В. Я. Мельников известен и как весьма неординарный поэт, драматург

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Подлинный талант часто бывает многогранен, 24.77kb.
• Хрестоматия по античной литературе. В 2 томах, 469.79kb.
• Александр Петрович Сумароков (1717-1777) русский поэт, писатель и драматург XVIII, 25.95kb.
• В. С. Избранная проза / Виктор Мельников. М.:[б и.], 2003. 431 с.: портр. Мельников,, 92.15kb.
• «поздравительные оды», 39.75kb.
• Вступление Глава I, 238.59kb.
• Михаил Юрьевич Лермонтов (3 (15) октября 1814(18141015), Москва 15 (27) июля 1841,, 264.56kb.
• Блок Александр Александрович (1880 1921), поэт, драматург, эссеист, 18.38kb.
• Майков Василий Иванович, 34.02kb.
• Иосиф Александрович Бродский (1940-1996), 47.42kb.

• Ступай только по моим следам.
  

Ледник был весь в трещинах, всюду беспорядочно выпирали острые, словно зубы дракона, торосы и обломки льда. Чудовищная сила, рождаемая морозом и солнцем, то сдавливала, то разрывала этот огромный язык льда, и он, крошась и подтаивая, питал убегающую по дну ущелья речку. Перешагивая и перепрыгивая через трещины, преодолевая бесконечные препятствия, Жанторо верхним зрением уловил летящую тень. Подняв взгляд, он увидел парящего над утесом бородоча-ягнятника. Засмотревшись на его полет, юноша отвлекся на несколько секунд и не заметил трещины. Наступив на острый ее край, нога соскользнула вниз. От рывка веревки Бейшен упал на спину и, проехав метра два, зацепился за ледяной выступ. Изо всех сил упираясь спиной и ногами, он медленно повернулся, схватил натянутую веревку и потянул на себя. Жанторо, повиснув над черной бездной, отчаянно тыкался в скользкие стены руками и ногами. Несколько секунд в западне показались вечностью, страх, нарастая как снежный ком, холодил сердце.

- Держись, джигит! – глухо донеслось сверху. Сантиметр за сантиметром веревка поползла вверх. Жанторо лихорадочно заработал руками и ногами, помогая своему вызволению.

Когда все осталось позади, и они снова были на надежной земле ущелья, Бейшен присел на камень и, перехватив виноватый взгляд юноши, сказал:

- Духи постоянно испытывают нас. Смерть – их черный демон – всюду ходит за человеком, но в горах она сидит у него на плечах и уносит каждого неосторожного. Я давно не молился богам, они гневаются на нас.

Жанторо подумал, что после этих слов старик прекратит охоту. Но ошибся. Чуть передохнув, Бейшен свернул из ущелья в боковой отщелок. Подойдя к зарослям можжевельника, они наткнулись на тропу с пометом архаров и пошли по ней. Быстрый, цепкий взгляд Бейшена успевал видеть все: и каменистую твердь под своим легким шагом, и крутые склоны, и скалы. Охотникам удалось подкрасться на выстрел к пасущимся в лощинке архарам. Упредив выстрел, стадо мгновенно сорвалось с места. Бейшен выстрелил вдогонку. Один из баранов кувыркнулся и остался лежать на месте.

Утром следующего дня они отправились в лес духов. Деревья в нем были сплошь лиственные и стояли не тесно. На берегу ручья Бейшен разжег костер и бросил в него несколько кусочков мяса. Как только ароматный дым защекотал ноздри, старик опустился на колени и произнес:

- Ты слышишь меня, Джер-Суу? Я привел к тебе юношу, которого называю своим приемным сыном. Прими его в свое обиталище, открой перед ним лесные и горные тропы, не отказывай в малой толике пищи и воды, оберегай от злых духов…

Голос Бейшена звучал глухо и монотонно. Напряженно вслушиваясь в него, Жанторо все больше поддавался непонятному волнению, какое, наверное, всегда испытывает человек при встрече с чем-то таинственным и величественным.

Ему казалось, что они в лесу не одни, что на них отовсюду смотрят загадочные, всемогущие, грозные существа.

Всю дорогу обратно Бейшен не проронил ни слова. А когда воротились, достал комуз, тронул струны раз, другой, прислушался к замирающим звукам, заиграл и запел в полную силу.

Под сводом юрты при неверном свете костра полились одна за другой мелодии, в которых звучал то лихой топот копыт, то рокот реки, то клекот орла, то плавный хоровод юных девушек.

Жанторо никогда не слышал игру и голос Бейшена и был поражен его искусством. С того вечера он стал называть старого учителя отцом, а тот его – сыном.


* * *

Годы добавляли Жанторо сил, а у Бейшена отнимали. Старик уже не мог ходить на охоту. Он похудел, подсох и даже в теплое время не снимал шубу. Однажды совсем слег, и Жанторо неделю не отходил от него. Из еды у них осталось лишь немного муки. Жанторо испек несколько лепешек, заварил травяной чай и дал поесть старику. Тот отломил кусочек и сказал:

- Мне больше не нужно. Остальное возьми себе и поезжай. Здесь ради меня не задерживайся, иначе придется голодать. Не беспокойся, я сам справлюсь.

Жанторо не хотелось оставлять отца в таком состоянии, но без еды тоже нельзя. Скрепя сердце, собрался в дорогу, взяв с собой обоих коней.

За три дня ему удалось подстрелить крупного теке. Трудно в горах одному, никто не подставит плечо. Много времени и сил потратил охотник, чтобы стащить к тропе неподъемную тушу, перевалить ее поперек конской спины и привязать крест-накрест кожаными ремнями, стянув свисающие по обе стороны копыта к брюху коня. Охваченный плохим предчувствием, он настойчиво подгонял коней, рискуя сорваться с крутизны или сползти в пропасть вместе со щебнистой осыпью, которую пересекал, сокращая путь.

Предчувствие не обмануло его. Бейшен лежал вытянувшись на кошме, лицо его было спокойно, открытые глаза невидяще смотрели вверх…

Весть о смерти знаменитого охотника разнеслась по всей округе, и многие захотели проститься с ним. Первыми съехались родственники покойного, которых к удивлению Жанторо набралось десятка полтора. За ними потянулись жители ближних, а потом и дальних аилов. Соблюдая правила традиционного погребального обряда, покойного положили с левой стороны от входа в юрту, отгородили занавеской, у изголовья поставили глиняный светильник. Тихие голоса собравшихся то и дело прерывались громким плачем – причитаниями новоприбывших мужчин и женщин.

Старики-знатоки мусульманских обрядов обмыли мертвое тело и когда стали заворачивать в саван, Жанторо начала быть крупная дрожь. Не в силах сдержать подступившие к горлу рыдания, он выбежал из юрты, бросился лицом на землю и, иступленно молотя по ней кулаками, завыл, как дикий зверь.

После похорон родственники покойного предложили ему переехать в аил, но он отказался.


* * *

За всеми делами Иван старался находить время и для охоты. Ходил на фазанов, зайцев и кекликов по ближним горам и отщелкам. Как-то в снежную зиму выпала свободная неделя, и он решил забраться подальше и повыше, хотя и знал, что охотиться в горах в такую пору рискованно. Коня пришлось оставить в чабанском зимовье и дальше пробираться пешком в спегоступах, сплетенных из ивовых прутьев. Иван надеялся, что обильный снегопад заставит кабанов и козлов спуститься пониже к южным склонам. Подойдя к одному из них, он увидел глубокую расселину с густыми кустами по краям. В таких местах кабаны часто устраивают свои лежки. Чтобы не продираться через кусты по глубокому снегу, Иван взял немного ближе к краю расселины. Настороженно вглядываясь в переплетение ветвей, охотник не заметил предательского снежного козырька над обрывом. Снег под ним вдруг раздался и, не успев глазом моргнуть, Иван полетел вниз. При падении он сильно ушибся и повредил ногу. Шубарин попробовал встать, но тут же упал от сильной боли в ноге. Попытался ползти, но и это не получалось. Нога горела как в огне. Он оказался в ловушке: отвесные стены с трех сторон и неизвестно, есть ли выход, если двигаться вдоль этой проклятой щели. Оставалось одно: стрелять – вдруг кто-нибудь услышит.

Иван нажимал на спуск через равные промежутки времени, пока не осталось два последних патрона. Мороз крепчал и холодил тело под шубой. «Неужто конец?» - подумал он со злостью на себя за непростительную пропашку. Упираясь прикладом ружья в снег, работая одной ногой и волоча другую, Шубарин попробовал передвигаться ползком. Он удалился от места своего падения шагов на сто и заметил, что дно расселины начало повышаться. Ползти сразу стало труднее. В отчаянии он израсходовал еще один патрон и, закрыв глаза, в изнеможении прилег на снег. Навалились безразличие, усталость и дремота. Ему пригрезился светлый луг с цветами, потом вроде бы очутился в своей избушке, на теплой лежанке. Кто-то звал его за дверью, кричал, «эй!», а он никак не мог понять, во сне или наяву. Наконец смертная дремота отпустила, и Иван понял, что действительно сверху слышится чей-то голос. Он поднял взгляд и увидел над краем расселины лицо человека.

• Эй! – снова донесся голос.
  

Забыв о боли, Иван приподнялся и замахал руками.

Его вызволил из беды с помощью длинного волосяного аркана охотник, к счастью оказавшийся поблизости и обративший внимание на выстрелы, которые звучали с интервалами, глухо, без раската, и это насторожило охотника. «Непохоже, - подумал он, - чтоб так стреляли по зверю, значит, кто-то попал в беду».

Спаситель срезал и связал несколько длинных еловых веток, уложил на них пострадавшего и как на салазках довез до своего коня, оставленного неподалеку в лощине. Уже к ночи они добрались до зимовья, откуда Иван ушел на охоту. Здесь, осмотрев свою больную ногу, он установил вывих лодыжки, который сам же и вправил.

Утром в кибитке чабана за чаем с лепешками Иван смог получше разглядеть вчерашнего незнакомца. На вид он, пожалуй, не старше самого Ивана, высок ростом, жилист и крепок. Суровое темное от загара лицо и неожиданно добрая белозубая улыбка. Цепкий с прищуром взгляд охотника. На плечи небрежно наброшена нагольная шуба, под расстегнутым бешмантом – белая рубашка из грубой кашгарской маты; сильно потертые штаны из шкуры горного козла мехом внутрь и сапоги без каблуков из такого же меха.

Шубарин представился первым и коротко рассказал о себе.

- Слышал о вас, - улыбнулся охотник, - кто же не знает Доктурбека? А меня зовут Жанторо. Охочусь в горах, тем и живу. Своей кибитки нет, кочую с юртой, в общем живу, где придется. Имущество все на мне, да еще конь и ружье.

Иван посмотрел, куда указал Жанторо, и только сейчас разглядел, что это за ружье – старый – престарый длинноствольный кремневый карамультук с арчевым прикладом и деревянными сошками.

- Да как же можно охотиться в горах с таким-то ружьем? – изумился Иван

- Можно,- усмехнулся Жанторо. – Если хочешь, давай как-нибудь сходим вместе на охоту, там увидишь.

- Что ж, я не против, - ответил Иван. –Приезжай ко мне через неделю, буду ждать.


