Geum.ru

Неплюев Николай Николаевич (1851-1908) цгиа спб Псковская 18 : 14-3-16654 1870 г. (?)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5
ссылка скрыта ? ]


Устроить такое "братство" в пределах своих имений Н. Н. задумал давно, но осуществилась его идея только в 1895 г. В этом году, 5 февраля, братство было открыто сначала семейно, а 22 июля — официально, при большом стечении уездной публики.


Еще за несколько дней до этого события все окружные помещики получили особые пригласительные листы, в которых значилось:


"Блюститель Православного Кресто-Воздвиженского Первого Трудового Братства, Н. Н. Неплюев, покорнейше просит Вас пожаловать 22 июля, к 9 часам утра в х. Воздвиженск на Церковное торжество открытия Трудового Братства".


К листам были приложены следующие программы торжества;


9 часов утра.


Освящение Братской хоругви.

Раздача Братских Крестов.

Соборная литургия.

Благодарственное молебствие.


1 час дня.


Завтрак у блюстителя Братства.


4 часа.


Торжественное собрание Братства.

Чтение устава.

Чтение обетов.

Чтение завещания учредителей.


7 часов вечера.


Обед у блюстителя Братства.


9 часов вечера.


Иллюминация храма и парка.


Посторонние гости с нескрываемым любопытством ожидали чтения завещания г. Неплюева, тем более, что в уезде ходили упорные слухи, будто учредитель намерен завещать "братству" свое многомиллионное имение. Это оказалось неверным. Н. Н. никаких имений "братству" не завещал, а передал ему свою любимую огромную рукопись с золотым титулом: "Генеалогия рода Неплюевых. Составил Н. Н. Неплюев".


— Пусть эта рукопись, — сказал Н. Н. — будет связующим звеном между вами — детьми народа, и мною — представителем аристократии...


После чтения завещания, согласно программе, прочтен быль братский устав. По смыслу устава, организация "братства" заключается в следующем. Члены его могут быть трех разрядов:


a) Полноправные братья, — полноправные хозяева братства. Они устанавливают общий строй жизни братства, заведуют его имуществом и распоряжаются его доходами. Полноправные братья образуют из себя "братскую думу" под председательством ими же выбранного блюстителя (посадника).


b) Приемные братья — находятся на испытании; живут вместе с полноправными братьями в пределах владений "братства" и пользуются равным участием в доходах, но не участвуют ни в выборах, ни в установлении строя жизни "братства".


c) Члены соревнователи; они обязаны, живя на стороне, каждый в своем положении содействовать "братству" в достижении намеченных целей. Они не участвуют в доходах "братства", но могут, по усмотрению полноправных братьев, получать от "братства" материальную помощь на деятельность в духе "братства" за его пределами.


Членами "братства" могут быть и женщины, пользуясь во всем равными с мужчинами правами.


Чистый доход, согласно уставу, распределяется таким образом: ежегодно отчисляется 20% в основной и запасной капиталы (поровну в каждый), которые предназначаются исключительно для покупки земель и учреждения новых отделений "братства". Остаток чистого дохода делится между полноправными и приемными братьями, но не выдается им на руки, а записывается на их личные счета, причем братья могут расходовать свои собственные деньги только лишь с согласия большинства наличных членов думы. При выходе из "братства" кого-нибудь из сочленов, полагается выдавать уходящему причитающуюся на его долю суму. К сожалению, последнее правило и поныне не вошло в свою силу.


Все члены "братства", за исключением членов соревнователей и лиц, находящихся, с согласия думы, в исключительном положении по роду своих занятий — составляют из себя рабочую и потребительную артель. Устав "братства" гласит, что братская артель должна выполнять все работы без помощи наёмников, приглашать которых разрешается в исключительных случаях, напр., при усиленных работах, при недостаточности собственных сил и т. п. Фактически же члены "братства" практикуют наем рабочих в самых широких размерах, и на долю братьев, таким образом, выпадает нетрудная роль коллективного помещика, имеющего все права юридического лица. Состав братства в настоящее время следующий: 8 полноправных братьев и сестер, в состав которых входит сам г. Неплюев, его матушка и две пожилые сестры; остальные — крестьянские парни, бывшие воспитанники Воздвиженской школы. Как видит читатель, половину полноправного "братства" составляет собственная семья самого организатора, но это нисколько не мешает дочтенному Николаю Николаевичу громогласно трубить о ней "по всем Европам". Всего же в братстве числится 150 членов всех трех разрядов. Как ни ограничено число членов "братства", но и те поделены на множество групп, посвященных разным святителям и угодникам Божим, наприм.: "Братская семья св. Николая Чудотворца", "Братская семья св. Иоанна Богослова", "Братская семья св. Царицы Александры", "св. Великой княгини Ольги" и т. д., и т. д.


В братстве есть члены, поступившие со стороны, но главный контингент составляют бывшие воспитанники и воспитанницы неплюевских школ.


