Geum.ru

Жизнь Карла Великого соткана из мифов и истины. Говоря словами Пьера Бурдьё, судьба Карла Великого это «биографическая иллюзия». Поэтому новая биография

Вид материалаБиография

Содержание


Первые военные столкновения с саксами
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   79

ПЕРВЫЕ ВОЕННЫЕ СТОЛКНОВЕНИЯ С САКСАМИ



В 772 году в Вормсе проходило очередное собрание. Однако вместо того чтобы заняться рассмотрением комплекса событий в Италии после прошлогодних политических пертурбаций, юный король решил повернуть франкский силовой потенциал на северо восточном фланге империи против саксов. Поначалу это напоминало пограничную стычку, по прошествии некоторого времени (и Эйнхард тому свидетель) вылившуюся, однако, в упорное десятилетнее противостояние. «Никакую другую войну франки не вели с такой настойчивостью, ожесточением и усердием».

Начиная с III века в ходе своего перемещения саксы как народ завоеватель продвигались от побережья в глубь страны через Хадельн к низовью Эльбы, а затем, форсировав ее, устремились на юг. Они расселились на землях между реками Эльба, Заале, Унструт, Гарц, Верхняя Лейне, Димель, Рур и Иссель, подчинив местное население. Об их пребывании говорят названия, например Сике или Гандеркезе в районе Бремена. По свидетельству жития святого Лебезина. важнейшего источника в изучении раннего периода миссионерства в VIII веке, саксы объединялись в союзы – швармы (Рейнгард Венскус) вестфалов, энгров и остфалов, к которым позже добавились еще трансальбинги, населявшие земли на противоположном берегу Эльбы. Им, правда, недоставало всеобъемлющего политического правления в виде королевства. Племена определяли свою судьбу на регулярно проводимом «народном собрании» вождей в легендарном Маркло, расположенном на Везере. Постоянное членение на эделингов, фрилингов и литов, или рабов, проводит четкую границу между завоевателями, эделингами и коренным населением – фрилин гами и литами.

Саксы, точнее, отдельные швармы, с конца VI века вступали в постоянный контакт с франками; особенно на стадии завоевания Западной Фрисладции. Вплоть до залива Лауверс Зе они попадали в сферу действия пипинидских мажордомов, которые позже, используя в качестве трамплина Тюрингию и Майнланден, создали пограничную зону с укрепленными епископиями в Бю рабурге и Эрфурте после 740 года, а до этого с миссионерскими ячейками в Черсфельде и Фульде в 736 и 744 годах продвинулись как «духовный натиск» на Восток.

В период между 718 и 758 годами было совершено около дюжины кампаний против саксов (и фризов). В 753 году Пипину снова удалось получить для франков дань – теперь вместо коров триста лошадей. Данный факт имел серьезные последствия для перевооружения франкского войска и повышения его ударной силы – воины стали использовать лошадей в сочетании с копье метанием, когда ноги всадника вставлены в стремена. Не вызывает сомнения, что именно конница стала существенным фактором боевой мощи франков, чем не в последнюю очередь объясняются успешные военные походы хорошо экипированных кавалерийских эскадронов. Правда, для развертывания требовалась соответствующая местность; на узких горных перевалах, например, в Пиренеях или при ведении партизанских действий против саксов на топких пойменных лугах, на заболоченных равнинах и в густых лесах неизбежны были большие потери живой силы, лошадей. Требовались значительные запасы фуража.

Исходным плацдармом для миссионерской деятельности среди фризов являлись Утрехт и Девентер, а несколько позже Гессен и Тюрингия. Поэтому родственные саксонские племена пространственно находились в поле тяготения англосаксонского миссионерства. Отсюда действовали тесно связанные с Римской церковью миссионеры Виллиброд, основатель Эхтернаха (с 695 года миссионерствующий епископ), и Винфрид Бонифаций: начиная с 732 года через свои школы и структуры несли веру в земли, населенные саксами. Правда, поначалу ярких успехов было не так уж много, несмотря на то что отдельные представители аристократии восприняли новое учение. В пользу этого открытого индивидуального миссионерства» говорят имена обоих Эвальдов – Лебезина и ставшего впоследствии широко известным Виллихеда, после кончины Винфрида Бонифация занимавшегося миссионерством во фризском Доккюме, а некоторое время спустя переместившегося в восточные земли саксов.