Так сошлись пути этих двух людей, ставших потом неразлучными.

Знакомство с Иваном заинтересовало Жанторо. Однако он совсем не знал этого человека и долго сомневался, стоит ли идти с ним на охоту. В конце концов решил проверить, каким окажется тот в деле.

Иван обрадовался приезду гостя, усадил за стол, предложил угощение. Тогда-то Жанторо и попробовал впервые русскую водку. С непривычки сильно захмелел, забузил так, что хозяин еле уложил его спать.

Утром Иван вернул ему бодрость крепким чаем и сытным завтраком. Жанторо, раньше никогда не евший с утра по привычке кочевников, медлил садиться за стол, но настойчивость хозяина заставила сдаться. А потом, глядя с каким аппетитом тот расправляется с тушеной на луке зайчатиной, сам подналег. Завтрак пришелся очень кстати, потому что сразу выехали в дальний путь и до сумерек не слезали с коней. Уже почти добравшись до охотничьих мест в длинном ущелье, отыскали под скалой площадку с нависающим козырьком и вместе с конями обосновались здесь на ночлег. Уже в темноте при свете луны Иван заметил метрах в ста выделяющуюся на снегу темную массу и догадался, что это заросли обычной в этих местах облепихи. Нескольких сухих веток хватило, чтобы разогреть на костре вареное мясо и вскипятить по кружке чаю.

И в тот раз, и во все последующие свои выезды на охоту они возвращались с хорошей добычей. Покладистость и мягкая уступчивость в характере обоих сблизили их. Жанторо убедился, что Иван надежный товарищ и умелый помощник на охоте. Жаль только, что не так часто, как хотелось бы, удавалось быть вместе.

Однажды в свой очередной приезд в уездный город Шубарин услышал, что какие-то немцы хотят заполучить живых барсов для зоопарка не то в Берлине, не то в Вене и обещали заплатить хорошие деньги. Этому разговору он сначала не придал значения, а потом задумался. Вспомнил, как однажды Жанторо обмолвился о том, что его покойный учитель был удачливым барсоловом. Если так, то не может быть, чтобы учитель не поделился с учеником своими секретами. Почему бы в таком случае не попробовать себя в этом деле?

Жанторо откликнулся на предложение не колеблясь.

Была середина августа – пора, когда снежный покров в горах отступает до самой высокой отметки. Всем охотникам ведомо, что выслеживать зверя по чернотропу труднее, чем зимой. Решили попытать счастья в верховьях реки Джуука, где в прошлые свои выезды видели крупные стада козерогов и архаров. Поиски привели в широкую ложбину с густой травой. С одной стороны склон горы был пологий, а с противоположной подступали крутостенные серые скалы. Охотники заметили пасущихся архаров, которые уходили все дальше, постепенно приближаясь к скалам. Когда до них осталось с десяток метров, из засады прыгнул барс. Бараны бросились прочь от скал, но один не успел. От удара он упал и через секунду острые клыки впились в горло жертвы. Хищник потащил тушу под выступ скалы. Насытившись, напился из родника и скрылся в скалах.

Один капкан Жанторо поставил у растерзанной туши, второй – чуть дальше. День проходил за днем. Капканы оставались пустыми. Пора было уезжать. И все же вернулись не с пустыми руками – подстрелили архара.

Второй и третий выезды тоже не принесли удачи. Шубарин стал подумывать, что, наверное, причина неудач в ненадежности допотопных капканов, оставшихся от Бейшена. Посидев несколько вечеров, он хоть и неумело, но вполне понятно составил несколько чертежей и, съездив в город, изготовил там в механической мастерской пять капканов, которые были опробованы в присутствии заказчика. Стальные челюсти с лязгом защемили палку и, сколько ни силился Шубарин, вырвать ее не удалось.

Меж тем наступила зима. Окрестные горы завалило снегом, на белом мертвящем фоне горных склонов теплыми, живыми мазками проступили зеленые массивы ельников.

Жанторо и Иван отправились на лов в звездный предутренний час. Низовья, где протоптано и всадниками и скотом немало троп, проехали быстро, а дальше пошли сплошь нехоженые глубокие снега. Чтоб не заморить лошадей, пошли пешком. Заночевали в лесу у костра, а утром чуть свет двинулись к гребню горы. Перевалив его, увидели в межгорье котловину с тугаями, обозначившими русло невидимой реки, и большим еловым лесом на пологом северном склоне. Жанторо не раз бывал вместе с покойным отцом в этой котловине, и охота всегда была добычлива. Все лето здесь сочно зеленеет трава, тучнеют сотни диких копытных животных. В одну из охот Бейшен выследил семью барсов и охотникам удалось понаблюдать за ней. Барсиха устроила логово на скале, в еле приметной маленькой выемке. Она еще, видимо, не решалась покидать своих попискивающих несмышленышей, отлеживаясь на выступе скалы рядом с логовом. Охотники не тронули их. А теперь малыши, подумалось Жанторо, уже превратились в могучих ловких зверей и наверное бродят где-то рядом.

Он первый увидел на снегу цепочку следов, уходящих к еловому лесу. Их оставило стадо козерогов в семь голов. Следы привели к трем отдельно стоящим высоким елям. Снег под ними был в пятнах крови и весь истоптан широкими лапами хищника. Его присыпанную снегом жертву выдавали торчащие наружу рога.

Смерть настигла теке, когда стадо проходило вблизи от этих елей. Царапины на стволе одной из них поведали, что зверь поджидал добычу, затаившись в ветвях.

Пообедав, барс ушел на лежку, но обязательно вернется. Чтобы не миновал капканы, поставили сразу три-два новой конструкции и один старой.

Утром звероловы еще издали заметили мечущегося у елей хищника. Он угодил в капкан, настороженный Жанторо. Увидев приближающихся людей, барс вжался в снег и зарычал хриплым утробным басом. Круглые глаза опалово-янтарного цвета налились лютой злобой. Оскалив загнутые внутрь страшные клыки, зверь готовился к прыжку, но капкан, защемивший лапу, удерживал его.

От отца Жанторо слышал, что барс не только очень силен и свиреп, но и по-кошачьи ловок и быстр как молния. В борьбе с ним нельзя допускать промедления и нерешительности, злоба утраивает силы зверя и любой отчаянный рывок может освободить его из плена, и тогда зверолову не сдобровать. Он не успеет применить ни ружье, ни нож. Поэтому, говорил Бейшен, как только хищник вопьется зубами в поднесенную к нему палку, нужно успеть мгновенно прыгнуть ему на спину и, не давая опомниться, навалиться всей грудью, прижать к земле морду и тут же стянуть прочной бечевой челюсти.

Они заранее распределили роли. Иван поднес к морде барса толстую арчевую палку и как только зубы вонзились в нее, Жанторо сделал быстрый обходной маневр, чтобы сзади вскочить на спину зверя. Но не успел. Невероятно изогнувшись, барс ударил его лапой по плечу, отхватив кусок овчины. К счастью когти не достали до тела. Пришлось все повторить сначала. На этот раз Иван похлеще разозлил зверя, а Жанторо сумел-таки сделать так, как учил отец. Ошалевшего барса удалось схватить за уши и вдавить мордой в снег. Иван, не мешкая, перехватил челюсти, сжавшие палку, сплетенной из полос сыромятной кожи бечевой и прочно связал их в несколько оборотов. Потом накинул петлю на вытянутую лапу зверя, подтянул ее к другой и тоже связал в тугой узел. Такая же петля затянула сначала свободную заднюю лапу, потом вторую освобожденную из капкана. Все было кончено. Оставалось только заменить застрявшую в пасти барса палку на короткий обрубок и упаковать пленника в большой холщовый мешок.

Стреноженного барса без промедления доставили в уездный город и взяли за него хорошие деньги. Для Ивана, не избалованного деньгами, это было целое богатство и у него в первый момент даже голова закружилась от привалившего счастья. А на Жанторо хрустящие купюры не произвели впечатления. Простодушный отшельник, проведший всю свою жизнь в горах, вдали от цивилизации, он, подобно своему учителю, не пользовался деньгами, получая все необходимое от кормилицы-природы и выменивая на шкуры кое-что для себя у китайских коммивояжеров. Куда больше заинтересовал его уездный город, показавшийся огромным. Все здесь было в диковинку: и множество домов вдоль длинных улиц, и мощеные дороги, и конные экипажи, и снующие всюду люди, никаким делом вроде не занятые. Его старая длиннополая шуба с прорехой на плече от когтей зверя, огромный рысий малахай и допотопное ружье за спиной, вероятно, веяли на горожан таким диковатым колоритом, что некоторые, проходя мимо, оглядывались и улыбались. Ивана это задевало, и он решил первым делом приодеть друга. В лавке купца Черемисина Жанторо впору пришелся ловко сшитый, слегка приталенный овчиный полушубок. Нашлись и сибирские валенки и добротные яловые сапоги. Примерив обновки, он преобразился в ладного джигита. В одежном магазине к покупке добавили европейского покроя шерстяной костюм, по паре легких хлопчатобумажных брюк и сатиновых рубашек. Но на том покупки не закончились. Ивану хотелось наведаться еще в оружейное заведение господина Фогеля. Вот тут-то у Жанторо и заблестели глаза при виде лоснящихся вороненой сталью ружей.

- Твой карамультук боится сырости, а эти ружья стреляют даже в дождь и заряжаются быстро, - сказал Иван. – Давай купим тебе ружье, бери что хочешь.

Выбор пал на курковую тульскую двухстволку.

Довольные покупками, пошли прогуляться по городу и тут Иван снова предложил:

• Эх, гулять, так гулять! Айда в ресторан, обмоем покупки.
  

Тогда же в гомоне хмельного ресторанного веселья заговорил он о строительстве избы для Жанторо.

- Не я буду, а помогу построить тебе ладную избу. Пока себе строил, научился, дело не хитрое. Хватит тебе мерзнуть в дырявой юрте!


Слова Шубарина об избе не были пустым трепом. Как только пригрело солнышко, он отправился к Жанторо. Тот накануне привез с джайлоо два чанача кумыса июньской дойки. В это время кобылицы нагуливают на молодой тучной траве самое жирное молоко. Так что к мясу было чем угостить дорогого гостя.

Потягивая терпкий пьянящий напиток из вместительной кисы, Иван за неспешными расспросами о здоровье и делах, постепенно подводил хозяина юрты к цели своего приезда. А тот слушал, не споря, однако же и прямого согласия не давая.

- Вот что, - наконец перешел в решительное наступление Иван, - хоть ты и привык к юрте и к тому ж, наверное, стесняешься затруднить меня, скажу тебе так: хороша юрта, но только летом, а изба - мать родная во все времена года. Меня ты не затруднишь, помогу тебе с радостью, потому что ты мне друг, и я не забыл, как ты спас мне жизнь, Так что давай, принимайся без лишних слов за дело.

Закончив речь, Иван допил кумыс, прикрыл кису ладонью в знак того, чтоб хозяин больше не подливал, и предложил:

- Покажи сначала место, где хотел бы поставить избу, а я, может, кое-что присоветую.

