Правозащитные отношения: вопросы теории и методологии 12. 00. 01 теория и история права и государства; история учений о праве и государстве

Вид материалаДиссертация

Содержание


В первом параграфе – «Общетеоретические основы предпосылок правозащитных отношений»
Общие правозащитные нормы
Правовая декларация
Правовые принципы
Правозащитные нормы конкретного содержания –
Четвертый параграф – «Объект правозащитных отношений»
Подобный материал:
1   2   3   4
Глава вторая – «Предпосылки правозащитных отношений» посвящена исследованию вопросов о тех необходимых условиях, при наличии которых правозащитные отношения возникают, изменяются и прекращаются. Характер и особенности этих условий напрямую связаны с юридической природой правозащитных отношений, формами их бытия и динамикой правозащитной связи человека с государством в юридической действительности. Их теоретический анализ диктуется, с одной стороны, логикой их научного познания, а с другой – потребностями практики в должной организационно-правовой оснащенности правозащитной взаимосвязи человека и государства.

В первом параграфе – «Общетеоретические основы предпосылок правозащитных отношений» автор обращает внимание на то, что проблематика предпосылок правозащитных отношений пока не приобрела в юридической науке статуса, адекватного своей значимости. Об этом свидетельствует как отсутствие специальных исследований об их характере и содержании, так и появление в научной литературе отдельных суждений, которые, в одних случаях, недостаточно обоснованы, а в других – расплывчаты и по своему содержанию беспредметны.

Существование правозащитного отношения, как и любого другого правоотношения, не может быть объяснено наличием только одного права человека на защиту закона, оно также не является и проявлением исключительно доброй воли государства. Возникновение правозащитного отношения – юридическая закономерность, имеющая под собой строго определенные предпосылки, формирование которых есть, в то же время, и начало складывания системы их правового регулирования.

В юридической науке признано, что предпосылки правовых отношений – это необходимые и достаточные условия для их возникновения.

Соглашаясь в целом с таким пониманием существа предпосылок правоотношений, но имея в виду специфику правозащитных отношений, а также отсутствие в правоведении сколь-нибудь содержательных представлений о необходимых условиях их возникновения, развития и прекращения, диссертант полагает необходимым первоначально исследовать данную проблему в плоскости её общетеоретических основ. В этой связи автор рассматривает следующие вопросы.

Во-первых, со строгих научно-понятийных позиций теории правовой нормы категория «норма права» не исчерпывает всего содержания нормативной предпосылки правоотношений, поскольку нормативной способностью обладают и такие виды нормативно-правовых предписаний, как правовые декларации и правовые принципы (Н.Н. Вопленко, М.Л. Давыдова).

Один из вариантов выхода из сложившейся ситуации, например, Р.В. Шагиева видит в отказе от использования понятия «нормативно-правовое предписание» для характеристики нормативного содержания права, поскольку именно оно, это понятие, делает неубедительным тезис о том, что в праве, кроме норм, нет иных нормативных регуляторов. Пытаясь обосновать свою позицию, она указывает на то, что «использование понятия «предписание» вместо категории «правовая норма», отражающей объективно существующую клеточку права, приводит к смешению внутренней и внешней формы … права»1. Однако с позицией Р.В. Шагиевой трудно согласиться, поскольку каждая «клеточка» внутреннего содержания права немыслима вне своей и присущей только ей формы, которую недопустимо сводить к категории «форма права». Поэтому без использования понятия «предписание» невозможно выявить, а потому и познать саму «клеточку» внутреннего содержания права. Другое дело, что юридическая наука пока еще не может обоснованно согласовать между собой результаты исследования внутреннего содержания права через понятие «нормативно-правовое предписание».

В целях минимизации явно нарастающих трудностей как для юридической науки, так и для практики, вызванных этими несовпадениями, автор полагает вполне приемлемым исходить из сложившейся, хотя и не во всем безупречной, традиции признания в праве двух групп правовых норм – норм общего содержания (общие нормы права) и норм конкретного содержания (конкретные нормы права) (М.И. Байтин, В.К. Бабаев, В.П. Божьев, Е.Г. Лукьянова).

В общем и целом складывание нормативной предпосылки правозащитных отношений отражает, с одной стороны, процесс юридизации права человека на защиту закона, заключающегося в приобретении им, как правом естественным, юридических свойств права объективного, а с другой – процесс нормативно-правового формулирования правозащитных обязанностей государства и установления порядка (процедур и процессов) их реализации. В результате этих процессов и формируются нормативно-правовые основы правозащитных отношений, которые по своему назначению квалифицированы в юридической науке как правозащитные нормы (Т.М. Калинина, М.В. Мархгейм, А.В. Стремоухов и др.).

