Жильсон Этьен Философия в средние века

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 80 81 82 83 84 85 86 87 ... 91

Глава X. Возвращение светской лит-ры и итоги философии средних веков 574

Юстина до конца XIV века и история которого без всяких натяжек показывает, что оно не перестало расти и в наши дни. Ведь здесь недостаточно говорить о выживании. Их теология не давит на католиков мертвым грузом, который они несут, не зная о его происхождении. Для них нет ничего более живого и актуального, а что касается их познания, то сравнение в целом католиков XIII века с католиками наших дней будет, возможно, не в пользу первых. Если добавить, что теология святых отцов и учителей действует и за пределами католической церкви, что англиканская церковь, например, практически не имеет никакой другой, а кальвинизм и бесчисленные секты отчасти все же находятся в зоне ее влияния, то мы, безусловно, сделаем решительный вывод: если бы от средних веков у нас не осталось ничего, кроме теологических учений, то средневековое мышление все равно продолжало бы быть сейчас громадной социальной силой и одной из доминант нашей цивилизации.

Но средние века оставили не только теологию: сами теологические направления питались чисто рациональными положениями, что раскрывает история философии в собственном смысле слова. Была ли эта интеграция философии с трудами теологов причиной ее отставания или прогресса, либо теология в конце концов отдала философии свои открытия — об этом много дискутировали, так и не придя к согласию. «Философия многое дала религиям, — говорил Орео, — она ничего им не должна». Может быть, но хотелось бы иметь доказательства, и к тому же проблема гораздо сложнее. Чтобы узнать, действительно ли философские положения средневековья (по крайней мере некоторые) что-то добавили к наследию древнегреческой философии, следует спросить себя: является ли современная философия продолжением греческой философии, если предположить, что средних веков не существовало вовсе? Это — огромный вопрос, на который нельзя ответить в данной книге, но из которого по меньшей мере можно заклю-

чить, что положение дел иногда до предела упрощалось. Если — в чем нельзя сомневаться — картезианство было философской революцией, то оно было ею не в этом отношении. Разрыв, который полагают увидеть между средними веками, наполненными теологией без философии, и современным миром, занятым одной философией без теологии, соответствует лишь внешней видимости. Единственные современные философы, которые радикально устранили теологию, — это те, кто устранил также и метафизику, но некоторые из них, в частности Кант и Конт, вернулись к теологии окольными путями. Что же касается тех, кто, напротив, стремился к метафизике, поддержал или восстановил ее,—все они должны были строить естественную теологию, обосновавшись на той же почве, которая с XII до XIV века была неделимой собственностью философа и теолога. Если средние века изобилуют теологами-философами, в современном мире нет недостатка в философах-теологах.

Неужели никто не видел границ между философией и теологией, спрашивал, впрочем, сам Орео, и можно ли утверждать, что таковые существуют? Да, они существуют, но всякая граница является одновременно пропускным пунктом и разделительной линией. Теология может обойтись без философских дисциплин, говорит св. Фома в своей «Сумме теологии» (I, 1,5 ad 2m), ибо не от них, а от Бога черпает она свои принципы, но ей удобно пользоваться принципами философии. Но как бы философия пользовалась теологическими принципами, если— исходя из факта, что она обслуживается ими, — она перестает быть философией из-за того, чем она пользуется, и, следовательно, перестает существовать? Когда Декарт говорит, что он «всегда полагал, что существуют два основных вопроса — о Боге и душе — среди тех, кои надлежит доказывать скорее доводами философии, нежели теологии»*, то он, в свою очередь, тоже устанавливает границу. Но ведь это — та же самая граница, о

575

3. Итоги средневековой мысли

которой говорил св. Фома. И Декарт придерживается того же мнения, ибо для св. Фомы, как и для Декарта, существование Бога и бессмертие души суть проблемы по своему существу философские. Итак, философ и теолог рассматривают одни и те же проблемы, рассматривают их посредством одного и того же естественного разума, а их различные доказательства лишь подтверждают тождественные выводы. Кто-нибудь возразит: безусловно, но там, где речь заходит о философии, св. Фома философствует как христианин. Это верно, но то же самое делает и Декарт. Он пишет: «Что же касается души, то, хотя многие считают исследование ее природы делом нелегким, а некоторые даже осмеливаются утверждать, будто, согласно доводам человеческого разума, она погибает вместе с телом, и противоположный взгляд зиждется только на вере, все же — поскольку Латеранский собор, состоявшийся при Льве X, на восьмом своем заседании осудил такие воззрения и ясно предписал христианским философам опровергать подобные аргументы и по мере сил выявлять истину, — я не усомнился приступить к этой теме в данном сочинении»*. Когда его «Размышления» отступают от требований Собора, этот «христианский философ» переходит границу в другую сторону. Построить для теологии преамбулы веры, даже если философ — Декарт, есть дело теолога.