Разные причины побуждают их вступать в общину. Тут и соблазн богатства, и пятилетние гипнотизирующие уговоры со стороны г. Неплюева и преподавателей, и ничтожное материальное обеспечение, ожидающее воспитанников и воспитанниц на стороне (10—15 р. в месяц). Зачем маяться на грошевом содержании в качестве ключника или эконома, когда есть надежда сразу разбогатеть! Дело в том, что § 14 устава "братства" гласит: "братство не может сделать постановления о закрытии своем, но если братство будет закрыто по требованию власти, или изменен настоящий устав... то все имущество становится частною собственностью полноправных братьев... и... делится... поровну, причем недвижимое имущество может быть продано для более удобного раздела". На этот соблазн совершенно справедливо указывал и г-н Меньшиков: "здоровье Н. Н., как известно из его сочинений, очень непрочно, да и при его жизни — лишь бы только состояние его юридически перешло в руки братства — оно наверное рассыплется; вызвать закрытие братства по требованию власти или изменением устава, ничего ведь не стоит" [ "Неделя", № 3 1900 г. ]


Переселение в "братство" окончивших Воздвиженскую школу происходить с большой помпой и обставлено различными обрядами. Это торжественное событие совершается ежегодно 4-го или 6-го августа.


В этот день, рано утром, старший старшина школы (есть ведь и младшие), обращаясь к воспитанникам, говорит, примерно, следующее:


- Поздравляю вас, дорогие товарищи и братья о Христе, с великим сегодняшним школьным праздником и желаю вам провести оный в радости и веселии. Много причин у нас сегодня быть радостными и веселыми по христиански: радуйтесь, во-первых, тому, что ваши братья-товарищи, выходя из школы вступают на правый путь — в наше первое, православное трудовое братство; радуйтесь и за самое братство, которое пополняется теперь многими соработниками на ниве Христовой!


Вникая такому приглашению старшины, все настраиваются на веселый лад и целый день усердно радуются. Правда, и события дня много способствуют такому настроению. Около 3-х часов пополудни приходит в школу Николай Николаевич, окруженный духовными братьями и гостями, и тогда начинается торжественнейший в мире акт с раздачей аттестатов, чтением и преподнесением сочувственных адресов и громких песен "многая лета".


Но и здесь не всем одинаковая честь, — воспитанникам, не пожелавшим по окончании школы вступать в братство, - одна, а вступающим в братство — другая. Уходящие из школы "торговать на ярмарку жизни" вызываются первыми.


Они боязливо выходят вперед, осторожно берут свои аттестаты и неслышно скрываются в задних рядах.


Но вот выступают "удавшиеся в нравственном отношении" воспитанники; декорация сразу меняется; так и видно, что они герои дня. Чуть только подойдет такой воспитанник к столу, за которым восседает, Н. Н., как сейчас же расступаются ряды воспитанников и оттуда являются 3 депутации — от старшего и младшего братских кружков и даже от внекружковых воспитанников. Самый главный депутат, выступив вперед, низко кланяется Н. Н. и говорит ему:


— Позвольте, Н. Н., от лица товарищей старшего братского кружка выразить сочувствие вашему брату Петру Петровичу!


Н. Н. милостивым наклонением головы изъявляет свое полное согласие.


Депутата громогласно читает "сочувствие". Вот одно из них для образца:


Дорогой о Христе брат!

Радость наша!


Добрый! миролюбивый! трудолюбивый! общительный! светлый! радостный! Ты был радостью нашей и повсюду вносил животворящий дух мира и радости. С сердечной радостью высказываем мы тебе свою любовь теперь, в последние минуты твоего пребывания в школе. Любим мы тебя, дорогой Петр, за то, что и ты любишь дорогое братство наше и всех его верных членов. С радостью мы вспоминаем, с какою ревностью ты относился к делу братства. Памятным для нас останется твое настоящее духовное преображение, зависевшее от пробуждения в твоем сердце горячей любви к добру и братству и поведшее к тому, что ты стал дорогим для нас братом, хорошим учеником и прекрасным примерным работником. Не забудем, с каким удовольствием ты всегда был готов послужить чем только мог братской общине, из горячего сочувствия к ней, с какой восторженностью ты говорил о том, что для всех нас дорого, как сердцем ты чувствовал радость братского общения. От души желаем, чтобы светлая радость не оставляла тебя на избранном тобою пути... Прощай, добрый, и любящий друг наш! Прощай, горячий отзывчивый брат наш! Прощай, добрый и заботливый и настойчивый старшина!.. Очень грустно было бы нам прощаться с тобою, если бы мы думали, что прощаемся с тобою навсегда, что ты уходишь далеко от нас; но мы все знаем, что ты уходишь в дорогое для нас братство и радуемся мы за тебя!"


Далее следует множество подписей членов кружка.


Виновник торжества плачет. Это слезы "радости и счастья", вызванные "искренним словом братьев о Христе". Он плачет и говорит, радостно улыбаясь:


- Позвольте, возлюбленный о Христе наставник и друг, поблагодарить вас за всё, за всё... Еще до поступления в школу, моя душа жаждала, искала чего-то... Поступив в вашу школу, я сразу нашел то, чего так жаждала душа моя!.. Позвольте, дорогие товарищи, обратиться также я к вам с сердечным словом признательности...


За Петром выходит Павел, за Павлом Митрофан, за Митрофаном Тихон, я все проделывается по предыдущему — и речи, и рукопожатия, и лобзания и слезы... В конце акта, благодарные воспитанники снова выступают вперед и, в свою очередь, просят Н. Н—ча разрешить им прочесть ему "слово сочувствия". Разумеется, разрешение получается немедленно, и "слово сочувствия" оглашает залу.


