О жанре этой брошюры
| Вид материала | Документы |
- Об интеллектуальной собственности, 251.17kb.
- А. Горбовский – Незваные гости. Полтергейст вчера и сегодня, 704.62kb.
- Нанотехнологии прорыв в Будущее!, 16.01kb.
- 19 сентября 2012 года исполняется 50 лет со дня образования в/ч 26360, 637.34kb.
- Задачи: Образовательная: развитие познавательных процессов у обучающихся, формирование, 194.76kb.
- Гассан Татьяна Юрьевна, Схвитаридзе Манана Бегиевна Класс: 7 «В» Предмет : русский, 307.81kb.
- Задание Прочитать рассказ Е. Долгопят «Два сюжета в жанре мелодрамы» (раздается распечатанный, 171.23kb.
- Заклятье вечной молодости, или репрезентация телесности в жанре аниме, 208.5kb.
- Четыре брата информация о проекте, 203.59kb.
- Этой брошюры – обязанности мужа, согласно ведической культурной традиции. Ведическое, 351.67kb.
ЮЛИЙ КИМ И РОССИЙСКАЯ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
90-Х ГОДОВ
После прихода к власти М.Горбачёва Ю.Ким не угомонился. Ещё сидели по тюрьмам и ссылкам диссиденты. И Ким со свойственным ему весёлым упорством принялся напоминать об этом общественности. «Ах, Машенька-Маша, зачем ты грустна? Грачи прилетели, повсюду весна! «Да-а, а бедный чижик? Он всё сидит в клетке, не поёт, не скачет – плачет…» («Капризная Маша», 1986) И, как всегда, Юлий Черсанович напророчествовал: через неделю после написания и исполнения этой песни М.Горбачёв освободил Д.Сахарова от ссылки в Горьком (так прокомментировал сам Ю.Ким в «Сочинениях», по-моему весьма довольный собой – и справедливо довольный!)
В диссидентских песнях Ю.Кима звучат ноты горечи, иногда даже слышится безысходность, отчаяние, но усталая решимость бороться до конца. В перестроечных песнях голос Кима зазвенел по-юношески звонко, победно, оптимистично. В «Истерической перестроечной» (1988) нет эйфории по поводу очередной оттепели («Встанешь с видом молодецким, обличишь неправый суд… - и поедешь со Жванецким отбывать чего дадут»), но есть лихая и звонкая кода: «Так что, братцы, нам обратно ветер ходу не даёт, остаётся нам, ребята, только двигаться вперёд…»
Незамедлительно реагировал Ю.Ким на разнообразные явления бурной перестроечной жизни. На то, как немецкий лётчик на спортивном самолётике прилетел на Красную площадь («Кадриль для Матиаса Пруста»). На отделение Литвы от СССР («Письмо великого князя московского в Литву»). На политическое банкротство коммунистической партии («Записка в президиум»). В последней песне, в отличие от множества других песен Кима, нет впечатляющих метафор. В ней на разные лады повторяется одна настоятельная просьба-приказ коммунистам (уж так они, видно, допекли Юлия Черсановича, и не только его): «Уходите, ваше время истекло! Уходите под сукно и за стекло!.. Вы жутко надоели! От вас мы одурели!..»
А по песне «Современный разговор нервного интеллигента с огромною бабою» (1991) можно изучать краткую историю эпохи перестройки: «проституция, и рэкет, и в магазинах пустота», «и не дают народу землю, а порнографию дают», начинаются межэтнические столкновения на Кавказе, маячит «железный Алкснис с Невзоровым наперевес». Для тех, кто уже не помнит этих персонажей, Юлий Ким дал комментарий: «Алкснис – очень красный депутат, стоял против отделения Латвии от СССР. Невзоров – очень яркий, до эпатажа, тележурналист, который начинал как ярый сторонник демократии, критиковал существующий режим. Был смел до безрассудства, при Горбачёве даже получил пулю, которую, как многие считают, сам же спровоцировал, чтобы было безопасно для жизни. Горбачёв его навещал, ну и так далее… Он вёл передачу «600 секунд» и был беспощаден в своих разоблачительных очерках. До 90-го года, когда он сделал передачу «Наши». И в начале этой передачи, прямо глядя с экрана на зрителей, сказал: «Я сейчас говорю «Прощай!» очень многим своим знакомым и друзьям, которые мне не простят этой передачи. Я это знаю, и на это иду сознательно». А дальше стал самым оголтелым государственником, только что не коммунистом. Он снял чудовищный, жуткий фильм о Чечне. Жуткий в смысле вкуса и даже не то что цинизма, а патологического кровавого эпатажа. Патологический садизм ему, видимо, свойствен. А то, что он теперь лошадьми занимается, и холит их, и жалеет, очень похоже на людей такого склада».
