Geum.ru

Составление и общая редакция игумена андроника (а с. Трубачева), П. В. Флоренского, М. С

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   79


подчеркнутость еще более значительна, чем в статуэтках, происходящих из других местностей.

«По всему вероятию,— заключают о «двойных сосу­дах» описатели собрания древностей Б. И. и В. И. Ханен-ко66,— сосуды эти имели вотивное назначение и упот­реблялись при погребении». Но и это скудное заклю­чение не кажется Гёрнесу убедительным, и он говорит о «двойном сосуде», называемом им «ein binokelformiges Gerat»6714*, как о вещи «неизвестного назначения» — «unbekannter Bestimmung» 6*.

Сосуды из ритуальных и погребальных глинобитных сооружений Приднепровья. (Наброски, сделанные в Киевском Музее62.) — 1. Образец «двойного сосуда» грубой работы.— 2. Образец одиночного «сосуда».— 3. Образец «двойного сосуда» более тонкой работы, с орнаментацией и более тонкими стенками

Попробуем выяснить, сколько можно, значение этого загадочного предмета. Прежде всего обращаем внима­ние, что соединены в один два сосуда, и притом таких, из коих каждый употреблялся порознь. Удвоение же в религиозных символах — явное знамение их особливой священности. Вот, для примера, несколько символов, параллельных «двойному сосуду». Таковы: двой­ной топор, двойной молот, двойные перуны, двойной слой жира на жертвах и т. д.; сюда же относится двойной дорджи буддистов и т. п.69 Но есть, кажется, более глубокая связь между «двойным сосудом» и весьма напоминающим его по форме египет­ским двойным дуду, или дедом70.

Удвоение идеографического знака в ассирий­ской клинописи, в иероглифике египетской, майской, мексиканской, индийской и т. п. означает множественное число, иногда же — двойствен­ное. Но, это pluralis не всегда есть множество раздель­ное; в религии же оно означает скорее pluralis majestatis, pluralis magnitudinis, pluralis dignitatis 15\ Удвоение в символике вообще указывает на полноту творчес­ких потенций, на множественность порождаемого,



содержащуюся в творческой силе; наконец — просто на множество.

Осмелюсь даже высказать догадку, что удвоенные символы относятся преимущественно к тем культам, где основная идея — идея женственности, тогда как утроение характеризует мужественность; нужно обра­тить внимание на то, что числа четные, в особенно­сти же число два, в символике суть числа женские, а нечетные — мужские71.

Не буду настаивать на этой догадке, тем более что доказывать ее было бы затруднительно. Но и помимо нее несомненно, что священный «двойной сосуд» упот­реблялся в культе женского хтонического божества. Как именно — это остается неизвестным.

Δέηοα; άμφικύηε- «Двойной сосуд» столь характерен для λλον начала бронзового века, по крайней мере

у Гомера в некоторых областях его распростране-

ния, что казалось бы весьма странным молчание о нем гомеровских поэм. Правда, изображае­мая там культура — более позднего времени. Но неужели такой важный момент культа исчез совсем без следа? — Нет. Можно думать, что след этот — не что иное, как нередко упоминаемый у Гомера и загадочный для иссле­дователей «δέπας άμφικύπελλον16*»72.— Термин этот встре­чается как в «Илиаде», так и в «Одиссее»,— но в первой — чаще, чем во второй,— быть может, по причине более (?) архаического характера культуры, изображенной в «Или­аде». Δέπας άμφικύπελλον — явно сосуд священный, и упоминается он в связи с особливо важными дейст­виями как богов, так и людей. Гефест, утешая Геру в обиде, нанесенной Зевсом, подносит ей δέπας άμφικύ-πελλον (Ил. I 584), который у Гомера назван далее просто «κύπελλον»17* (Ил. I 596). Этим кубком Гефест

«οινοχόει γλυκύ νέκταρ, από κρητήρος άφύσσων — подает сладкий нектар, зачерпывая из чаши» (Ил, I 598). Из такого же δέηας άμφικύπελλον (Од. III 63) «с медвяным вином — μελιηδέος οίνου» (Од. III 45) или «со сладким ви­ном — ήδέος οίνου» (Од. III 51) Афина, во образе стран­ника, совершает возлияние Посидону по предложению Пизистрата, сына Нестора. Этот же самый δέπας άμφι­κύπελλον Гомер называет просто δέπας™* (Од. III 46, 53). Другими словами, δέπας άμφικύπελλον, вероятно, как вид, содержащийся в роде δέπας и в роде κύπελλον, может именоваться и просто этими наименованиями. Имеются и еще названия — по-видимому, синонимичные73; тако­

вы: άλεισον (Од. III 63, 50-53), т. е. чара, и άμφωτον άλει-σον (Од. XXII 9, 17) — дву-ручечная чара или, точнее, обоюдо-ручечная.

