Geum.ru

Стивен Амброз День "Д" 6 июня 1944 г. Величайшее сражение Второй мировой войны Stephen E. Ambrose d-day. June 6, 1944. The Climactic Battle of World War II аннотация книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   57


В войска поступали миллионы презервативов. Некоторые солдаты надували их как воздушные шары или наполняли водой. Но другие находили им более разумное применение. Пехотинцы обтягивали ими дуло винтовок "М-1": "резинки" не пропустят в ствол песок или воду, и их можно не снимать до тех пор, пока не наступит время стрелять. Многие заворачивали в презервативы часы; к сожалению, в них не помещались бумажники.


Всем выдали "спасательные комплекты" на случай, если человек потеряется или попадет в плен. "Они напоминали о бойскаутских играх, - говорит майор Говард. - В набор входили самые разные предметы: напильник, который нужно было вшить в гимнастерку; латунная брючная пуговица (ее намагнитили, и она могла служить миниатюрным компасом, если ее поставить на булавку); шелковый шарф с картой Франции; таблетки для очистки воды; французские франки, напечатанные правительствами США и Англии при громких протестах де Голля (в пересчете на американскую валюту примерно 10 долларов на человека). Эти простые вещи приводили ребят в неописуемый восторг".


Каждый солдат получил новейшее оружие. Винтовки и пулеметы требовалось пристрелять. Слотер вспоминает: "Нас не ограничивали в боеприпасах: упражняйся, сколько хочешь. Штыки и ножи были наточены, как бритвы".


Выдали и новые комплекты одежды, пропитанной химическим составом, предохраняющим от отравляющих газов. Солдаты ненавидели эту униформу. Отношение к ней десантников, высаживавшихся в день "Д", выразил рядовой Эдуард Йезиорский из 507-го парашютно-пехотного полка: "Трудно придумать более неудобное, холодное, одеревенелое, липкое и дурно пахнущее обмундирование. Тот, кто изобрел эту жуткую хламиду, наверняка получил медаль "За выдающиеся заслуги" от самого дьявола". (Войска прошли в такой форме всю Нормандскую кампанию и даже больше, химическая пропитка не позволяла одежде "дышать", люди замерзали в ней ночью и обливались потом днем, и, конечно, от них всегда дурно пахло.)


Но питание было превосходное. "Стейки, свиные отбивные со всякими там гарнирами и приправами, - вспоминает Слотер, - а затем пирог с лимоном и меренгой - обычное ежедневное меню, причем по принципу: ешь, сколько можешь. Американцы особенно налегали на свежие яйца, белый хлеб, мороженое, соусы и прочие недоступные прежде "лакомства" и шутили при этом, что их "откармливают, как на убой".


В специально оборудованных палатках целыми днями крутили новейшие фильмы, которые доставляли прямо из Голливуда.


Там же бесплатно раздавали поп-корн и леденцы. Многие ветераны помнят если не сюжеты, то названия этих картин: "Mr. Lucky" ("Везунчик") с Кэри Грантом и Ларейн Дей, "Going My Way" ("Иду своей дорогой") с Барри Фиццжеральдом и Бингом Кросби и, конечно, "The Song of Bernadette" ("Песня Бернадетты").


Учения закончились. Если не считать стрельбища, оттачивания штыков и ножей, хождения в кино, то солдатам практически нечего было делать. По словам капрала Питера Мастерса, "казалось, что время остановилось". После многих напряженных дней, наполненных тренировками и маневрами, войска заскучали. Мастерс рассказывает: "При таком скоплении вооруженных людей неизбежны инциденты с оружием, приводящие иногда и к жертвам. Нередко какой-нибудь солдат по ошибке нажимал на спусковой крючок своей винтовки. Однажды кто-то услышал взрыв и закричал:


- Санитары!


В роте "А" 116-го полка какой-то шутник бросил в горящую бочку обойму пуль от "М-1": солдаты лишь расхохотались, но все-таки разбежались".


Проходили дни, недели, и в войсках нарастали раздражительность и озлобление. Любое расхождение во мнениях тут же вызывало ссору. Кулачные бои стали обычным явлением, говорит рядовой Иезиорский. Лейтенант Ричард Уинтерс из 506-го полка что-то не поделил с лейтенантом Реймондом Шмицем и в драке повредил ему два позвонка, из-за чего тот попал в госпиталь. И как всегда в военных лагерях, в "сосисках" распространялись самые невероятные слухи.


Занятия спортом несколько помогали выпустить бьющую через край энергию. Сначала все увлеклись футболом[25]. Но ротные командиры скоро запретили его, поскольку игры превратились в рукопашные схватки, заканчивавшиеся переломами рук и ног. Софтбол оказался более подходящим развлечением: в ротах стояли бочки, доверху набитые мячами и перчатками. Многие теперь вспоминают, что это были для них последние игры с мячом: полученные в боях ранения лишили их такой возможности.


В "сосисках" имелись библиотеки, состоявшие в основном из книг типа "пейпербэк" (в мягком переплете). Они впервые появились в 1939 г., когда "Покет букс" издал сразу десять наименований по цене 25 центов за экземпляр. Затем в 1941 г. "пейпербэки" начало выпускать издательство "Эйвон букс", за которым последовали "Попюлар лайбрери" и "Делл". Специальная бесплатная серия книг уменьшенного формата под названием "Амд сервисна эдишнс" была подготовлена для американских войск (22 млн экземпляров). Большой популярностью у солдат пользовалась "A Tree Grows in Brooklyn" ("Дерево растет в Бруклине") и, как это ни удивительно, "The Pocket Book of Verse" ("Карманная книга поэзии". Чтобы не навредить моральному духу войск, в сборник не были включены тревожные и печальные стихи ветеранов Первой мировой войны).


