П. А. Сорокина Москва Санкт-Петербург Сыктывкар 4-9 февраля 1999 года Под редакцией д э. н., проф., академика раен яковца Ю. В. Москва 2000

Вид материала

Документы

Содержание Яновский Р.Г., член-корр. РАН, президент Российского общества социологов и демографов Панкова Л.Н., доктор философских наук, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова Морозков С.В., аспирант социологического фак. МГУ Атаян И.М., аспирантка ГУГН Левашова А.В., аспирантка социологического факультета МГУ Николаев В.Г. Типичность «я-мы-центрической» установки ставит со всей остротой проблему доверия

Подобный материал:

• Учебное пособие Под редакцией Л. М. Шипицыной Москва Санкт-Петербург 2007 Авторы: Шипицына, 2318.2kb.
• 1. Обязательно ознакомиться с пакетом заранее. Все вопросы можно обсудить с редакторами, 215.48kb.
• Семинара под редакцией профессора Очкуренко А. А. Москва, 13 февраля 2009 года Москва, 1301.35kb.
• М. В. Максимов (отв редактор, г. Иваново), А. П. Козырев (зам отв редактора, г. Москва),, 4733.99kb.
• Банковское обозрение (Москва), 20 февраля 2008 г., №002,, 996.17kb.
• Темы дня : сохранить репродуктивный потенциал. Проблемы контрацепции в россии время, 788.29kb.
• Д. С. Лихачева 2011 год Общие положения Первые Краеведческие чтения (далее Чтения),, 80.63kb.
• И научные учреждения второе переработанное и дополненное издание, 8298.18kb.
• Континент usa. №3 (11) February / Февраль 2000 Юрий Трайсман: «…моя мечта – создание, 145.78kb.
• Земля мастеров санкт-Петербург – Москва – Палех – Южа – Холуй – Городец на Волге, 167.19kb.

Яновский Р.Г.,

член-корр. РАН,

президент Российского

общества социологов и демографов

ПИТИРИМ СОРОКИН: ВОПРОСЫ ВОЙНЫ И МИРА

В социологическом творчестве Питирима Сорокина война занимает достойное место. Он довольно рано занялся этими вопросами. Уже после революции пятого года, после русско-японской войны, естественно, его заинтересовали проблемы войны. Его интегральная философия была связана с представлениями о том, что нужно рационально, интуитивно и экспериментально, практически подходить к изучению явлений. И он изучает эти вопросы, будучи студентом. События российской революции его втянули. Здесь мало говорилось о том, что он был революционером определенного толка, эсером. И в этом отношении он был социалистом. Я приведу одно маленькое высказывание, которым он заканчивает одну из своих статьей в 1917 году: “Мы идем с теми, кто освобождает народы и до тех пор, пока они это делают, пока они его освобождают.”

Надо еще одну вещь сказать, о которой здесь как-то робко и умолчали, о взаимоотношениях и о диспуте между Питиримом Сорокиным и Лениным. Ленин был на 19 лет старше Питирима Сорокина, и, естественно, это не могло не сказаться. Он знал его и понимал, что происходит. И когда с Питиримом Сорокиным случилось вот такое несчастье, когда его арестовали, а Питирим Сорокин был русским патриотом, потому что он был оборонцем, а Ленин был пораженцем. Газета “Правда” попала в руки Владимира Ильича Ленина. Это было осенью 1918 года, когда уже шла девальвация самого Брестского мира, а вы знаете, что Ленин был в одиночестве в этом отношении, и он пишет статью, будучи больным и раненным, “Ценные признания Питирима Сорокина”. В этой статье он, прежде всего, хвалит Сорокина. Вы вдумайтесь только в одно положение о том, что часто мелкая буржуазия и крестьянство более патриотичны, чем буржуазия и пролетариат. Это Ленин пишет в 1918 году, когда революцию признавали только как пролетарскую революцию. Это было не случайно, потому что Питирим Сорокин по своему происхождению был рабоче-крестьянский ребенок, который на своих плечах перенес тяжесть тех событий, которые были тогда. В три года потерял мать, в 11 лет покинул семью. Сумел поучиться и в Вычуге, и в других местах получить образование. Экстерном сдал на аттестат зрелости и получил высокое и глубокое образование в университете. Это же надо видеть, это надо осязать, это надо понимать.

Сорокин глубоко занимается исследованием войны. Сначала он выявляет ее природу. Не требует доказательства, что война — это зло. Но что это за явление? Почему на протяжении веков связь времен осуществляется через военные действия? Этим вопросом задался Питирим Сорокин. Но будучи эмпириком, будучи исследователем, близким к естествоиспытателям (не случайна его дружба с Бехтеревым и с Павловым), генетическое понимание этих вопросов заставляет его задуматься. И он начинает анализировать все войны. Он проанализировал 967 войн, причем с Древней Греции до наших дней, до его кончины. В том числе 151 войну, которую вела Россия. Не меньше войн вели Англия, Италия и другие страны. Он всю европейскую цивилизацию посмотрел через войну и пришел к выводу, что война не только проклятие, а она имеет и положительные явления, и что люди в это время раскалываются, одни становятся более альтруистичны и более уважительны, и более героические, и более совестливые, а другие становятся более безнравственными, более аморальными и так далее. И это он проследил на протяжении тысячелетий. Это же подвиг, это научный подвиг. Причем Сорокин это сделал на основе социологического анализа, огромного количества фактов. В частности, говоря о нашей Родине, он пишет: почему великороссы выдержали киевский этнос, суздальский и московский выдержали только потому, что это были суперэтносы, что они сражались. Он говорит: войны, войны и войны. И действительно, посмотрите на ХХ век, самый кровавый век. Это подтверждение его теории о том, что войны становятся более разрушительными, что они более жестоки. Если в средние века, пишет Сорокин, были рыцарские бои, были какие-то определенные правила ведения войны, то возьмите душегубки, возьмите современные средства убийства людей, они стали мощными, более того, они стали непримиримыми. А война стала омерзительной, и в лице народов она проклинается, как бедствие для человечества. И те скандальные события, которые происходят сейчас, они есть не что иное, как реакция инстинкта и сознания масс на те безобразия, которые имеют место, проявляются ли они в Афганистане, или в районе Африки, или в Чечне, или где угодно. И вот этот сорокинский анализ, честный и открытый, основанный на множестве фактов, говорит о том, что это явление надо изучать. И дальше он приходит к вопросу — а как же быть? Он говорит: я не проповедник, я ученый. Есть две альтернативы: или войны будут продолжаться, если не изменить ситуацию, они будут идти, если будет эксплуатация, если будет социальная несправедливость, если будут жестокость, насилие и так далее. Для того чтобы они перестали быть, надо изменить социокультурную среду, преодолеть насилие. Он выдвигает идею дружбы, быстрейшего изменения социальных условий жизни. И если мы всмотримся сейчас в то, что происходит на наших глазах, мы увидим, что это так и есть. И не случайно И.А.Ильин пишет, что одним из лучших оппонентов у марксистов был Питирим Сорокин. Он не был враждебно настроен, он был в колебаниях, был в исканиях, в наступлении и отступлении в понимании этих процессов. Но он был революционером и он шел в нужном направлении. Поэтому встает вопрос, что мы должны изучать это идейное научное наследие. Я должен сказать, что у нас очень мало переведено. Всего две главы «Социальной и культурной динамики» Питирима Сорокина сейчас переведены. Я очень благодарен военным, которые предоставили мне две главы из третьей книги, связанных с проблемами войны и мира из его четырехтомника, связанные с социодинамикой, это 9 и 11 главы, где описано то, о чем я здесь кратко говорил. Нам надо изучать и развивать тенденции, связанные с войной и миром, с решением вопроса. Питирим Сорокин прямо говорит, что если народы возьмут в руки это дело и будут сами сознательно бороться в этом отношении, то альтернатива безвоенного решения спорных вопросов на планете будет иметь место.

