Образ сибири в русской журнальной прессе второй половины XIX начала ХХ в
Вид материала | Диссертация |
- История пенитенциарной политики Российского государства в Сибири второй половины XIX, 284.52kb.
- Жанр комической поэмы в русской литературе второй половины XVIII начала XIX вв.: генезис,, 872.49kb.
- Социальный универсализм в русской историософии второй половины xix-начала, 627.3kb.
- Вклад российских немцев в экономическое развитие поволжья второй половины XIX начала, 575.61kb.
- Тематическое планирование по литературе. 10 класс, 31.14kb.
- Эсхатологическая топика в русской традиционной прозе второй половины хх-начала хх1, 876.64kb.
- 1. 1 Русский пейзаж XIX века в оценке художественной критики, 185.46kb.
- Методологические и историографические аспекты в работе с источниками личного происхождения, 109.71kb.
- Традиции андрея платонова в философско-эстетических исканиях русской прозы второй половины, 867.93kb.
- Выдающиеся представители русской педагогической мысли второй половины XIX века (К., 149.23kb.
Сравнительный анализ текстов, опубликованных в «Русском обозрении», с публикациями других «толстых» журналов, посвященных населению сибирских губерний, наглядно указывает на наличие стереотипных представлений о сибиряках. Если не принимать во внимание индивидуальные авторские разночтения в трактовке образа сибиряка, детерминированные конкретным замыслом работы, характером биографической связи литератора с регионом, мировоззренческой ориентацией, можно выделить основные устойчивые социокультурные характеристики сибиряков: 1) чувство собственного достоинства, объясняющееся отсутствием крепостного права в Сибири; 2) более высокий уровень материального благосостояния, чем в европейской части страны; 3) осознание своей отличности от населения «внутренней» империи, то есть фиксация собственной региональной идентичности; 4) толерантное отношение к ссыльным, обусловленное вынужденным сосуществованием в одном социуме и др.
В приведенных текстовых фрагментах очевиден взгляд на сибиряка как на «чужого», актуализирующего представления авторов о «своих» – жителях европейской части империи, чаще всего неосознанно избираемых в качестве критерия сравнения. Показательно, что при описании «своих» переселенцев и арестантов акцентируются причины, вследствие которых они оказались за Уралом, а не их социокультурный облик. Можно предположить, что адресанты текстов имели в виду информированность о нем своих читателей, фиксируя внимание на условиях пребывания добровольных или вынужденных мигрантов в Сибири, а не на описании их самих.
Одним из приоритетных сюжетов для «Русского обозрения» были биографии государственных деятелей недавнего прошлого, в том числе и проявивших себя служению империи на его окраинах. Для выявления образа издания, а также для выяснения персонифицированных символов региона в общественном мнении пореформенной России интересен выбор людей, судьба и образ которых соотносились современниками с изучаемым регионом. В изучаемом издании мы встречаем упоминания о восточносибирских генерал-губернаторах Н.Н. Муравьеве-Амурском, Н.П. Синельникове; архиепископе Иннокентии, ссыльных декабристах, Н.Г. Чернышевском, супругах Шелгуновых, Г. Лопатине.
Наибольшее внимание приковывала к себе личность и деятельность «завоевателя Амура» Н.Н. Муравьева. Для И.А. Гончарова он был одним из символов Сибири 1850-х гг., олицетворял «образ настоящего пионера-бойца с природой, с людьми на месте – с инородцами, разными тунгусами, орочами, соседними с Сибирью китайцами, чтоб отвоевать у них Амур, и в то же время бороться за хребтом с графом Нессельроде…с другой стороны, там, на месте он одолевал природу, оживлял, обрабатывал и населял бесконечные пустыни»383. Примечателен набор качеств, необходимых, с точки зрения Гончарова, для управления восточной окраиной и воплощенных в фигуре Муравьева: «Какая энергия! Какая широта горизонтов, быстрота соображений, неугасающий огонь во всей его организации, воля, боровшаяся с препятствиями, с «batons dans les roues», как он выражался, которыми тормозили его ретивый пыл! Да это отважный предприимчивый янки! Небольшого роста, нервный, подвижный. Ни усталого взгляда, ни вялого движения я ни разу не видел у него. Это и боевой отважный борец, полный внутреннего огня и кипучести в речи, в движениях»384.