Процветали азартные игры. Практически безостановочно солдаты резались в покер и в кости. Из рук в руки переходили огромные суммы денег. Рядовой Артур "Датч" Шульц из 505-го парашютно-пехотного полка выиграл в кости 2500 долларов, "Я знал это, - говорит он, - потому что остановил игру и пересчитал деньги. Я оставил без единого цента всех, кроме штабного сержанта, которого, кстати, терпеть не мог. Но у него еще были 50 долларов. Я решил и его добить. Однако удача мне изменила: я потерял все 2500 долларов".


В частях фактически действовал "сухой закон". Редко кому удавалось выбраться из "сосисок" и пойти в паб: военная полиция отлавливала и арестовывала таких "лазутчиков". Майор Девид Томас, хирург 508-го парашютно-пехотного полка, помнит, что каждому медику выделили по фляге спирта к операции в Нормандии. Он сухо замечает: "Не думаю, что хотя бы одна капля покинула пределы Англии".


Ротные командиры водили своих солдат строем по близлежащим дорогам. Это давало им возможность развеять скуку. Заодно они могли увидеть, насколько грандиозны приготовления союзнических войск к операции, ощутить уверенность, что такая непреодолимая сила не может потерпеть поражение. Маршируя через поля и деревни, солдаты встречали на своем пути не поддающееся подсчету количество боевой техники и самолетов. Перед ними открывалась впечатляющая картина мощи свободного мира, сконцентрированной для сокрушения нацизма: по дорогам шли люди в военной форме Новой Зеландии, Норвегии, Польши, Франции, Австралии, Канады, Великобритании, Голландии, Бельгии и Соединенных Штатов. Как вспоминает сержант Слотер, "казалось, что здесь собрались солдаты союзнических государств со всего мира".


Во время одного из таких походов произошел инцидент, еще раз подтвердивший существование трений между "томмиз" и янки. Капрал Мастерс рассказывает, что его подразделение на марше повстречалось с американской частью. Несколько янки вышли из шеренг, чтобы поговорить с женщиной и ее трехлетней дочкой, стоявшими на обочине дороги (любое общение с гражданским населением было категорически запрещено). Конечно же, маленькая девочка не удержалась от того, чтобы сказать американцам то, что уже давно привыкли говорить все британские дети:


- Got any gum, chum? (У тебя есть жвачка, приятель?) "И когда мы проходили мимо, - вспоминает Мастерс, - кто-то из нашей колонны проорал американцам:


- Дайте ей хотя бы подрасти!"


Среди миллионов людей, собравшихся в Южной Англии для вторжения во Францию, мало кто знал детали операции "Оверлорд" - когда и где должна произойти высадка. Тех, кто владел сверхсекретной информацией, называли "биготами" ("фанатиками").


Но постепенно круг осведомленных расширялся. Верховная ставка Союзнических экспедиционных сил и штаб 21-й группы армий проинформировали о планах операции штабы армий и корпусов, а те, в свою очередь, командование дивизиями, полками, вплоть до командиров ротами и взводами, которые провели инструктаж среди сержантов и рядовых. На более низких уровнях названия районов высадки не раскрывались до самого дня отправки войск через Ла-Манш во Францию. В целом же информация была достаточно полной и точной, особенно о характере местности, численности и боеготовности германских сил. С подчеркнутым воодушевлением на брифингах говорилось о том, какое побоище устроят немцам авиация и морская артиллерия.


Инструктаж проводился на песчаных площадках или, как, например, в 12-м полку 4-й дивизии, на огромном макете полуострова Котантен, сделанном из губки и каучука. На нем в мельчайших деталях отображались все дороги, мосты, строения, линии электропередачи, укрепления и заграждения. Джерден Джонсон в своей книге "История 12-го пехотного полка во Второй мировой войне" пишет о том, что у десантников было такое впечатление, как будто они находятся на самолете и смотрят вниз на побережье и пляжи, которые им вскоре предстояло брать штурмом.


Для офицеров брифинги устраивались в полках. Лейтенант Ралф Истридж (115-й полк 29-й дивизии) составил подробное описание такого инструктирования. Один из командиров разложил карту "Омахи" и объяснил, что 16-й полк (1-я дивизия) и 116-й полк (29-я дивизия) высадятся бок о бок, а 115-й - вслед за 116-м. Затем он охарактеризовал укрепления и стационарные фортификации на "Омахе", особенности местности, расстояние от береговой стены до подножия утеса (около 200 м), его высоту (в среднем 30 м), привел другие детали.


"Вы видите, что наиболее мощная оборона создана в местах, где узкие лощины ведут в глубь материка. Для нас разломы или расщелины в скалах являются единственными выходами с берега. Успех первой атаки будет зависеть от того, как скоро нам удастся захватить эти выходы".


"Оборона противника в основном состоит из минных полей, заграждений из колючей проволоки, противотанковых траншей и огневых точек, перекрывающих выходы. На каждой позиции примерно по батальону, еще до батальона рассредоточены между ними. Все они входят в 916-ю дивизию, стационарную, названную так, потому что она призвана сражаться на фиксированных оборонительных линиях".


"Эта дивизия на 40 процентов сформирована из немцев, многие из них частично недееспособны. Но помните, что и однорукий солдат также способен вести пулеметный огонь из ДОСа".


"Остальные 60 процентов - наемники, главным образом русские, а также поляки, югославы и другие граждане Балканских стран... Они грубы, примитивны, невежественны и не слишком высоко ценят свою жизнь. Эти люди пришли из той части мира, где война стала главным занятием для целых поколений. Ими командуют немцы, и они будут биться насмерть".


"За стационарной дивизией располагаются мобильные войска первого эшелона. Личный состав в основном немецкий. Большинство воевали на русском или итальянском фронтах. Слабое место - нехватка транспортных средств".


"Теперь о плане действий. Десантный флот высаживает 16-й и 116-й полки около 6.30... Суда подходят к берегу в районе первой линии подводных заграждений, на приливной волне. Ставится задача незамедлительно захватить высоты, позволяющие немцам обстреливать пляжи. Наш полк выгружается в час "Ч" плюс 90 минут, пробивается к этой деревне[26] и занимает позиции справа..."


