Geum.ru

Стивен Амброз День "Д" 6 июня 1944 г. Величайшее сражение Второй мировой войны Stephen E. Ambrose d-day. June 6, 1944. The Climactic Battle of World War II аннотация книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   57


Это вовсе не значит, что Эйзенхауэру нравились (или его устраивали) абсолютно все, кто находился под его началом. Он, например, не симпатизироват генералу Монтгомери и опасался, что тот во время боя будет проявлять излишнюю осторожность. Но Эйзенхауэр знал, что Монти, единственному на данный момент британскому герою войны, нужно отвести главную роль, и он решил добиваться от него такого же взаимодействия, как во время кампаний на Средиземноморье. Эйзенхауэр считал слишком осмотрительным и пессимистичным командующего тактическими военно-воздушными силами вице-маршала авиации сэра Трэффорда Ли-Маллори и тем не менее также настроил себя на самое тесное сотрудничество с британцем. Эйзенхауэр высоко ценил способности своего заместителя, маршала авиации Теддера, и главкома военно-морскими силами, адмирала Бертрама Рамсея. С обоими его связывала боевая дружба, завязавшаяся в ходе сражений на Средиземноморье.


Главнокомандующий сухопутными войсками генерал Омар Н. Брэдли был однокашником Эйзенхауэра по Уэст-Пойнту, давним и близким другом, суждениям которого он чрезвычайно доверял. Начальник штаба генерал Уолтер Б. Смит служил с Эйзенхауэром с середины 1942 г. и получил от него такую характеристику: "Идеальный штабной генерал. Надежная опора. Я хотел бы, чтобы у меня были десятки таких генералов. Тогда мне не оставалось бы ничего другого, как купить удочку, ловить рыбу и писать каждую неделю домой о блестящих военных победах".


Роммелю никогда не доводилось служить вместе со своими командующими: генералом Гансом фон Зальмутом (15-я армия) и генералом Фридрихом Долльманном (7-я). С Зальмутом его ссоры доходили до крика. Долльманн не имел достаточного боевого опыта, отличался слабым здоровьем и почему-то не терпел Роммеля. Ни Зальмут, ни Долльманн не были ревностными нацистами. Бронетанковой группой на Западе командовал генерал барон Лео Гейр фон Швеппенбург. Ветерана Восточного фронта Швеппенбурга приводило в ужас предложение Роммеля использовать танки на ближних позициях: по его мнению, это означало, что танки подменят стационарные артиллерийские орудия. Их разногласия так и не были разрешены, хотя это вряд ли имело какое-либо значение, поскольку в любом случае бронетанковая группа не входила в подчинение Роммеля.


Роммель снял с должности своего первого начальника штаба и поставил на его место генерала Ганса Шпейделя, шваба из Вюртемберга, которого знал еще со времен Первой мировой войны. Шпейдель был активным участником заговора против Гитлера и политически более искушен и подкован, чем его шеф. Конечно, ему удалось привлечь Роммеля на сторону заговорщиков.


Подходы Роммеля и Эйзенхауэра к предстоящему сражению существенно различались. Американский генерал всем сердцем верил в правоту дела, за которое боролся. Для него вторжение на север Франции имело целью не только освободить Европу от нацистской оккупации, но и навсегда покончить с фашистской чумой. Эйзенхауэр ненавидел нацизм и все, что было с ним связано.


Роммель считал себя патриотом, но не нацистом, хотя иногда и подхалимничал перед Гитлером. Для Роммеля предстоящее сражение означало битву с врагом, которого он и ненавидел, и уважал. Он готовился к схватке скорее как профессионал, чем как борец за идею.


4. Где и когда?


В середине марта 1943 г. (вскоре после битвы за проход Кассерин и почти за два месяца до окончательной победы в Тунисе) Объединенный комитет начальников штабов (ОКНШ) назначил британского генерал-лейтенанта Фредерика Моргана начальником штаба при Верховном командовании Союзническими экспедиционными силами. Ему поручили "координацию и планирование операции по форсированию Ла-Манша в этом или в следующем году". В течение месяца ОКНШ пришел к выводу, что такое наступление невозможно организовать в 1943 г., и в апреле была принята директива, предписавшая Моргану "начать планирование полномасштабного вторжения на Европейский континент в 1944 г., по возможности ранее".


Трудно представить себе более расплывчатую формулировку военного распоряжения. География его распространялась от Голландии до Бреста, выражение "по возможности ранее" растягивало временные рамки от марта до сентября 1944 г. Морган, собрав вместе британских и американских штабистов и назначив своим замом американского генерал-майора Рея Баркера, назвал созданную им группу COSSAC[13] (КОССАК) (по первым буквам наименования своей должности) и приступил к исполнению обязанностей.