Этот же сосуд употреблялся при погребальных обрядах. При сожжении тела Патрокла, когда костер не разгорался, Ахилл, чтобы умилостивить ветры и убедить их воспалить костер, «χρυσέω δέποα — кубком златым» (Ил. XXIII 196) делал многочисленные возлияния вина. Наконец, костер загорелся.

... Ό δέ πάννυχος ώκύς *Αχιλλεύς χρυσεόν έκ κρητήρος, ελών δέπας άμφικύπελλον οΐνον άφυσσάμενος χαμάδις χέε, δεϋε δέ γαΐαν, ψνχήν κικλήσκων Πατροκλέεος δειλοΐο — и всю ночь Ахиллес быстроногий, черпая кубком двудонным (!) вино из сосуда златаго, окрест костра возвливал и лицо орошал им земное, душу еще вызывая беднаго друга Патрокла

(Ил. XXIII 218-221).

Как чаша, так и δέπας άμφικύπελλον названы здесь золотыми; название же интересующего нас сосуда «καλόν δέπας άμφικύπελλον» (Од. III 63) указывает, вероят­но, на украшающий его орнамент. На священных игрищах в память усопшего Патрокла Ахилл вы­ставляет, в числе прочих наград, пятым призом за быст­роту колесничного бега «άμφίθετον φιάλην», о котором говорится, что он еще не был в огне (Ил. XXIII 270). Этот-то «άμφίθετος φιάλψ ,9* (Ил. XXIII 516) был подарен Ахиллом старцу Нестору. Что это за сосуд? — По-види­мому, тоже нечто двойное, вроде упомянутого выше кубка. Такой именно δέπας άμφικύπελλον (Ил. XXIII 656, 563, 699) был наградою за участие в кулачном бою побе­жденному Эвриалу, тогда как победитель Эпий, или Эпийос, взял дикого мула.

Наконец, у Гомера описывается еще какой-то «δέπας Нестора», который, может быть, отчасти подобен амфи-кипеллу. Это — сосуд столь большой, что только Нестор мог поднять его, когда его наполняли вином. Он был украшен золотыми гвоздями и имел четыре ручки, на каждой из которых сидело по две золотых голубки (не забудем, что голубки — птицы Матери-Земли74); «δύω δ'ύπό πυθμένες ήσαν — снизу у него было два днища» (Ил. XI 633-653).

Итак, гомеровский «δέπας άμφικύπελλον», несомненно, есть какой-то священный сосуд, из которого пьют боги; при этом самое возлияние богам мыслилось именно как питие богами75. Какова же форма этого сосуда? — Уже в древности на этот счет делались

