Огонь вокруг разгорался все сильней. Пламя обжигало его со всех сторон, причиняя сильную боль

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   23

И еще Дэвид. Мне совсем не хотелось, чтобы именно он стал свидетелем этого разговора. И потому я медлила, не решаясь выйти к ним из своего убежища. В памяти всплыл вчерашний вечер. Мы еще долго сидели с Дэвидом у огня камина, вырезанного в каменной стене пещеры. Я рассказывала ему о своей жизни в Питере, а он говорил, что никогда не встречал такой безнадежной оптимистки, как я. Нет, я совсем не хотела, чтобы он увидел мою неуверенность по отношению к Алексу. Только не он!

Минуты бежали, и весь день притворяться спящей было невозможно. Надо решаться. Я сделала робкий шаг по направлению к выходу. Они сидели на пороге. Я старалась ступать неслышно, но оба тут же обернулись. Последовала пауза, каждый из нас ждал, что кто-то начнет разговор первым.

— Привет, — наконец почти шепотом произнесла я.

Дэвид был абсолютно спокоен, но на секунду мне показалось, что в уголках его глаз притаилась грусть.

— Саша, — воскликнул Алекс, — ты просто чудо! Не представляешь, как я благодарен тебе за все, что ты сделала! Посмотри, я снова здоров!

И он вскочил на ноги, сгреб меня в охапку и закружил над землей так, что я только успела испуганно взвизгнуть. Это было немного не похоже на Алекса, обычно он был более сдержан на эмоции, но сегодняшнее утро было для него особым. Он снова почувствовал вкус к жизни. Мы так долго ждали с ним этого дня! Я была счастлива! Конечно, мы останемся вместе, как я могла в нем сомневаться?! Он осторожно поставил меня на землю.

— Да, ты снова здоров! — засмеялась я.

Конечно, выглядел он пока не очень хорошо. За последние несколько месяцев Алекс сильно похудел и осунулся, но все это поправимо. Главное, он снова был на ногах!

— Что со мной случилось? — спросил Алекс и нахмурился. — Он сказал, что ты сама мне потом все расскажешь.

Я удивленно обернулась на Дэвида.

— У тебя это получится намного лучше. Видишь ли, из меня рассказчик неважный, — ответил он с сарказмом.

Я открыла было рот, чтобы возразить, но передумала. Да, так будет лучше. Захочет ли Алекс поверить во все случившееся? А история Дэвида, тем более, вызовет у него отвращение.

— На обратном пути у нас будет возможность, чтобы поговорить, — ответила я, решив выиграть время.

Мне нужно было определиться, что именно стоило рассказывать Алексу.

— Вчера я ходил в деревню, — сказал Дэвид. — Сегодня к полудню вас будет ждать телега там же у реки. Вам надо спешить. А сейчас я, как радушный хозяин, приготовлю завтрак. Среди развалин моей хижины мне все-таки удалось найти кое-что съедобное.

И он многозначительно приподнял брови.

— Я помогу, — быстро отозвалась я.

Мне нужно было чем-то заняться, чтобы немного собраться с мыслями. Мы поели в полной тишине. Какая-то недосказанность витала над всеми нами. Алекс был счастлив, он хотел как можно скорей покинуть это место, а мне почему-то было жаль уходить. Я точно знала, что никогда больше не увижу этот лес, водопад и Дэвида тоже. И от этого мне было грустно. За последние два дня мы стали как-то по-особому близки друг другу. Осознание того, что он мне одной доверил тайну своей жизни, давало повод думать, что я что-то значу для него.

Дорога вниз заняла еще больше времени, чем я думала. Спускаться по полуразрушенным ступенькам было трудней, чем взбираться по ним. Дэвиду пришлось ждать, когда мы с Алексом, наконец, осилим эту каменную лестницу. Дальше дорога была легче, тропа все время спускалась вниз, и нам удалось к полудню добраться до нужного места. Телега уже ждала нас у ручья, но провожатый был другой. Отлично, мне совсем не хотелось снова повстречать того противного старика, который привез нас сюда.