Сытые кони сразу взяли бодрую рысь. Проскакали от юрты верст двадцать и на опушке леса остановились. Иван внимательно огляделся по сторонам, прикидывая, удобно ли для жилья место. Похоже, Жанторо давно его заприметил, раз так уверенно привел. Место действительно было подходящее, безопасное – ни сели, ни оползни не страшны, лес и родник тут же. Под елями есть ровная площадка – хватит места и для избы и для надворных построек.

- Значит, поближе к аилу так-таки не хочешь, - не то спрашивая, не то утверждая, - заметил Иван. - Что ж, может оно и лучше. Ты никому и тебе никто не помеха. Завтра же перевози сюда свою юрту и возьмемся, благословясь, за доброе дело!

Фундамент заложили тем же способом, что и у Ивановой избы. Срубили отборные ели, ошкурили, и один за другим пошли расти ровные, один к одному, венцы. Когда подвели стропила под крышу, съездили на водяную лесопильню в горной лесоразработке, где закупили тесу на потолок и крышу, а заодно присмотрели и дверь с коробкой и оконную раму. Немало пришлось повозиться с русской печью, но и она в конце концов заработала, грела и не дымила.

Так и появилась на нехоженой опушке леса уединенная избушка рядом со старой прохудившейся юртой. Вечерами еловая ветка заглядывала в освещенное окошко и металлически скребла жесткими иглами по стеклу. Свет человеческого жилья привлекал любопытного обжору барсука, жившего в норе по соседству, и он рыскал по двору в поисках какого-нибудь лакомства. А в зимнюю голодную пору робко подходили к избушке грациозные косули, чтобы подкормиться душистым сеном из стога, заготовленного Жанторо. Порой наведывались и волки, но в бревенчатую конюшню, где в стойле фыркал конь, путь им был заказан.

Празднуя новоселье, Жанторо и Иван поклялись друг другу свято блюсти законы горского тамырства.


На охоту в дальние места они ездили только вдвоем. В одном из урочищ под зиму, когда погрозил первый снежок, удалось изловить еще одного барса. А третьего – так уж вышло – пришлось Жанторо брать в одиночку. Как-то прискакал взволнованный чабан и рассказал, что на пастбище барс повадился таскать овец. Минувшим днем ворвался в стадо, зарезал шестерых овечек и одну утащил. Крики чабана ничуть не испугали дерзкого хищника.

До заимки Ивана ехать было не близко, а времени терять нельзя, иначе следы разбойника исчезнут. Жанторо повел преследование один. Еле заметные отпечатки лап на земле, порезы от когтей на стволе арчи, клочки шерсти и пятна крови на траве, оставленные при волочении жертвы, привели в ущелье, к узкой вертикальной расселине, промытой в скале дождевыми потоками. Примятый, разодранный когтистой лапой мох на ее стенах подсказал, что зверь, почуяв преследование, вскарабкался по этой расселине и затаился в скалах. Преодолеть почти вертикальную крутизну с добычей в зубах даже барсу нелегко, поэтому он, скорее всего, спрятал ее где-то поблизости. Действительно в полусотне шагов отыскалась полусъеденная туша овцы. Жанторо насторожил три капкана на подходах к ней. А для своей засады выбрал место среди кустов можжевельника на противоположной стороне ущелья, где токи воздуха, устремляясь вдоль ущелья, не могли выдать его присутствия.

Ждать пришлось до утра. Зверь мягко выпрыгнул из расселины и, волоча длинный хвост, направился к своему завтраку. Но не дошел, Сработал капкан, грозный рык разорвал утреннюю тишину. Жанторо бросился к разъяренному зверю. Техника, отработанная на двух предыдущих ловах, позволила справиться одному.

После Бейшена никто еще не отваживался ходить на барса в одиночку. Жанторо был первым, кто повторил дело покойного барсолова. После этого его стали называть Мергенчи, слава о нем зазвучала в песнях акынов, дошла до самых дальних аилов. Однако сам Жанторо оставался об этом в неведении, потому что не искал славы, предпочитая всему свою бродяжью свободу и гордую независимость.


К полудню начало сильно парить, небо затянула белесая пелена. Было тихо и душно, нарастало тревожное ожидание какой-то грозной разрядки. Вскоре на западе появилась узкая черная полоса, которая, быстро надвигаясь, превратилась в огромную тучу. Сразу стало темно как поздним вечером. Словно пробудившись от сна, порхнул ветерок. Вслед за ним ударил порыв посильнее, потом еще – и загудела, завыла буря, унося с собой пыль, сломанные ветки и стволы небольших деревьев с вырванными из почвы корнями. Все смешалось в сумасшедшей круговерти – и небо, и земля. Ослепительные вспышки молний чертили быстрые зигзаги, лишь на секунду предваряя потрясающие удары грома. В грохот бури вплелся слитный мощный шум дождя. Со склонов гор хлынули бурные потоки воды, смешанной с грязью и камнями.

Буря застигла Жанторо на полпути из аила к дому. Он спешился и бросился к ельнику в надежде найти там укрытие. Но не успел сделать и несколько шагов, как беспощадный напор ветра сбил с ног, оторвал от земли и понес вниз по склону. Сумасшедший полет закончился у огромного елового выворотня на опушке леса. Ухватившись за корни, Жанторо нырнул в яму, оставленную выворотнем, и лег ничком. Однако через несколько минут пришлось подняться, так как выемка стала заливаться водой и скоро наполнилась через край. Ухватившись за корни дерева, он все же продержался до тех пор, пока не стихла буря. Промокший до нитки, измазанный грязью и сильно продрогший, Жанторо вышел на полянку под лучи солнца, уже пробивавшиеся сквозь разрывы в редеющих облаках. Чуть подсохнув, он стал голосом и свистом подзывать коня, но вместо привычного ржания вдруг явственно услышал доносившийся из леса чей-то плач и вскрики. Он пошел на звуки и увидел под деревом прижавшуюся к мокрой земле насмерть перепуганную девушку, бившуюся в истерическом плаче. Он взял ее на руки, вынес под солнце и попытался поставить на ноги, но она обхватила его за шею и ни в какую не хотела спускаться на землю. Жанторо стал успокаивать ее, говоря, что уже нечего бояться, а она продолжала плакать и все плотнее прижималась к нему. Только теперь он почувствовал, как лихорадочно дрожит ее продрогшее тело. Так и простоял с ней на руках до тех пор, пока не просохла одежда и не прекратилась противная дрожь. Жанторо смотрел на ее круглое лицо, большие испуганные глаза, потеки слез на измазанных грязью смуглых щеках, маленький, кривящийся от неудержимых приступов плача рот и не знал, как успокоить ее. Мало-помалу плач стал переходить в судорожные детские всхлипывания. Когда и они прекратились, девичья застенчивость, наконец, пересилила страх. Девушка высвободилась и встала на ноги.

• Меня зовут Жанторо. А тебя как?
  
• Нурджамал.
  
• Почему ты одна в лесу?
  

- Я не одна, - ответила Нурджамал. - Вместе со мной были две пожилые женщины. Жили в юрте при табуне кобылиц Темирбая. Меня послали в лес за хворостом. Когда шла обратно, поднялась буря, ветер подхватил меня и проволочил до самой опушки. Я никогда такого не видела и сильно испугалась…

- Меня тоже унесло ветром. И конь где-то потерялся, - сказал Жанторо. – Давай поищем коня и посмотрим, что стало с вашим становьем.

Они вышли к месту, где буря разлучила Жанторо с конем, - никаких следов. И на свист не откликнулся его Чыныгы. Делать нечего, пошли к становью. Там, где стояла юрта, остались лишь кое-какие пожитки. Вокруг пусто - ни женщин, ни табуна.

Долгие поиски ничего не дали, а солнце уже уходило за горы. Воздух посвежел, не до конца просохшая одежда холодила тело. Идти на ночь глядя – опасно и далеко. Путь в горах совсем не тот, что на равнине. Оставалось одно – заночевать на опушке леса.

Ливень так промочил деревья и почву, что разжечь костер оказалось совсем не простым делом. Но все же удалось набрать в дуплах пучок сухого моха, несколько лоскутьев коры и охапку успевшего немного подсохнуть сушняка. Жанторо ударил огнивом раз, другой… тонкий дымок свил колечки над мохом, блеснул язычок пламени. От моха загорелись кора и мелкие веточки. Чарующий танец пламени прорезал черноту ночи.

Дров хватило не надолго. Костер выгорел, снова стало темно и холодно.

Еще до конца не улегшееся смятение в душе Нурджамал породило новых демонов страха. Дрожа от холода, вглядываясь в мрачную, таинственную темноту ночного леса, не в силах совладать с собой, она потерянно искала защиты и все плотнее приникала к мужскому плечу. Каждый звук в лесу заставлял ее вздрагивать. Жанторо снял свой бешмант, укутал девушку с головы до ног и уложил на подстилку из хвойных лап, сам лег вплотную, подложив одну руку под ее голову, а другой охватил сверху.

Согревшись и успокоившись, Нурджамал затихла и вскоре уснула. А Жанторо горел как в огне. Его рука, устав ждать, скользнула под бешмант, потом под платье – к груди спящей…

Став зрелым мужчиной, Жанторо не познал еще ни одной женщины, могучий зов плоти будоражил кровь, мучил по ночам неясными, странными сновидениями и жгучим томлением.

Под утро он забылся в чутком полусне и как только очнулся, первое, что увидел в сером свете утра, было лицо спящей Нурджамал. Снова накатила неудержимая волна страсти, и он стал исступленно целовать ее в губы. Нурджамал, проснувшись, не испугалась, постепенно все больше уступала его смелеющим ласкам.

….На краткий миг пришло опустошение, за ним блаженная усталость и неизведанная радость. Нурджамал стыдливо прятала глаза, а он гладил ее, снова возбуждаясь.

Картину этого утра с острым, пряным запахом хвои и влажной земли Жанторо сохранит в памяти до конца своих дней как самое прекрасное мгновение жизни.

Природа, словно извиняясь за устроенный бурей дебош, подарила светлое теплое утро. Живительный, хрустальный воздух гор бодрил и удваивал силы.

Продолжать поиски больше не имело смысла, и Жанторо пешком повел Нурджамал к своей избушке. Тропа огибала склоны гор, петляла среди кустов барбариса и обрывалась на берегах каменистых речек. Жанторо знал эти места и уверенно держал направление. За одним из поворотов слух уловил знакомое ржание. Жанторо ответил призывным свистом. Ржание повторилось – заливистое, радостное. Чыныгы!. Это он , его голос – нашелся!

Конь был весь в царапинах и бурых пятнах засохшей крови. Видно, и его крепко потрепала буря. Жанторо прижался лицом к шее Чыныгы, а тот тихо, басовито заржал и в знак удовольствия закивал головой вверх-вниз, вверх-вниз.


Минуло пять дней. В жаркий полдень к избушке прискакали всадники, стали полукругом, один, видимо старший, спешился и постучал в дверь. Жанторо оказался дома и вышел на стук.

• Салоом алейкум ! – приветствовал гость.
  
• Алейкум ассалом! – отозвался хозяин. – Заходите в дом.
  

