М. А. Мам-лы Издание 2-е, исправленное и дополненное. Печатается по изданию Товарищества кавказского печатного дела, «Каспий», Баку, 1909 г. Предлагаемая читателю книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5

После принятия учения Баба Гурратуль-Эйн с таким эффектом и успехом распространяла и проповедовала новое учение, что почти все слушающие просто гипнотизировались и беспрекословно подчинялись ее воле, от мала до велика, все желали и искали ее приближения и жаждали слушать ее чудные речи.

Видя ее влияние, Шах приказал арестовать ее и не допускать к проповеди и, вообще, видеться с кем бы то ни было: ее держали в заключении у самого полицмейстера Тегерана.

Однажды, когда в дом полицмейстера, по случаю свадьбы, были приглашены и присутствовали жены всех высокопоставленных лиц Гурратуль-Эйн тоже допустили к ним. Она между ними начала проповедовать об учении Баба, мало по малу она собрала почти всех женщин вокруг себя и для них произнесла такие чудные речи, что они забыли совсем о танцах и веселии, совсем привязались к Гурратуль-Эйн и, наверно, долго не могли ее забыть.

Эта знаменитая женщина своего времени была такая выдающаяся личность, что стояла гораздо выше большинства мужчин, как по душевным способностям, так и науке: они никогда и ничего не боялась. Когда ей предложили раскаяться в грехах и больше не верить учению Баба, она даже не обращали на них внимания и оставалась верна своему решению. Когда же убедились, что никакие попытки не помогут тому, чтобы Гурратуль-Эйн отстранилась от нового учения, то, по приговору муштеидов Тегерана, и она была казнена.

Если я буду перечислять всех выдающихся проповедников нового учения, то, боюсь обременить, во-первых, задачу мою, и во-вторых, отдалиться от самой сути дела, а потому я перехожу к главной цели:

В это самое смутное время умирает Персидский Шах Мамед-Шах. На престол его садится наследник его Насыр-Эддин Шах, при котором Великим Визиром и Атабеком1 назначается Мирза Таги Хан. Последний делается впоследствии полновластным хозяином всей Персии, так как сам Насыр-Эддин Шах, по случаю малолетства не вмешивался в дела Государства. Так как Мирза Таги Хан попал на такой пост сразу без всякой опытности, а сам был очень грубый и строгий человек, потому, не видя перед собою никакой преграды, действовал так, как ему заблагорассудится. Горе было тому, кто стоял поперек ему. Для всех провинившихся или заподозренных у него был один прием: казнь и насилие. Никогда ни в чем не спрашивал он позволения Шаха и не советовался с Министрами.

По делу Баба он издал строжайший приказ: «убить и истребить тех бабидов». Он думал, что этим покончится бабидское движение, и он положит ему конец. Но он сделал большую ошибку: бабиды еще больше начали умножаться и делаться смелыми, так как при таких случаях, никогда не следует прибегать к силе, тем более, что вопрос был не простой, а религиозный, при таких случаях всегда после казни и давления противная сторона всегда выигрывала: из истории можно привести бесчисленное множество на это доказательств и примеров.

Рассказывают однажды в г. Кашане (Персия) одного бабида раздели догола, конечно, после разгрома всего, что он имел, посадили на осла лицом к хвосту, замазали лицо, и бороду грязью и, беспрестанно побивая по голому телу розгами, водили по улицам Кашана. Впереди его шли солдаты и били в барабаны. На эту церемонию собралась масса зрителей: и все противники бабизма, кто как мог, мучили его, считая это благим им делом. Там была такая суматоха, крик, шум и гам, что не поддается описанию: одни бросали в него грязью, другие камни, третьи землю, щепки и т. п., вообще, кто чем мог. При этом произносили каждый по своему проклятие. Когда церемония шла близ дома одного богача и влиятельного лица, он в это самое время был занят у себя веселым препровождением времени, вообще он время проводил весело и не знал, что делается вокруг него; о бабидах даже и не слышал. Услышав шум и гам, он вышел на улицу. Увидя эту картину, он был ошеломлен и поневоле начал интересоваться этим делом и, говорят, в конце концов он тоже сделался одним из яростных последователей нового учения. Говорили, что нет сомнения, что если бы он не увидел эту церемонию, то такой человек никогда не заинтересовался бы этим учением и впоследствии не принял бы его.

Получив приказ Великого Визиря Мирза Таги Хана, Губернаторы провинций Персии извлекли из него для себя громадную выгоду, так как этим открывался для них хороший способ для доходов и взяток.

Считая всех бабидов отступниками от веры; конфисковывали, громили их богатства и самих поголовно убивали, не щадя никого.

Проповедники Баба, не зная, как надо было действовать в этом случае, так как не было возможности получить от самого Баба никаких инструкций и сведений, а потому каждый из них начал действовать по своему убеждению. В тех городах и селениях где бабидов было мало, они были убиты и казнены до одного, не щадили ни детей ни стариков и ни женщин; имущество их громилось до иголочки, как правительственными чинами, так и посторонними лицами; каждый уносил к себе все, что мог. Но в тех городах и местах, где бабидов было много, там дело стояло совсем иначе, здесь и бабиды без сопротивления не сдавались.

В г. Барфруше, в Мазандаране, когда народ и войско хотели напасть на бабидов, они оборонялись, а потом и вели наступление. При этом с обеих сторон было убито 6 — 7 человек. В этом наступлении впереди бабидов шел Молла Гусейн Бишруи. Как он сам, так и остальные бабиды громко кричали: «Аллаху Акпер». Увидя такой натиск бабидов, правительственные войска и народ разбежались и, кроме убитых, никого на поле битвы не оставалось. Когда дело приняло такой оборот, тогда почтенные ханы и горожане пришли к заключению, что надо послать депутатов к бабидам и просить их оставить город и выехать куда-нибудь: в сопровождение им, для безопасности, предложили войска. Бабиды, приняв их предложение, в сопровождении солдат, покинули город, а когда вошли в чащу леса, то вдруг по ним был сделай залп заранее спрятанными там солдатами, которым стали помогать и сопровождавшие бабидов солдаты; во главе солдат стоял и командовал Хосров-Хан.

Увидя измену, бабиды, которыми руководствовали Молла Гусейн Бишруи и Мирзали Фатали Мустафи, со злостью и яростью, с криком «Аллаху — Акпер», бросились на солдат, отбросили их, поймали предводителя Хосров-Хана и убили его. После сражения по приказу Молла Гусейна, громко был произнесен «азап» (призыв). Услышав это, все бабиды собрались в кучу. Тогда Молла Гусейн им объявил, что надо, не теряя времени, занять близ стоящую крепость, находящуюся около могилы Шейх Табарси. Тогда они массою направились туда и заняли ее; через несколько дней в эту же крепость вошел и присоединился к ним и Мирза Мамед-Али Мазандари с Мазандаранскими бабидами. Всех вместе насчиталось 313 человек, из коих только 110 человек умели владеть оружием, остальные все были из ученых, которые всю жизнь провели над книгами и никогда не брали в руки оружия.

К этой крепости было выдвинуто войско; командующим был принц Мехти Кули Хан Мирза, а начальник отряда был Аббас Кули Хан Лариджани; они четыре раза вели на крепость штурм и каждый раз были принуждены к отступлению, с большой потерею, а в последний раз бабиды настолько преследовали их, что дошли до их бивуака, где все палатки, провизию и пороховые склады предали огню. В эту самую ночь от пожара на поле битвы было светло, как днем, а начальник отряда сам сидел на ветке дерева издали наблюдал за крепостью и за действиями бабидов; в это самое время вышел из крепости верхом Молла Гусейн Бишруи, а несколько бабидов пешком шли вокруг него. Начальник отряда Аббас Кули Хан, дав им приблизиться, открыл по Молла Гусейну огонь и уложил его, остальные бабиды моментально схватили тело своего любимого вождя и понесли в крепость, и там, горько оплакивая, предали земле. Несмотря на смерть вождя, бабиды и не думали сдаваться и дрались так же отчаянно, как раньше. После долгой осады командующий войсками принц прибег к хитрости, послал к бабидам гонца с поручением, что желают окончательно мириться. После переговоров было принято, что ни войска, ни парод не будут убивать и притеснять бабидов, они могут жить мирно и спокойно, везде, где им угодно, как живут остальные персидско-подданные; для умиротворении сторон, как командующий принц, так и вожди бабидов дали друг другу честное слово и перед Богом и Кораном приняли присягу. Бабиды этому миру были очень рады, так как в последние дни они только питались водой, даже шкуры и кости лошадей ими были съедены. После мира принц велел приготовить обед и всех бабидов пригласил пообедать у него, в знак окончательного прекращения кровопролития. Бабиды сложив оружие, мирно подошли к местам расположения войск и их повели в открытое поле, где был подан жирный и вкусный обед. В то время, как они были заняты утолением голода, вдруг со всех сторон по ним был открыт сильный ружейный огонь, и в два-три залпа убили почти всех их.

Некоторые из бабидских историков, самооборону бабидов описывают как чудо, так как никогда не владевшие оружием, так чисто геройски защищались; а некоторые возражают, говоря, что они поставлены были в такое положение, и иначе не могли и действовать, так как кругом были окружены и не имели другого выхода. Как бы то ни было, бабиды в вышесказанном сражении показали себя героями.

Такое же сражение было между бабидами с одной стороны и войсками с другой в г. Занджане и Нейризе. В Занджане во главе стоял Молла Мамед-Али Муштеид, а в Нейризе Сеид Яхья Дараби. И в этих двух пунктах бабиды были окружены солдатами, как в Шейх-Тарабарси, и делали отчаянные вылазки и даже убили некоторых начальников отрядов, и здесь, как там, были вовлечены в обман и, надеясь на честное слово и присягу, положили оружие, после чего были обезоружены и убиты до единого человека. Если буду в точности передавать все сражения, бывшие в Занджане и Нейризе, то, во-первых, они не входят в программу этой маленькой книги, а во вторых, не хочу утомить почтенных читателей. В салили разгар Занджанского сражения Верховный Визирь Мирза Таги Хан решил казнить самого Баба, думая, что этим возможно положить раз и навсегда конец всему бабидскому движению, а потому даже и не посоветовавшись ни с самим Шахом Персидским, ни с другими Министрами, предписал Наместнику в Азербайджане Принцу Гамза-Мирзе немедленно публично казнить Баба.