Было бы полезно расширить спор, рассмотрев само содержание современной метафизики. На вопрос: «Пришла ли современная философия после греческой философии к тому, что средневековых теологических учений как бы не существовало?» — можно ответить другим вопросом: «На кого более походит Бог Декарта, Паскаля, Мальбранша и Беркли — на Бога Аристотеля, Бога св. Павла, св. Августина или св. Фомы Аквинс-кого»? Вряд ли кто осмелится спрашивать у историков современной философии, уверены ли они, что теология Оккама не дошла благодаря своему номинализму до Локка, а через Локка — до Дэвида Юма; но они ста-

нут невразумительно объяснять метафизику Мальбранша, не произнося имени св. Августина. Не слишком обостряя своего внимания, они, несомненно, поднимутся выше по исторической лестнице, — возможно, до наших дней. Из тех наших современников, кто пользуется свободой мысли для того, чтобы считать устаревшими первые положения томистской метафизики, и из тех, кто пользуется ими, чтобы оправдать существование любой метафизики, самые «современные», быть может, не те, кого мы имеем в виду. Обычные пережитки, говорят они; но пережить — значит жить: это единственное найденное до сих пор средство избежать смерти.

Не случайно некоторые идеи, которые рассматривались как характерные для современной науки и философии, возникли в средние века. Это не был блестящий период развития философии, за которым последовал длительный упадок. XIII век — классическая эпоха схоластики — не был той вершиной, за которой последовал период упадка. Но исходя из проблем, поставленных этим веком в соответствии со своими собственными требованиями, философы XIV века преподнесут с явно ощутимым духом докт-ринальной преемственности новые решения этих старых проблем. Ценой непрерывных усилий, предпринимаемых в течение нескольких столетий, и как бы движимая одним порывом средневековая философия превзошла Аристотеля, после того как освоила его учение и заложила основы философии нового времени. Это значит, что общепринятая историческая перспектива проистекает из заблуждения относительно реального порядка наследования доктрин. Нет ничего более ложного, чем считать средневековую философию эпизодом, нашедшим завершение в себе самом, эпизодом, который можно обойти молчанием, обрисовывая историю идей. Именно средние века стали временем появления философских и научных доктрин**, которые, как иногда говорят, как бы превосходили силы этой эпохи; именно тогда подвергали критике интенциональные

Глава X. Возвращение светской лит-ры и итоги философии средних веков 576

виды, видообразующие формы и прочие реалистические абстракции; наконец, именно тогда впервые распространилась философия, свободная от всякого авторитета, даже человеческого. Так что следует отнести к области легенд историю возрождения мысли, которая пришла на смену векам сна, темноты и заблуждений. Современная философия не должна вести борьбу, чтобы отстоять свои права разума против средневековья — наоборот, средние века завоевали для нее эти права; XVII век, воображавший, что он уничтожил труд предшествующих веков, лишь продолжал его.

Преемственность между XIV веком и последующими веками, с которой мы сталкиваемся на почве философии в собственном смысле, более ощутима в сфере культуры. Рассматриваемая в целом, история вырисовывается как огромная кривая, которая начиналась с римской культуры свободных искусств, проходит через творчество св. Августина, достигает Англии времен Беды Достопочтенного и Алкуина, в IX веке возвращается на континент, выживает там вплоть до подъема в XII столетии, затем после пережитого ею затмения в XIII веке она снова появляется сначала в Италии вместе с Петраркой, а вскоре — во Франции с Петром из Альи, Жерсоном, Клеманжем и их последователями. Область, охватываемая этой культурой, есть сфера того, что можно назвать западной цивилизацией, и почти вся она простирается к западу от limes germanicus (германской границы). Ее начали создавать в 83 г. при императоре Домициане и закончили к концу II века. Эта фортификационная линия обозначила крайний предел римского продвижения в Европе, а то, что не смогли завоевать римские армии, никогда не было в полной мере охвачено римской культурой. Все учебные центры до XIV века располагались внутри limes germanicus, и последствия этого факта еще не вполне исчерпаны. «Через германскую душу, как и через германскую землю, — говорит историк Герман Хефеле, — limes все