"Первая часть операции сравнительно легкая. Основное сделает 116-й полк до того, как мы высадимся. Если у него все получится, то для нас останутся сущие пустяки".


- Сэр, - спросил один из офицеров, - что произойдет, если 116-й не очистит побережье, как это предусмотрено планом?


- Тогда нам придется выполнить их миссию.


- Сколько дивизий в первом эшелоне? - задал вопрос еще один офицер.


- Это будет потрясающее шоу, - ответил инструктор с улыбкой. - Поверьте мне. Но нас должен заботить только наш сектор.


- Когда наступит день "Д"?


- Мы еще не знаем. Возможно, 3 или 4 (июня).


Офицерам понравилось замечание насчет "сущих пустяков", но они не поверили инструктору. Лейтенант Истридж комментирует: "Перспективы представлялись малоутешительными. Схемы береговой обороны показывали, что немцы подготовились фантастически. Перед 116-м полком стояла неимоверная задача".


Рядовой Феликс Бранхем из 116-го полка помнит, как офицер, инструктировавший его взвод, говорил: если солдаты возьмут с собой побольше мин, снарядов для минометов, ящиков с боеприпасами, раций и батарей к ним, тем самым они помогут другим. Тогда 115-й, идущий следом и не столь перегруженный, "сможет воспользоваться оставленным на берегу снаряжением и быстрее двинуться вперед, пусть даже по нашим трупам".


Солдатам не всегда приходилось слушать такие пугающие речи. Чаще всего слова офицеров, инструктировавших роты и взводы, звучали более оптимистично. Спустя 40 и более лет ветераны "Омахи" вспоминают, хотя и с некоторой горечью, что им обещали: "Не будет никаких проблем, потому что нам расчистят путь авиация, морская артиллерия и реактивные установки на десантных судах. Поначалу будет легко, и нечего зря волноваться. Трудности наступят через два-три дня, когда начнутся танковые контратаки" (Роберт Хили, 149-я специальная инженерная бригада).


Вот еще несколько аналогичных воспоминаний.


"Нам говорили, что перед самым вторжением на наш участок 9-я военно-воздушная армия обрушит тысячи тонн бомб. И меня беспокоило, как наши грузовики пройдут через многочисленные воронки" (Мерикал Диллон, 6-я специальная инженерная бригада).


"Наш офицер только и делал, что пытался подбодрить нас. Он обещал, что более тысячи бомбардировщиков подготовят место высадки. Корабельные орудия сметут все, что обозначено на картах, - ДОСы, береговую артиллерию, минометные гнезда, проволочные заграждения. Все взлетит в воздух, и нас ждет "сущая ерунда" (Уильям Диллон, 26-й полк).


"Нас заставляли поверить в то, что на берегу не останется ни одной живой души. В общем, не высадка, а прогулка при луне" (Лерой Дженнингс, 5-я специальная инженерная бригада).


Почти в каждой части происходило нечто подобное. Все желающие - младшие офицеры, рядовые, сержанты - могли часами изучать места высадки на песчаных столах и макетах, обсуждать и обмениваться мнениями. Раздавались фотоснимки, причем некоторые из них были сделаны буквально несколько часов назад и отражали последние изменения на "Атлантическом валу". Казалось, что при такой информированности союзников у немцев не имелось никаких шансов выстоять.


Случались и довольно необычные брифинги. Офицер, инструктировавший 91-ю эскадрилью самолетов - буксировщиков планеров, предупредил:


- Пилоты должны отпустить планеры только тогда, когда ведущий "С-47" начнет плавный разворот налево к берегу. Если кто-то из пилотов "С-47" отрубит планер раньше времени, то ему следует лететь дальше и не возвращаться, потому что я здесь буду его ждать.


У одного из пилотов возник вопрос. Совершенно невинно он поинтересовался:


- Сэр, что нам делать после того, как планеры приземлятся? Инструктор замешкался. После некоторого молчания он сказал:


- Если честно, не знаю. Над этим мы еще как-то не задумывались.


Потом раздался нервный смех, когда пилот планера, сидевший рядом с Чарлзом Скидмором, ответил за офицера:


- Бежать куда глаза глядят!


Армия всегда остается армией, и в ней неизбежны разные анекдотичные ситуации. Сержант Алан Андерсон из 116-го полка рассказывает, как однажды его позвали в палатку, где с патриотической и страстной речью выступал полковник, отвечавший за связи с общественностью. Пропагандист говорил о том, что "для всех нас "большая честь участвовать в этой величайшей операции по вторжению во Францию, которая изменит историю всего мира". А потом заявил, что очень жалеет, что не может быть рядом с нами. Мой приятель Арки Маркам ткнул меня в бок и сказав


- Хорошо, если он действительно этого хочет, то пусть идет вместо меня".


Полковник далее провозгласил, что армия готова к тому, чтобы в первые 24 часа понести чуть ли не 100-процентные потери. Андерсон вспоминает: "...все стали переглядываться и говорить:


- Да, не повезло нам".


После брифингов войска практически были заперты в своих лагерях. Военная полиция вела наблюдение как на их территории, так и по периметру. Никто не допускался вовнутрь без документа, удостоверяющего личность, и никому не разрешалось выходить без соответствующего приказа. Капитан Сирил Хендри, британский танкист, рассказывает, что 1 июня умер его отец, которого похоронили 3 июня, "но мне не позволили поехать на похороны, хотя мой брат, служивший в Дамаске, смог прилететь домой, чтобы попрощаться с отцом".


Молодым людям свойственна бравада. Но брифинги и детальное ознакомление с немецкими береговыми укреплениями отрезвляюще подействовали даже на самых бесшабашных храбрецов. Хотя они и убеждали друг друга в том, что хуже, чем на учениях, не будет, у них все же имелось представление о том, что могут сделать с человеческим телом пули и шрапнель. Большинство солдат еще не участвовали в боях, однако они читали в газетах и видели на экранах телевизоров военные новости с сентября 1939 г. Дома по газетным статьям или по информационным роликам они следили за тем, как вермахт покорял Европу, побеждал поляков, норвежцев, бельгийцев, британцев, французов, югославов, греков и русских. Союзнические экспедиционные силы хорошо понимали, что им противостоит прошедшая боевую закалку армия, еще недавно считавшаяся несокрушимой.