Принц Гамза-Мирза, не желая исполнить этот приказ, уклонился и свой отказ мотивировал следующим образом: казнить Баба дело легкое и исполнить его всякий сможет; я ожидаю, что Великий Визирь поручит мне войну с Афганистаном, или даже и с Россией, или Турцией, а потому я отказываюсь от такого простого поручения, возложенного на меня, которое роняет мое достоинство. Свой отказ принц передал брату Великого Визиря Мирза Гасан Хану, который служил также в Тавризе, а он с своей стороны послал его Великому Визирю.

Сам Баб как будто знал, что на днях его будут казнить, а потому он, собрав все свои бумаги и переписку, уложил в сундук, куда положил также свое кольцо и письменный прибор и запер на замок. Ключ от замка с сундуком и письмом передал одному из своих старейших учеников — Молла Багиру — для передачи Молла Абдул Кяриму Казвини. Молла Багир нашел Молла Абдул Кярима Казвини в г. Куме и вручил ему сундук с письмом и ключем. Когда Молла Абдул Кярим прочел письмо, то узнал, что ему предписывается сундук доставить Беха-Улле, из содержания письма он только это передал присутствующим, но еще что было написано в письме он никому не сказал. Присутствовавшие бабиды сильно приставали, открыть сундук и показать им находящиеся в сундуке вещи; чтобы успокоить их, он открыл сундук и вынул оттуда синюю бумагу, исписанную посредине мелким почерком в форме человеческого тела, так как строки были очень близки, а буквы мелки, то если не присмотреться хорошо, то казалось бы черное пятно наподобие человеческого тела. Прочитав содержание этой бумаги нашли 360 похвал на славу Беха-Уллы.

Молла Абдул Кярим все присланное доставил Беха-Улле.

Великий Визирь Мирза Таги Хан, получив письмо брата своего Мирза Гасан Хана из Тавриза, в котором был изложен мотив отказа принца Гамза Мирзы, отдал второй приказ на имя своего брата, причем добавил, чтобы он заранее заручился письменным приговором о смертной казни Баба от Муштеидов г. Тавриза, а потом бы привел этот приговор в исполнение.

Мирза Гасан Хан сейчас же, после получения письма, заручился смертным приговором Баба от муштеидов и, для приведения его в исполнение, велел Урмийскому айсорскому полку двинуться во двор Сарбаз Хана. Одновременно приказал своему Ферраш-Баши, Баба без чалмы и кушака доставить туда же с 4-мя учениками и поместить в одной из маленьких казарм, которую необходимо окружить 40 айсорскими солдатами, что и было исполнено немедленно.

На другой день Ферраш Баши, со смертным приговором в руках от муштеидов: Молла Мамеда Мамагани, Мирза Багира, Молла Муртуза Кули и др., прибыв в казарму, передал приговор генералу Сам-Хану, командующему Урмийским айсорским полком, которому предписывалось немедленно привести приговор в исполнение; для этого с наружной стороны сверху в рамке двери той казармы, где был помещен Баб, забили большой железный гвоздь, на который привязали две веревки, потом привели Баба и одного ученика его Ага Мамед Али и каждого из них повесили на одной из этих веревок, причем петля, к которой был привязан Баб, была выше петли, к которой был привязан Ага Мамед Али, а так как они были близки друг другу, то голова последнего очутилась как раз на груди Баба. Все крыши, откуда видна была Сарбаз Хана, а также прилегающие к ней улицы были битком набиты народом.

Солдатам дан был приказ выстроиться в 3 ряда и выстрелить в повешенных. Прежде открыл огонь первый ряд, за ним второй, а за ними третий. Когда рассеялся дым, то все увидели, что повешенные не находятся на местах, потом увидели ученика Баба Ага Мамед Али стоявшим совершенно невредимым у виселицы, а сам Баб также невредим — сидел в казарме у другого своего ученика и секретаря Ага Сеид Гусейна.

После переполоха — вторично они были приведены к виселице и опять повешены, это было 28 шабана 1266 г., т. е., в 1850 году, но на этот раз генерал Сам-Хан (христианин) наотрез отказался от стрельбы, мотивируя тем, что его очередь прошла. Тогда велено было отряду из полка Хамса выстроиться и расстрелять повешенных. Начальник отряда Агаджан-бек моментально скомандовал и вторично открыл огонь по повешенным. Все это время, пока приготовлялись, Баб говорил разные речи, кто стоял близко и понимал по-фарси, тот понимал, что он говорит. После вторичного расстреливания, тела: Баба и его ученика нашли совсем изрешеченными, за исключением лица Баба, в которое не попала ни одна пуля, только лицо было немного поцарапано во время навешивания на петлю. Тотчас же сняв тела их с виселиц, отвезли за город и бросили около оврага и приставили к ним караул. На второй день русский консул с художником приехал туда и снял с их тел портрет. На вторую ночь когда караулы спали, бабиды, улучив минуту, тайком унесли тела Баба и его ученика; когда проснулись караулы и не нашли убитых, то для оправдания себя распространили слух, что тела убитых съедены зверями. Эта весть очень понравилась муштеидам, и они с радостью и восторгом говорили следующее: «Вот вам последнее доказательство; если бы они были хоть святые, не то, что избранники Бога, то и тогда бы звери не съели бы их, ибо звери никогда не тронут тела святых лиц». На самом же деле это было при следующих обстоятельствах: после того, как сам Баб свои вещи и бумаги разослал, то бабиды почти знали, что Баб будет казнен, а потому они были готовы к этому. На второй день, после казни, Сулейман Хан, сын Яхья Хана, который был одним из ярых последователей Баба, и вместе с тем и из хорошей Ханской фамилии Азербайджана, приехал со своими всадниками в Тавриз и остановился у Калантара (полицмейстера) г. Taвриза. Последний был его друг и при том интернационалист, к последователям ни одной веры или секты он не питал вражды, а потому все его любили. Сулейман Хан, по секрету, ему передал, что он ночью с несколькими другими бабидами, во что бы то ни стало, унесет тела Баба и его ученика, хотя бы даже потребовалась человеческая жертва. На это Калантар сказал, что поднимать тревогу не надо и успокоил его что он сам это иначе устроит. Для этого позвал он одного из своих приближенных Гаджи Аллах Яра и велел в эту ночь непременно доставить тела Баба и его ученика. В эту же ночь это было исполнено, и тела были переданы Сулейман Хану, который в ту же ночь доставил их в селение Милан и зарыл в шелковой фабрике одного Миланского бабида, на второй день там же похоронили их в сундуке. Через некоторое время, по распоряжению из Тегерана1, тело Баба было унесено из Азербайджана, но неизвестно куда.

В этих 1266 и 67 гг., т. е. 1850 г., в Персии бабидов начали уничтожать с такой неудержимой силой, что даже пострадали и не бабиды), кого только чуточку подозревали в склонности к бабидскому учению беззащитно убивали. Более 4000 бабидов были перерезаны и множество детей и вдов, оставаясь без крова и пищи, умерли голодной смертью, а все это было лишь благодаря желанию и безапелляционному решению Мирза Таги Хана — Верховного Визиря, который никогда ни с кем не советовался и поступал по своему усмотрению. По его мнению, он этим уничтожением бабидов может положить раз и навсегда конец учению Баба. Но через некоторое время дело вышло совсем на оборот, т. е. бабиды стали прибавляться, и их учение более стало распространяться. Раньше это учение было известно лишь в Персии, но теперь оно перешло и в другие страны; боязнь и испуг перешли в убеждение и, самоотвержение; мучения и гонения — в преданность и влечение, и все, что ни случилось, было причиною еще больших толков, еще более стали интересоваться и присоединяться к бабидам. От неправильного поступка Верховного Визиря это учение еще более окрепло и начало еще более пускать корни. Раньше на это не обращали внимания, теперь оно стало самым важным и жгучим вопросом, таким, что из других стран начали приезжать в Персию для наведения справок. Фактически доказано, что давление служит еще большому распространению, а воспрещение — откровенности; корень дерева находится в недрах, если отрезать ветви, то, без сомнения, вырастут другие. В других государствах на подобные дела, когда бывают, никогда не обращают внимания, а потому они замирают в начале же. До сих в Европе много чего бывало, что могло тревожить людей иметь плохие последствия, от необращения внимания они заглушались так-же скоро, как появлялись. В Персии же вышло наоборот, дело дошло до того, что один покушался на жизнь Шаха, но безрезультатно: этот необдуманный шаг бабида немного попортил блестящие подвиги бабидов и оставил на них в истории черное пятно. Дело это было таково: когда Баб жил в Азербайджане, некто Садых, приняв учение Баба, пошел к нему. День и ночь находясь при Бабе, он служил ему и был крепко предан ему. После того как Баба в Тавризе повесили и убили, этот преданный и влюбленный душою Садых, не имея никаких сведений о причине казни Баба, которая состоялась лишь по воле и необдуманному решению Верховного Визиря и, думая, что во всем этом виноват сам Шах, решился за это ему отомстить. Для этой цели безумец пришел в Тегеран. Так как Шах в это время был в Шимранах (дача), а потому со своим товарищем отправились туда. 9-го июля 1850 г. при выезде Шаха он открыл по нему огонь из пистолета, набитого вместо пули дробью, по его мнению самым верным средством покончить сразу. Но, конечно, Его Величество Шах от этого нисколько не пострадал. После этого случая в Персии началась неописуемая резня бабидов. С того времени по сие число бабиды всей силой стараются смыть с себя пятно это — все же это не удается. Когда они рассказывают о возникновении бабизма и доходя до настоящего случая, им становится жутко и неловко, и с поникшей головой изъявляют они ошибку этого сумасшедшего Садыха. Сразу после покушения на Шаха, правительство без суда и следствия, убило всех, кого находило, но потом, придя в себя, после первого гнева начало по этому делу производить следствие.