Конструктивная идея, которую нам надо усвоить и понять, — это смена лидерства. Сорокин прямо говорил в конце своей жизни, в последних своих работах, что центр творческого лидерства переместился или перемещается на Восток, в частности, в Китай, Индию, Россию и другие страны Востока. Сейчас поднимается арабский мир, возникает новая цивилизация. В перспективе будет единство многообразных цивилизационных центров, возникнет несколько центров притяжения. Я только что был в Китае. И я должен сказать, что это ведь не агитация о том, что в ближайшие десятилетия Китай выйдет на первое место в мире по объему ВВП. Это реальность, живая реальность. И так, как они работают сейчас, работают в три смены, похоже, что они это выполнят. Хотя у них проблем очень много. Наша же с вами задача в освоении теоретического наследия, которое оставил наш великий соотечественник.

Я призываю особенно молодежь заняться освоением научного наследия Питирима Сорокина по целому ряду направлений. Это очень серьезно. Это большая наука.

Панкова Л.Н.,

доктор философских наук,

профессор МГУ им. М.В. Ломоносова

СОЦИАЛЬНАЯ АНАЛИТИКА П.А. СОРОКИНА
В КОНТЕКСТЕ ТЕОРИИ КОНКУРИРУЮЩИХ ИНТЕРЕСОВ

Современные представления о взаимоотношениях личности и власти сформировались под влиянием двух основных методологических ориентиров политической науки. Первый — институциональный анализ, истоки которого находятся в классической политической мысли. Второй — поведенческий подход, разработанный во второй половине ХХ века. Для инстуционального анализа характерен интерес к философским, нравственным, ценностным, культурным и историческим элементам власти в их соотношении с природой человека. Данный анализ позволяет выделить две теоретические модели описания, понимания и объяснения взаимодействия человека и власти: «подчинения» и «интереса». Каждая из них характеризует различные механизмы включения человека во власть. В условиях функционирования модели подчинения, действующей в обществе с достаточно высокой степенью регламентации, происходит взаимодействие механизма отбора, контроля и предписания. Необходимость такой модели мотивируется природой человека: неразумной, эгоистичной и, следовательно, нуждающейся в контроле. Основные элементы этой модели были замечены еще Аристотелем, полагавшим, что властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, так как заложены в самой природе людей, среди которых одни от рождения предназначены к подчинению, другие к властвованию. Фундаментальные же основы ее были разработаны Т.Гоббсом, полагавшим, что врожденный инстинкт человека — «вечное и бесконечное желание все большей и большей власти. Мало того, там, где нет власти, способной держать в подчинении всех, люди не испытывают никакого удовольствия (а, напротив, значит горечь) от жизни в обществе»[1. С.149-155]. Власть — источник всех этических норм.

Эта идея Гоббса была поддержана и исследована как элитаристами, согласно которым нормальное функционирование социума возможно там, где имеет место наличие компетентной власти меньшинства над большинством, так и эгалитаристами — сторонниками демократических традиций, по утверждению которых отдельные индивиды во имя общей свободы обязаны отказаться от «жажды» власти и руководствоваться только «общей волей» социума. Новые мотивы, объясняющие необходимость подчиненного положения личности, вводят современные политологи: во-первых, оправданием ее управленческих задач, так как современное общество является созревшей меритократией, где власть основана на признании заслуг (Д.Белл, С.Липсет, У.Мур); во-вторых, обеспечением константной и стабильной демократии, в основе которой требование «политики для политиков» (Р. Даль, У.Корнхаузер, Дж. Шумпетер); в-третьих, достижение большего равенства (Дж.Роулз, Г.Гэнс). Таким образом, личность в модели «подчинения» выступает в роли пассивного объекта управления, нуждающегося в механизмах, способных обуздать ее несовершенную природу. Иная модель «интереса» была разработана первоначально в произведениях А.Смита и Г.Спенсера, в которых взаимоотношения личности и власти рассматриваются опосредованно, сквозь призму личного интереса как источника социальной активности. В этой модели социальный и политический порядок возможен в результате сочетания интересов различных групп социума. Поэтому важна не сила подавления, а рациональное осознание людьми личных выгод от объединения общих усилий. Существует два типа этой модели:

1) в основе «концепции благоразумных интересов» любая власть — источник угнетения человека;

2) «концепция конкурирующих интересов» предполагает порядок как следствие взаимодействия между индивидами.

Концепция «конкурирующих интересов» в современной политической социологии в качестве методологической базы применяет социальную аналитику П.А. Сорокина. Обратимся к его бессмертной классификации форм социального взаимодействия: видам взаимодействия в зависимости от количества и качества взаимодействующих индивидов; видам взаимодействия в зависимости от характера актов; видам взаимодействия в зависимости от проводников. При этом не будем забывать предостережения ученого, что классифицировать любые явления можно различно в зависимости от критерия классификации. Итак, в зависимости от количества индивидов П.А. Сорокин различал следующие формы взаимодействия: «1) между двумя индивидами; 2) одним и многими (лектор и аудитория, актер и зритель, вождь и солдаты etc.); 3) между многими индивидами с той и другой стороны или между двумя группами индивидов (схватка полка с полком, взаимодействие профессиональных групп, государств, наций и т.д.)...»[2. C.261]. При этом ученый отмечал, что все процессы взаимодействия входят в одну из этих групп.

В отношении взаимодействия в зависимости от качества индивидов П.А. Сорокин пришел к выводу, что «взаимодействие между однородными единицами и по своим свойствам, и по результатам будет носить совершенно иной характер, чем между единицами разнородными» [Там же. C.263]. Отсюда следует вывод, что характер и свойства взаимодействия людей друг с другом функционально связаны с характером и свойствами взаимодействующих индивидов в социальном пространстве.

Значительно сложнее описать виды взаимодействия в зависимости от характера актов. Описав типы взаимодействий в зависимости от актов делания и неделания, одностороннее и двустороннее, длительное и временное, антагонистическое и солидаристическое, глобальное и неглобальное, сознательное и бессознательное, а также интеллектуальное, чувственно-эмоциональное и волевое, П.А. Сорокин по сути определил границы применимости этих типов в политической социологии. Его исследование видов взаимодействия в зависимости от проводников (звукового, свето-цветового, двигательно-мимического, предметно-символического, механического, теплового, электрического), а также посредственного и непосредственного отвечает современной когнитивной социологии и семантике политического языка.

П.А. Сорокин являлся сторонником эволюционного пути реформирования России. Он создал определенную методологию такого реформирования: а) реформы не должны попирать человеческую природу и противоречить ее базовым инстинктам; б) любой практической реализации реформ должно предшествовать тщательное научное изучение конкретных социальных условий; в) каждый элемент изменения социальной системы вначале должен быть опробован на микроуровне и только после того, как будут получены позитивные результаты, перенесен на макроуровень; г) реформы должны проводиться в жизнь правовыми и конституционными средствами.

По сути своей методология социального реформирования П.А. Сорокина бессмертна, т.к. она исходит из многомерности социального пространства, что особенно актуально на пороге нового века. О.Тоффлер в своей книге «Смещение власти: знание, богатство и сила на пороге XXI века» подчеркивает, что современный мир вступил в «эру смещения власти, когда постепенно распадаются все существующие в мире властные структуры и зарождаются принципиально новые» [3. P3]. Этот процесс он связывает с новой ролью знаний в обществе, основанной на внедрении интеллектуальных технологий. Именно об этом мечтал выдающийся русский ученый П.А. Сорокин в начале ХХ века. История подтвердила социальные прогнозы великого ученого.