Подробный анализ деятельности Н.Н. Муравьева-Амурского был предпринят П. Безобразовым в рецензии на известный биографический очерк о губернаторе И. Барсукова. Муравьев описывается как мудрый и дальновидный администратор, благодаря которому существенно расширилась территория Сибири, «без Амура походившая на допетровскую Россию без Невы». К числу его основных заслуг и достоинств Безобразов относил отстаивание государственных интересов на восточной окраине, борьбу с чиновничьим произволом и взяточничеством, выступление с 1840-х гг. за освобождение крестьян, развитие кяхтинской торговли, китобойного промысла, руководство восточносибирским отделом РГО, гуманное отношением к декабристам, участие в создании газеты «Сибирь». Таким образом, мы видим перечень характеристик, соотносящихся с образом просвещенного руководителя «новой эпохи» в общественном мнении пореформенной империи. Особенно примечательно, что трибуной его репрезентации послужило консервативное издание. Замечу, что такая оценка исторического значения деятельности восточносибирского генерал-губернатора не была общепринятой в изучаемый период. Известно, например, что профессор Харьковского университета П.Н. Буцинский, имевший репутацию одного из лучших знатоков истории Сибири, обрушился на книгу И.П. Барсукова с резкой критикой, черня и Муравьева, и все «амурское дело» вообще385.
Можно предположить, что публикация материалов о Н.Н. Муравьеве-Амурском имела не только конъюнктурно-политические цели, связанные с изменением места Восточной Сибири и Дальнего Востока в геополитических и социально-экономических приоритетах правительства, но была рассчитана и на определенный воспитательный эффект. Консервативная печать, как и другие пореформенные периодические издания, пыталась моделировать социальное поведение молодежи, презентуя ей свои поведенческие образцы, например, успешных и преданных интересам государства чиновников. На попытки поведенческого программирования указывает, например, сообщение об участии московских студентов в сборе статистических материалов об экономическом быте переселенцев, водворенных в Тобольской губернии: «Нельзя не порадоваться привлечению нашей учащейся молодежи к такому практическому и интересному делу. Оно дает ей возможность трезво и основательно рассмотреть все те стороны и потребности русского быта, которые требуют наиболее деятельной помощи и усиленного приложения сил, вместо бесплодного и беспочвенного блуждания в теориях и замыслах, на практике не всегда осуществимых»386.
Мировоззренческая ориентация издания достаточно ярко проявилась в негативных характеристиках политических оппонентов режима в лице сосланных в Сибирь Н.Г. Чернышевского и А.М. Михайлова, данных П.П. Суворовым. Приговором «нигилистической молодежи» звучат слова Суворова о забвении современниками Н.Г. Чернышевского, доживавшего свой век «ходячим мертвецом» в Саратове, пережившего самого себя387.
Критикой «новых людей», «бездушных фарисеев либерализма, со своими ложными теориями», волей судьбы оказавшихся в Сибири, проникнута антинигилистическая повесть Суворова «Беспочвенники». В числе отрицательных персонажей, представляющих сибирское общество, выведены «навозной» чиновник – либерал и кляузник; искатель приключений из польских ссыльных; бывший декабрист, находившийся в оппозиции как к своим бывшим единомышленникам, так и местному генерал-губернатору388. Сибирь в данном случае задает социокультурный контекст, позволяющий автору показать духовный кризис материалистов, порожденных реформаторской эпохой 1860-х гг. Непорядочность героев повести в сфере частной жизни заставляет читателя усомниться в правильности и бескорыстности предлагаемых ими социальных преобразований, в числе которых ─ открытие местного университета, технических училищ, фабрик, заводов389.
Таким образом, сибирский материал, с одной стороны, востребовался для информирования читателей о прошлом и настоящем восточной окраины империи, актуализируя характерный для русского ориентализма XIX в. прием описания «другого» как инструмент национальной саморефлексии и самоидентификации, с другой же, сибирский топос был фоном для событий, имеющих воспитательный потенциал для консервативной публики. Сибирь интерпретировалась как край активной деятельности энергичных чиновников и миссионеров, место ссылки политических и уголовных преступников, провинция, дающая простор для проявления как позитивных, так и разрушительных поведенческих стратегий.
2.2. Представления о регионе либеральной журналистики
Согласно существующей историографической традиции наиболее авторитетными печатными органами русских либералов пореформенной эпохи считаются журналы «Вестник Европы» и «Русская мысль». При этом «Вестник Европы» номинируется как журнал западнического направления, «Русская мысль» – как печатная трибуна земского либерализма, многие представители которого отстаивали идею самобытного развития России. Я учитываю известную условность в определении политической принадлежности последнего издания, принимая во внимание то, что с ним активно сотрудничали мэтры народнической публицистики, такие, как Н.К. Михайловский и С.Н. Южаков, помещали свои статьи известные своими народническими симпатиями Г.И. Успенский, В.Г. Короленко. Политически ангажированные современники часто упрекали редакцию за «широту» и «беспартийность»390. Тем не менее, данный журнал атрибутировался читающей публикой как либеральное издание, а презентуемый им образ региона, соответственно, воспринимался общественным мнением как либеральный.
Сплошной просмотр и содержательный анализ годовых комплектов названных журналов позволяет деконструировать «либеральную версию» прочтения «сибирских вопросов» и увидеть общее и особенное в их интерпретации в зависимости от образа названных изданий.