- Спасибо, но мы не в гости к тебе приехали, Жанторо. Наш хозяин Темирбай очень сердит на Нурджамал за пропажу своих кобылиц на пастбище и приказал доставить ее к нему. Двух бездельниц, с которыми доила кобылиц Нурджамал, хозяин уже наказал. Теперь очередь за девчонкой, а она по слухам у тебя скрывается. На временном пользовании так сказать, хе-хе…

Глаза Жанторо гневно сверкнули.

- Попридержи язык, байский лизоблюд, не то я укорочу тебе его!

- А это ты видел? – поднял руку с камчой начальник байской стражи. – Не отдашь по-хорошему, возьмем силой.

Еле сдерживаясь, Жанторо все же попытался урезонить непрошенных гостей.

- Разве Темирбай не знает, что была буря, от которой разбежались лошади? Разве женщины могли справиться с обезумевшим табуном, когда их самих унесло ветром? И зачем нужна ему Нурджамал?

- Слишком много вопросов задаешь ты нам, Жанторо. Лучше спроси у самого Темирбая, может он и послушает тебя. Только вряд ли . А что касается Нурджамал, то слышали мы, будто хозяин хочет отдать ее в наложницы, чтобы покрыть убытки от пропажи лошадей, - нагло осклабился все тот же начальник.

Терпение Жанторо окончательно иссякло.

- Передайте Темирбаю, что этому не бывать. И еще скажите: Нурджамал – моя жена.

Всадники переглянулись, смешок пробежал по лицам.

- А где твой калым, Жанторо? Думаешь, нашел жену под кустом – и ладно? – под дружный хохот крикнул одни из них.

При этих словах дверь открылась, показалась Нурджамал с ружьем в руках. Жанторо перехватил двухстволку и навел на предводителя. Черные дырки стволов уперлись прямо в его толстое лицо, он отпрянул в испуге и попятился к своим приспешникам.

- Вы, байские псы, наверное, слышали, как я стреляю, - сказал Жанторо. – Не ищите смерти, уезжайте с миром!

Вся свора с места взяла в галоп. Жанторо для острастки хотел пальнуть в воздух, но оба курка издали лишь сухие щелчки. Патронов в стволах не оказалось, жена охотника еще не умела заряжать ружье.


- Нет, так этого оставить нельзя, - сказал Иван, когда узнал о наезде байских слуг. – Темирбай найдет способ отомстить тебе. Самое время мне вмешаться в это дело.

Слишком много людей были обязаны Доктурбеку своим благополучием. В том числе Темирбай. Не уважить просьбу Доктурбека, значило навредить себе. У Темирбая хоть и много скота, но ни одной головы он терять не хочет. И потому, когда прибыл к нему Доктурбек с разговором, малость поартачился, а потом все же по здравому размышлению согласился не трогать девчонку и не мстить Жанторо. Да и то ведь сказать, слава о барсолове по всем аилам гремит, и кто знает, чем может обернуться стычка с ним. К тому же, говорят, стрелок он меткий.

Пришлось Темирбаю отпустить с миром и мать Нурджамал, которая была его дальней родственницей, рано потерявшей мужа и обедневшей до крайности. Когда стало совсем невмоготу, мать и дочь пошли на поклон к Темирбаю. Он принял их, объявив, что берет из жалости, исключительно по доброте своей, а на самом деле уготовил обоим тяжкую батрацкую долю. Таких бесправных, бессловесных беднячек было немало у него. Женщины выполняли всю работу по дому: запасали на зиму кизяк и дрова, готовили пищу, стирали, занимались вышивкой, катали войлок, делали ковры, пасли и доили коров, кобылиц, приготовляли кумыс и бузу…

Уладив миром спор с могущественным Темирбаем, Иван подумал, что было бы не худо чем-нибудь отметить это событие. А не сбегать ли вместе с Жанторо на охоту – давно ведь не были? Может попробовать на побережье, где по слухам фазанов как кур в курятнике? В тех местах они еще ни разу не были, любопытно бы сравнить, где лучше – в горах или возле воды. А потом можно завернуть к рыбакам, отведать знаменитой конобеевской ухи. Сам-то Иван обедал ею несколько раз, когда гостил у братьев Конобеевых по ветеринарным делам. Определенно вкуснее ничего не едал.

Жанторо с идеей согласился. Через два дня, оставив дома жену с матерью, которая, уйдя от Темирбая, поселилась в доме зятя, он напрямик через горы спустился к Теплоключенке, где и встретился с Иваном, тоже сократившим путь по бездорожью в предгорьях.


Есть на побережье Иссык-Куля уголки, удивительные по красоте и богатству природы. Но удивительнее всего, пожалуй, его восточная оконечность. Здесь находятся устья большинства рек, питающих озеро. Во время весенних паводков пресные воды заливают большие участки прибрежной суши и, принося илистый песок, создают плодородный слой почвы, благоприятный для облепихи, лоха, других влаголюбивых кустарников и лиственных деревьев. Непроходимые заросли колючих кустов, камыша и тростника, перелески и травянистые поляны – излюбленные места фазанов, косуль и зайцев.

Береговая линия здесь живописно изрезана бухточками, заливами и отмелями, которые отделяясь песчаными косами, образуют небольшие лагуны – царство водоплавающих птиц и рыбы. Места эти и поныне удалены от людских поселений, а в старые времена и вовсе были малолюдны. Редко какой ружейный охотник забредал сюда.

Обилию непуганой дичи поразились даже видавшие виды Жанторо и Иван. Частые фазаньи вспорхи с шумным хлопаньем крыльев и в самом деле создавали впечатление огромного курятника. Но провожая птиц взглядом, охотники не спешили стрелять - слишком легка добыча, не привыкли к такой забаве. Только когда насмотрелись вдоволь, Иван предложил подстрелить по паре петухов для подарка рыбакам.

Солнце стояло еще высоко. Иван прикинул, что на сегодня и для гостевания и для рыбалки с ухой времени вполне хватит. По прямой ехать им было не так уж далеко. Да не знали они про здешние заливы. Долго пришлось объезжать, так что в гости попали, когда до позднего летнего заката оставалось часа два.

На стук в ворота одного из домов вышел бородатый мужик, радушно поздоровался, позвал в дом, но Иван возразил:

- Ты уж, Митрич, извини нас, что припоздали. Малость не рассчитали. Ехали-то мы на рыбалку с ухой. Так что ежели еще успеваем, то уважь нас, устрой. Ты нам уху, а мы тебе вот этих красавцев петухов, - смеясь, добавил он.

- Устроим в лучшем виде, - заметил Митрич.

Из соседнего дома вышел еще один такой же бородатый мужчина, представившийся Михаилом. Вдвоем они быстро собрали рыбацкие снасти, прихватили котел и кое-какую посуду для ухи, специи и две булки хлеба, оседлали коней. На рысях прискакали к длинному узкому рукаву залива.

Митрич сел в плоскодонку и поплыл, разматывая за собой невод. Лодка сделала большой полукруг и вернулась к берегу. Взявшись за концы, вчетвером потащили к берегу снасть, которая шла медленно и туго. Наконец две пары сошлись и последними усилиями вытащили невод на берег. По траве забили хвостами пудовые иссык-кульские сазаны, золотисто отсвечивая толстыми боками.

- Ну, что хватит на ушицу-то? с веселой ухмылкой спросил Митрич.

- Ой, байке, твои рыбы не легче баранов, - изумился Жанторо. – Тут хватит на большой той.

Пока Михаил чистил, потрошил и резал на куски рыбу, Митрич разжег костер, поставил над ним на треноге котел с водой, расстелил на траве чистую скатерть, выложил на нее хлеб, помидоры, огурцы, стрелки зеленого лука. Иван присовокупил к досторкону три бутылки фабричной водки.

Жанторо невольно залюбовался этими кряжистыми, ухватистыми мужиками, крутоплечими, с огромными ручищами, добродушно улыбающимися в русые курчавые бороды.

Уха поспела, когда солнце спряталось за далекие, невидимые отсюда отроги Терскей Ала-Тоо. От воды повеяло влажной свежестью, бодрящий воздух, смешиваясь с запахом ухи, вкусно защекотал ноздри, погнал голодную слюну.

Русская уха под чарку – есть ли что-нибудь лучше на свете! За едой и неторопливым разговором засиделись далеко за полночь. Наконец рыбаки засобирались домой, пригласили к себе переночевать и Ивана с Жанторо. Но они отказались.

- Спасибо за угощение и прием, - поблагодарил Иван. - Мы люди привычные к ночевкам под звездами. Спали и на снегу в горах. А здесь теплой ночью подремать до утра – одно удовольствие.

Стреноженные кони лениво хрупали траву на лужку и били копытами. Неполная луна, вдоволь насмотревшись в бархатную гладь залива, тихо поплыла на покой, клонясь к западу. А на востоке на смену ей зажглась полоска утренней зари.

Жанторо и Иван досыпали еще одну свою мирную ночь. И не знали – не ведали, что набравший силу двадцатый век уже открывает новый счет небывалым кровавым войнам, восстаниям, революциям и вакханалиям террора. Мало кто останется от всего этого в стороне.

* * *

По аилам поползли слухи о том, что светлобородые царевы начальники записывают молодежь на войну. Люди заволновались, начали собираться стихийные сходы, на которых принимались решения не подчиняться царскому указу о призыве на военную службу. Но волостные управители не поддержали эти решения. На собрании аильных старшин Темирбай призвал аильчан не спорить с властью.

- Падыша¹ Николай, - сказал он, - ведет большую войну с иноземцами, и мы должны помочь ему в этом. К тому же кыргызы не будут стрелять из ружей, их призывают только на военно-тыловые работы.

Тут же Темирбай огласил списки призывников. Никто из сыновей богатых и знатных людей в них не попал. Зато много было бедняков и неугодных. В их числе оказался и Жанторо. Отомстил-таки злопамятный бай за тот случай с Нурджамал.

Весть о призыве в армию застала Жанторо дома. Вот уже две недели он далеко не отлучался – ждал первых родов жены. Гонец ускакал, а Жанторо долго сидел на крыльце, силясь понять, как же можно забирать мужа у рожающей жены, оставлять семью без кормильца, обрекая на голод. Видно, совсем потеряли совесть царские слуги. Нет, нельзя поддаваться им. «Уйду в горы, отсижусь там, потихоньку помогая семье», - твердо решил он.

Еще раз прискакал гонец с требованием явиться в волостную управу. Но Жанторо дома не застал. Его жена с грудным ребенком на руках сказала, что не знает, где муж.

Спустя неделю заглянул Иван. Увидев его, Нурджамал расплакалась. Удрученно выслушал он ее рассказ и как мог постарался успокоить. Пообещал наведаться еще раз в ближайшие дни, привезти что-нибудь из еды, а потом и самого Жанторо навестить, который по словам Нурджамал укрылся в известной им обоим пещере. Свое обещание Иван сдержал, выручил Нурджамал мясом, мукой, картошкой и сахаром. Когда немного поутихли поиски дезертиров, купил патронов к ружью Жанторо, загрузил большую седельную сумку съестным и пораньше, еще до зари, отправился на встречу с другом.