ПЬЕСА «МОСКОВСКИЕ КУХНИ»
Эта пьеса стала кульминацией «диссидентского» творчества Ю.Кима, который обобщил свой собственный правозащитный опыт и свои размышления. Получилась поэтическая энциклопедия истории диссидентского движения в СССР. Ни единого лишнего слова, всё чеканно, ёмко и мощно. Почему именно «Московские кухни»? А действительно, почему интеллигенция засиживалась именно на кухнях, а не за празднично накрытым столом в гостиных? «Потому что всё было под рукой – выпивка и закуска. В гостиной не покуришь, не расположишься так свободно, как на кухне. На кухне проще устроиться со стаканом и пепельницей», - объяснял Ким.. У него в пьесе «десять метров на сто человек» – наверное, такой метраж кухни был в квартире Петра Якира на Автозаводской. «Действительно, в его кухне было метров десять, но я совершенно не это имел в виду. Это чистая гипербола. Но на кухнях бывало много народу. И у Габая на кухне набивалось человек до двадцати».
Прототипы главных героев. Илья – Илья Габай. Вадим – Вадим Делоне. Николай – Пётр Якир. Если бы в жизни было так, как в пьесе Кима! Чтобы не погибли Габай и Делоне, а дожили до второй оттепели… Хорошо, что у художника есть горькая радость подарить жизнь тем, кто дорог – пусть в созданном его фантазией мире. Правда, сам Юлий Черсанович предупреждает, что это «очень обобщённые портреты».
А о чём эти строки? «О «чёрные маруси»! О Потьма и Дальстрой! О Господи Исусе! О Александр Второй!..» «Чёрные маруси» – машины, на которых увозили арестованных по ложным доносам. Потьма – лагерь в Мордовии. Дальстрой – стройка, на которой работали заключённые. Александр Второй - русский император-реформатор, отменивший крепостное право. Историк Н.Эйдельман, мировоззренчески близкий Ю.Киму, говорил, что если бы народовольцы не убили Александра Второго, Россия пошла бы по прогрессивному пути, и мы бы сегодня жили, как весь цивилизованный западный мир. «Эх, родная полста восьмая: агитация – террор!» По статье 58 были расстреляны и посажены в лагеря сотни тысяч людей, обвинённых в участии в мифических террористических организациях и антисоветской агитации (которая выражалась в анекдотах или неосторожных замечаниях в адрес властей).
Может быть, самый яркий эпизод пьесы – музыкальный номер Вадима и Ильи «Лёня и Ося». Аллюзии очевидны: Сталин и Брежнев. «И снился Лёне дивный сон и явственный как быль: что будто бы танцует он со Сталиным кадриль. Спокойно так, солидно, хотя и не того… Немного вроде стыдно, но в общем ничего» - речь идёт о ползучей реабилитации Сталина в брежневскую эпоху.
«Ай-ай-ай, Леонид, что же ты мне врёшь-то? Вон же рыженький сидит ни за что не про что!» - «Джугашвили, дорогой, это ж Ося Бродский: паразит как таковой и еврей, как Троцкий!» – в 1964-1965 годах прошли процессы над И.Бродским. Травля поэта началась со статьи «Окололитературный трутень» А.Ионина, Я.Лернера, М.Медведева в газете «Вечерний Ленинград» (ноябрь 1963 г.) Он был приговорён к пяти годам ссылки, но благодаря заступничеству видных деятелей культуры А.Ахматовой, К.Паустовского, С.Маршака, К.Чуковского, Д.Шостаковича освобождён через 1,5 года. Эмигрировал в Америку.
«Джан, джан, джан, кто желает в Израиль – мы в Биробиджан… Можно ехать в Израиль через Магадан!» – отголосок сталинских планов переселения всех евреев на север и намёк на лагеря, куда при обоих политических деятелях сажали евреев.
«А скажи, дорогой, спой под звон гитары, как живут у тебя крымские татары?» - «Хорошо они живут, не прошёл я мимо: от всего освободил, в том числе от Крыма» – факт насильственного выселения крымских татар вызвал возмущение правозащитников. За права этого народа боролись, в частности, генерал П.Григоренко и И.Габай.
«А в «Новом мире» у тебя сидит подкулачник!» - «Погоди, дорогой, всех мы раскулачим и везде головой задницу назначим» – А.Твардовский, главный редактор журнала «Новый мир», здорово раздражал власти: слишком уж независимой была его издательская политика.