После брифингов прибавилось работы у капелланов. Потеряв 2500 долларов, "Датч" Шульц пошел исповедоваться. Священник, британский капеллан, "вывернул меня наизнанку, заставил признаться в грехах, которые я совершил по шестой заповеди". Шульц потом не пропускал ни одной мессы, и, как он говорит, его радовало, что возле алтаря стояли капитан Стеф, майор Келлем, майор Макгинти и другие батальонные офицеры.


Майор Томас из 508-го полка не придавал особого значения брифингам: "Я служил в воздушно-десантных войсках достаточно давно и хорошо знал, что ночные прыжки никогда не совершаются так, как запланировано". Вместо этого он увлекся покером. Майор проигрывал и решил послушать капеллана в надежде получить моральную поддержку. "Только я уселся в последнем ряду, как капеллан Эддер сказал:


- Господь не очень интересуется теми, кто приходит к Нему по необходимости".


"Ничего себе, - подумал Томас, - он, должно быть, видел, как я входил". Тогда майор поднялся и вышел из часовни.


Когда Джон Барнс узнал, что его рота "А" 116-го пехотного полка идет в числе первых, он отправился на мессу, думая, что "это может оказаться последним шансом побывать на церковной службе". Его вырастила набожная мать, которая всем сердцем молилась, чтобы сын стал священником. Когда Джон окончил школу, ему пришлось сказать матери, что он не создан для церковной жизни. Во время мессы Барнс решил заключить с Богом сделку: если он останется живым, то станет священником. "Потом я подумал, - говорит Джон, - что это плохая сделка и для Него и для меня, и решил испытать судьбу".


Но были и такие, кто не хотел испытывать судьбу. "Датч" Шульц помнит парашютиста, который "случайно" прострелил себе ногу. Сержант Джозеф Драготто из 1-й дивизии с изумлением наблюдал, как солдат хладнокровно положил между двумя кусками хлеба приличную порцию трубочного табака и съел этот "сандвич". В результате он оказался в госпитале, что автоматически избавляло его от участия во вторжении. Драготто также видел, как другой военнослужащий выхватил винтовку и начал стрелять по палаткам. Его тут же скрутила полиция. Сначала Драготто не мог понять, зачем солдат это сделал, а потом догадался: "Он просто хотел избежать войны".


Некоторые пытались избавиться от страха, делая свою внешность еще более пугающей, чем она была. Солдаты одного отделения в 115-м полку решили наголо обрить головы. Эта затея быстро распространилась по всей роте, а скоро и весь полк выглядел как колония зэков.


Идею подхватили парашютисты, с одной лишь разницей - они оставляли на голове пучок волос, чтобы быть похожими на индейцев (их прозвали "могавками"). Полковник Роберт Синк, командовавший 506-м парашютно-пехотным полком, видя, что обрезание волос продолжается, сказал солдатам:


- Вам необходимо знать следующее. Согласно официальным сообщениям, немцы информируют французское население о том, что впереди экспедиционных сил будут идти американские парашютисты, и все они уголовники и психопаты. Их легко узнать по бритым головам.


Младших офицеров и сержантов волновало, удастся ли им повести за собой в атаку солдат. Сержант Алан Андерсон поделился своими опасениями с рядовым Джорджем Маусером. Тот ответил:


- Видишь ли, серж, война может закончиться лишь тогда, когда мы сможем пересечь Ла-Манш, и мы должны это сделать. И чем быстрее, тем лучше. И из всех людей, с кем мне довелось тренироваться, я бы предпочел идти в бой с вами.


В 506-м парашютно-пехотном полку сержанты Карвуд Липтон и Элмер Меррей часами обсуждали различные варианты боевых ситуаций, которые могли возникнуть во время высадки, и как с ними совладать.


Почти 175 000 человек, расквартированных в "сосисках", ждали день "Д", и, конечно, невозможно сказать, о чем думал каждый солдат. Некоторые были настроены решительно и твердо, другие испытывали сомнения и даже страх. Отчасти отношение к предстоящему сражению зависело от возраста. Шарлю Жарро исполнилось всего 17 лет, и он воспринимал своих 22-23-летних товарищей как "стариков". Он думал, что "старики" настроены примерно так: "Ладно, пусть все это скорее произойдет, и тогда мы вернемся домой". А сам Шарль считал: "Поскорее бы во Францию, а там мы хорошенько развлечемся".


Можно сделать лишь одно обобщение. Среди американцев было больше готовности к бою, чем среди британцев. Для янки путь домой лежал на восток, через Германию. А "томмиз" уже находились у себя дома. Капитан Алистер Баннерман, командир взвода в Суссексе (Юго-Восточная Англия), отправил пространное письмо жене, в котором обрисовал свою жизнь в "сосиске". В письме отражены и его собственные настроения, и ощущения некоторых из сослуживцев.


"Мы вовсе не чувствуем себя героями, - писал он 28 мая. - Слишком много превратностей в нашей жизни. Бесконечная муштра, тебя все время понукают, и эти потные носки и гвозди в ботинках. Фактически мы существуем в клетке... Я пытался объяснить своему взводу, что мы творим историю и когда-нибудь наши дети будут читать о наших подвигах в книгах. Но все, что я видел в ответ, это снисходительные улыбки".


"Что касается солдат... Красноречивое выступление Черчилля по радио в общем-то тревожит. У них нет веры в будущее нового мира и в величайшую освободительную миссию. Они знают, что их ждет склеп. Все, что они хотят сейчас, - чтобы все это поскорее закончилось, чтобы они могли вернуться на свои улицы, в свои дома, к своей прежней жизни, к женам, к своим родным и близким".