БЕХА-УЛЛА

Все проповедники Баба спрятались кто где мог, так как вначале подозревали всех бабидов в соучастии в покушении на жизнь Шаха. В это самое время Беха-Улла, по случаю жары жил в селении Акдже (дача, и первая станция от Тегерана). Брат Беха-Уллы Мирза Яхья, переодевшись дервишем, взял кашкул и табар (дервишские принадлежности), убежал в горы и пустыни, но Беха-Улла без всякой боязни и тревоги приехал в Тегеран, а потом в Шимран, на место расположения дворца Шаха. Как только увидели Беха-Уллу сейчас же он был арестован, заключен в одну комнату и целым полком солдат был окружен со всех сторон. После нескольких дней его пребывания там и взятия всех его показаний о невиновности всех бабидов, он был отправлен с солдатами в Тегеран и помещен в главную тюрьму. Здесь надели на его руки и ноги кандалы, а на шею привязали цепь и поместили в сыром земляном подвале, с одной только дверью. — По приказу ферраш-баши Шаха, Хаджиб Довле, который был очень строг и требователен, с Беха-Улла обращались очень жестоко. После долгого наведения справок и производства следствий, под личным наблюдением Шаха, во время которого допрашивали и Беха-Уллу, он всегда показывал следующее: «сам факт покушении доказывает, что покушавшийся был человек ненормального ума и действовал лично по го своему убеждению, иначе бы как объяснить заряжение пистолета дробью которым он стрелял в Его Величество, если бы это было по приказу проповедников Баба, то это покушение не было бы так необдуманно», Дальнейшее следствие по этому делу доказало, что действительно Садых действовал по собственному своему убеждению и никто его к этому но заставлял, бабиды и проповедники, следившие за следствием этого позорного дела, когда узнали что, благодаря Беха-Улле доказано, что остальные бабиды в это дело не вмешаны, вздохнули свободно. Шах же, убедившись в непричастности других лиц к делу этому, издал приказ, коим предписывалось освободить всех, кто арестован по этому делу, кроме, единственного виновника всего дела, Садыха и признать всех по суду оправданными.

В 1851 г. Беха-Улла был освобожден и он нашел все свое имущество разгромленным до иголочки. Узнав об этом, Шах хотел из своего достояния заплатить убытки Беха-Уллы, для его утешения, но так как убытки Беха-Уллы были гораздо больше предлагаемой суммы, то Беха-Улла отказался получить предлагаемую сумму, но взамен этого попросил ІІІаха отпустить его в Кербалай — Турцию на богомолье. Через несколько месяцев, с разрешения Шаха и Верховного Визиря, Беха-Улла, в сопровождении Шахских всадников, перешел границу Персии и выступил в Турцию, приехал в святые места Кербалай и Наджаф.

После казни Баба и его многих проповедников, письма и рукописи Баба попали в руки разных посторонних лиц. Некоторые из них представляли разъяснения из Корана, некоторые были молитвы, обращенные к Богу, некоторые были доказательства о необходимости существования Всевышнего и Всезнающего Бога, некоторые советы, как надо вести жизнь на сем свете, сводящиеся к тому, чтобы не предаваться страсти, а идти по стопам избранников Бога. Больше же всего он указывал на то, что не считал свое дело оконченным и предоставлял его в полное благоусмотрение того лица, которое скоро проявит себя, которого он считал идеалом своего дела, и учил своих последователей быть вполне готовыми к его встрече. Про свое учение он говорил: «я из этой великой книги объяснения являюсь одной буквой и из этого моря откровения одной каплей». По его словам, лишь тогда проявится цель его учения, когда проявит себя тот, кого он восхваляет, после же его проявления укрепится и распространится во всем свете настоящее учение, и тогда только можно считать дело сие законченным, а это случится в сумме букв «Беадгин», что составляет 1269 год хиджры и сбудется сказанное в Коране, что «людям кажется, что горы стоят, на самом же деле они движутся точно облака» словом, Баб своим языком так восхвалял не проявившего еще себя лица, что достижение до него он считал Божией милостью и его искание он считал самым высоким познанием откровения Бога и человечество он считал лишь тогда достигшим высоты своего положения, если они повинуются ему во всем беспрекословно. Сам Баб мысленно был так занят им, что когда был еще в Чахрике, одно воспоминание о нем: — «темные ночи кажутся мне светлыми и свое заключение в темнице я считаю Божьим даром». Он был почти влюбленным в то лицо, которое еще не проявило себя; все последователи его, им были поставлены в ожидании того лица, которое еще не проявило себя. Баб в своих посланиях назвал город Тегеран святым городом.

В то время, как Баб начал впервые говорить о своем учении, в Тегеране жил молодой человек, сын бывшего министра, Мирза-Гусейн Али (Беха-Улла) и он слыл одним из свободомыслящих, энергичных и честных людей; по положению и воспитанию, он был светским и духовным. Он еще с малолетства высказывал большую способность к осведомленности, родные и знакомые смотрели на него как на выдающееся существо и ожидали от него какую-нибудь услугу Правительству Шаха. Но он, к сожалению, не пошел по стопам своих родных и предков, всегда бывших Правительственными чиновниками; он не хотел иметь при дворе Шаха почета, он считал этот почет и уважение не вечными. Его способности и энергия обратили на себя внимание общества, все смотрели на него с удивлением. Несмотря на то, что он не прошел никакой школы, но в собраниях и обществах произносил он такие новые и удивительные речи, что все приходили в недоумение. Когда между учеными Тегерана возникал какой-нибудь спор, то его мнение имело решающее значение; все ученые считали познания его сверхъестественными. Он носил, как его предки, на голове волосы и шапку, а так как не брил волосы, не носил чалму, поэтому никто не мог смотреть на него, как на духовное лицо, как не могли считать его и чиновником по образу его жизни. Когда распространился слух о Бабе, заметили в нем симпатию к Бабу. Несмотря на свою молодость, он стал доказывать членам своей фамилии верность учения Баба, а потом он в Тегеране стал денно и нощно произносить проповеди об учении Баба, увенчавшиеся большим успехом. Для этой же цели он поехал в Мазандаран.

Здесь Беха-Улла в собраниях, в обществах и даже в медресе (училище для взрослых) произносил речи, проповедуя учение Баба. Слушавшие его невольно поддавались его влиянию. Его речи так проникали в душу слушателей и заставляли их повиноваться, что они массами присоединялись к учению Баба. После его речей многие от мала до велика так убеждались в верности его речей, что великим счастьем считали для себя умереть за это учение, что впоследствии и доказали. Между многими, которые через него приняли настоящее учение, был и муштеид из Нура, который был одним из известных и влиятельных духовных своего времени. В своих речах Беха-Улла доказывал духовенству, что бывшие до того между ними науки действительно бесполезны и недостаточны, а потому предлагал им для познания истины воспользоваться разъяснениями из настоящего учения. Потом им объяснил, что такое бывшее между ними предметом спора буква «алиф» (первая буква арабской азбуки) и «нуктэ», то есть точка. Речи и проповеди Беха-Уллы в Мазандаране принесли большую пользу делу Баба, так что многие из ученых и духовных перешли в новое учение. Это, конечно не понравилось противникам учения Баба, поэтому мало-помалу дело стало принимать острый оборот и, в конце концов, дошло до известного нам уже Барфрушского дела, кончившегося при крепости Шейх-Табарси.

В то время, когда еще Беха-Улла с успехом распространял это учение, главный муштеид Молла Мамед из Кишлага послал к Беха-Улле в Hyp своих двух близких помощников, для ведения с ним при обществе открытой беседы, и доказательства ему и окружающим его ложности, неверности учения Баба. Когда они прибыли и несколько раз побывали у Беха-Уллы и послушали жгучие и сильно действующие на душу проповеди этого молодого человека, они не нашли ни слова возразить ему и, беспрекословно приняли новое учение, предпочли сделаться проповедниками Баба — настоящего учения, предпочли переносить всякие лишения и обиды, чем пользоваться почетом и уважением в кругу почтенного и главного муштеида. Они обо всем этом посещении известили и самого Муштеида. После этого Беха-Улла сам поехал в Кишлаг и повидался с самим муштеидом. Тот слушал Беха-Уллу без всякого возражении; когда же парод потребовал от него ответить Беха-Улле, он сказал, что «истихара» (способ гадания из Корана) не позволяет ему сейчас возражать Беха-Улле, но он ему ответит после. Народ же, думая, что Беха-Улла прав, и проповедуемое им учение верно, и главный муштеид не нашел слов возразить ему, поэтому они массами приняли учение Баба. В это самое время умирает Шах, Беха-Улла переезжает в Тегеран. Он вел с Бабом переписку через известного уже нам Молла Абдул Кярима Казвини, очень близкого к Бабу лица; эта переписка держалась от всех втайне. Беха-Улла был известен, как глава бабидов. После восшествия на престол Насыр-Эддин Шаха верховным Визирем которого сделался Мирза Таги Хан, Беха-Улла с Молла Абдул Кяримом пришли к такому решению: так как Мирза Таги Хан Великий Визирь, с духовенством, решили добиться путем резни и погрома уничтожения бабидского учения, а потому несомненно и самого Баба и всех его проповедников, в числе которых находится и Беха-Улла, перережут, а для того, чтобы не был убит Беха-Улла, в руках которого должно остаться управление начатого Бабом учения, а потому решили распространить слух, что тот, кто после Баба будет управлять делами его, тот находится в отсутствии и вне бабидов, и будет присылать инструкции для бабидов о том, как они должны поступать в будущем. Бросили жребий, кто должен быть этим лицом, и жребий пал на младшего брата Беха-Уллы (Мирза Яхья), воспитанного самим Беха-Улла. Это решение немедленно послали Бабу, который одобрил его. А потому Мирза Яхья, переодевшись дервишем, как уже нам известно, пустился в бегство и жил под другим именем, то здесь, то там, а про него распространили слух, что он самый главный сподвижник всего дела Баба, а потому имя Мирза Яхья в короткое время стало известно во всей Персии. Такой хитрый прием очень помог делу. Правительство и духовенство стали искать Мирза Яхья. а сам Беха-Улла остался в покое, хотя он-то и был самым главным лицом в деле Баба. В то время, как всех попадавших в руки Правительства бабидов убивали, Беха-Улла лишь был арестован и впоследствии, с позволения Шаха и Визиря переселился в Турцию.

