Geum.ru

Жизнь Карла Великого соткана из мифов и истины. Говоря словами Пьера Бурдьё, судьба Карла Великого это «биографическая иллюзия». Поэтому новая биография

Вид материалаБиография

Содержание


Союз короля с папой
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   79

СОЮЗ КОРОЛЯ С ПАПОЙ



Итак, Карл решил использовать затянувшуюся осаду и вынужденное перемирие в дипломатических целях. Но прежде всего ему вместе с видными представителями знати в собственной свитой хотелось посетить места захоронений святых апостолов неподалеку от Вечного города, а также обновить и духовно закрепить сакральный союз с их преемником – папой.

Король и его свита, судя по всему, возносили также молитвы Всевышнему о победах и счастливом возвращении воинства. Житие Адриана I объясняет явно неожиданное решение короля его горячим желанием отметить священный праздник Пасхи именно и Риме, выделяя из собственного окружения прежде всего епископов, аббатов, герцогов и графов, а также представителей местной аристократии. В страстную субботу Карл собирался припасть к могилам святых апостолов. По свидетельству биографа, этот необъявленный демарш вызвал у папы «удивление и возбуждение». Оно и понятно, так как оба, и папа и король, еще не были знакомы друг с другом. Ждала оценки и новейшая политика франков, приведшая даже к бракосочетанию с лангобардской принцессой, хотя этот союз оказался недолговременным. Кроме того, территориальное самоуправство преемника апостола Петра в Сполето и в иных местах, видимо, не всегда одобрялось франками. К тому же зловещий пример непредусмотренного появления короля около могилы святого апостола Петра, что совсем недавно позволил себе Дезидерий, еще не выветрился из памяти. Поэтому требовалась по меньшей мере осмотрительность.

Тем не менее следовало готовиться к необходимому официальному приветствию. Для этого не хватало времени, кроме того, не существовало и общепризнанной традиции. Церемониал встречи франкского короля нуждался в прецеденте, в модели. Дело в том, что, будучи «патрицием римлян», король франков являлся патроном. Правда, в Риме имелся опыт приветствия монаршего представителя в Италии, экзарха Равенны, дюков Рима и Неаполя, патриция Сицилии. Если поначалу титул «раtricius»22как звание закреплялся исключительно за монаршими представителями в Италии (его удостоился также великий Теодорих) или как почетное звание «без должности», то начиная с 754 года папы использовали это титулование чтобы связать франкских мажордомов и королей, а также их сыновей помимо клятвенных дружеских уз и духовного родства в государственно правовом отношении с Римом и римлянами, а также не в последнюю очередь с преемником апостола Петра. Пипина и его преемников в официальных посланиях они именовали «раtricii Romanorum», разумеется, не для того, чтобы возложить на них какую либо функцию от имени восточно римского монарха, а чтобы выразить этим обращенным к Риму титулом еще не определившуюся защитную функцию по отношению к папству. Титулование копирует византийское достоинство. Открозенно говоря, на что еще мог бы ориентироваться папа, кроме как на обогащенный поздней аитичностью образец Константинополя и его титулованный ареал, в котором выжила только римская императорская власть с ее неколебимой традицией, хоть и подверженной временным взлетам и падениям? Эта традиция, однако, была привязана к римским интересам папства, выраженным в доселе неизвестной добавке «римляне» (Romanorum).

Почти одновременно с королевским званием после взятия Павии Карл ввел в официальный оборот также понятие «достоинство патриция». После коронации Карла уже как императора на Рождество 800 года в соборе Святого Петра титул не упомиминался более в протоколе грамот, ибо он постоянно нуждался в толковании и тем не менее обнажил правовую суть тесных отношений между королем франков и папой римским. Можно предположить, что в нарушение всех правил, о которых, кстати сказать, мало что известно, Карла и его свиту торжественно встречали «судьи» города Рима у тридцатого придорожного столба. Значительная удаленность места встречи, по видимому, объяснялась скорее озабоченностью папы фактическими намерениями короля, нежели почтением к гостю. Согласно протоколу экзархата, франкскому патрицию был уготован торжественный прием со всеми положенными почестями у первого придорожного столба перед самым въездом в город. В церемонии приняли участие представители высшего духовенства. На это великолепное торжество, включавшее крестный ход, пальмовые ветви и песнопения, король ответил смиренным жестом – он спешился и вместе со своим окружением направился в собор Святого Петра, главную святыню христианства за пределами Иерусалима. Здесь на ступенях собора его приветствовал папа вместе со всем духовенством и проводил вовнутрь храма. В отличие от отца Карл не стал падать понтифику в ноги и целовать ему туфлю. Если в 754 король на своей территории исполнил церемониальный жест – держа в руках поводья папского коня, провел его на некоторое расстояние за собой, то теперь для этого не было ни повода, ни потребности.