еще проходит — под тем же небом и в том же психологическом пространстве; роман-екая реальность существует в стороне от германской реальности». Кто не признает сейчас единства римской культуры по эту сторону римского limes? И все же, будутщ сведенной в это единство, какое разнообразие и какое богатство дополнительных даров она демонстрирует! В IX веке ирландец Иоанн Скот Эриугена создает прообраз платонизма Беркли. В XII веке Испания одновременно служит и преградой, и мостом между миром ислама и христианским миром. С XIII века, вопреки тому, во что верит столько историков, англосаксонское мышление уже полностью проявляет себя у Роберта Гроссетеста и Роджера Бэкона, у которых неразрывно сочетаются научный эмпиризм, утилитаризм и религиозный мистицизм. Италия преподносит лучшие плоды своей мысли в обширных теологичес-куих учениях Фомы Аквинского и св. Бо-навентуры или, как в шедевре Данте, возводит до уровня гениальности смысл устроения и архитектонического упорядочения идей: соборы из камня — это французское, но соборы из идей — это итальянское. Неизмеримое трудовое усердие, забота об энциклопедической и в то же время исчерпывающей информации, которые представлены в трудах Альберта Великого, где из массы собранных фактов непосредственно рождается мистика, — это уже характеристики Германии. Наконец, Франция выходит из средневековья созданной по образу и подобию схоластики, избранной землею которой она стала. В XIII веке из Парижа — матери европейских университетов — Франция распространяет по всему миру общую истину, которая обосновывает и определяет христианство; Франция уже навеки прониклась мессианской мечтой о человечестве, организованном и сохраняемом благодаря чисто умопостигаемым связям единой истины. Даже до сегодняшнего дня она сохранила от средних веков глубокое убеждение в том, что всяка

577

3. Итоги средневековой мысли

социальная система базируется на системе идей. Как партийная доктрина есть само единство партии, так единство всех людей может установиться только благодаря согласию всех умов. Давняя мечта о Парижском университете, который прежде был университетом Церкви, до сих пор гнездится в сознании каждого француза: мыслить истинное для всего человечества, формирующегося при том единственном ограничении, которое накладывает на него принятие истинного. Отсюда, кстати, наша прирожденная склонность к абстракции, к априорным

рассуждениям, к логической ясности и наша привычка, весьма удивительная для англосаксонских умов, управлять своим поведением на основе абстрактных принципов, вместо того чтобы подчиняться требованиям фактов. Для любой западной мысли игнорировать собственное средневековье — значит игнорировать самоё себя. Мало сказать, что XIII век пребывает перед нами: он — в нас, и мы не избавимся от нашей истории, отрицая ее, как человек не может быть отделен от предшествующих лет своей жизни, забывая свое прошлое.

Часть 34 Примечания

ПРИМЕЧАНИЯ

Примечания к книге Этьена Жильсона составлены с целью не только дать краткие персоналии и пояснения терминов, но и обратить внимание читателя на особенности философствования тех или иных мыслителей средневековья, которые по тем или иным причинам остались вне поля зрения Жильсона. Это позволит взглянуть на занимавшие философов того времени проблемы с разных позиций и создаст возможности для сопоставлений путей их анализа.