Живя в Багдаде, в первый день Мохаррама месяца 1269 г., хиджры, т. е. 1853 году, по указанию Баба в его книгах, то есть в сумме букв слова «беадгин» Беха-Улла переменил свое направление и провозгласил себя тем лицом, о котором предсказывалось во всех пророчествах Баба. Эта весть с быстротой молнии пронеслась во всех кружках бабидов. Некоторые из бабидов, хорошо знающие Беха-Уллу, поверили ему, некоторые воздержались, а некоторые бабиды прямо восстали против него, обвиняя его в самозванстве. После годичного пребывания в Багдаде, между бабидами, и после провозглашения себя Воплощением Бога, Беха-Улла, оставляет свое семейство, родных и знакомых и уходит в другие страны и около двух лет не дает о себе знать, а потому никто из бабидов не знает о его местопребывании. Беха-Улла все это время провел в Курдистане. Большую часть этого времени он жил на вершине горы под названием «Сар Келу», которая была удалена от заселенных мест; изредка же приходил по пути в местечко Сулеймание. Курдистанцы увидя Беха-Уллу доложили об образе жизни его здешним духовным лицам, которые, в свою очередь, тоже хотели узнать что он за личность. Когда стали его расспрашивать, то из его разговоров нашли, что он один из хороших ученых, а потому стали его спрашивать о непонятных для них вопросах, на которые Беха-Улла отвечал и удовлетворял их: поэтому все стали обращаться с Беха-Уллою вежливо и оказывать ему почести и услуги. Вскоре весть о Беха-Улле распространилась по всему Курдистану, потом и в Багдаде. Когда бабидам Багдада стало известно местопребывание Беха-Уллы, то несколько человек из них пошли за ним, нашли его и умоляли возвратиться опять в Багдад, на что Беха-Улла потребовал согласие большинства бабидов, живущих в Багдаде. Когда же это желание Беха-Уллы было исполнено, то он возвратился в Багдад.

Хотя бабиды терпели неописуемые гонения и лишения, кончившиеся даже казнью Баба, но все таки противники их не унимались и не переставали преследовать бабидов, хотя большинство из них не знало даже главной цели учения Баба; многие увлекались лишь одним именем Баба, считая его еретиком. Гонения и притеснения же противников Баба еще больше убеждали верующих лиц в правильности учения его. Сам же Баб, будучи во все время своей деятельности заключенным в темницах, причем не допускали к нему никого, а также и по случаю кратковременности своей деятельности, не мог в полности передать своим верующим все свое учение, а потому бабиды большею частью поступали в вопросах жизни так, как каждому из них заблагорассудится, последствием чего вышли многократные столкновения с противниками их, кончавшиеся большими человеческими жертвами с обеих сторон.

Но когда выступил Беха-Улла, он всей силой восстал против воинственного духа, охватившего уже многих бабидов, он учил и требовал, чтобы все бабиды были воодушевлены Божественным духом, были смиренными, рассудительными, деликатными и всепрощающими. В короткое время Беха-Улла успел заставить бабидов бросить воинственный дух и подчиниться Божественному духу, а потому они вполне успокоились. Бабиды и Правительству доказали, что они работают чисто по духовному направлению, не вмешиваясь ни под каким видом в политические интриги, что они желают искоренить путем духовных проповедей существующее в Персии зло, посеять мир и спокойствие и стараются всячески служите человечеству.

Новый свет, пролитый Беха-Уллой на учение Баба очень понравился проповедникам Баба и его последователям, они стали поступать по указаниям Беха-Уллы и, с великим и нескончаемым терпением, стали переносить все лишения, гонения от своих противников. Увидя действительную мученическую их жизнь, впоследствии правительство начало защищать бабидов. Но духовенство, хотя и не имело повода обвинять бабидов в антиправительственных замыслах, так как образ жизни их был самый спокойный, но зато еще больше обвиняли их в антиисламизме, они хотели поэтому, опять таки мучениями и гонениями, заставить бабидов переменить свои понятия и убеждения. Хотя силой можно многое сделать, но нельзя заставить думать и мечтать людей так, как сам желаешь, даже человек сам себя не может заставить думать так, как его заставляют, в сердцах людей властвует лишь Бог. В течение 65 лет ничего антиправительственного и антипатриотического от бабидов замечено не было, несмотря на то, что число их прибавилось гораздо больше, чем было, а муштеиды не переставали требовать от своих прихожан, во имя добродетели и угождения Богу, убивать, гнать и мучить бабидов, которые смиренно, без ропота и сопротивления, сдавались в руки своих противников и бывали казненными публично. Такие казни и, вообще, гонения и притеснения их оказывали им большую услугу в распространении их учения. Рассказывают, что одного бабида некто из противников хотел убить, — с этой целью он выслеживал его: бабид же узнав об этом, не вытерпел, при встрече первым бросился на своего гонителя и поранил его. Эта весть удивила всех, так как таких поступков в последние годы от бабидов не видно было; раненный отправился к начальнику того города и, в отомщение, требовал избиения всех бабидов. Между тем, поранивший его, бабид от испуга убежал, но был пойман и заключен в Гамалане. Так как он был из бывших духовных, а потому противники его и бывшие коллеги непременно требовали его смерти и публичной казни. Обыскав его, нашли в карманах письмо Беха-Уллы к нему, где советуется ему прощать виновных, искоренить из сердца желание мести, не подчиняться своей страсти. Между прочим в этом письме были следующие фразы: «Бог не любит смутников. Лучше быть убитым, чем убивать. Если будут притеснять, обратись к помощи власти и народного суда, но еще лучше прощайте и поручите его Всевысшему Судье, ибо так поступают преданные и верующие. Клянусь жизнью! Для меня темница не мучение, а мучения для меня лишь поступки тех, которые приписывают себя к нам, но подчиняются дьяволу. Некоторые из верующих, которые подчинились страсти и бросили наше учение, и предались злодеяниям и земным страстям, они не бехаисты, а те бехаисты, которые во всем подчиняются Богу. Да будет слава тому, кто украсил себя узорами вежливости и учтивости, так как украсившие себя, помогают делу Бога своими добрыми деяниями». Когда начальник края прочел письмо Беха-Уллы, то позвал к себе заключенного бабида и сказал ему: «если послушаться ваших законов, то и тогда вас следует наказать»; на что он ответил: «Если во всем подчиняетесь учению Беха-Уллы, то я с великим удовольствием согласен, чтобы вы меня наказали и изрезали бы на куски». Этот ответ понравился начальнику, и он отпустил его на волю.

Беха-Улла все усилия свои употребил на то, чтобы его последователи старались быть обходительными, просвещались бы лучами науки и ремесла, не знали бы разницы между людьми, не различая веры и национальности, жили бы мирно, воспитывали бы всех — своих детей, не ленились бы в заработке для пропитания, старались бы на благо всего человечества. Таких проповедей он писал бесчисленное множество и рассылал бабидам всех городов. Великий переворот сделали эти проповеди между бабидами. Когда я пожелал увидеть некоторые письма и проповеди, то, после небольшого труда и поиска мне удалось найти их. Вот что пишет Беха-Улла в одном из них: «Во имя Бога Всезнающего и Сказующего! Для отделения и добывания полезного металла из промысла человечества в определенные времена, каждый раз Бог ниспосылает от Себя одного доверенного. Основа всех религий и вер та, чтобы эти же разнообразные религии и множество вер не были бы причинами раздора и вражды. Все эти безусловно верные учения и законы нисходят от Одного Светлого и из одного Востока. Противоречие же их одно другому вышло от истечения времени и изменения обстоятельств. О, верующие в Единого Бога! старайтесь, чтобы раздоры и вражда религиозная между вами, как жителями одного света, были бы уничтожены, но лишь во имя Бога и любви к человечеству идите смелее за этим великим делом. Религиозная вражда есть такое пламя, которое способно охватить весь мир, тогда тушение его невозможно; только один Всемогущий может затушить его. Обратите внимание на войны между государствами, посмотрите сколько людей были жертвой и сколько селений уничтожены. Между изречениями Бога самое светлое следующее: О, люди земные, все вы плоды одного дерева и листья одной ветви; живите в мире, любви и единстве. Клянусь солнцем Истины! что лучи единства озарят весь свет. Сам Бог утверждает искренность этих слов. Старайтесь достигнуть до этого высокого положения, оно есть место избавления и помощи для всех: эта цель есть царь всех целей, и это желание — король всех желаний. Надеюсь, истинный Бег воодушевит всех земных государей, чтобы они осветили бы, украсили бы весь мир лучами всеобщего мира. То шариатским, то мирским языком я глаголю, но истинная цель моего учения есть достижение до этого высокого положения, я здесь и подтверждаю. О, мои друзья! живите со всеми людьми мира в согласии. Если Вы знаете какую нибудь истину или слово, то передайте незнающему ее: с любовью и мягкостью; если вам поверят и послушают, то цель достигнута, если нет, то не навязывайте ему ваше понятие, а помолитесь Богу о его просвещении. Слово, сказанное сочувственно и мягко, властвует и притягивает сердца и служит потребностью и душевной пищею; такие слова являются солнцем познания для людей, стремящихся к нему, лучами Истины, проникающими в сердце человеческое. Если в последнем веке верующие в Единого Бога исполнили бы в точности шариат и держались бы крепко по тому направлению, никогда бы дело его не потерялось бы, а цветущие города не развалились бы, а напротив — города и селения оживились бы и царствовало бы там спокойствие и культура. От раздора и вражды, милосердная нация, и от затмения души, дымом зверства, светлейшее племя, обратилось в болезненного и немощного человека... Если бы они придерживались учения в точности, то для них не прекратился бы свет от Солнца мира. Я угнетенный, со дня возникновения настоящего дела до сего времени, нахожусь во власти не ведующих, то в Акке, то в Адрианополе, то в Багдаде. Акка служит местом заключения и ссылки убийц и разбойников. Без всякой причины заключили меня и нахожусь ныне под арестом; еще неизвестно, будут ли еще куда-нибудь в другое место нас высылать, или нет. Лишь у Бога все познания, Всевышнего Владельца Престола, Сотворившего небеса и земли. Где бы мы ни были, чтобы с нами не случилось, сподвижники мои должны с верой и постоянством ожидать помощи от Высшего Небосклона и стараться водворить мир на земле и воспитывать всех в добродеянии. Будьте уверены, что бы со мною ни случилось, как бы со мною ни поступили — все послужит к возвышению слова Бога. Найдите Божье дело и придерживайтесь его так, как Бог велел, ибо Он есть Велитель и Знающий. Мы любовью и нежностью учим и направляем людей на то, что служит в пользу же им самим. Клянусь Солнцем Истины, Светящим из Высокого Небосклона для людей мира, от Беха — всем людям кроме мира, добродеяний и культуры ничего другого не перейдет, они со всеми живут в любви и доверии, никаких тайных мыслей у них нет, дела их не секрет, они открыты для всех, доказательством, служит деяние наше, в сие время все могут видеть наше учение, проповеди наши, море Всемилосердного Бога волнуется и Божьи капли от дождя познания и дара падают на людей. Я когда еще жил в Багдаде с людьми всех вероисповеданий, имел беседы и откровенно излагал перед ними настоящее учение; многие приходившие ко мне, с целью спора, уходили в мире и покорности. Дверь познаний для всех открыта, кап для верующих, так и для неверующих: мы ведем такой доступный образ жизни, что и враги пользовались от дара нескончаемого моря; не открывая намерения злых людей, обращаемся с ними, как с добродетелями; ни один ищущий не встретит от нас препятствий, причиной недостижения до настоящего учения его многих людей было духовенство Персии и, по насущению его, зверские поступки темных людей. Мы говорим о тех духовных, которые не допустили народ приблизиться к берегу моря Единства, но те духовные отцы, которые украшены познаниями Бога и поступают по Его закону, они служат духом всей человеческой жизни. Да будет слава тем духовным, которые увенчаны короной мира, украшены узором совести. Перо Советника завещает людям мира жить со всеми в мире, довольствии, снисхождении. Сей угнетенный1 заключен ныне в темницу; меня могут избавить из сего положения добродеяния моих верующих, а не ряды солдат, пушки и ружья; одно доброе и беспристрастное дело может земной свет обратить в небесный. О, мои друзья! добродетелями, добронравием лишь можете победить моих врагов. Те, которые желают дойти до сего высокого положения, должны поступать так, как угодно Богу. Те же, которые поступают по собственному своему страстному желанию и забывают учение Бога, они не от Него. Сердца должны быть чисты от страсти и самопожелания, ибо польза близким и единоверцам будет от тех, которые боятся Бога; эта боязнь избавляет людей от злословия, лишь она была победительницей от злонравия, это есть самый сильный воин Бога, который завоевывает города сердец близких людей. Темнота непознання Бога охватила весь свет, лишь обходительностью можно осветить его; не нужно упускать этого никогда из виду. Обходительностью я называю принятие во внимание обстоятельства положения дела, говорить с достоинством и не верить всему, что ему скажут. Молитесь Богу, чтобы Он не лишил никогда своих людей от пития запечатанного вина и просвещения. О, влюбленные Бога! Царь правды завещает Вам: быть честными. Клянусь! свет честности светлее солнца; все светила перед ней гаснут. Умоляю Бога, чтобы Он города и провинции озарил бы лучами честности. Я всех людей денно и нощно направляю на путь честности, милости, внимательности, преданности и любви Богу, на добрые дела и на благонравие, скрип моего пера постоянно слышен, а язык мой день и ночь говорит, дабы против мечей, и стязаний воинов и казней мы отвечали бы терпением и благословением их. Лет 30, я проповедую, переношу все лишения во имя Бога. У кого есть совесть, тот может подтвердить это. Цель этого угнетенного от распространения в течение этого времени стольких проповедей, была лишь та, чтобы доказать всем, что мы желаем от наших верующих добронравия, доброжелания для всех, не препятствия, а терпения во время мучений, ибо драка и война дело хищных зверей и не дело достойных людей. Словом, цель наша была открыть драгоценную кладь, которой Бог одарил человека» «Чистейших Бог сотворил людей и научил их говорить» (изречение из Корана).