предположения разные. Так, Аристотель, говоря о пчелиных сотах, называет ячейки их «αμφίστομοι», т. е. «обоюдо-устыми», и поясняет свое определение (очевидно, он употребил предлог άμφί в непривычном значении!) словами: «περί μίαν γαρ βάσιν δύο θυρίδες εΙσίν9 ώσπερ των άμφικυπέλλων, ή μέν εντός ή δ' έκτος™ — ибо (у сот) на сторонах единого основания — два отверстия, подобно отверстиям амфикипеллов,— одно по сю сторо­ну, а другое — по ту». Из этого свидетельства неодно­кратно делался тот вывод, что άμφικύπελλον представлял собою сосуд, происшедший из соединения двух чаш, прислоненных друг к другу днищами, так что одна из чаш служила вместилищем для вина, а другая — под­ставкою, вроде того как у потиров или у кубков, называемых «римскими»77. Против такого понима­ния говорит прежде непрактичность предполагаемого сосуда. Ведь им черпали из чаши вино или нектар. Если бы он был в самом деле потировидным, то тогда пришлось бы при черпании неопрятно погружать в вино руку, да и высокая подставка мешала бы погружению. Несомненно, что сосуд для черпания должен быть без большой подставки и должен иметь ручку у верхнего края. Ссылаясь на то же практическое назначение δέπας άμφικύπελλον, а именно зачерпывать вино, А. Мау78 полагает, что он непременно должен был иметь ручку или ручки, и, в подтверждение своего взгляда, указывает на синонимическое выражение άλεισον άμφωτον — дву-ру-чечная чара (Од. XII 9, 17). Затем, вопреки аристотелев­скому толкованию, весьма странным представляется на­именование подставки, как и чаши, κύπελλον, как будто это — части равнозначащие. Самое же главное — фанта­стичность этого объяснения: ни в изображениях различ­ных сосудов, ни среди найденных сосудов не имеется до сих пор ничего подходящего к этому гипотетическому потиру79. Наконец, неисторичность аристотелев­ского разъяснения свидетельствуется совсем иными разъяснениями других древних авторов. Так, Ари­старх80 считает δέπας άμφικύπελλον за дву-ручечную чаш­ку, другие81 — за чашку вогнутую или прямо-круглую: «άμφίκυρτον έξ οΰ τό περιφερές — с загнутым краем». В и н -кельман82 под δέπας άμφικύπελλον, так же как и под άμ­φίθετος φιάλη, разумеет такую чашу, которая окружена другой. Одним словом, разнообразие мнений настолько ослабляет каждое из них, что спокойно можно не счи­таться ни с одним. Ничто не мешает считать а м φ и к и -пел л за нечто сходное с описанным ранее «двойным

сосудом». Это сходство подтверждается и этимологиче­ским разбором слова άμφικύπελλος. Άμφί, сокоренное латинскому ambo и русскому оба83, означает, собст­венно, с обеих боков, затем — со всех сторон и, наконец, вокруг. Но, в противоположность περί, подразумевающе­му по преимуществу окружность в вертикальной плоскости или же иногда всю поверхность, άμφί озна­чает симметрию в плоскости горизонтальной или же полную горизонтальную окружность84. Άμφι- κύπελλον могло бы означать то, что видит в нем Аристотель, лишь в случае горизонтальности его положения, т. е. в поло­жении неестественном для кубка. И в самом деле, пред­меты, в название которых входит άμφί, симметричны относительно вертикальной плоскости,— а не горизон­тальной. Таковы:

άμφι- γυήεις — хромой на обе ноги; άμφι-δέξιος — обо-десноручный; άμφί-δυμος — с двойным выходом; άμφι-έλισσα и άμφί-κυρτός —1 с обеих сторон загнутый (о корабле); άμφί-ζευκτος — с обеих сторон соединенный (мостом); άμφί- Θυρος — дву-дверный, со входом спереди и сзади (άμφί-Θυρα впоследст­вии назывались раздвижные завесы надпрестольного кивория); άμφί-κράνος и άμφι-κέφαλος — дву-главый (поэтому άμφι-κέφαλος κλίνη — тахта с подушками по обеим сторонам); αμφί-πυλος — дву-вратный, дву-створчатый; άμφί- πύργος — с факе­лом в каждой руке (эпитет Артемиды); άμφίσ-ραινα — род змеи, которая может ползать вперед,и назад,— головою и хво­стом; άμφί-στομος — с двойным устьем,— также о сосудах для питья с двумя рукоятками; άμφί- φαλος — с двойным козырь­ком, о шлеме, имеющем козырек спереди и сзади; άμφι-φορεύς и άμφ-ωτος — сосуд с двумя ручками и т. д. и т. д.85

Подводя итог, мы скажем еще раз, что δέπας άμφικύ­πελλον нужно признать за нечто в стиле «двойных сосудов», но несколько более позднего времени и бо­лее тщательно сработанного,— быть может даже из золо­та, если только Гомер, реставратор древности86, ему не современной, не делает некоторого эпического преувеличения.. Но, относясь к приблизительно одной культуре и служа одной и той же религиозной идее, δέπας άμφικύπελλον и «двойной сосуд» имели способ упот­ребления, конечно, различный.

