Неплюев Николай Николаевич (1851-1908) цгиа спб Псковская 18 : 14-3-16654 1870 г. (?)

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Николай Николаевич Носов автор многих интересных рассказ, 153.82kb.
• Рассказ натуралиста, 16.42kb.
• Николай Николаевич Никулин. Воспоминания о войне, 2966.16kb.
• Николай Николаевич Носов 10(23) ноября 1908 – 6 июля 1976, 401.99kb.
• Николай Николаевич Миклухо-Маклай, 77.8kb.
• 23 ноября 1908 года родился Николай Николаевич Носов, 97.02kb.
• Николай николаевич яковлев. Цру против СССР, 5429.63kb.
• Владимирские губернские ведомости №1, пятница, 2 января 1870 года, 120.65kb.
• В 1896 году, 8 января в небольшом уездном городе Усть-Каменогорске в семье столяра-кустаря, 53.5kb.
• Доктор исторических наук, профессор Смирнов Николай Николаевич, 695.24kb.

ссылка скрыта] Обещаете ли быть верными и добрыми братьями?


— Обещаете ли до конца своих дней не изменять братству Христову?


Поступающие должны на всё отвечать только установленной формулой:


— Обещаем. И да поможет нам в том Христос!..


За сим они опускаются на колени перед крестом оливкового дерева, привезенным г. Неплюевым из Иерусалима, и склоняют свои головы, а г. Неплюев возлагает им на головы руки и, устремив очи горе, медленно читает положенную молитву:


"Посети нас, Господи, милостью Твоею, омой нас банею смертною...

Любовью наполни сердца наши. Да будут они как свет лампады пред Тобою мерцающий, как дым кадильный пред Тобою возносящийся..." и т. д.


— "Посети нас, Господи, милостью Твоею, омой нас банею смертною!", вторят за ним воспитанники.


А знаменосцы — голубой и красный — склоняют свои хоругви над посвящаемыми. Прочитав молитву, г. Неплюев снимает с шеи свой крест с брильянтом, целует и дает целовать поступающим. Потом он снова надевает на себя свой крест и, не отнимая рук, возложенных на преклоненные головы поступающих в кружок, долго шепчет про себя какие-то таинственные молитвы.


— "Ну, детки, — восклицает он в заключение, — поздравляю вас с началом новой духовной жизни, а вас, браточки, с новый братьями!..


Проговорив это, он обнимает новых братьев и нисколько раз крепко и звучно целует их.


Bсе члены кружка тоже целуют вновь поступивших, Николая Николаевича и друг друга, крепко потрясая руки и заглядывая один другому в очи. Слышатся звуки крепких поцелуев и тихий шепот: "поздравляю!"..


Наконец поется "Тебе Бога хвалим", и молитвенная часть торжества оканчивается. [ В последнее время приемы в "братские кружки" происходят в храме. ]


Все из спальни идут в гостиную.


В прежнее время бывало в этих случаях, Н. Н. приносил хрустальную чашку, наполненную виноградным вином, а иногда водою и говорил:


— Господа! как эта чаша едина, так и все мы да будем едино!..


Он наклоняет к себе чашу и пьет из нее. Потом берет ее в обе руки и дает отпить по глотку членам кружка, подходя к ним в порядки старшинства. И все пьют, ликуют, снова потрясают друг другу руки, еще раз целуются и заглядывают в очи один другому, и потом медленно, будто нехотя, начинают расходиться. Н. Н., умиленный и восхищенный, провожает до порога свою юную паству; он милостиво разговаривает со всеми и иногда шутит.


— А вы, милостивые государи, обращается он к новичкам, — вы-то отчего же не подаете мне руки?


"Милостивые государи" топчутся на одном месте, переминаются с ноги на ногу и застенчиво улыбаются.


— Вот вы какие! — продолжает Н. Н., — и руки даже не желаете подавать своему воспитателю... Ну, хорошо. В таком случай Я вам подам!


Он протягивает им свою руку и наставительно прибавляет:


- Теперь вы мои братья и имеете право подавать мне руку!


Наконец все воспитанники уходят, оглашая дубовый парк каким-нибудь душеспасительным кантом, вроде


"Алая заря в восточных

Загоралась облаках"...


Впрочем, иногда они остаются еще на некоторое время и тогда Н. Н. читает им свою огромную рукопись, на переплете которой золотыми буквами написано:


Генеалогия рода Неплюевых

Составил Н. Н. Неплюев.


Сведения, заключающая в этой книге, представляют несомненный биографический интерес: из неё, мы, воспитанники, узнали, что род г. Неплюева — очень древний род и происходит от сына прусского конунга Дивона III — Гландала Камбилы. Дивон III был друидом, а дочь его Скумена-Наздада одною из последних друидическях жриц. Разбитый коалицией короля чешского Премыслава-Оттокара, Ландграфа Тюрингии Генриха и рыцарей-меченосцев, он подвергнут был крещению по католическому обряду вместе с сыном Гландалом, получившим имя Ричарда.


В правление сына святого Александра Невского, князя Василия Александровича, при посаднике Анании, этот Гландал Камбила получил от веча новгородского право поселяться с дружиною в 3000 человек в пределах новгородских. Он присоединен был к православию в Софийском соборе с именем Иоанна. Сын его, Андрей Иванович Камбил, перешел в Москву, был ближним боярином и известен в истории под именем Кобылы. От его второго сына боярина Александра Андреевича Елко и производит свой род Н. Н. Неплюев.


Читая свою рукописную генеалогию, Н. Н. кстати сообщает разные комментарии; подводит слушателей к длинной витрине, стоящей в столовой, и показывает им лежащие там грамоты, гербы и другие семейные достопримечательности своего дворянского рода. Воспитанники всё внимательно рассматривают и глубоко вздыхают. О чем? может быть от полноты восхищения знатностью своего патрона, а вернее оттого, что наконец их берет одурь от бесконечных молений, поцелуев... рукопожатия и наставительных разговоров...


Воспитанники, не состоящие членами братских кружков, составляют третью категорию и называются просто "внекружковыми". Это те самые "грубые умом и сердцем люди", на которых в свое время так горько сетовал г. Неплюев на страницах "Недели".


... "Имея ум, чтобы понять, и сердце, способное любить, они остались совершенно чужими, в течении многих лет отвергая услуги моей опытности, отвечая холодным равнодушием на настойчивые призывы к братолюбию, предпочли идти на ярмарку жизни, вместо того, чтобы совместно со мною, созидать честную радость Братства трудового, того дела мира и любви, к которому они из всего человечества наиболее (sic!) специально и систематически подготовлялись" [ "Книж. Недели". Февраль 1899 г. ].


Для обращения сих неверных, школа прибегает к особым педагогическим приемам, выработанным в хуторском затишье; таковы, например, "отлучение от общества товарищей", запись в "черную книгу", выговоры в "кругу" по субботам и наконец, — исключение из школы.