Вот образец сочувственного адреса г. Неплюеву, "художественного по красоте и силе чувства", по замечанию братского хроникера. "Возлюбленный о Христе духовный отец! Друг незабвенный! Дорогой воспитатель Николай Николаевич!


"В последний день школьной жизни позвольте выразить вам те горячие чувства, которыми переполнено сердце наше, ту глубокую и сердечную признательность, ту чистую любовь, которую, как святыню, мы храним в глубине сердец наших к вам, возлюбленному о Христе отцу, другу и наставнику. Умолчать об этих чувствах было бы грубою несправедливостью и черной неблагодарностью. Дорогой Н. Н.! сознательная вера в Бога живого и праведного, горячая любовь к нему и ближним заставили вас искать себе о Христе братьев; та же любовь, христианское смирение и совесть побудили вас, презрев предрассудками, придти к нам, грубым крестьянским детям, чтобы из них воспитать себе братьев.


"Да, честный брат! Вы, как апостол Божий, с христианским складом ума, с любовью в сердце, с евангелием и крестом в руках, пришли к нам с проповедью за нас распятого Христа, вошли с нами в самое тесное общение: каждое воскресенье, по субботам и пятницам объясняли нам волю Божью. Сколько радостей и счастья вы доставили нам, дав возможность воспитывать души живые для царствия Божия; как радовались мы вместе, когда кому удавалось еще привести одну душу к подножию креста, принести еще один кирпичик на созидание стен Иерусалима небесного!.. Выходя из школы, желаем вам, Н. Н., как можно более привести душ живых к подножию креста. За вашу любовь, за всё, за всё, что вы сделали нам доброго, пусть Господь всевидящий и милосердный воздаст вам сторицею и поможет вам воспитать воспитанников, которые, по словам апостола Павла, были бы похвалою вашею в день Христов... Всем сердцем преданные дети ваши" (следуют подписи).


Другим языком не принято писать в "братстве". Что ни слово, то "Бог" и "Любовь". Нужно отдать справедливость школе: некоторые из ее питомцев в этой "стилистике" достигают полного совершенства и начинают писать "сочувствия" даже стихами, вроде следующих:


В этот общий торжественный час

Мы хотим вам два слова сказать.

Мы хотим вам сказать, что мы все глубоко

Любим вас, дорогого отца,

Что когда вам легко — нам бывает легко,

Если ж вам тяжело — нам вдвойне тяжело, —

Так болят тогда наши сердца!.. и т. д.


Николаи Николаевич со слезами целует воспитанников депутатов и отпускает их. Акт оканчивается. Гости обедают и разъезжаются. Но братские торжества далеко еще не окончены. Поздно вечером братья снова собираются в дом Николая Николаевича, для торжественных проводов новых братьев в соседний Рождественский хутор, лежащий в 3-х верстах от Воздвиженска. Довольно подробно описывает такие проводы братский хроникер.


"Все воспитанники, пишет он, собрались в домашней молельне Николая Николаевича и еще раз прощаются с выходящими, как воспитанниками и бывшими помощниками Николая Николаевича в деле нравственного воспитания младших товарищей. По ярко иллюминованному крыльцу вышли из дома и разместились по линейкам и натычанкам и двинулись в путь. Коляска Николая Николаевича обогнала другие экипажи и, когда мы въезжали на разукрашенный арками из зелени, светящимися вензелями и фонарями братский хутор, он (т.е. г. Неплюев), вместе со старшиною братской семьи св. Андрея, на крыльце братского общежития встречает с иконою в руках вновь вступающих.


"Не так светлы огни иллюминации, как светлы озаренные духовною радостью лица братьев. Вновь вступающие приложились к иконе Христа Спасителя, вынесенной Николаева Николаевичем, помолились перед иконою св. Андрея Первозванного над входом в дом общежития. Николай Николаевич поручил их любовным попечениям старшины братской семьи; все братья приветствуют их завещанным нам апостолами лобзанием святым и с пением духовных песен вводят их во внутренние покои дома"... ("Воздвиж. школа").


С этой минуты покинувшие "колыбель" воспитанники уже становятся "о Христе братьями", часто собираются вместе, молятся и усердно "разыскивают сучки в глазу у братьев своих". Братские именины, свадьбы, крестины, похороны, проводы брата на военную службу — дают новые поводы для бесконечно долгих молитвенных собраний и бесчисленных повальных целований. Обстановка при этом та же самая, которая была описана мною в предыдущей статье, — те же экзотические растения, тяжелые бронзовые канделябры, стеариновый свечи, хоругви, белые одеяния, серебряные кресты, иконы и лампады...


Братские собрания учащаются и моления особенно усиливаются во время великого поста. На страстной седмице, перед причастием, в братстве принят обычай "отпущения грехов" друг другу.


Начинается он длинной проповедью Николая Николаевича.


... "Покаемся перед Богом, — говорит он между прочим, — и перед нашими ближними, попросим у Него прощения в великой неправде нашей и сотворим плоды, достойные покаяния".


Все становятся на колени. Кто-нибудь громко и проникновенно читает братскую молитву.


"Прими, Господи, души наши в руку Твою, да будут оне, как свет лампады, пред Тобою мерцающей, как дым кадильный, к Тебе возносящийся. Ангелам Твоим заповедуй, да примут они ум и сердца наши под сень крыл своих. Укрепи, Господи, братство наше; прими жизнь нашу на святое дело Твое, - и мир озари немерцающим светом вечной святой любви Твоей"...


