Собаки травильные, подсокольничьи и собственно гончие
| Вид материала | Документы |
- Габриэль Гарсиа Маркес. Глаза голубой собаки, 86.77kb.
- Ркф рфлс национальный клуб породы французский бульдог и кинологический клуб «красный, 22.52kb.
- На огневых рубежах, 288.21kb.
- Р. Л. Стайн Собаки-призраки, 633.33kb.
- Вартанян р. С. Собаки горы казбек владикавказ 2006 оглавление, 2773.15kb.
- Нарным врачом Макеевой Мариной Валерьевной, для лечения хронического бактериального, 39.54kb.
- Река Собаки Библос 15 дней /14 ночей Вылет четверг и воскресенье Даты групповых туров:, 221.17kb.
- И. А. Рязанова Художники: В. Горячева, Ю. Архангельский О11 Очем лают собаки : Сб./Сост., 2697.45kb.
- Н. П. Пахомов из книги «портреты гончатников», 166.74kb.
- Леон Уитни: «Психология собаки. Основы дрессировки собак», 2658.87kb.
Русская гончая
Собаки травильные, подсокольничьи и собственно гончие.
Об использовании гончих собак в Древней Руси практически нет никаких сведений. На мой взгляд, нельзя принять за доказательство этого слово "выжлок" в одной из былин об Илье Муромце и Добрыне Никитиче, в которой Збут Королевич наказывает своей собаке: "А теперь мне не до тебя пришло, а и ты бегай, выжлок, по темным лесам и корми свою буйную голову", поскольку в языке былин, как и в их содержании, сплошь наблюдаются наслоения позднейшего происхождения. Сомнительно также использовать в доказательство древности русской гончей фрески выстроенного Ярославом Мудрым Киево-Софийского монастыря XI века, на которых вместе со сценками из народного быта есть и изображения охоты, т. к. эти фрески в XVII столетии были покрыты штукатуркой и только в XIX освобождены от нее и заново восстановлены. Да и сами изображенные на этих фресках собаки (всего три сценки: охота на белку, на кабана, на оленя) дают слишком мало для суждения о породе их. В случаях с белкой и кабаном сами изображения настолько схематичны, что признать в них собак не так-то легко. Правда, в сценке с оленем нет сомнения, что изображена собака, но надо иметь слишком буйную фантазию, чтобы вслед за бароном Г. Д. Розеном усмотреть в ней русскую гончую. К примеру, автор фундаментального труда о великокняжеской, царской и императорской охоте Н. И. Кутепов (24, с. 68, 75), из книги которого взяты приведенные иллюстрации, говорит о ней как о борзой собаке.
Летопись в связи с охотой сообщает нам об одном из сыновей Ярослава, Всеволоде: "В лето 6596 (1088) Всеволоду ловы деюшу звериныя за Вышегородом, заметавшим тенета и кличаном кликнувшим, спаде привелик змей с небесе, и ужасошася вси людьи" (24, с. 76 - 77). Это краткое сведение дает нам картину охоты облавой с тенетами и загонщиками, но ничего не говорит о собаках. Как ни странно, но о собаках ни разу не обмолвился и Владимир II Мономах в своем "Поучении...", хотя и описывает большое многообразие приемов и объектов охоты. Тот же Н. И. Кутепов, констатируя существование в те времена охоты соколиной и ястребиной, предполагает и охоту псовою, поскольку в "Русской Правде" (XI в.) охотничьи псы упоминаются наряду с соколами и ястребами, но то могли быть и подсокольные собаки (24, с. 80).
Уже с XII века в летописях упоминаются звания псарей. В этом же веке жил Новгородский князь Всеволод Мстиславич, прославившийся крайним увлечением, наравне с соколиной, и псовой охотой. Особенно же частые упоминания о псарях относятся к XV веку. В 1504 г. в духовной великого князя Иоанна III впервые названа княжеская псарня, расположенная около Москвы в селе Луцинском. Расцвет псовой охоты в Московском государстве наступил с царствования Василия III (1505 - 1533), который сам был страстным охотником, постоянно выезжавшим "осеневать", и об охоте которого сохранилось достаточно подробное описание немецкого дипломата Зигмунда фон Герберштейна в его "Записках о Московии" (24, с.96 - 97). Вот что он пишет: "Князь первый закричал охотнику, приказывая начинать; не теряя ни минуты, тот скачет к другим охотникам, которых было большое число; все вскрикивают в один голос и спускают больших меделянских собак (canes molossos et odoriferos). Тогда в самом деле было очень весело слышать громкий и разнообразный лай собак, а у князя их очень много, и притом отличных. Некоторые из них употребляются только для травли зайцев, - это так называемые Kurtzi, красивые, с пушистыми хвостами и ушами, вообще смелые, но неспособные к продолжительной гонке. Когда выбегает заяц, спускают три, четыре, пять или более собак, которые отовсюду бросаются за ним, - а когда они схватят его, поднимется крик, большие рукоплескания, как будто пойман большой зверь. Если же зайцы слишком долго не выбегают, тогда обыкновенно князь кличет кого-нибудь, кого увидит между кустарниками с зайцем в мешке: "Гуй, гуй (Hui, hui)", - этими словами он дает знать, что зайца надобно выпустить".
Что под словом "Kurtzi" Герберштейн подразумевает борзых, это, по-моему, вне сомнения, а под молоссами, вероятно, - гончих. Во всяком случае, в 1519 году зафиксирован факт подарка датским королем Христианом II французскому королю Франциску I борзых собак русской породы, вывезенных из Московского государства. Видимо, роль гончих в Московии тогда выполняли крупные травильные собаки типа меделянов. Кстати говоря, слово "охота" приобрело нынешнее значение только в конце XV - начале XVI веков, придя на смену словам "ловы" ("ловы деяти").
Со времени Василия III при дворе московских царей широко практикуются медвежьи бои и травли зверей. При его внуке, сыне Ивана IV Грозного Федоре Ивановиче, царская охота пополняется породами английских собак: английские купцы привезли ему в подарок 12 породистых легавых и борзых собак, и, сверх того, бульдогов. Сохранилось любопытное описание двух меделянских кобелей охоты Федора Ивановича (1584 - 1589): "А кобелем прозвищо: кобель жолт, Смерд, грудь и пазнегти белы, на конец хвоста бело; кобель чубар с лесинкою, пазнегти белы, Дурак" (24, с. 109). Как видите, первый кобель вполне гончей масти: светло-багряный, белогрудый и белоногий с белым концом гона.
С воцарением Лжедмитрия I (1605 - 1606) царской охоте предстояли изменения по примеру охот польских королей и литовских князей, в которых гончие упоминаются с XIV века, но до нас дошли сведения о его увлечении охотой с собаками и соколами, да что у него были лучшие английские собаки для травли медведей, - и только.
После Василия III особенно страстным охотником из российских государей был Алексей Михайлович (царствовал с 1645 по 1676 годы), при котором оформилось крепостное право (Соборное уложение 1649 г.), воссоединены с Русским государством Украина, возвращены некоторые ранее утерянные земли и усилилась центральная власть. Но и он, как многие российские цари, кроме Василия III, был птичьим, соколиным, охотником, хотя и держал до 100 псов. Возможно, это были подсокольные собаки, в любом случае, о гончих не говорится ничего.
Впервые гончие упоминаются несколько ранее, когда после смутного времени на Руси первый царь из рода Романовых Михаил Федорович (правил с 1613 г. по 1645 г.) посылал в северные уезды псарей с поручением брать у всяких чинов людей собак борзых, гончих и меделянских для царской псовой охоты. Но уже при Алексее Михайловиче, фанатичном сокольнике, а тем более при Петре I - единственном неохотнике из всех правителей России - псовая охота приходит в крайний упадок, и период этот захватывает полвека: с 1676 по 1726 годы. Конечно, свои охоты держали частные лица, имевшие в своих владениях обширные охотничьи угодья, но достаточных сведений о псовых охотах московского времени, к сожалению, не сохранилось.