— На хуторе вас ждет человек, — сказал Дэвид, — Он приехал вчера.

— Эрик? — воскликнула я.

— Отец? — переспросил Алекс. — Он здесь?

— Да, Алекс, он будет просто счастлив, когда тебя увидит!

Ну, вот и все, наступила минута прощания. Алекс с благодарностью пожал руку Дэвиду.

— Я твой должник. Раз ты не берешь денег, я не знаю, что предложить тебе взамен, — сказал Алекс растерянно.

— Пожалуй, оставлю твой долг открытым, — ответил Дэвид, его взгляд был серьезен.

Потом он повернулся ко мне. Я стояла, не зная, что говорить. Мне было понятно, что какая-то часть меня навсегда останется здесь, рядом с ним. Он первым прервал молчание.

— Удачи тебе, Саша, и береги своего Алекса, — он сказал это очень тепло, не смотря на иронию, сквозившую в его словах.

— Когда-нибудь еще увидимся? — спросила я.

— Может, в следующей жизни? — ответил он вопросом на вопрос и грустно улыбнулся.

В его случае, эти банальные слова имели особый смысл. Я не ответила. Алекс взял меня за руку и притянул к себе.

— Пойдем, нам нужно ехать, — мягко сказал он.

Но его взгляд, обращенный на Дэвида, выдавал напряжение. Я видела, как у того сдвинулись брови. Они застыли на секунду, глядя друг другу в глаза, потом Дэвид отступил на шаг.

— Счастливого пути, — сказал он, жестом давая нам понять, что больше не держит нас.

Телега медленно двинулась в обратный путь. Я не хотела смотреть назад, но когда поляна закончилась, и мы въехали в лес, я не выдержала и оглянулась. Дэвид стоял, сложив руки на груди. Он смотрел нам вслед. В этот момент деревья заслонили нас друг от друга, и я потеряла его из виду.


Дальше была дорога домой. На хуторе мы встретились с Эриком. Увидев сына, тот не смог сдержаться и расплакался. Очень трогательно было видеть слезы на лице взрослого мужчины, всегда такого серьезного и сдержанного. Я удалилась, чтобы не мешать, тем более что мне очень нужно было сказать бабе Марье несколько слов. Я нашла ее в огороде, она даже не слышала, как мы подъехали к дому.

— Спасибо! — я обняла ее. — Вы помогли Алексу. Он снова здоров!

— Нет, милая, это кам помог.

Она пыталась отнекиваться, но я стояла на своем.

— Баба Марья, если бы не Вы, нас бы в тот же день выгнали с хутора. Я никогда Вас не забуду. И Алтай тоже.

— Да, я вижу, ты влюбилась в эти края. Так было и со мной.

Я точно знала, что эти два дня навсегда останутся в моей памяти. Дэвид, водопад, гроза, волки — все это перевернуло мое представление о нашем мире, и, уезжая отсюда, я понимала, что Алтай изменил меня навсегда.

— Что с твоей рукой? — баба Марья, наконец, обратила внимание на разорванный рукав моей ветровки.

— Ничего… — я поморщилась, — поранилась о ветку.

— Кам говорил о волках. Он был очень зол, что мы послали вас на смерть.

— Он так сказал? Так вот почему все были так приветливы! — я вспомнила улыбки стариков, когда мы вернулись сегодня в деревню. Меня очень удивила эта странная перемена.

— Да, кам сказал, что нельзя спорить с неизбежным. То, что должно было случиться, случилось.

— Что он имел в виду? — я была удивлена этими непонятными словами.

— Не знаю. Только ему известно, что это значит…

Мы вернулись в дом. Эрик и Алекс о чем-то оживленно беседовали. Они говорили на шведском, но когда мы с бабой Марьей вошли, они, проявляя вежливость, перешли на русский. Отец Алекса рассказал мне, что, оказывается, вчера он уже разговаривал с Дэвидом, но тот поставил обязательным условием, что Эрик будет ждать нас здесь.