Долгим и трудным был путь. Ехал Иван, не давая отдыха ни себе, ни коню, А все же разыскал Жанторо уже в сумерках. Место было совершенно безлюдное и дикое. Позади осталась опушка леса, а впереди последнюю альпийскую зелень уже оторочивал сплошной снежный пояс. О большой высоте напоминала не только растительность, но и разреженный холодный воздух.

Подход к пещере был завален камнями от когда-то обрушившегося скального выступа. Пройти это каменное нагромождение человеку не просто, а коню подавно. Зато следов не остается. За каменным завалом показалась полого уходящая вниз вытянутая площадка, в конце которой находился вход в пещеру. Иван свистнул и услышал за спиной ответный свист. Оглянулся – никого. Слегка растерявшись, сдернул ружье с плеча и, пригнувшись, повел стволами в направлении свиста.

• Салоом алейкум1 – раздался знакомый голос Жанторо.
  

- Как же я не заметил тебя! – удивился Иван. – Во все глаза смотрел и все-таки прошел мимо.

• А я давно за тобой наблюдаю, - сказал Жанторо.
  

- Что ж, осторожность никогда не помешает, - согласился Иван. – Ну, показывай, как устроился.

За высоким сводчатым входом открылась круглая полость, небольшая по площади, но достаточная для двух-трех человек с лошадьми. В дальнем конце пещеры чуть дымил каменный очаг. Рядом – толстый настил из арчевых веток и сухой травы – постель беглеца. Это была та самая пещера, в которой жил второй пойманный ими барс. А теперь судьба загнала сюда и его ловца. Однако странно переплетаются порой нити жизни в этом загадочном мире! – подумалось Ивану.

Жанторо подбросил топки в костер, поставил чайник и, вопреки традициям гостеприимства, первым завел разговор об оставшейся без него семье. Слушал жадно, перебивая рассказ нетерпеливыми вопросами.

Иван поспешил успокоить его по поводу домашнего житья-бытья, передал привет и гостинцы от жены. Заметив, как просияло заросшее черной бородой лицо Жанторо, добавил еще одно важное сообщение.

- Похоже, властям ныне уже не до беглых призывников. Народ шибко заволновался. К возмущению мобилизацией добавилось большое недовольство сселением аильчан на неудобья. И страдают-то из-за малоземелья больше всего бедняки, а богатеи самые лучшие пахотные земли успели по себе разобрать.

- Так, может, хватит мне здесь отсиживаться? Вместе и вернемся, как думаешь?

- Пожалуй, стоит попробовать. Может и обойдется, если тихо сидеть.

• Тогда заночуем, а завтра в путь, - обрадовался Жанторо.
  

Брожение неожиданно приобрело нешуточный размах. То тут, то там раздавались призывы устроить справедливый передел земли. Те, кому было что терять, встревожились и задумали повернуть ход событий в свою пользу. Стали распускать слухи, что во всем виноваты переселенцы из России, они мол, отобрали всю землю. Такие утверждения лишь отчасти были правдой. А корень зла был в политике колониальной администрации, стремившейся создать прослойку лояльно настроенных к режиму собственников, опору и костяк местной власти. Они-то и разоряли крестьян, за бесценок скупали у них землю. В их числе были и кыргызы, и русские, и татары, и уйгуры, и люди других национальностей. В распространении ядовитых слухов был замешан и Темирбай. Опасаясь потерять свои богатства, он коварно предал власть и объявил себя сторонником народного восстания. Сформированный Темирбаем отряд, объединившись с другими силами восставших, внезапно напал на поселенцев из России в Сливкино, Дархане, Теплоключенке, а потом добрался и до дальней Сазановки. Запылали русские избы и украинские хаты, пролилась первая кровь.

Так начался август 1916 года. Недолго продолжалось восстание – не устояло против хорошо вооруженной и дисциплинированной воинской силы. Настал черед карателей. Спасаясь, люди бежали на сырты¹, а оттуда через высокогорный перевал Бедель – в Китай. Лишь немногим удалось сохранить остатки своего скота и имущества. Голод и нищета ждали эмигрантов на чужбине. Чтобы не погибнуть, продавали местным феодалам своих детей.

Вместе со всеми сбежал и подстрекатель Темирбай. Пробираясь через снега приграничного перевала, он со злобой винил во всех бедах своих неудачливых соплеменников и втайне жалел, что ввязался в безнадежную затею. Но Темирбаю было все-таки легче, чем другим. Несмотря на потерю скота и имущества, оставались еще немалые деньги, золото и дорогие украшения. С ними ему очень скоро удалось поправить свое положение и развернуть весьма доходную торговую деятельность.


Как только начались погромы в русских селах, Жанторо примчался к Ивану.

- Лучше бы тебе куда-нибудь скрыться на время, - посоветовал он.

- А, будь что будет, - сказал Иван. – Зла я никому не делал, авось, и ко мне не придут со злом.

Сам Жанторо не только не присоединился к восставшим, но и открыто порицал их действия, повторяя слова незабвенного Бейшена о том, что пролитая кровь не служит правому делу и рождает лишь новое кровопролитие.

Шубарина не тронули, но общая беда не обошла стороной и его. Массовая гибель скота лишила заработка. И на охоту стало не безопасно ходить – в горах разбойничали лихие люди. И тогда задумал он на время податься в город в надежде, что может там повезет с какой-нибудь работой. И действительно случай улыбнулся ему. У купца Дубова освободилось место приказчика в мануфактурном магазине. Обратившийся за трудоустройством молодой образованный человек понравился ему, и Шубарин стал приказчиком. Поселился в каморке при магазине, на харчи и одежду денег хватало.

Дубов жил рядом с магазином в большом пятистенном доме с подклетью и просторным подворьем. Это был типичный купеческий дом с крытой железом зеленой крышей, расписными ставнями, нарядным крылечком и палисадником. Ожидая посетителей у двери магазина, Иван нет-нет да поглядывал на этот дом, казавшийся ему роскошным по сравнению с убогими домишками прочих городских обитателей. Однако ничего за глухим забором не было видно, и дом казался пустым. Это навевало грустные мысли о собственной избушке с сиротливо заколоченными окном и дверью. Тут же наплывали воспоминания о счастливых днях охоты в горах вместе с Жанторо. Иван и в городе не расставался с конем, которого за умеренную плату определил на содержание в конюшне маленькой конно-спортивной школы. Он с нетерпением ждал выходного дня, когда можно с утра до вечера поохотиться на фазанов. Однажды, подстрелив трех молодых петухов, он решил преподнести их в дар хозяину магазина, к которому испытывал искреннее почтение за ровное и уважительное отношение к своим сотрудникам.

Служанка провела его в гостиную и попросила подождать. Сложив у ног фазанов, Шубарин присел на один из мягких стульев под белым чехлом и огляделся по сторонам. Все здесь дышало достатком и уютом добротного купеческого быта. Крашеный пол просторной гостиной был устлан двумя персидскими коврами, посредине красовался стол красного дерева с полированной столешницей и изящными гнутыми ножками. Простенок меж окон занимал мягкий кожаный диван. Привлекали взгляд и удобные кресла, большие напольные часы с боем, два писанных маслом пейзажа на стенах.

Евстигней Панкратович Дубов вышел к гостю по-домашнему – в бордовом шелковом халате и в рубахе с расстегнутым воротом. Иван приветствовал его стоя, легким поклоном головы.

- Был на охоте, - сказал он, - и решил преподнести вам свой скромный трофей, ежели вы не против. Извольте взглянуть.

Учтивая речь и особенно петухи весьма понравились Евстигнею Пакратовичу.

- Ну, так-с, и где же вы добыли этих красавцев? – потирая от удовольствия руки, спросил он.

- В перелесках и камышах на побережье, неподалеку отсюда. Редкие по красоте места и дичью не бедные.

- Краем уха слыхал я про вас, что вы знатный охотник и даже барса живьем брали. Так ли?

- Было дело. Охотой я давно увлекаюсь и почитаю за счастье, когда удается побродить по горам.

- Да вы романтик, сударь мой! А я вот за своими торговыми делами совсем не вижу природы. Даже искупаться летом в озере и то не часто получается. А места здесь и в самом деле богатейшие и есть у меня мысль…

Досказать свою мысль Евстигнею Панкратовичу помешало появление девушки лет двадцати двух. Она бросила на гостя быстрый любопытствующий взгляд и сказала с ласковой усмешкой, обращаясь одновременно и к отцу и к гостю:

- Коль папенька заведет разговор о делах, до утра хватит. А у нас уж все к ужину готово.

Певучий, красивого тембра голос девушки невольно заставил Шубарина взглянуть на нее несколько пристальнее, чем допустимо при первом знакомстве. Такой голос мог быть только у девушки, одаренной от природы всеми женскими прелестями и уже знающей силу их действия. И в самом деле, первое впечатление не обмануло его. Девушка, несомненно, была хороша собой. Большие внимательные глаза, русые косы, уложенные на голове венцом, аккуратный носик, чуть пухлые чувственные губы, стройный стан и заметная под платьем округлость бедер.

Не дожидаясь ответа, девушка скрылась за дверью. Евстигней Панкратович широким жестом пригласил гостя последовать за ней и, с шутливой сокрушенностью покачав головой, сказал:

• Вот егоза неугомонная! Ускакала, не успел даже представить… Не откажите в любезности отужинать с нами.
  

Прошу-с.

В столовой за накрытым столом рядом с девушкой сидела очень похожая на нее женщина, только намного старше, и юноша лет семнадцати.

У порога под взглядами трех пар глаз Иван в нерешительности замедлил шаг. Евстигней Панкратович живо подхватил его под локоть и повел к столу, говоря по пути:

- Проходите, не стесняйтесь, у нас заведено встречать без церемоний. Прошу жаловать – моя супруга Пелагея Ниловна, дочь Аннушка и сынок Никитушка.

Далее хозяин, представив Ивана Матвеевича Шубарина как нового приказчика, коротко рассказал о нем, не забыв упомянуть об охотничьей доблести и подаренных фазанах.

- Ой, как интересно! – воскликнула Анна. – Неужто и вправду вы барсов живьем ловили? И вам нисколько не было страшно?

Иван уловил некий подвох в этом вроде бы наивном вопросе и ответил как можно проще.

- Видите ли, барс сильный и смелый зверь. Ежели струсить, промедлишь, то можешь и пострадать. Поэтому каждый барсолов знает, на что идет.

• А как это у вас было? Расскажите пожалуйста.
  

- Аннушка, ты не даёшь покушать Ивану Матвеевичу, - вмешалась Пелагея Ниловна.

Аннушка капризно надула губки.

- А когда же и говорить-то, как не за ужином. Ну, коли сейчас нельзя, так потом… завтра, например, вы непременно должны рассказать мне о своих охотничьих приключениях. Мне страсть как интересно, - сказала она, обращаясь к Ивану.

Как ни приветливы хозяева, а засиживаться у них приказчику негоже. Отужинав и поблагодарив за радушный прием, Шубарин поспешил откланяться.


Перед сном, расплетая косы у зеркала, Анна вдруг поймала себя на мысли, что сегодняшнее знакомство было очень приятным. Она попробовала восстановить в памяти лицо этого человека. Определенно лет на десять старше ее, у глаз уже легли морщинки. И еще - у него открытый, добрый взгляд. Такой взгляд бывает у людей, свободных от суетного, мелкого городского быта, смотревших на звезды, вдыхавших дым костров, познавших радость приключений… «Да что это я выдумываю», - спохватилась Анна. – Начиталась романов Майн Рида и Фенимора Купера, а он, может, самый обыкновенный человек. И все-таки не мешает поближе узнать его. Завтра же непременно навещу».