После стольких моих трудов, в Персии не нашлось ни одного лица из приближенных к Шаху, как из министров, так и духовных, которые бы и словом обмолвились про меня, которые бы, не забыв Бога, не утаили бы мои добродеяния, никого не нашлось, кто бы поступил по учению Бога, т. е. направил бы людей на добрые дела, отстранял бы от злодеяний. Совесть улетела от них на небеса, как орел, а правда укрылась от глаз, как алхимия. Никто не высказывал верное слово, боясь за верное слово быть гонимым, точно так же как гонимы люди истины... Боже мой! Со мною в Тегеране никто по Божьему учению не поступил; те, которые окружали Шаха про меня и слова правды не сказали; меня, направителя на путь истины, назвали злонамеренным лицом, а сеятеля добра и мира — бунтовщиком. Подобного рода злые люди своими речами каплю преувеличивают в море, маленькую свечу в солнце, а лачужку в крепость. Закрывая от Всезнающего Бога, свои глаза, они добродетельных называют злонамеренными. Клянусь Богу, что наши верующие всем людям и правительствам, кроме блага, ничего не желают; у них, кроме распространения культуры, других намерений нет; говорят лишь по учению Бога; поступают же так, как угодно Богу. О, мои друзья, попросите от цели человечества чтоб он помогал бы Шаху Персидскому, и чтобы вся Персия осветилась от солнца мира и украсилась бы узорами миролюбия и надежды. Как известно, Шах, по личному своему усмотрению, выпустил на свободу арестованных бабидов при покушении на его жизнь; надо освещать некоторые факты, чтобы все знали суть дела: Бог просвещает кого хочет, ибо Он есть Всемогущий. Повелитель, Знающий и Ведающий.

Из Тегерана дошла до нашего слуха весть, которая крайне удивила меня, будто Его Величество Принц Мотамид Довле Фаррух Мирза сказал про меня такую клевету, повторение которой нежелательно; этот угнетенный в Тегеране с ним встречался очень мало, помню один раз в Шимране, в Мурге, Махалке, где я жил, он явился ко мне вечером на короткое время, а в другой раз пришел утром и ушел вечером того же дня. Креме разговора об учении Бега, никаких разговоров между нами не было; если кто его встретит, пусть спросит у него следующий мой вопрос: «О, сын Царя, скажи по совести и беспристрастно: как поступили с сим угнетенным и удаленным от родины?» Хвала тем, кто не послушается злонамеренных людей, и не стесняется открыть истину, и не спрячет лучи совести. О, сподвижники Божьего Дела, в конце сих слов завещаю Вам еще раз быть добродушными, совестливыми, распространителями Божьей воли, отстранителями от запрещенного Богом. Да будет хвала исполнителям! В эту минуту перо плачет и говорит. О, сподвижники Божьего дела, будьте на небосклоне правдивыми пастырями и отстранитесь и очищайтесь от всего, что не от Бога, ибо нет Сильного, Кроме Бога».

КОНЕЦ.

Теперь перейдем к цели нашей книги. Надо сказать читателям, что в начале возникновения учения Баба во всех городах Персии держался такой невероятный слух о поступках последователей Баба, что не поступило бы так ни одно человеческое существо и ни один верующий в Бога. Но когда же учение это достаточно было расследовано, распознано и распространено, то эти нелепые слухи распались и злые языки перестали клеветать так нелепо, тем белее, что сами бабиды своими поступками и действиями доказали свою честность, добродетельность и другие достойные похвалы поступки: поэтому все и даже противники их учения стали доказывать добрую деятельность бабидов и восстали против нелепой клеветы, возведенной на бабидов после чего все смотрели на них доверчиво, и никто не сомневался в их честности, только противники их по вероучению не соглашались с учением и верованием их. После того, как часть бабидов переселилась из Персии в Багдад вместе с Беха-Уллой, то слухи про их учение и здесь еще больше стали распространяться; как это всегда бывает: в других городах человеком больше интересуются, чем в своем городе, так и здесь: бабидами здесь больше заинтересовались, чем в Персии, даже из других Государств начали искать их сближения и выражать им свою симпатию. В числе интересующихся захаживали к ним люди и с политическими целями, но, глава бабидов, поняв цель каждого приближающегося, обходился с ними с большою осторожностью, оставляя без внимания главную цель таких посетителей, а некоторым откровенно советовал быть доброжелателем народа и короны. Такое обращение еще больше подняло их авторитет. Между прочим к Беха-Улле заходили и представители других государств, но он не соглашался с их предложениями. Интереснее всего то, что в то время в Багдаде жили некоторые Персидские принцы, которые за обещанные им почеты вели с представителями других государств тайные совещания во вред Персии. Когда эта тайна была открыта, то бабиды все, как патриоты, открыто восстали против такого низкого поступка принцев; они говорили: какая же эта вера в Бога, что из-за личной выгоды принцы поступают так грешно против своей родины; этот позор останется на таких людях от начала до конца мира: все лишения возможно перенесть, но быть предателем родины — за это преступление Бог никогда не простит, хотя Он прощающий грехи. Бабиды были довольны что патриотизм их к родине и короне и их верноподданические чувства были доказаны, и такое им оказало большую услугу, так как их начали восхвалять и в патриотических чувствах они надеялись, что их патриотические чувства будут доложены и Шаху Персидскому.