Заслуживающий доверия биограф папы пишет об этом весьма подробно: «Когда Карл прибыл на место, он облобызал отдельные ступени и таким образом приблизился к папе, находившемуся сверху в атриуме рядом с вратами храма. Они обнялись, потом Карл прикоснулся к правой руке папы. Так они вступили и собор Святого Петра. Все духовенство и служители пели хвалу Богу и королю, громко восклицая: «Восславим пришедшего во имя Господне». Затем папа и король франков со всеми сопровождающими их направились к Соnfessio23 Святого Петра; там они опустились на колени в смущении перед всемогущим Господом и князем апостолов, вознося хвалу божественному всемогуществу, ибо оно через заступничество князя апостолов даровало такую победу. По окончании молебна Карл испросил у папы дозволения ступить на землю Рима, чтобы там в различных храмах исполнить молитвенные обещания. И тогда оба – папа и король – в сопровождении римских и франкских сановников опустились к месту захоронения святого апостола Петра и около его гроба поклялись во взаимной верности. После этого король и папа вместе со свитой и народом вступили в Рим. Они направились к храму Спасителя при Латеранском дворце. Здесь король остался наедине со свитой, в то время как папа трижды совершил обряд крещения. Затем король вернулся в собор Святого Петра».

В противоположность королю лангобардов Карл – правда, с папского благословения, ибо, даже будучи «патрицием римлян», он не обладал никакими автономными правами, – принеся молитвенную «присягу», ступил на землю Вечного города. В пред пасхальную субботу ему было дозволено вместе со свитой благоговейно присутствовать при совершении обряда крещения в епископской церкви папы Сан Джованни (Иоанна Предтечи) в Латеранском дворце. Не исключено, что у Карла был своего рода «путеводитель по Риму, его культовым местам и античным памятникам», как свидетельствует один источник из Эйнзиделыш примерно 800 х годов.

Между тем король остановился близ собора Святого Петра, видимо, в церковной постройке храма Святой Петрониллы, легендарной дочери апостола Петра, чей мавзолей уже прежние папы передали франкским королям. По другой версии этот мавзолей оказался среди строений госпиталя где то между собором Святого Петра и монастырем Святого Мартина, который еще в 757 году папа Стефан II (III) уступил аббату Фулраду из Сен Дени, возглавлявшему дворцовую капеллу при Пипине. О последующем представительстве монаршего пфальца при соборе Святого Петра еще нельзя было даже подумать. Представителю императора, экзарху или патрицию, собственно говоря, следовало бы выделить в качестве резиденции на время пребывания в Риме Латеранский дворец. Более двухсот лет спустя император Оттон III особо акцентировал правомерность такого решения. В пасхальное воскресенье папа отслужил праздничную мессу в храме Сайта Мария и проводил короля до яслей. Пасхальная трапеза была устроена в Латеранском дворце.

По пути в собор Святого Петра и во время богослужения в послепасхальный понедельник звучали разученные папскими «школами» хвалебные гимны, аккламации, которые с упоминанием Господа и святых попеременно священником и духовенством или в песнопениях на манер литании призывали божественное благословение и покровительство, в том числе и на монарха и его семью. Впоследствии эти хвалебные гимны становятся составной частью церемониала коронации и, без сомнения, звучали на Рождественской службе 800 года. На следующий день папа служил мессу в присутствии короля в базилике San Paolo fuori fe mura.

Особый исторический смысл приобрело между тем торжественное клятвенное подтверждение папско франкских дружественных отношений у места захоронения апостола Петра как высшего свидетеля и одновременно гаранта этой дружбы. Тем самым Карл как бы принял на себя обязательство перед лицом князя апостолов и его преемников. Ни король франков, ни папа не могли проигнорировать тайного воздействия и магии столь торжественного момента. Этот миг породил нерасторжимый союз между королевством франков и Римской церковью, в важности которого не могли усомниться ни Адриан I, ни Карл, хотя порой появлялись основания для всякого рода трений между ними. Это обновление союза породило даже окрашенные личной симпатией отношения, основой которых стало высокое мнение друг о друге. Об этом же свидетельствует плита, установленная по велению Карла в Альт Санкт Петере на могиле скончавшегося в 795 году Адриана и до сих пор напоминающая посетителям об их «звездной» дружбе.