"Отлучение от товарищей", которое не редко практиковалось в мое время, наказание не из легких. Оно состоит в том, что провинившемуся воспитаннику строжайше воспрещается иметь какое-либо общение с остальными товарищами; "отлученный" лишается права разговаривать с ними, обедать вместе и играть. Если же он и рискнет обратиться к кому либо из "благонадежных" товарищей с вопросом, ему всё равно не ответят: настолько все выдрессированы, настолько все боятся наказания за нарушение постановления старших! "Отлученный" как зачумленный; от него все бегут с холодным официальным выражением лица. Товарищи весело смеются, болтают, шалят, а "отлученный" словно больной проказой, робко высматривает из уголка, или как тень "слоняется" по коридору, а то тихонько плачет где-нибудь за печкой в дортуаре.


А кроме товарищей - воспитанников нет в здешнем хуторе другого общества, вокруг школы уныло шумят сосны и тополи, а за лесом на десятки верст тянутся безграничные поля...


Немудрено, что через месяц, другой пытка делается невыносимой. "Отлученный" идет к попечителю, учителям и старшим товарищам, падает пред ними на колени и умоляет всех снова допустить его в общество товарищей. В субботнем собрании воспитателей и воспитанников (которое называется "кругом") ставятся на общее решение вопросы: "искренно ли раскаивается отлученный?" "заметно ли в нем улучшение в духовно-нравственном отношении?" При решении предложенных вопросов в утвердительном смысле, "отлучение" наконец снимается с воспитанника. Бывали, впрочем, примеры, что дело принимало несколько иной оборот: все "отлученные" сплачивались вместе, входили в союз с "внекружковыми" и проводили время довольно весело, подсмеиваясь кое-над-кем... Но, заговор, разумеется, скоро открывался, благодаря превосходно организованной системе шпионства и взаимного соглядатайства, и непредвиденный "кружок свободно-мыслящих" немедленно изгонялся из школы.


"Субботним кругом" называется общее собрание учителей и воспитанников, под председательством Н. Н. В "круге", после решения вопросов текущей школьной жизни, читается еще "школьный дневник" и "черная книга". Записи в школьном дневнике ведутся самими воспитанниками поочередно. С содержанием и характером записей довольно хорошо знакомят нас отрывки, помещенные в изданной г. Неплюевым книге: "Воздвиженская школа — колыбель трудового братства".


Берем для примера первые попавшиеся из них.


14 Сентября.


... "Накануне целые полдня шел сильный дождь. 14-го нас разбудили в 6 часов утра. Сегодня день Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня и наш тройной праздник, а потому нам после завтрака хотелось пойти в дом Н. Н. и там поздравить его; но сделать это оказалось очень неудобным, так как у него много гостей и свидание наше не имело бы семейного характера, а потому он сам пришел к нам в школу. Мы встретили его бодрыми и радостными. Н. Н. тоже был радостный и с любовью (как и всегда) многих из нас отечески приласкал и сказал: сегодня у нас соединено много и очень торжественных праздников: храмовой и хуторской праздник, праздник братства и школы. Поздравим же друг друга со многими праздниками нашими и постараемся каждый, кто чем может, поспособствовать общему торжеству". С сердечной радостью мы стали поздравлять Н. Н., членов братства и друг друга. Погода стояла прекрасная; это было для нас очень приятно и многие говорили:


— Милосердый Господь для наших праздников посылает хорошую погоду!


И действительно, как будний день, — холод и дождь, как торжество у нас, освящение нашей церкви или другой какой праздник, — погода отличная...


Началось богослужение.


Наша церковь маленькая, уютная, молиться в ней очень приятно и легко. Всех предстоящих знаешь и любишь, все совершается тихо и благоговейно, и хорошее пение хора и сердечное единодушие молящихся, все располагает к молитве и уединению... Сегодня впервые Н. Н., облеченный в стихарь, говорил проповедь.


Он вышел из алтаря радостный, стал у царских врат за аналоем, перекрестился и начал..."


Далее приводится проповедь Н. Н., заканчивающаяся такими словами:


"Слава Тебе, показавшему нам свет! Слава Тебе, любовью и радостью души наши вдохновляющему! Аминь". Проповедь эта, — продолжает воспитанник хроникер, — была сказана с большим чувством, многие места со слезами на глазах, особенно, вдохновенная молитва (которая на конце); вот почему она и произвела на всех нас такое глубокое впечатление, зародила в нас так много добрых чувств, мыслей и желаний! Богослужение кончилось и мы с радостью в сердце пошли в школу, где в ожидании обеда, пока обедала женская школа, делились между собою мыслями и чувствами, вынесенными из церкви" (стр. 64).


Надо заметить, что похвалы, которые расточает автор записи по адресу Н. Н., не случайны, — они возведены в систему; каждый воспитанник, желающий пожинать лавры, должен непременно на все лады повторять:


- Прекрасно, вдохновенно говорил Н. Н. сегодня!..


Такими записями Н. Н. остается всегда чрезвычайно доволен. Он подзывает к себе автора и публично благодарит, награждая рукопожатием. Весь сияющий, счастливый автор садится на место. После "круга", стяжавшего лавры автора окружают учителя и воспитанники и хором повторяют:


- Ну и молодец же ты, Андрей! ты создал сегодня литературное произведение!..

Ты только помни свою сегодняшнюю запись, и больше тебе ничего не нужно! Право, завлеклись все твоею записью!..


Вслед за дневником читается т. н. "черная книга", в которую каждый воспитанник обязан записывать свои и чужие проступки, большие и малые.


Вот образчики записей в черную "книгу".


"Вчера после экзаменов мне было неприятно, и когда С. стал говорить про отметки, я ему грубо сказал, — а уж если сам единицы получаешь, то тройка для тебя огромная отметка"!.. Я теперь сознаю, что этим я выразил неуважение, нелюбовь к товарищу. Хотя я попросил у него после этого прощение, но это не уменьшает моего проступка, уменьшает только вину перед ним. Мне стыдно теперь смотреть в глаза товарищам. Я не могу спокойно побыть хоть одну минуту; меня мучают угрызения совести.


"Простите, дорогие товарищи, мой проступок! Я обещаю вам, что этого больше со мной не повторится."


По прочтении записи, проступки подвергаются обсуждению. Одним прощают, другим делают выговоры, третьих записывают в новую "черную книгу" № 2.


Эта "черная книга" страшна тем, что записанные в нее более 3-х раз подвергаются изгнанию из школы. Ради всеобщего блага, в Воздвиженске вовсе не останавливаются перед такими пустяками, как исключение... Мне известно, что в течении одного только года (1898) выключено было из мужской школы не менее 12 человек (всего воспитанников в школе не более 80).


В самое последнее время в школе завелась еще одна воспитательная мера: ежедневно перед вечерними молитвами происходят взаимные объяснения между воспитанниками, т. е. разыскивание сучков в глазу друг у друга и притворное примирение.


Если кто-нибудь, поступив дурно (в неплюевском смысле, конечно), не запишет сам себя в "черную книгу", того обязательно записывает старшина.


В каждом из 5-ти классов есть свой старшина; власть старшины старшего класса простирается на всю школу.