Видя такие успехи бабидов, противники их и муштеиды, живущие в Кербалае и Наджафе не дремали. Они, имея переписку с Тегеранским Двором, беспрестанно писали туда разные небылицы про бабидов, думая этим с одной стороны поднять свой авторитет, а с другой — попортить успехи бабидов; так как, по приказу Шаха, никто не смел говорить о бабидах, поэтому все министры по этому поводу предпочитали молчание. Точно также муштеидов не поддерживали и консулы Персидские в Багдаде, поэтому муштеиды ни донесениями, ни жалобами не могли что-нибудь сделать во вред бабидам. Вот наказом в Багдаде назначается Персидским Консулом Генерал Мирза Бузурк Хан, который большую часть своего времени проводил в пьянстве и бесчувствии и незнании о том, что делается кругом него. Муштеиды расположили его в свою сторону, и он сам дал слово употребить все усилия к уничтожению бабидского учения. С этого дня при каждом удобном моменте он писал в Тегеран, якобы, о нечестных и противоправительственных целях бабидов, но так как все его донесения были голословны и ни на чем не основаны, поэтому в Тегеране оставлялись без последствий; наконец, все муштеиды с консулом вместе решили собраться и постановить приговор об уничтожении всех бабидов, а потом приговор сей представить Шаху и требовать обязательного его исполнения; для этой цели были приглашены все муштеиды из Кербалая и Наджафа. Между приглашенными были и такие, которые не знали о цели собрания. Явились все муштеиды; точно также и самый главный муштеид того времени покойный Шейх Муртуза. Когда цель была сообщена последнему, то он сказал: «я основательно не знаю, в чем заключается виновность последователей бабидского учения, и до сего времени от них ничего против человеческого блага и Божьего закона я не видал, а потому прошу собрание извинить меня, что я отказываюсь принять участие в настоящем собрании». Сказав это, Шейх Муртуза удаляется. После такого поступка главного муштеида Шейха Муртузы, цель учителей собрания не была достигнута, и им пришлось краснеть пред собранием муштеидов. Но эта неудача их не успокоила, напротив, они еще больше стали злословить про бабидов, к ним примкнули и некоторые отставные министры и беспрестанно сочиняли про бабидов разную клевету и распространяли в Персии и Турции. Между прочим, в Багдаде держался такой упорный слух, что вот-вот внезапно арестуют всех бабидов и в кандалах пошлют в Тегеран, а там всех, без исключения, будут казнить но бабиды таким слухам не верили, вели свою жизнь спокойно, не переменяя образа жизни. Когда же генеральный консул в Багдаде Мирза Бузурк Хан убедился, что с его донесениями Правительству и соглашением с духовенством ничего не выходит, тогда решился действовать самовластно; каждый день, под каким-нибудь предлогом, придирался он к бабидам, обвиняя их в ни на чем не основанных обвинениях, и натравлял чернь на бабидов; с каждым днем натравляемые консулом люди делались все смелее и очень мало осталось к тому, чтобы в один день внезапно окружить бабидов и учинить погром. Когда же бабиды убедились что 9-ти месячное их терпение и обхождение не принесли успокоения между ними и их противниками, и что не сегодня, так завтра будет неизбежный погром, то некоторые из бабидов приняли турецкое подданство и покровительство, чем удалось им вовремя остановить нападение своих противников. Хотя Консул от самовольного преследования после этого случая и отказался, но о переходе бабидов в турецкое подданство он доложил в Тегеран совсем иначе, обвиняя их в антиправительственных умыслах. Несмотря на все это, проделки Консула и его компаньонов муштеидов остались без успеха, а впоследствии он очень сожалел о своих неблагородных и низких поступках.

Одиннадцать с лишним лет Беха-Улла жил в Багдаде, от его действий и поступков бабидское движение очень много выиграло и очень подвинулось вперед, все стали искать их общества, а ученое духовенство, для разъяснения разных вопросов, касающихся познания Бога, а также и в других вопросах обращались к нему. Говорят, кто бы ни обращался к Беха-Улле, все оставались довольными и даже некоторые, находя его ум и способности сверхъестественными, говорили, что наверно он «чародей», а некоторые находили его прямо в высшей степени одаренным умственными способностями.

Все это время Мирза Яхья, младший брат Беха-Уллы, опять таки не мог показаться ни в каких обществах и жил тайно, как раньше. Когда же получен был из Константинополя приказ о высылке Беха-Уллы из Багдада в Константинополь, в 1063 г. то и Мирза Яхья, видя, что без Беха-Уллы самостоятельно жить он не может, хотя и говорил, что поедет в Индию, или в Туркестан, но в конце концов убедительно попросил Беха-Уллу, чтобы он разрешил и ему не отлучаться от него. Получив разрешение и переодевшись дервишем, раньше Беха-Уллы, Мирза Яхья вышел пешим из Багдада; в Каркуке и Арбиле дождавшись прихода каравана Беха-Уллы, опять пускался в путь раньше выезда его. Наконец, в Мусуле совсем приблизился к каравану Беха-Уллы и шел на незначительном расстоянии от каравана, никогда не теряя его из виду. Хотя Турецкое правительство везде оказывало Беха-Улле почет и уважение, но Мирза Яхья, боясь, что его могут арестовать, не показывался им в глаза. Таким манером Беха-Улла и Мирза Яхья прибыли в Константинополь. Здесь для Беха-Уллы, по приказу Султана отвели в гостинном дворе хорошие номера, оказывая ему большие услуги и уважение. Так народу и гостей, желающих видеть Беха-Уллу, было очень много, то на 3-й день для него был отведен дом особняк, куда являлись повидаться с Беха-Уллой и некоторые сановники Султана. Хотя в Константинополе был распространен слух, что эти люди злонамеренные и изменники и противники пророка и правительства, и учат парод к восстанию и перевороту, но за короткое время из поступков и из речей и из дознаний стало ясно, что последователи сего учения, напротив, люди направления совершенно противоположного этим слухам. За все время пребывания они ни к кому с какой-либо просьбой не обращались; когда же просиживали у них сановники или другие лица, то они — бехаисты, кроме Божьего Учения, ни о каких других мотивах с ними не держали речь. Впоследствии, некоторые сановники стали сочувствовать им и выразили готовность выхлопотать от Султана разрешение им вернуться обратно или, куда они хотят, но бехаисты ответили им: «мы по приказу Султана вытребованы сюда и никакого желания не имеем вернуться обратно, чтобы не быть опять там причиною раздора и кровопролития, а также не желаем и выставить свое желание против Судьбы Бога: что Им предначертано, то и должно сбыться, хлопоты наши и надоедания с нашей стороны лишни, слава Богу все правительственные лица опытны и с понятиями, — пусть они наведут справки и следствие, т. к. другим путем нельзя узнать истину и добиваются правды о том, какие мы люди. Мы сами всецело передались предначертаниям Бога, себя избавили от предположений и от мечтаний и от хлопот, вроде хождения, надоедания и приношения просьбы о своих освобождениях. Все, что суждено Богом для нас, мы с удовольствием принимаем и придерживаемся учения Бога, говорившего «человек предполагает, а Бог располагает».

После того, как бехаисты пожили несколько месяцев в Константинополе, от Султана вышло ираде,1 коим предписывалось бехаистов выслать в г. Адрианополь и держать под надзором полиции. Прибыв туда в 1864 году они жили там очень спокойно, занимаясь каждый каким-нибудь трудом и за их обращение и поступки, в короткое время все жители города стали их уважать. Духовенство и начальствующие лица просто приходили в восторг от речей и познаний Беха-Уллы; более ни у кого не осталось сомнения, что эти люди невинно страдали и страдают. Здесь бехаистам стала жизнь спокойной и радушной, т. к. они не встречали никаких притеснений.

Но здесь начинается между самими последователями сего учения раскол, душею которого является некто Сеид Мамед Исфагани. Он сперва втайне начинает уговаривать младшего брата Беха-Уллы Мирза Яхья, чтобы он не подчинялся бы Беха-Улле, и говорил ему: О. Мирза Яхья, теперь слава Богу мы живем спокойно, и пока нас никто не притесняет, до каких же пор ты будешь жить втайне? Взойди, о солнце! из-за облаков чтоб осветить всех! О, последователи сего учения! Вы больше не подчиняйтесь Беха-Улле; мы все теперь должны подчиняться Мирза Яхья!

В 1865 г. Мирза Яхья соблазнившись словам Сеид Мамеда открыто восстал против своего старшего брата, и стал во всем подчиняться пожеланиям Сеид Мамеда, как послушный ученик исполняя все приказания своего учителя.

После распространения этой вести проповедники сего учения, со всех сторон мира, написали Мирзе Яхья письмо и советовали не делать такого необдуманного шага и не восставать против своего старшего брата, который его воспитал, как своего сына; что поступок сей доказывает, что он заблуждается и впал в невежество, ведь ни для кого не секрет, что Имя Ваше (Субх Азаль) между противниками сего учения было провозглашено, как имя преемника Баба с той целью, чтобы, пользуюсь Вашим отсутствием и Вашим именем, Беха-Улла мог работать с пользой и без страха в деле распространения сего учения; ведь это Вам не дает ни малейшего права, чтобы восстать против основы этого учения. Вы этим можете осрамить лишь себя. Мы Вас можем почитать лишь тогда, когда Вас будет поддерживать сам Беха-Улла. Но чем больше проповедники уговаривали Мирза Яхья не делать такого необдуманного шага, тем меньше Мирза Яхья их стал слушать, и все добрые советы их он считал вредными для себя.

Прежде всего, по наущению Сеид Мамеда, Мирза Яхья начал просить от турецкого правительства, чтобы и ему было назначено особое пособие, хотя он ни в чем не нуждался живя у Беха-Уллы, но его сторонники пошли к Губернатору города и стали настоятельно требовать и для Мирза Яхья особое пособие.

Когда все замыслы и проделки Сеид Мамеда и Мирза Яхья всем стали известны, то Беха-Улла отстранил их от себя и уволил из среды своих учеников и приближенных. После этого Сеид Мамед уезжает в Константинополь как бы с целью хлопотать для Мирза Яхья об особом пособии, но на самом же деле по приезде туда там наговорил на Беха-Уллу и его последователей очень много небылиц и позволил себе возвести на них страшные обвинения.

Некоторые симпатизирующие настоящему учению лица поверили ему и прекратили с Беха-Уллой всякую переписку и сношения. С другой стороны Сеид Мамед распространил также в Константинополе слух, что главою настоящего учения является не Беха-Улла, а Мирза Яхья.

Противники бехаизма, услышав, что между последователями сего учения, начался раскол, хотели воспользоваться этим случаем; поэтому приблизившись к Сеид Мамеду, сделали вид, что вполне согласны с ним и даже говорили, что и Вы сами можете считаться главою сего учения. Между прочим говорили: «Вы без колебания тоже провозгласите себя главою сего учения, пусть люди земные воспользуются дарами Бога через вас, Вы не бойтесь: море после волнения утихает и после грозы идет дождь». Такими речами и увещаниями совсем сбили с толку бедного Сеид Мамеда, а потому он начал смело и без стыда наговаривать на Беха-Уллу и его последователей страшные и злые обвинения. Противники же бехаизма за глазами Сеид Мамеда говорили совершенно иначе и даже довели до сведения сансвников и самого Султана, что настоящее учение ложное, и что последователи сего учения злонамеренные, что сии хотят сделать переворот, словом, как могли так и обвиняли их во всех деяниях.

Все вышесказанное послужило к тому, что опять правительство начало сомневаться в том, что люди эти, может быть, действительно зловредны, а потому Султан издал ираде выселить их из Адрианополя, но куда, держалось в тайне. Все думали, что для Беха-Уллы настал конец, что ему больше неоткуда ожидать помощи, но тем не менее ученики и приближенные его ни за что не хотели с ним расставаться, как ни уговаривали их правительственные чиновники оставить Беха-Уллу одного и уехать, кто куда хочет; ни одни из учеников не хотел этого сделать, когда же один из последователей его, некто Гаджи Джабар, чтоб не отлучаться от Беха-Уллы нашел лучшим совсем уйти из этого мира и на глазах у всех перерезал себе горло ножом, то тогда чиновники увидя, что нельзя их разлучить от своего учителя, согласились взять с Беха-Уллою и его учеников и приближенных. — Из Адрианополя Беха-Улла со своими учениками и приближенными был доставлен в Акку, а Мирза Яхья со своими сторонниками на остров Кипр.

