сюжетных линий «Холодного дома» осуществляется не только благодаря вовлеченности героев в орбиту тлетворного влияния Канц­лерского суда, но и за счет образа Эстер Саммерсон, незаконнорож­денной дочери леди Дедлок и умершего в нищете капитана Хоудона.

Образу Эстер принадлежит в романе особая роль — половина по­вествования ведется от ее имени, вторая половина представляет со­бой текст от автора (такой прием повествования встречался ранее у Д. Дефо и В. Скотта). Введение параллельного вымышленного пове­ствователя позволяет Диккенсу освещать одни и те же события с раз­ных точек зрения. При этом, в отличие от образа Дэвида Копперфилда, Эстер не представляет собой alter ego Диккенса; она наделена индивидуальным характером, собственной манерой повествования. Неискушенность Эстер подчеркивает осведомленность автора, а со­положение двух субъективных повествований способствует объекти­вации изображенного в романе. Особенностями повествовательной техники объясняется и непривычный для литературы XIX в. финал романа: эпилогом «Холодного дома» фактически оказывается пред­последняя глава, где автор прощается с героями. Последняя же глава написана от лица Эстер и обрывается на полуслове. Подобное художе­ственное решение конца дополнительно подчеркивает серьезность и важность повествования от автора.

«Тяжелые времена» (1854), жанр которых писатель определил как «лаконичную сатиру», написаны под несомненным влиянием «Мэри Бартон» Э. Гаскелл. Как и Гаскелл, Диккенс отразил в своем творче­стве одну из основных примет времени— рабочие забастовки 1850-х гг.; вслед за Гаскелл он сочувственно относится к отверженной обще­ством женщине, уступая своей современнице лишь в смелости при постановке этой проблемы. Заголовок этого небольшого романа пе­редает мрачную авторскую оценку действительности. Изображая жизнь в вымышленном промышленном городке Коуктауне, Диккенс создал типическую картину жизни всей индустриальной Англии, обезличенной, бездуховной, поклоняющейся только фактам и циф­рам. Там, где процветает философия утилитаризма, нет места про­явлению человечности. Герои романа, придерживающиеся утилита­ристских взглядов, утрачивают человеческие черты независимо от того, являются ли они идейными приверженцами доктрины (педан­тичный школьный попечитель Гредграйнд) или же ставят ее на служ­бу собственной практической выгоде (сын Гредграйнда Томас, Джозайя Баундерби, Битцер). Характерно, что практическая разно­видность утилитаризма более свойственна младшему поколению его адептов. Широко представлены в романе и жертвы утилитаризма — это не только рабочие с фабрики Баундерби, которых хозяин вос­принимает только как «руки», не заботясь о жизни этих людей, но и Дочь попечителя Луиза, не сумевшая отстоять себя и вышедшая за-

253

муж за Баундерби. Утилитаристское поклонение фактам и цифрам отравляет духовную атмосферу Коуктауна, убивает в людях творче­ское начало, способность мечтать и фантазировать. Рационалисти­ческому, прагматическому миру Коуктауна в романе противопостав­лена радостная, артистическая атмосфера цирка Слири, и именно маленькой циркачке Сисси Джуп, обучающейся в школе Гредграйн-да, где она в характерной для этого заведения обезличивающей ма­нере именуется всего лишь «девочкой № 20», суждено поставить под сомнение справедливость рассуждений утилитаристов. Подобно тому, как Поль Домби усомнился во всесилии денег, Сисси не при­нимает на веру рассуждения Гредграйнда о том, будто солидный на­циональный доход свидетельствует о благополучии в целом. С про­стодушием, граничащим с высшей прозорливостью и присущим только маленьким стихийным философам, устами которых глаго­лет истина, Сисси заявляет, что нельзя говорить о процветании на­рода, когда не известно, кому достается пресловутый доход.