Спрашивается, нельзя ли найти следов δέπας άμφικύπε­λλον в позднейшей жизни? — Новые влияния загнали и древний культ Матери-Земли и двойные ее сосуды в подполье. Представители новой, патриархальной религии открыто порывают с древностью, для них, с их точки зрения (ибо они уже вовсе перестали

понимать даже возможность женского энофеизма), олицетворяемой в Кроносе:

Ούκ άείδω τά παλεά, καινά γαρ άμά κρέισσω

νέος δ Ζεύς βασιλεύει,

τό πάλαι δ* ήν Κρόνος άρχων

άπίτω μοϋσα παλαιά —

«старых песен я не пою — мои молодые сильнее. Нам юный Зевс повелитель, а древле царствовал Кронос. Беги, старинная муза!87 —

вызывающе поет поклонник новой религии. Лишь в ор­фических мистериях, остатке женского энофеизма, мы находим, кажется, и какой-то намек на двойную чашу Матери-Земли. «В орфических мистериях символами падения и восстановления души служили две чаши (κρατφ) и зеркало. Вкушение напитка забвения из одной чаши было знаком того, что душа, смотря на чувственный мир, который отражается в ее познании как в зеркале, увлекается его обольстительными образами, теряет память о небесном и ниспадает в узы тела, а вку­шение из другой как бы восстановляет и служит залогом к возрождению души для утраченного блаженства» м.

Наутилусовый Идея «нагой богини» теснейше сплетается орнамент еще с другим символом, более поздним

и распространенным по преимуществу в культуре, соответствующей половине миноева века. А именно, одним из характерных признаков микенского стиля является обвивающий сосуды и всяческую утварь так называемый наутилусовый орнамент89,—на золоте, на стеклянных сосудах, на вазах. Основной его элемент — «завиток морской волны», или, правильнее говоря,— щупальцы моллюска багрянки.

Вот образцы этого орнамента, распространенного во время оно по всему Эгейскому морю, заходившего и в Египет (см. рис. на след. стр.). Эти образцы опять-таки показывают единство культуры, соответствовавшей вре­мени этих великих держав.

Однако, как мы уже сказали, в наутилусовом орнаменте можно усматривать и нечто большее,— а именно явление, до известной степени равнозначащее идолам «нагой богини» и даже точнее определяю­щее, куда именно приурочивалась, в сознании древних праэллинов, производительная сила Судьбы.

В самом деле, моллюск наутилус, или ко­раблик,— стилизацию которого представляет этот



Образцы наутилического орнамента в микенском искусстве и для сравнения изображения моллюска наутилуса (таблица составлена по К. Тюмпелю90)

орнамент,— в древности назывался «раковиною Афроди­ты», «Veneris concha», и считался священным животным, посвященным Афродите, а в некоторых местах — Посидону, видоизменению Зевса хтонического, «Гостеприимного Зевса умерших — Ζεύς τών κεκμηκότων πολυξενώτατος»91, в обширной обители которого для всех находится место. Таким образом, Посидон, коему по­свящалась багрянка, был мужским, более поздним ас­пектом, отщеплением той же Судьбы-Матери.

Nautilus — Nauplius — πομπίλος — это ιερός ιχθύς Гоме­ра, судя по схолие Аристоникия к Ил. II 407: «каі αυτός (έστι) γεγονός έκ τοΰ ουρανίου αίματος άμα τβ Αφροδίτη, — έστι δ* ό πόμπιλος ζώον έρωτικόν — и сам, будучи происшедшим из Урановой крови вместе с Афродитою, помпи-лос (кораблик) — животное любовное». Древнее преда­ние гласит, что когда Зевс оскопил своего отца Урана, то отрезанные половые части, упавшие в море, образовали около себя пену, из которой вышла Афродита; из такой же крови, одождившей море, произошло родственное ей τόν έρόπικόν ζφον — любовное животное, священный наутилус.

Афродита-Судьба связывается существенно с морем, и море мыслится как рождающая утроба жизни; эта-то утроба и принимает оплодотворяющую силу Неба-Отца. Афродита пеннорожденная есть как бы душа рож­дающего моря, и моллюски кораблики — ее единоутроб­ные и единокровные сестры. По слову Еврипида в трагедии «Ипполит», ближе всего стоящей к крит­ским темам, Киприда —

владычица морская — πόντια92.

