Научно-популярное приложение «Большой взрыв» Выпуск 3 Содержание

Вид материалаРеферат
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   12
     Вопрос о свободе совести, почти неизвестный Древнему миру, впервые подняли именно христиане, которые, отказываясь приносить жертвы идолам, как бы посягнули на величие Римской империи. Правилом их было: «Лучше повиноваться Богу, нежели людям». Оставаясь верными гражданами в делах политических, они оказывали упорное сопротивление в делах религиозных. В этих сложных для христиан обстоятельствах и возник вопрос о свободе совести. Он занимал всех апологетов.
     Известный ритор и анахорет. Одним из апологетов был Иероним, известный ритор и анахорет, аскет и ругатель. Эразм Роттердамский видел в нем предтечу гуманистов Возрождения.
     Точное имя этого крупного идеолога христианства нам неизвестно. Его часто называли Евсевием Софронием Иеронимом. Евсевий было имя его отца, а вот имя Софроний появилось, по-видимому, в результате путаницы позднейших биографов.
     Что мы знаем о детских годах Блаженного Иеронима?
     На границе Далмации и Паннонии находился маленький городок Стридон, разрушенный варварами еще при жизни Иеронима. Считается, что в этом захолустном городишке и родился в сороковые годы IV века будущий апологет.
     По некоторым сведениям, родители Иеронима были довольно состоятельными людьми. Известно, что их сын никогда не нуждался в деньгах и весьма частенько заслуживал розг за свои чрезмерные шалости. Родители умерли, когда он стал юношей, оставив ему приличное наследство.
     Маленький и проказливый Иероним имел весьма сурового учителя, которому приходилось иногда силой отрывать своего воспитанника от подола бабушки, баловавшей и потакавшей проказам внука. Единственное, что радовало учителя, острый ум ребенка и его цепкая память, облегчавшие занятия.
     После домашнего обучения юноша был послан для продолжения учебы в Рим, где учился у знаменитых грамматиков и риторов. Он постоянно занимался декламациями и посещал суды, слушая внимательно великих судебных ораторов. Изучал Иероним и творения Платона, а также других античных философов.
     Крестился он поздно, проживая в Риме. Что касается этого, то следует иметь в виду: в те времена существовал разумный обычай откладывать крещение до зрелого возраста, ибо выбор религии и церкви – это именно выбор, а не рабская покорность судьбе; к тому же посредством крещения можно было получить прощение всех ранее сделанных грехов.
     В юности Иероним вел довольно свободный образ жизни, не отказывая себе ни в вине, ни в любовных утехах. Однако на каком-то этапе, то ли пресытившись и устав от разгула, то ли по иным причинам, он решает посвятить себя аскезе.
     Несколько лет, начиная с 373 года, Иероним-аскет провел на Востоке, в частности в Халкидской пустыне (375–378 гг.), расположенной к востоку от Антиохии. Здесь он овладел иудейским языком, пополнив тем самым свой запас знаний греческого и латыни. Позднее он говорил о себе: «Я – философ, ритор, грамматик и диалектик, иудей, грек и латинянин».
     Пробыв несколько лет в пустыне, Иероним отправился в Антиохию, оттуда – в Константинополь, а затем – в Рим. В Риме у ног анахорета сидели аристократические дамы, тщетно пытавшиеся предаваться аскезе или чему-то другому под видом аскезы. Но плотские страсти уже не волновали его, а может быть, и волновали, но он мужественно скрывал сие. Потомкам остается только гадать на этот счет.
     Иероним взбудоражил Вечный город своим появлением. Его имя было у всех на устах. Его бледное аскетическое лицо, несущее на себе печать подвижничества и высокой учености, напоминало лик святого. И все же целовавшие его руки люди нередко уподоблялись змеям, которые ядом своего злословия пытались опорочить эту странную и во многом загадочную для них личность. Такие целовальники лезли из кожи вон, чтобы всеобщую любовь превратить во всеобщую ненависть. Вначале пытались высмеивать внешность Иеронима, затем объявили простоту его образа жизни лицемерием, а потом, перестав церемониться в выборе выражений, перешли на грубую брань и грязные оскорбления.
     На клевету и ругань Иероним отвечал дерзко и задиристо. Своих противников называл «двуногими ослами, в уши которых он готов был трубить трубою». И он трубил, да так, что «ослы» ревели еще злей и яростней.