ЛИТЕРАТУРА

1. Гоббс Т. Избранные произведения в 2-х тт. М., 1964. Т.2.
   
2. Сорокин П.А. Система социологии. М., 1993. Т. 1. С. 261.
   
3. Там же. С. 263.
   
4. Toffler Al. Power shift: Knowledge, Wealth and Violence at the Edge of 21-st Century. N.Y.-Z., 1990, p.3.
   

Морозков С.В.,

аспирант социологического фак. МГУ

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВОМ И ГРАЖДАНСКИМ ОБЩЕСТВОМ КАК ФАКТОР ЭФФЕКТИВНОГО СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ

Усложнение общественной жизни, возникновение разделения трудовой деятельности, появление различных экономических, социальных, культурных интересов и потребностей привело к образованию государства как одного из основных социальных институтов.

На протяжении истории развития человеческого общества менялись формы устройства государства, методы и средства реализации государственной власти. Не оставались неизменными и представления о сущности государства.

Можно выделить два основных исторических функциональных аспекта, в рамках которых рассматривалось назначение государства.

Согласно первому подходу, государство является силой, служащей интересам общества и личности. Оно возникло ради всеобщего блага и счастья, является результатом естественной потребности человека в коллективном сосуществовании и заключения независимыми индивидами «общественного договора». Государство призвано защищать естественные и неотчуждаемые права человека на свободу действий, распоряжения своим имуществом и личной жизнью, ибо все это определено потребностью сохранения человечества.

С точки зрения другого подхода, происхождение государства объяснялось в рамках марксистской теории, согласно которой оно призвано было обеспечить реализацию не всеобщих, а классовых, групповых интересов. Государство рассматривалось как эксплуататорское, представляло собой орудие проведения в жизнь политики господствующего класса. Государственная политика строилась главным образом на подавлении и угнетении трудящихся, удержании их в повиновении у «власть имущих».

На определенных этапах культурно-исторического развития общества преобладала классовая природа государства. Однако, как показывает история, доминирующим было и остается общесоциальное назначение государства. По мнению И.А. Ильина, оно «состоит в том, чтобы при всяких условиях обращаться с каждым гражданином как с духовно свободным и творческим центром сил, ибо труды и создания этих духовных центров составляют живую ткань народной и государственной жизни… все должны иметь возможность работать и творить по своей свободной, творческой инициативе», при этом (в чем и проявляется основное назначение общесоциального государства) «никто не должен быть исключен из государственной системы защиты, заботы и содействия» [1. С.266].

Каковы бы ни были в историческом прошлом причины возникновения государств: опасность войны, сама война, классовое насилие и т. д. – нынешние цивилизованные государства существуют не для и не на основе классовой эксплуатации. Продолжительное управление обществом только с помощью насилия и угнетения, в конце концов, всегда приводило к разрушению системы государственной власти. «Современное государство основано на компромиссе, и конституция каждого отдельного государства есть компромисс, примиряющий различные стремления наиболее влиятельных социальных групп в данном государстве» [2. С.118].

Из сказанного можно сделать вывод, что базовая функция государства заключается в управлении общественной жизнедеятельностью людей в целях ее упорядочения, сохранения или преобразования посредством удовлетворения наиболее общих интересов и потребностей социальных слоев и групп, прав и свобод граждан.

Однако деятельность людей связана не только с удовлетворением общезначимых стремлений и желаний. В повседневной жизни большинство индивидов занято удовлетворением самых разнообразных частных интересов и потребностей, которые составляют сферу так называемого гражданского общества.

Под гражданским обществом чаще всего понимается независимая от государства и существующая наряду с ним особая сфера общественной жизни, состоящая из различных социальных групп, движений, объединений, культурных, национальных, территориальных и иных общностей и служащая формой выражения многообразных интересов личности. Это общество представляет собой некое единство независимых друг от друга воль индивидов и их групп, взаимодействующих между собой на основе спонтанно слагающихся добровольных соглашений и сотрудничества. Сотрудничество и соглашения между людьми строятся на их взаимном уважении, на вере в то, что каждый свободный человек обладает способностью самостоятельно или совместно с другими, тоже свободными людьми разрешить свои проблемы без административного вмешательства со стороны государственных органов власти и их представителей. Причем если для государства характерно превалирование иерархических связей, вертикальных отношений, основанных на использовании властных ресурсов, то для гражданского общества – горизонтальных, невластных.

В реальной жизни разделение гражданского общества и государства весьма условно, но в науке оно необходимо для понимания механизма функционирования общественной жизни, определения уровня и характера их взаимозависимости и взаимовлияния, пересечения их интересов.

По мнению П.А. Сорокина, данное разграничение общественного организма на различные составляющие играет значительную роль, в первую очередь, в изображении государства не как абсолютной высшей формы общественного устройства, которое подчиняет себе все негосударственные организации и включает их в свой состав, лишь как что-то второстепенное, мелкое, незначительное, а как только одну из многих группировок, не абсорбирующей другие – «общественные» [3. С.77-78].

Можно выделить несколько взглядов на прогрессивное развитие общества через определенные взаимоотношения между государством и гражданским обществом, в основе которых лежит степень вмешательства государства в повседневную жизнь людей. Их можно рассмотреть в трех исторических контекстах:

• вариант подчинения гражданского общества государству, который имел место в до- и после революционной России. «У нас до революции 1917 года, — пишет Сорокин, — были порядки «полицейского государства»… После октябрьского переворота объем государственной опеки населения достиг небывалых размеров… Населению предписывается, как и чем оно должно заниматься, как думать, как верить, во что одеваться, чем питаться, какие газеты читать, какие книги писать, каких ораторов слушать и т.д. Словом, вся жизнь граждан поставлена под опеку государственного недреманного ока» [4. С.52];
  
• вариант сбалансированных отношений между государством и гражданским обществом (развитые страны Запада). Он достигается за счет равномерного распространения власти между различными уровнями и сферами социальной организации общества. «Если государство начинает шататься», необходимо, чтобы «тотчас же выступала наружу прочная структура гражданского общества» [5. С.200], готовая взять на себя обязанности по успешному выполнению тех функций, которое государство, в данный момент и в силу ряда причин, выполнять не может;
  
• третий вариант предполагает, что гражданское общество станет почвой развития гегемонии, которая впоследствии может быть распространена и на государство. В соответствии с этим подходом не государством определяется и обуславливается гражданское общество, а гражданским обществом обуславливается и определяется государство [6. С.35].
  

Наиболее предпочтительным типом современных взаимоотношений между государством и гражданским обществом, скорее всего, следует считать вариант сбалансированных отношений и, как следствие их дальнейшего совершенствования – гегемонии гражданского общества. Данный вид взаимоотношений детерминируется сложностью современного общества, которое, на сегодняшний момент, представляет собой единую и непрерывную организационную систему. Механизмом общественного управления выступает интеграция:

во-первых, управляющего воздействия, суть которого состоит в «достижении запланированного результата»;

во-вторых, самоорганизация, отличительными свойствами которой являются «самопроизвольность, отсутствие единого организующего начала», в основании которой лежат различные цели субъектов общественной системы, достижение которых задает процесс самосовершенствования;

и, в-третьих, организационного порядка, представляющего собой систему с,оциальных норм, целей, связей, которые, с одной стороны, заданы целевым управленческим воздействием, формализованы, закреплены официально, а с другой, систему правил и норм, сложившихся стихийно и представляющих неформальную структуру [7. С.23-24].