«Джан, джан, джан, дунем-плюнем, переплюнем Штаты и Джапан» – откровенная издёвка над трескучими советскими призывами догнать и перегнать Америку в экономическом росте. По металлу и нефтедобыче, может быть, да, а по уровню жизни – увы, увы… Что не мешало рапортовать на праздниках о победах в социалистическом соревновании.
«Молодец. Но скажи, объясни народу: говорят, ты задушил чешскую свободу? Никого я не душил, я, товарищ Сталин, руку другу протянул и при нём оставил» – отражение известных событий 68-го года.
«Джан, джан, джан, ждал вчера Буковского – пришёл Корвалан». Владимир Буковский, учёный-биолог, писатель. Был одним из организаторов поэтических собраний у памятника В.Маяковскому. За критику комсомола, распространение самиздата, организацию демонстрации протеста против процесса Гинзбурга-Галанскова помещался в спецпсихбольницу, 8 лет провёл в заключении. В 1976 г. его обменяли на лидера компартии Чили Луиса Корвалана.
По поводу следующих строк потребовалась консультация автора: «Джан, джан, джан, ждал вчера Софи Лорен – пришёл Чойбалсан» «А что тут непонятного? – удивился Юлий Черсанович. – Я, как нормальный мужчина, заказал себе красивейшую женщину, а вместо неё явился этот косоглазый – монгольский лидер. «Ждал вчера Бриджит Бардо – пришёл Микоян» Это для рифмы. «Ждал, понимаешь, Мирей Матье – бат приехал ай». «But» - по-английски «но». «I» - «я». Это привычка вставлять иногда английские словечки».
В «Московских кухнях» явлены основные реалии жизни советских диссидентов. Явлены выпукло, резко, как под увеличительным стеклом. Сам Ю.Ким писал в комментариях к «Московским кухням»: «Даже в мельчайших деталях сюжет пьесы опирается на точные документальные реалии нашей жизни тех лет, включая, например, перепутывание в сцене шмона портрета Чехова с портретом Солженицына. Ряд сцен – это фотографический снимок с огромного числа кухонных посиделок, участником которых я был». По личным впечатлениям написаны сцены хитроумного допроса-шантажа Ильи в КГБ и слежка за Ильёй: «Это что же происходит – прям не выговорит язык! Целый день за мною ходит наш родной советский – шпик!» Вынужденная эмиграция Вадима: «Старик, я ничуть не краснею, что еду, смываюсь, бегу: я их победить не сумею, но я и терпеть не могу…» Обыски, во время которых попиралось человеческое достоинство: «Письма твоей мамы… адреса твоих друзей… телефоны твоих подруг… подноготная твоих мыслей… твои желания, твои комплексы, твои тайны… стоять!!! Вам остаётся копия протокола. И учтите, наше терпение не беспредельно». И, конечно, кульминация диссидентской деятельности – выход на площадь с плакатами против советской власти. «Открытый закрытый» суд, на котором выступают нанятые свидетели, и каждый своё выступление начинает с простодушного признания: «Я не была на площади, но прессу я прочла… На площади я не был, но прессу я прочёл». И ведь нельзя сказать, что издевается Ю.Ким над несчастным простым человеком. Да, это смех, но горький. И у читателя возникает смешанное чувство отвращения, и жалости, и сочувствия к простым честным трудягам, которые искренне верили в советский строй. Да к чему здесь третье лицо, ведь это про нас, про натуру нашу противоречивую, в которой рабская апатия тесно переплетается с горделивым порывом к независимости… Финальный приём, когда на страницах произведения встречаются придуманные герои и реальные люди, мне встречался у Крапивина и у Коржикова в «Солнышкине». На это решаются только писатели, уверенные в том, что созданный ими мир – живой и убедительный. И тогда его смело можно совместить с реальным. Удивительный получается эффект.
Вот кто из правозащитников упоминается на перекличке: Илья Габай, Вадим Делоне, Юрий Галансков, Анатолий Марченко, Анатолий Якобсон, Григорий Подъяпольский, Ирина Каплун, Александр Галич, Виктор Некрасов. По какому принципу отобраны эти имена? «Это те, кто к тому времени уже закончил свой земной путь. У нас в спектакле были были их портреты заготовлены, их выносили на сцену, когда произносилось имя. Потом имена стали прибавляться, и уже на последних спектаклях выносили портреты и Андрея Дмитриевича Сахарова, и Калистратовой, и, по-моему, портрет Григоренко», - поясняет Ю.Ким.