КОССАК при планировании операции вынуждена была исходить из жесточайшего лимита десантных судов и ограничить одновременную высадку лишь тремя дивизиями. Союзники учитывали, что немцы, безусловно, укрепили "Атлантический вал", а это создавало дополнительные трудности, поскольку лишало войска возможности вести более рассредоточенное наступление. С самого начала КОССАК ориентировалась на концентрацию сил: предусматривался только один район вторжения.


Но где? Место предполагаемой высадки должно было находиться в пределах досягаемости союзнических самолетов, базировавшихся в Великобритании. Важно также, чтобы рядом располагался крупный порт, который надлежало захватить с суши и в кратчайший срок задействовать. Штурм "Атлантического вала", особенно вокруг французских гаваней, казался немыслимым: сокрушительное поражение, понесенное канадцами в Дьепе в августе 1942 г., убедило КОССАК в том, что лобовая атака против хорошо укрепленных оборонительных сооружений обречена на провал. Поэтому следовало найти такие участки побережья, где можно было прямо с десантных судов высаживать людей и технику и обеспечить их незамедлительное и массированное продвижение в глубь континента.


Большинству этих тактических соображений соответствовали условия французского побережья Средиземноморья или полуострова Бретань. Но со стратегической точки зрения район вторжения должен был находиться как можно ближе к главной цели наступления - Рурско-Рейнскому бассейну.


Великолепными портами располагали Голландия и Бельгия, но от них рукой подать до Германии и до аэродромов люфтваффе. Помимо частых наводнений, приморские районы представляли особую сложность еще и потому, что они имели мощные оборонительные заграждения. Можно было считать идеальным местом для высадки берег Па-де-Кале, но, очевидно, такого же мнения придерживались и немцы, поскольку они сделали "Атлантический вал" самым неприступным именно здесь.


Как вариант рассматривался и Гавр в устье Сены. Однако в случае нападения на этот порт дивизиям союзников пришлось бы высаживаться по обе стороны реки, и немцам ничего не стоило бы разбить их по отдельности. Восточнее же Гавра береговая линия представляет собой сплошные скалы, которые перемежаются маленькими бухточками, практически не имеющими выходов к каким-либо дорогам.


Определенные преимущества были у Бретани с ее большим портом Брестом и другими менее крупными, но удобными гаванями. Но она находилась слишком далеко от Соединенного Королевства и Рейнско-Рурского бассейна. Ближе к ним располагался Шербур, что повышало шансы полуострова Котантен. Однако его западный берег захлестывали атлантические штормы, и, кроме того, он хорошо защищался немцами с захваченных ими островов Гернси и Джерси. Восточная часть Котантена была низменной и часто затапливалась. Более того, узкое пространство полуострова позволяло немцам легко заблокировать передовые войска.


Путем исключения выбор пал на побережье Кальвадос в Нормандии. Маленький порт Кан нетрудно было взять, возможно, в ходе первой же атаки. Не представляло особой сложности и захватить расположенный рядом аэродром Карпике. Овладение Каном отрезало бы железнодорожное и автомобильное сообщение между Парижем и Шербуром, изолировало полуостров Котантен и открыло путь на столицу Франции.


Существовали и другие преимущества. По устью реки Орн проходила граница между 15-й армией вермахта на северо-востоке и 7-й армией на юго-западе, а промежутки между воинскими соединениями всегда являются самым слабым звеном обороны. Наступление предполагалось начать против 7-й армии, которая располагала лишь одной бронетанковой дивизией (21-й) (у 15-й армии было пять дивизий). Кальвадос находится в 150 км от крупных британских южных портов Саутгемптон и Портсмут[14]. Он защищен от штормов Атлантики полуостровом Котантен. От устья реки Орн на запад тянутся 30 км песчаных пляжей с пологими подъемами на берег, откуда внутрь континента ведет целая сеть дорог. От Арроманша на 10 км шла сплошная стена из почти вертикально стоящих утесов, но начиная с Колевиля скалы отступали от берега на расстояние до 10 км. Обрывы не превышали 40-50 м, а песчаные пляжи при самых высоких 10-метровых приливах простирались на 40-50, а при самых низких - на 200 м и более. И там имелись дороги.