"После молитв, — рассказывает братски хроникер в книге "Воздвиж. школа", — Николай Николаевич от имени всех (братьев) сказал воспитанниками "Мы часто указываем вам на ваши недостатки, — это наша христианская обязанность воспитателей, но мы сами грешные... Простите нас!"


"И всё братство и все мы со слезами и земным поклоном просили прощения друг у друга... и старший братский кружок с земным поклоном просил прощения у младших, младшие отвечали тем же! Очень многие плакали... Тяжело до боли сердечной, тяжело до слез было многим в то время, когда Николай Николаевич и все братство с земным поклоном просили прощения у нас", — прибавляет воспитанник, записав эту церемонию.


Кроме молитвенных собраний, в "братстве" устраиваются нередко литературно-музыкальные вечера. Н. Н. заботится об эстетическом развитии своих воспитанников, и они оказались в этом отношении в условиях чрезвычайно счастливых. Одна из его сестер музыкантша, другая учит живописи. Сам он тоже не чужд искусствам. "Желание пробудить в детях молитвенное настроение открыло во мне, — пишет он, — новую, совершенно неведомую дотоле способность, — я положил на музыку молитву св. Ефрема Сирина и две составленный мною молитвы. Это был первый толчок, за которым последовало много других музыкальных произведений. До сих пор мною составлено, кроме упомянутых молитв..." Далее следует подробное перечисление всех романсов и пьес в 2 руки, составленных Н. Н. Неплюевым.


Но, разумеется, главное свое призвание Н. Н. видит в "созидании первого трудового "братства". Он зорко следит за членами "братства" и всеми силами старается, чтобы духовное настроение их не понизилось ни на один градус.


Чуть заметит он в "братстве" какие-нибудь нежелательные симптомы, — моментально собирает все "братство" и начинает читать длинные и порой грозные проповеди.


Особенно возмущает духовный покой Н. И. открыто выраженное сомнение в целесообразности братства. Чтобы охарактеризовать вполне "братские отношения" и дух "смирения", царящий в братстве, привожу выдержка из подлинного письма одного правоверного брата, которое отдано в мое распоряжение.


"Дорогой N!

... ты завидуешь нашей тихой и мирной жизни. К сожалению и стыду нашему, часто желание жить тихой и мирной жизнью отсутствует в нас... и мы живем иногда в смятении и душевных муках. Недавно у нас было общее собрание братства со всеми допущенными в братство. На этом собрании мы все в первый раз без стеснения каялись в присутствии всех, каялись в самых тяжких грехах наших. Представляешь ли ты, как всё это было? Представить это тебе трудно. Собрано было всё братство, — все мужчины и все женщины. Перед этим очень часто собиралась "дума", и мы все знали, что об очень многом она порешила, много постановлений сделала... Между прочим порешила выразить порицание некоторым братьям, в числе которых находился и я, многогрешный; но не в этом дело...


"Идя на собрание, ожидавшие от братской думы порицания говорили, что на этом собрании не может быть никаких порицаний, так как там будут и женщины (сестры) и лица, только допущенные в братство... В начале собрания говорили о предстоящем путешествии Н. Н., потом перешли к вопросу о наших взаимных отношениях, об отношении к братству и Господу Богу... В последнее время, именно с весны, начались нежелательные, прямо-таки невозможные отношения некоторых членов к Николаю Николаевичу и братству: эти братья не искали единомыслия с Н. Н. и братством. В конце концов между упомянутыми братьями и Н. Н. образовалась целая пропасть. Обо всем этом сказал Н. Н. на собрании, сначала, конечно, никого не называя, полагая, что виновные сами со смирением покаются во всём. Наступило молчание. Никто ни слова. Тяжело, невыносимо... Знаешь, — какое-то ужасное оцепенение охватило всех. Молчание длится. Наконец брат Ф. Е. Ч. сказал с сильным волнением, что всё, что Н. Н. говорил, он принял на себя и что действительно он виновен во всем и что теперь он горячо и искренно кается. Высказались еще некоторые, а после них опять молчание.


"Тогда Н. Н., обратясь ко всем, сказал: — "Ну посмотрите, что происходит в эту минуту между нами; — люди которые не виновны, каются, просят прощение... Зачем же молчат никоторые, всех более виновные, за-че-м ?!!


Это "зачем", сказанное Н. Н—чем (ты представляешь, как он говорит?), сразу поразило всех. Гордость наша поколебалась, мы забыли в это время о себе, забыли, что это происходит при женщинах... Один за другим с плачем начали каяться мы и перед Н. Н., и перед всем братством, некоторые плакали навзрыд. Так глубоко и сильно все были потрясены. Конечно, ты, по моим кратким словам, нарисуешь яркую картину происшедшего. Но, как ни тяжел был тот день, мы назвали его благословенным. В этот день мы душами слились в одну душу, что и должно быть в братстве!"., и т. д.


Такими "благословенными" днями Николай Николаевич частенько дарит своих возлюбленных братьев духовных.


Кстати, чтобы ближе познакомить читателя с духом братской жизни и характеров взаимных отношений членов общины, я позволю себе привести здесь несколько отрывок из тогдашнего дневника.