В процессе самоорганизации возникают нормы, правила, ценностные ориентации и социальные связи, которые в результате их полезности, целесообразности разделяются большинством участников данного социального процесса и переходят в разряд стабильно действующих, долговременных, повторяющихся. Организационный порядок, в свою очередь, обеспечивает определенную степень стабильности социальной системы, дает возможность экономии управляющей энергии.

Один из крупнейших американских политологов Винсент Остром видит основу построения нового демократического общественного порядка в подлинно самоуправляющемся обществе. Оно, по его мнению, является альтернативой не только автократическому правлению, но и любой централизованной властной иерархии, любой бюрократической системе. Самоорганизация гражданского общества заключается «в принципе построения общества, основанного не на командах и контроле «сверху-вниз», а на процессах согласования различных интересов отдельных людей и их всевозможных объединений» [8. С.13]. Потенциалом такого самоуправляющегося общества выступают: верховенство права, отсутствие монополии на власть, полицентрическая структура принятия решений, правовое регулирование процедур разрешения конфликтов, общая интеллектуальная культура анализа возникающих проблем, другие гражданские навыки, в частности, умение граждан объединяться на основе общих интересов и мирным путем находить оптимальные решения [Там же. С. 15].

П.А. Сорокин также считает, что государство не должно вмешиваться в частную жизнь граждан. Они сами смогут установить наилучшие порядки, если им предоставить полную свободу действий. Тоталитарная же система государственной власти не способна эффективно управлять обществом [3. С.164].

Пророческим и, как никогда, актуальным можно назвать высказывание Сорокина по поводу одного из парадоксов русской революции – НЭПа. «История, — пишет он, — поистине сыграла злую шутку с коммунистами. Она заставила их собственными руками вводить снова капитализм, так успешно разрушавшийся ими. И они увидели, наконец, что коммунизм привел к полному развалу всей хозяйственной жизни, и им стало понятно, что коммунистическая система не в состоянии возродить хозяйство, и что без капитализма нет спасения» [9. С.130] .

Таким образом, рассматривая государство и гражданское общество, как различные слагаемые управления общественной системой, как управляющее воздействие и самоорганизацию и результат их взаимодействия – организационный порядок, можно предположить, что наиболее эффективное социальное управление заключается в определении места и функций каждого из компонента управления, в построении их взаимодействия во взаимосвязи, в единстве их стратегических целей и задач.

Грамотное же управление со стороны государства состоит в том, чтобы максимальный объем целенаправленных управляющих воздействий перевести в ранг общественного порядка, то есть сделать из них совокупность постоянно действующих стабильных связей и норм. При этом реструктуризация данного порядка должна использовать позитивные нормы и связи, являющиеся продуктом самоорганизации гражданского общества, которые способны нести значительную нагрузку в общественном управленческом механизме.

В нашей стране источником подлинной демократии и эффективной рыночной экономики в современных условиях могло бы и должно выступить гражданское общество. Но в условиях переходного периода оно еще находится в стадии становления и развития. Оно еще не имеет реального механизма, способного защитить и провести в жизнь представления, идеи, мнения, потребности, интересы людей, возникающие в процессе их совместной жизни и деятельности, осуществляемой вне рамок и без вмешательства государства. Поэтому государству, продолжающему оставаться доминирующим институтом по управлению жизнедеятельностью общества, следует создавать необходимые условия, и в первую очередь соответствующую законодательную базу, для успешного формирования гражданского общества, способного в будущем выступить одним из факторов социальной стабильности и прогресса.

Однако современная система государственной власти в России, включая многих политических деятелей общегосударственного масштаба, несмотря на постоянную демонстрацию своей приверженности демократическим ценностям, идеалам и провозглашение их в качестве базовых ориентиров развития нашего общества, еще тяготеет к авторитарным методам и средствам социального управления. При этом цели, которые достигаются таким образом, зачастую диаметрально противоположны воле большинства населения.

Поэтому люди не должны надеяться только на то, что большинство их проблем решит и должна решать государственная власть. Системе государственного управления Российской Федерации еще предстоит пройти долгий, но необходимый путь преобразования, прежде чем она начнет приобретать черты правового, с социально ориентированной рыночной экономикой государства.

Гражданскому обществу необходимо проявлять инициативу по самостоятельному решению стоящих перед ним задач, включая и осуществление контроля за деятельностью органов государственной власти. Население может и должно проявлять гражданскую активность посредством участия в выборах представителей в законодательные органы власти, обращения в суд, даже несмотря на то, что часто эти действия не приносят ощутимых, а главное, справедливых результатов. Но самое важное – это желание и готовность граждан самостоятельно справляться с возникающими у них проблемными ситуациями, участие в некой конкретной форме общественной деятельности, способность и умение объединяться для достижения общих интересов, требующих совместных усилий. Именно такой способ формирования и развития гражданского общества, с одной стороны, и постепенная демократизация системы государственного управления, с другой, в конце концов будут способствовать прогрессивному развитию нашего общества.


ЛИТЕРАТУРА

1. Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993. С. 266.
   
2. Кистяковский Б.А. В защиту права (интеллигенция и правосознание) // Вехи. Интеллигенция в России. М., 1991. С. 118.
   
3. Сорокин П.А. Система социологии. М., 1993. Т. 2. С. 77-78.
   
4. Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии. Статьи разных лет // Ин-т социологии. М., 1994. С. 52.
   
5. Грамши А. Избранные произведения в 3-х т. М., 1987-1989. Т. 3. С. 200.
   
6. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3.
   
7. Пригожин А.И. Современная социология организаций. М., 1995. С. 23-24.
   
8. Остром В. Смысл американского федерализма. Что такое самоуправляющееся общество. М., 1993. С. 13.
   
9. Сорокин П.А. Россия после НЭПа // Вестник Российской Академии наук. 1992. № 2. С. 130.
   

Атаян И.М.,

аспирантка ГУГН

ПЕРСПЕКТИВЫ УЧАСТИЯ ГОСУДАРСТВА В ФОРМИРОВАНИИ ИНСТИТУТОВ РЫНКА (НА ПРИМЕРЕ ИНСТИТУТА ТРУДОВОГО ПОСРЕДНИЧЕСТВА)

В России период для формирования рыночных социальных институтов по времени краток. Их регуляционные функции еще не сложились или сильно редуцированы. Рыночные механизмы прививаются медленно. Ученые 90-х гг. видят решение этой проблемы в построении общества смешанного типа, или государственного капитализма [1]. Частная собственность на средства производства и приоритет государства в регулировании экономических процессов, что выражается в социально-ориентированной системе перераспределения производственного продукта, определяют основы смешанного, или открытого общества. Экономической опорой смешанному обществу служит многосекторное хозяйство.

Предпосылкой построения государственного капитализма послужила потребность российского общества в социально ориентированном рынке. Среди предлагаемых подходов к продвижению государства в рынок хотелось бы выделить институциональный. Его примером служит позиция М.Интриллигейтора, американского ученого, наблюдающего за развитием рынка в России, который считает, что государственное вмешательство в рынок должно происходить на уровне институтов [2].

По его мнению, есть публичные и квазипубличные институты, расположенные на стыке социальных институтов Экономика и Политика, а также в их составе. Публичные институты — это институты, которые обеспечивают удовлетворение тех общественных потребностей, игнорирование которых угрожало бы жизнеспособности общества. Это некие саморегуляторы общества, которые могут быть сформированы только государством. К исключительно государственной сфере, по мнению М.Интриллигейтора, должно относиться построение публичных институтов: системы собственности, правовой системы и системы здорового денежного обращения. Кроме того, государство должно создать правоохранительные учреждения для борьбы с коррупцией и монополизацией и систему социального страхования.