Вся риторика утилитаристов не может улучшить условия жизни низших слоев населения. Бедняки продолжают умирать от голода, чест­ный труд не дает гарантии благосостояния, а положение рабочих остается катастрофическим. Описывая в «Тяжелых временах» рабо­чих с фабрики Баундерби, Диккенс открыто симпатизирует им, пока­зывая, что именно в рабочей среде можно встретить образцы под­линной человечности и душевного благородства. Объявленную доведенными до крайности рабочими забастовку писатель оценивает не как стихийный бунт, но как закономерный результат экономиче­ской и социальной политики утилитаристов. Закономерность разви­тия событий в романе подчеркивается названиями составляющих его частей: «Сев», «Жатва» и «Сбор урожая». Однако сама по себе забас­товка не вызывает одобрения Диккенса. В духе христианского социа­лизма он, подобно Гаскелл, мечтает о воцарении классового мира. Осуждение стачечного метода борьбы сказывается в изображении за­бастовки как результата подстрекательской деятельности чартистско­го оратора Слекбриджа, а выразителем идеалов Диккенса становится его любимый герой, Стивен Блэкпул. С детских лет привыкший тру­диться и терпеть бесконечные лишения, Стивен не растратил прису­щих ему высоких нравственных качеств. Он честен, порядочен, тянется к знаниям и даже после 15-часового рабочего дня находит силы почи­тать книжку. Он выступает против насильственных методов борьбы за права рабочих и ратует за разумный компромисс между ними и ра­ботодателями, за достижение взаимопонимания между конфликтую­щими сторонами. Вместе с тем Стивен горячо возмущается произво­лом, чинимым Баундерби, и законами государства, охраняющими положение вещей. Герою идеальному, Стивену суждено потерпеть поражение в столкновении с жестокой реальностью, и гибель его вос­принимается, вопреки намерениям Диккенса, как аллегория неизбеж­ного поражения позиций христианских социалистов.

254

Объектом критики Диккенса в романе «Крошка Доррит» (1855-1856) становится государственно-бюрократический аппарат, суть которого показана в символическом образе «Министерства Околич­ностей», погрязшего в бесконечной бумажной волоките, а его достой­ными представителями в романе стало семейство Барнакль (говоря­щая фамилия, означающая «полип»), олицетворяющее в романе «старую Англию». Они не только чиновники-бюрократы, но и пред­ставители изжившей себя аристократии, упрямо цепляющиеся за тра­диции прошлого. Однако их роль в жизни страны уже не является оп­ределяющей, поскольку Англией правит тугой кошелек буржуазных предпринимателей. Финансист Мердль в романе — именно тот тип человека, который оказывает влияние не только на экономику, но так­же на работу парламента и деятельность правительственных структур. В этом плане символичен приход в «Министерство Околичностей» пасынка Мердля Спарклера, отражающий характерные для виктори­анского классового компромисса связи между потомственной арис­тократией и буржуазными предпринимателями. Роман «Крошка Дор­рит» начинается как острый социально-сатирический памфлет, однако впоследствии внимание автора сосредоточивается на авантюрно-сен­сационных мотивах, связанных с тайной дома миссис Клэннем.

Основу сюжета романа составляет полная превратностей история семейства Доррит. В прошлом состоятельный человек, Уильям Доррит попадает в долговую тюрьму Маршелси, где пребывает столь долго, что заслуживает уважительно-сочувственное прозвище «отца Маршелси», затем, неожиданно получив наследство, обретает свободу. Однако по­сле смерти Уильяма Доррита выясняется, что его семья вновь разорена финансовыми аферами банкира Мердля. Взлеты и падения Дорритов позволяют Диккенсу еще раз обратиться к теме влияния денег на ха­рактер человека. И Уильям, и его старшие дети не выдерживают испы­тания бедностью и богатством. Постоянством отличается одна лишь Эми — крошка Доррит. Стойкая в собственной беде, она не забывает и попавших в беду друзей. Ее человеческая порядочность вознаграждает­ся счастливым браком с Артуром Клэннемом, прошедшим, как и она, через тяжкие испытания заключением в Маршелси.

Долговая тюрьма становится еще одним объектом социальной кри­тики Диккенса. Суть этого пенитенциарного заведения бессмыслен­на, ибо Маршелси добивает честных людей, проигравших в борьбе с жизненными обстоятельствами, и способствует развитию пороков у людей, не отличающихся нравственной стойкостью. Важное значение в данном контексте приобретает образ Уильяма Доррита. Попав в тюрьму, этот слабовольный человек лелеет свое несчастье, а сочувствие других обитателей Маршелси и самоотверженность Эми способству­ют развитию его эгоизма и ни на чем не основанных претензий.