15 сентября 189... г.

Хутор Воздвиженск.


"...Третьего дня была у нас свадьба. Женился брат Яков на систре Варваре. По сему поводу был учинен парадный ужин. Мы облеклись в черные блузы (о чем не упустил случая предварить нас Н. Н.) и стали поджидать гостей, которые должны были к нам явиться. Вскоре пришел "посадник" Н. Н., сестра его и полноправные братья. За столом разместились сообразно достоинству положения, занимаемому каждым из нас: "посадник" занял председательское место, ближе к "посаднику" полноправные братья, а мы — простые смертные — прилепились к краешку ("коли солнце взойдет, — звезды прячутся"!).


Мы ели молча, углубившись в свои тарелки, будто люди, палкой согнанные в кучу или пассажиры, случайно встретившиеся в вокзальном буфете. Только жених был на седьмом небе; он сиял как Молчалин, произведенный в чин, и умильно поглядывал украдкой на свою толстоватую, хорошенькую невесту, которая, как пава, плавала из кухни в столовую и разносила торт, испеченный в честь новобрачных.


Николай Николаевич был сегодня не в духе. После ужина, собрав нас в отдельную комнату, он сделал нам сцену.


Нервно размахивая руками, приподнятым дрожащим голосом он говорил, что мало видит преданности братству, что в нашей семьи завелось "нежелательное стремление к какому-то умственному образованно" (!), в Федоре Ефимовиче поселился бес гордости, а Иван Спиридонович кажется ему ходячей мозговой машиной, всё критикующей и постоянно рассуждающей"...


Долго он говорил, бесконечно долго. А мы стояли понуря головы и слушали, слушали...


Ах, как ничтожна и жалка наша роль!..


3 октября.


Осень. Летят и кружатся желтые листья. Умирает природа...


Мы только что вернулись из Андреевской братской семьи, из хутора Рождественска.


Там совершались предмолитвенные разговоры, молитвы, обед, чаепитие, и снова длинные, длинные нравоучительные беседы...


Наши головы разболелись от этих бесед и на душе стало как-то скверно.


Николай Николаевич таял от счастья...


Вот, дескать, как это всё хорошо... А ведь это всё я создал! Распоряжается всеми нами, как пешками, забывая по старой барской привычке, что у каждого из нас есть свой душевный мир, свой царь в голове.


По странному недомыслию он уверен, что все в братстве думают и чувствуют по шаблону, им определенному. Как бы не так!


Утопая по уши в глубоком самодовольстве и самомнении, проникнутый радостью о своем великом даровании, о том, что он есть орудие высших предначертаний, он говорил, говорил, говорил... От 9 час. утра, до 8 час. дня всё проповедовал.


Право же, господин Головлев и то был сдержаннее.


9 октября.


Каждый день я ухожу в лес и по целым часам слушаю в одиночестве гулкий и заунывный шум высоких сосен.


Сегодня я был возле кирпичного завода. Какой-то оборванец сидел на пороге землянки и, положив голову на руки, заунывно пел:


Зи-и-има, зи-и-мушка...

Зи-и-има люу-у-тая...


Заунывный, протяжный напев еще больше растравлял мое сердце и вливал в него жгучую тоску.


Оборванец продолжал:


...До-о-оля ж ты моя

Тай несчастная!..


Я с мучительным наслаждением слушал тоскливую песню-жалобу рабочего человека; но мое одиночество нарушил брат Ж., который разыскал меня и сообщил, что всем нам велено собраться в Рождественске и что там Н. Н. будет читать письма и разбирать поведение некоторых членов братства.


Пришлось отправляться...


Мы все в сборе; поджидаем посадника-блюстителя. А вот и он... Быстро, быстро мчится великолепная коляска с зеркальными окнами, запряженными четверкой превосходных, одномастных, серых в яблоках лошадей.


Он подкатил к крыльцу рождественского общежития.


— Пойдемте, пойдемте встречать Н. Н.! — раздались восклицания.


И многие торопливо выбежали на крыльцо, навстречу выходившему из экипажа Н. Н.


— Я хочу вам прочесть очень, очень милое письмо! — объявил Н. Н.


- Прочтите, прочтите пожалуйста!!


Все уселись вокруг длинного общего стола. Н. Н. достал из бокового кармана письмо и стал читать.


Письмо прислано Н—ю Н—чу госпожой Прж—ской, вдовой, которая недавно очень долго гостила у нас в Воздвиженске. Письмо переполнено комплиментами высокочтимому Николаю Николаевичу. Г-жа Прж—ская восхищается гармонией его души и создает "великую троицу" из Николай Николаевича, Льва Толстого и Достоевского.


"Но, — прибавляет она при этом, вы Н. Н. все-таки всех выше, так как у вас полная гармония души, чего вовсе нет ни у Л. Толстого, ни у Достоевского"...


Ах, надо было видеть Н. Н. в эти минуты! Сегодня вечером на земном шаре может быть не было человека счастливее...


Братьев письмо г-жи Прж—ской тоже привело в неописанный восторг. Они его очень и очень одобряли.


После коротенького перерыва Н. Н. стал читать свою рукопись "об Антихристе". Глубокая тишина воцарилась в собрании. Все слушают с благоговением.


Прошло часа полтора.


- Вы устали? — спрашивает! Н. Н.