Квазипубличные институты — это институты, похожие на публичные, но только по форме. Они тоже обеспечивают удовлетворение общественных потребностей, доступны широким массам, но они не ставят цели защиты общества изнутри, поэтому могут быть по форме собственности не только государственными, но и частными. Это кредитно-банковские учреждения, специализированная реклама и другие информационные услуги. В странах сформировавшегося капитализма квазипубличные институты, многообразием которых определяется зрелость общества, могут быть развиты как государственным, так и частным сектором. Но в России в ситуации стремительного перехода к рынку, по мнению М.Интриллигейтора, они должны быть созданы государством. Эти институты позволяют покупателям и продавцам находить друг друга, и государство, содействуя их развитию, окажет помощь в открытии рынков. Например, следуя логике американского ученого, государство сможет решать проблемы занятости, построив институт трудового посредничества как образующий рынок труда.

Государственное вмешательство в рынок — идея, не лишенная рационального зерна, но вопрос очень тонкий. В социально ориентированном обществе государственное курирование экономических структур неизбежно. Однако опыт НЭПа показал, что простое насаждение государством рыночных образований по природе противоречиво. Рассмотрим рынок труда. Трудовое посредничество — рынкообразующий компонент (без квазипубличного института посредничества нет рынка). В то же время оно является точкой приложения социальной политики. В настоящий момент «трудовой посредник» уже заявил о себе, ознаменовав существование рынка труда. Он представлен на рынке труда альтернативными формами: некоммерческой (государственной и общественной), учреждениями которой являются службы занятости, и коммерческой (частной) — кадровые агентства по подбору персонала.

Так, Федеральной службой занятости в рамках борьбы с безработицей разрабатываются меры, которые могут быть сведены к трем типам действий со стороны государства: 1) создание рабочих мест; 2) трудоустройство через службы занятости на освобождающиеся места в условиях постоянной реорганизации предприятий и учреждений; 3) обеспечение определенной степени свободы экономического поведения населения. И если первый и третий типы в большей мере предполагают развитие многосекторного хозяйства и разработку нормативно-правовой базы, приспособленной к рынку, то второй — попытка формирования государством рыночного квазипубличного института трудового посредничества. Однако государственный посредник в условиях рынка оказывается неэффективным. По данным одного из опросов населения России, только 19% работающих в первую очередь предпочтет обращение в государственные службы занятости в случае потери работы. Безработные же обращаются в службы занятости, как правило, без надежд на трудоустройство и большей частью за бесплатной информацией о вакансиях, которая пополняется неоперативно и неполна, поскольку многие работодатели избегают набирать персонал через государственную организацию. Причина неэффективности государственного посредника — негибкость по отношении к быстро изменяющейся конъюнктуре, которая противоречит природе рынка.

Но даже при слабом функционировании государственного посредника полное делегирование государством частному сектору развитие квазипубличного института трудового посредничества затруднено. В настоящий момент в России частные фирмы, действительно, более восприимчивы к колебаниям рынка, поскольку строятся на коммерческой основе. Но они не способны существенно повлиять на занятость в целом, т.к. охватывают только узкие его сегменты: рынки конкретных профессий и рынки «спецзаказов» — ключевых сотрудников, специалистов высокой квалификации. По данным того же исследования, к услугам частных агентств, в первую очередь, в случае потери работы прибегнут лишь 4% работающих россиян. Основным же способом трудоустройства по-прежнему является неинституциональный — 37% работающих рассчитывают на поиск работы через родственников, друзей и знакомых.

Таким образом, ни отдельно государственный или частный посредник, ни взятые в совокупности, в настоящее время они не выполняют в полной мере регулятивных функций на рынке человеческих ресурсов. Сегментация рынка, развитость отдельных направлений закономерны в ситуации становления рынка. Но уже на этапе его укрепления возникнет вопрос о его выравнивании. При постепенном расширении сфер влияния частных посредников, «захвате рынков», развитие квазипубличного института трудового посредничества будет определяться частным посредником. Уже сейчас это подталкивает к поиску компромиссов в вопросе о курировании. Так, с нашей точки зрения, курирование государством развития квазипубличного института трудового посредничества должно быть мягким. Это выражается в построении партнерских отношений между государственным некоммерческим посредничеством при участии общественных посреднических организаций. Для такого партнерства, безусловно, требуется разработка отдельной программы при участии ученых различного профиля. Но уже сейчас можно выделить, по меньшей мере, две линии партнерства.

1. Формирование совокупной базы данных как безработных, так и ищущих труда, и рассмотрение перспектив обмена кадровыми ресурсами.
   
2. Активная информационная поддержка со стороны государства — содействие проведению комплексных масштабных маркетинговых исследований рынка труда по проблемам общероссийской важности, которые частное агентство охватить не в силах. А) Определение миграционного потенциала, районирование оттоков и притоков рабочей силы. Б) Наблюдение за движением сезонной рабочей силы. В) Возможности применения труда безработных, охваченных структурной безработицей, согласных на переезд. Г) Прогнозирование динамики структурной безработицы. Д) наблюдение за развитием гибких форм занятости как наиболее соответствующих природе рынка, а также других направлений.
   

При подобном союзничестве усилится лоббирование интересов безработных. Трудоабсорбирующий потенциал частного сектора с развитием многосекторного хозяйства будет увеличиваться. Тем не менее известна некоторая предвзятость работодателей коммерческого сектора к статусу «безработный», что усиливает и без того ощутимую дезадаптацию безработных на рынке труда. При трудоустройстве этой категории через коммерческое агентство по договору с государственной службой занятости такая предвзятость имела бы меньше оснований. Кроме того, частные кадровые службы уже сейчас обладают для этого значительно большими ресурсами.

Общая стратегия государства может быть сформулирована так: создание правовых и организационных предпосылок для регионально-отраслевого социального партнерства по вопросам занятости.


ЛИТЕРАТУРА

1. Игрицкий Ю.И. Общественная трансформация в СССР и России после 1985 г.: взгляды и концепции. М.: ИНИОН РАН. 1998.
   
2. Интриллигейтор М. Реформа российской экономики: роль институтов // Экономика и мат. Методы. 1997. Т. 33. Вып. 3.
   

Левашова А.В.,

аспирантка

социологического факультета МГУ

ГОСУДАРСТВО КАК ОБЪЕКТ ПОЛИТИЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РАБОТАХ П.СОРОКИНА

П.Сорокин непосредственно не занимался вопросами теории международных отношений, но его интерес к проблемам возникновения и природы цивилизаций, государств как типа коллективных группировок, условий и структуры коллективного взаимодействия, сущности отношений между Востоком и Западом позволил ему внести значительный и до конца еще не осмысленный вклад в социологию международных отношений [1]. Его разработки по «теории коллективного взаимодействия» и государства, как одной из основных форм такого взаимодействия, представляют весьма существенную основу для переосмысления существующих подходов исследования в социологии международных отношений.