Не забыл Ю.Ким и о проблеме эмиграции выдающихся представителей советской науки и искусства – позор и бедствие для нашей страны. «Это Сталин был зажимщик и деспот: никого не выпускал безвозвратно. А мы вон какой устроили экспорт: высший сорт, и абсолютно бесплатно!» А дальше – о Ростроповиче: «Принимайте нашу Славу, ребяты!» (не удержался Ким, чтоб не скаламбурить). О шахматистах Борисе Спасском и Викторе Корчном, об артисте балета Михаиле Барышникове («А кто за всех американцев танцует? Бывший Мишка из ЦК комсомола!»). История высылки Солженицына тоже отражена у Кима: «А Солженицына-то как вывозили? «Не хочу, - грит, - никуда из России!» И пришлось его с душевною болью всем конвоем волочить к Генрих Бёллю!» Александр Исаевич даже за Нобелевской премией не поехал: опасался, что, как только покинет Союз, его сразу лишат гражданства (этот трюк неоднократно проделывали «органы» с учёными, писателями). В Самиздате ходила стенограмма заседания Политбюро ЦК КПСС, когда Брежнев со-товарищи мучительно размышляли, как бы сплавить из страны крамольного писателя, чтобы не вызвать гнева у мировой общественности.
Герои пьесы. Все они, может быть, за исключением женских персонажей, психологически убедительны. Две-три хлёстких реплики – и портрет готов. Конечно, отрицательные персонажи, как это часто бывает, получились выразительнее. Илья и Вадим – милые, наивные интеллигенты, которые симпатично дурачатся и выражают себя даже в финале, после эмиграции и лагеря, как мальчишки. Начальник же – фигура почти гоголевская, щедринская. Он велеречивый демагог, иезуитски хитёр, вкрадчив и жесток. С такими Киму приходилось принудительно общаться на Лубянке. Помощник с его тупостью, жестокостью, пренебрежением к человеческому достоинству – точная копия охранников в лагерях, которые в столичных органах лишь слегка пообтесались, сохранив бесчеловечную сущность. Николай – фигура противоречивая. Надломленная в лагерях психика, грубость даже по отношению к любимой женщине, вспышки ярости, предательство – всё это списано с истории жизни Петра Якира и отчасти – с Виктора Красина, которых «ломало наше гестапо». В пьесе Ю.Ким сумел подняться над родственными привязанностями и в художественном обобщении показать объективную картину фигуры могучей, страдающей, трагической. И этот тоскливый волчий вой в конце подлого признания Николая – как мороз по коже: «А всё от того, что незаконно я при Сталине сидел и всю накопленную злобу теперь вылил на страну, в чём я раскаиваюсь полностью и полностью сдаю всех, с кем когда и где порочил я власть любимую свою-у-у-у!»
Поэтика. Пьеса «Московские кухни» ещё раз демонстрирует, как мастерски Ким вплетает в канву своего произведения мотивы, интонации и даже цитаты из произведений самых разных авторов. Стилистически разнородные, эти кусочки вдруг становятся частью цельной картины, убедительной и яркой. И всё органично настолько, что иной раз трудно уловить, где кончается цитата и начинается Ким. Так и видится лукавая улыбка Юлия Черсановича, когда он смело соединяет, зачем-то слегка подправив оригинал, две разных песни – «Синие сугробы» А.Якушевой и «Бригантину» Лепского и Когана: «Слушай, на время время позабудь, лучше тебе спою я что-нибудь, чтобы теплели ласково глаза, а бригантина поднимала паруса…»
На конкурсе об истории МГПИ студентам задали вопрос, какие песни использовал Ким в этой строфе. Девочки угадали сразу, а вот Юрий Евгеньевич Ряшенцев, который сидел в жюри, принялся возмущаться: «Здесь ошибка!» Но быстро понял, что это стилистический приём, игра с читателем-слушателем, которую так любит Ю.Ким.
А ещё в пьесе пропелись строчки из «Синего троллейбуса» Окуджавы, из песни «Старательский вальсок» А.Галича («Промолчи – попадёшь в палачи»), из Визбора (И что мы делаем ракеты и перекрываем Енисей ценой полного разора бедной родины своей»). В духе Окуджавы, как признавался сам Юлий Черсанович, написан музыкальный номер «Куда собрался, капитан».
«Мы пойдём другим путём: зря сажать не станем» – любой человек, выросший в советское время, сразу скажет, откуда сакраментальная фраза «мы пойдём другим путём»: это реакция юного Володи Ульянова на известие о казни старшего брата-террориста.
«Россия-матушка, любовь моя: хотя убогая – обильная, хотя могучая – бессильная, Россия-матушка…» - творческая переработка отрывка «Русь» из поэмы Н.Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»: «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка-Русь!»