     Будучи склонен к словопрениям и сатире, Иероним однажды пустил гулять по рукам письмо под названием «О сохранении девственности». Поскольку аскеты той поры, не смущаясь, вдавались в натуралистические детали, не был исключением и наш Иероним, сочно и со знанием дела описывавший плотские утехи. Однако не это шокировало представителей высшего римского общества. Их разгневало то, что автор сатиры слишком карикатурно изобразил кое-кого из римского духовенства и света, придав им черты развратников, бездельников и ханжей. Обличенные постарались отомстить язвительному автору. В результате их происков Иероним вынужден был покинуть Рим и удалиться на Восток, где и оставался до самой смерти.
     В Вифлееме Иероним основал мужской монастырь с большой библиотекой. Последние годы жизни он много писал, переводил, вел полемику со своими противниками. Полемика иногда приобретала такой накал, что дело доходило до драк. Даже в последние дни жизни Блаженный Иероним метал гром и молнии в своих недругов. Воистину старец был неутомим в апологетике христианства.
     Важный для церкви спор Иероним вел с пелагианами.
     Пелагий, ирландец по происхождению, блестяще владел философской диалектикой и был искусным оратором. Ересь его зиждилась на тонких умозрительных рассуждениях относительно свободной воли, предвидения и первородного греха. Философичность и гуманизм учения Пелагия могли легко приводить к опасным для церкви выводам. Особое беспокойство у церковников вызывало то, что число приверженцев идей Пелагия быстро росло в Италии, Африке и Палестине.
     Иероним первым набросился на проповедника с испепеляющей критикой. Произошло это на одном из соборов, но собор не поддержал Иеронима и освободил Пелагия от обвинения в ереси. После собора толпа приверженцев Пелагия напала на монастырь Иеронима, подожгла ряд зданий и убила одного диакона. Сам же Иероним вынужден был искать убежище в специальной монастырской башне, которая строилась как убежище на случай разбойного нападения.
     Пусть у читателя не сложится впечатление, что Иероним являл собой образец ругателя от монашества, прославившегося больше своей бранью, чем знаниями. Иероним – один из величайших эрудитов своего времени, многое унаследовавший от культуры античности. Им были написаны комментарии почти на все книги Библии, но так как он отвергал аллегорическое толкование священных текстов, дающее возможность проявлению оригинальности, его комментарии скучны и бледны. Наконец, Иероним осуществил первый перевод Ветхого Завета на латинский язык с древнееврейского, а также отредактировал латинский перевод Нового Завета.
     Муки Блаженного Августина и муки пророка Мани. Самым значительным христианским писателем Средневековья был Аврелий Августин, чье творчество оказало мощное влияние на развитие христианской духовной культуры и на деятельность церкви. Кстати, Иероним переписывался с Августином. Переписка носила полемический характер. Иногда казалось, что полемика примет враждебный тон, но благодаря такту Августина этого не произошло.
     Августин родился в Северной Африке в 354 году, осчастливив своим появлением на свет семью римских граждан среднего достатка. Случилось это маленькое домашнее событие в небольшом городке Тагаст.
     Отец новорожденного, член городского совета, был человеком простого нрава, склонным отдавать предпочтение мирским делам, а не духовным. Только перед самой смертью по настоянию жены он принял крещение. Мать Августина была глубоко верующей женщиной.
     Семейная обстановка – религиозная апатия отца и высокая религиозность матери – отразились на воспитании и формировании личности будущего «учителя Запада». Августин был достаточно свободен в удовлетворении своих духовных запросов и противоречив в своих намерениях и поступках. Матери пришлось приложить много сил, чтобы сдержать пылкого в чувствах сына. Тягу к полнокровной «языческой» жизни Августин унаследовал от отца, который любил расслабиться на дружеской пирушке и поволочиться за красотками.
     Августин рос мальчиком бойким, живым, не выносящим скучной школьной рутины. Он испытывал непреодолимый ужас перед розгой учителя, которая частенько гуляла по его мягким местам, так как игру в мяч школяр предпочитал зубрежке. Школьные нравы и дисциплинарные правила не способствовали пробуждению у Августина любви к наукам. В результате он так и не усвоил греческий язык, хотя для его будущих богословских занятий знание греческого было совершенно необходимо. Впоследствии Августин вынужденно полагался на переводы Иеронима и других авторов. В математике он также не был силен. Такие выражения, как «дважды два – четыре», представлялись ему ненавистной тарабарщиной. Даже страх перед розгой не мог его заставить полюбить математику и чтение Гомера на греческом языке. Мечтательный мальчик больше любил иметь дело с книгами Вергилия, чем с учебниками по математике или логике.