Старшины избираются каждым классом ежемесячно посредством баллотировки; нечего и говорить, что баллотировка тут пустая комедия, т. к. всегда избирается лицо угодное попечителю. Существование старшин в школе г. Неплюев признает необходимым "не столько для водворения и поддержания порядка в школе, сколько для воспитания в детях сознания необходимости привычки добровольно, беспрекословно и быстро подчиняться"...


Да, привычка беспрекословно повиноваться — великая сила!


Не эта ли драгоценная способность помогла незабвенному бессловесному Алексею Степановичу Молчалину выслужиться и дойти до степеней известных!..


Кроме членов "старшего братского кружка" и старшин, незаменимыми помощниками Николая Николаевича в деле воспитания являются преподаватели Воздвиженской школы. Весь их кадр набран из числа воспитанников этой же школы.


На первых порах преподавание велось посторонними лицами, имеющими соответствующие учительские дипломы. Естественно, что эти сравнительно независимые люди мешали почтенному Николаю Николаевичу в полную волюшку проводить свои "братские" принципы. Тогда он постарался устранить это существенное неудобство. С 1888 года неплюевская школа пользуется правом иметь учителей из своих же бывших воспитанников.


Николай Николаевич считает это крупным шагом вперед, обеспечившим за школой христианское направление воспитания и процветание в будущем. — И действительность не обманула самые смелые ожидания Николая Николаевича: он не нахвалится своими новыми учителями, как людьми, "у которых — по его словам, — ум упорядочен верою в абсолютную истину христианского воззрения", а главное, — которые никогда не посягнуть на авторитет глубокочтимого Николая Николаевича.


Нечего и говорить, что в учителя выбираются не самые способные из оканчивающих школу воспитанников, а лишь "самые удавшиеся в нравственно-воспитательном отношении".


Ведь все дело, по словам Николая Николаевича, в духовно-нравственном настроении наставника.


Зато о прежних преподавателях, поступивших в коллегию г. Неплюева со стороны, он не может вспоминать хладнокровно:


— "Много тяжелых минут было пережито мною, вследствие нежелательного с моей точки зрения отношения ко мне и делу со стороны учителей. Не только я не нашел в них себе друзей и помощников, но даже вынужден был ревниво ограждать детей от их вредного влияния (?)... Учителя проявляли на каждом шагу явную враждебность к членам братского кружка, требовали, чтобы они не смели даже упоминать о них в своих частных дневниках и письмах ко мне"...


Теперь это неудобство устранено: учителя поощряют красноречие дневников, и Николай Николаевич спокойно поручает им руководить кругом и предмолитвенными беседами.


Предмолитвенные беседы бывают в школе каждый праздничный день, если только нет богослужения в храме. Утром приходит в школу Николай Николаевич. Ученики ко звону собираются в рекреационный зал или в лес на поляну, если позволяет погода.


Все становятся лицом на восток.


Н. Н. читает установленную молитву перед началом всякого дела. Помолившись, все усаживаются в порядке старшинства. Начинается предмолитвенная беседа, имеющая целью настроить всех на молитвенный лад. Беседа заключается в том, что сначала Н. Н. проповедует, а все слушают; иногда заговорит кто-нибудь из братьев или воспитанников, заговорит робко и сбивчиво, стараясь, видимо, попасть в тон Николаю Николаевичу. Вследствие частого повторения одних и тех же мыслей, речь Николая Николаевича пестрит излюбленными выражениями, которые вы услышите от него по сколько раз в течение только одной беседы, например: "Господь, как сказал наш великий учитель Хомяков, любит того, кто позволяет ему любить себя", или "Господь создал человека свободным, а не куклу, заведенную на пружинах", или "некоторые люди, как сказал Антоний Храповицкий, с ожесточением совершают свое спасение" и т. д.


Настроившись на молитвенный лад, начинают молиться. Многие читаемый здесь молитвы написаны Николаем Николаевичем специально для определенных случаев.


— "Боже, Боже, — читает Н. Н., — крупицу хлеба духовного подаждь ми, да не отощает дух мой..." и т. д.


— "Помяни Господи, раба твоего Николая (Неплюева), — отзывается кто-нибудь из братьев, молясь о Николае Николаевиче при нем же, — ум его светом разумения правды Твоей просвети, любовью и радостью согрей его сердце; слово благопотребное вложи в уста его; не по грехам его воздай ему и духа Твоего святого не отыми от него" и т. д.


— "Господи! любовью наполни сердца всех людей, — продолжает другой прочувствованным голосом, — дай нам любовь к правде и добру, дай нам жалость к горю ближнего.

В любви мудрость наша, в любви наша тихая радость".


В конце просят Бога, чтобы Он тех людей, "которые по неразумию от церкви отпали, из буквы мертвящей себе кумиры создали, вразумил, просветил, раны сердца их елеем любви, веры и радости о духе святе заживил и к святой церкви причтил"...


В заключение поминают покойников, причем молятся за "болярина Николая, крестьянина Никиту и убиенного отрока Симеона"...


Помолившись, все, кто не принадлежим к братским кружкам, уходят восвояси, а кружки остаются, чтобы прочитать свои специальные молитвы и "приветствовать друг друга лобзанием святым".


Братская молитва читается так:


"Кресту Твоему поклоняемся Христос, и Св. Имя Твое призываем. В крещении мы приняли Св. Имя Твое, в братство мира и любви сзывает нас учение Твое. Прими нас в Св. волю Твою; научи нас мудрости Твоей; дай нам вдохновение Св. любви Твоей. Да приидет царствие Твое и утешатся все алчущие и жаждущие правды. Ты сказал: "где будут собраны во Имя Мое? там буду я посреди их". Верую Господи, что дух Твой Святой витает над нами; приими же и ум наш, и волю, и жизнь в Св. волю Твою. Жаждет ум наш правды Твоей и сердце наше любви Твоей. О солнце духа моего! Великий источник добра и любви! посети нас благодатию Своею, да воспрянет дух и мир озарит светом и радостью вдохновения вечной любви Твоей. Прими, Господи, дух мой в руку Твою и жизнь мою на святое дело Твое"!


Прочитав эту молитву, все братья окружают Николая Николаевича и начинаюсь его целовать; то же самое потом они проделывают друг с другом.


Полноправные братья целуют сначала руку Николая Николаевича, а потом уже в губы. По лицемерному замечанию некоего Ф. Ч. ("Воздвиж. школа") подобные молитвенные собрания имеют самое благотворное влияние на братьев: "душа смягчается, глаза с надеждой устремляются" и т. д.


Вечером, бывало, братья купно с Николаем Николаевичем, снова собирались для молитвы большею частью на церковном погосте, и, смотря на заходящее светило, пели "Свете тихий"...


Так и проходит день за днем в Воздвиженской школе.


Суровый режим несколько ослабевает, когда г. Неплюев уезжает на продолжительное время в Петербург или за границу.


Боже, с каким нетерпением мы ожидали отъезда Николая Николаевича!