Необходимо было также дать сведения об имеющихся переводах средневековых трактатов и литературе на русском языке. Список литературы не претендует на полноту, поскольку многие указываемые издания сопровождаются обширной библиографией. Однако мы старались дать широкий спектр изданий последних двух веков чтобы прояснить пути, по которым развивалась отечественная философия «в поисках утраченного средневековья». Читатель обнаружит, что наибольшее число переводов возникло на рубеже XIX — XX веков, когда российская философская мысль в поисках всеединства исследовала в том числе и католическую традицию. К тому же святоотеческая литература появилась до разделения церквей, чем также можно объяснить значительный массив переводов ее на русский язык. Сформировалась блестящая школа медиевистов во главе с И. М. Гревсом, исследовавшая средневековую мысль, во многом предвосхитив современную школу «Анналов» (О. А. Добиаш-Рож-дественская, Л. П. Карсавин, П. М. Бицилли, Г. П. Федотов). Их труды, например «Культура западноевропейского средневековья» О. А. Добиаш-Рождественской (М., 1987), «Элементы средневековой культуры» П. М. Бицилли (СПб., 1995), а еще лучше — в свете эволюционистских идей книги Э. Жильсона — «Падение Римской империи» П. М. Бицилли (Одесса, 1919), книга не переизданная и не оцененная, «Культура средних веков» Л. П. Карсавина (Пг., 1918), — все они вполне могут служить основополагающими трудами, представляющими яркую картину средневекового мира.

До недавнего времени было гораздо меньше переводов текстов, представляющих не патристику, а собственно средневековье. Этот пробел значительно сузился в 90-е годы XX века за счет издания переводов трактатов Боэция, некоторых трудов, принадлежащих философам Каролингского возрождения, Эриугены, Ансельма Кентерберий-ского, Гильома из Шампо, Петра Абеляра, Гильберта Порретанского, Фомы Аквинско-го, Бонавентуры. Но были мало исследованы и не переведены труды философов позднего средневековья. Сейчас в этом направлении также проведена большая работа: появилась двухтомная «Антология средневековой мысли. Теология и философия европейского средневековья», где помещены большие фрагменты прежде не переводившихся на русский язык трактатов Раймонда Луллия, Роджера Бэкона, Иоанна Дунса Скота, Уильяма Оккама и немецких мистиков. Изданы переводы Боэция Дакийского, Фомы Аквинского, Матфея из Акваспарты, Иоанна Дунса Скота, Уильяма Оккама.

Примечания призваны отразить и параллелизм исследований средневековой философии и исследовательские провалы: чем дальше от XII в. уходит мысль Э. Жильсона, тем свободнее она располагается на страницах, не прерываемая значками примечаний.

Переводы латинских выражений даются в основном в тех случаях, когда их смысл и значение отличаются от их интерпретации Э. Жильсоном.

Цитаты из Священного Писания и названия библейских книг приводятся в том виде, в каком они существуют в католическом Священном Писании. Разночтения относительно синодального православного текста Библии даются в примечаниях, чтобы читатель понял их различие.

Примечания переводчика оговорены специально.

Перевод осуществлен по третьему изданию книги: Jilson E. La Philosophic au moyen age (Des origines patristiques a la fin du XIVе siecle). P.: Payot, 1947 — 782 p.

597

С. 5. *Алкуин (ок. 735—804), которому посвящена книга, был галльским теологом, по происхождению англосаксом, другом Карла Великого. Считается одним из родоначальников западноевропейской средневековой образованности. Посвящение написано автором на латыни.

ВВЕДЕНИЕ

С. 8. *Аверроэс, штИбнРушд (1126—1198) — арабский философ-перипатетик из Кордовы, был придворным врачом и судьей, толкователь Аристотеля (в средние века его называли Комментатором). В трактате «Опровержение опровержения» отвергал нападки на философию арабского мистика и теоретика суффизма Мухаммеда Газали (Абу Хамида). Его подразделение религии на рациональную, доступную образованным людям, и образно-аллегорическую, доступную всем, легло в основание учения о двойственности истины, которое распространилось в Западной Европе в XIII в. См.: Аверроэс. Опровержение опровержения. Киев — СПб., 1999.

С. 9. *Притч. 24:12; Иер. 20:12; Пс. 7:10.

С. 10. *Ноэза, или ноэзис (мышление, постижение, разумение) и ноэма (мыслимое содержание, мысль) — термины платоновской и аристотелевской философии. Платон понимает ноэзу как постижение сущности, идеи, основанное на созерцательной природе разума, а ноэму — как постижение многообразия вещей, взятых в их единстве.

С. 11. *В синодальном издании отсутствуют слова «совершенство» и «разумом» (Рим. 1,18—20).

С. 12. -"Бонифаций VIII (ок. 1235—1303) — римский папа (с 1294). Отстаивал верховенство церковной власти над светской. В борьбе с французским королем Филиппом IV Красивым, которого Бонифаций предал анафеме, потерпел поражение, что привело к Авиньонскому пленению пап.