— Он не разрешил мне поехать с ним в горы.

Алекс насупился, а я про себя улыбнулась. Таков он, Дэвид! Живет по своим правилам!

Через час мы, тепло попрощавшись с бабой Марьей, двинулись в обратный путь. Эрика ждала машина, но водителем там был не Игнас. Жаль. Мне хотелось, чтобы тот узнал, что шаман нам все-таки помог, не смотря на то, что никто вокруг не верил.

Пока мы ехали до аэропорта, Алекс забросал меня вопросами обо всех событиях, которые произошли с ним за последние полгода. Оказывается, в его памяти было очень много пробелов. Я подробно рассказывала ему обо всем, он хмурился и переспрашивал интересовавшие его моменты. Последнюю неделю он не помнил вовсе. Мне пришлось подробно описывать, как мы попали сюда, скольких усилий мне стоило отыскать шамана в лесу. Рассказала я и о волках, и о буре, и о том, как, по словам Дэвида, он помог ему вернуть себе жизнь.

Пока Эрик беседовал о чем-то с водителем, я решила воспользоваться моментом и поговорить с Алексом о главном. Он должен был знать, что именно случилось с ним за эти полгода, что его воспоминания, оказывается, были кому-то очень нужны. Настолько нужны, что этот Некто готов был заполучить их даже ценой его, Алекса, жизни. Но я ни слова не сказала ему о самом Дэвиде. Свою тайну он доверил мне одной, и я не имела права разбрасываться ею. Да и был ли вообще смысл в том, чтобы кому-то рассказывать его историю? Ее сочли бы просто плодом моего больного воображения. Возможно, и я сама буду скоро так думать, покинув эти места.

Мой рассказ произвел на Алекса сильное впечатление. Он долго молчал, пытаясь понять все услышанное.

— Я просто не могу поверить, — наконец проговорил он, — хотя это объясняет мою странную «болезнь». Но тогда кто это был? Что он искал в моей памяти?! И почему выбрал именно меня?!

— Мы должны понять это, — ответила я ему. — От этого теперь многое зависит. Кто знает, что он еще предпримет? Дэвид сказал, что это еще не конец.

— А этот Дэвид? Он вовсе не похож на шамана. В нем есть что-то очень странное. Его глаза… Мне он не понравился.

— Алекс, но ведь он помог тебе, — возмутилась я.

— Да, я знаю, и потому я готов был его отблагодарить, но он ничего не захотел у меня взять. Оставил мой долг открытым! — его глаза горели. — Что он пожелает однажды? Я не удивлюсь, если — тебя!

Последние слова он сказал с особой злостью.

— Мне вообще кажется, что я что-то проспал! Он не был с тобой груб?!

Я была поражена ходом его мыслей.

— Нет, Алекс, он не собирался причинять вред ни тебе, ни мне. Мы сами пришли к нему за помощью, а ты пытаешься найти в его действиях какой-то умысел! Он вылечил тебя и это главное!

Я не понимала, почему у Алекса сложилась о нем такое отрицательное впечатление. Мне захотелось, во что бы то ни стало, защитить Дэвида от его несправедливых нападок.

— Ну, хорошо, Саша, я не буду говорить о нем плохо, не заводись, — казалось, он был сбит с толку моей эмоциональностью по отношению к этому вопросу, — но он так странно смотрел на тебя…

Тут я не выдержала и рассмеялась. С его стороны это было ни что иное, как проявление ревности. Алекс был способен испытывать это чувство? Мне казалось, что он всегда был очень уверен в себе и даже не допускал возможности сомневаться в своем превосходстве над другими мужчинами. Это было так... трогательно. Все-таки я что-то значу для него!