К тому времени британцы располагали подробной разведывательной информацией о французском побережье. Вскоре после Дюнкерка радио Би-би-си передало призыв ко всем, у кого были почтовые открытки, отправленные в предвоенные курортные времена из Франции, отослать их на станцию. За один день пришло 30 тыс. карточек, а затем их набралось до 10 млн. В 1942-1943 гг. активно велась аэрофотосъемка, в результате которой союзники получили детальное изображение предстоящего поля сражения. Французское Сопротивление предоставляло сведения о заграждениях на побережье, укреплениях, расположении вражеских соединений. Информацию о приливах и отливах, течениях, топографии местности можно было добыть из старых туристических путеводителей.


Таким образом, побережье Кальвадоса на карте казалось совершенно приемлемым. Но оставался нерешенным главный вопрос: позволят ли его пляжи, находящиеся западнее устья реки Орн, высадиться десантным судам, танкам, бульдозерам и грузовикам. На этот счет имелись сомнения - британские географы и геологи считали, что за последние два столетия берег подвергся серьезной эрозии. Древнеримский порт с таким же названием, по их мнению, находился по крайней мере в 2 км от нынешней береговой линии. Бойцы французского Сопротивления выкрали в Париже четыре тома геологических карт, которые были составлены на латыни римлянами и указывали на наличие огромных торфяников на Кальвадосе. Торфяные болота, покрытые тонким слоем песка, не могли выдержать танки и другую тяжелую боевую технику.


Группе КОССАК предстояло это выяснить. Необходимо было взять пробы грунта. В канун 1943 г. в море вышла малютка-подлодка, в которой находились майор Логан Скотт-Боуден и сержант Брюс Огден-Смит, считавшиеся асами пилотажной и морской разведки. Они рассчитали, что немцы будут справлять Новый год. Капитан-лейтенант Найджель Уиллмотт возглавлял операцию при поддержке шкипера и механика. Майор Скотт-Боуден и сержант Огден-Смит проплыли вдоль берега, вооруженные пистолетами, кинжалами, подводными часами, компасами, фонарями и 12-дюймовыми трубами для взятия проб.


Они всплыли на приливной волне вблизи деревни Люк-сюр-Мер у берега, который позднее получил кодовое название "Меч". Им было слышно пение, доносившееся из немецкого гарнизона. Разведчики ползли вдоль воды, прячась от луча маяка, стараясь пройти по песку так, чтобы их следы смыл утренний отлив. Подводники вонзали трубы в дно, брали пробы и помечали на картах места, где они взяли грунт.


"Но самым трудным оказалось, - вспоминает Скотт-Боуден, - уйти обратно в море с тяжеленными, набитыми песком трубами и в полном подводном снаряжении. Шквальные волны откидывали нас назад. Мы выжидали, пока пройдет девятый вал и буруны станут немного меньше, и, наверное, только с третьего раза ринулись в море, отчаянно стремясь уплыть подальше от берега. Главное - что нам удалось держаться вместе".


Вдруг Огден-Смит закричал. Скотт-Боуден подумал, что у него судороги, подплыл поближе и услышал:


- С Новым годом!


Майор вспоминал: "Это был чудесный парень, клянусь. И я тоже пожелал ему счастливого Нового года".


Пробы грунта подтвердили, что пляжи выдержат тяжесть военной техники. Разведка провела несколько рекогносцировок побережья Кальвадоса, особенно на участках "Юнона" и "Золото". Мини-подлодку иногда приходилось опускать на дно, но так, чтобы через перископ можно было фотографировать. Скотт-Боуден объясняет: "Со дна, под углом зрения червя, мы видели вещи, которые не покажет ни одна аэрофотосъемка. Это очень сложная штука - держаться у берега так, чтобы перископ все время был над водой, а лодку не перевертывало".


Однажды субмарина прошла под французским рыболовным траулером, на котором находился немецкий дозорный. Скотт-Боуден видел людей на берегу, которые что-то перевозили на двухколесных тележках, запряженных лошадьми. Вместе с Огденом-Смитом он еще не раз совершал подводные вылазки на участке между Колевилем и Вьервилем, получившим вскоре кодовое название "Омаха".


В конце января Скотта-Боудена вызвали в штаб-квартиру КОССАК в Норфолк-хаус на площади Сент-Джеймс. Ему надлежало доложить адмиралу Рамсею, генералу Брэдли, генералу Смиту, еще четырем генералам и пяти адмиралам. Контр-адмирал Джордж Криси, начальник штаба Рамсея, раздвинул шторы, закрывавшие карту, и сказал:


- Опишите результаты вашей разведки. Скотт-Боуден посмотрел на карту. Она казалась огромной и нескончаемой:


- Боюсь, сэр, мне не удастся показать на ней все детали.