Трудности, возникшие у миссионеров, были огромны. На тех землях жили люди, в сознании которых глубоко укоренились древние мифы и традиции, нравы и привычки, переходившие из поколения в поколение в устном предании. Их жизненные обстоятельства не в последнюю очередь определялись идолопоклонничеством и окрашенной анимализмом (поклонением священным животным) природой. Это в основном крестьянское, живущее скотоводством, охотой и рыболовством население, ориентированное на земные блага, плодородие и военную удачу, должно было открыться восточноэллинистической, изначально книжной религии, подчинившись Богу избавителю, который, хоть и воспринимался как триединое начало, не терпел возле себя никаких других божеств да к тому же проповедовал этику, вступавшую в непримиримое противоречие с образцами поведения, утвердившимися на земле саксов (например, многоженство или кровная месть). Проповедь христианского учения о спасении могла споткнуться уже на непонятной терминологии молитвы «Отче наш», содержащей, коме «Отца», «небес» и «хлеба», такие понятия, как «грех», «вина» и «прощение», которые в саксонском языке не имели даже приблизительных словесных соответствий. Привнесенное извне мировоззрение, особенно в его претенциозной исключительности, воспринималось как критика и даже разрыв со своим прошлым. Оно разрушало исконное восприятие пространства и времени, ритм смены времен года, а также жизненный уклад в «открытом» мире богов и рвало нить, связывавшую живых и мертвых через их культ.

О восприимчивости язычников свидетельствуют источники. Так, последний фризский князь Радбод отверг крещение, когда узнал, что его предки – короли и князья, как он говорил, обрели душевный покой не в той части загробной жизни, которая отводилась уверовавшим, ибо при кончине были язычниками. Соответственно князь, преисполненный гордостью за свою аристократию и предков, отверг как недостойный рай, так как в нем нет его сотоварищей. Подтвержденный историческими свидетельствами высокий уровень материальной культуры на земле саксов (прикладное искусство, аграрное производство, солеварня) оказался не в состоянии смягчить явные идеологические противоречия.

В IX веке один саксонский источник приписал перенос мощей святой Пусинны и смену веры прежде всего выдающимся интеллектуальным способностям саксов в постижении истины.

Вместе с тем, размышляя почти по современному и проявляя верный религиозно исторический подход, источник указывает на следующее: в те времена считалось неправедным видеть в принятии крещения своего рода заблуждение по отношению к культу отцов. «Ибо это происходило вместе с принятием новых обрядов и с отказом от старых».

Так называемое миссионерство среди саксов затруднял еще один момент. Отказ от воспринятого через предание представления о небе как о местопребывании богов и принятие одного Бога не могли происходить в сугубо индивидуальном плане – смена идентификации требовала коллективный контекст – сообщество, племя или шварм, хотя истории миссионерства известно немало случаев индивидуального принятия другой веры. Король, вождь сообщества, высшие слои аристократических кланов совершали переход в иную веру на основе так называемого «долга следования народа». Жизненный уклад саксов представлял многообразие социальных объединений, из которого вытекали соответственно разные варианты принятия нового вероучения или отказа от него; иногда формировался механизм «внешнеполитических» договоренностей, с чем, к своему неудовольствию, многократно сталкивался Карл.

Таким образом, речь шла о привлечении к евангелизации верхнего слоя племенной структуры. Жизнеописание Лебезина, а впоследствии и Луитгера с Виллихедом сообщает о том, что первых успехов миссионеры добились среди аристократии, обладавшей, очевидно, довольно высоким уровнем восприятия. В этом отношении она напоминала скандинавских купцов IX века, которые в Вике, Дорестаде и Бирке, а также в Майнце и Кёльне благодаря торговым контактам познакомились с новым учением и открыли ему свои души.