- Нисколько Н. Н.! Нисколько, — слышится дружный ответ.


— Читайте, пожалуйста! читайте, еще! — просят яко бы увлеченные слушатели. И чтение продолжается. Вот дошли, наконец, до последней главы — "Бог-Омега".


- Вот и последняя глава, — говорит автор, — надо бы дочитать...


— Ах, продолжайте, пожалуйста... Читайте до конца, Н. Н.! Так интересно!


Дочитано. Общее восхищение, неудержимый бурный восторг!..


Снова перерыв. Потом Н. Н. развертывает библию и находит то место из послания Апостола Павла, где говорится о единодушии и единомыслии.


— Я слышал, — говорит он по прочтении свящ. писания, — что на ваших собраниях по пятницам у вас происходили некоторые несогласия в мнениях. Правда ли это?


- Да, это правда! — отвечает старшина семьи.


— В чем заключались ваши разногласия?


— Братья спорили по поводу одного евангельского текста — "не вливают вина нового в меха старые".


Из слов старшины оказывается, что никоторые братья давали совершенно не соответствующее толкование этому тексту, а брат Кодрат даже усомнился в целесообразности "братства", основываясь на упомянутом евангельском изречении.


Последнее обстоятельство не на шутку возмущает Н. Н.


- Есть честь братства, — громко и резко говорил он, обращаясь к усомнившемуся брату, — и эта честь не должна позволять братьям задаваться некоторыми чуждыми братству вопросами, как например, — нужно ли братство, или нет? Эти вопросы не должны быть вопросами в братстве, и всё братство должно единодушно выразить свое возмущение тому члену, в чью сумасбродную голову приходят подобные вопросы. Стыд и позор братству, если в нем находятся такие люди... Эти вопросы нужно решить раз навсегда еще до поступления в братство, а вступив в него, хотя бы приемным братом, позорно и нечестно задаваться подобными вопросами!..


- Кодрат, выйди вперед! — обращается Н. Н. к виновному брату.


Кодрат, низко опустив на грудь голову, робко выступает вперед.


— Объясни нам свое настроение! Мы начинаем сомневаться в тебе.


Кодрат начинает объясняться. Он исправится... он будет стараться... он сольется с братьями, так что у них будет одна душа. Но Н. Н—ча его объяснение совсем не удовлетворило.


- Главного не сказал! — наставительно говорит он Кодрату.


Кодрат продолжает. "Да, разно мы думаем с вами... это правда. Но я верю, — даст Бог — мы все же придем к единомыслию..."


— Бог даст! — закричал Н. Н. с укоризною. — Нужно желать этого! желать, желать нужно!


- Я желаю, я хочу! Я это только так выразился неловко.


- Желаю! Это одни слова. Пора уже доказать свое желание. Уже 6 лет воспитываем мы тебя!..


Неудачное объяснение со стороны брата протестанта окончательно выводит Н. Н—ча из себя. Его голос вдруг повышается до пронзительного крика, а глаза загораются острым блеском. Его поза и движения полны подавляющего величия. Речами пророка Иеремии он начинает громить братьев. Братья испуганно жмутся к нему, плачут и дают твердое обещание еще более улучшиться в нравственном отношении. Вдруг библейским жестом Н. H. отталкивает испуганных братьев и говорит громким, задыхающимся голосом:


— Пустите меня! идите от меня! Я пойду к Богу! Может быть сжалится Он надо мною и призовет меня к Себе!.. — С громким плачем падает он на колени перед образами и долго рыдает, припадая лицом к ковру. Братья, рассыпавшиеся в смятении вокруг, тоже тихонько всхлипывают.


Несколько бесконечно долгих минуть длится эта тяжелая сцена.


— С братством шутить нельзя! — уже несколько спокойнее говорит Н. Н. — Зачем вы вносите дисгармонию в братство? Зачем?! Я замечаю, что в братстве начинает заводиться какой-то нежелательный дух...


Мало - по - малу Н. Н. приходит в нормальное состояние и успокаивается. Виновные еще раз каются и еще раз просят прощения.


Всё заключается общей молитвой. Братья разъезжаются по домам, расходятся по своим комнатам и ложатся спать. Ничто не нарушает их безмятежного спокойствия – к бурным сценам, только что описанным мною, они давно уже привыкли. Не спит один только "придворный" братский поэт и набрасывает при свете лампы стихотворение к следующему литературному вечеру, вроде того, которое он на днях читал:


"О, он смёл с нас весь прах, он — наш вождь

и пророк,

Он клеймил нас открыто, сурово!..

Как он грозно и даже угрюмо смотрел,

Как бросал в нас словами свободно!

Он как ангел за нас всей душою скорбел,

Всей душою кипел благородной!

А мы все... мы поникли на грудь головой,

Мы глубоко и тяжко скорбели...

Посмотреть на него мы не смели,

Его взор беспощадно и грозно сверкал...

Беспощадно всё сердце сжимая,

Как стрел он всю душу до дна проникал...

…………………………………………………….

... И долго кругом

Раздавалися громко рыданья"...


20 марта.


Сегодня Н. Н. рассказывал нам откуда происходят графы Бобринские, Пасхины, Юрьины, Колычевы, Ладыгины, Боборыкины и др. Оказывается, что все они происходят от одного корня с Н. Н—чем, т. е. от Гландала Камбилы, сына друида Дивона.