**Сикст V (1520—1590) — римский папа (с 1585), с именем которого связано повышение уровня общественного благосостояния в Папской области, покровительство образованию, в частности расширение Ватиканской библиотеки и открытие типографии для издания сочинений церковных писателей. Стремился к расширению светской и церковной власти папства, преследовал протестантизм, отлучив от церкви Елизавету I Английскую и Генриха Наваррского.

Примечани

ГЛАВА ПЕРВАЯ

С. 14. *Квадрат, или Кодрат (Quadratus) — по свидетельству Иеронима, первый апологет древней христианской церкви начала II века. Исторические сведения о нем скудны. Ему приписывается защита христианства перед римским судом. От апологии «В защиту нашей веры», написанной в форме прошения, сохранился отрывок, который приводится в «Церковной истории» Евсе-вия Памфила (Кесарийского): «Дела нашего Спасителя всегда были очевидны, ибо были действительными: людей, которых Он исцелил, которых воскресил, видели не только в минуту их исцеления или воскрешения; они все время были на глазах не только когда Спаситель пребывал на земле, но и жили достаточно долго и после Его Воскресения, некоторые дожили и до наших времен». (Евсевий Памфил. Церковная история. М., 1993. С. 121).

**Аристид — апологет первой четверти II века. Как и у Кодрата, его апология написана в форме прошения.

***«Пастырь» Ермы (или Гермы, Эрма) опубликован в следующих источниках: Памятники христианской письменности. М., 1866; Ранние отцы Церкви. Брюссель, 1988. О нем см.: Свен-цицкая И. С. Тайные писания первых христиан. М., 1980; Неретина С. С. Верующий разум. К истории средневековой философии. Архангельск, 1995. «Пастырь» Ермы можно назвать «апокрифическим апокалипсисом». Он состоит из трех частей: видений, заповедей, подобий. Их главным «персонажем» является книга или слово, окруженные соответствующей атрибутикой: им подобают кафедры, определенная интонация, жесты и положения. Многочисленные подробности видений, сохранение в них прямой диалогизирую-щей речи сообщают им достоверность наивысшей реальности. Ерма в видениях предстает человеком, страдающим от малейшей неправды, устрашенным ее ничтожностью, способной, однако, перерешить его судьбу целиком и полностью. Нравственная простота души осмысляется им как принадлежность верующего, именно она становится предметом его мысли. В одном из видений мир представляется как храм, у подножия которого человек очищается от грехов. Сам храм представлен через систему аллегорий, метафор, аналогий: храм — это каменная башня; камни — люди; квадратные и белые камни — апостолы и епископы; камни, извлекаемые из глубины, —

Примечания 598

мученики; камни, рассекаемые и отброшенные — притворно верующие и пр. Женщины, окружающие башню, — Вера, Воздержание, Простота, Невинность, Скромность, Знание, Любовь. Они обладают одинаковой силой и представляют этические императивы.

**** из ничего (лат.).

***** О Юстине (Иустине) см.: Ранние отцы Церкви. Брюссель, 1988; Майоров Г. Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 1979; Амман А. Путь отцов. Краткое введение в пастристику. М., 1994; Неретина С. С. Верующий разум. К истории средневековой философии. Архангельск, 1995; Болотов В. В. Учение Оригена о Св. Троице // Болотов В. В. Собр. церковно-исторических трудов: В 8 т. Т. 1. М., 1999.

****** Обе «Апологии» Юстина опубликованы в кн.: Ранние отцы Церкви. Брюссель, 1988. См. также: Иустин Философ. Разговор с Трифоном Иудеанином о истине христианского закона. Пер. с греч. Иринея, архиепископа Тверского и Кашинского. СПб., 1797 (репринтное изд.: Коломна, 1995); Сочинения св. Иустина, философа и мученика. М., 1863.

С. 15. * См.: Иустин Философ. Разговор с Трифоном Иудеанином об истине христианского закона. С. 11.

** Там же. С. 25.

*** Ср.: «Мы научены, что Христос есть перворожденный Бога, и мы выше объявили, что Он есть Слово, коему причастен весь род человеческий» {Иустин Философ. Апология I // Ранние отцы церкви. С. 316).

Blog

Жильсон Этьен Философия в средние века

Содержание