С этим намерением она легла в постель и против обыкновения долго не могла уснуть. А под утро увидела чудной сон – будто скачет она на лихой тройке, кони несутся все быстрее, а возница, знай, подгоняет их. И вот уж они взмывают в воздух, высоко летят над землей. Ей и жутко и весело, хочется петь и кричать от восторга. «Но кто же этот возница?» – гадает Анна. И так любопытно, так хочется ей увидеть его лицо! Словно угадав ее желание, возница оборачивается, и Анна узнает давешнего гостя. Он тянется к ней, выпускает из рук вожжи… тройка камнем летит вниз. Анна с ужасом проснулась и долго не могла успокоиться. «Не вещий ли это сон?» – подумалось невзначай. Однако зародившаяся тревога недолго продержалась. Зеркало, у которого она с полчаса прихорашивалась, вернуло беспечность и хорошее настроение.

Анна решила наведаться в магазин поближе к обеду, когда посетителей обычно бывает меньше. Иван встретил ее у двери и проводил к прилавку.

• Как спалось? – спросила она.
  
• Да так … как всегда.
  
• И не икалось?
  
• С чего бы это?
  
• А то, что вы приснились мне в страшном сне.
  
• Чем же я так досадил вам, сударыня?
  

- Да нет, вы ни в чем не повинны. Это я такая мнительная. Ладно, будет о пустяках. Расскажите-ка лучше о себе.

- Да что ж рассказывать-то? Ничего необычного со мной как будто не происходило.

• А мне кажется, совсем наоборот.
  

- Хорошо, я расскажу вам о себе, но только с условием, что и вы ответите взаимностью.

• Согласна. Так начинайте же, я жду с нетерпением.
  

Иван начал свой рассказ от самого детства. Говорил сначала коротко и сухо, но потом, видя, с каким вниманием и участием слушает Анна, увлекся и оживился. Когда дошел до своих охотничьих приключений, она совсем заслушалась и нетерпеливо подгоняла его, когда он мешкал, не находя нужных слов.

- Скажите, а ваша избушка цела? – спросила Анна, когда Шубарин закончил свой рассказ.

• Должно быть цела, хотя я с месяц там не был.
  
• Хотелось бы мне поглядеть на нее.
  
• Да что в ней интересного, избушка как избушка.
  
• А все-таки?
  

- Поглядеть-то конечно, можно. Но нельзя вам туда, сударыня. Что скажут папенька с маменькой? Поди не похвалят.

• А вы уж испугались, господин следопыт?
  
• Не за себя опасаюсь, за вас.
  
• Вы меня еще плохо знаете. Я коли на что решусь, то никто не удержит.
  
• Весьма восхищен. Однако ваш черед рассказывать о себе.
  

- Что ж слушайте. Скажу сразу: моя жизнь менее интересна, чем ваша.

Анна тоже начала издалека. Родилась в Тамбове, в семье, которая не была желанной для родителей отца. Причина в том, что Пелагея Ниловна была бедной золотошвейкой. Папаша Евстигнея Панкратовича, сильно осерчав, пригрозил отлучить сына от купеческого дела и даже лишить наследства. Но когда родилась внучка, смягчился и передумал. К тому времени Евстигней Панкратович заимел свое собственное торговое дело, правда, маленькое и не сильно прибыльное. Оно было связано с поставкой колониальных товаров в Ташкент и Верный. Там торговля шла лучше, чем в европейской части России. Поездив по Средней Азии, Евстигней Панкратович решил основать торговое дело в каком-нибудь месте, где нет освоенного рынка товаров, а следовательно и конкуренции, за счет чего можно получать дополнительную прибыль. Так оказались Дубовы в маленьком уездном городе на берегу Иссык-Куля. У Евстигнея Панкратовича по-прежнему хорошие связи с купцами из Ташкента, Верного, Пишпека, из Китая и даже из Индии, его лавка с колониальным товаром и магазин с мануфактурой дают приличный доход. До переезда Анна окончила женскую гимназию, брала уроки музыки и французского языка.

- По всему видно, Евстигней Панкратович – человек образованный, предприимчивый и смелый. Не каждый ведь отважится на такой рискованный переезд, - высказал похвалу Иван.

- А вы работой у папеньки довольны? – неожиданно спросила Анна, глядя ему прямо в глаза.

- Евстигней Панкратович никого не обижает. Но скажу честно, работа приказчика не по мне. Пошел сюда, потому что жить не на что стало.

- Я так и думала. А знаете, мне торговое дело тоже не по душе.

• Чем же вы увлекаетесь?
  

В ответ она только рассмеялась и ничего не сказала. А потом вдруг посерьезнев, объявила:

- У меня сейчас два желания: научиться стрелять из ружья и ездить верхом.

- Зачем же вам эти мужские занятия? – спросил пораженный Иван.

- По отношению к женщине вы, оказывается, тоже не лучше всех прочих мужчин. Привыкли считать нас хуже себя и стараетесь не пускать дальше передней и кухни.

- Вы не справедливы ко мне, сударыня. И напрасно обижаетесь. Женщин я почитаю ничуть не меньше мужчин. Однако есть же занятия, которые трудны и действительно не под силу женщинам.

- Ежели не хотите обидеть меня, сударь, то вот вам мой сказ: в первый же свой выходной день начинайте учить меня верховой езде. Я от вас не отстану, пока не согласитесь. А с родителями, не опасайтесь, сама все улажу.

Утром следующего дня Евстигней Панкратович позвал Шубарина к себе в контору. Вид у хозяина был озабоченный и не такой приветливый как обычно.

- Не вы ли внушили Анне блажь заняться стрельбой и верховой ездой? - спросил он, едва приказчик переступил порог.

- Не только не внушил, напротив, убеждал отказаться от затеи. К сожалению, переубедить не смог, более того, она настаивает, чтобы я помог ей в этом.

- Нда-с… Узнаю характерец. Что поделаешь – нашенский. Ну, Иван Матвеевич, коли отговорить не смогли, так хоть присматривайте, чтоб ничего не случилось. Уж постарайтесь, чтоб мы не переживали.

Отвечая Евстигнею Панкратовичу, Шубарин говорил и правду и неправду. Он действительно был удивлен предложением Анны и поэтому сопротивлялся ему, однако в то же время в глубине души был обрадован возможностью встречаться с ней наедине.

В воскресенье поутру Анна сходила с родителями на молебен в церковь, а воротясь домой, тотчас попросила папеньку поскорей запрячь коляску, чтобы ехать с приказчиком в конно-спортивную школу.

Шубарин уже поджидал ее на улице. Коляска резво домчала их до городской окраины, где находилась конно-спортивная школа. Анна отпустила до вечера кучера, примерила на себя любезно предоставленную в школе экипировку наездницы, состоявшую из куртки, трико, сапожек, шапочки и хлыста. Первая выездка на иноходце, купленном Дубовым по случаю на торгах, прошла успешно. Иван показал, как ставить ногу в стремя, садиться верхом, держать правильную посадку в седле…

Анна оказалась упорной и способной ученицей, к концу дня уже пробовала скакать рысью.

В следующий раз она довольно уверенно держалась в седле, смело преодолевала небольшие препятствия и пускала коня в галоп.

Теперь все выходные дни они вместе проводили на беговом поле, а в будни Анна по нескольку раз захаживала в магазин, подолгу задерживаясь там.

Однажды после очередного посещения Пелагея Ниловна сделала дочери строгое внушение, на что та строптиво возразила в том смысле, что давно уж не ребенок и вольна выбирать с кем общаться.

- Нет, дочка, уж я-то знаю, чем кончаются такие истории. Не пара он тебе…

Не тебе бы напоминать об этом, маменька! Разве про вас с папенькой не судачили, что вы не пара? А прожили ведь в любви да в согласии. Почему ж ко мне старый купеческий подход примеряете? Пора своим умом жить. Авось, не пропаду.

Каждое воскресенье Иван ждал как праздник. Вот и в этот раз как только проснулся самой первой была мысль о том, что нынче снова воскресенье, а значит – встреча с ней! Радостное ожидание этой встречи так взбудоражило его, что он не находил себе места и ничем не мог заниматься, пока не подъехала Анна.

Иван как обычно сел рядом с кучером, коляска покатилась, но вдруг Анна велела остановиться.

• Мне наскучило, - сказала она, - ездить как в цирке по кругу.
  

Пора на простор. К тому же вы обещали научить меня стрелять. Сегодня и займемся. Извольте взять ружье.

Иван невольно усмехнулся ее капризно-повелительному тону, но выполнил приказание без возражений.

Часа через два лошади вынесли их к побережью. Здесь с невысокого холма вовсю распахнулась ослепительная синева Иссык-Куля, бесконечно уходящая к горизонту. Анна необыкновенно оживленная, с сияющими глазами, долго всматривалась в даль.

- Были б крылья, полетела бы как птица над водой! Какая вокруг красота! А вы, Ваня, наверное, уже привыкли к здешним местам и вас ничто не удивляет, - сказала она, впервые обращаясь к нему просто по имени.

Такое обращение для менее чуткого уха могло бы прозвучать как свидетельство дружеского расположения, и только, но Иван уловил в нем нечто большее. «Не знак ли это того, что наконец всё, столько дней копившееся между нами вот тут, сей же час выйдет наружу?» – все больше волнуясь, спрашивал он себя и со сладкой тревогой ждал наступления этого момента. Словно почувствовав его смятение, Анна бросила на него кокетливо-вызывающий взгляд, и пришпорила коня, направляясь к прибрежным кустам. Кони сами нашли просвет среди зарослей и вышли к песчаной кромке, гладко вылизанной волнами.

- Давайте отпустим лошадей и погуляем по берегу, - предложил Иван и, спешившись первым, протянул руку Анне. Обычно она соскакивала с коня без посторонней помощи, но на этот раз вышло неловко. Нога наездницы запуталась в стремени, и Ивану, чтоб не упала, пришлось подхватить ее на руки. Она вскрикнула и прижалась к нему. Целуя ее на ходу, он направил шаги к кустам…

Они еще несколько раз приезжали на берег, а потом каждый вечер стали уединяться в каморке, где жил Иван. Влюбленные мало заботились об утайке своих свиданий, и слухи о них скоро дошли до родителей Анны. Объяснение с дочерью было долгим, бурным и бесполезным. Она заявила, что ни при каких обстоятельствах не откажется от Ивана и намерена выйти за него замуж. Не помогли и угрозы лишить приданого, и живописание бед от замужества с нищим совратителем. Ничего не добившись от дочери, Евстигней Панкратович спешно отправился в контору, чтобы призвать к ответу обидчика. Но разыскивать Шубарина не пришлось, он сам ждал у кабинета появления хозяина. Лицо его было спокойно и непроницаемо. И он первым начал крайне неприятный для обоих разговор.