Если учитывать бесконечную интеллектуальную удаленность между иудейско эллинистической книжной религией и существующими в устном предании родовыми языческими верованиями, проявлявшуюся прежде всего в проблемах перевода и толкования, особый смысл приобретало дифференцированное преподнесение нового вероучения в виде так называемого словесного миссионерства. Однако этим усилиям не суждено было иметь широкий и прочный успех. К тому же следовало учитывать менталитет язычников, воспринимавших и толковавших только те знаки, которые представлялись им тесно связанными с собственными культурой и культом. Речь шла в первую очередь о том, чтобы осознать христианского Бога в противопоставлении его пантеону языческих богов, воспринять как более влиятельного, единственного торжествующего Бога, чтобы в самом вызове культовым храмам и культовым образам идолов продемонстрировать свое всемогущество и их бессилие. Уже Винфрид Бонифаций дал яркий тому пример, многократно сокрушив известный дуб Тора.

Благодаря Лебезину, заявившему о себе, видимо, еще в семидесятые годы VIII века среди фрисландцев и саксов, а скорее всего благодаря биографу, записавшему его житие после 840 го, но наверняка до 930 года, мы располагаем старейшими детальными сведениями об этнических и политических основах организации жизни саксов. На известном ежегодном племенном собрании в Маркло «сатрапы» из отдельных земель в сопровождении соответственно по двенадцати эделингов и литов подготовили политические решения. На собрании присутствовал Лебезин под защитой знати и благодаря ее ходатайству. По свидетельству биографа, миссионер якобы произнес смелую речь, которая, если это действительно имело место, стоила бы оратору головы. Фактически же текст является «программой» миссионерских усилий Карла и его духовных советников.

Саксам рекомендовалось признать верховенство христианского Бога, от которого им было обещано только добро. А в случае за, как утверждал Лебезин, «земной король уже готов вторгнуться в вашу страну, чтобы грабить и разорять, лишать вас имущества, передавая его тем, которых избрал во имя этого, чтобы отправить вас в изгнание, обездолить и умертвить. Ему будете покорены вы и ваши преемники». Одно только немедленное принятие христианской веры избавляет от военного покорения со всеми последствиями. Лебезин сохранил жизнь, став невидимым для всех, что опять таки подтвердило влияние его Бога. Между тем события пошли своим ходом.

Составленная впоследствии на основе точного знания событий «программа» Карла по «включению саксов в империю франков» согласуется с тем, что король, призывая к военному походу против саксов на втором имперском собрании в Вормсе, вовсе не связывал насильственное завоевание страны с христианским миссионерством как целью своей ограниченной операции. Эйнхард тоже рассматривает причины стычек по большей части мимоходом, как случайность, а не как главное. Например, когда с сожалением размышляет об отсутствии границ на равнинных участках местности в отличие от сравнительно прочного рубежа заграждений в обширных лесных массивах и горных хребтах, считая, что каждодневные вылазки с обеих (!) сторон провоцировали военные действия.

Более чем сомнительно, что в 772 году Карл вообще отдавал себе отчет в сложностях и трудностях этого предприятия. С одной стороны, отсутствие единоначалия в шварме хотя и способствовало сепаратным договоренностям, но с другой – могло привести к чересполосице, из за чего региональная война растянулась бы на необозримое время. Хотя крещение Видукинда в Ат тиньи в 785 году положило конец инспирированному им восстанию, волнения происходили в нижнем течении Везера и Эльбы. С ними было покончено лишь в начале нового столетия путем массовых депортаций.