Но он не забывал нас и на чужбине, то и дело присылая письма и телеграммы, — "нахожусь, дескать, там-то. Принимают с почетом, но душа изныла но братьям"... Письма Николая Николаевича тоже в высшей степени характерны; привожу для образца письмо Н. Н., адресованное из Брюсселя одному из воспитанников и украшенное маленьким фотографическим портретиком автора [ Приводится здесь на том же основании, на каком и г. Неплюев обнародовал (в "Неделе") произвольные выдержки из писем к нему того воспитанника, к которому было адресовано настоящее послание. ]:


"Возлюбленный

дорогой о Христе брат мой Иван! Когда я думаю о тебе, я с любовью вспоминаю твой открытый вид, твои смелые и добрые глаза, особенно с горячей любовью вспоминаю твои горячие сердечные порывы, которые так много раз доказывали мне наличность святого огня в душе твоей. Ты не прозябаешь; ты живешь всеми силами души, умеешь думать и понимать, чувствовать и любить. Все это делает тебя несомненно способным быть деятельным и полезным членом трудового братства и я возлагаю на тебя большие надежды в деле издания журнала "Вера и жизнь" органа тр. бр., издание которого я с каждым днем нахожу все более и более нужным. Не только я лично люблю тебя, но и дорожу тобою высоко, как соработником на ниве Господней. Объясни мне, дорогой мой Ваня, отчего письма твои всегда, всегда обдают меня холодом. Назвать меня возлюбленным о Христе братом в начале письма, сказать мне любовь свою, слово сердечной ласки в конце письма не составляет для тебя сердечной потребности. И вот, прочтя твое письмо, я переживаю нечто подобное тому, как если бы встретившись со мною, ты не бросился в мои объятия, а рассеяно протянул мне руку, как первому встречному, сказал несколько умных слов и затем удалился, равнодушно кивнув головою на прощание. В любви твоей ко мне я не сомневаюсь, скажи, отчего она так мало отражается в словах твоих? Целую тебя крепко, как и люблю.

Посадник Николай".


[ ZT. Тщеславная суть Ник. Ник. Неплюева по: 1) Откровению Иоанна, 2) Марку Твену, 3) Александру Пушкину и 4) Антону Макаренко. -

1) Откровение Иоанна 4:8 и далее. .. Ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержатель .. 24 старца падают перед Сидящим на престоле, и поклоняются Живущему во веки веков, и полагают венцы свои перед престолом, говоря: достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу .. Всё по Твоей воле существует ..

2) Марк Твен о таких местах в Библии. - Хотя долгая привычка к лести и закалила наших восточных монархов, но даже и они не смогли бы снести раздающихся бесконечно бесстыдных восхвалений, КОТОРЫЕ ОДНАКО НАШ БОГ ВЫСЛУШИВАЕТ САМОДОВОЛЬНО И УДОВЛЕТВОРЕННО.

3) А.С. Пушкин "ГАВРИИЛИАДА" ПОЭМА 1821 .. На небесах, как будто в заточенье, у ног Его молися да молись, хвали Его ..

4) "Народное образование" 1991,1 [1914 год] По воспоминаниям Веры Яковлевны [Костецкой] об А.С. Макаренко .. Были вечера смеха, отдыха, когда Макаренко сочинял экспромты:

Всех рай библейского / сказанья / Давно порядком насмешил, / Я б и под страхом / наказанья / К его вратам не поспешил. / Плоды лишь с древа жизни / кушать, / Акафисты, молебны / слушать / И спать в каком-то / шалаше... / Мне это всё не по душе.


ZT. Из нескольких файлов моего сайта .ru/ - Вы видите сотню грязных, голодных, запущенных коров в разваливающейся соседней животноводческой ферме. Вам обидно за такой позор для малой и большой вашей родины. Да и коров-то просто по человечески жалко. И вы энергично беретесь за изучение основ животноводства, вы идете работать в/на эту ферму, возглавляете ее, и вот а) выправляете положение и б) достигаете блистательных "голландских" результатов. Примерно так идут в _макаренки_. Никакой там с-соловейчиками петой-перепетой припадочной любви, никаких экзальтационных поз, никакой игры в "страстотерпца": полная холодная "базаровщина" из отцов и детей Тургенева и Чехова. Так надо, - исто макаренковски, - работать и в деле воспитания детей, подростков и юношества: без претензии на святость, без припадочных любовий, без экзальтаций, без игры в "страстотерпца". Позы и экзальтации не нужны и неуместны в любом производстве, но особенно-то позы и экзальтации не нужны и неуместны в производстве педагогическом...


А.С. Макаренко т.4 М.1984 (из его лекции января 1938 г.) .. Я лично никогда не добивался детской любви и считаю, что эта любовь, организуемая педагогом для собственного удовольствия, является преступлением. Может быть, некоторые коммунары меня и любят, но я полагал, что 500 человек, которых я воспитываю, должны выйти гражданами и настоящими людьми, зачем же к этому еще прибавлять какую-то припадочную любовь ко мне дополнительно к моему плану.


Это кокетничанье, эта погоня за любовью, эта хвастливость любовью .. (с.173) ]


А.С. Макаренко т.4 М.1984 стр. 217 (из лекции АСМ "Семья и воспитание детей" 22.07.1938)


[...]


Возьмите такой пример. Ваши дети вас любят, и им хочется эту любовь выразить. И вот тут то же: выражение любви - это тот же закон о действии и тормозе. Как неприятно видеть девочек (это у них большей частью бывает) - подруг: одна в восьмом классе одной школы и другая - в восьмом классе другой школы, они виделись два раза в жизни, на даче, а при встрече они уже целуются, они уже стонут от любви друг к другу. Вы думаете, что они на самом деле любят друг друга? Очень часто это воображаемое чувство, игра в чувство, а иногда это уже делается привычной формой такого любовного цинизма, неискреннего выражения чувств.


У нас есть знакомые семьи, где есть дети, вы знаете, как выражают дети любовь к родителям. В некоторых семьях это постоянные лобзания и нежные слова, постоянное проявление чувств, постоянное настолько, что возникает подозрение, есть ли за внешними проявлениями какая-нибудь любовь, или это привычная игра.


В других семьях какой-то холодный тон, как будто бы все живут отдельно. Мальчик пришел, довольно холодно обратился к отцу или к матери, ушел по своим делам, как будто нет никакой любви. И только в редких приятных случаях вы можете видеть, как при внешне сдержанных отношениях мелькнет любовный взгляд и скроется. Это настоящий сын, который любит отца и мать. Умение воспитывать, с одной стороны, чувство любви откровенное, искреннее, от души, а с другой стороны - сдержанность в проявлении любви, чтобы любовь не подменялась внешней формой, не подменялась лобзаниями, - это чрезвычайно важная способность. На этой способности, на проявлении любви к отцу и матери можно воспитать прекрасную человеческую душу.


Коммунары любили меня так, как можно любить отца, и в то же время я добивался того, чтобы никаких нежных слов, нежных прикосновений не было. Любовь вовсе не страдала от этого. Они учились проявлять свою любовь в естественной, простой и сдержанной форме. Они находили способ проявить любовь ко мне без всяких лобзаний и нежных слов. Я думаю, что вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Это важно и не только потому, что воспитывает человека внешним образом. Это важно и потому, что сохраняет силу искреннего движения, закладывает тормозы, которые пригодятся в каком угодно деле.