Государственно-центристская модель в теории международных отношений являлась основной на протяжении всего ХХ столетия. Долгое время государство рассматривалось как типичный и наиболее влиятельный международный актор, как основной субъект международного права и как главная форма политической организации человеческих общностей [2]. Примерно с XIX в. на международную арену выходят и с каждым десятилетием все большее влияние приобретают негосударственные участники международных отношений: межправительственные организации, неправительственные организации, ТНК и другие. Общепризнанно, что возрастание их роли и влияния относительно новое явление в международных отношениях, характерное только для периода после окончания второй мировой войны. За последние тридцать лет в литературе по международным отношениям были достаточно глубоко описаны и проанализированы типы государственных и негосударственных акторов, история их возникновения, структура и процесс их функционирования. При этом можно констатировать незначительное внимание к внутренним основаниям появления негосударственных участников на международной арене, теоретическим основам их существования и взаимодействия с государством [3]. Кроме П.Сорокина, эту проблему рассматривали Д.Френкель, М.Каплан, К.Дойтч, М.Уолтц и др. По Сорокину, исследование взаимодействия любых социальных групп (государственные и негосударственные акторы международных отношений представляют собой различные типы социальных групп) определяется тем, что «характер и свойства взаимодействия функционально связаны с характером и свойствами взаимодействующих центров» [4]. Поэтому весьма полезным в данном ключе будет анализ определений и основных сущностных характеристик государственных и негосударственных акторов международных отношений.

Традиционно в качестве основных выделяются три следующих важнейших социологических элемента современного государства: организованный народ, территория, органы власти, обладающие полномочиями над этим населением и территорией [5]. В «Системе социологии» П. Сорокин дает блестящий анализ внутренним основаниям разделения государственных и негосударственных коллективных объединений, что по смыслу близко к позициям социологического подхода в международных отношениях, завоевавшего признание только в последней четверти ХХ века [6].

«Неверно, — пишет П. Сорокин, — во-первых, — что «негосударственные организации входят составными элементами в государственную организацию» и заключаются в ее пределах. Такие коллективы, как католическая и буддийская церковь, как «интернациональное объединение рабочих», как «желтая раса», как «польская национальность», не умещались и не умещаются в пределах государства, а выходят за его пределы… Государство — только одна из многих группировок, остальные — не абсорбируются ею и не совпадают с государственной, каждая из этих группировок – явление sui generis и одна на другую не сводимы. Поэтому нельзя «общество вообще» заменять государством, нельзя, выделив государство, остальные группировки объединять одним термином «общество» и противополагать их, как нечто единое, государству. Так дело обстоит сейчас; так же оно обстояло и в прошлом» [7. С.77-78].

Основываясь на своей теории «основных элементарных группировок», П. Сорокин пытается определить, что отличает государственные коллективы от других социальных группировок. Заметим, что отличительные признаки государства: территория, население и государственная власть, указываемые обычно государствоведами, неудачны. Они не позволяют отчетливо выделить государственные коллективы от других. Основной же характерный признак государства, отличающий его от негосударственных коллективов, усматривают «в наличии суверенной, или первоначальной, или непроизводной власти» [Там же. С.151-152]. Весьма интересно заметить, что по прошествии почти восьмидесяти лет с момента написания П. Сорокиным «Системы социологии» правоведы продолжают в качестве основных признаков выделять именно эти три известных элемента. Сорокин приводит острую критику подобных теорий. «Легко видеть неудачность таких «конструкций». Указание на население, территорию и власть, т.е. правящий центр как на «элементы» государства, не может служить искомым разграничительным признаком, это очевидно: почти все организованные коллективы состоят из этих «элементов». Возьмете ли вы церковь как организованную систему взаимодействия, вы там найдете: 1) население – верующих, «абонентов» церковной системы; 2) территорию, которую церковь занимает своими учреждениями и членами (напр., территория католической церкви обнимает границы Италии, Испании, Португалии, Франции, части Швейцарии, Польши и т.д.); церковную власть, издающую свои законы и регулирующую поведение своих «абонентов», в лице папы, патриарха, синода, со всеми их агентами. То же применимо и к политической партии (население – члены партии, власть – центр, комитет партии, территория – границы распространения данной партии), и т.д.» [Там же. С.152-153].

Подобные «ошибочные конструкции» государствоведов, по мнению П. Сорокина, объясняются концепцией «единого общества», в соответствии с которой полагается, что индивид может быть абонентом только государственной системы взаимодействия, что последняя способна удовлетворить всем его запросам и регулировать его поведение во всех сферах. Отсюда тезис: население – элемент государства; отсюда государство, как монопольная компания, абсорбирующая целиком население. Но индивид – не монопольный объект регулировки государственной власти, он является объектом регулировки и других «властей». Это значит, что и население как совокупность индивидов не является монопольным достоянием «государственного общества». Оно – достояние ряда других коллективов или систем взаимодействия, отличных от государства… Оно – «элемент» всех тех «систем взаимодействия», абонентом коих оно является, и центральные органы коих регулируют, каждый в своей сфере, его поведение [8]. Этот же факт является обратной стороной многолинейности социального расслоения и сложности системы координат, определяющих положение индивида в среде населения.

Не менее интересную критику П. Сорокин дает по отношению к тезису о территории государства. «Обычно думают, что территория принадлежит только государству, что только государственная власть может действовать на пространстве ее территории. Юридическая фикция! – скажем мы в ответ на это. … Да, государственная система локализуется на определенной территории и занимает определенную часть земной поверхности. Но на той же территории, локализуется ряд других систем взаимодействия, которые существуют вне времени и пространства, «абоненты» которых – население живут на земле, учреждения которых имеют материальную природу» [7. С.154].

Многие исследователи усматривают отличительное качество государства в принудительности, его праве использовать силу для контроля своей территории. Отсюда следует, что независимо от своего желания или нежелания индивид с рождения принужден рамками государства. «Когда одна группа лиц может сделать свою волю обязательной для другой, когда личность закрепощается обществом, независимо от своего согласия, то мы имеем перед собою государство, и насколько в данном обществе существует обязательное подчинение одной его воли другой, настолько в него входит государственный элемент» [9]. Но П. Сорокин оспаривает даже этот, как кажется на первый взгляд, неоспоримый сущностный признак государства. «Не является специфической чертой государства наличность принудительной власти, стоящей над населением, и принудительных мер, практикуемых ею для сохранения «государственного порядка». То же свойственно большинству организованных внегосударственных групп. Раз в группе совершилось расслоение на правящий центр и управляемую массу, тем самым правящий центр (будет ли им папа и синод в церкви, центральный комитет в партии и т.д.) – механически оказывается над управляемыми и использует ряд принудительных мер для сохранения единства и порядка группы. Власть и дисциплинарно-принудительные меры, скрытое или явное насилие над членами группы – все это бесспорное проявление принудительных мер со стороны власти внегосударственных союзов. … Принудительность свойственна большинству организованных коллективных единств» [7. С.155-156].

Единственным отличительным признаком государства является суверенность государственной власти или первичность, самоуправляемость последней. «Но и эти признаки, как известно, очень условны. … Есть ряд государств (напр., средневековые государства, «союзное государство» и т.д.) несуверенных. Остается признак первичности власти, ее самоуправомоченности. … Но и этот критерий весьма непрочен. Дело в том, что в истории мы имели ряд коллективов, которые, как, напр., католическая церковь, обладали и суверенной и первичной властью. Такую же роль играл и ряд других коллективов, напр., средневековые цехи и другие сословные коллективы. … Можно с большой основательностью утверждать, что власть внегосударственных коллективов в огромном большинстве случаев создается вопреки государственной власти и вопреки ее противодействию» [Там же. С.156-159]. Это значит, что и признак верховенства, первичности власти не может служить признаком, отличающим государственные коллективы от других, внегосударственных.