     Когда он забрасывал свои школьные занятия, чтобы позабавиться игрой или зрелищем, то по обыкновению безбожно врал и обманывал учителей и родителей. Прибегал он к обману и во время детских игр, хотя яростно поносил своих товарищей, когда они поступали аналогичным образом.
     Начальный курс обучения Августин прошел в своем родном городе, а затем по воле родителей отправился на учебу в Карфаген. Три года он посещал карфагенскую школу риторики, отдавая себе отчет в том, что учеба в высшей риторской школе была редким событием даже для провинциальной знати. В такого рода школах изучали греческий язык, латинскую и греческую словесность, толковали и комментировали классические литературные произведения, осваивали ораторское искусство.
     Своей литературной известностью Карфаген уступал только Риму. Здесь часто бывали знаменитые философы и риторы. Для любознательных и образованных людей Карфаген являл много возможностей расширить свой культурный горизонт и приобрести художественные и научные книги.
     Как и в Риме, дверные косяки книжных лавок Карфагена были увешаны объявлениями о книжных новинках. Августин любил забегать в эти лавки, чтобы полистать небольших размеров книжечки с тонкими пергаментными листами в кожаных переплетах. Он трепетно брал в руки сочинения Вергилия, Цицерона, Овидия, Тита Ливия.
     Буквально с первых дней пребывания в Карфагене Августин стал восторженным поклонником сочинений Цицерона и провозгласил философию своей водительницей по жизни.
     Много соблазнов в африканском городе Карфагене. Жизнь бьет ключом. В порту и на рынке кого только не встретишь – ветерана-легионера, важного декуриона из городского совета, торговца из Александрии, рабов с берегов Борисфена, красавиц, торгующих своим телом. От заезжего путешественника можно узнать о чудесах архитектуры Рима и кровожадных варварах, о магах Персии и мудрецах Иерусалима.
     Кипит молодая кровь, жаром охватывает тело при виде манящего женского стана. Как удержаться после дружеской гулянки от чувственных наслаждений!
     Много лет спустя, укоризненно вздыхая, Августин будет вспоминать, что в молодые годы похоть неудержимо овладевала им всякий раз, когда он забрасывал книги и окунался в суетливую городскую жизнь.
     В девятнадцать лет пылкий на любовь ритор сблизился с женщиной, ставшей матерью его сына.
     Иногда, устав от попоек и женских ласк, он ложился на горячий прибрежный песок и бездумно лежал, вдыхая соленый воздух моря. Но в последнее время его все чаще посещали мысли о том, как жить дальше. Тогда он вскакивал и быстро шагал в школу, где в прохладе классов начинал искать что-то ускользающее в словах Цицерона. Религия его не волновала. Он жаждал мудрых советов и не находил их в Библии.
     Душевное напряжение нарастало, увеличивая количество вопросов, остающихся без ответов. Неожиданно для себя Августин начинает тянуться к учению манихеев.
     В Карфагене не принято было громко говорить о пророке Мани. Но город отличался веротерпимостью и многое прощал своим жителям, а также пришлому люду, среди которых нередко попадались сторонники вероучения Мани.
     Странное учение предложил миру Мани. Он, как и Сократ, говорил о разном, но приходил в своих выводах к одному. Может быть, проповедник нового вероучения знал что-то такое, о чем никто не догадывался? А может быть, он просто искал доброту в этом жестоком мире?
     С чего же все началось?
     В свое время Александр Македонский нанес тяжелый удар Азии. Прекратила существование династия Ахеменидов, сгорел сказочно богатый дворец Царя царей в Истархе, пострадали храмы и жрецы зороастризма.
     После смерти Александра развернулась яростная борьба за престолонаследие. Больше всего повезло способному военачальнику Селевку. Он сумел утвердить свою власть над значительной частью бывшей империи Ахеменидов, включая Иран. От его правления ведет отсчет многовековая история династии Селевкидов.
     Спустя примерно столетие две дальние восточные области Селевкидского царства – Бактрия и Парфия – были утрачены для династии из-за междоусобной борьбы двух селевкидских царевичей.
     Парфянская держава, расположенная между горами Копетдага и долинами Юго-Западного Туркестана и Северо-Восточного Ирана, просуществовала около пяти веков. Основателем царства считается Аршак, человек неизвестного происхождения, но большой доблести.