Здесь мы опять подходим к основному принципу: это - норма, чувство меры.


[...]


Характерные черты взаимных отношений довольно ярко проявляются также и в письмах воспитанников, которые тоже пишут очень часто друг другу, несмотря на то, что живут в одной школе, под одной крышей.


Вот подлинные образцы писем младшего воспитанника к своему старшему.


"Родной, дорогой мой Н.!

"Если между нами и происходило что, то теперь этого не будет. Я теперь вполне сознаю свою вину; я теперь постараюсь, чтобы поступить в младший братский кружок. В последний раз, когда Н. Н. говорил, его слова произвели на меня сильное впечатлите, они оставили глубоки след в моем сердце. Они будут мне памятны на всю жизнь. Мне жаль, Н., что я доставил тебе много неприятностей. Прости меня, потому что я крепко люблю тебя! Люблю крепко!, крепко!.. горячо!.. Дорогой, ты не знаешь, как я горевал много, о том, что я еще мало сделал. Но я поправлю всё. Рука дрожит. Сердце болит... горько писать эти строки... Но знай, я люблю тебя. Я твой навсегда и весь. Люблю беспредельно!

Твой Z."


Другое:


"Боже мой! что это?! я ухожу от тебя (из кружка). Господи! Ведь сколько я выстрадал. Мне тяжело. Грустно беспредельно... А как, бывало, мы с тобой пойдем поговорить, как отрадно было тогда у меня на душе! Я плачу, я томлюсь. Целую тебя! Люблю тебя! Я не могу дальше писать... Даст Бог я поступлю в кружок. Правда, это будет радостное для нас событие? О, если бы ты знал, как глубоко и свято я тебя люблю. Друг мой! сердечный мой! Слов не хватает тебе выразить свое чувство! Ведь я непременно исправлюсь! Ведь я стану лучшим! люблю! Целую крепко! крепко! горячо! С И. Ц. помирюсь. С Н. Н. сближусь еще больше. Буду идти по дороге, указанной нам Божественным учителем.

Грустный и скорбный я любящий Селифан".


*-*


Какая же причина держит бедных детей в душной и затхлой атмосфере неплюевской коллегии?


Отчего не разбегутся они?


В том-то я дело, что убежать некуда. Нищета загнала их в Воздвиженск, нищета заставила их за кусок хлеба и крупицу знаний отдать в плен Николаю Николаевичу свои души в полное и бесконтрольное владение!


Bcе воспитанники содержатся в школе на счет г. Неплюева и отчасти казны; каждый дорожит школой, никому не хочется возвращаться в невежественную и нищую крестьянскую или мещанскую семью, где насмешливо скажут ему:


- А что, получил волчий билет!.. не захотел учиться; так теперь ступай собак по селу гонять!..


И не только скажут, а может статься я пороть станут.


Немудрено поэтому, что всякий воспитанник беспрекословно исполняет все затеи и прихоти необыкновенного попечителя: "скачи враже, як пан каже — на те вин богатый!"


И "скачут"!..


Мало того, дети даже стараются предугадать желания своего "пана "; так, если они заметят, что Николай Николаевич ходит нахмуренный, то сейчас же собираются вместе и составляют ему прочувствованный адрес, в котором уверяют его в своей пылкой любви к нему и беззаветной преданности братству.


— "Благодарим вас, Николай Николаевич, — пишут они, — за то, что вы просветили нас учением Христа Спасителя, указали нам форму жизни, достойную христианина, благодарим вас за ревнивые заботы о нас! Всю жизнь не забудем мы вас, возлюбленный о Христе отец наш дорогой Николай Николаевич!" и т. д.


В братскую артель поступают некоторые из воспитанников, подчиняясь настоятельным уговорам со стороны Николая Николаевича, которые он не прекращает в течение пятилетнего пребывания воспитанника в стенах школы.


- Для вас, крестьянских детей, - говорил он нередко, - оставил я дипломатическое поприще... На вас трачу я и свои средства, и свои способности, и свое здоровье. Неужели вы после этого заплатите мне черной неблагодарностью? Неужели же вы предпочтете стать наемниками, торговать на ярмарке жизни, а не быть братьями моими о Христе? Кому же, как не вам, поступать в братство? Ведь из всего человечества вы наиболее специально и систематически подготовляетесь к братской жизни!


Учителям также вменено в непременную обязанность постоянно и настойчиво убеждать учеников поступать по окончании школы в учрежденное Николаем Николаевичем братство.


В печатном регламенте братской жизни так говорится об этом:


— "Надо настойчиво стремиться к тому, чтобы поступало в братство большинство и хорошо себя проявляло в братстве"... ("Руководящие правила в братстве и школах его", стр. 67).


"Учителя и на уроках должны оставаться цельно представителями христианского братства, постоянно и настойчиво проповедал любовь и братство, никогда не соблазняя детей, впадая в антихристианский тон "безбожной" интеллигенции"... (стр. 67).


"Учителя должны... дорожить каждым воспитанником для дела братства, боясь утерять для братства хотя бы одного из них, считая за позор для школы (sic) каждого, кто, будучи подготовлен предварительным пятилетним воспитанием, не захочет послужить святому делу созидания братства, под каким-либо предлогом, предпочитая ему что-либо другое". (Стр. 66).


Учителя очень ревностно выполняют свою миссию и рисуют перед учениками самые заманчивые перспективы "братского" жития. И все воспитанники, разумеется, обещают непременно поступать в братство. Однако, добившись аттестата, многие торопятся раскланяться и без оглядки скрыться куда-нибудь подальше от Воздвиженска.


Невеселые воспоминания уносят они с собою о месте своего воспитания...


Находятся, впрочем, среди воспитанников натуры открытые, которым противно играть продолжительную комедию со своими воспитателями. Но если кто-нибудь из таких смельчаков решится объясниться с Николаем Николаевичем на чистоту, — всё равно, из такого объяснения ничего хорошего не выйдет...


Вот какую историю передавал мне один из воспитанников:


— Давно уж я чувствовал разногласие с братьями, давно сознавал себя чужим, и лишним на собраниях братского кружка. Обыденные драмы братской жизни, лицемерные примирения давно тяготили меня. Иногда случалось, что Н. Н., делая кому-нибудь выговор, впадал в истерику и громко рыдал, потрясая руками. Bсе братья тесной толпой окружали его и начинали утешать:


— Николай Николаевич! Мы постараемся исправиться!.. Николай Николаевич! Мы улучшим свои отношения!.. Мы любим вас!.. Простите нас!..


Они восклицали это и тоже плакали. А я одиноко стоял у окна, я глубоко страдал ненатуральностью и фальшью всего происходившего предо мною. Меня ужасно коробило всё это.


Тогда Николай Николаевич обращал на меня свое внимание и прогонял.


— У-У-У деревянный! Каменное, бездушное сердце! Мозговая машина! Уйди от нас, урод нравственный, ты здесь лишний!..


И я уходил в парк, одинокий, оплеванный, провожаемый недоумевающими взглядами братьев.