То же должно сказать и об Астарте. Связь последней с морем обыкновенно обозначается на монетах тем, что левою ногою она попирает корму корабля93. Связь же ее с раковиною на тирских монетах указывается тем, что рядом с Астартою в кирасе и градскоіб короною поме­щена раковина murex и маленький силен с другою рако­виною murex на плечах94.

Итак, действительно, наутилус — животное Афродиты и символ Афродиты. Но древний орнамент никогда небывал только орнаментом; он имел магическое и религиозное значение, охранял от злых сил, предупре­ждал несчастия, способствовал благополучию. Так и нау­шнический орнамент — не украшение, а священный символ жизни, и, стало быть, распространение его

еще лишний раз указывает на распространенность куль­та Афродиты-Астарты, т. е. Судьбы или Времени.

Таково древнейшее понимание перво-начала всего бытия. Оно образует нижний слой в толще напластова­ний, на которых впоследствии произросла греческая фи­лософия. Дальнейшею нашею задачею будет понять по­следующий слой, т. е. от женской мировой перво-среды перейти к мужской мировой перво-силе.

Примечания и дополнения к лекциям второй и третьей

1 Чертеж составлен по Артуру Эвансу (The Annual of the British School at Athens, X, p. 19, fig. 7, ср. IX, p. 26, fig. 13-Lagrange—· La Crete ancienne Paris, 1908, p. 123, fig. 87). Разрез проходит по меридиану, чрез западный двор кносских сооружений.

2 По вопросу о крито-микенской и отчасти других древних куль­турах кроме статей, указанных в 23-м примечании к «Пращурам лю­бомудрия» (см. с. 86), назовем на русском языке, еще:

Р. [Ю.] Виппер — Древний Восток и эгейская культура. Посо­бие к университетскому курсу. М, 1913 г.

Б. А. Тураев — История Древнего Востока. СПб., 1912 г.

Саломон Рейнак — Аполлон. История пластических искусств. М., 1913 г.

Гастон Куньи — Античное искусство. Греция.— Рим. Сборник статей. Пер. с франц. П. Смирнова. М., 1898, с. 19-38.

Музей изящных искусств имени Императора Александра III в Моск­ве. Краткий иллюстрированный путеводитель. Ч. I. 6-е изд. М., 1913 г.

Евг. [Ег.] Кагаров — Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции. СПб., 1913 г.

* Е. Г. Кагаров — Новейшие исследования в области крито-микенской культуры («Гермес», 1903 г., № 17-20 = отд. отт. СПб., 1910, с. 4).

4 Journal of hellenic studies XXI (1901), р. 78. Цит. из иссл. кн. С. H. Трубецкого — Этюды по истории греческой религии («Собр. соч.». Τ. II. М., 1908, с. 456). Там же цит. из Д. Меккэнзи: тот же журнал XXIII (1903), р. 172, 174.

5 Рисунок — из книги о. М.-Ж. Лагранжа, id., р. 26, fig. 10.

6 Id., ρ, 28-29.— Тут же, на с. 28-31, несколько изображений критских ваз.

7 Изображение вазы — по The Annual of the British School at Athens, X, fig. 1 (= Лагранж, id., p. 29, fig. 14).

8 Путеводитель по Музею Имп. Алекс III [2], с. 56-57.

9 Такое мнение выражено в статье Fougeres (Comptes rendus du Congres International d'archeologie, 2-te; 1905, p. 232 s). См. Кага­ров — Культ фетишей, с. 35, прим. 4.

10 С. Рейнак — Аполлон, с. 82.

11 Макс. Волошин — Архаизм в русской живописи («Апол­лон». 1909 г., октябрь, с. 47).

]ί По The Annual of the British School at Athens, IX, fig. 58(= Лагранж, id., p. 73, fig. 46).

13 Лагранж - id., pl. VI 3, p. 72-73.

14 Α. I. Reinach — изложение и анализ некоторых книг по критологии («Revue de rhistoire des religions», 1909, 5, р. 234—237).

15 Rene Dussaud — Questions Mycenienns («Revue de rhistoire des religions», 1905, JSfe 1 (151), p. 29).

16 Лагранж — id., p. 73.