- Ладно, - ответил Криси, - у нас есть кое-что другое.


Майор проследовал за адмиралом к еще одному картографическому полотнищу и понял, что оно ему подходит. Криси пригласил всех присутствующих генералов и адмиралов:


- Берите стулья и садитесь поближе.


23-летний Скотт-Боуден подумал про себя: "Сейчас для меня все будет кончено".


"Мне никогда прежде не приходилось иметь дело с таким высоким начальством, - вспоминал он позднее. - Поэтому я вначале немного растерялся. Они засыпали меня вопросами. Моряков особенно не волновало то, что я говорил. Но генерала Брэдли интересовало, где и как могут пройти танки "Шерман". Я, конечно, не мог не вспомнить о двухколесных тележках с лошадьми".


Когда генералитет замолчал, Скотт-Боуден обратился к Брэдли:


- Сэр, поскольку берег усеян орудиями и укреплениями, взять его будет непросто.


Брэдли похлопал Скотта-Боудена по плечу и сказал:


- Да, мой мальчик, я это знаю.


Когда Эйзенхауэр со своей командой прибыл в Лондон, чтобы принять бразды правления у КОССАК, он изучил план Моргана и в целом согласился с предложенной логикой вторжения. Однако и он, и Монтгомери, и Смит, и Брэдли считали, что фронт наступления должен быть увеличен до пяти дивизий. Соответственно требовалось и больше десантных судов. Растянуть линию фронта на восток, к Гавру, представлялось неразумным, так как наступающие войска попали бы под прямой обстрел береговой артиллерии, наиболее усиленной в этом районе "Атлантического вала". Морган в то же время исключил возможность расширения атаки в западном направлении, в сторону юго-восточной части полуострова Котантен, поскольку там немцы затопили прибрежные территории.


Эйзенхауэр пересмотрел мнение Моргана и решил, что фронт вторжения можно продвинуть на запад. Он посчитал, что американские воздушно-десантные дивизии, заброшенные в глубь континента, захватят выступающие над водой дороги, по которым затем пойдут войска, высаженные с моря.


По плану на Котантен с побережья под кодовым названием "Юта" должна была наступать американская 4-я пехотная дивизия, а 29-й и 1-й пехотным дивизиям предстояло высадиться на участке Кальвадоса "Омаха". Британским и канадским войскам отводились бухты, протянувшиеся на запад от устья реки Орн (кодовое название "Меч"). В их число входили британская 3-я дивизия, английские и французские коммандос, канадская 3-я дивизия ("Юнона") и британская 50-я дивизия ("Золото"). Британская 6-я воздушно-десантная дивизия должна была высадиться между реками Орн и Див для защиты левого фланга.


КОССАК в начале наступления намеревалась задействовать только одну армию - британскую или американскую - по одной причине: чтобы избежать возникновения уязвимого "межнационального" пространства между войсками разных государств. Но по политическим соображениям это было невозможно. Генерал Баркер в июле 1943 г. говорил: "Совершенно ясно, что премьер-министр никогда не позволит, чтобы вторжение осуществили исключительно американские войска. То же самое с уверенностью можно сказать и о правительстве США. Мы должны воспринимать это как реальность".


Итак, все было решено. Вторжение намечено на побережье Кальвадос. Британские войска наступают на левом фланге, американцы - на "Омахе" и "Юте" в направлении полуострова Котантен.


Высадка на Кальвадосе осложнялась одной серьезной проблемой. Союзнические армии оказывались на юго-западной стороне двух крупных рек - Сены и Соммы, создававших преграды на пути к главной цели - Рейнско-Рурской области. Однако это обстоятельство можно было обернуть и в свою пользу: мосты через Сену разрушить бомбардировками еще до начала наступления, чтобы лишить вермахт возможности подтянуть танковые дивизии из Па-де-Кале.


В целом же вторжение через Кальвадос имело очевидные плюсы. Оно застало бы немцев врасплох. Германское командование решило бы, что это всего лишь обманный маневр, рассчитанный на то, чтобы вынудить его перебросить танки с Па-де-Кале к западу от Сены. Логика проста: нанося удар на Кальвадос, союзники удаляются от Рейнско-Рурского бассейна. Поэтому представлялось вполне реальным заставить немцев поверить в то, что Кальвадос - ложное место высадки, а главное направление наступления - Па-де-Кале.