Но вот для юного Петра II, царствование которого длилось очень недолго (1727 - 1730), а главным увлечением была охота, в 1728 году, когда императору едва минуло 13 лет, при Измайловском зверинце была устроена заново псовая охота. Собаки были частично конфискованы, частично куплены из частных охот России или выписаны из-за границы. Во время его тульского охотничьего похода в 1729 году с 7 сентября по 16 октября было затравлено 4000 зайцев, 50 лисиц, 5 рысей, убито 3 медведя и много другой дичи (25, с. 36). В начале 1730 года псовая охота Измайловского зверинца состояла из 241 собаки, в том числе 50 борзых, 50 французских гончих, 128 гончих русских, 4 кровавых гончих (bloodhound или гончая Святого Губерта) и 9 такселей. Несколько позднее в его псарне уже 200 гончих и 420 борзых (25, с. 241).
Мне приходится так много внимания уделять царям и их охотам только по причине поисков хотя бы упоминаний о применении гончих в те далекие времена, а они, как правило, встречаются преимущественно в документах и иных источниках, связанных с государственным правлением в России. И, как это ни парадоксально, мы впервые встречаемся со словосочетанием "гончие русские" (и впервые появившейся, заимствованной с запада, должностью егермейстера) при последнем русском монархе на российском престоле - Петре II, после которого череда иностранцев на императорском троне России прерывалась только при восшествии на престол внучки Петра I Елизаветы Петровны, царствовавшей с 1741 по 1761 год.
Первое же описание гончих в России мы встречаем в письме оберегермейстера от 29 января 1739 года, к которому приложен "Реестр, сколько ныне в Москве, при псовой Ее Императорского Величества охоте и собственных Его Превосходительства Кабинетнаго Министра и Обер-Егермейстера Артемья Петровича Волынскаго, собак на лицо и что из которых, по разсмотрению Его Превосходительства, размечено оставить впредь в охоте и взять в Петербург и сбыть с двора". Этот реестр приводит в своем труде "Царская и императорская охота" Н. Кутепов (25, с. 205 - 208) с многообещающим представлением, что в нем есть опись собак Измайловского зверинца "со сведениями не только о их породах, но и росте, об окрасе и кличках" и который, насколько мне известно, использовал в исследованиях о русской гончей только М. А. Сергеев (51, с. 27 - 29). Необходимо отметить, что это - лишь остатки охоты Петра II, после смерти которого лучшие собаки были расхищены князьями Долгорукими - теми же фаворитами покойного, чьими стараниями императорская охота так быстро и успешно создавалась при его жизни (только Алексей Долгорукий присвоил себе 6 борзых, 8 французских и 50 русских гончих; всего же Долгорукие забрали 106 собак).
В реестре, действительно, есть данные обо всех перечисленных 70 гончих: указан их рост в холке ("внаклоне росту" - в аршинах, четвертях и вершках), для 69 из них сообщаются сведения об окрасе (выпадает один выжлец, "белоподпалой", - без указания основной масти), приводятся 34 клички. Но вот порода записана только для трех выжлецов: "Выжлец руской чернопегой. Свистун, 9 осеней" - 3 четвертей и 1 1/2 вершков, (60,0 см. - Р. Ш.), "Выжлец курлянской чернокрасной, подпало, Говор, 10 осеней" - 3 четвертей и 2 1/2 вершков (64,5 см. - Р. Ш.) и "Выжлец черной светлопадпалой, курлянский, Громило, 7 осеней" - 3 четверти 2 вершка (62,0 см. - Р. Ш.).
Рост гончих этой охоты в среднем для выжлецов - 55 см (от 35,5 см до 64,5 см), выжловок - 53 см (от 47 см до 60 см). Возможно, некоторые из них были щенками, поэтому большой интерес для нас представляют данные только на "гончих старых", как они выделены в этом реестре. Таковых 25 (14 выжлецов и 11 выжловок); средний рост выжлецов - 61 см. (от 58 см до 64,5), выжловок - 54 см (от 47 см до 60). Интересно, что слово "выжлец" везде в реестре используется для обозначения гончего кобелю, но при этом выжловка называется только "сукой".
Среди всех перечисленных окрасов преобладают черный красноподпалый (25 гончих) и черно-пегий (22 гончие), далее по 4 собаки черных белоподпалых и багряно-пегих, 3 собаки черные с загривиной, по 2 черных с загривиной белоподпалых и багряных белоподпалых и по 1 собаке черной сероподпалой, черно-пегой красноголовой, темно-багряной, темно-багряной с загривиной, багряной, багряно-белоподпалой с загривиной и каурой.
М. А. Сергеев, по непонятным для меня соображениям, из всех этих 70 гончих счел "русскими" только собак, "отписанных в казну князя Алексея Голицына", которых и переписал в упомянутой мною статье, - видимо, полагая, что у Голицына не могло быть нерусских гончих. Хотя в том же реестре есть данные об использовании голицынских собак в породе. Так, голицынская Совка (багряно-пегая) от французского выжлеца Громилы пометала 06. 04. 1738 г. 8 черно-пегих щенков; голицынская Доборка (черная красноподпалая) от курляндского светлоподпалого выжлеца Громилы принесла 15. 04. 1738 г. 7 щенков, из них двух черных с загривиной и пятерых черно-красноподпалых; голицынская Струйка (багряная белоподпалая) от русского черно-пегого выжлеца Свистуна дала 08.04.1738 г. 5 щенков, из них двух черно-пегих, двух багряно-пегих и одного темно-багряного с загривиной. Наибольшее количество пометов, пять, получено от черного красноподпалого курляндского выжлеца Говора.
Откровенно говоря, я не вижу тут конкретных пород и породного разведения. Впрочем, о последнем в какой-то степени может свидетельствовать следующая запись: "Из 53 оставить на завод и с молодыми 10 выжлецов и 10 сук, а 33 из молодых выбрать лучших гончих, а особливо пегих, взять сюды в охоту Ея Императорского Величества... Из 19 гончих оставить на завод лучших 3 выжлеца и 3 суки, а прочих гончих 13 сюда взять в охоту Ея Величества".
Представляют для нас интерес упомянутые в "Реестра..." "лошие", которых некоторые позднейшие авторы считают гончими. Тут приведены три собаки: "лоший (лосиный. - Р. Ш.) кобель, Галт-Фест, полово-пегий, 7 осеней", ростом 82 см, "сука лошая, чубаро-пегая, Скорыска, 2 осеней", рост 67 см, и "сука лошая, муруго-пегая, Зельма, 2 осеней", 62 см. При описании меделянских старых (их приводится 6: 3 кобеля и 3 суки) сделана пометка: "Оставить и держать всех для заводу и лучших двух сук ублюсть с Галт-Фестом збалшим лошим кобелем". Кроме того, говорится и о помете "от дацкой суки Красихи с лошим кобелем Галт-Фестом". Так что оберегермейстер в 1739 году был другого мнения, поскольку не называл лошего кобеля выжлецом, да и вязал его с травильными собаками.
После 1730 года, с приходом на престол иностранцев, императорская охота, всегда оказывавшая сильное влияние на всю Россию, начинает приобретать черты, принятые при дворах Западной Европы. Начинается гоньба оленей гончими собаками между двумя рядами полотен на манер немецких охот и парфорсные охоты, принятые до этого во Франции и Англии, для чего выписываются руководители стай - пикеры. Так, по первому яхт-штату (1740 г.) егерская команда включала по псовой охоте шесть пикеров: двух английских, двух французских и двух с немецкими фамилиями (вероятно, курляндцев). Много завозится и иностранных собак: в 1740 году русский посол при французском дворе купил 34 пары бассетов, а в Англии посланник князь Щербатов - 63 пары разных пород собак; гончих, биклесов (биглей. - Р. Ш.), борзых и хортов. В 1745 году увеличили московскую псовую охоту гончими из Алексинского уезда: выжлецы каурый, два черно-пегих, два черных и выжловки каурая, три черных и багряная. В 1761 году во главе псовой охоты Александровской слободы стоял пикер, т. е. доезжачий, и в ней числилось 22 английских и 73 русских гончих.
Список этот можно продолжать долго, но вот что интересно: несмотря на целый ряд пополнений псовых императорских охот гончими из Курляндии, не находим упоминаний о стаях курляндских или немецких гончих, а также гончих русских, английских и французских. Вполне возможно, что курляндские гончие тогда вполне подпадали под понятие "русские", т. к. Курляндия с 1710 года входила в состав России. Более того, встречаются и выражения "английские, французские и русские собаки гончей породы".