     Аршакиды терпимо относились к разным вероучениям. Особенно хорошие отношения у них сложились с иудеями. Вавилонская община иудеев была чем-то вроде фильтрующей губки для взаимообмена между христианством и зороастризмом. Поэтому некоторые историки не без оснований полагают, что христианство своими корнями уходит не только в иудаизм, но и в зороастризм.
     Весна 227 года в Иране была оживлением не только природы. Той весной в Иране короновали Арташира, происходившего из рода Сасана. Это был род наследственных хранителей великого храма Анахид в городе Истахре в Парсе. Арташир утвердил свою власть в Парсе силой оружия. Во время схватки погиб последний в ряду династии Аршакидов Ардабан V.
     Арташир оказался не только честолюбивым и талантливым полководцем, но и человеком большого государственного ума. Оружием и дипломатией он создал новую Персидскую империю. Не была забыта и религия. В зороастризме Арташир увидел дополнительную возможность упрочить свою власть. Этой религиозной политике остались верны и его преемники, которые жаловали зороастрийские храмы землей, стадами, рабами, деньгами.
     Когда солдаты не слишком часто покидают казармы и весело шумят базары, наступает время мудрецов и жрецов, школ и храмов. Такое время наступило и для зороастрийских священнослужителей в период правления Арташира.
     Вот они входят в свое святилище и долго произносят заклинания, держа перед огнем пучки прутьев. Их высокие войлочные шапки так надвинуты на голову, что закрывают щеки и даже губы. Жрецы что-то шепчут, а вокруг пляшут призрачные тени от вечного огня в центре храма, где расположен алтарь.
     Крупным реформатором сасанидской государственной религии стал жрец Картир (Кирдэр), карьера которого началась в последние годы царствования Арташира. Со временем жрец занял видное положение в государстве, превратившись в единственного толкователя божественной воли. Себя он считал пророком, подобным Зороастру. С его именем связан запрет использовать изображение божественных сущностей при отправлении церковных обрядах в храмах.
     Жизнь пульсирует, бурлит, а где-то в глубине зарождается ее отрицание. Болезнь начинает тихо бродить по телу империи. Жрецы безуспешно пытаются ее лечить. Огни в храмах не хотят гореть ярким, светлым пламенем. Смысл жизни угасает. Сгущающиеся сумерки тревожат душу Мани, иранца из благородной парфянской семьи, родившегося в 216 году.
     Мани решает бросить вызов стареющему миру, вдохнуть жизнь в еще плодоносные элементы.
     Достигнув физической и духовной зрелости, он принимается распространять свое собственное вероучение, включающее многое из зороастризма.
     Пророк прожил долгое время в Вавилонии, где его отец вступил в общину эльхаизитов, то есть в иудейско-христианскую секту, основанную Элксаем в начале II века.
     В юности Мани не имел прямых контактов с зороастрийцами. С зороастризмом он познакомился окольно – через иудейско-христианскую традицию.
     Мани верил в существование единого Бога и дьявола, рая и ада. Он верил в Последний Суд и в конечную победу над злом. Но его вера как пророка была глубоко осмысленной и прочувствованной, а не кликушеской и фанатичной.
     Взгляды пророка на посюсторонний мир глубоко пессимистичны. Земной мир видится ему воплощением зла. Это зло неуничтожимо в мире чувственных вещей, чувствующих людей и наделенных чувствами живых существ, но все же его можно уменьшить, ведя аскетический образ жизни. Последнее прямо противоположно принципам зороастризма. Однако Мани не желает оскорблять правоверных зороастрийцев и вызывать гнев жрецов. Он с почтением относится к старой вере, ибо убежден, что зороастризм, христианство и буддизм – разные вариации одной правильной веры, искаженной людским непониманием, которое обусловлено жесткой привязанностью к традиционным религиозным догмам, привычным ритуалам и обрядам.
     Вопросы и еще раз вопросы. Каждый вопрос кинжалом входит в душу пророка. Каждый новый вопрос углубляет душевные раны. Но только так можно восстановить первозданную сущность многообразных проявлений единой веры. Во имя единства он готов представить свою религию в переводе на доступный народу язык зороастрийского вероучения. За это зороастрийские жрецы злобно нападают на пророка и его сторонников, называя их еретиками.