В пьесе много стилизаций: то под грубоватую лагерную частушку, то под простодушную и тем более страшную своей непосредственностью песню осуждённых с её косолапыми (как говорил А.В.Терновский) оборотами, рвущими душу: «Не посылай посылку, мама, на почту больше не ходи: твой сын уходит наконец-то в объятья вечной мерзлоты… И ничего ему не надо: ни слёз, ни камня, ни креста, а лишь бы люди все на свете о нём забыли навсегда». Не обошлось и без любимых Кимом стилизаций под народные песни. Вот где разворачивается широкая русская половина души Юлия Черсановича! «Ой, кто бы дал мне карандашик, написала б я слова!..»
Тексты-стилизации Кима так убедительны, что их не сразу отличишь от настоящей каторжной песни, которая тоже звучит в пьесе: «Течёт речка, да течёт быстро, камушки уносит. А заключённый номер триста начальника просит…»
О РАБОТЕ В ТЕАТРЕ И КИНО
Ю.Ким. «В 69-м году я оказался … в очень резкой ситуации. В 68-м году Петя Фоменко выпускал спектакль по Шекспиру с моими песнями. Моё имя было вычеркнуто из всех афиш, вся музыка числилась за Николаевым, а все мои тексты – за переводчиком. Меня к тому времени уже уволили из школы, и я значился как антисоветчик. В 69-м же году меня пригласили в Саратовский ТЮЗ поработать над «Недорослем», мне жутко нравилась эта работа…»
Перед Ю.Кимом встала проблема выбора: продолжать заниматься правозащитным движением, слыть тунеядцем и в конце концов оказаться за решёткой. Или идти по дороге, которая давным-давно позвала его, – по дороге профессионального поэта, литератора. Он выбрал второе. И теперь мы имеем чудесные песни, написанные им вместе с замечательными композиторами В.Дашкевичем, Г.Гладковым, А.Рыбниковым, из фильмов «Бумбараш», «Остров сокровищ», «Точка-точка-запятая», «Двенадцать стульев», «Про Красную шапочку», «Обыкновенное чудо», «Усатый нянь», «Ярославна, королева Франции», «Дульсинея Тобосская», «Пеппи-Длинный Чулок», «Человек с бульвара Капуцинов» и многих других!
Ю.Ким – автор вокальных номеров из спектакля по уже упомянутому «Недорослю», из мюзиклов по мотивам пьес А.Н.Островского «Женитьба Бальзаминова» и «Доходное место».
О СТИХАХ
Не нужен мне ни порох,
Ни пули, ни пыжи,
Пока в моих патронах
Огонь моей души!
Юлий Ким
Весь огонь души Ю.Кима – в его стихах. В этих стихах за улыбкой и иронией – глубокое сочувствие к своим незадачливым героям. Как, например, к героине стихотворения «Старая театралка», которая мечтала быть актрисой, а работает гардеробщицей в театре…
Мотив дороги в стихах и песнях Ю.Кима. Он непоседа. Ещё на третьем курсе Юлий Ким написал: «Незаслуженно и невежливо созерцать окончания железных дорог, пробегающих там, где не жил и не езживал, - возле чинных морей, между пальм-недотрог…» После института он улетел на Камчатку. Исколесил всю страну с концертами. Потом судьба забросила его в Израиль. И сегодня Ю.Ким неуловим, как всегда. И, судя по всему, вполне доволен такой жизнью. «Пускай ветра буянят, шторма пускай штормят, - меня дороги манят, пути меня манят». Энергичный, деятельный, открытый новым впечатлениям и общению, Ю.Ким создаёт вокруг себя искрящееся поле оптимизма, бодрости и радости. Увлекает своим примером, своими песнями в дорогу – открывать мир.
Кто в детстве не мечтал о захватывающих приключениях и путешествиях? Тогда мир казался «окутанным в цветной туман», полным ветра и счастья. Ю.Ким своими песнями к «Красной шапочке» будит в юном существе высокую мечту и восхищение этим миром. «Если ты такой пугливый, если ты такой ленивый, сиди дома – не гуляй. Ни к чему тебе дороги, косогоры-горы-горы, буераки-реки-раки – руки-ноги береги!» Если ты смел и упорен, то действительно «можно в Африку прийти!» Для мечты нет границ. И в твоих руках сделать их реальностью. «Не знаю, что я встречу, но я ношу с собой один патрон – с картечью, другой патрон – с мечтой».