Но в этот период случилось событие, сыгравшее огромную роль в развитии псовых охот не только императорского двора, но и всей России. Во время краткосрочного царствования Петра III Федоровича, мужа Екатерины II, был издан манифест от 18 февраля 1762 года о вольности дворянства, который на 100 лет, вплоть до отмены крепостного права в 1861 году, предопределил золотой век псовой охоты в России. Дворянство, освободившееся от обязанности служить до старости императорскому двору, увлеклось охотой и, чаще всего, именно псовой, а появившийся досуг давал широкие возможности для занятия ею.
И сразу же появляются материалы книги об охоте - как егерской, так и псовой - которые позволяют нам уже достаточно обстоятельно познакомиться с русской псовой охотой второй половины XVIII - начала XIX века: "Наставление человеку упражняющемуся в охоте..." в переводе Логика Краузольда, (Спб., 1766), "Достаточный егерь, или Стрелок..." анонимного автора под инициалами М. Д., (Спб., 1774), два издания "Совершенного егеря..." В. Левшина, (Спб., 1779 и 1791), "Новое предложение о псовой охоте..." Г. Попова (М., 1779), "Псовый охотник..." анонимного автора под инициалами Г. Б. (М., 1785) и два издания "Книги для охотников..." В. Левшина (М., 1810 - 1812, 1813 - 1814), первая часть которой, под названием "Псовой охотник...", частично вышла в 1820 году отдельным изданием (полное описание использованных источников приводится в "Списке литературы").
Для нас по предмету нашего разговора представляют особый интерес книга анонимного автора (под инициалами Г. Б.) "Псовый охотник" и второе издание "Совершенного егеря" В. Левшина. "Псовый охотник- это переработка рукописной книги, являющейся, в свою очередь, переводом польского издания XVXVII века, с дополнениями, свидетельствующими о прекрасном знании русской псовой охоты ее издателем. Н. И. Кутепов предполагал, что "любитель псовой охоты Г. Б." - князь Гавриил Федорович Барятинский, широко известный в то время в России как большой знаток псовой охоты и как владелец необыкновенного борзого кобеля Зверя, полученного им от не менее знаменитого Ридкана, выписанного курляндским помещиком Блюмом из Ирландии и присланного в 1779 году в подарок князю. В. А. Левшин тульский помещик, секретарь Вольного экономического общества, свою первую книгу "Совершенный егерь...", "приложа многие пополнения", перевел с сочинения на немецком языке саксонского обер-егермейстера и веймарского ландрата Г. Ф. Гехгаузена. Во втором издании "Совершенного егеря" В. А. Левшин попросту переписал из книги Г. Б. "Псовой охотник" материалы о гончих.
"Совершенной егерь, стрелок и псовой охотник..." издания 1791 года рисует нам уже хорошо отлаженную псовую охоту, методику приездки и нагонки гончих, но, к сожалению, ничего не говорит о породах их. И в то же время перечисляет "девять родов" легавых собак. Среди этих "родов" легавых для нас интересен "девятый, Российских ищейных, кои, как надобно думать, выродки от легавых, но их в тресировку разве по крайней нужде употребляют, а в прочем дело их искать под ястребом перепелок и карастелей, а к болоту неспособны" (28, с. 172). Не это ли - остатки подсокольных собак, которые так необходимы были при ястребиных и соколиных охотах и которых некоторые позднейшие исследователи считали гончими?
У истоков породы
В третьей главе "Совершенного егеря...", озаглавленной "О узнании по статям борзых резвых, а гончих мастеров...", перечисляются требования к сложению гончих вообще: "...выпуклых, великих, мытных, на слезах, с кровавыми белками глаз, чутья толстоватого и мокроватого, каплющаго из него часто мокроты, ноздрей широких, коими часто поворачивает на все стороны, как будто нечто чует, и рубчик по чутью, которой от верхней губы пошел между ноздрей; такия конечно бывают чутки к натечке зверя и мастероваты; при том же сама в себе крепка, не очень крепка (коротка?), не очень долга и сохастовата, голова сухая, уши тонкие, больший и повислыя, не на коротких ногах, высоковата, гон крепкий, прямой, короткий и не повислый, и никуда на сторону не скинулся, или на спину кольцом не завернулся; ноги сухия и жиловатыя, мясами и мышками довольна... Которая гончая густошерстна и в себе жидка и слаба, голова мясная, уши толстыя, не большия и не вислыя, глаза простые, ноздри сухие, чутье малое, толстыя и короткия ноги, гон долгой и повислой, то такая бывает обленчива и к натечке плоха, и редко из таких удается быть нарочитому гонцу" (28, с. 269 - 270).
Раздел о гончих собаках, заимствованный В. А. Левшиным у Г. Б., написан с большим знанием и любовью к делу, местами даже поэтично; к примеру, в части шестой, "карманном охотничьем календаре", говоря о статях, автор поясняет: "так называется охотниками у борзых и гончих собак расположение всех частей тела, от которых состоит вся красота и пригожество оной" (28, с. 353). Недаром эту книгу через век во многом пересказал, а местами просто переписал П. М. Мачеварианов в своих "Записках псового охотника Симбирской губернии", требования же к чутью гончих, изложенные Г. Б., в той или иной форме повторяются большинством пишущих авторов до сих пор!
Но о породах гончих этот анонимный автор, к сожалению, ничего не сказал, видимо, полагая всех этих собак одной - гончей - породы. Само слово "порода" применительно к гончим проскальзывает у него только в одной фразе: "... а за наилучшее предлагаю пускать щенков, памятуя прежде бывших сей породы собак, каких шерстей бывали... гончие мастера; по чему неудачи мало случается; а тем более, кто ведет одной породу добрых собак, от которых редко негодная уродится" (28, с. 273). Но мы ведь видели, скольких "шерстей" гончие, упоминающиеся в том же "реестре" А. П. Волынского.
Только в 1810 году В. А. Левшин в "Псовом охотнике" дает, наконец-то, описание гончих - "есть сих гончих собак несколько родов", - которые я не могу не привести: "Французския гончия собаки видом очень красивы; хвост имеют длинной... и шерстью бывают большие части белыя, с паловыми, серыми и черными пежинами. Английския видом к ним сходны, несколько толще, не таковы складны, но за то сложением крепче.... Германские гончие собаки... а поелику сходны к ним Руския, каковы Костромския и Ярославския, а также Курляндския бородастыя (имеющия густую, жесткую шерсть и густые усы), и все сии от части, составляют смешанную породу, то предложим об них несколько обстоятельнее.
Добрая гончая собака должна быть средней величины, иметь передния ноги покороче задних, голову толстую и длинной хвост... Обыкновенная их шерсть красно и темно багряная, также черная с подпалинами и белым пятном под горлом; белыя, пегия и арликаны. Из них бывают неублюдки с Английскими и Французскими гончими, иногда с борзыми собаками" (26, с. 17 - 18).
Эта выдержка нуждается, прежде всего, в одном разъяснении: в те времена "ублюдком" считалась породная собака, появившаяся в результате "ублюденной", т. е. заранее запланированной, вязки, а "неублюдком" - плод свободной любви, обязанный жизнью недосмотру псарей. Странно, но уже через 50 лет слово "ублюдок" изменило смысл на диаметрально противоположный - под этим словом стали понимать результат случайной межпородной помеси. Кроме того, автор, излагая свои сведения о собаках разного применения, пользуется термином "род", избегая слова "порода"; даже гончих он не разбивает на "породы", а употребляет это слово, во-первых, как общее определение для группы собак ("порода борзых собак вообще разделяется на три отродия: псовых, борудастых и хортых"); во-вторых, применительно к методам разведения ("от сих собак с Английскими догами производят особливую, очень прочную породу, а паче от кобеля дога и от овчарной суки", или: "впрочем ныне породные собаки редки; ибо охотники сделались непостоянны, и одной известной породы не держатся"). Но и в этом он не постоянен и, касаясь легавых, разбивает их уже на "породы", а внутри - на "роды".