После долгого переезда мы прибыли в аэропорт, где я, наконец-то, получила возможность позвонить домой и сообщить, что со мной все в порядке. Мне не хотелось делать этого в дороге при всех, а на хуторе мой мобильный был совершенно бесполезен. Мне удалось немного зарядить его, но не более. Сети там не было.

Моя мама более-менее знала, где я нахожусь сейчас. Уезжая из дома, я сказала ей, что лечу с Эриком и Алексом на Алтай. Если бы она была в курсе, что Эрик остался в Питере, она бы ни за что не отпустила меня одну. Поэтому я соврала. Им с отцом и так пришлось ко многому привыкнуть за эти пять месяцев. Мое упрямство было невозможно пересилить ни слезами, ни скандалами, ни уговорами. Я была непреклонна, и они, кажется, в конце-концов смирились, что их дочь уже выросла и принимает самостоятельные решения. Было очень тяжело видеть, как мое поведение причиняет маме столько боли, но я не могла иначе. Я уже перестала быть ребенком — мне пришлось быстро повзрослеть. И вот я уже два дня не звонила им. Снова я повторяю эти слова «два дня». За это короткое время так много случилось, что, кажется, они поделили мою жизнь на «до» и «после». Да, это действительно было так, хочу я того или нет.

Я потратила кучу денег на межгород, разговаривая сначала с мамой, а потом и с отцом. Смешно, но за эти полгода он стал частым гостем в нашем доме, иногда мне даже начинало казаться, что мы снова одна семья, как и раньше. Конечно, они очень переживали, я выслушала сейчас от них целую тираду обвинений, что я не имела права выключать свой телефон, что они просто места себе не находили от беспокойства. И только я появлюсь дома, они тут же запрут меня в моей комнате и больше никуда не отпустят. Если бы они только знали, что на самом деле со мной произошло!

Оба в точности повторили одни и те же угрозы, как будто договорились заранее. Но я не сердилась на них за это. Я просто была рада вновь услышать их голоса и поняла, что очень по ним соскучилась.


Потом мы прошли предполетный контроль и сели в самолет.

— Мы летим домой! — восторженно прошептал мне на ухо Алекс. — Через несколько часов уже будем в Питере. Маму завтра выписывают из больницы.

— Когда ты поправишься, ей точно станет лучше, — ответила я.

Самолет взлетел. Сзади остались огни аэродрома. Оказывается, пока мы ждали рейса, совсем стемнело. Я откинулась в кресле и поняла, что устала. Заныло плечо, оно еще долго не даст мне покоя. Как мне это объяснить маме? Придется снова что-нибудь соврать. Алекс заметил, что я поморщилась от боли.

— Тебе плохо? Я же говорил… Надо было сходить в медпункт.

— Нет, все нормально. Просто неудобно села.

Мы замолчали, я попыталась уснуть, но мысли не давали мне покоя, несмотря на усталость. Они роились в моей голове, не оставляя никакой надежды на сон.

— Алекс, что все-таки он искал в твоей памяти? — не выдержала я.

Он тоже не спал, потому что сразу ответил.

— Я не знаю.

— Может, у тебя есть какие-то тайны в прошлом, которые могли бы кого-то интересовать?

— Тайны? — Алекс был удивлен. — Я что, по-твоему, шпион или подпольный ученый, который изобрел вечный двигатель?

Он засмеялся.

— Расскажи мне о себе, — попросила я.

— Ты думаешь, я чего-то не договариваю? — переспросил он.

— Нет, конечно, Алекс! — мне совсем не хотелось его обидеть. — Но, может, разгадка кроется глубже, чем мы думаем. Где-то в детстве или вообще не в тебе, а в твоих друзьях?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Мне почему-то кажется, что ты знаешь больше, чем рассказала мне, — он наклонился ближе и испытующе заглянул мне в глаза.