В последнее время своего жительства в Адрианополе Беха-Улла написал длинное письмо Шаху Персидскому с изложением сущности этого учения, об общем его движении, о действиях последователей его учения, т. е. об их правах, обычаях, направлении, политических взглядах и о некоторых мотивах, доказывающих верность этого учения; кроме того, на арабском и персидском языке написал молитвы к Богу. Вложил это письмо в конверт, написал на конверте следующее: «Кто чист и откровенен душой и кроме Бога ни к чему земному не предан и кто готов принести себя в жертву Богу, тот с великою преданностью Богу и согласием примет и передаст это послание Шаху Персидскому». Некто Мирза Бедий из жителей Хорасана, приняв письмо, отправился в Тегеран. Так как по случаю жары Шах жил в Шимране, — дача близ Тегерана, то Мирза Бедий отправился туда. Прибыв туда, издали напротив дворца Шаха стал он на высоком бугре и три дня в стоящем положении ждал там с терпением, перенося голод, появления Шаха, на четвертый день, когда он был совсем обессилен от усталости и голода, Шах из своего окошка в бинокль заметил его в деликатной позе сидевшим на камне. Догадавшись, что этот человек имеет к нему какую-нибудь просьбу, он послал одного из слуг к нему узнать что он хочет. Когда ему передали, что в руках держит он пакет и хочет лично передать Е. В., то Шах разрешил ему подойти. Он с большою вежливостью и спокойствием подошел к Шаху и высоким голосом сказал следующее: «вот послание для Вас от главного посланника Бога». Услышав это, Шах велел принять пакет, а самого задержать. У Шаха было желание начать строгое следствие по этому делу. Но окружающие Шаха и министры между собою все пришли к такому решению: так как этот человек позволил себе большую дерзость и у него хватило настолько смелости, что принес безо всякой боязни, от изгнанника и противника веры, живущего на поселении в Болгарии, письмо к Е. В. и с такой дерзостью передал Е. В. то, если его сейчас же не казнить публично, то остальные последователи этого учения сделаются еще более смелыми, а впоследствии усмирить их будет очень трудно. Поэтому, они дали от себя приказ покончить с ним все счеты. Палачи после долгих мучений, истязаний и пыток, требуя указать остальных своих товарищей, а в последнем случае обещая ему освобождение, несколько раз для получения от него ответа прикладывали к его голому телу раскаленнее железо, потом сжимали его в тисках, но он все время оставался нем и спокоен. Когда увидели, что такие пытки не помогают, то предварительно сняв с него портрет, где с ним по обеим сторонам сидят палачи, держащие цепь на шее его, потом покончили окончательно с ним все счеты. Я видел этот портрет: он сидит на коленях с великим спокойствием и покорностью, по лицу его видно, что он ни на йоту не беспокоится, я прямо удивился силе воли, покорности и преданности этого лица. Когда Шах прочел некоторые места из этого письма, и когда узнал, что приносившего это письмо уже казнили, то он очень опечалился, потому что слуги его даже не спросили его разрешения, а поступили самовластно. Говорят, когда Шах узнал все подробности его казни, то в гневе три раза сказал «Разве гонца кто-нибудь убивает?».

После этого случая Шах послал всем муштеидам это письмо и требовал чтобы они прочли его и написали бы свои основательные ответы. Когда же все муштеиды г. Тегерана прочли это письмо и познакомились с его содержанием, то все единогласно ответили Шаху так: «Этот человек несмотря на то, что, как противник веры Магомета, уничтожает шариат, законы и обычаи и даже осмеливается беспокоить и Е. В., а потому необходимо по шариату Магомета уничтожить и искоренить это новое учение и убивать всех последователей его». Этот ответ муштеидов Шаху не понравился и даже он сказал: «я сам из этого письма ничего противного закону Пророка не усматриваю, а также не вижу ничего против Государственного строя, а потому я требую, чтобы это письмо разбиралось бы хорошо и был написан ему ответ, чтобы все узнали, кто прав и кто виноват!».

Для сведения почтенных читателей я в конце этой книги прилагаю целиком текст этого письма написанного Беха-Уллой к Шаху Персидскому Насыр Эддину.

Здесь же не мешает привести некоторые статьи из учения Беха-Уллы, дабы читатели имели бы более широкое знакомство с настоящим учением, а все нижеозначенные выдержки взяты из многотомных книг Беха-Уллы.

а) Живите с людьми всех религий с искреннею любовью и милосердием; отстраняйтесь от низкого эгоизма, так как все существа начало свое берут от Бога, а впоследствии все возвратятся к Нему, ибо Он есть начало Начал и Конечный путь.

б) Во истину всем воспрещены в книгах Бога раздоры и споры, и я, желая уничтожения между Вами раздора, хочу, чтобы Вы возвышались. То, что я говорю, всем полезно, тому свидетельствуют небо и звезды, солнце с лучами, дерево с плодами и листьями, море с волнами, земля с сокровищами. Молюсь Богу, чтобы Он помог своим друзьям, и чтобы через них распространилось это учение, которое является в это время святым, милейшим и новым, молюсь Богу, чтобы Он заставил действовать моих приближенных так, как они должны действовать по учению Святейшего пера.

в) Святейшее дерево мудрости есть настоящее величайшее слово: все Вы плоды одного дерева, и листья одной ветви, хвалы первенства не заслуживают те, которые любят лишь свою родину, а напротив — те достойны, которые любят весь мир Земной».

г) Если кто-нибудь поможет образованию ребенка из детей в мире, (мальчика или девочки) то все равно, что он воспитает мое дитя, да будет он просвещен Богом и благосклонность и сострадание Бога пусть окутает его, как окутает весь мир.

д) О бехаисты! Вы являетесь местом восхода любви, и образцом благосклонности, язык Ваш не должен произносить ругательства и проклятий, глаза Ваши не должны взирать на все то, что недостойно поучения Бога; если у Вас имеется какая-нибудь мысль, то скажите другим, если с Вами согласятся, то цель Ваша достигнута, а не то, — навязывать Вам свою мысль другим это воспрещается Богом.

ж) Правители земли, представители Божьей справедливости должны употребить все свои усилия, чтобы законы Бога распространились и исполнились, они, правители, обязательно должны быть осведомленными о жизни, образе и о нуждах своих подданных крестьян, и о том придерживаются ли они верованиям и религиям Бога. От представителей Божьей справедливости, т. е. от Царей, Государей и Президентов требуется, чтобы они употребили все усилия к тому, чтобы уничтожить между народностями всякие раздоры и осветить их светлейшими лучами единения.

е) Религии и веры Бога служат для того, чтобы между людьми мира была солидарность и согласие, лишь для этой цели Богом ниспосланы религии и верования, люди не должны посредством религий создавать раздоры и вражду между народами. Самым верным способом к тому, чтобы между всеми народностями создавалось бы единение, является Религия, и для того, чтобы добиться в сем мире прогресса, спокойствия, благовоспитания, и доверия, необходимо чтобы все исполняли бы в точности все законы религии Бога. Лишь исполнением законов Бога можно достичь до вышесказанных благ, найти бессмертие и быть в вечном блаженстве.

з) Все должны исполнять и придерживаться всему, что написано Пером Бога. Бог свидетель и все могут подтвердить, что я пишу и говорю лишь то, что может послужить в пользу народам и создать прогресс, спокойствие и благовоспитание, надеюсь, Бог направит всех на путь истинный. От всех сей угнетенный требует иметь совесть и быть справедливым, не довольствоваться лишь одними пустыми словами, обратите внимание на мои поступки.

и) Клянусь Солнцу откровения, вышедшего из горизонта справедливости, если бы я увидел хоть одного оратора распространителя истины, то ни за что бы я не выступил вперед, чем и не навлек бы на себя эти насмешки и мучения.

Из приведенных выше изречений Беха-Уллы, нам отчасти становится ясно: направление этого учения; но если рядом мы сопоставим все те рассказы и небылицы, которые распространены между противниками этого учения и каковыми руководствуется темная масса,1 то мы увидим, как они далеки от истины, а потому если кто хочет познакомиться с этим интересным учением, то он должен получать сведения, из книг самих же бехаистов, ибо только, таким образом, можно узнать истину, а то по рассказам и понаслышке, никогда не следует составлять себе убеждение, так как в разговорах и рассказах всегда может быть преувеличение.

Итак перейдем к цели, в 1285 г. хиджры, т. е. 1869 г. Беха-Улла с некоторыми своими приближенными и последователями, Турецким правительством был доставлен в крепость Акку (турецкий город в Палестине, служит для высылки и ареста политических виновников) и заключен был в Кишле (тюрьма в казарме), а Мирза Яхья со своими — на остров Кипр.

Тем временем при Шахе Персидском нашлись осведомленные и справедливые люди, которые говорили Шаху следующее: если, довольствуясь одними преувеличенными рассказами и небылицами, будете осуждать последователей сего учения, то это будет неправильно, если сами начнете лично знакомиться, из верных источников, с учением Беха-Уллы, то убедитесь, что последователи сего учения вовсе не добиваются земных благ, не вмешиваются в политические дела, вся цель их заключается в распространении духовного Учения Бога, которое касается лишь религиозного чувства и верования, а потому они должны действовать свободно, без всяких притеснений и гонений, как живут и действуют свободно другие подданные, и как все жители мира, под тенистыми крыльями Милосердного Бога.