Необходимо отметить, что В. А. Левшин, известный современникам прежде многотомным "Всеобщим и полным домоводством", возможно, и не был охотником - или имел об этом предмете достаточно смутное представление. Для примера приведу хотя бы его описание беляков: "Лесовые зайцы, которых инако называют беляками потому, что они, перелиняв к зиме, делаются совсем белыми, кроме черных пятен на концах ушей и хвосте" (26, с. 361). Качество книг В. А. Левшина об охоте зависело прежде всего от тех источников, которые он использовал в своих многочисленных компиляциях. Не прибавляют ему авторитета и пренебрежительные слова в адрес нашей охоты: "Впрочем, в России псовая охота, хотя великолепная по своему выезду, но беспокойная, нередко скучная, когда мало зайцев, так что целый день проездя, не найдешь ни шерсти, и вообще можно назвать оную кочевою..." (26, с. 245). Но, с другой стороны, как ему не сказать спасибо за пропаганду труда о гончих Г. Б., где уже тогда излагались вполне устоявшиеся и принятые нами до сих пор правила и приемы псовой охоты.
Несмотря на имеющиеся плюсы и минусы, первые охотничьи издания на русском языке не дают нам ключа к пониманию происхождения породы русской гончей, во всяком случае не описывают эту породу таким образом, чтобы можно было составить о ней определенное представление. В этих изданиях русскими гончими называются все гончие, разводимые в России (костромские, ярославские, курляндские). Сходные с германскими, все они вместе составляют одну смешанную породу, почему и имеют одно описание.
На первых выставках
Интересно, что последующие - вплоть до первой выставки охотничьих собак в России в 1874 году - упоминания в литературе о породах гончих не обходятся, как правило, без костромских гончих, которым, наряду заявлениями об их аборигенном российском происхождении, приписываются самые разные крови: английской гончей, желто-подпалой сибирской гончей, английских и польских собак.
Первая выставка в Москве 1874 года показала, что лишь в охотах отдельных обеспеченных охотников еще можно найти какие-то характерные особенности русской гончей, но породы как таковой нет. Обнаружившаяся картина шокировала наиболее знающих и активных знатоков охоты, но одновременно и стимулировав разработку предложений, направленных на более осмысленное разведение гончих собак.
Так Л. П. Сабанеев в 1878 году в статье "Как устраивать выставки собак и как производить экспертизу" (47, с. 360) предлагает при приеме собак на выставку устанавливать приемную комиссию из 4-х человек, которые, записывая собак, определяют и записывают их породу. А породы им предлагаются в отделе гончих следующие:
- Русские
- костромские
- курляндские
- польские
- брудастые
- арлекины
- англо-русские (помесь костромских и польских с английскими)
- таксы
- лайки
- костромские
- Английские
- лисогоны (fox-hounds)
- зайцегоны (hariers)
- лисогоны (fox-hounds)
Что и говорить, достаточно странное, на нынешний взгляд, деление "русских гончих" (которое, кстати говоря, его автор вскоре существенно пересмотрит, о чем разговор ниже). Наводит на грустные думы и следующее замечание: "Русским охотникам прежде нужно научиться тому, как соблюдать в чистоте уже существующие превосходные породы, так равно и восстановить и усовершенствовать породы не менее превосходные, вырождающиеся, каковы, например, густопсовые борзые, костромские гончие, маркловские легавые".
Но и на V очередной выставке охотничьих собак в 1880 году эксперты по отделу гончих Н. А. Хомяков, А. А. Угрюмов, В. Н. Чебышов и И. П. Глебов затрудняются в разделении их на породы, почему просят устроителей определить на будущее правила экспертизы и излагают свои принципы, которыми они воспользовались: "В определении красоты и чистопородности гончей собаки было принято во внимание прежде всего масть - цвет шерсти. Породистою мастью считалась чернопегая с подпалинами, красно-багряная и так называемая желто-чепрачная, а затем уже черная с подпалиной и арлекинная... Глаз вообще большой, энергичный, набровистый был признан за необходимый признак породности, как одинаково признан был принадлежностью породистой собаки правильный гон, т. е. умеренно загнутый, серповидный и отнюдь не кольцеобразный; затем принят был во внимание рост и общий вид собаки. Для определения необходимого полевого качества гончей собаки - нестомчивости - обращалось внимание на правильность и сухость ног, развитие мускулатуры и на отсутствие лещеватости, обусловливающей свободное дыхание" (55, с. 514)
Классики нашей кинологии
Интересно, что вышедшие в это время (1876 г.) "Записки псового охотника Симбирской губернии" П. М. Мачеварианова - непререкаемого авторитета в знании борзой собаки - ничего нам не проясняют с русской гончей, хотя и поминают костромскую гончую, наряду с курляндской (брудастой), английской и польской.
Все преобразилось только с выходом классических трудов большого знатока охоты, теоретика и страстного защитника отечественной гончей Н. П. Кишенского "Записки охотника Тверской губернии о ружейной охоте с гончими" (1879 - 1880 гг.), "Выбор гончих" (1881 г.), "Опыт генеалогии собак" (1882 - 1885 гг.). Конечно, как зачинатель учения о породах гончих, страстный полемист, а часто и нетерпимый критик, Н. П. Кишенский допускал в своих книгах и многочисленных публикациях много просчетов и ошибок, но надо отдать ему должное: он первый так основательно и настойчиво поднял голос в защиту русской гончей, а по сути дела и явился зачинателем формирования этой породы. Деятельность его не имела прецедентов ни в отечественной литературе, ни в иностранной, и поэтому для нас он и поныне классик, отец-основатель, как П. М. Мачеварианов - в отношении борзых.
В своей первой капитальной работе "Записки охотника Тверской губернии..." (21, с. 8 - 20) Н. П. Кишенский приводит описания известных ему в России десяти "коренных" пород гончих - старинная русская, костромская, русская пешая, курляндская, польская маленькая, или заячья, польская паратая, польская тяжелая, английский лисогон, арлекин и бурдастая, - отмечая при этом, что "старинные русские гончие теперь, кажется , совершенно перевелись; мне уже давно не приходилось их встречать", и о костромских: "...Со свойственной нам неряшливостью мы допустили и эту замечательную породу почти уничтожиться". Подводя же общий итог состояния гончих он заключает: "Но как охотничьи журналы, так и выставки, к сожалению, доказывают, что чистокровных гончих коренных пород не существует. Я не говорю, что нет хороших гончих, но все они обыкновенно представляют не что иное, как неустановившуюся помесь, и исключения очень редки".
Имея безукоризненные знания полевого досуга гончих, большой опыт их разведения, Н. П. Кишенский, конечно, понимал всю шаткость своих теоретических выделений "коренных пород", почему уже через год в его статье "Выбор гончих" (18, с. 1 - 21) мы видим более реальное отражение действительного положения вещей: все российские гончие объединяются в три группы, и для каждой из них дается общее описание: "Группа первая заключает породы западных гончих. Группа вторая - породы восточных гончих. Группа третья - породы (или породу) брудастых гончих". В первую группу им отнесены: "1) Тяжелые польские, 2) Паратые польские и 3) Курляндские". "Ко второй группе принадлежат породы собственно русских гончих: 1) старинные русские, 2) русские пешие и 3) костромские". Интересно, что далее по тексту французские гончие без сомнения относятся к западным, но для английских места в этих трех группах не нашлось, и они рассматриваются отдельно.
В этой статье приводится и первое описание русской гончей, которое, по странному стечению обстоятельств, лишь изредка упоминалось позднее отдельными авторами, пишущими о гончих, но нигде больше, кроме как Л. П. Сабанеевым, не публиковалось, хотя написано Н. П. Кишенским для выставочных судей по просьбе Московского общества охоты и до 1925 года являлось практически единственным руководством по экспертизе на выставках этого общества. Вот этот текст:
"Голова. Нос плоский, волчий, выдающийся вперед нередко значительно, что особенно часто встречается у костромских; вздернут нос не бывает, а наоборот, большинство гончих горбоносо. Глаза или совсем желтые, или желтовато-карие. Череп с развитым гребнем, но лишь на затылке, от которого лоб идет постепенным скатом, и крутолобости, как у западных гончих, не бывает. Лоб и морда даже у старых гончих морщинисты не бывают, только у более сырых экземпляров к старости отвисают щеки, образуя от глаз вниз значительную складку. Уши всегда углом, короткие, достигают, не натягивая, только такой длины, что закрывают глаз; сидят, сравнительно с польскими, - высоко.