— Алекс, просто ты не слышал, что рассказывал мне Дэвид, — ответила я сердито, мне показалось, что он заставляет меня оправдываться. — Понимаешь, над тобой трудился не какой-нибудь второсортный гипнотизер, его возможности просто не укладываются в моем воображения. Вряд ли ему было нужно знать, как именно ты замазал плохую отметку в дневнике в первом классе.

— У нас не было дневников, Саша, — он усмехнулся и миролюбиво проговорил. — Извини, я не хотел тебя обидеть.

— Я не обиделась, Алекс, просто это, действительно, серьезно. Это еще не конец, и тебе по-прежнему может грозить опасность. Мы просто обязаны понять, в чем здесь дело.

— Ты, правда, думаешь, что это может повториться? — он побледнел.

— Да, не исключено.

Неужели он и впрямь думал, что все уже позади? Какая непозволительная наивность! Между нами повисла напряженная пустота. Наши мечты о доме уже не казались такими уж безоблачными. Дэвид говорил той ночью, что мы принесли с собой страх. Теперь мы везли его в Питер. А за иллюминаторами была ночь, и от этого наша судьба представлялась еще более мрачной.

Мой взгляд упал на соседнее кресло, там сидела пара уже немолодых супругов. Он читал газету, а она мирно спала, сложив руки на коленях. Обычные люди, они летят абсолютно спокойно, не боясь за свой завтрашний день. Почему именно нам с Алексом выпала такая судьба? Мне всегда нравились фильмы мистического жанра, но я никогда не собиралась стать одной из его героинь. Я вспомнила о Дэвиде. Оказывается, в мире есть столько всего необъяснимого, о чем рядовой человек даже не догадывается. Теперь я знала это наверняка, и пока не представляла, как буду с этим дальше жить.

— Мы не должны сдаваться, — я взяла его за руку, — мы что-нибудь придумаем.

Пока продолжался полет, Алекс рассказывал мне о своей жизни, о детстве, о школьных друзьях, о том, что лето любил проводить в городке под названием Лидинге, где жили родители его отца. Вся его шведская родня была очень гостеприимна по отношению к нему, но его мать они так и не смогли до конца принять в свою семью. Вообще, у Элен была непростая судьба. Дело в том, что родственники с ее стороны в свое время не одобрили ее брак, а шведские считали ее человеком не своего круга. Она осталась практически одна, Алекс и его отец были единственными близкими ей людьми. Конечно, со временем, когда в нашей стране взгляды на заграницу круто изменились, русская семья готова была принять ее, но гордость и обида на родителей не позволила ей вернуться. Зато Алексу разрешалось все. Он был единственным внуком, и потому всегда был желанным гостем у обоих бабушек и дедушек. Так он и жил на две страны, заводя друзей и впитывая в себя обе культуры.

И та и другая его семья были очень активны и легки на подъем. В свое время Алекс исколесил всю Европу, но так же повидал и Россию. Он посетил сотни городов, больших и малых, повидал множество людей. Я просто не представляла, где именно нужно было искать разгадку, которую мы стремились найти. Его шведский дедушка всю свою жизнь посвятил охране природы в своей стране. Биолог по образованию, он боролся за сохранение популяций перелетных птиц и потому много времени проводил в разъездах по всем европейским странам. Отец Элен был историком. Он исследовал культуру Востока, поэтому часто уезжал в экспедиции, в перерывах между которыми писал научные работы и помогал музеям расширять экспозиции. Более точно Алекс не мог рассказать об их работе. Он, как и все мальчишки его возраста, был занят больше собой, чем старался вникнуть в суть их увлечений. На долю обеих бабушек выпало постоянное ожидание своих мужей из очередной длительной командировки.