17 Id., p. 93, fig. 74.

18 Бузескул — Введение в историю Греции. Харьков, 1907 г., с. 510.

19 С. Рейнак — Аполлон, с. 34.

20 Рисунок, по The Annual of the British School at Athens, VII, fig. 17(=Лагранж — id., p. 42, fig. 22).

21 Волошин — Архаизм в русской живописи (id., с. 47).

22 Л а гран ж — id.> р. 41.

23 Furtwangler — Antike Gemmen, 1900, Bd III, S. 13 сл.; Фи­липп Опунтский — Epinomis, 987 D (цит. по Трубецкому [55], id.,

c. 465).

24 id.

25 Μ. Gornes — Natur-und Urgeschichte des Menschen. Bd II 1905, Wien und Lpz., S. 425, Anm. 1. Туг же — ссылки на разных, друг другу противоречащих, авторов.

26 id.

27 id.

28 Вит. Клингер — Животное в античном и современном суе­верии. Киев, 1911 г.

Евг. [Er.J Кагаров — Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции. СПб., 1913 г.

29 А. Dietrich — Mutter Erde. Eine Versuch iiber Volksreligion. Lpz. = Berlin, 1905. С. И. Смирнов — Исповедь земле. Сергиев Посад, 1912 г. («Бог. Вести.», 1912 г., ноябрь).

I. I. Bachofen — Das Mutterrecht. Stuttgart, 1861 (есть и новое издание).

30 Эсхил — Хоэфоры, 119 сл. Слова Электры.

31 Гесиод — Теогония, 117 слл.

32 G δ г η е s — id.

33 Еврипид — Ипполит, 568-569.

34 id.

35 Preller — Eleusinia (Pauly-Wissowa — Real.-Encyklopadie

d. class. Alterth.), Bd III, S. 108 ff.

36 G о г η e s - id., Bd II. S. 584-587.

37 Gornes —id., S. 586.

38 Вяч. [И.] Иванов — Древний ужас («По звездам»). СПб., [1907 r.J, с. 413.

39 id.-с.414.

40 Театр Еврипид а. Перевод И. Ф. Анненского. СПб., [1907 г.], «Ипполит», дейст. 1-е, явл. 5-е, с. 286-287.

φοιτβ δ 'άναίθέρ'-έστι δ 'έν θαλασσίφ κλύδωνι Κνηρίς πάντα δ 'έκ ταύτης έφν. ήδ'εστίν ή σπείρουσα και διδοϋσ'έρον, οΰ πάντες έσμέν οί κατά χθόν'έκγονοι (Euripidis Tragoediae, ed. ster. Lipsiae, 1828, Т. II, р. 258, 7ππάλικος ν. 452-455).

41 Ср. Вяч. Иванов [38] — id., с. 410.— О Судьбе, как о Вре­мени; см. подробнее в книге: Свящ. П. Флоренский — Столп и Утверждение Истины. М., 1913 г., с. 530—534: «Время и Рок».

42 Гр. А. А. Голенищев-Кутузов —Серенада,

43 Парность и существенную неразделимость переживаний поло­вой любви и смерти давно подметила изящная литература. Древняя трагедия вся напоена этим двуединством. Но и новые писатели дают глубокое проникновение в эту тайну. Таковы: Шекспир, Пуш­кин, Гюи де Мопассан, Мережковский, Роденбах, Мельников-Печерский, Бальмонт, Брюсов и др. я, в особенности, Тургенев, Тютчев и Гол енищев-Ку­тузов — называю первые припомнившиеся имена.

44 Gornes — id., Bd II, S. 563-564.

45 Perrot et Chipiez — Histoire de Tart dans Tantiquite, Т. VI, p. 741.

46 W. H. Roscher — Ausfuhrliches Lexicon des griechischen und romischen Mythologie, Bd I. Lpz., 1884-1890, col. 407.

47 Gornes-id., Bd II, S. 563.

48 Ранке — Человек. Пер. со 2-го нем. изд. под ред. Д. А. Клю­чевского. СПб., т. II, с. 75.

Ч. Дарвин — Происхождение человека и половой подбор. Ч. 2, гл. XIX. СПб., 1871, с. 387.