Колодка и ноги. Восточные гончие высокопереды, особенно кобели. Грудь не широка, но выпукла, ребра достигают до локотков всегда, но часто спускаются ниже пальца на два; зато некоторые из этих гончих сравнительно лещеваты. Ноги всегда толстокостные и лапистые (следистые, сравнительно с ростом); шпор никогда не имеют.
Гон. Короткий, хотя и встречается изредка малоизогнутый (только у некоторых костромских), но чаще изогнут очень сильно; все породы наклонны к крутогонности.
Псовина. На морде и ногах короткая, плотно прилегающая; на колодке грубая ость с густым и мягким подшерстком. Ость особенно груба и длинна по хребту и шее, на которой часто образует гриву, как у волка. Гон всегда густо одет, но без подвеса.
Масть. Основная масть восточных гончих - волчья; другие масти, которых они бывают, - только более или менее изменившаяся волчья, и расположение окраса остается неизменным. Черная масть всегда сохраняет серый или желто-бурый подшерсток, а грубая ость к корню тоже другого цвета. Подпалины никогда не бывают красные, но всегда желтые, бывают всех оттенков этого цвета, начиная еле заметным желтоватым, почти белым, и кончая темным, грязноватым, почти темно-серым. Особенность подпалин та, что они сливаются с остальной мастью и к оконечностям всегда светлее, нередко незаметно переходя в белый цвет. Резко отделенные подпалины бывают только на морде и щеках, и исключительно у гончих черных. Одноцветных багряных этих гончих не бывает; если же спина и багряная, то к оконечностям багряная масть переходит постепенно в более светлую желтую. Конец гона всегда белый.
Встречаются гончие и пегие или с белыми значительными отметинами, но от появления белых отметин не застрахован ни один вид домашних животных, и все-таки пегих восточных гончих признать за типичных нельзя". К этому описанию требуется только одно замечание, сделанное вскоре после публикации редактором журнала "Псовая и ружейная охота" К. В. Мошниным: "Терпимость, с которой автор, столь строгий в других отношениях к признакам типичности восточных гончих, относится к белым отметинам, есть, несомненно, с его стороны уступка личному вкусу. Белые отметины никогда не считались типичными для русских гончих.." (48, с. 328).
В следующей своей работе, "Опыте генеалогии coбак", Н. П. Кишенский развивает свою мысль о существенном различии между группами восточных и западных гончих. Но если, говоря о конкретных качествах, опираясь на описания реально существующих собак, он оставался обычно на достаточно объективных позициях, то, взявшись за теорию происхождения гончих, он - видимо, в силу своей страстности и увлеченности - довел ее до абсурда. По теории, выдвинутой Н. П. Кишенским, предки восточных и западных гончих - совершенно разные дикие виды семейства собачьих: буанзу из Индии - прародитель восточных, а гиеновая собака из Африки - западных гончих.
До столь смелого утверждения ни до, ни после Н. П. Кишенского не доводил своих изысканий никто, кроме Л. П. Сабанеева, принявшего эту версию в части признания буанзу предком костромской гончей. Но и Л. П. Сабанеев отнесся с сомнением к происхождению западной гончей от гиеновидной собаки и такого объяснения не принял (48, с. 151).
Индийский буанзу - это один из подвидов красного волка, относящегося к иному подсемейству и иному роду, чем домашние собаки, характерен существенными отличиями от них, и для любого сведущего в зоологии сама мысль о происхождении от этого зверя домашней собаки - недопустима по причине их систематической удаленности. Совершенно то же самое надо сказать и по поводу происхождения западных гончих от гиеновидной собаки. Кстати, в отличие от собак, волка и шакала, как красный волк, так и гиеновидная собака отличаются отсутствием нижних третьих коренных зубов, т. е. имеют 40 зубов, а не 42, а гиеновидная собака, кроме того, о четырех только пальцах на передних ногах. Сомнительно и объяснение происхождения костромской гончей от гончей из Центральной Азии, приведенной в Россию ордами татаро-монголов в XIII - XIV веках. Во всяком случае, сам Н. П. Кишенский во втором издании своего труда "Записки охотника Тверской губернии...", вышедшей в 1906 году отдельной книжкой под измененным названием "Ружейная охота с гончими", ни словом не обмолвился о своих теоретических изысканиях и недвусмысленно заявил: "У нас в России, где, по свойству охоты, требовалась гончая средней паратости, возможно более голосистая и способная к составлению громадных стай, возможно более выносливая, были выведены старинные русские и костромские гончие, соединяющие в себе вышепоименованные качества" (21, с. 4).
В 1890 году выходит другой классический труд о гончих - "Полное руководство ко псовой охоте" П. М. Губина. Эта книга, вместе с работами Н. П. Кишенского, вошла в золотой фонд литературы о гончих, открывающей нам пути познания истории породы. Работа П. М. Губина основательна, академична и, я не побоюсь сказать, представляет собой истинно научное исследование о псовой охоте, равного которому не было и нет в нашей отечественной литературе. Смущает только отсутствие упоминаний и ссылок на первые две работы Н. П. Кишенского; случившееся возможно по причине определенного снобизма этого автора - авторитета псовой охоты, проигнорировавшего суждения гончатника-ружейника. И надо сказать, что у П. М. Губина на это были основания, т. к. в некоторых вопросах псовой охоты Н. П. Кишенский проявил полное невежество - как, например, в предположении, будто в древние времена составлялись громадные многосотенные стаи гончих, со страшным ревом выгонявшие все живое из островов. Конечно, для знатока псовой охоты, прекрасно знающего принципы и возможности стайной работы гончих, это было по меньшей мере странным, т. к. количественный состав стаи имеет строго ограниченные пределы, продиктованные самой охотой.
П. М. Губин перечисляет: "...Употребительнейшими для псовой охоты в России были породы гончих собак следующие: Русская прямогонная, Русская крутогонная. Костромская, Русская брудастая, Арлекины, Польская и Английская" - т. е. семь пород. Но, как и Н. П. Кишенский, П. М. Губин признает, что в чистом виде эти породы практически не существуют: "Все породы гончих до такой степени перемешаны, что встретить чистокровную гончую собаку в настоящее время представляется несравненно труднее, чем встретить чистокровную борзую, то поэтому каждый псовый охотник должен быть как можно осторожнее при выборе собак для породы; и тем более, что никакая порода собак не скрывает так своей меси (по виду) как собаки гончие" (10, с. 32).
Несмотря на то, что Н. П. Кишенский и П. М. Губин совершенно игнорировали друг друга в своих работах, они писали в одно, по сути дела, время, а главное - об одних и тех же собаках, бывших тогда в России; каждый этих собак, сообразно своим представлениям, и систематизировал.
Так, "старинная русская гончая" по Н. П. Кишенскому, признаваемая им за наиболее древнюю породу на Руси, описывается у П. М. Губина под названием "русская прямогонная гончая". Как и Н. П. Кишенский, он подчеркивает древность этой гончей, ее главенствующую роль в создании всех последующих русских пород и практически полное ее исчезновение (так что и пишет-то о ней уже в прошедшем времени). Надо подчеркнуть, что описания этих гончих у обоих авторов в основном совпадают и вполне соответствуют типу "восточной гончей" по Н. П. Кишенскому. В описаниях есть расхождения только в мелких деталях, а в целом показана рослая, сравнительно высокая на ногах, могучая, звероватая гончая с относительно массивной толстомордой головой при небольшом клинообразном ухе и с серповидным гоном.
Особый интерес для нас представляет сравнение их описаний костромской гончей, о происхождении которой П. М. Губин прямо говорит: "Костромская гончая выведена в России, во времена довольно отдаленные, татарами-охотниками от меси Русских прямогонных гончих собак с ищейками, <...> т. е. особого рода дворняжками - лайками..." (10, с. 40), и прежде всего не с целью поиска расхождений, что сделал в свое время Н. П. Пахомов (39), а для нахождения общего в этих двух характеристиках.