Я решился оставить братский кружок: пускай исключают из школы, — свет не клином сошелся!.. Надо сходить к Николаю Николаевичу и сообщить ему свое решение. Но как это сделать? Где набрать смелости? Иногда, бывало, совсем уж соберешься, даже умоешься и приоденешься и пойдешь; а потом, дорогой, как представишь себе гнев и слезы Н. Н., возьмешь да и вернешься обратно и снова маешься. Наконец, такая жизнь сделалась совершенно невыносимой; хоть в колодезь бросайся или уходи на свободу.


И вот я решился.


Я пришел в дом Николая Николаевича. Сердце так и колотилось в груди, дух захватывало, ноги подкашивались и казались какими-то чужими.


Н. Н. был дома и ходил взад и вперед по своей нарядной гостиной.


- Николай Николаевич! Позвольте... пожалуйста... Я хочу... поговорить с вами об одном... об одном важном деле!..


- Что такое?, что такое? — встревожился он, — о чем?..


Я осматривался кругом и собирался с духом. Часы с турецкими цифрами на циферблате пробили 5. Белый бюст Дибича-Забалканского с чуть-чуть загрязненным носом угрожающе смотрел из угла...


- Н. Н. Я не могу больше находиться в братском кружке... Я не в состоянии!.. Я не поступлю в братство по окончании школы!.. Простите меня!.. — выпалил я.


Только что успел я произнести эти слова, как произошло что-то ужасное. Николая Николаевича словно внезапно пронизал электрический ток. Он весь так и затрясся, закинул кверху голову, высоко воздел руки и, глядя в угол на икону, истерически зарыдал, выкрикивая слова:


- Боже мой, Боже мой!.. Вот она благодарность... за все моя труды, за все мои заботы!.. Боже, ты видишь! Ты воздашь!!!


Я никогда не видал Николая Николаевича таким. Я опасался, чтобы он не умер от разрыва сердца. Я потерял самообладание и, переставая отдавать себе отчет в том, что делаю, в свою очередь закричал:


— Н. Н.! Простите меня! Это грех меня попутал!.. Я навсегда останусь в братстве...


Тогда мой воспитатель моментально успокоился.


— Ну то-то же, Ванюша, — сказала он уже спокойным голосом, - пойдем помолимся!


Мы пошли в спальню и долго, долго молились, кладя земные поклоны...


Не один только мой собеседник испытывал такой страх в отношениях с г. Неплюевым. Этому гипнозу подвержены все воспитанники.


Вот какой отрывок из дневника одного прямодушного малыша находим мы на 115 стр. книги, изд. г. Неплюевым "Воздвиженская школа":


..."Сегодня было совещание. На совещании говорили о некоторых товарищах, что они не хорошо поступали. Эти товарищи отговаривались. Тогда Н. Н. встал и, возмущенный этим, начал строго и громко говорить, как это дурно. Мне сразу сделалось как бы темно, какой-то мрак сделался в зале и я сильно испугался".


*-*


Пока в хуторе Воздвиженском, наряду с мужской школой, не было школы женской, г. Неплюев очень тревожился заботой о том, где возьмут себе жен молодые люди, окончившие школу и вступившие в братскую артель. Не без основания боялся он, что коварные дочери Евы, подобно своей прародительнице, станут искушать своих мужей вольной жизнью за пределами Воздвиженского рая. Теперь на этот счет Н. Н. совершенно спокоен: с 1893 г. функционирует в Воздвиженске Преображенская сельскохозйственная женская школа, руководимая неусыпными заботами родной сестры г. Неплюева, Марьи Николаевны, пожилой вдовы, которая официально числится воспитательницей школы.


Попечительницей школы состоит мать Николая Николаевича, вдова тайного советника, Александра Николаевна Неплюева (рожд. баронесса Шлиппенбах).


В настоящее время в наличности состоит 77 воспитанниц. Курс в школе четырехлетий.


Нечего и говорить, что воспитательная система, принятая в женской школе, есть точная копия методов и приемов, практикуемых в школе мужской. Те же черные книги, кружки, дневники, исповеди, отлучения от общества подруг и т. п. Также очень часты и случаи изгнания из школы. На поведение воспитанниц там смотрят через темную призму суровой и узкой "братской" добродетели.


Для иллюстрации сказанного, привожу выдержки из характерного письма заведующей, написанного ею одному члену братства, по поводу исключения из школы его родной сестры.


... "Расскажу вам всё подробно о вашей сестре. Всё время ее школьной жизни, в ней очень заметно было преобладание ума над сердцем. Я редко видала в ней доброе чувство к кому бы то ни было, никогда не видела я в ней доброго порыва, сердечного раскаяния. Если она сделает что-нибудь не хорошо, начнет себя оправдывать и так запутает всё, что потом сама не разберет ничего. Я редко слышала, чтобы она сама сказала о себе что-нибудь. Отношения ее к подругам были довольно безразличны, хотя дурных отношений у нее не было ни с кем. Она вела себя довольно хорошо, ничего очень дурного она не делала (курсивы наш) и ею не были недовольны. В начале зимы она подружилась с одной нехорошей воспитанницей, которая, мне кажется, и повлияла на нее дурно. Старшая советовала ей не дружить с нею, но она ее не слушала. К ним присоединилась еще одна подруга и у них образовался очень несимпатичный кружок; все свободное время они проводили вместе, и все о чем-то разговаривали, тщательно стараясь скрыть свои разговоры от других. Как-то раз на кругу заявили, что Ирина списала задачу у подруги. Она долго не соглашалась, что поступила дурно, говоря, что сделала на черновике все действия, а списала у подруги только план задачи, потому что ей некогда было самой думать об этом. Я ей сделала строгий выговор; она видела, насколько это возмутило меня, и все-таки не хотела понять, как это дурно, все стояла на своем, что она сама сделала задачу. На следующей неделе она опять списала переложение уже у другой подруги, только с некоторыми изменениями. Когда я ее спросила, зачем она это сделала, она начала говорить, что это вышло случайно, что она не переписывала, а только слышала, как читали это переложение, запомнила многие фразы и написала в своем... Она говорила так убедительно, мне казалось с раскаянием, так убежденно говорила, что я поверила. Когда же я сказала об этом воспитанницам, они принесли мне черновую тетрадку той воспитанницы, у которой Ирина списала, и оказалось, что списано. Я опять позвала ее и показала тетрадки. Она смотрела мне прямо в глаза и уверяла, что не списывала, а помнила наизусть. Тогда я ей сказала, чтобы она мне сказала наизусть. Она сказала нисколько слов, а дальше, конечно, ничего сказать не могла, начала плакать...


"Весь день я надеялась привести ее к раскаянию и тем быть в праве простить ее, так не хотелось исключать ее. После всего этого, мне стало страшно (?!) оставлять ее в школе, и мы решили исключить ее. Мне очень тяжело писать вам все это... Вы потеряли сестру, это, конечно, очень тяжело и грустно, но она была вам сестра по плоти, по духу же, что гораздо больше, она была вам совсем чужая... забудьте о ней и примите за сестер тех, которые хотят вам быть сестрами по духу".