«Страна безгласности и дореформенных нравов»: сибирская тема в прочтении «Вестника Европы»
Истории журнала «Вестник Европы», личности его редактора-издателя, характеристике авторского коллектива посвящено солидное число специальных исследований391, в связи с чем остановимся лишь на тех фрагментах «биографии» издания, которые, на мой взгляд, в той или иной степени детерминировали содержание образа Сибири на его страницах.
В 1865 г. в Главное управление по делам печати было подано заявление члена ученого комитета при министерстве народного просвещения М.М. Стасюлевича и члена Археологического общества Н.И. Костомарова с просьбой о разрешении издания «ученого» журнала «Вестник Европы». Учредители выбор заглавия соотносили со столетним юбилеем Н.М. Карамзина, издававшего в начале XIX в. журнал с таким же названием392.
22 ноября 1865 г. было дано разрешение на издание журнала историко-политических наук с периодичностью четыре выпуска в год и стоимостью годовой подписки 8 р.393, что соответствовало средней подписной цене на ежемесячные издания. Первоначальная структура издания включала в себя пять разделов и подразумевала освещение следующих вопросов: критические исследования важнейших проблем исторической науки и жизни; анализ лучших новейших исторических произведений, обзор научной литературы по истории и деятельности ученых исторических обществ и академий; анонс педагогической литературы и анализ методики преподавания истории, историческая хроника394. Издание мыслилось его создателями преимущественно как специализированный исторический журнал, освещающий в том числе и события новейшей политической истории. Таким образом, очевидны два типа дискурсов, репрезентируемых печатной трибуной русских либералов: исследовательский и публицистический, которые в определенной степени задавали жанры описания «сибирских» вопросов.
Специализация журнала во многом детерминировалась профессиональным составом его редакционного коллектива, костяк которого представляли известные профессора Петербургского университета К.Д. Кавелин, М.М. Стасюлевич, В. Д. Спасович, А.Н. Пыпин, Б.И.Утин, демонстративно ушедшие в отставку в 1861 г. в знак протеста против политики правительства в отношении студенчества. М. М. Стасюлевич стал главным редактором и издателем и оставался в этом качестве сорок два года ─ по 1908 г.
Воспоминания Н.М. Ядринцева свидетельствуют об атмосфере эпохи, предшествующей созданию журнала, и степени авторитета университетских профессоров для представителей студенческого землячества сибиряков: «К университету подъезжали блестящие экипажи аристократов, жаждавших послушать знаменитого профессора. Аристократическая дама и гусар не гнушались аудитории. Неподдельный энтузиазм юношей выражался на лекциях. Я помню лекцию Н.И. Костомарова и других любимых профессоров, почти публичные. Университетский зал потрясался от восторга слушателей, юношей охватывал трепет. Они испытывали то, что испытывали люди под первым обаянием ораторов, мыслителей, проповедников истины и науки… Литература была также любимицей публики. Журналы и журнальные статьи играли огромную роль и расхватывались по выходе… Быть литератором было завидно, ни одно пятно еще не обесславило литературную тогу… это было торжество и время поклонения интеллигенции»395. У сибирской читающей публики редакция журнала ассоциировалась с носителями лучших университетских традиций396.
Немаловажен тот факт, что люди, определявшие мировоззренческое направление журнала были связаны взаимными симпатиями с идейными лидерами сибирской интеллигенции. Так, А.Н. Пыпин переписывался с Н.М. Ядринцевым, Г.Н. Потаниным. М.М. Стасюлевичу писали Н.М. и А.Ф. Ядринцевы397. Областники пересылали в редакцию книги о Сибири, рекомендовали для публикации статьи сибирских корреспондентов. «Многоуважаемый Николай Александрович!.. Вышла “Сибирская библиография“ Межова и я написал ему, чтобы послал Вам экземпляр», – сообщал Ядринцев Пыпину в письме от 25 марта 1891 г.398 Типичным можно считать, например, такое обращение Г.Н. Потанина вышеупомянутому адресату: «Прошу Вас взглянуть на статью г. Головачева, которую он намерен передать в “Вестник Европы“, и решить, годится ли она для журнала. Без посторонней оценки он не решается нести в редакцию»399.
Вернусь к структуре и периодичности издания. С 1868 г. тематика журнала расширилась, и он стал ежемесячным. Первую часть каждого номера занимали беллетристика, статьи и очерки научного характера. Вторая часть под названием «Хроника» включала традиционные обозрения внутренней и иностранной жизни, литературную критику, библиографию и разного рода известия. В публицистической части журнала наиболее важным, насыщенным современными сведениями являлось «Внутреннее обозрение». Предпринятый нами сплошной просмотр годовых комплектов журнала за 1866–1904 гг. свидетельствует о том, что «сибирские» сюжеты присутствовали во всех разделах журнала, что свидетельствует об их актуальности для редакционного коллектива.