После разговоров читали творения Климента Александрийского, главу — "кто из богатых спасется".


Поcли чтения опять были разговоры. Беседа перешла на чудесные сновидения, которые часто прежде являлись Ник. Н—чу. Сонные видения несколько экзальтированного характера являются также нередко и "братьям".


- Снилось мне — заявлял брат Исаак, — безграничное, волнующееся море. По бурному морю будто бы плывет огромная лодка, а в той лодке сидите вы, Н. Н., и с вами все члены нашего братства. Вокруг нас тонут люди, они жалобно плачут, жестикулируют руками и судорожно цепляются за борта нашей лодки... А мы протягиваем им руки и спасаем их. И много, очень много гибнувших людей спасли мы таким вот образом... И замечательно — лодка наша не только не тонула от множества спасенных нами людей, а наоборот — становилась устойчивее!..


Вот еще картинка из братской повседневной жизни.


В "общежитии" за утренним чаем сидели мы "братья"-учителя и разговаривали о том, о сем.


— Иван!— обращается один брат ко мне с вопросом, — какой у тебя первый урок?


— Русский язык — ответил я.


— Можно зайти к тебе на урок?


— Пожалуйста.


— Чем будешь заниматься сегодня?


- Объяснительным чтением. Будем разбирать стихотворение Некрасова - "Школьник".


— Странный у тебя выбор. Почему ты остановился именно на этом стихотворении?


— По многим причинам, — хотя бы потому, что там говорится о Ломоносове... Внимание детей полезно остановить на Ломоносове, потому что в его лице нам дается прекрасный пример того, каких блестящих результатов можно достигнуть только при помощи личных усилий и неуклонного стремления к намеченной цели...


Эти слова не совсем по вкусу "братьям".


- Ломоносов был исторический пьяница и больше ничего! — обрывает меня брат Андрей.


Тогда я сказал:


- Андрей! ты говоришь абсурды!


Братья переглянулись между собою, шумно отодвинули стулья и ушли из столовой, выражая тем протест мне. Я остаюсь один. Через нисколько времени отворяется дверь, и в комнату входит брат К.


— Иван, — говорит он, — ты незаслуженно оскорбил брата Андрея, извинись перед ним. Постарайся поскорее загладить свой проступок, пока о нем не узнал еще Николай Николаевич.


— В чем же мне извиняться?.. Оставьте меня, пожалуйста! — К. немедленно уходит, обидевшись не менее Андрея.


Вслед за этим, по приказанию старшины, собираются все члены общежития, чтобы осудить мое "поведение". На совете решено позвать меня для личных объяснений.


- Иван, — обращается старшина ко мне, — ты нанес страшное оскорбление брату Андрею. Мы возмущаемся этим. Извинись перед ним публично и попроси у него прощения. Такой тон мы не можем допускать в братских отношениях!


— Я вовсе не нахожу здесь никакого оскорбления, и мне кажется, что тон Андрея в его отзыве о Ломоносове не лучше.


— Господа! — обращается старшина к братьям, повернувшись ко мне спиной, — вы видите, здесь объяснения излишни: Иван не в состоянии понять братских отношений. Сообщим обо всем Ник. Н-чу. — И все, словно по команде, выходят из комнаты, в другой раз оставляя меня наедине...


Ах, как это все противно!


Как отвратительны эти драмы братской любви, ссор, лицемерных примирений и т. д.


Надо уходить, куда попало уйду, только бы поскорее. Хуже не будет! Надо бежать, бежать... Это вопрос чести и долга!"


*-*


Когда я и еще несколько моих единомышленников покинули братство, сердитыми речами провожал нас Н. Н.:


- Вы пять лет крали наши братские поцелуи! У вас нет совести, нет стыда. Можете уходить торговать на ярмарку жизни! Мы постараемся с корнем вырвать вас из наших сердец! Бог видит ваше настроение. Он проклинает вас!!!


Через нисколько недель ко мне дошли вести из Воздвиженска, что наш демонстративный выход продолжал волновать братский мирок, а собственный братский стихотворец написал по этому поводу злободневные стихи, в которых, между прочим, говорилось:


"Был брат у нас... красноречивый —

Умел он в пламенную речь

Святые мысли и порывы

Подчас восторженно облечь...

Но в глубине души лукавой

Он был изъеден жаждой славы,

Он труд и братство презирал

И рвался, словно из темницы,

За стены каменной столицы,

Где идеал его сиял...

И он ушел...

... Несчастный дух!

Глубоко пал ты без сомненья:

Твой мир заглох, твой стыд потух,

И нет в душе твоей смиренья,

И на устах одни глумленья!..

Не нам, не нам судить тебя"...


Но самое интересное во всей этой истории, без сомнения, то, что и сам братский поэт, которому принадлежат сейчас цитированные строки, через никоторое время тоже "глубоко пал", т. е. добровольно навсегда оставил пределы братства.


*-*


Выходящий из братства по большей части не получает ровно ничего или же получает какую-нибудь ничтожную подачку ("Вот ушел мои брат Сергей, прослужив у них 7 лет. И за 7 лет, службы братство выдало ему 4 руб. с копейками" — из письма Ник. Свириденко). На выражение неудовольствия по этому поводу со стороны некоторых членов, покинувших братство, управляющий г. Неплюева (он же "первозванный" брат) Андрей Ф. ответил следующим письмом от 27 апр. 1894 г.