31 мая Баннерман написал: "Каких же неимоверных усилий стоит каждому солдату подготовиться к тому, что должно произойти. Парням, которые только что начали жить, без образования и философского понимания смысла бытия, вышедшим из страдающих, задавленных нуждой семей, парням, которые еще не испытали любви и, естественно, не имели особых амбиций и даже не думали о каком-то новом мировом порядке. И все же мы здесь и готовы по приказу идти в бой"[27].


В первые дни июня Союзнические экспедиционные силы начали грузить войска, формировать флотилии и выстраивать их для перехода через Ла-Манш. Солдаты брали с собой только самое необходимое: оружие, боеприпасы, противогазы, фотографии любимых и близких, смену белья (им выдали сигареты и сухие пайки). Подполковник Томпсон в своих мемуарах пишет, что всеми, кто поднимался на борт десантных кораблей, овладело одно чувство - ностальгия по тренировочным лагерям и учениям.


То, что немцы не сделали никаких выводов из концентрации сил на юге Англии, которую они, конечно, не могли не заметить, остается одной из самых больших загадок Второй мировой войны. Они наносили по ночам удары по лагерям (правда, в рейдах участвовали не более полудюжины бомбардировщиков), сбрасывали мины в гавани. Иногда прорывались разведывательные самолеты, делали снимки и уходили на восток. Ситуация требовала от немцев постоянно бомбить порты и скопления войск во время учений, но этого так и не произошло. Конечно, у люфтваффе осталась лишь тень ее былой мощи времен Британской битвы 1940 г. Безусловно, сыграли свою роль макеты десантных судов в Восточной Англии, сооруженные в соответствии с программой "Фортитюд" для обмана противника. И тем не менее нет разумного объяснения, почему вермахт так и не воспользовался возможностью наносить воздушные удары по гаваням и "сосискам". "В этом было что-то сверхъестественное", - вспоминает Ричард Фрид, моряк торгового флота.


Еще одна загадка. В конце апреля германские торпедные катера потопили два ДКТ и повредили шесть других, не понеся никаких потерь. Почему же после этой успешной операции немцы больше не торпедировали корабли союзников? Германские подводные лодки, вернее, то, что от них осталось, находились в Северной Атлантике. В начале июня им удалось пустить ко дну два американских эсминца. Но немецкие подлодки не проводили ни разведывательных операций, ни торпедных атак против армады "Оверлорда".


Неудивительно, что немцы не рассматривали Нижнюю Нормандию как главное направление вторжения союзников. То, что экспедиционные силы сконцентрировались в Южной Англии, еще не указывало на район предполагаемого нападения. Портсмут расположен ближе к Па-де-Кале, чем к Кану. Контроль морского пространства обеспечивал различные варианты действий: флот, выйдя в Ла-Манш, мог направиться дальше либо на восток, к Кале, либо на юг, к Кальвадосу и Котантену, либо на юго-запад - к Бретани. Союзники обладали мобильностью, беспрецедентной в военной истории. Джон Киган правильно отмечает важность создания десантных судов, воздушно-десантных дивизий и возможности с воздуха изолировать районы высадки. Благодаря этим факторам то, что считалось слабым местом в стратегии второго фронта, превратилось в огромное преимущество: опора на морские пути для переброски войск стала реальной.


Союзники проводили множество обманных маневров, предусмотренных операцией "Фортитюд". В частности, время от времени в сторону Франции направлялись десантные суда под прикрытием крейсеров и эсминцев, которые имитировали нападение на отдельные участки побережья. Эти ложные атаки держали немцев в нервном напряжении и позволяли раскрывать расположение радаров и аэродромов люфтваффе.


Обширная и достоверная информация поступала из перехватов "Ультры", данных массированной и регулярной воздушной разведки, от французского Сопротивления. 3 июня Совместный подкомитет по разведке доложил о "Немецких оценках намерений союзников относительно операции "Оверлорд". Это был очень приятный документ. В нем говорилось: "За прошедшую неделю не поступило сведений, которые указывали бы на то, что противник правильно определил направление нашего главного удара. Он исходит из того, что существуют несколько районов высадки: от Па-де-Кале до Шербура". В докладе отмечалось, что немцы по-прежнему "переоценивают реальные масштабы союзнических сил", а также предполагают высадку войск в Норвегии.


В "Еженедельном обзоре разведки", №11, выпущенном 3 июня Верховной ставкой Союзнических экспедиционных сил, давалась оценка германских войск. В нем указывалось на переброску различных немецких дивизий во Францию, а также ближе к побережью. Некоторые формирования выдвинуты на Котантен и в район "Омахи", как будто Гитлер, Рундштедт и Роммель наконец раскрыли союзнические секреты. В действительности же немецкие части передислоцировались в целях усиления "Атлантического вала" - от северо-востока до юго-запада (корпус LXVII, например, 1 июня расположился в устье Соммы со штаб-квартирой в Амьене). Общая численность германских войск во Франции увеличилась почти на 20 процентов - с 50 до 60 дивизий (в том Числе 10 бронетанковых). Естественно, часть подкреплений оказалась в районе вторжения, но среди них не было ни одной танковой дивизии.


Разведывательные данные, собранные союзниками, отличались полнотой и точностью, чего не скажешь об информации, которой располагал абвер. Союзники знали, что их ожидало, немцы могли лишь гадать.


Во взводе на "Видерштанднест-62" - "ВН-62" ("Гнездо сопротивления"), укреплении над проходом от пляжа "Омаха" к Колевилю, служил 18-летний рядовой Франц Гоккель. Среди солдат разгорелся спор. Половина его товарищей доказывали, что союзники высадятся именно здесь, недели через две или три. Другие считали, что оборона на Колевиле слишком сильна и союзники не осмелятся наступать на этом участке.