Русские родственники жили с самого начала в Ленинграде и очень гордились своим происхождением. Его дед всегда говорил, что однажды сядет за составление генеалогического древа своей семьи, но так и не успел. В прошлом году он внезапно умер от сердечного приступа прямо в музее, который был его детищем и смыслом жизни в последние пятнадцать лет. Этот музей был небольшим и располагался на территории одной из питерских библиотек. Дед посвящал ему все свое свободное время— там были выставлены его находки, собранные во время экспедиций за всю жизнь. Эта экспозиция, по рассказам Алекса, имела огромное значение в научном мире. К нему приезжали искусствоведы и ученые из разных стран. Многие музеи с мировым именем делали ему предложения купить экспонаты, но дед относился к ним как к священным реликвиям и никому не разрешал вывозить их из страны.

— Я не раз был в этом музее, — сказал Алекс, — дед хотел, чтобы я тоже «заболел» его страстью к Востоку. С каждой вещицей у деда была связана какая-то удивительная история или тайна. Конечно, меня приводили в восторг рассказы о неизведанных странах, в которых он побывал. Когда мне было лет 10—12, я был уверен, что тоже обязательно стану исследователем и буду участвовать в экспедициях. Но моему отцу не очень нравилось то, что я слишком увлекся безумными, по его словам, идеями деда, и я стал больше времени проводить в Швеции, — последнее предложение он произнес почти шепотом, чтобы Эрик не услышал. — Он объяснял это тем, что мне пора серьезно заняться своим образованием. Конечно, я продолжал иногда гостить в Питере, но в то время дед часто бывал в разъездах. Я уже закончил Университет, когда он однажды сказал мне, что стоит на пороге какого-то открытия, которое перевернет наше представление о мире. Это было сказано почти шепотом, его глаза горели, и я невольно подумал, не свихнулся ли он от своих постоянных экспедиций. Моя бабушка разделяла мои опасения, он стал просто одержим своим музеем. Дед почти не бывал дома и даже иногда оставался там ночевать. Это продолжалось до прошлой весны, пока однажды утром уборщица не нашла его лежащим на полу комнаты рядом с разбросанными экспонатами. Врачи поставили свой безапелляционный диагноз — сердечный приступ. Его давно предупреждали, что сердце заслуживает большего внимания, чем он тому уделял. Но дед не реагировал на все уговоры жены и врачей, он был слишком занят своими исследованиями, чтобы обращать внимание на здоровье.

Алекс помолчал немного и добавил.

— Так он и закончил свою жизнь рядом с вещами, которые значили для него больше, чем все остальное. Я даже не знаю до сих пор, сделал он свое открытие или нет. Да и было ли оно вообще в реальности? Может, оно существовало только в воображении самого деда? На мою бабушку его неожиданная смерть оказала пагубное влияние. Она не смогла пережить такой потери и через четыре месяца тоже умерла.

— Какая грустная история, — мне не хотелось говорить банальные слова, но ничего другого не пришло мне в голову.

Я находилась под впечатлением от всего рассказанного. Жизнь Алекса была, оказывается, так насыщена событиями, что я просто не могла поверить, что все это, действительно, происходило с одним человеком.

Мое детство было настолько неинтересным по сравнению с его, что даже не хотелось вспоминать. В нем не было ничего, что вообще можно было кому-то рассказать. Родители отца умерли рано, а бабушка и дедушка с маминой стороны жили в далеком Иркутске, поэтому виделись мы с ними очень редко. Когда-то мама приехала в город на Неве, чтобы получить образование. Она отучилась на факультете истории в Питерском Государственном Университете, потом осталась там при кафедре, защитила диссертацию и до сих пор преподает в нем, обучая студентов истории и естествознанию. Когда-то она подавала большие надежды, ее приглашали за границу в команду ученых при Музее естествознания в Париже. Но она осталась. Как потом говорила, муж не хотел уезжать из страны и тем более отпускать жену и дочь одних. Мне тогда было совсем мало лет, пять или шесть. Мама в то время как раз писала диссертацию. Помню, что она постоянно сидела в библиотеках и всегда брала меня с собой, так как оставить ребенка ей было не с кем. Поэтому мир книг был для меня знаком с детства.