"...Вы отлично понимаете, что по уставу братства жалованье, получаемое членами его, не является собственностью каждого, а по выходе из братства он получает только то, что имеет на личных счетах; на личных счетах у членов братства теперь еще ничего нет...


"Считаю нужным сказать, что ваши письма, если только вы будете писать Николаю Николаевичу, не будут передаваемы ему, а будут храниться нераспечатанными"...


Молодые члены братства, отбывающее воинскую повинность, тоже почти лишаются материальной помощи со стороны братства. Впрочем, братья в изобилии рассылают из своего прекрасного Воздвиженска и горячие пожелания, и уверения в любви, и братские поцелуи. Один брат-солдат прислал раз братству письмо, в котором благодарил их за братские поцелуи и за горячие молитвы и выражал робкую надежду получить от них также и некоторую материальную помощь; но письмо сребролюбивого брата вызвало резкое осуждение.


Из всего предыдущего можно видеть, что круг интересов неплюевской общины всецело сосредоточился в самом братстве, отгороженном от окружающего мира высокой стеной гордого самомнения и своеобразного ритуала.


Вся вселенная, по мнению неплюевцев, разделяется на две половины: с одной стороны крестовоздвиженское братство, в котором проживают они, кроткие агнцы, в котором царствует истина и божья благодать, — а с другой стороны мир, погрязший во зле, "рынок наживы", среди которого "мятется страждущее человечество", "антихристы", "дети дьявола" и "сыны века сего".


К окружающему бедному и невежественному населению, как сам г. Неплюев, так и его община относятся вполне индифферентно; оказывать помощь на стороне там не принято.


В огромную экономию г. Неплюева каждое лето сходится свыше 700 сельскохозяйственных рабочих. Эти бедняки ютятся в грязных казармах, среди омерзительнейшей обстановки. И никогда ни один правоверный брат не бросал луча света в эти темные массы. Больницы, медицинские пункты, чайные, народные чтения, вечерние классы там отсутствуют...


Отсутствие благотворительности невольно бросается в глаза каждому наблюдательному человеку, лично посетившему Воздвиженск.


Г. Меньшиков следующими фактами характеризует отношение г. Неплюева к окружающему крестьянскому миру:


"Двадцатилетнее пребывание г. Неплюева в его округе ничем не отразилось добрым в народной жизни. Так же, как и двадцать лет назад, нищета здесь поражающая. Среди детишек, державших при мне экзамен в школу, огромное большинство с подорванным питанием. Медицина почти отсутствует в Глуховском уезде — один врач приходится на весь уезд (хотя еще в прошлом столетии, как говорят, в Глуховe была итальянская опера). Доктор, которого я встретил в Воздвиженске, жаловался на сильный упадок народного питания, на захирелость мужиков, на страшное развитие сифилиса, — есть даже деревня Курносовка, где мужики с провалившимися носами. Население прямо вырождается... Мальчишку тащат на экзамен, он еле ноги волочет, голова кружится, — что же? Оказывается — от голода... Множество заболеваний куриной слепотой, трахомой... Я расспрашивал тщательно — что же делает Воздвиженское братство с этими язвами народными? Ответ — ничего. Больных не принимают, вот и весь сказ. В Воздвиженске для учеников и братства есть больница — на 10 коек, но ни одного больного. Вместо больных вповалку спят на соломе наезжающие "гости", из тех, кто попроще - народные учители и проч.


В "братстве" г. Неплюева поражает крайняя разница в отношениях к своим членам и к рабочим из крестьян. Члены братства хоть и крестьяне, но одеты по барски, ходят в широких шляпах-бриль, чистеньких блузочках, с цепочками от часов; у женщин иногда заметите браслет, у мужчин иногда палку с серебряным набалдашником — совсем паны. Обстановка жизни, вкусы, развлечения — все "на интеллигентный лад". Это было бы не грех, если бы не сопровождалось и нравственным отчуждением от народа, презрением к последнему. С рабочими из крестьян члены братства не водят компании, а называют их по помещичьи "людьми". В начале мне [Меньшикову] это резало ухо. — "Что это за здание?" — спрашиваю "брата". — "Это строится для людей". — "Для каких людей?" — "Для наших, для рабочих". — Для "людей" особые казармы, особый стол (т.е. никакого стола), всё особое.


Я решил познакомиться с этою странною породой "людей". Как раз отстраивалось новое 2-х этажное каменное здание винокуренного завода. Крохотная деревянная церковка, стоившая, как говорят, всего пятнадцать тысяч, совсем теряется в соседстве с этим храмом Бахуса. Отправился я на работы. "Люди" копали глубокий колодец для винокурни; заглянул я — на глубине 15 арш. копошатся какие-то человеческие существа, по колено в воде. Двое с лопатами, двое с черпаками. Сверху им опускают на блоке кадки и первобытным воротом вытаскивают землю и воду. Работа поистине каторжная.


[ ZT. Я 31 год отработал слесарем аварийной службы Ленгорвода, несколько сот раз и в зиму, и в лето копался в водопроводных колодцах чтобы добраться до текущей арматуры, а потом произвести ее ремонт, и я никогда не считал свою работу каторжной. Более того, мне была страшно интересна именно эта составляющая моей слесарной работы, см.