С.Я.Маршак считал совершенными строки А.С.Пушкина «Туча по небу идёт, бочка по морю плывёт». Гениально, говорил Маршак, вверху небо, внизу море, восемь слов – и весь мир! Лаконично и в то же время строфа дышит простором! Да ведь и у Кима то же самое, только в его фирменной озорной стилистике. «А-а, в Африке реки вот такой ширины! А-а, в Африке горы вот такой вышины!» - несколько слов – и огромный сияющий мир.
А «Точка-точка-запятая»? «И опять идёшь туда, куда не знаешь, и конца пути не видно, но зато – будет час, настанет время, и однажды ты сумеешь то, что не сумел ещё никто!» Дорога – это ведь метафора внутреннего движения и роста, открытия чего-то очень важного в себе самом и в том, что совсем близко, «у самых глаз и сердца» (А.Грин). Главное – бороться с собственной ленью и равнодушием, не терять интереса к жизни. И тогда твоя жизненная дорога, даже если она и ведёт от работы до дома, станет яркой, праздничной, захватывающе интересной. А расцветить мир поможет хорошая книга. Моя любимая песня из фильма «Точка-точка-запятая» укрепила в этой мысли: «За книжную обложку шагни, как за порог. Освойся понемножку в туманной чаще строк…»
Размах у шестидесятников космический: «Мотор прогрет, взмываю в небеса. Луга, леса – всё мимо, всё мимо. Среди комет, на крыльях – свет планет, за мной огня и дыма полоса. Дорога, ты морока, дорога, ты тревога, и чем ты мне, дорога, дорога?»
Такой виделась дорога жизни в детстве – в солнечном сиянии и радостных открытиях. Такой и надо показывать её детям. Но взрослые знают и другое. Когда навалится усталость и разочарование породит равнодушие, твердишь себе одно: надо двигаться дальше, иначе – всё. И, превозмогая горести, ты уже не летишь, ползёшь – и всё-таки двигаешься вперёд. Это нужно тебе – чтобы не оскотиниться. И чтобы продолжить дело тех, для кого земной путь закончился. Вот по-кимовски слегка дурашливые строчки, но какая высокая, чистая и печальная нота в них звучит! «Песня спета, кончен путь, что же дальше делать? Дальше должен кто-нибудь по дороге ехать… И не просит вас никто, и семья не рада, а что делать? Всё равно дальше ехать надо…»
Едва ли не главное свойство Ю.Кима – чувство долга. Именно это ведёт его, страшно загруженного и не совсем здорового, на встречу со студентами. Именно это двигало им, когда он подготовил и провёл в МГПИ по собственной инициативе вечер памяти Ильи Габая в октябре 2005 года…
Об этом – песня «Куда собрался, капитан…» из «Московских кухонь».
Любимый герой Кима – Дон Кихот, наивный романтик, смешной и чуточку нелепый, беззащитный перед циничной и расчётливо-жестокой силой прихлебателей власти и её апологетов. Подвергающийся давлению, но не предающий свою высокую мечту, свои убеждения.
Между прочим, образ Дон Кихота близок многим шестидесятникам. Скульптор Николай Силис, друг Кима, Коваля и других МГПИшников, создал волшебную скульптуру – трогательного, грустного Дон Кихота с цветком. Посмотришь – и дыхание перехватывает от жалости и сознания того, как хрупка человеческая жизнь… Есть у Силиса и серия графических работ. На всех – худая, нелепая и трогательная фигура Рыцаря Печального Образа, защитника всех слабых, желавший людям добра. Настоящий шестидесятник. Одну из этих работ друзья-МГПИшники подарили на 75-летие Ю.Ряшенцеву. А Г.Бабушкин прокомментировал: «Все мы немножко Дон Кихоты». И это правда!
Слава Дон-Кихотам, всем этим кимовским скачущим мальчикам, которые не могут сидеть в четырёх стенах и мотаются по свету, защищая обиженных и слабых. «Что же гонит вдаль его? Где сидит пружина?» Дон-Кихота зовёт вперёд совесть и жалость ко всем несправедливо обиженным. Как самого Ю.Кима, когда он вступил на стезю правозащитного движения. А вот Остапа Бендера – авантюризм и жажда новых впечатлений. У Кима он – романтик, противопоставивший мечту пошлому обывательскому рационализму. «Белеет мой парус, такой одинокий на фоне стальных кораблей!» Для таких смысл жизни – в вечном движении, в новых целях. А когда цель достигнута – «паровоз доехал, караван дошёл…, отыскался стульчик. Очень хорошо» – ему совсем не хорошо и «в груди непрошеный комок».