С обычной, житейской, может быть и "греховной" точки зрения — покажется, пожалуй, нисколько жестоким — совет родному брату забыть "сестру по плоти" только за то, что она списывала школьные переложения!.. Но в "братстве" на это другие взгляды...


Само собою разумеется, что такая воспитательная система дает поразительные результаты, и все братские жены из воспитанниц тоже блистают специальными добродетелями... Многие братья довольны таким порядком вещей, в том числе и собственный "братский" стихотворец, который так говорит по этому поводу:


"Среди родного любящего круга

Найдете вы покой своей любви,

Найдете вы прекрасную подругу

И тихий мир возлюбленной семьи"...


Но красноречие поэта все же не мешает некоторым братьям горько сетовать на ограниченность выбора в количественном отношении и даже припоминать известное Некрасовское четверостишие:


Ha свете много водится

Красавиц и иных...

А нам любить приходится...

………………………………………………


В заключение, чтобы дать читателю полное представление о духе и направлены неплюевской школы, я позволю себе привести здесь отзывы других бывших ее учеников, а также выдержку из статьи г-на Меньшикова, лично посетившего Воздвиженск и прожившего там но менее недели. -


Г. П. Евдокименко, описывая инквизиторскую систему воспитания у г. Неплюева, говорит следующее о т. н. "товарищеских совещаниях".


"Собрание это для воспитанников является самым страшным и самым ужасным из всех... Одно слово "совещание" заставляет ученика вздрагивать всем телом и трястись, как в лихорадке. На этом собрании читается "Черная книга".


Молитвенные собрания и религиозные беседы самого г, Неплюева г. Евдокименко характеризует так: "Беседы эти ведутся самим Н. Н., они часто бывают длинны, слишком темны и непосильны для детей, что вызывает в них скуку, отнимает интерес к священному писанию и, таким образом, они не достигают своей цели. По системе г. Неплюева свобода и самодеятельность дитяти сводится к нулю. С первого же дня своего поступления в школу, дитя опутывается тяжелой воспитательной сетью, сотканной из всевозможных кружков, и с первого же дня его свободную волю и самодеятельность начинают тщательно замораживать, пичкая какими-то отвлеченными идеями, которые в большинстве случаев являются чуждыми и малопонятными для него. Ребенок естественно или должен отказаться от всего своего собственного и сделаться таким же мертвым звеном в окутавшей его сети или же должен претерпеть в течение пяти лет всю невыносимую тяжесть этой мрачной воспитательной сети, которая может задавить его, искалечить на всю жизнь. Дети с мягким и слабым характером, дети забитые и испуганные, из которых, как из воску, можно лепить всё, что угодно, представляют в школе самый желанный элемент. Индивидуальную сторону ребенка всячески насилуют и стараются ослабить ее, дабы все дети были равны и отрезаны по одной общей мерке. Самодеятельность у них слабеет, умственные и нравственные силы от бездействия вянут и общее впечатление такой ребенок представляет слишком неприятное. Эта же система воспитания порождает в детях какое-то странное самомнение и энтузиазм; для них только то хорошо, что согласно с их взглядами, все же прочее дрянь и ни к чёрту не годится; для них только те хороши, кто думает по ихнему, и погибший тот, кто думает иначе, — последних они даже не считают за людей и смотрят на них, как на париев. На детей же с более сильным и устойчивым характером, в душе которых крепко живет чувство свободы и самодеятельности, школа влияет совершенно иначе. Убить в таких детях свободу и стушевать индивидуальность бывает необыкновенно трудно; всякая попытка с этой стороны озлобляет ребенка, заставляет его быть скрытным, поглубже запираться в самом себе и с недоверием относиться ко всем окружающим. Школа для таких детей является каким-то злым инквизитором, каким-то фантастическим существом, которое, как бы задалось целью жить только для того, чтобы мучить их, чтобы лишить их всего того, что для них дорого и свято, и дать взамен что-то новое, совсем чуждое и часто малопонятное для них. Они выносят из школы раннее разочарование в жизни, какую-то болезненную злобу в душе , недоверие к людям и упорную скрытность.


Такие дети редко оканчивают школу, т. к. их тщательно изгоняют, или же сами уходят из этой душной для них атмосферы.


Общий вывод г. Евдокименко о школе г. Неплюева таков: "Любви тут нет, да и быть не может. Любовь не терпит границ и рамок, — она свободна и не признает никакой мерки; в школе же Н. это святое и высокое чувство заменилось низким лицемерием и, ханжеством".


Другой бывший ученик г. Неплюева — г. Николай Свириденко пишет, что самые суровые отзывы печати о неплюевской школе все-таки слишком "смягчают" "всю несправедливость школы, всё то, что заставляло нас, воспитанников, переносить нравственный гнет, который доводил нас до мысли бежать из школы или же свести совсем концы с этой жизнью; так как были минуты, когда мы почти не в состоянии были выносить тяжелого нравственного удушья" [ Оба приведенные здесь отзыва взяты из ст. г-на Меньшикова (Неделя 1900 г. № 2) ].


Тот же г. Н. Свириденко писал мне в одном письме: "Ах, если б люди имели о неплюевцах надлежащее понятие! только один Бог знает, сколько несправедливости делается среди этих святых людей, кричащих о любви и о Христе... Вот ушел из братства мой брат Сергей, прослужив у них 7 лет. И за 7 лет службы они выдали ему четыре руб. с копейками".


М. О. Меньшиков, тщательно изучавший жизнь неплюевского братства и школы, лично присутствовавший при приемных экзаменах, на выпускном акте, на музыкально-литературных утрах, богослужениях в церкви, молебствиях на дому и т. д., тоже пришел к весьма безотрадным выводам.


"С первого взгляда, пишет он, — можно подумать, что законом жизни здесь служить взаимная любовь, но затем вы замечаете внутренней, как бы прикрытый гирляндами хороших слов, железный механизм личной воли г. Неплюева, замечаете самую суровую, деспотическую дисциплину. Она поддерживается, конечно, не наказаниями, а системою взаимного надзора и страхом изгнания. Тут почти каждый имеет наблюдателя своей души, — и всем вменено в обязанность разыскивать сучки в глазу у братьев своих.


Проступки друг друга собираются, записываются в нарочно заведенный книги, публично обсуждаются и оберегаются от забвения. Около трети оканчивающих школу не выносят этого нравственного удушья и несмотря на указанные соблазны, по окончании курса не вступают в братство. Между теми, кто остается, я не заметил искренней любви (в большей степени, чем всюду среди товарищей), не заметил искренней радости жизни. Правда, никогда в жизни я не видал столь бесчисленного, повального целования друг с другом, стольких крепких рукопожатий, речей приветственных и даже слез (на церемониях акта), — но все эти изъявления любви были, как оказалось, заранее обдуманы, определены программой, установлены обычаем. Никогда в жизни я не слыхал столько нравоучений и повторения слов "Бог — Любовь". — Но того, чтобы сама жизнь здесь была нравоучительна, чтобы она безмолвно обнаруживала этого Бога — я не заметил"...[ Неделя 1899 г. № 49 ] Так было от начала миpa, так будет и всегда: люди, наводняющие землю потоками словесной любви, пекущиеся о грандиозной видимости своих "любвеобильных" дел, дальше всего отстоят от Бога, от христианской идиллии...