Апогеем пасхальных праздников явился четвертый день пребывания Карла, а именно среда послепасхальной недели. Предоставим слово нашему хронисту: «На четвертый день, однако, папа вместе со своей светской и духовной знатью, духовенством и стражей отправился в собор Святого Петра. Там он обратился к королю с настоятельной, убедительной просьбой по отечески исполнить обещание его отца Пипина да и его собственное, данное вместе с братом Карломаном и всей франкской аристократией святому апостолу Петру и его наместнику, почившему папе Стефану, в ходе посещения последним земель франков, о возвращении разных городов и территорий Италии святому апостолу Петру и всем его преемникам. Когда было зачитано это обещание, сделанное в Керси, он и вся присутствовавшая знать заявили о согласии. По собственному желанию и доброй воле действительно христианнейший король Карл по образу первых грамот велел своему смиренному и чрезвычайно благоразумному капеллану и нотариусу Итерию составить новую грамоту. В ней король передавал те города и территории святому апостолу Петру в пределах указанных границ, которые однозначно упоминаются в дарительных грамотах, а именно: Люни с островом Корсика, затем Сориано, Монте Берчето, затем Парма, потом Реджо нель Эмилио, далее Мантуя и Монселиче. Равным образом весь Равеннский экзархат в его историческом виде, провинции Венеция и Истрия, а также герцогства Беневентское и Сполето.

«После изготовления этой дарительной грамоты и после того, как христианнейший король собственноручно подписал ее, – продолжает хронист, – он велел проделать то же самое всем епископам, аббатам, герцогам и графам. Сначала король франков и его знать возложили эту грамоту на алтарь святого апостола Петра, а потом в его священное Confessio. Затем вручили ее викарию святого апостола Петра, святейшему папе Адриану, клятвенно заверяя, что будут следовать всему, что содержится в этой дарительной грамоте. Христианнейший король велел Итерию изгото вить второй экземпляр грамоты и собственноручно возложил ее в крипту на мощи святого апостола Петра. Прямо под Евангелие, которое там целуют, в качестве самого надежного ручательства и вечной памяти об его имени и о королевстве франков.

Еще один экземпляр, изготовленный писарем нашей святой Римской церкви, папа забрал с собой».

Эта процедура состоит из смеси разных элементов правовой сделки: письменная фиксация, «traditio per cartam», то есть изложение сути дела с помощью символа или грамоты, собственноручная подпись короля под письменным правовым актом и со ставление списка свидетелей, который также скрепляется посрел ством собственноручной подписи или знака, например в виде креста, затем «сдача экземпляра на хранение» на месте захороне ния святого. Не только папа Адриан, но и прежде всего святой как бы гарантируют факт дарения и подтверждают обещание хранить грамоты.

Верность данной клятве проистекает как бы из самопроклятия. Папская канцелярия очень хорошо умела сгущать краски в своих грамотах, профилактическое воздействие которых на современников нельзя было недооценивать, ведь наместник Бога на земле грозил отступникам адскими муками и вечным проклятием. Но и второй партнер по договору – король получает экземпляр обещания для своего «семейного архива».

Этот текст не позволяет усомниться в том, что в 754 году в Керси и без малого двадцать лет спустя в Риме были изготовлены документы о дарении в пользу Римской церкви. К удивлению, однако, не сохранилось ни одной копии ни той, ни другой грамоты, уже не говоря об их аутентичности, вследствие чего только подробное свидетельство в житии папы Адриана I и вторичное предание подтвердительной грамоты Людовика Благочестивого от 817 года в средневековых канонических правовых сборниках являются основой наших сведений. Поэтому нет абсолютной уве енности, что эти свидетельства достоверны. Ибо как можно объяснить, что институт, издревле умевший хранить важнейшие документы, утерял именно все до единого экземпляры «Грамоты об основании средневекового церковного государства» (подписанный Карлом документ имелся в соборе Святого Петра даже в двух земплярах)? Передача грамот в 754, 774 и 817 годах сомнений не вызывает. Не столь уж ошибочным было бы предположить, что последующие экспансионистские цели папской территориальной политики вступили в противоречие со старыми свидетельствами и поэтому запрещали ссылаться на грамоты эпохи раннего средневековья. Поэтому исследователи были вынуждены сделать вывод о том, что, например, папское господство над Сардинией и особенно Сицилией, узаконенное в так называемом Людовициане, соответствовало обновленному подтверждению 817 года, когда целевые установки наместников Христа на земле не получили даже своей среднесрочной реализации.