Необыкновенной мрачностью отличается колорит «Повести о двух городах» (1859), исторического романа о Великой французской рево­люции, насыщенного грозной символикой, строящейся на основе

255

мотивов крови и смерти. Следуя принципам исторического романа Скотта, Диккенс уделяет важное место показу роли народа в истори­ческих событиях, изображает влияние объективных социально-исто­рических процессов на судьбы вымышленных героев. Обращаясь к событиям более чем полувековой давности, Диккенс создавал притчу, роман-предупреждение, адресованный своим соотечественникам и современникам. В «Повести о двух городах» отразилось характерное для мировоззрения Диккенса в 1850-е гг. предчувствие грядущих ре­волюционных потрясений. Именно этим объясняется интерес писа­теля к событиям, развернувшимся во Франции в 1789-1794 гг. В духе трактата «Французская революция» Томаса Карлейля Диккенс оцени­вает революцию как акт возмездия, однако отказывается от призна­ния его справедливости. Революция во Франции — ужасный период в истории этой страны, отмеченный превращением людей в кровожад­ных дикарей.

Роман, в соответствии с названием, строится по принципу сопо­ставления жизни двух европейских столиц — Лондона и Парижа. Во­преки показанному писателем в предшествующих романах, столица Англии предстает перед читателем как мирный, благополучный город, живущий размеренной деловой жизнью и воспринимающийся как ан­типод охваченного революционным безумием Парижа. Заложенный в названии дуализм реализуется и в мотиве двойничества молодых геро­ев романа, Картона и Дарнея. Юрист-недоучка Картон — абсолютный неудачник, пьяница, гуляка, лишенный каких бы то ни было иллюзий относительно собственных недостатков. Однако безответная любовь к Люси Манетт способствует его духовному возрождению. Его бескорыст­ная любовь приобретает героический, жертвенный характер. Он дваж­ды спасает от смерти возлюбленного Люси, первый раз в Лондоне, где Дарней д'Эвремонд предстает перед судом по обвинению в шпионаже, второй раз — в Париже, причем ценой собственной жизни. Смерть не страшит Картона. И дело не в том, что его совесть чиста и он не стра­шится предстать перед Создателем. Картон бесконечно устал от мир­ской суеты и жаждет обрести вечный покой. Стоический мотив желан­ной смерти-избавления, звучащий в романе, свидетельствует о том, как далеко отошел Диккенс от того оптимистического жизнелюбия, кото­рым были проникнуты его ранние романы.

Творческая энергия Диккенса требовала выхода не только в писа­тельстве, но и в сценической деятельности. Долгие годы в доме Дик­кенса функционировал любительский театр; самая известная пьеса из его репертуара «Замерзшая глубина», написанная Диккенсом в соав­торстве с У. Коллинзом, в 1857 г. была поставлена на профессиональ­ной сцене. Однако в конце 1850-х гг. домашний театр распался, в основном благодаря переменам в образе жизни Диккенса. В конце 1850-х гг. он много путешествовал по Европе, подолгу жил во Фран­ции, а в 1856 г. приобрел загородный дом Гэдс-Хилл Плейс в Кенте, неподалеку от родного Четэма, ставший его основным местом житель-

256

ства. Тем не менее желание выступать на сцене у Диккенса осталось неизменным, и с 1858 г. публичное чтение собственных произведений стало его профессиональным занятием. Постоянные гастроли, а так­же значительное ухудшение состояния здоровья и памяти мешали пи­сателю работать с полной отдачей, и в последнее десятилетие жизни им были написаны всего два романа — «Большие ожидания» (1860-1861) и «Наш общий друг» (1864-1865), а третий, «Тайна Эдвина Дру-да», так и остался незавершенным, порождая у многих поклонников Диккенса самонадеянные попытки дописать это последнее произве­дение великого Боза.

Поздние романы Диккенса развивают критические тенденции его творчества 1850-х гг., но объектами социальной сатиры в них оказы­ваются не общественные установления в целом, а лишь отдельные стороны современной жизни. Одновременно в романах 1860-х гг. воз­рождается характерный для произведений 30-40-х гг. мягкий диккен­совский юмор, который все же не способен нейтрализовать общую печальную тональность повествования.

Роман «Большие ожидания» представляет собой диккенсовскую вариацию на тему утраченных иллюзий. Примечательно, что писатель уже названием романа, позаимствованным из Сонета XXI из цикла «Астрофил и Стелла» знаменитого английского поэта эпохи Возрож­дения Филипа Сидни, повествующего в традициях ренессансной ли­рики о неразделенной любви, настраивает читателя на меланхоличес­кий лад. О данном источнике названия свидетельствует и тот факт, что герои Диккенса носят «сидниевские» имена: Филипп назван име­нем поэта, а его жестокая возлюбленная Эстелла ассоциируется с ге­роиней указанного сонетного цикла.