- Я знаю, Евстигней Панкратович, что вы не такую партию прочили своей дочери, - сказал Шубарин, - но она сама сделала свой выбор. Мы любим друг друга и без колебаний согласились стать мужем и женой. Ежели вы истинно желаете счастья своей дочери – а я в этом не сомневаюсь, - то прошу вас не препятствовать нашему браку. Вы можете гневаться на меня, можете даже наказать, однако ж и за мной оставьте право просить руки Анны…

Теперь только понял окончательно Евстигней Панкратович, что бессилен помешать нежеланному замужеству Аннушки, прослезился и досадливо махнул рукой – делайте, мол, что хотите.

Венчание прошло тихо и скромно. Причиной тому было не только желание молодых, но и начавшиеся в стране бурные революционные события, отголоски которых все сильней доходили до самых окраинных провинций Российской империи. Февральская революция и приход к власти Временного правительства поначалу никак не отражались на власти в Прииссыккулье, во главе уездов по-прежнему оставались царские приставы. Лишь через месяц после смены власти в центре, началось и здесь создание новых органов управления. Однако нараставшее брожение в конце концов привело к тому, что и они скоро были упразднены. На смену пришли большевистские советы депутатов трудящихся, первейшей целью которых была экспроприация частной собственности и ликвидация эксплуататорского класса. В эту категорию попали и купцы. У Дубова отобрали все – магазин, лавку, дом. Хорошо хоть успел припрятать кое-какие ценности. С ними и уехали в Россию с дальнейшим намерением перебраться куда-нибудь за границу. Анна уезжать категорически отказалась - осталась с мужем. Молодожены сняли скромный домик и первое время кое-как обходились. Однако Иван не хотел оставаться без дела и подыскивал себе работу. Однажды заглянул в местный совет и там, узнав о его ветеринарном образовании, предложили поработать на таможенном посту, где сходились скотопрогонные пути, ведущие в Казахстан и в Китай. Это было как раз то место, где стояла его избушка. Как же тут не согласиться!

В таможне выдали винтовку и мандат, удостоверяющий полномочия на вверенном посту.

На новом месте обжились быстро и вопреки его опасениям Анна оказалась хорошей хозяйкой – научилась готовить, а когда обзавелись собственным скотом, ухаживала и за ним.


После восстания 1916 года и массового исхода коренного населения за границу в Прииссыккулье участились случаи краж скота. Немало его угонялось к соседям в Казахстан и в Китай. Самой удобной для скотокрадов была дорога, соединяющая восточную часть Прииссыккулья с этими соседями. Здесь же хозяйничали и контрабандисты. В большом количестве тайно вывозили они за рубеж ценные рога маралов, шерсть, шкуры, а в обратном направлении шла другая контрабанда – опий, табак, чай, ткани, посуда и прочие товары.

А на таможенном посту всего-то было два человека – Шубарин и его помощник Эрмек Джекшенов. Дежурили сутками, сменяя друг друга.

Как-то в свободный от дежурства весенний день Иван решил проведать Жанторо. Не виделись три года, а показалось обоим – целую вечность. Нурджамал подарила мужу двух сыновей и ждала третьего ребенка. А Жанторо был все таким же неугомонным мергенчи. хотя теперь ходить в горы удавалось пореже – к семейным заботам добавились хлопоты по хозяйству.

Погостил в тот раз Иван до часу, когда солнце начало клониться к закату, отдал должное угощениям Нурджамал, рассказал о своей жизни, беременной жене Анне и заторопился домой. Провожая его, Жанторо пообещал в свою очередь навестить друга.

Они действительно встретились снова, но не в избушке, а на посту при неожиданных обстоятельствах: Шубарин составлял опись контрабандных товаров, обнаруженных им при задержанном караване из Китая. Хмурые погонщики верблюдов, окружив его, требовали отпустить караван. Они наседали все больше, выкрики и угрозы становились все громче. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не подоспел Жанторо. Направив коня в толпу и поработав камчой, он разогнал нападавших, которые в конце концов подчинились требованиям Шубарина следовать за ним в уездный город.

Сев верхом, с винтовкой наперевес, Иван двинулся сзади. Жанторо, опасаясь за него, решил тоже поучаствовать в конвоировании.


* * *

Повстанцы, с которыми Темирбай в 1916 году бежал в китайский город Кульджу, услышав, что советская власть их не будет преследовать, начали возвращаться на родину. Но Темирбай не спешил уезжать – знал, что классовых врагов новая власть не щадит. К тому же и в Кульдже ему было неплохо. У него имелся приличный дом, шло на лад собственное торговое дело, связанное с перепродажей скота, шерсти и шкур. Но Темирбаю все было мало, хотелось иметь еще большие доходы. А путь к ним лежал через торговлю опием. Он понимал, что дело это рискованное. Неделями и месяцами пробирались тайными тропами по Казахстану и Киргизии агенты опийных торговцев. Иногда наркотик провозился верблюжьими караванами вместе с контрабандными товарами, но чаще припрятывался среди легально вывозимых грузов. Труден и опасен был путь, многие караванщики исчезали бесследно либо попадали в тюрьмы. Но лихие деньги и пристрастие к наркотику толкали на отчаянное дело все новых изгоев общества.

Не устоял Темирбай перед великим соблазном. Сначала понемножку, а потом все большими партиями стал сбывать опий за китайский кордон. А чтоб барыши росли еще больше и было кого вербовать себе на «работу», открыл опиекурильню. Дело разрасталось, Темирбай подмял под себя многих мелких торговцев зельем и стал крупнейшим магнатом в Кульдже.

Наиболее короткой, но зато трудной и рискованной была караванная тропа через заснеженный перевал Бедель. Летом 1918 года Темирбаю удалось провезти через этот перевал большую партию опия. Но с наступлением холодов высокогорный проход закрылся. Пришлось пользоваться кружной дорогой через Казахстан. Первый караван Темирбая с китайскими товарами, среди которых был припрятан опий, едва не напоролся на недавно открытый кыргызский таможенный пост. Опасность удалось миновать благодаря осторожности и сообразительности караван-баши, выславшего впереди себя конный дозор. Получив сообщение о предстоящей таможенной проверке, он вовремя свернул с дороги и обходным путем вывел караван на южное побережье Иссык-Куля. Оттуда, сменив верблюдов на лошадей, контрабандисты добрались до Пишпека, где прочий товар сбыли оптом, а опий доставили по железной дороге своим клиентам в Ташкенте.

Однако второй караван Темирбая, вышедший вслед за первым, постигла неудача. Случайным свидетелем и участником его задержания как раз и стал Жанторо.

Неудача принесла Темирбаю немало убытков, но охоту торговать опием не отбила. Через два месяца он отправил новый караван с контрабандным товаром и зельем. Однако к тому времени чекисты благодаря проведенному следствию по делу о задержанных караванщиках получили немало сведений о Темирбае и сумели внедрить в его окружение своих осведомителей. Полученное ими сообщение о караване с опием на двое суток опередило его выход. По маршруту следования контрабандистов были выставлены скрытые посты милиции и чека. Получил указания и Шубарин. Он заранее осмотрел все подходы к таможенному посту и обходные тропы. Их оказалось немало и в этом была главная трудность. Имелись все основания полагать, что контрабандисты вряд ли пойдут в лоб. Скорее всего постараются обойти пост через горы. За Ак-Су и Теплоключенкой они уже будут в безопасности. На южном берегу в селах у них наверняка есть свои помощники, которые укроют груз и потихоньку развезут на конях. Поэтому Иван решил сделать так: Эрмек с милицией остается на посту, а самому покараулить один из самых удобных проходов в горах..


Густую тьму чуть подсвечивают угольки звезд. Только острый и цепкий глаз охотника может различить, что там впереди - то ли скала нависает, то ли силуэт дерева. Медленно течет время, плывут по небу созвездия.

В предутренний час сон сполна берет свое, притупляются чувства и зрение. Иван клюет носом, встряхивается, трет пальцами слипающиеся веки. Походить бы немного, размять ноги, согреться – да нельзя. И все же как ни боролся, сон одолел его. Не больше десятка минут длилось забытье, а что-то вдруг изменилось. Внизу под горой, где змеится чуть приметная тропа, поползла длинная тень. Сон как рукой сняло. Иван впился глазами в неясные силуэты, похожие на верблюдов. Так и есть: караван. Иван выбрал себе удобную позицию. Лощина, в которую уже втягивались контрабандисты, сужалась как горлышко бутылки; с обеих сторон – крутые откосы, впереди труднопроходимый каменный завал, за которым укрылся Иван.

В серых сумерках рассвета Шубарин насчитал восемь навьюченных верблюдов, на двух передних сидели погонщики. Четверо конных ехали сзади.

Иван встал и выстрелил в воздух из винтовки. Эхо гулко раскатилось по лощине. Караван остановился, всадники выскочили вперед, настороженно вглядываясь в преградившего путь вооруженного человека.

- Я сотрудник таможенной службы, - крикнул он . – Приказываю всем спешиться и следовать туда, куда укажу.

Всадники замерли на мгновение, потом раздался гортанный крик и все четверо с устрашающим гиканьем ринулись на приступ к каменному завалу.

Иван пальнул еще два раза в воздух, в ответ загремели выстрелы сразу из четырех маузеров. Пули откалывали крошку от камней, рикошетом отлетая в разные стороны. У завала всадники остановились и загарцевали, поднимая на дыбы разгоряченных коней.

- Эй, таможна, - крикнул один из них, плохо выговаривая слова по-русски, - скорей уходи, а то стрелим.

Иван надел на ствол винтовки шапку и поднял над камнем. Пуля тотчас сбила ее.

• Ах, вашу мать, - ругнулся Иван. – На убой бьете, так получайте, сукины дети!
  

Приподнявшись на секунду над камнем, он навскидку выстрелил в усатого верзилу, наводившего на него маузер. Пуля пробила всаднику плечо, маузер выпал. Воя от боли, он поскакал на утек. За ним устремились остальные. На скаку раненый начал сползать с седла и рухнул на землю. Перезарядив винтовку, Иван ранил в ногу коня под другим удиравшим. Конь упал, придавив седока. Двое ускакали, остальные больше не выказывали желания сопротивляться. Безоружные погонщики верблюдов по требованию Ивана перевязали усатого, усадили на верблюда и повели караван в направлении к городу.

Удачная поимка контрабандистов не осталась незамеченной властями. За проявленную смелость и находчивость Шубарину от имени совета депутатов трудящихся объявили благодарность.

От своих тайных помощников Темирбай дознался, кто главный виновник двух случившихся подряд провалов с контрабандой опия, и затаил против него лютую злобу.

Пришлось приостановить до наступления лета перевозку наркотика. Он надеялся, что тогда, кроме перевала Бедель, можно будет использовать еще несколько разведанных его людьми проходов в горах. Идти там трудно, зато никаких постов нет. Однако и на этот раз не повезло Темирбаю. К весне ему сообщили, что пограничники усилили контроль и незамеченным провести караван нигде не удастся.

Новость еще больше разожгла злобу к Шубарину. Первой мыслью было устроить засаду и убить его. Однако сделать это будет непросто. Шубарин опытный охотник и отличный стрелок. А что, если напасть на избушку, увести его жену и потом использовать как приманку? Можно, но тоже рискованно, поднимется большой переполох. К тому же заодно с Иваном его тамыр Жанторо. Этот тоже умеет распутывать следы и стреляет без промаха. Нет, тут надо действовать хитрее. Самое лучшее - убрать чужими руками.