У Н. П. Кишенского: "Голову костромских гончих можно сравнить с волчьей, особенно морда и нос... Череп узкий, борзоватый, с развитым гребнем на затылке... Уши маленькие, угольником, висячие; при возбужденном состоянии заворачиваются назад и прижимаются к шее, причем складываются как у борзой" (21, с. 10).
У П. М. Губина: "Голова - вострочутовата и составляет исключительный признак или особенность костромских гончих собак; во лбу между ушей широка, а к чутью сужена... Уши полувисячие и составляют исключительный признак единственной породы гончих костромских собак..." (10, с. 42).
Характеристики общего склада у Н. П. Кишенского: "Если глядеть на костромскую гончую издали, то она очень похожа на волка... Колодка замечательно развитая... Ноги толстые, сухие и мускулистые, сравнительно с колодкой несколько коротковаты, отчего собака кажется длинной... Хвост всегда короткий, толстый в начале и тонкий к концу, изогнут довольно круто... Псовина... на шее и спине - довольно длинная... на ляжках длинная, на хвосте очень густая..." (21, с.11). То же у П. М. Губина: "По виду костромская гончая среднего роста, длинновата и низка на ногах; при этом ребриста, широка и высокопереда. Кроме того, очень шерстиста, шерстистее пряногонной гончей... Гон - прямой, но более изогнутый и короткий, чем у прямогонных гончих, и притом постав гона более крутой..." (10, с. 42).
И здесь в основных породных характеристиках мы у обоих авторов видим описание практически одного типа гончей собаки: могучей, приземистой, высокопередой, тепло одетой, с подчеркнуто клиновидной головой с полустоячим или на хряще ухом и гоном в окороть.
Значительные расхождения мы находим у них только в описании "русской крутогонной" (по П. М. Губину) или "пешей" (по Н. П. Кишенскому) гончей.
По П. М. Губину, "русская крутогонная" гончая - это помесь русской прямогонной предположительно с мелкими французскими гончими. Она небольшая, с узкой головой, с большими навыкате глазами и с плотно лежащим, слегка закругленным среднего размера ухом, несколько приземиста, с гоном, круто загнутым на спине в кольцо (10, с.З6 - 40).
По Н. П. Кишенскому, "русская пешая" гончая - "продукт скрещивания костромского типа с северной собакой или промысловой лайкой... оставаясь в общем и в деталях восточной гончей, носит вместе с тем отпечаток лайки, даже гон... загнут, между тем, кольцом на спину, не уступая часто самым крючкохвостым лайкам..." (20).
И в этом случае, несмотря на уже достаточно резкие различия в описаниях, мы видим больше общего: речь идет о явно крючкохвостой гончей все того же восточного типа (но правды в объяснении ее происхождения скорее больше за Н. П. Кишенским).
Надо отдать должное этим авторам: они добросовестно описали известных гончих собак и, опираясь на свой опыт, попытались систематизировать их. И хотя каждый из них подчеркнуто игнорировал иные точки зрения, тем не менее они нарисовали нам в общем-то одну картину, которая, на мой взгляд, сводится к следующему.
Бесспорно, в России существовала особая разновидность аборигенной гончей, имевшая происхождение от предшествовавших ей более древних собак и отвечавшая признакам восточной гончей, описанной Н. П. Кишенским. Главное отличие ее от всех прочих заключалось в явном влиянии лайки - древнейшей охотничьей собаки угро-финнов, первых обитателей Русской равнины, на просторы которой задолго до возникновения русской государственности с юго-запада пришли восточные славяне, а затем, с юго-востока, и татары. Признаки лайки-остроушки во внешнем облике этой гончей весьма характерны: клинообразная голова, маленькое клинообразное ухо, высокопередость и своеобразный шерстяной покров создавали схожесть собаки с волком, так называемую звероватость. Как родимое пятно сопровождала ее постоянно и крутогонность. Возникла эта разновидность наверняка давно, во всяком случае значительно раньше 1810 года, когда впервые в литературе упоминаются ярославские и костромские гончие. Конечно, пород этих в нашем понимании тогда не существовало: были только разновидности гончих, которых можно было условно разделить по их внешним и внутренним качествам, т. к. собственно разведением занимались отдельные владельцы, руководствовавшиеся личными вкусами. Но тем не менее, по причине общности происхождения существовали, хотя и не резко очерченные, отдельные разновидности, которые при определенных допусках можно причислить к примитивным породам. Такую примитивную породу составляли и восточные гончие, имевшие общее (в достаточно широком смысле) происхождение, общие основные внешние и внутренние характеристики, но представленные в виде различных разновидностей по степени выраженности этих качеств. И, как мы видим из предшествующих описаний восточной гончей, на крайних пределах стояли старинная русская гончая и русская крутогонная. Костромская гончая занимает центральное положение как наиболее выраженный тип. Интересно, что старинная русская гончая в этом ряду (старинная - костромская - крутогонная) занимает периферийное положение как менее типичная, хотя и является, по общему признанию, родоначальницей все породной группы. К моменту описания этих разновидностей восточной гончей все авторы сходились в одном: старинная русская гончая практически исчезла, а костромская здравствует, широко распространена по причине своих полевых качеств и является практически единственной представительницей восточной гончей, поскольку крутогонная - вторая из существующих разновидностей - все-таки помесь, хотя и не совсем ясная по кровям.
Странно, что многие последующие авторы, и прежде всего Н. П. Пахомов, полностью отрицали существование костромской гончей, хотя охотники России весь XIX век держали собак этой породы, охотились с ними, разводили и не сомневались, с собаками какой породы имеют дело. Конечно, гончей, имеющей родиной только Костромскую губернию, не существовало, но была достаточно единообразная по своим качествам собака, возникшая по границе соприкосновения русских и татар с угро-финнами в северных и северо-восточных российских окраинах, к которой со временем пристало название "костромская". Что костромская гончая появилась с северо-востока России, ни у кого нет сомнения, как и в том, что старинная русская гончая собака по месту распространения занимала более южное и юго-западное положение. И это вполне объяснимо: территория, где раньше преобладала старинная русская гончая, потеряла угро-финнов с их собакой значительно раньше Ярославской и Костромской губерний, почему в облике этой разновидности меньше, чем в костромской, и проглядывалась лайка.
Становление породы
Существенное событие в истории русской гончей произошло в 1895 году, когда в декабрьской книге журнала "Природа и охота" было опубликовано "Описание типичных признаков современной русской гончей" П. Н. Белоусова и А. Д. Бибикова (3), которое в 1931 году Н. П. Пахомов назвал стандартом русской гончей. (Сами авторы "Описания..." были иного мнения: "Намеченные формы русской гончей поставлены преднамеренно в широкие рамки, признавая разнообразие видов современной гончей, не позволяющее подвести ее под одно какое-либо резко очерченное лекало... Вполне сознавая, что окончательно установить типичные признаки современной русской гончей возможно при общем содействии знатоков гончих, мы вносим лишь посильную лепту. Согласно постановлению Съезда псовых охотников, мы предлагаем это описание... на обсуждение Специальной комиссии Псового Отдела Императорского общества... Мы примем с признательностью указания компетентных охотников, направленные к выяснению вопроса о типе современной русской гончей").
Вот это описание.
"Голова - клинообразная, не дворноковатая, сухая и, пропорционально росту и колодке, не должна казаться большой.
Лоб плоский, шире между ушами, чем к чутью, и переходящий к нему незначительным переломом, без прилоби.
Затылок ограничивается или мало обозначенным соколком, или же скругленным закатом. Во всяком случае резко выраженный при узком лбе соколок есть порок для современной русской гончей.
Проточина, идущая от переносицы к затылку, не должна представляться во лбу глубокой ложбинкой, а начинаясь между глаз, она постепенно исчезает к затылку.
Чутье не короткое по отношению ко лбу, а удлиненное, сухое, не курносое, а прямое и даже лучше с горбинкой - не тупое.
Ноздри - черные, развитые, широкие и подвижные; самая оконечность носа несколько выдается вперед.