В 772 году король франков, видимо, хотел преподнести саксам урок. Правда, в житии Карла Эйнхард делает акцент на военную удачу, обеспечившую победу франков и интеграцию побежденных в состав франкской империи после принятия христианства. Другие источники, однако, указывают на то, что король не только уповал на военную удачу, но и прибегал к убеждению, прежде всего стараясь облагодетельствовать представителей знати на земле саксов, привлекая их этим на свою сторону. Этой цели служили королевские сокровища, а также конфискованные в течение многих лет земли и выгодные должности, благодаря чему многочисленные аристократы поддержали франков и их короля и тем самым евангелизацию, не говоря уже о все возраставшем числе семейных связей франков с саксами. Так, первый аббат расположенного на Везере монастыря родился в таком смешанном браке.

Блестящий пример восхождения на королевской службе благодаря обширным домовладениям и высоким должностям продемонстрировала семья мятежника Видукинда, который после 785 года не упоминается больше в наших источниках. Но его внук Вильдебер сумел компенсировать возможные властные утраты получением графского звания и сенсационным созданием примерно в 850 году храма в Вильделсхаузене, причем не без содействия императора Лотаря I, который помог ему стать обладателем святых мощей римского мученика Александра. Другие преемники отмечены как епископы Вердена и Гилдесхейма. Эта взаимовязь франков и саксов на высоком и высшем уровне (то же самое относится к Баварии, а также к Лангобардии) как личностный мостик, по убеждению Эйнхарда, видимо, справедливо породила отмеченный уже в 825 году процесс слияния бывших врагов в один народ. Вне этого процесса оказались некогда уже покоренные саксами группы фрилингов и литов. Так называемое восстание Стеллинга (от слова «шталь»), произошедшее в период с 841 по 845 год, стало проявлением оппозиции против слоя, состоявшего из представителей франков и саксов.

Вместе с тем источники, близкие по времени к описываемым событиям (в основном их авторы несаксы), не удовлетворяют наше любопытство насчет полноты деталей, а также крупных взаимосвязанных явлений. Существенные моменты можно извлечь лишь из более поздних, уже сугубо исторических размышлений и немногих юридических текстов, отражающих конкретные переплетения политики завоеваний и миссионерской деятельности.

Ярким результатом этого процесса стал опубликованный в 1970 году сборник Вальтера Ламмерса под лукавым названием «Включение саксов в империю франков». Таковым считается территориальное формирование государственных основ значительно позже возникшей Германии. Хотя она вплоть до 1806 го даже до 1870–1871 годов неизменно являлась частью более крупного целого и как государство была отрезана от своих корней в «Священной Римской империи» (германской нации), однако уже так называемая восточнофранкская империя Людовика Немецкого (внука Карла) объединяет прежде всего франкские и саксонские регионы в рамках единого государственного образования.

Суть конфликтов Эйнхард видел преимущественно в особенности характеров саксов. Их, как и другие германские народы (при этом он, вероятно, имел в виду фризов), Эйнхард с позиций античности упрекает в дикости, обвиняя в идолопоклонстве, предполагающем враждебное отношение к «нашей религии». Он констатирует прямо как «наследственность», что «они не замечают бесчестия в нарушении и несоблюдении всех божественных и человеческих законов». Эта мнимая измена (Реrfidie21), изначально не предопределенная исключительно религиозными мотивами, запросто проистекает из естественного поведения саксов, как правило, объединенных в швармы, которые при каждом подходящем случае старались отделаться от навязанных согласий или соглашений, а порой даже дать им решительный отпор. Однако за пределами этой негативной этнографии Эйнхард обращает внимание и на объективные причины подобной враждебности, к примеру на неопределенные, едва очерченные границы и серьезные по своим последствиям взаимные (!) стычки. Последние обозлили франков и самого короля настолько, «что они сочли нужным не только отвечать ударом на удар, но и вступить с саксами в открытую борьбу». Здесь не идет речь о миссионерстве и обращении враждебно настроенного соседа, что в конечном итоге объясняется приложением «военного капитала» этой биографии. Автор, однако, не оставляет сомнения в том, что демонизм и принятие христианской религии необходимы для длительного покорения этих народов и представляют собой две стороны одной медали. Поэтому и для автора крещение означало приобщение к христианской вере и одновременно обряд подчинения франкам и их власти.