Гарнизон охранял артиллерийский наблюдательный пост, который должен был корректировать огонь полевой батареи, расположенной в 5 км в глубине материка. Перед позицией стояло 105-мм орудие, наведенное на заранее намеченные цели. Бастион состоял из двух казематов, в которых находились 75-мм пушки, 50-мм противотанковое орудие, два легких и два тяжелых пулемета, а также 20 ребят, которым, за исключением обер-фельдфебеля и двух сержантов, не было еще и 19 лет. Бункеры соединялись траншеями, а сверху их накрывали двухметровой толщины бетонные плиты.


Рядовой Гоккель никогда прежде не видел море, пока его не направили в Кальвадос в начале 1944 г., в 352-ю дивизию. Он весь апрель, май, а теперь уже и в июне ночами сидел у своего двуствольного пулемета, вглядываясь в темноту, весь в ожидании, догадках и тревоге. А днем он окапывался. Как сказал один из его товарищей 3 июня: "Если и есть какая-то возможность пережить атаку, то только в этих траншеях. Поэтому - копай глубже!"


В тот вечер, вспоминает Гоккель, море было удивительно спокойное, только легкая зыбь медленно накатывалась на берег. Рыболовецкие суда не выходили из Гранкана и Порт-ан-Бессена и оставались в гаванях. Еще в мае они обычно курсировали вдоль берега. Теперь же море опустело.


9. Погрузка


Эйзенхауэр назначил день "Д" на 5 июня. Погрузка войск началась 31 мая и осуществлялась одновременно в нескольких местах: в Фалмуте и Фойи (29-я американская дивизия), в Дартмуте, Торки и Эксмуте (4-я американская дивизия), в Уэймуте и Портленде (1-я американская дивизия), в Саутгемптоне (британская 50-я и канадская 3-я дивизии), в Портсмуте и Нью-хейвене (британская 3-я дивизия). Те, кто находился далеко от портов, доставлялись к причалам на автобусах и грузовиках. Войска из ближних "сосисок" выстраивались по отделениям, взводам, ротам и шли на пирсы своим ходом.


Все вдруг пришло в движение: джипы, грузовики, орудия, танки, мотоциклы и велосипеды. На улицах собирались толпы людей, наблюдавших за нескончаемым потоком вооружений. Взрослые приветствовали войска, поднимая руки со знаком победы V, но когда одна из рот 1-й дивизии проходила через какую-то деревню, мальчишка лет 11-12 прокричал сержанту:


- Вы не вернетесь назад!


Мать смутилась, подхватила парнишку и побежала вперед колонны. Когда сержант поравнялся с ними, мальчишка сквозь слезы сказал ему:


- Нет, вы вернетесь. Вы вернетесь!


Конечно, мысль о смерти не покидала многих солдат. Рядовой Клэр Гадцоник так описывает настроение ребят в автобусе на пути в Дартмут: "Мы почти не разговаривали. Никто, как раньше, не шутил и не смеялся. Но мы ощущали необычайную близость друг к другу". Механик Шарль Жарро из береговой охраны находился на ДСП 94 и видел, как роты подходили к причалу в Уэймуте. "Войска заполнили все пирсы, - вспоминает он. - Повсюду был народ. Особым вниманием пользовались священники. Я даже видел, как несколько евреев принимали причастие. Казалось, что все страшно напуганы".


И все-таки возбуждение перед сражением было сильнее страха. Оно буквально витало в воздухе. Верховное командование немало сделало для того, чтобы подготовить войска к боям морально и физически. За плечами многих солдат были два и более лет напряженных тренировок. В большинстве своем, несмотря на пополнения, они уже долгое время служили вместе в лагерях, одинаково любили или ненавидели своих командиров, ели одну и ту же еду, спали в одних и тех же окопах во время учений и не раз вместе выпивали. Они стали единой, крепкой семьей, хорошо понимали друг друга, знали, что можно ожидать от каждого, кто и что любит, кто и как смеется или злится.


Не все оказались в войсках по собственному выбору. И совсем немногие могли бы сказать, что испытывают какие-либо патриотические чувства. Но практически любой предпочел бы умереть, нежели подвести товарищей и оказаться трусом в их глазах. Больше всего среди них ценилась товарищеская солидарность.


Перед посадкой на десантные суда войска собрали для последних наставлений. Полковник Юджин Слаппи, командир 115-го полка, посмотрел на бритые головы солдат своего подразделения, снял каску, почесал свою внушительную лысину и сказал:


- Вы здорово это придумали, ребята. Я и не думал, что уже давно подготовился к бою.


Когда смех прекратился, полковник посерьезнел и начал говорить с солдатами как отец с сыновьями:


- Теперь мы, старики, не так уж много чего можем сделать. Успех вторжения целиком зависит от вас самих. Немало усилий мы вложили в планирование операции, ее подготовку. Я хотел бы, чтобы вы знали - это величайшая военная кампания за всю историю. И вам известно, что на карту поставлена судьба мира. Я с удовлетворением отмечаю, что не было еще армий, более подготовленных к сражению, чем наша. Поэтому на нас и возложена эта миссия.


Слаппи завершил свою речь такими словами:


- Мы встретимся во Франции.


Когда лейтенант Истридж поднимался на борт корабля, он подумал: "Жаль, если мы потеряем старину-полковника".


Брэдли собрал около тысячи офицеров в ангаре: генералы расположились на возвышении, полковники - в первых рядах зала, лейтенанты - на последних скамейках. Бригадный генерал Теодор Рузвельт-младший, сын президента, был помощником командующего 4-й дивизией. Из-за возраста (56 лет) и по состоянию здоровья (проблемы с сердцем) он фактически занимался лишь исполнением особых поручений. Но генерал требовал, чтобы ему разрешили идти в наступление с первым эшелоном. В конце концов он добился своего и теперь сидел на платформе с легкой усмешкой на губах.


Брэдли, открывая совещание, сказал:


- Джентльмены, нам предстоит увидеть величайшее зрелище на земле. Вы удостоены чести занять места на трибунах.


Рузвельт нахмурился, покачал головой и глубоким басом, как бы про себя, произнес:


- Черт возьми! Мы не на трибунах, а на футбольном поле!