Губы или обтягивают чутье, или же свешиваются несколько (как это наблюдается у выжлецов), однако больших брылей и подбрудка не должно быть. Большие брыли, подбрудок - встречаются у гончих польских, французских.
Глаз - темный, карий, изредка желтоватый, но во всяком случае не белесоватый, не светлый, не круглый (свиной), не навыкате, средней величины, часто "на слезе. Разрез глаза - косой, не узкий.
Ухо - короткое, не мясистое, не на хряще, не свернутое в трубочку, прилегающее к щекам лопушком, - не круглое, а угольником. Ухо должно быть посажено не низко, не так, как, например, у французских гончих. У внимательно прислушивающейся гончей ухо вздергивается несколько назад, - стремоухость.
Шея - мускулистая, не короткая, покрытая длинной, щетинистой псовиной, иногда напоминающей собою гриву и баки волка (Добывай, чемпион П. Н. Белоусова).
Плечи - мускулисты.
Грудь - выпуклая, не узкая, но и не чрезвычайно широкая, напоминающая собою, особенно при вывернутых кнаружи локотках, бульдогов.
Ребро бочковато, спущено до локотков, - небольшой подрыв.
Паха у выжлецов небольшие, у выжловок более развиты.
Спина прямая или с напружиной, без переслежины, не растянутая; с развитыми почками, широкая. Низкопередость - порок.
Зад, соответственно переду, развитой, но у некоторых гончих, при кажущейся высокопередости, иногда представляется несколько беднее переда (волчий склад).
Колодка вообще должна быть не растянута, "сбита".
Ноги - сухие, костистые, мускулистые, пропорционально длинные, чтобы гончая казалась скорее приземистой - и во всяком случае не "вздернутой на ногах". Передние ноги совершенно прямые. Локотки не вывернуты. Задние ноги с развитыми черными мясами, с слегка выраженной коленкой, не лучковатые, без "коровинки" и без прибылых пальцев (без шпор). Лапа - следистая, кругловатая (не русачья); пальцы короткие, плотно прилегающие друг к другу: лапа "в комке".
Гон не низко посаженный, короткий, доходящий до колена, толстый, покрытый густою псовиною, пушистый, но без "подвеса", слегка серповидный; при возбужденном состоянии гончая его приподнимает и "носит круто". Гон не должен быть "в кольце" загнут на спину и не свален на сторону. Псовина на голове и ногах короткая, а остальная длиннее, и обязательно с мягким подшерстком; собака тепло одетая, по спине, гону и шее щетинистая, без брудастости.
Окрас - багряный с чепраком, иногда без чепрака; багряный с черною остью, а также сероватый и черный с желтыми, не резко ограниченными подпалинами.
Черный окрас должен быть обязательно без лоснящегося отлива, с неяркими желтыми или белесоватыми подпалинами. Белые отметины на груди (манишка) встречаются. Белых загривин, белизны ног, достигающей до колен, белого конца гона и вообще больших белых отметин - не должно быть.
При нечистопородности современной русской гончей, под чернопегим окрасом часто кроются разные вымески: англо-русские, французско-русские и т. д., а иногда может проскользнуть примесь даже и вовсе негончих собак (пойнтеров). Посему следовало бы к чернопегому окрасу относиться с большою осторожностью или же считать его менее типичным, чем багряный, чепрачный и даже черный. Чернопегие гончие И. А. Бурцева наиболее подходящи по типу к русским. Купленный П. Н. Белоусовым лучший смычок из этой стаи - Колотило и Помчишка - прекрасно гоняли, были злобны к волку и имели чудные голоса с "заливом".
Рост выжлецов около 15 вершков, а выжловок до 14.
Общий вид гончей русской во всяком случае не дворноковатый, как это проповедуют некоторые, а должен быть обязательно породный".
Уже при беглом сравнении этого описания с описанием восточной гончей Н. П. Кишенского прежде всего бросается в глаза, что под разными названиями описывается, по сути дела, одна гончая. Это суждение не пропадает и при более внимательном рассмотрении, хотя в этом случае можем отметить, что описание П. Н. Белоусова и А. Д. Бибикова более детализировано и пространно, а также найти и некоторые расхождения, о которых вполне определенно высказался в 1897 году Л. П. Сабанеев: "Как видно, описание это существенно не отличается от описания Н. П. Кишенского, только П. Н. Белоусов резко обозначенный соколок (затылочный гребень, остряк) считает пороком и допускает скругленный закат затылка, присущий только русской пешей гончей и указывающий близкое родство последней с северной собакой. То же самое можно сказать и относительно косого разреза глаз, который тоже свойственен последней породе. Бочковатое ребро, спущенное только до локотков, и небольшой подрыв - признаки подмеси тяжелых польских гончих. Что же касается белой загривины и белого конца гона, то эти признаки несомненно свойственны костромским гончим и могут быть скорее допущены, чем чернопегость, которая есть только дальнейшее развитие белых отметин" (48, с. 391).
Приводимые в тексте рисунки чемпиона Добывая П. Н. Белоусова, послужившего образцом для "Описания современной русской гончей", и костромской гончей дают нам возможность оценить правильность этих суждений. Я, к примеру, берусь утверждать, что эти две разные собаки все-таки одной породы, хотя и являются представителями разных типов в ней. О ч. Добывае можно сказать, что у него утрированно легкая для выжлеца голова - в сучьих ладах, он несколько цыбаст, т. е. вздернут на ногах, с глубоким, но тем не менее только едва достающим до локотка ребром, прибрюшист. Костромская гончая, напротив, с грубоватой головой, растянута и излишне низка на ногах. Если же сконцентрировать свое внимание на их окрасе, то, конечно, русской гончей, в понимании ныне действующего стандарта, будет только ч. Добывай. Вот здесь-то, по-моему, и кроется причина заблуждения Н. П. Пахомова, заявившего в 1931 году, что "Описание..." П. Н. Белоусова и А. Д. Бибикова от 1895 года есть первый стандарт русской гончей. Не надо забывать, что если окрас ч. Добывая и подходил, с некоторой натяжкой, под действующий ныне стандарт русской гончей, то набор окрасов как "восточной гончей" Н. П. Кишенского, так и "современной русской гончей" П. Н. Белоусова и А. Д. Бибикова включают в себя, наряду с чепрачной, багряной и сероватой, также черную, пегую или с большими белыми отметинами масти. Так что с позиции окрасов "Описание современной русской гончей" вполне соответствует требованиям стандартизированной у нас в 1925 году породы англо-русской (русской пегой) и многим другим породам иностранных - нерусских - гончих.
В ряду литературы о гончих нельзя не упомянуть и книгу барона Г. Д. Розена "История гончих собак" (45), вышедшую в 1896 году и представляющую из себя довольно легковесную и несерьезную компиляцию, прошедшую в общем-то незаметно, но вызвавшую затем диаметрально противоположные оценки наших признанных авторитетов: в 1897 году Л. П. Сабанеев подвергает ее уничижительной критике за плохое знание предмета (а заодно и неграмотность переводов цитируемых текстов), а Н. П. Пахомов в 1931 г. говорит о ней в общем-то с похвалой, видимо, видя основную заслугу автора в повторении описания "современной русской гончей".
Но прежде всего для нас интересны работы Л. П. Сабанеева - вышедшие в 1897 году исследования о восточных гончих (48). Их автор, высокообразованный, эрудированный и прекрасно знающий предмет изучения специалист, очень основателен в изложении фактов, критичен в отношении используемых источников, последователен в построении истории возникновения и становления русских гончих. Но, на мой взгляд, в отправных пунктах своей теории Л. П. Сабанеев допустил несколько ошибок, из которых я считаю необходимым остановиться на следующих.
Если его заявление, что первые печатные изданиях описывают под названиями пород русских гончих (ярославских, костромских) собак западного типа, еще можно толковать с разных позиций, то с предположениями о происхождении восточной гончей от буанзу, а костромской - от татарской гончей родом из Центральной Азии, согласиться нельзя.