Кроме того, выяснение сути дела осложняется немаловажным фактом, что Карл Великий и его преемники, например Оттон I, чья известная, выданная Римской церкви грамота начертана золотыми буквами на пропитанном пурпуром пергаменте и оттого очень хорошо сохранилась в оригинале как сокровище Ватиканского архива, и не собирались удовлетворять амбициозные территориальные притязания папского престола, стараясь их всячески урезать. Так о передаче Венеции и Истрии или лангобардских дукатов Сполето и Беневенто вообще не шла речь. На то у франкских правителей просто не было бы сил. Соответственно признания грамоты Людовика Благочестивого от 817 года, за исключением положения об указанных островах, видимо, содержат то прагматическое урегулирование, о котором в период между 774 и 787 годами могли договориться Карл и Адриан I. Кроме того, учитывая отсутствие физических географических карт и статистических данных, а также слабое знание местных условий с франкской стороны, по крайней мере в 754 году в Керси, вероятно, были сделаны подобные необдуманные признания без должной оценки реальных властных отношений и тем самым фактических последствий их реализации на территории Италии.

Сам Карл, возможно, обладал более глубоким знанием основных властно политических структур на Апеннинском полуострове, но зависимость от торжественных обещаний его отца и не в последнюю очередь приподнятое настроение в пасхальные праздники, встреча с папой перед Confessio князя апостолов, возможно, заставили его позабыть все существенные возражения, если таковые вообще имелись.

Обещание в предполагаемом виде так и не было реализовано. Новейшие исследования по праву говорят о «максимальном плане» курии – так называемая линия Люни – Монселиче от острова Корсика, далее до перевала Ля Киз (Монте Берчето), проходит затем через Парму, Реджо нель Эмилио и Мантую на Монселиче (область Венеции) с выходом на побережье (Равенна). Согласно одной гипотезе, Карл Великий, подвергнув осаде Павию, еще до включения в состав своего королевства Лангобардии, которая олицетворяла целостность лангобардского королевства в его территориальном объеме, раздумывал о разделе этой империи по уточненной пограничной линии вследствие дарения в 754 м (?) или лишь в 774 году. Указанная пограничная линия, в свою очередь, могла бы основываться на еще более ранних идеях по разделу земель на сферы влияния между королем лангобардов и во сточноримскими экзархами в VII веке.

Указанная гипотеза сама по себе не кажется очень уж достоверной, хотя на протяжении десятилетий и придает папской политике более чем удивительную твердость и целеустремленность, что перед лицом реального положения понтифика особенно в пятидесятые годы VIII века в Италии, но и с учетом соотношения политических сил в государстве франков представляется все же нереальным.

Кроме того, необходимо принимать во внимание, что почти сразу же после своего пребывания в Риме и взятия Павии Карл объединил королевство лангобардов с франками в персональную унию, таким образом, уже несколько месяцев спустя отказавшись, от политической концепции раздела именно этого королевства. Сам факт изъятия земель, присвоения властных функций королевства лангобардов означал косвенный отход от разграничения по линии Люни – Монселиче. Вплоть до 781 года Карл уклонялся от повторной встречи с папой, а его эмиссары нередко обходили Рим стороной и даже действовали в ущерб интересам папского престола. Это означало отторжение римских планов, на что жаловался и сам Адриан I. Король франков предпочитал набираться собственного опыта на гладком политическом паркете Италии, который становился все богаче благодаря близким к Карлу и симпатизирующим ему кругам, не в последнюю очередь в церковной сфере, и в конце концов позволил королю найти в отношениях с папой модус вивенди, удовлетворивший обе стороны.

Независимо от того, как выглядела в деталях политическая карта Италии в результате обещания Карла, грамота 774 года заложила фундамент церковного государства в период расцвета средневековья и на его закате. Оно приобрело особо яркие черты в результате так называемой рекуперативной политики преемников апостола Петра в борьбе за наследие Гогенштауфеиов в XII и веках. Серьезные расширения имели место при папах, взошедших на святейший престол в эпоху Возрождения. Это в правовом отношении крайне своеобразное образование в своей территориальной протяженности исчезло лишь на этапе итальянского Возрождения XIX века. Но как духовная монархия града Ватикан, ограниченного в результате заключения Латеранского договора в 1929 году главным образом городской чертой Рима, это образование пережило все выпавшие на его долю испытания временем.