"Акустика в ангаре была как в театре, - вспоминает генерал Джеймс Ван Флит, - поэтому Рузвельта слышали все. Раздался взрыв смеха, что сразу разрядило напряженную атмосферу зала. Брэдли поморщился, но затем продолжил свою зажигательную речь".


* * *


Команды кораблей береговой охраны и военно-морского флота готовились к приему войск. Шарль Жарро рассказывает, что экипаж ДСП 94 состоял из четырех офицеров и 26 матросов. Офицеры были все "трехмесячниками", то есть выпускниками кадетской школы, в возрасте чуть более 20 лет. Лишь капитану исполнилось 32 года. Он уже отплавал 10 лет в торговом флоте и считал, что "на борту все должны подчиняться его командам, а не указаниям военных моряков; он не любил военных моряков". За два дня до погрузки солдат капитан сказал Жарро:


- Никто не должен покинуть судно, поэтому ты сходишь на берег, достанешь столько выпивки, сколько сможешь, и мы хорошенько поддадим.


"Мы начали, - продолжает Жарро, - в 7 утра, и, о Боже, к концу дня все свалились с ног, но зато это помогло снять стресс. Проспавшись, мы взяли себя в руки и начали принимать войска".


Технология погрузки на корабли отрабатывалась неоднократно. К началу июня 1944 г. она стала рутинным и привычным занятием. Многие ветераны впоследствии вспоминали, что могли подниматься на судно и высаживаться на берег с закрытыми глазами. И когда по корабельному громкоговорителю объявили о начале погрузки, солдаты почти верили, что им предстоит очередное учение. Именно такого отношения и добивались их командиры.


Солдатам свойственна древняя, как мир, привычка тащить на себе много всяких лишних вещей. Учения в Десантном центре показали, что человек, идущий в атаку, не должен нести более 20 кг снаряжения. Но все равно каждый умудряется нагрузить на себя вдвое больше. Отчасти в этом вина полковых командиров, которые хотят, чтобы первые эшелоны доставили к местам боев дополнительное количество мин, ранцевых зарядов, боеприпасов, минометов, запасных раций. Однако и сами солдаты всегда стремятся прихватить что-нибудь - французский разговорник, Библию, еще один нож или пистолет и, конечно, сигареты.


Сигареты раздавали на пирсах вместе с пайками. Рядовой Роберт Паттерсон из 47-го зенитного батальона сказал квартирмейстеру, что ему не нужны сигареты, поскольку он не курит.


- Ты все-таки возьми их, - посоветовал квартирмейстер. - Потому что к тому времени, когда ты попадешь туда, куда собираешься, непременно закуришь.


Спустя 40 лет Паттерсон говорит: "Он оказался абсолютно прав. Уже на десантном корабле я попробовал первую сигарету и с тех пор в течение многих лет не мог бросить эту привычку".


Один солдат в 4-й дивизии пристрастился к "Кэмелу". Запаниковав, что ему может не хватить этих сигарет, он накупил и наменял десять блоков, с которыми и поднялся на борт десантного корабля. Обычно же солдаты брали не больше двух блоков в расчете на то, что армия позаботится о них в дальнейшем.


Грузовики тоже чуть не прогибались под тяжестью оружия, боеприпасов, фляг, канистр, ящиков с полевыми пайками, кайл и лопат и бог знает чего еще. Тем не менее погрузка происходила организованно, в соответствии с графиком. Остается лишь изумляться тому, как тысячи кораблей и десантных судов умудрялись находить свое место, а их пассажиры - свое. Танки, артиллерийские орудия, грузовики, джипы один за другим заползали на ДСТ - последнему предстояло идти в бой первым. Они поднимались по специально оборудованным бетонным "трапам", сооруженным под углом, удобным для техники.


Войска удивительно быстро заполнили ДКТ, ДСП и транспортные суда, вспоминает лейтенант Истридж. "На обеих палубах ДКТ 459 почти одновременно появились танки и орудия, которые цепями прикрепили к корпусу корабля. На судне скопилось слишком много солдат, так что на троих приходилась одна койка. Спали по очереди - по восемь часов". Пирсы не могли принять все транспорты и ДКТ, поэтому часть пехотных рот доставляли к кораблям, стоявшим на якорях в бухтах, на ботах Хиггинса.


ДКТ 459 отчалил от пирса, медленно двинулся на середину гавани Плимута и пришвартовался к другому ДКТ. "Борт о борт выстроилось так много судов, - говорит Истридж, - что можно было переходить с палубы на палубу на протяжении целого километра. А в стороне моря виднелись эсминцы и еще более крупные боевые корабли. Гавань казалась забитой флотом".


Всего насчитывалось 2727 кораблей: от линкоров и транспортов до десантных судов. Они вышли под флагами 12 стран: Соединенных Штатов, Великобритании, Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки, Франции, Бельгии, Норвегии, Польши, Греции и Голландии. Из них сформировали Западную военно-морскую оперативную группу (931 судно, направление - "Омаха" и "Юта") и Восточную военно-морскую оперативную группу (1796 судов, направление - "Золото", "Юнона" и "Меч"). На палубах ДКТ находились боты Хиггинса и другие мелкие суда, которые не могли самостоятельно пересечь Ла-Манш. Таких судов было 2606. То есть вся армада состояла из 5333 кораблей и судов различных типов, что, по словам адмирала Морисона, "превышало численность флота всего мира во времена королевы Елизаветы I".


Первыми должны были выйти в море минные тральщики. Им вначале предстояло прочесать водное пространство вдоль английского побережья в поисках мин, сброшенных люфтваффе или торпедными катерами, затем очистить от них пять отдельных коридоров шириной 400 м, отведенных для ударных эскадр ("Омаха", "Юта", "Золото", "Юнона" и "Меч"), и расставить через каждые 800 м сигнальные буи. И наконец, тральщикам следовало проверить прибрежные воды, где транспорты бросят якоря. Всего в этой грандиозной операции участвовало 245 судов, которые принялись за работу в ночь с 31 мая на 1 июня.