Вот песня, посвящённая Ю.Ряшенцеву. «Куда ты скачешь, мальчик? Кой чёрт тебя несёт? И мерин твой хромает, и ты уже не тот. – Да что за беда, ей-богу? Поеду понемногу, авось да повезёт». Ряшенцев сам попросил эту песню у Кима, потому что самокритично и с юмором оценивает себя. «Мальчику» за семьдесят, а вот ведь скачет, и слава Богу! И молодец! И все они, наши «мальчики»-шестидесятники ещё скачут! Дай им Бог не остареть и не стать скучными и пыльными. Да они такими никогда не будут…
А ещё бывает так, что человек начитается хороших книг, вдохновится высокими примерами и идеями, и его жизненная дорога тогда – бесконечные битвы с несправедливостью. И об этом пишет мудрый Ю.Ким: «Только я, очарованный зритель, глубоко потрясённый до слёз, я ведь брошу родную обитель и коня оседлаю всерьёз! И поеду скакать и бороться против тёмных таинственных сил, ибо есть на земле благородство: я в себе его вдруг ощутил!» Стихи и песни Ю.Кима будят в читателе и слушателе благородство – в этом его великая заслуга.
Мотив дороги, непрерывного открытия мира в творчестве других шестидесятников. Порыв вперёд и вверх – в стихах Ю.Ряшенцева («Подымемся наверх, где небо в двух шагах», «Арго, разве путь твой ближе, чем дорога Млечная?») Везде – «флаг разлуки, странствий знамя вечное». Весь земной шар – в стихах и прозе В.Коржикова. «Мой путь – далёк…» С.Р.Богуславскому было уже под 80, а он летал через океан, с жадным интересом путешествовал с ребятами по России и зарубежью и писал об этом стихи.
Частенько слышится в стихах и песнях шестидесятников мотив пиратства. Впервые он прозвучал в «Бригантине» П.Когана и Г.Лепского с её «флибустьерским дальним синим морем». Этот мотив связан с осознанием и утверждением права человека на свободу – свободу личности, свободу творческого самовыражения, которое так присуще шестидесятникам. Пиратская вольница на фоне бескрайней стихии моря была наиболее адекватным выражением этого ощущения свободы. У Кима – в «Песне современных пиратов», в «Пиратской», в «Старом пирате» и «Монологе молодого капитана». Упоение и восторг хлещет через край: «Через глаз – повязка, через череп – шрам! Это не жизнь, а сказка, доложу я вам!» («Старый пират») Главные герои песни Б.Вахнюка, написанной специально для спектакля театральной студии МГПИ под руководством Л.Довлатова «Страницы любви», - «Мы, честь по чести говоря», - тоже пираты!
Поэтика стихов. Стихам Кима присуща свободная, разговорная интонация, ломающая традиционные представления о поэзии. Он восстал против скучного рифмоплётства легко и весело. Непарламентская лексика в стихах Ю.Кима – это вызов ханжам, причёсанным, надушенным салонным стихам. «Апельсином закусила, мне по жопе поддала», «Ах ты, семя сучее!» («Моя матушка Россия»). И уж конечно, Юлий Черсанович не отказывает себе в удовольствии если не выразиться дословно, то хотя бы скаламбурить: «А вот практику мы знаем по героям Краснодона да по «Матери» по горьковской ещё». Игру слов он вообще любит очень.
Справедливости ради отметим, что эти слова от Ю.Кима вряд ли услышишь. В общении он держится подчёркнуто старомодно-церемонного, но при этом язвительно-ироничного стиля. По этому поводу Юлий Черсанович сказал так: «В дамском обществе, конечно, нет, но в мужском я спокойно непарламентские выражения допускаю. Но не как Губерман или Коваль, который замечательно матерился в мужской компании. В стихах и песнях у меня непарламентских выражений крайне мало. Слово «жопа» употребил даже Лев Толстой в известной сцене из «Войны и мира» «Охота». А я употребил его, по-моему, раза три. По пальцам могу перечислить: в «Капнисте», в посвящении Венечке Ерофееву, в песенке «Моя матушка Россия»… Но если там это слово есть, значит, без него невозможно, значит, интонационно и лексически оно стоит железно на своём месте. Если бы возможно было другое – стояло бы другое».
Часто речь в стихах Кима идёт от лица простого работяги, бывшего заключённого («Блатная отсидентская» и пр.) Но есть и стихи, совершенно размягчённые, неприкрыто лиричные, в которых острый кимовский почерк даже не угадывается («Первый снег в Анапке»). А вот это стихотворение напоминает юношеские опыты – «Сквозь весеннюю рань облаков…» То ли самопародия, то ли ностальгическое возвращение в юношескую наивную стилистику.