Братская колония.


"Тлетворная атмосфера, среди которой многие воспитываются, действует слишком заразительно, и многие натуры, более других слабые, делаются жалкою жертвой этой заразы. Положение их делается истинно достойным сожаления до тех пор, пока они не начинают гордиться этим положением и вовлекать других. Тогда они становятся отвратительны, потому что становятся вредны. Нельзя не пожалеть мальчика, в котором убиты все молодые порывы, всякая свободная мысль, всякое человеческое чувство своих прав, своего достоинства, всякая надежда на себя и в котором все это замешено малодушным, рабским страхом перед мнением своего учителя... Но невозможно не чувствовать глубокого омерзения к тому же самому мальчику, когда он переставши по летам своим быть мальчиком все-таки не только сам сохраняет прежние жалкие привычки и понятия, но еще навязывают и другим. По глупости и малодушию он становится врагом всякого свободного порыва, всякого самодеятельного развития, становится гacильщиком светлых идей, как скоро они не согласны с известными убеждениями, извне заброшенными в его душу... Тут уж долг всякого человека — преследовать неразумного гасильщика, отгонять его от того света, который он может потушить смрадом гнилых своих теорий".

Н. А. Добролюбов.


Читателю уже известно, что описанная мною школа имеет прямой своей целью быть подготовительным заведением, в котором крестьянские дети-пансионеры воспитываются на заданную тему, для определенной цели: быть членами особой общины, официально называемой "Православным Крестовоздвиженским трудовым братством".


По мнению устроителя братства, г. Неплюева, крестьянские дети, взятые прямо из родной среды, совершенно не пригодны к братской жизни; для этого их сердца, их души должны быть радикально переработаны в неплюевской коллегии-лаборатории; как много усилий нужно для этой переработки, читатель может заключить из следующих слов г. Неплюева, которыми он характеризует крестьянских детей, еще не тронутых неплюевской системой воспитания: "грубая гордость, — говорить он, — в самых разнообразных ее проявлениях, убеждение в своей правоте, грубый эгоизм, грубое неуважение к человеческой личности, образу и подобию Божию, в себе и в других, самодовольное равнодушие ко всему возвышенному, доброму и прекрасному, благодушная уживчивость, а иногда и восторженное отношение к грубому, пошлому и безобразному, грубое суеверие на место веры живой, полное неуменье владеть собою, крайняя неряшливость и нечистоплотность, грубая требовательность по отношению к ближним и совершенное непонимание своих обязанностей по отношению к ним — вот грустная картина великих немощей, присущих в большей или меньшей степени огромному большинству детей того православного простонародья, которое народники стараются представить идеалом всяких христианских добродетелей" [ "Воздвиж. школа" Спб., 1895 ].


К таким грустным выводам пришел Н. Н. Неплюев, прожив в деревни 20 лет слишком. Очевидно, после этой суровой оценки, трудно согласиться с Некрасовым, необдуманно утверждавшим, будто крестьянские дети — тоже дети и будто даже -


"Кто часто их видел,

Тот, верю я, любит крестьянских детей"...


Тем больше заслуга учреждений г. Неплюева, которые все-таки умеют культивировать для "братства" даже таких ужасных детей.


Но, что еще удивительнее — культивировка совершается радикально, быстро, иногда почти моментально... "Не раз мы имели счастье, — свидетельствует Н. Н., — дожить до светлого преображения духа, причем разом, в один день, ничего не оставалось от прежнего человека, характер радикально изменялся, и самые пороки, превращались в высокие добродетели".


Невольно приходит в голову, что тут есть какое-то недоразумение: с одной стороны, — ведь и в самом деле, пожалуй, крестьянские дети в значительной степени тоже дети, и Некрасов с остальными "народниками" в этом отношении не так уж ошибались. С другой — трудно верится в секрет "мгновенных" душевных превращений. Мы привыкли думать, что обыкновенно педагоги трудятся годы над исправлением действительно испорченных натур, и то нередко, в конце-концов, у них, как у Сенеки, выходят Нероны. А вот Н. Н. Неплюев обладает секретом почти моментально "трансформировать" испорченные "грубые и эгоистические натуры".


Преображенные дети начинают иначе мыслить, иначе чувствовать. У них возникают особые запросы, и после этого им уже, конечно, непригоже жить среди хищных волков, в этом мире борьбы и наживы. "Они выходят из школ совершенно переродившимися духовно, — говорит Н. Н., — с христианским складом ума и симпатий, с горячим желанием всю жизнь свою стройно организовать по вере. Они застрахованы от всяких лжеучений, имея ясное понятие о христианском мировоззрении во всем его несравнимом величии, во всей его несравненной стройности... Им свойственно мирное созидание христианского братства" ("Воздвиж. школа"). Черниговское "братство", по мысли его устроителя, и должно явиться таким убежищем, в котором кроткие агнцы воздвиженского стада могут спокойно проживать в единомыслии и единодушии, в ограждении от волков хищных, не боясь их звериной алчности.


Главную цель Крестовоздвиженского братства сам г. Неплюев определяет в таких выражениях: "Главная Цель - организация добра в жизни, практическое осуществление христианской правды путем стройной жизни, отношений и всех родов труда на основе любви к Богу и братолюбия". ["Трудовое братство" Спб. 1900 г. Стр. 108. ]


По заявлению учредителя поступать в общество могут:


1) "Люди сознательно верующие в Бога-Любовь и желающие жить по вере в духе страха Божия и трех основных христианских подвигов: веры, любви и труда 2) люди, тяготящиеся своим маловерием, тяготящиеся жизнью вне братства, желающие найти в братстве духовную санаторию, готовые смиренно подчиниться руководящим правилам братской жизни и смиренно принять руководство более сильных в вере и братских навыках избранников братства.

3) Люди достаточно физически здоровые для того, чтобы быть способными к производительному труду".


Теперь посмотрим, для кого навсегда остаются закрытыми двери Неплюевского эдема. В "братство" не могут быть приняты:


1) "Люди самодовольные в своем неверии. 2) Не признающее первенствующего значения любви. 3) Желающие радости братской жизни, не желая братского подвига. 4) Люди, враждебно относящееся к православной церкви и русскому государству; вообще люди, считающие себя в праве питать враждебный чувства к какому-либо народу, к какой-либо церкви, к какому-либо общественному классу. 5) Люди по болезни неспособные к производительному труду" [ ibid. Стр. 109 ].


Необходимо при этом иметь в виду, что все посторонние лица, изъявившая желание сделаться членами братской общины, должны при вступлении в братство передавать в общую кассу все свое личное имущество, не сохраняя при этом на стороне никаких экономических интересов. [ ZT. А не то с ними поступят так, как апостол Петр поступил с супругами Ананием и Сапфирой (Деяние гл.5)