Чтобы укрепить убежденность немцев в необходимости держать свои танковые армии на северо-востоке от Сены, КОССАК предложила (а Эйзенхауэр поддержал) разработать план действий по обману германского командования под кодовым названием "Фортитюд" ("Сила духа"). Ставилась задача ввести Гитлера и его генералов в заблуждение относительно места вторжения и реальной численности экспедиционных сил.


В операции "Фортитюд" участвовали и британцы, и американцы. В полной мере были задействованы двойные агенты, "Ультра", фиктивные армии, ложная радиосвязь. Вермахту навязывалось представление, что союзники могут высадиться и на побережье Бискайского залива, и в районе Марселя, и даже на Балканах. Но самым важным считалось заставить немцев поверить в то, что наступление начнется либо в Норвегии (где в морских базах стояли подводные лодки - последняя надежда Гитлера), либо в Па-де-Кале.


Привлечь внимание германского командования к Норвегии союзники могли только демонстрацией того, что они располагают необходимыми силами для нанесения отвлекающего удара. Сделать это было чрезвычайно сложно в силу острой нехватки десантных судов: вплоть до дня "Д" сохранялась неуверенность в том, что их будет достаточно даже для запланированной высадки шести дивизий в Нормандии. Поэтому требовалось создать фиктивные дивизии и фиктивные флотилии десантных кораблей. В таком хитром деле неоценимую помощь оказали двойные агенты, американские и британские кинохроники и радиопередачи.


К примеру, британская 4-я армия в Шотландии, которой предстояло участвовать в "нападении" на Норвегию в середине июля, существовала только на радиоволнах. В начале 1944 г. несколько десятков офицеров отправились на самую северную оконечность этой части Великобритании и наладили между собой радиосвязь. Они в точности воспроизводили обмен сообщениями, типичный при развертывании войск.


Конечно, в их передачах не содержалось ничего вроде: "Нападение на Норвегию планируется на середину мая". Немцы никогда бы не приняли всерьез такую явную "утку". В сообщениях говорилось: "80-я дивизия запрашивает 1800 пар подошв с шипами и 1800 пар лыжных креплений", или: "7-й корпус просит направить инструкторов по преодолению отвесных скал по методу Билжери", или: "Для моторизованной роты 2-го корпуса требуются инструкции о работе двигателей в условиях высокогорья и низких температур". В действительности не существовало ни 80-й дивизии, ни 7-го или 2-го корпусов. Вермахту оставалось лишь гадать о том, что происходит в Шотландии.


Надуть немцев было не так просто. Они сами в этом деле проявили себя большими мастерами. В начале 1942 г. Германия осуществила одну из самых искусных и успешных фикций Второй мировой войны под кодовым названием "Кремль". Ее целью было заставить Красную Армию поверить в то, что главной кампанией 1942 г. будет наступление на Москву, а не на Сталинград. Как пишет историк Эрл Зимке: "Это была чистейшей воды фальсификация, но ее можно назвать шедевром военного искусства". Немцы широко использовали радиосвязь, чтобы создать впечатление о наращивании армий вокруг Москвы, и во многом их действия аналогичны операции "Фортитюд".


Но у союзников имелась еще одна сильная сторона - сеть двойных агентов. Ее основу составляли завербованные немецкие шпионы, в преданности которых абвер все еще не сомневался. Они отсылали в Гамбург шифровки о тяжелых железнодорожных составах, идущих в Шотландию, эмблемах новых дивизий, которые появились в Эдинбурге, о слухах в войсках, что их отправляют в Норвегию. Вдобавок на аэродромах стали появляться сделанные из древесины двухмоторные "бомбардировщики". Британские коммандос совершили несколько вылазок на Норвежское побережье, пометили места расположения радаров и взяли пробы грунта, продемонстрировав тем самым подготовку к вторжению.


Результат оказался потрясающим. К началу лета 1944 г. Германия развернула в Норвегии 13 армейских дивизий (в дополнение к уже находившимся там подразделениям военно-морских и военно-воздушных сил, насчитывавших в общей сложности 150 тыс. человек). Эти войска едва ли были особо боеспособными, но вполне годились для траншей "Атлантического вала" во Франции. В конце мая Роммель настоял на том, чтобы Гитлер перебросил пять пехотных дивизий из Норвегии во Францию. Они грузились для отправки по назначению, когда абвер вручил фюреру пакет с очередными "перехваченными" шифровками об угрозе Норвегии. Гитлер отменил свой приказ. Перефразируя Черчилля, можно сказать: в истории войн трудно найти другой пример того, как небольшая группа людей парализовала действия многих десятков тысяч человек.