Рядом с этим мы можем отметить и другое замечание П. Сорокина о том, что отношения, образующие государственную систему взаимодействия, неодинаковы в разных государственных коллективах или в одном и том же государстве в различные эпохи. Государство не представляет чего-то постоянного и отношения субъектов, образующие эту систему, меняются: государство то обслуживает множество потребностей своих абонентов, то, напротив, сокращает свое обслуживание до минимума. Предполагая совокупность взаимоотношений членов населения величиной постоянной, П. Сорокин делает вывод: чем более развита сеть взаимоотношений, образующих государство, тем менее развиты сети других, внегосударственных систем взаимодействия. Этот тезис весьма полезен при объяснении быстрого роста числа негосударственных акторов международных отношений во второй половине ХХ в. До середины ХХ в. преобладала тенденция к усилению влияния государства, апофеозом которой стало создание тоталитарных режимов. Во второй половине ХХ в. гражданское общество существенно ограничило и урезало прерогативы политических лидеров и государственной бюрократии. Сходную эволюцию претерпели отношения государственных органов с агентами материального производства. Вплоть до середины ХХ в. государство укрепляло контроль в сфере экономики. С появлением ТНК ясно обнаружились пределы его возможностей. Таким образом, можно говорить об изменении отношений между государством, гражданским обществом и негосударственными акторами.

Фактически П.Сорокин предугадал те изменения, которые характеризуют современное состояние международных отношений и выделяются современными учеными как фундаментальные изменения. Это и автономизация деятельности транснациональных акторов, и лояльность индивида нескольким социальным сферам, и попытки государства найти новые формы легитимности. Происходит борьба между государством и негосударственными акторами, что, по сути, предвидел П. Сорокин в своей «Системе социологии»: «Борьба государств с другими государствами, государств с негосударственными коллективами составляла и составляет один из важнейших фронтов на военном поле истории» [7. С.171], и что подтверждается последними международными событиями [11]. Мощным источником дестабилизации становится заимствование государством методов и средств, присущих новым международным акторам. Делая все больше уступок групповой идентификации (и групповой исключительности), идя на уступки и компромиссы во взаимодействии с новыми акторами, государство активно способствует разрушению главных принципов, составляющих саму основу легитимности государства: суверенитета, первичности и принудительности власти и др. [12].

В заключение отметим, что, несмотря на достаточно серьезную критику понимания государства как особой формы коллективного взаимодействия, П. Сорокин не отрицает его права легитимного насилия в рамках определенной территории, исключительного права издания законов и правил, обязательных для всего населения, права наложения и сбора налогов со всей территории. Государство не может иметь одну постоянную форму на протяжении истории, оно трансформируется. Государство не исчезает с политической арены, но предоставляет негосударственным организациям исполнять часть своих функций.


ЛИТЕРАТУРА

1. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М.:1990; Система Социологии, Москва: Наука, 1993. Том 1, 2; Главные тенденции нашего времени, Москва: Наука, 1997.
   
2. Международные отношения: социологические подходы / Рук. авт. колл. проф. П.А. Цыганков. – М.: Гардарика, 1998. С.237; Цыганков П.А., Международные отношения, М.: Новая школа, 1996. С.171.
   
3. Russett Br., Starr H., «World Politics. The menu for choice». Freeman and Co., 3rd ed., 1989.
   
4. Сорокин П. Система социологии. Том 1. С.264.
   
5. Тихомиров Ю.А. «Государство на рубеже столетий» // Государство и Право, 1997, № 2. С.24-25, Russett Br., Starr H., «World Politics. The menu for choice». Freeman and Co., 3rd ed., 1989, p. 57.
   
6. Цыганков П.А., Цыганков А.П. «Межгосударственное сотрудничество: возможности социологического подхода» // Общественные науки и современность, 1999, № 1. С.151.
   
7. Сорокин П. «Система социологии», М.: Наука, 1993. Том 2.
   
8. См. об этом: Парсонс Т. «Система современных обществ». Москва: Аспект пресс, 1997. С.23; Сорокин П., «Система социологии», М.: Наука, 1993, Том 2. С.23.
   

1. Лавров. «Государственный элемент в будущем обществе». Лондон, 1876. С.12-17.
   

9. Кувалдин В.Б. «Глобализация и национальное государство», в кн. «Роль государства в развитии общества: Россия и международный опыт». Материалы международного симпозиума 23-24 мая 1997 г., Москва, 1997. С.112.
   

2. Monde diplomatique. 1998. Fеvrier. P.22.
   

10. Badie B., Le jeu triangulaire. Sociologie des nationalismes / Dir. Birnbaum P. Paris, 1997.
    

Николаев В.Г.

КРИЗИС 17 АВГУСТА КАК МОРАЛЬНЫЙ КРИЗИС:
«Я - МЫ - ЦЕНТРИЧЕСКАЯ» УСТАНОВКА
И ПРОБЛЕМА ДОВЕРИЯ

Одна из главных тем исследований П.Сорокина — кризис нашего времени. Эта тема вписана у него в более широкую тему: динамику суперсистем. Говоря о суперсистемах, Сорокин говорит прежде всего об общих философских (мировоззренческих) посылках, находящих изоморфное выражение во всех сферах социальной жизни. Эти посылки — всегда в некоторой степени моральные посылки. Иначе говоря: в каждом обществе на каждом этапе его исторического пути есть некоторые общие мировоззренческие установки, имеющие моральный характер, и кризисные явления общественной жизни — внешняя проекция этих установок. Идея эта достаточно продуктивная, но для дальнейшего ее развития и углубления полезно переместить ее на более конкретный уровень. В частности, можно взять кризис 17 августа 1998г. (конкретный кризис в конкретном обществе) и рассмотреть ту установку, которая лежит в его основе.

Для осуществления такого анализа можно воспользоваться феноменологическим методом, придав ему в целом нехарактерный культурологический оборот. Общая идея: в каждом обществе на том или ином этапе его развития доминирует некая естественная (наивная) установка, — но не универсальная и абстрактная, а конкретная и определенным образом культурно-структурированная.

В нашем обществе на нынешнем этапе его развития тоже есть такая установка, которая, вероятно, и нашла выражение в том кризисе, который получил определение «кризис 17 августа».

На уровне наивного описания эта установка выглядит следующим образом: «Лозунг нашей жизни в России приблизительно таков: «Интересно только то, что происходит прямо сейчас и про что завтра никто не вспомнит. Все мало-мальски важное и серьезное скучно и обсуждению не подлежит. А после нас хоть потоп». Россия, вообще говоря, живет одним днем. Какой курс доллара сегодня? Где перехватить денег до получки (до сбора налогов, нового займа, выполнения плана пермской фабрикой Гознака и прочее)?» («Коммерсантъ», 3. 02. 1999). Узкий временной диапазон ориентации дополняется аналогичным узким пространственным диапазоном.

Эта установка не универсальна для всех россиян; но она типична. Как типизация она органично входит в наш жизненный мир и в нашу структуру релевантностей (хотя бы как навязанная релевантность). Есть основания полагать, что эта установка определяет социальную атмосферу в нашем обществе. Ее суть: сосредоточение внимания на относительно узких пространственно-временных окрестностях актуального здесь-и-сейчас — и необращение внимания на более широкие пространственно-временные параметры собственных действий.

Эта установка проявляется на разных уровнях индивидуального и коллективного действия: от бытового поведения до государственной политики. Ее проявления изоморфны в силу своего общего источника. Коллективные действия, в которых выражается эта установка, — прямые проекции происходящих из этой установки индивидуальных действий коллективных репрезентаторов.