Более сложен вопрос с объяснением происхождения восточной гончей из Центральной Азии. Во-первых, Л. П. Сабанеев, говоря о старинных русских гончих и относя их к восточным, явно путается. В одном месте он пишет, что "<...> чисто русские бояре и дворяне <...> охотились <...> с туземными породами гончих, образовавшимися от смешения собак северного волчьего типа с татарскими (вернее было бы - татаро-монгольскими. - Р. Ш.) гончими - так наз. старинными русскими и крутогонными гончими" (48, с. 372), т. е. само смешение произошло во времена монгольского ига (XIII - XIV века), a в другом - "<...> эта порода <...> действительно имеет право называться старинной, так как в основание ее легла туземная раса зверовых собак, употреблявшихся еще в Древней Руси для охоты на крупного зверя" (48, с. 401), т. е. порода в основных, определяющих чертах сформировалась значительно раньше. Это одно из слабых мест в доказательствах Л. П. Сабанеева, когда, увлеченный теорией происхождения западной и восточной гончей не только от разных породных групп внутри биологического вида собак, но даже от разных диких видов семейства собачьих, он вступает в противоречие с мнением всех предшествующих авторов об аборигенном и более древнем происхождении этой породы - вне сомнения, более древнем, чем появление костромской (по Сабанееву, татарской) гончей. Это, если можно так сказать, определенная подгонка материала под теорию.
Есть в этой теории и неявная ошибка, приведшая, тем не менее, к полному искажению картины появления гончей на Руси. Дело в том, что этнонимом "татары" в разные времена обозначались различные этнические группы. Татаро-монголы, покорившие русское государство в XIII веке и получавшие с него дань 200 лет, совсем не те "татары", столицу и государство которых разрушил в 1552 году Иван Грозный, после чего и рассеял их по Костромской, Нижегородской и Ярославской губерниям. Эти татары - потомки булгар (болгар), завоевавших в VII - VIII веках поволжские земли древних волжско-финских племен, прародителей марийцев, мордвы, удмуртов, и ассимилировавших их. Они со временем из кочевников превратились в земледельцев и в IX - X веках, приняв ислам, основали мощное государство Волжско-Камскую Булгарию. Представлять современных татар прямыми потомками татаро-монголов Чингисхана так же абсурдно, как и русских - прямыми потомками какого-нибудь одного славянского племени, например, полян.
Формирование этнической однородности волжских булгар происходило практически в одно время со становлением русской нации (и русской государственности) в IX - XII веках - и, конечно, при их взаимном влиянии друг на друга. Периоды замирении сменялись враждой, которая, при изменении внешних обстоятельств, переходила в дружбу. Монголо-татарское нашествие захлестнуло оба государства, но их народы сохранили, хотя и в разной степени, этническую и культурную целостность.
Главная ошибка Л. П. Сабанеева в том, что он, не подвергая никакому сомнению наличие мордашей и северной собаки типа лайки на Руси до нашествия монголов, появление настоящих гончих и борзых привязывает только к XIII веку - к началу их эашествия. Прав он только в одном: борзые пришли к татарам от магометан Западной Азии, но пришли то они не к татаро-монголам, а к булгарам, причем задолго до монгольского нашествия, вероятнее всего, в процессе общего культурного воздействия в IX веке, наиболее ярким результатом которого было, безусловно, принятие волжскими булгарами ислама. Также задолго до монголов борзые могли попасть, через булгар, и к русским.
Но если версию получения Россией борзой с востока, с внесенными мною уточнениями, можно принять как вполне убедительную, то появление гончей на Русской равнине с просторов Центральной Азии совершенно нереально. Нет никаких исторических доказательств, что кочевники Великой степи, как и их потомки, пользовались на охоте гончей собакой раньше, чем она появилась на Руси. Резко континентальный климат и крайняя сухость воздуха и почвы при постоянных ветрах на просторах сухих степей и полупустынь Центральной Азии создают совершенно невозможные условия для продолжительной работы по следу - работы гончей. Даже степи Русской равнины или Предкавказья мало пригодны для их использования, о чем очень обоснованно и с большим знанием дела написана сравнительно недавно опубликованная статья В. Подсевалова "С гончей в степи" (40). Степь - это стихия пастушьей собаки и борзой, но не гончей. Есть много свидетельств, что наиболее любимым способом охоты у монголо-татар была облава, когда, составляя огромный круг, ее участники с диким криком при звуках оружия и труб гнали зверей к ханской ставке - какие уж тут гончие!..
Гончая, вероятнее всего, появилась у булгар с запада, от русских, и примерно в то же время этот путь, но в обратную сторону, проделала борзая. А покорение Казанского ханства только ускорило слияние двух охотничьих культур в культуру псовой охоты.
Л. П. Сабанеев, опираясь на сообщение известного путешественника, знатока Китая М. М. Березовского, называет породу махугоу (китайская гончая) из страны Лоло в центре Китая как исходную форму татарской гончей. Довод этот мало убедителен, т. к., во-первых, почти нет материала для каких-либо выводов (М. М. Березовский "видел одного старого, по-видимому породистого, кобеля и двух 6 - 7-месячных сук, хотя и нечистокровных, но сохранивших тип"); и, во-вторых, собаки, которых М. М. Березовскому удалось наблюдать на охоте ("по внешности они напоминали гончих со значительной посторонней примесью"), "найдя свежий след, некоторые, но немногие... подают голос" (48, 330 - 331) - иными словами, ведут себя на следу как многие деревенские дворняжки.
Есть и еще одна ошибка в прекрасных в целом исследованиях о русской гончей Л. П. Сабанеева, которую я не могу здесь не указать. Л. П. Сабанеев не раз подчеркивает, что скрещивание русских гончих с польскими и английскими принесло им невосполнимый вред и губительно сказалось на их рабочих качествах, хотя и признает, что эти помеси, особенно с польскими, были полезны для ружейников, а, по его выражению, "ружейные охотники и практически и теоретически сделали гораздо более, чем псовые" (46, с. 349). Защищая русскую собаку псовой охоты, он не приемлет прилития к ней крови английской гончей для увеличения вязкости и общего послушания, а польской - для повышения чутья и снижения паратости в интересах гончатников-ружейников.
Но это уже веление времени: после 1861 г. надо было, забыв о стаях псовой охоты, переходить к охоте в несколько смычков, а подчас и с одной собакой, что возможно было только при вязкой, чутьистой и голосистой гончей средней ноги, которую без примеси польской крови получить было трудно.
Н. П. Пахомов в 1931 году провел интересную работу по анализу всех 50 дореволюционных каталогов московских выставок (37 - Императорского общества, проводившихся с 1874 года, и 13 - Московского общества, начавшего их проводить с 1889 года) в целях поиска наименований конкретных пород, выделенных экспертами, оценивавшими о гончих. Так вот, на этих 50 выставках прошло экспертизу более 4000 гончих самых разных и известных охот. В каталогах ни разу не встречаются названия пород "старинная русская", "русская прямогонная" или "русская крутогонная", только к двум выжлецам применен термин "русская пешая гончая", "зато встречаются часто: англо-русские, костромские, арлекины, польские, польско-русские и наконец название просто русских гончих, которого ни у Губина, ни у Кишенского, мы не встречаем". Странно, но разыскивая термин "русская" по московским каталогам, Н. П. Пахомов только вскользь поминает понятие "восточная гончая", объясняя появление его как вынужденный шаг Н. П. Кишенского и совершенно неправильно толкуя, что этот тип гончих "не может быть назван восточным, ибо в это понятие входят и арлекины и брудастая гончая", идя в этом заявлении против очевидных фактов.
Это суждение противоречит, прежде всего, Правилам выставок собак Московского общества охоты, утвержденным 28 мая 1899 года (42), в которых впервые приводятся как обязательные Правила экспертизы отдела гончих. Вот их основные положения:
" <...> §5. Ввиду смешения пород современных гончих и желания большинства любителей приблизиться в своих собаках к почти утраченному типу русских гончих, все представленные на выставку гончие делятся на следующие группы по преобладающим внешним их признакам:
- Восточные гончие.
- Западные гончие.
- Английские гончие.
- Арлекины и их помеси с восточными.
- Брудастые гончие.
- Польско-русские гончие и
- Англо-русские гончие.
§6. Такому подразделению на группы подвергаются все выставленные гончие. <...>