Читаешь Кима: «Из года в год всё дальше счёт моих друзей ненавещённых…» Какое благозвучие! Какая классическая стройность! Но расслабляться нельзя: усыпив читателя сладкими звуками, озорник Юлий Черсанович неожиданно ударит в литавры прямо над ухом разомлевшего простака. «Всё, что отпущено судьбою на дерзновенные грехи, на дикий выпад своеволья, - я сублимирую в стихи». А дальше – подчёркнуто отдельной строкой: «И напиваюсь алкоголя».
Как уже отмечалось, песни Кима остро сатиричны. Мишени для своих критических выпадов он выбирал разнообразные. Например, «весь цвет литературы СССР», который вольготно загорает на пляже писательского Дома творчества в Коктебеле. А те, кто не сподобился стать членом Союза писателей, теснятся по соседству друг у друга на головах и слагают мстительные песни. В песню Кима попал писатель Турсун-заде: «Он лежит и в ус не дует, и заде своё турсует, попивая коньячок или алиготе!» Впоследствии Ю.Ким покаялся: «В Коктебеле» (1963) – «злобная песня, в которой совершенно несправедливо упоминается очень хороший писатель». Вот уж действительно, веселье было безоглядным, доставалось от проказника-поэта правым и неправым. Через четверть века Ю.Ким опять запустит камешек в огород Союза писателей, но уже по делу, и камешек будет поувесистей. «Письмо в Союз писателей РСФСР» (1989) – реакция на антисемитские высказывания националистски настроенных писательских авторитетов Куняева, Личутина, Распутина иже с ними. Как человек справедливый и порядочный, Ю.Ким, конечно, не мог смолчать. И отбрил «ревнителей России», как всегда, остроумно и беспощадно. Если бы все были такие, как Ким, не было бы у нас этого позорящего великую страну явления – национализма…
Отдал дань Ю.Ким и антимещанским настроениям: «Потихонечку, легонечку, немножку в тихий вечер, в мутный час, патефончики, диванчики, дорожки завоёвывают нас» (1964)
Философское. Но не только пересмешничал и клеймил Ю.Ким. В стихах он, как и положено настоящему поэту, размышлял о вечном. В стихах «Отчего так и тянет, и тянет», «Итак, всё понято», «Не ищите в поэзии мысль!» (это рассуждение близко позиции Ю.Ряшенцева: поэзия – выплеск эмоций, передача состояния), «О как мы смело покоряем…» – раскрывается совсем новый, непривычный Ким – раздумчивый, неторопливый, лиричный, усталый и грустный философ. «В своих распутьях душой лукавой не криви: Бог явлен – здесь. В тебе да в людях. В малейших проблесках любви»
Что касается кимовской иронии, то это не разрушающий всё цинизм, а гоголевский видимый миру смех сквозь невидимые миру слёзы. Это та ирония, о которой Гейне сказал: «Я не знаю, где кончается ирония и начинается небо». Злая и болевая ирония Кима наверняка небу ближе, чем приторные и лживые дифирамбы верноподданных рифмоплётов.
Юлий Ким – провидец. В 1985 году он посвятил М.Харитонову стихотворение «Пишущему в стол», в котором предрёк большое будущее его ненапечатанным произведениям. И – как в воду глядел: М.Харитонов стал первым российским лауреатом премии Букера.
В начале 80-х Ким написал с горькой усмешкой (но и с тайной надеждой): «Когда в истории однажды напишут наши имена, мы в небесах воскликнем: - Надо же! Смотри, какие письмена! Смотри, как бойко наш праправнук талдычит в классе у доски о том, что ты – страдал за правду, а ты – пил горькую с тоски. Что твой талант – зачах в изгнанье, а твой – замучила нужда. Ну наконец – пришло признанье, хоть с опозданьем, как всегда!» Сегодня шестидесятники стали классиками. Имена товарищей и друзей Кима – Высоцкого, Окуджавы, Визбора, да и самого Кима – вошли в школьную программу. Биографии и творчество его друзей по МГПИ изучают студенты в рамках спецкурса «Поэты и прозаики – выпускники МГПИ». Так что опять Юлий Черсанович напророчествовал! Но сам он к себе строг: «Это само собой разумеющееся. Это нетрудно было предсказать. Но вот прекрасное предсказание Натана Эйдельмана (правда, он не дожил до этого). В 86-м году в Доме кино он сказал: «Попомните моё слово: будет и проспект Сахарова, и площадь Солженицына. В 86-м году сказать такое было ещё рискованно. Проспект Сахарова есть».