Уже летописцы IX века называли Карла «проповедником с железным языком» и гневно отвергали право на взимание десятины в Саксонии как серьезную ошибку в духовном плане. Это подтверждает смиренный и ученый англосакс Алкуин в 796 году в послании Карлу из далекого Тура. В подобной скрытой или открытой критике заложено определенное недоразумение, действующее до сих пор. В связи с подавлением воинственного сопротивления речь фактически шла лишь о внешнем принятии новой веры как знака покорения, но вовсе не о внутреннем признании христианских истин новообращенными.

Для решения такой задачи не хватало священнослужителей, да и тогдашние времена не очень располагали к обращению в новую веру. Она со временем должна была укрепиться, тем более что христианство располагало достаточным влиянием и масштабностью, чтобы ассимилировать обряды, нравы и праздники старого культа или даже интегрировать их.

Королевство и церковь ограничились поначалу соблюдением определенных заповедей или отказом от считавшихся языческими, в основном публичных нравов и моделей поведения. Об этом подробнее пойдет речь в связи с указом об «оккупационном праве» в восьмидесятые годы.

А вот некоторые саксонские историографы в последующие столетия даже считали Карла «апостолом саксов». Соответственно принятие новой веры связывали не с внешним давлением, а, как уже упоминалось, с процессами познания интеллектуально продвинутых саксов.

Накануне военной кампании против саксов, решение о которой было принято в Вормсе в 772 году, зададимся вопросом: была ли это обычная карательная экспедиция или речь шла о чем то ином? Так, франкское войско, двинувшись из Гессена, завоевало Эресбург (Обермарсберг) в районе Димель, где, закрепившись, оставило гарнизон. Наряду с укреплением границы был разрушен расположенный недалеко от этой крепости населенный пункт Ирминсул, одна из главнейших святынь саксов. При. этом явно преследовалась цель обнажить идолопоклонничество как таковое и убедительно продемонстрировать саксам превосходство франкского торжествующего Бога. Одновременно собственное войско должно было реально и зримо ощутить королевскую милость юного правителя.

Что касается культа саксов, авторы из Фульды оставили нам во второй половине IX века краткое, но яркое описание: «Они поклоняются источникам и усыпанным листвой деревьям. Они почитают под открытым небом огромную деревянную колоду, которая вонзается в небо. На своем родном языке они называли ее колонной Ирминсул (что на ученом языке именуется «колонной мира»), на которую словно опирается небесный свод». Из этой языческой практики вытекал многократно повторяемый в капитуляриях запрет служить мессу под открытым небом.

Разрушение той сакральной деревянной колоды сопровождалось разграблением и центральной святыни; золото и серебро – из освященных даров? – были присовокуплены к королевским сокровищам. Не в последнюю очередь божественный запрет позволил благодаря водопаду утолить жажду, мучившую франкское войско. Воспоминание о чудесах Моисеевых с водами напрашивалось само собой и, несомненно, придавало королю в глазах знати особую харизму. В любом случае придется отбросить искушение охватить хотя бы приблизительно удаленные друг от друга светскую и духовную области тогдашнего социального поведения. В самом широком смысле религиозное обоснование раннего средневековья определило, несмотря на многие атавистические детали, общее существование во всех его зримых проявлениях, исключив абстрактное разрешение виртуальных и фактических сфер – по крайней мере до наступления XI века.

Видимо, застигнутые врасплох вторжением Карла, саксы встретились с королем в верховье Везера уже на другом берегу реки, на не воспринятой Эйнхардом «мокрой границе». Они предоставили двенадцать заложников как гарантов заключения мирного соглашения. По свидетельству нашего источника, Карл вернулся обратно во «Францию». Но как хорошо известно, мир длился недолго. К тому же он был заключен только с одним швармом. Несколько лет спустя противоборство возобновилось.