Деревенский сирота Филипп Пиррип, или попросту Пип, воспи­тывается старшей сестрой, замученной домашними хлопотами, не­ласковой и вздорной женщиной. Единственным его заступником и другом является муж сестры, кузнец Джо Гарджери. Грусть, которой пронизана жизнь ребенка, подчеркивается выразительным штри­хом — подобно героине баллады Вордсворта «Нас семеро», малыш играет среди могил на кладбище, где похоронены его родители. На этом же кладбище прятались от преследователей и беглые каторжники, благодаря чему состоялось знакомство Пипа с Мэгвичем. Тоскливая обстановка, в которой оно произошло, мрачный туман, клубящийся над рекой, со стороны которой пришел Мэгвич, побуждают воспри­нимать встречу мальчика и каторжника в символическом ключе — ее последствия не могут принести ничего хорошего. Неслучайно сразу после нее Пип совершает первый в его жизни серьезный проступок, похищая провизию из кладовой сестры. Между тем Мэгвичу суждено сыграть в его судьбе гораздо более драматическую роль.

Четыре года спустя в распоряжении Пипа неожиданно оказались деньги, переведенные на его имя неизвестным благодетелем. Это по­зволяет Пипу перебраться в Лондон, вести приятный образ жизни,

257

более и более дистанцируясь от своих прежних друзей. Юноша считает своей покровительницей эксцентричную и богатую мисс Хэ-вишем, которую он с детства воспринимал как фею, живущую в за­колдованном замке, окруженном волшебным садом. Ложная догадка Пипа побуждает его надеяться, что мисс Хэвишем благосклонно от­несется и к его желанию жениться на ее воспитаннице Эстелле. Одна­ко мисс Хэвишем, в свое время покинутая вероломным женихом, вос­питывала Эстеллу как орудие своей мести всем мужчинам, чтобы прекрасная девушка возбуждала их любовь и убивала их ледяным рав­нодушием и презрением. Таким образом, герой оказывается жертвой заблуждений, питающих ничем иным не подкрепленные большие надежды. Лишь достигнув совершеннолетия, Пип узнал, чьи средства являются истинным источником его благосостояния. Он не способен и впредь пользоваться «грязными» деньгами Мэгвича, но, расстава­ясь с ними, утрачивает и открывавшиеся перед ним перспективы; теряя положение в обществе, он теряет и Эстеллу.

Так в «Больших ожиданиях» Диккенс вновь возвращается к теме денег и их влияния на личность. Доставшееся Пипу богатство меняет его, делает тщеславным и высокомерным, заставляет оценивать окру­жающих по степени их материального благосостояния. Диккенс показывает, что жизненный успех человека из низов общества может зиж­диться на отказе от совести и неизбежно сопровождается нравственной деградацией. Более того, если бы источником денежного благополучия Пипа оказалась благотворительность мисс Хэвишем, падение героя было бы более глубоким и приобрело бы необратимый характер. Подобная трактовка последствий благотворительности говорит о том, что Дик­кенс в последнее десятилетие жизни отказался от былого убеждения в возможности изменения жизни к лучшему благодаря вмешательству состоятельных филантропов. Вместе с тем неудачная попытка Пипа выбиться в люди отражает новые социальные идеи позднего Диккенса, представляющие собой сплав христианской этики с положениями вхо­дящей в моду философии Г. Спенсера и побуждающие личность ис­кать счастье в той среде, к которой она принадлежит по рождению. Покидая деревню, Пип априори обречен на неудачу. Он мог бы обрести свое счастье, довольствуясь малым — привычным деревенским трудом и браком с бесхитростной, но доброй и любящей его Бидди. Бессознательная гордыня, заставляющая Пипа стремиться стать «джентльменом», делает его нарушителем гармоничного соотношения -между социальными группами, что карается жизненной катастрофой. Частную историю нельзя повернуть вспять, как и историю обществен­ную. Пип не может вернуться к прежнему образу жизни, тем более что в его отсутствие овдовевший Джо женился на Бидди. Большие ожидания заслонили от героя возможность скромного человеческого счастья, и он оказался выброшенным из привычной колеи жизни. Сознание соб­ственной неприкаянности заставляет Пипа на долгие годы покинуть Англию, и его перспективы остаются весьма туманными.


258