     С любопытством взирает на спорщиков царь Шапур I. Мани привлекает его спокойной уверенностью, умением с достоинством и убедительно отстаивать свою точку зрения, не оскорбляя противника. Есть что-то притягательное в этом пророке, в его мягких и печальных глазах, легких движениях, негромком голосе.
     Мани провел много лет при дворе Шапура, который не давал его в обиду, властно одергивая жрецов-зороастрийцев, если в спорах они теряли над собой контроль.
     В учении Мани встречается много сходного, но и много различного с неоплатонизмом. В обоих учениях явно преобладает философское начало, и поэтому они трудны для неподготовленных. Что касается различий, достаточно указать на одно из них, а именно: если в философском учении современника Мани, выдающегося неоплатоника Плотина, материя понималась как тьма, как результат полного угасания божественного света, то в манихействе материя, хотя и отождествляется с тьмой, все же выступает в качестве начала столь же вечного, как и свет. Отсюда вывод: мир – это арена вечной борьбы божественного и дьявольского. Такой вывод противоположен идеям христианства.
     После смерти Шапура I его преемник увеличил власть первосвященника Картира, который люто ненавидел Мани. Его раздражало в нем все – исповедуемые идеи и манера держаться. И когда на троне оказался Вахрам I, жрец добился своего – пророка схватили и после диких пыток казнили. Палачи содрали с него кожу, набили ее сеном и повесили на городских воротах. Одновременно с этим учение Мани было объявлено вреднейшей ересью. Многих его сподвижников замучили или выслали из страны.
     Изгнанники-манихеи осуществляли свою миссионерскую деятельность от Египта и Северной Африки до Рима, от Монголии до Китая. Их общины были организованы по образцу христианских.
     Римские власти враждебно встретили манихейство. Их тревожило то, что новая религия пришла из враждебной страны. К тому же манихейская пропаганда пацифизма и нестяжательства злила начальников имперских армий, которые резонно усматривали в этой пропаганде подрыв боеспособности легионеров. В конце III века был обнародован проскрипционный эдикт против манихеев, согласно которому их священные тексты должны предаваться огню, а проповедники – суду и казни как «чужестранные агенты» и враги богов.
     К этой «вреднейшей ереси» о

братился в своих духовных исканиях Августин. В манихействе его подкупала философичность вероучения, возвеличивание разума как особого начала в человеке, которое, по словам Мани, важнее души. Душа, как и весь мир, порождена злом. Мир не переделать и душу не убить, но разум, эту «искру божьего света», можно освободить от злых оков. Необходимо лишь терпение и мудрость аскета.
     Манихеи заявляли, что ведут чистую и святую жизнь. «Церковь, – говорили они, – вместо того, чтобы преподавать истину, состоит в значительной степени из бабьих басен, которые не могут находить подтверждения со стороны разума. Церковь требует веры прежде разума и под страхом суеверных угроз приводит к подчинению. Мы, с другой стороны, только приглашаем тебя принять истины, которые сначала объясним и которые ты сможешь вполне понимать».
     Августин потом не раз говорил, что к манихеям он примкнул в связи с их обещаниями привести верующих к Богу, руководствуясь одним только разумом, а не авторитетами или угрозами.
     Девять лет Августин был ревностным сторонником манихейства и даже обратил в манихейство некоторых из своих друзей.
     В 375 году Августин приступил к преподавательской деятельности в качестве учителя риторики, но его неустанно уже манил Рим. Зная, что намерение отправиться в Италию будет встречено родственниками неодобрительно, он держал его в секрете. Однако мать все же узнала о тайных планах сына переехать в Рим. Она решила ехать вместе с ним. Напрасно Августин пытался обмануть ее, говоря, что отправляется к морю проститься с одним из своих друзей, покидающим родные края. Мать не верила ему. Тогда он уговорил ее провести ночь в часовне, а сам скрылся и сел на корабль, который отплыл к берегам Италии.
     В Риме искатель высшей мудрости поселился у одного манихея и попытался преподавать, но вскоре столкнулся с постыдной привычкой римских студентов обманывать учителей в деле оплаты уроков. Послушав лекцию какого-нибудь преподавателя, они все быстренько перекочевывали в другую аудиторию, не расплатившись с лектором. Подобные студенческие выходки существенно ухудшали материальное положение Августина. Из этих серьезных затруднений его вывели друзья-манихеи, по ходатайству которых он получил направление на должность учителя красноречия в риторскую школу Милана (Медиолана).