Мировоззренческое кредо издания и его позиционирование в общественно-политической жизни страны было достаточно определенно сформулировано его редактором–издателем в одном из писем, написанных еще до создания журнала в 1862 г. Он так определял место своих единомышленников в общественном движении: «Снизу считают нас ретроградами и почти что подлецами, а сверху смотрят чуть ни как на поджигателей. Теперь люди благоразумные, попавшись между двумя фанатизмами, без сомнения, отойдут совершенно в сторону и составят, так сказать, партию воздержания»400. Расценивая демократическое движение (в том числе и представляющий его в русской периодической печати «Современник», редактируемый Н.А. Некрасовым) как слишком радикальное и революционное, а также отвергая ярый консерватизм и национализм катковских изданий пореформенного периода, Стасюлевич рассматривал свой журнал как общественную трибуну сторонников «третьего пути» – русского либерализма. Ему удалось привлечь к сотрудничеству в «Вестнике Европы» весь цвет либеральной публицистики того времени: Н.И. Костомарова, который до 1885 г. участвовал в редактировании журнала, С.М. Соловьева, А.Д. Галахова, Д.Л. Мордовцева, К.К. Арсеньева, Н.А. Котляревского, А.Н. Веселовского, Ф.Ф. Воропонова, А.Ф. Кони и др.
О степени популярности журнала свидетельствует его довольно большой тираж, доходивший в 1890-е гг. до 7000 экз.401 Состав читательской аудитории журнала удачно отразил его цензор в ежегодном отчете в Главное Управление по делам печати за 1878 г.: «„Вестник Европы“, имеющий многочисленных читателей, преимущественно среди высшего и образованного класса общества, является одним из влиятельных органов нашей периодической печати. Большинство серьезных статей “Вестника Европы“ пишутся людьми талантливыми и специально изучавшими предмет, почему мнения, выражаемые ими, не могут проходить бесследно для общества. Как в этих серьезных статьях, так равно и в беллетристике и в прочих делах издания, взгляды редакции проводятся весьма осторожно. Тем не менее, взгляды эти совершенно ясны для постоянных читателей. “Вестник Европы“ при всяком удобном случае стремится выставить неудовлетворительность существующего устройства России и преимущества представительного образа правления»402.
Замечу, что отношение цензуры к журналу зависело от многих обстоятельств: общего направления правительственного курса в отношении печати, личности цензоров, их идеологических пристрастий и особенностей личных отношений с М.М. Стасюлевичем. Однако общим местом в отчетах чиновников является констатация западнической ориентации и умеренной оппозиционности журнала в отношении внутриполитических мероприятий правительства. Например, в отчете министра внутренних дел о предостережении журналу (1889 г.) читаем: «Общее направление журнала “Вестник Европы“ определилось в течение последних восьми лет с достаточной ясностью: оно проникнуто систематическим, непримиримым недоброжелательством ко всем мероприятиям правительства, имеющим целью упрочение коренных основ нашего государственного устройства, водворение законного порядка в стране и отрезвление умов от ложных и вредных учений… Преклоняясь безусловно пред чуждыми нам западноевропейскими теориями и считая своим идеалом полное применение их на русской почве, “Вестник Европы“ как бы вовсе утратил национальное чувство и понимание исторических задач России»403. Попутно отмечу, что за всю историю существования журнала ему было объявлено четыре предостережения, однако ни одно из них не имело непосредственного отношения к публикациям, посвященным Сибири404.
Можно предположить, что западнической ориентацией издания объясняется его преимущественный интерес к западным окраинным регионам империи в 1860–1870-е гг., о чем наглядно свидетельствует таблица 13. Обилие публикаций, посвященных Средней Азии, отражает осмысление общественным мнением процесса присоединения данной территории к Российской империи.
Таблица 13
Количество статей, посвященных окраинным регионам России,
в журнале «Вестник Европы» (1866–1900 гг.)*
Название окраин Российской империи | Число статей по годам | Кол-во публикаций, посвященных окраинным регионам, % | ||
1866 –1880 | 1881– 1890 | 1891–1900 | ||
Украина | 11 | 10 | 8 | 9,4 |
Дальний Восток | 8 | 3 | – | 3,6 |
Царство Польское (Привислинский край) | 30 | 20 | 6 | 18,2 |
Прибалтийские губернии и Белоруссия | 23 | 17 | 9 | 15,9 |
Финляндия | 7 | 9 | 17 | 10,7 |
Кавказ | 7 | 8 | 7 | 7,1 |
Сибирь | 12 | 28 | 36 | 24,7 |
Средняя Азия | 24 | 4 | 4 | 10,4 |
Итого | 122 | 99 | 87 | 100 |