3 июня покинули Белфаст и направились через Ирландское море на юг корабли огневой поддержки из Западной военно-морской оперативной группы. В их числе были линкоры "Невада", ветеран Перл-Харбора, "Техас", старейшина американского флота, "Арканзас", а также 7 крейсеров и 21 эсминец. Они должны были возглавить всю группу. После того как передовой отряд обогнет мыс Лендс-Энд, минует остров Уайт, к нему присоединятся ДКТ, ДСТ, ДССК и транспорты. В предрассветные часы 4 июня им предстоит собраться вместе и выстроиться в конвои.


Когда войска поднимались на борт кораблей, им вручали приказ генерала Эйзенхауэра. В нем говорилось:


"Солдаты, моряки, летчики Союзнических экспедиционных сил!


Вы на пороге величайшего сражения, которого мы ждали много месяцев. На вас смотрит весь мир. На вас надеются и молятся все свободолюбивые нации...


Ваша доля не будет легкой. Враг хорошо подготовлен, вооружен и закален в боях. Он будет биться беспощадно.


Но сейчас уже 1944 год!.. Времена переменились! Свободные люди всего мира объединились в борьбе за Победу!


Я убежден в вашем мужестве, верности долгу и умении воевать. Нам нужна только победа!


Удачи! Да благословит нас Всевышний на это великое и благородное дело".


Все друзья сержанта Слотера расписались на его экземпляре приказа. Он завернул документ в пластик, положил в бумажник и пронес через всю Нормандию до самой Эльбы в Восточной Германии. "У меня до сих пор хранится этот приказ, - говорит Слотер, - в рамке над моим письменным столом. Он для меня - самый лучший сувенир, с которым я вернулся с войны".


Тысячи солдат, получивших приказ Эйзенхауэра, сберегли его. Много раз, когда мне приходилось брать интервью у ветеранов, я видел этот лист бумаги, помещенный в рамку и вывешенный на самом почетном месте. В моем офисе он тоже есть.


Рядовой Феликс Бранхем из 116-го пехотного полка попросил каждого, кто находился на корабле, расписаться на 500-франковой банкноте, которую он выиграл в покер. "Когда меня спросили "зачем?", - рассказывает он, - я ответил:


- Ребята, не всем из нас суждено выйти из этого боя живыми. Возможно, мы больше никогда не встретимся. Может быть, мы станем инвалидами. Мало ли что еще случится. Поэтому давайте, подписывайте!


Сейчас эта банкнота висит у меня дома на стене в рамке, и я не отдам ее ни за какие деньги!"


Некоторые офицеры, значительно моложе Эйзенхауэра, хотели тоже принять участие в воодушевлении солдат. Когда ДКТ 530, направлявшийся к побережью "Золото", погрузил танки "Черчилль", грузовики, джипы и 600 солдат, лейтенант Тони Дьюк из американских ВМС решил произнести речь по корабельному громкоговорителю. Ему припомнились какие-то слова Шекспира из "Генриха V". Но на мостик поднялся британский армейский полковник и, как вспоминает Дьюк, "положил мне руку на плечо, я никогда не забуду этого, и сказал:


- Осторожнее, молодой человек. Большинство моих людей прошли через самое худшее, сначала в пустынях Северной Африки, а потом в Дюнкерке. Поэтому говори просто, кратко, без драматизма и эмоций.


Меня переполняли чувства, но я прислушался к совету полковника и произнес всего несколько слов. Каким бы я выглядел ослом, если бы выступил так, как хотел".


Первое, что сделали экипажи судов, - накормили солдат. "Морская еда оказалась великолепной, - вспоминает Истридж. - Все наши парни говорили о том, что в следующую войну они пойдут служить на флот".


Капитан Оскар Рич, корректировщик огня 5-го батальона полевой артиллерии 1-й дивизии, попал на транспорт "Самюэль Чейз" (миниатюрные "Л-5" были разобраны, крылья сложены, а пропеллеры уложены внутрь самолетов, которые подняли на борт с помощью лебедок). Он склонился над картой береговой линии Кальвадоса, сделанной из губки и каучука. "Это было самое детальное изображение местности, какое мне когда-либо приходилось видеть, - рассказывает в интервью Рич. - Просматривались каждое дерево, тропы, дороги, дома, заграждения. Я изучал карту несколько часов... Нашел мою первую взлетно-посадочную полосу, в яблоневом саду, рядом с проходом, ведущим вверх с "Изи-Ред" ("Омаха"). Картина была настолько реальной, что мне казалось, будто я нахожусь в самолете и кружусь над берегом. Невероятно, как им удалось сделать такую вещь". Наконец он оторвался от карты и присоединился к игрокам в покер, среди которых Рич узнал знаменитого фотографа из журнала "Лайф" Роберта Капу и корреспондента Дона Уайтхеда.


На борту солдаты практически ничем не занимались, кроме как азартными играми, чтением книг и обсуждением сплетен и происшествий. Рядовой Клэр Галдоник разыскал где-то мяч и пару перчаток. Он только начал обмениваться бросками с одним из друзей, как из-за неверного движения руки мяч улетел в море. На своем ДСТ Уолтер Сидловский из 5-й инженерной бригады обнаружил, что капитан ограничил допуск армейского персонала в судовой туалет. Тогда Сидловский с друзьями решили проявить мастерство и соорудили свисающие за борт сиденья. Это давало возможность солдатам повеселиться, когда импровизированные туалеты заполнялись всеми страждущими, а мимо проходила адмиральская баржа.


Войска слушали радио. Десантники раздражались, когда Салли из "Оси" говорила им: "Идите, идите, мы вас ждем". Они восторженно встретили новости о падении Рима. Читали много книг. Лейтенант Фрэнк Битл из 16-го полка 1-й дивизии вспоминает, что ("хотите - верьте, хотите - нет") читал о Платоне в книге "История философии" Уилла Дюранта.