Нужно только сделать так, чтобы в чека поверили, что Шубарин затаившийся контрреволюционер. Кое-какие «подтверждения» тому верные люди уже собрали. Первое и самое главное – состоит в родстве с бежавшим за границу купцом Дубовым, женат на его дочери. Второе - утаивает пошлину и берет взятки. За всю зиму и весну Шубарин подал сведения о прохождении через пост всего семи торговых караванов, а денег от пошлины и сборов сдал в казну на малую сумму. Неважно, что это неправда. Говорят, что в чека больше верят бумагам, чем показаниям людей. Вряд ли там захотят вникать в причины ухудшения приграничной торговли, принимать во внимание то, что китайским купцам стало невыгодно везти свой дорогой товар в разоренную страну.

Где не пройдет караван, там одинокий лазутчик всегда проскочит. С ним и отправил Темирбай свой донос на Шубарина, состряпанный от имени сочувствующих советской власти трудящихся.


Присланная с нарочным повестка из чека немало удивила Шубарина. Своим недоумением он поделился с женой.

• Не пойму, зачем я им понадобился, - сказал Иван.
  

Анна встревоженно посмотрела на него и высказала свое предположение:

- Может кто-нибудь клевету возвел? Работа у тебя такая, что во всех грехах обвинить можно.

- Ну что ты, Аннушка, - возразил Иван. – Как можно! Ни одной копейки к рукам не прилипло. Я чист перед государством. Да и кто может возвести на меня напраслину?

- А ты подумай. Разве мало у тебя врагов, которым ты насолил?

• Так то же люди закордонные. А здесь нет.
  

… Перешагивая порог грозного учреждения, Шубарин был твердо убежден, что произошло какое-то недоразумение и все быстро разъяснится. Его направили в кабинет следователя Шафиева. Немолодой худощавый человек с горячечным блеском черных глаз оглядел Шубарина по-казенному строго, предложил сесть на прибитый к полу табурет и стал задавать анкетные вопросы. Когда Шубарин начал говорить о покойных родителях, следователь резко, с металлом в голосе перебил:

- Ясно. Родители умерли и конечно оба были крестьянского происхождения. А купец Дубов кем доводится?

Иван спокойно ответил.

• Та-ак…А где сейчас этот Дубов?
  
• Мне о том неизвестно.
  

Шафиев угрюмо, исподлобья посмотрел на него, ударил кулаком по столу и заорал:

- У меня, сволочь, слова «неизвестно» не должно быть! Запомни! Если еще раз скажешь, кровью захаркаешь. Ясно? Я из тебя выбью все, так что лучше давай сразу и по-хорошему.

Промучив Шубарина два часа и ничего не добившись, следователь вызвал конвоира и распорядился закрыть арестованного в камере. Его привели в вонючую одиночку с невысокими нарами. В углу рядом с парашей стоял маленький бачок с водой. В камере было темно, солнечный свет едва проникал через маленькое зарешеченное окошко под потолком. А ночью зажгли керосиновую лампу, стоявшую в отверстии над обитой железом дверью.

Иван начал дремать на своем жестком ложе, подложив под голову руку, но скрежет отпираемой двери разбудил его.

• Выходи, - приказал конвоир.
  

Его снова отвели в кабинет Шафиева, в котором кроме него самого были еще двое сотрудников. После нескольких вопросов арестованного стали избивать кулаками и ногами, швыряя от одного угла к другому.

- Говори, сколько присвоил денег и получил взяток, где спрятал ценности? – требовали истязатели.

Шубарин пытался объяснить им, убедить в нелепости этих обвинений, но все его попытки лишь ожесточали побои. В четвертую ночь допросов его стали бить палками. Шубарин молчал и все меньше делал попыток увернуться от ударов. Пытка прекратилась после того, как узник потерял сознание. Его взяли за ноги и волоком затащили в камеру, оставив лежать на полу.

Так продолжалось каждую ночь в течение недели. Потом три дня не трогали. И вдруг вывели на свидание с Жанторо. Тот в первый момент не узнал крепыша Ивана в исхудавшем с опущенными плечами и потухшими глазами человеке. Гримаса боли пробежала по лицу Жанторо. Он хотел сказать что-то утешающее, но Иван перебил:

• Что с Аннушкой?
  

Жанторо отвернулся, пряча невидящие от слез глаза.

• Ну говори же – что с ней?
  
• Ее тоже арестовали…
  

Иван закрыл лицо руками и несколько минут сидел молча, чуть покачиваясь из стороны в сторону.

• Свидание окончено, - объявил дежурный.
  

Жанторо коснулся рукой плеча Ивана и вышел за дверь. Это была их последняя встреча. Спустя несколько дней чрезвычайная комиссия вынесла смертный приговор арестованному. Место его захоронения осталось неизвестным.

Через три месяца при попытке перейти государственную границу с грузом опия пограничниками был задержан Темирбай вместе с пятью своими сообщниками. Во время следствия, которое вела оперативно-следственная группа из Пишпека, один из задержанных, пытаясь смягчить свою вину, рассказал о сочиненном Темирбаем ложном доносе на какого-то таможенника. Показанию дали ход и факт подтвердился. Шубарина посмертно реабилитировали.

Анну Дубову, родившую в тюрьме сына, выпустили на свободу. Ей дали комнату в общежитии и приняли на работу в одно из учреждений. Она одна воспитала сына и умерла, когда ему исполнилось двадцать три года.


* * *

Два всадника – Джантай и Андрей вровень друг с другом неспешно спускались в низовья реки Джуука. Усталые кони лениво отмахивались хвостами от мелких злых мух, осторожно переступали через камни, приседали и всхрапывали на крутых покатостях. Всадники, отпустив вожжи, не понукали их, доверив самим находить наиболее безопасный путь.

Впереди постепенно открывался широкий простор Иссык-Кульской котловины, небо над ней нежно и зовуще подсвечивалось лазурным зеркалом озера. Долгий и трудный путь по охотничьим угодьям, где пошаливали браконьеры, утомил ездоков. Хотелось попить водички и посидеть в теньке. Но место вокруг было открытое – ни деревьев, ни кустов. Когда спуск закончился, выехали на грунтовую колею. Проехав по ней с километр, всадники увидели недалеко в стороне какое-то подобие сарайчика из реек и толи.

- Вот и банька, - оживился Джантай. – Давай завернем.


Внутри сарайчика был грубо зацементированный бассейн, наполненный горячей водой из подземного термального источника.

• О, бесплатный курорт! – восхитился Андрей.
  

- Здесь их много, - сказал Джантай. - Пока этим благом пользуются лишь местные жители да кое-кто из приезжих. Когда-нибудь может и здесь появятся настоящие курорты. Только бы не испоганили природу.

Андрей опустил руку в воду и быстро отдернул – горячая.

- Не бойся, - засмеялся Джантай, - это только поначалу вода кажется горячей. Залезай смело, не ошпаришься.

Они разделись и, вытянувшись в воде во весь рост, блаженно замерли.

Купание в бассейне разморило так, что сон неодолимо смыкал глаза и лень было пошевелиться. Оба дали волю и лени, и сну, сладко проспав полтора часа на траве в тени сарайчика.

Андрей услышал во сне пение уларов, увидел темную пещеру и две горящие точки. Рука потянулась за карабином, но ощутила лишь пустоту. Холодея от страха, не сводя глаз с надвигающихся точек, он попытался вскочить, чтобы стоя встретить прыжок зверя… и проснулся.

Когда сели на лошадей, Андрей не удержался, чтобы не рассказать о своем сне и его предистории.

• Хотелось бы еще разок побывать в тех местах, - сказал он.
  

- А кто нам мешает? – вопросом ответил Джантай. - Давай выберем денек посвободнее и махнем туда. Тем более что давно с тобой на охоте не были.

• Ну что ж, - обрадовался Андрей, - я готов.
  

Дома, управившись к вечеру с хозяйством, он принялся снаряжать патроны. У него было несколько десятков гильз, которые можно было использовать многократно. Андрей сам отливал пули для карабина и дробь для ружья, а капсюли и порох были покупные. Самодельные заряды обходились дешевле фабричных.

- Никак опять на охоту собрался? - спросила Лена. – Далеко ль навострился?

- Помнишь, я тебе рассказывал, как в первый раз ездил в дальние горы? Вот туда хочу наведаться с Джантаем.

- Ты еще говорил про какую-то пещеру с барсом. Это там что ли?

• Там, там.
  

- И что вам, мужикам, не сидится дома? Вечно бы рыскали по чащобам да кручам, судьбу испытывая. А ну как надоест ей благоволить да повернется к тебе задом? Что тогда?

- Мы, наверное, так созданы, Ленок, что не можем долго оставаться домашними. Мужику сила на то дана, чтобы ее испытывать.

• К вашей силе да ума бы побольше.
  
• Ты это куда клонишь?
  

- Сам же говорил, что чуть не погиб у той пещеры. Неужто рядом с хищным зверем не страшно было?

- Врать не стану, страху пришлось натерпеться. Однако я замечаю все больше, что жизнь среди людей еще страшнее. Посмотрел несколько раз у Джантая по телевизору, что в мире сейчас происходит, так, думаю, логово любого хищника куда безопаснее, чем жизнь в каком-нибудь большом городе, где тебя из корысти или просто так могут убить из-за угла или искалечить. Нет, что ни говори, а самые страшные хищники – это люди, а вернее нелюди, которых не сеют, не жнут, сами растут, да с каждым годом все больше. Мир переполнен ненавистью и злобой и человеку в нем жить все неуютнее. Что барс? – у меня против него пуля есть. А против наемного убийцы, бандита, считай, ничего. На государство я не надеюсь. У его слуг свои интересы, до нас им дела нет.

- Что-то ты сегодня совсем разошелся, поменьше б говорил, а то не ровен час никакая демократия не спасет.

• Вот-вот и я про то же.
  

Джантай, оказывается, тоже бывал в тех местах и знал еще один путь, хоть и кружной, но на его взгляд более удобный. Так оно и получилось. Поднявшись из щели по козьей тропе на гребень горы, они через седловину вышли на еще один гребень и по нему добрались до знакомой морены. Отсюда как на ладони был виден вход в пещеру, в которой Андрей спасся от снежной бури. Джантай посоветовал не спешить спускаться к ней и некоторое время понаблюдать.

Рядом с ледником жизнь скудна. Даже птиц не видно. Чуткую тишину нарушает лишь поток, вытекающий из-под ледяных глыб, да иногда отколовшаяся от скалы щебенка гремит по серой осыпи.

Часа через два терпение их было вознаграждено. На площадку перед пещерой изящно прыгнула незаметно подкравшаяся барсиха. подошла к входу и тотчас из пещеры выкатились три плюшевых комочка. Барсиха облизала их и легла на бок. Малыши, неуклюже переваливаясь на толстых лапках, подобрались к животу матери и прилипли к соскам.

«Значит, жизнь в пещере продолжается, - радостно подумал Андрей. - Оставайтесь с миром, барсы!»