Если пересмотреть все книги этих последователей, то там ни слова нельзя найти противного существующим законам или служащее причиной к нарушению порядков и основ Учения Бога. По их учениям они не должны вмешиваться в политические дела, а потому Персидское правительство обязано обращаться с последователями сего учения справедливо и не должно вмешиваться и притеснять их в религиозных чувствах и убеждениях; от этого вмешательства, несмотря на то, что до сих пор сколько крови было пролито, сколько людей перевешано, сколько вдов и детей остались без защитников, сколько домов разрушены до основания, но все-таки все эти притеснения ни на йоту пользы не принесли, только остается, чтобы Шахиншах дал бы всем подданным «свободу совести и верований». Остальные европейские государства, давно уже дали эту и другие свободы. С того времени, как там, дарована свобода, между подданными их не стало более существовать разногласия и раздора по религиозным вопросам, которые являются самыми жгучими вопросами. Между ними создалась солидарность, а за ними и прогресс; люди начали жить между собою в мире и согласии: все поддерживали друг друга, во всех делах и вопросах все принимают участие и решаются они совместно и исполняют решения все, как один человек. Если от кого-нибудь увидят противозаконный поступок, то все возмущаются и стараются исправить и наказать его, а если кто своими стараниями добивается блаженства для людей, то его награждают и поощряют. Ныне старые времена переменились, прошли те времена, когда можно было заниматься инквизицией из-за религиозных убеждений, ныне надо придерживаться справедливости и равенства, теперь надо всей силой стараться отрезвить те политические партии, которые для достижения своих целей занимаются уничтожением человеческого рода, а не то что притеснять последователей сего учения, которые стараются водворить в мире спокойную жизнь и желают создать между народностями согласие и блаженство и до того они правдивы в своих речах, что безропотно жертвуют за это дело свои дорогие жизни, доказывая слова своими поступками, дабы направить всех на путь истины.

Обращаем внимание Шахиншаха на поступки главных основателей этого учения; поступки их известны всем, как известны лучи солнца; кто не знает, что они перенесли все мучения безропотно, в конце концов они добились до своих целей, противники же их нет.

В других государствах при таких случаях никогда не прибегают к силе, а напротив дают полную свободу. Сколько лет, как убивают и притесняют этих последователей, но несмотря на это с каждым днем они все увеличиваются и никогда от них не обнаруживалось еще противозаконного действия.

Кроме того, в тех государствах, где существуют притеснения по религиозным вопросам, там и самим правителям и народу живется плохо; но там, где существует свобода верования, то те государства все больше и больше делаются могущественными; например: когда в Персии не существовало религиозных притеснений, она была одним из могущественных государств, под ее покровительством жили в полной свободе и роскоши, очень много разношерстных племен и разных верований, и потому Персия с каждым днем все больше и больше расширялась и дошла до того, что во многих частях Азии был поднят Персидский флаг. Но с того момента, как там начинается религиозная ненависть, княжества за княжествами, ханства за ханствами начали отпадать от Персии. Дошло до того, что Туран, Ашур, Гильдан и даже Хорасан отпали от Персии. Когда Афганцы объявили себя независимыми и Туркмены начали делать набеги на Персию, то тогда и Хорасан отпал от нее.

Кроме того, в Персии, кроме Бехаистского учения, ведь есть масса и других учений, например: шииты, суфиты, насрииты и др. Все они вовсе не солидарны между собою, по тем или другим вопросам из учения Пророка, какое же правительство имеет право притеснять тех или других последователей? Все они одинаковые подданые Персии, и каждый человек должен быть наказуем за свой грех; если один из них провинился, нельзя за вину одного лица наказать всех».

Таких советов, доводов и доказательств говорили Шаху окружающие его лица еще очень много, и, говорят, Шах после того очень заинтересовался этим учением и сам основательно начал изучать его и убедился в том, что бывшие его окружающие сановники ввели его в заблуждение; показывая бехаистов зловредными, они лишь для своей личной выгоды показывали песчинку за гору, а в конце концов Шах успокоился совсем, убедившись в том, что бехаисты вовсе не желают сделать в Персии переворот и захватить в свои руки правление. С того времени в Персии бехаистам стала жизнь отчасти спокойной, хотя с другой стороны духовенство не переставало их притеснять, а некоторые прямо из-за корыстных целей создавали интриги, натравляли чернь на бехаистов, устраивали погромы, а нередко даже и резню.

Из числа таких случаев не мешает рассказать один случай: в г. Исфагане лет 10—12 тому назад жили 2 брата из потомков пророка: Сеид Гасан и Сеид Гусейн по фамилии Табатабаи; они были слишком набожными, честными, из известной хорошей фамилии и при том очень богатыми; со всеми обращались мило и просто, никого не обижая и даже словами. Никто не мог на них жаловаться, так как ничего плохого за все время своей жизни от них замечено не было. Они имели с Имам Джума (высшее духовное лицо) Мир Гусейном некоторые счеты: при проверке счетов оказалось, что Имам Джума должен им 18000 туманов (36 тыс. руб.), на что попросили от него или денег или, в крайнем случае хоть расписку. На это предложение Имам Джума страшно обиделся и начал на них кричать и ругать, называя их еретиками.

Так как Имам Джума не желал этих денег возвратить Сеид Гасану и Сеид Гусейну, поэтому он хотел путем резни освободиться от долга; для этого начал он направлять чернь на них, говоря, что они, Сеид Гасан и Сеид Гусейн, гяуры (еретики) бехаисты, и что они непременно должны быть казнены, а имущество их должно быть разгромлено. После малейшего труда это ему удалось, так как чернь, почуяв наживу, массами окружала их дом. Самих поймали и на глазах у них же все, что они имели, разгромили и разрушили. Некоторые влиятельные лица, желая их освободить от верной смерти подошли к ним и предложили, чтобы они, братья, хоть словом сказали бы: «мы не бехаисты», тогда они обещали успокоить народ и освободить их, — но они наотрез отказались сказать это слово, поэтому в конце концов были мученически казнены и даже трупы их предались насмешкам. Трупы их были настолько изувечены и осквернены, что это не поддается описанию. Одни священник из Джульфы увидевший всю эту дикую расправу громогласно рассказывая об этих ужасах, горько их оплакивал.

И на самом деле, поступок этот был настолько дик, что все имеющие совесть, видя эту мученическую трагедию, горько плакали, принимая во внимание то обстоятельство что эти мученики, во всей своей жизни никому, кроме добра, ничего не делали и даже во время голодовки в Исфагане они раздали большую часть своего состояния голодающим. Безвинные люди были так мученически наказаны... Это ужасно!!

16 мая 1892 г. в Акке после 40 летней своей деятельности умирает Великий Учитель Беха-Улла, он оставляет свое последнее послание, коим завещает всем: «общественные дела относятся к людям Дома Божественной справедливости. Они суть доверенные Бога среди рабов Его и источники повеления в Его странах. О племя Божье! Справедливость есть воспитательница мира, так как она обладает 2-я столпами: возмездием и вознаграждением. А эти два столпа суть два источника для жизни людей мира. Так как для каждого дня и для каждого века необходимы приказания и распоряжения то поэтому заведование делами отнесено к дому справедливости, дабы люди дома справедливости делали то, что признают согласно с требованием времени. Люди, которые Бога ради воспрянули для служения делу, вдохновлены тайным божественным вдохновением, и все должны им повиноваться. Дела политические целиком относятся к дому справедливости, а божественные — так как ниспослано в книге». До учреждения вышесказанного главного дома справедливости, долженствующего заседать всегда в одном из городов мира и на основании упомянутого же завещательного письма Беха-Уллы, все — бехаисты, без исключения, должны обращать свои взоры на сына его Абас Эфенди (Абдул-Беха). Между прочим в завещательном письме говорится так «посмотрите в Китабе Аглас (священная книга от Беха-Улла стих 282) где ниспослано: «когда отхлынет море свидания и заключится основная книга к концу, то обращайте взоры свои на «Пожеланного Богом», который отделился от сего (Беха-Уллы) истиннодревнего». Цель моя из этого стиха была Хусни Азам (Абдул-Беха Абас Эфенди) так и повелеваем ибо это есть мое совершенство. Назначил Бог место для Хусни Акпера (Мамедали Эфенди, второй сын Беха-Уллы) после Хусни Азама (Абдул-Беха), ибо Он повелитель и премудрый. Предпочтение Хусни Азама (Абдул-Беха) Хусни Акперу (Мамедали Эфенди) есть приказание от Бога Всезнающего и Всеведующего. Любовь к остальным ветвям (сыновьям Беха-Уллы) необходима всем, но Бог не предназначил им доли из общественного достояния».

Как у каждого лица бывают и противники и сторонники, также у Абдул-Беха (Абас Эфенди) нашлись противники, обвинявшие его в самозванстве и преувеличении своего положения, и сторонники восхвалявшие его в сбою очередь во всех деяниях и приписывавшие ему самые высшие положения этот спор уничтожил Абдул-Беха выпуском многочисленных брошюр, где объявлял, что у него Абдул-Беха нет никакого другого положения, степени, права и места кроме того, что он слуга порога Беха-Уллы и раб пред дворцом Бога.

Не мешает здесь представить почтенным читателям одно из многочисленных таких объявлений Абдул Беха:

«О возлюбленные Бога! Ныне время постоянства и непоколебимости и твердости в деле Бога. Вы не надейтесь на Абдул-Беха, так как он в конце концов с Вами должен распроститься навсегда: вы должны действовать по учению Бога. Если Божье Ученье будет в возвышенном положении, то вы радуйтесь и довольствуйтесь, считайте это своим счастьем, хотя бы даже для этого Абдул-Беха находился-бы под кинжалом палача, или был-бы закован в кандалы, или в цепи, так как вся цель заключается в образе Учения Бога, а не в теле Абдул-Беха. Друзья Бога должны приняться за дело Бога с такой непоколебимой силой и уверенностью, чтобы и даже при случае, если в минуту убьют сотню подобных Абдул-Беха, и то бы они не изменились, не переменили бы своего направления ни в пожеланиях, ни в бодрости ни в движения и ни в распространении Учений Бога».

«Абдул-Беха есть слуга порога Беха-Уллы и проявитель рабства в полном смысле сего слова пред Дворцом Бога; кроме этого, для меня нет никакого другого положения, степени, права, и места, лишь это есть моя конечная цель, это мой конечный путь, это будет последний единый пункт средоточия моих взоров».

«Самостоятельное и всеобъемлющее Божественное Проявление совершилось провозглашением Беха-Уллы и Его предтечей Бабом, да будет принесена моя душа им в жертву, и до тысячи лет все будут озарены его светом и будут пользоваться неисчерпаемой его милостью. О любящие Бога! вот мои Вам советы. Да будет слава тему, кто возникнет в кристальную чистоту этих слов, изложенных на сем листе и не будет действовать злонамеренно и не станет их перетолковывать. Да будет Всесветлейший Божий Блеск вам».