Для естественной установки вообще характерно, что: (а) непосредственная среда человеческого существования, т. е. жизненный мир, организуется вокруг здесь-и-сейчас как исходной точки; (б) этот непосредственный мир вписан в более широкую пространственно-временную систему координат; (в) здесь-и-сейчас противостоит там-и-тогда, мысленно отделенное от него границей и выходящее за пределы непосредственно актуального мира. Для естественной установки, характеризующей российское сознание, характерен малый радиус непосредственно актуального мира.

Действие индивида организуется из здесь-и-сейчас как точки, в которой он находится. Важными элементами системы релевантностей, на основе которой организуется действие, являются цели, средства, ожидаемые реакции других, ожидаемые последствия и т. п. Для нашего сознания, имеющего описываемую установку, релевантности, принимаемые во внимание, ограничены узкими окрестностями непосредственно актуального мира — и характерно невнимание к миру, находящемуся там-и-тогда.

Постоянное сосредоточение внимания на относительно узких окрестностях здесь-и-сейчас — это и сосредоточение внимания на том, кто в этих окрестностях находится. А в них находится индивидуальное «Я» как источник индивидуального действия, и типизированное «Я» (или различные «мы») как источник коллективного действия. Иначе говоря: естественным сопровождением сосредоточения внимания на узкоактуальных окрестностях здесь-и-сейчас являются эгоцентризмы и различного рода «этноцентризмы» (в самом широком их понимании); а естественным дополнением такого внимания к себе («мне», «нам») является невнимание к «там», «тогда» и «другим», не включенным в перечень типичных групповых идентичностей («мы»). Образно говоря, Россия чрезвычайно богата литературой и литературным философствованием и крайне бедна этнографией (литература здесь символизирует обостренный интерес к глубинам индивидуальной и коллективной, «русской» души, т. е. направленность вовнутрь; а этнография — противоположную ей направленность вовне).

Поскольку указанные «эгоцентризмы» и «этноцентризмы» изоморфны в своей исходной установке, эту установку можно обозначить единым термином: «я-мы-центрическая».

Это как минимум отчасти объясняет характерное для России парадоксальное сочетание крайних форм индивидуального и группового эгоизма с крайними формами коллективизма. Внешние формы индивидуализма и коллективизма — проявления одной и той же установки. Коллективизмы всегда сопровождаются противопоставлением коллектива («мы») остальному человечеству, т. е. тоже могут быть отнесены к групповым эгоизмам.

«Я-мы-центрическая» запертость российского сознания в относительно узких актуальных окрестностях имеет историческое происхождение. В качестве гипотетических ее источников можно назвать жизненный опыт территориальной запертости, который исторически поддерживался крепостным правом, институтом прописки, «железным занавесом» и т. д., а также вынесение стратегического планирования за пределы непосредственных жизненных интересов, которое в советское время поддерживалось перераспределением стратегических проектирований в пользу надындивидуальных государственных институтов.

Вычеркнутость широкого пространственно-временного мира из непосредственной реальности жизненного опыта, невнимание к этому миру, его актуальная нерелевантность благоприятствовали его мифологизации: мифологизации дальнего, прошлого и будущего, — были ее объективной предпосылкой.

В частности, в условиях закрытости советского общества (непроницаемости границ) объектами мифологизации были «Восток» и «Запад». Свобода передвижения, пришедшая с крахом СССР, способствует крушению этих мифов.

В ходе исторического развития сформировалась особая временная структура нынешнего российского сознания.

Одним из исторических факторов ее формирования было христианское мировоззрение, которое утверждало вертикальную связь здесь-и-сейчас («бренного мира») с вечным, вневременным порядком высшего, божественного мира. Ориентация на будущее отрицалась: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом... Суета сует.., все — суета» (Еккл. 3, 1; 12, 8); «Не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы» (Матф. 6, 34).

Секуляризация обыденного мировоззрения разорвала эту вертикальную связь — а вместе с ней и соответствующую стратегическую ориентацию на сверх-актуальное.

Аналогичный разрыв вертикальной связи здесь-и-сейчас с вечностью произошел не только в православных культурах, но и в протестантских; однако в последних он сопровождался перенесением ориентации на сверх-актуальное в горизонтальное временное измерение (секулярное будущее). Само спасение было перенесено в будущее и присутствовало в сознании верующего протестанта как непосредственно живой ориентир. Из здесь-и-сейчас протестанта исходила стратегическая ориентация на будущее, придававшая особенную ценность использования времени («Время — деньги»). В пространственном измерении ей соответствовал географический экспансионизм: именно протестанты были первыми поселенцами в Америке.

В российской культуре аналогичный перенос высшего стратегического ориентира в секулярное будущее не состоялся. На протяжении советского периода такая ориентация была: коммунизм как эсхатологическое окончание истории. Но, во-первых, эта ориентация была в значительной степени навязанной релевантностью, а во-вторых, постоянные переопределения этого стратегического ориентира (скорая победа коммунизма во всем мире, построение коммунизма к 1980 г., развитой социализм, перестройка) и постоянное неосуществление обещаний полностью эту ориентацию подорвали. Вместе с очередным определением («реформы»), которое носит исключительно переходный смысл, будущее осталось неопределенным и вакантным для новых мифологий. Попытки утверждения новой стратегической государственной идеологии в условиях слабого государства и несвязанности этих проектов с обыденными мировоззренческими установками людей оказываются неэффективными.

В этих обстоятельствах сформировалась ситуация, когда единственной надежной областью локализации высшего сверх-актуального «стратегического» идеала стало прошлое. Условием, благоприятствующим успешности такой локализации, является то, что отечественная история на протяжении истекшего столетия многократно теряла свою преемственность, переписывалась и начиналась заново, а также то, что советское прошлое оставило после себя главным образом мифологические продукты, из которых трудно вывести ту объективную реальность, в которой они сформировались.

Таким образом, стратегическая ориентация россиянина, имеющего «я-мы-центрическую» установку, принимает форму ностальгии — воспоминания о прошлом «величии». По данным фонда «Общественное мнение», 54% россиян испытывают ностальгию по брежневской эпохе.

Типичность «я-мы-центрической» установки ставит со всей остротой проблему доверия. Человек без стратегической ориентации актуального поведения, «живущий одним днем» — некредитоспособен. Стены недоверия, вырастающие на почве такой установки, разделяют как «я-центрированных» граждан, так и (после 17 августа) Россию в целом и западных инвесторов. Социальная среда в нынешней России неблагоприятна для стратегических финансовых, интеллектуальных, эмоциональных и прочих вложений. Кроме всего прочего, кризис вскрыл замкнутую «мы-центрированность» российского сознания — нежелание и неумение встать на точку зрения западных инвесторов, склонность к скрытым и неприкрытым угрозам.

Проблема еще и в том, что узкоактуальность поведенческих ориентаций определяет общую атмосферу в обществе: стратегия недоверия становится по крайней мере беспроигрышной, а риски перераспределяются в пользу доверчивых. «Доверчивость» в нашем обществе синонимична «наивности» и «глупости».

Кризис, получивший название «кризис 17 августа», — это по природе своей моральный кризис, кризис доверия, проистекающий из системообразующей «я-мы-центрической» установки и ее производных. Система, построенная на такой общей установке, неустойчива, и 17 августа может оказаться предвестником ее распада. Опасность этого кризиса в том, что он может стать началом либо анархии, либо нового тоталитаризма. Для утверждения последнего, в частности, есть существенные предпосылки: с одной стороны, массовое взаимное недоверие, атомизация индивидов, еще большее ослабление моральных уз, с другой стороны, поиски новой объединяющей мифологии («третий путь» и т. п.), типичная беспринципность политиков, опасная конъюнктурность политических альянсов, а также высокая отзывчивость части населения России к основным постулатам тоталитарной идеологии.