Процессуальная принадлежность правозащитных норм выражается в их назначении, заключающемся в том, что они являются источниками процессуальных статусов сторон правозащитных отношений и определяют процедурно-процессуальной порядок осуществления ими деятельности в точном соответствии с требованиями законности. Она, эта принадлежность, также выражается в их признаках, к числу которых относятся: категоричный характер правового предписания, содержащегося в них; основной формой реализации правозащитных норм является исполнение, т.е. их адресаты обязываются совершать активные действия; правозащитные нормы устанавливают правила организации (процедуры и процессы) и осуществления деятельности сторон правозащитных отношений.

Правозащитные нормы, являясь составной частью норм процессуаль­ных, обособляются в них по предмету правового регулирования, в качестве которого выступают отношения, складывающиеся в сфере осуществления права человека на защиту закона и правозащитных обязанностей государства. Таким образом, правозащитные нормы обслуживают правозащитные отношения, в рамках которых человек, во-первых, побуждает государство, его органы и должностных лиц к совершению требуемых правозащитных действий, во-вторых, получает правовую возможность контролировать правозащитную деятельность государства, его органов и должностных лиц и, в-третьих, может использовать в правозащитных целях весь набор правозащитных средств, которые предусмотрены как национальным, так и международ­ным законодательством о защите прав человека. В этом своем качестве они и представляют собой необходимую предпосылку правозащитных отношений.

Во-вторых, поскольку правозащитные отношения могут быть общими и конкретными, постольку точнее признавать предпосылкой не правоспособность и компетенцию их сторон, а правосубъектность. В этой связи в диссертационном исследовании уточняется содержание категории «правосубъектность», её взаимосвязь с понятиями «правоспособность», «дееспособность», «деликтоспособность», «компетенция», «полномочие», «правовой статус» и «правоотношение». Ставится и решается вопрос о том, можно ли категории «правосубъектность», «правоспособность», «субъективное право» и «правовой статус» применять к государству в той же мере, как и к физическим лицам. Обосновывается вывод о том, что правосубъектность представляет собой строго определенный набор юридических свойств субъектов права, который им необходим для участия в правоотношениях. На этой основе делается вывод о том, что правосубъектность заключает в себе юридические свойства именно субъектов права, а не субъектов правоотношений. С этих позиций определяются место и роль правосубъектности как правовой предпосылки для участия тех или иных субъектов, в том числе и государства, в правовых отношениях. По мнению автора, институционально-регулятивный смысл правосубъектности заключается в том, что она определяет те юридически значимые свойства субъектов права, наличие которых и делает их обладателями соответствующего правового статуса, из чего видно, что правосубъектность определяет содержание правового статуса, хотя и не является его элементом, как не является она и элементом правоотношения.

Общетеоретическая характеристика правосубъектности, как предпосылки правозащитных отношений, в обязательном порядке должна быть преломлена к обстоятельству того, что правозащитные отношения – это отношения процессуальные. В связи с этим следует иметь в виду, что в их основе лежит процессуальная правозащитная правосубъектность.

В-третьих, по мнению диссертанта, имеются веские доводы для отнесения к числу предпосылок правозащитных отношений и его объекта. Действительно, если, с одной стороны, нет оснований для расширения категории «юридический факт» путем включения в неё категории «объект правоотношений», а с другой – никто не оспаривает того, что объект правоотношения – это то, по поводу чего возникает правоотношение, то вполне резонно относить к предпосылкам правоотношений и его объект. В диссертации приводятся и анализируются доводы обоснованности отнесения объектов правоотношений к ряду их предпосылок.

Следует различать объекты конкретных и объекты общих правоотношений. По поводу первых всегда возникают индивидуализированные юридические связи. В них объект жестко увязан с интересами строго определенных и персонифицированных сторон. В отличие от конкретных, объекты общих правоотношений – это узаконенные общими нормами права общепризнанные ценности, имеющие значение не только для конкретных субъектов права, но и для всего общества, и по поводу которых возникают юридические связи всех со всеми (Н.И. Матузов, О.Э. Миронов, Л.А. Морозова и др.). Также следует иметь в виду, что объекты материально-правовых отношений отличны от объектов процессуальных правоотношений.

Среди отечественных процессуалистов широко распространено мнение о том, что объектом процессуального правоотношения выступает материально-правовое отношение (В.П. Божьев, И.М. Лузгин, Е.А. Фролов и др.). Однако другие автроры (П.С. Элкинд, Л.Д. Кокорев, Д.В. Леонтьев и др.) высказываются по этому вопросу более определенно, а на взгляд диссертанта, и более правильно. Они утверждают, что объектом процессуального правоотношения всегда выступает результат поведения его участников. С точки зрения закона этот результат может быть либо законным, либо незаконным. Принимая во внимание, что результатом поведения сторон правозащитных отношений является нейтрализация угроз либо восстановление правозащитной безопасности человека законными средствами, надо признать, что правозащитная безопасность и является объектом правозащитных отношений.

В-четвертых, в правоведении считается общепризнанным, что юридические факты определяют сферу правового регулирования, за пределами которой поведение лиц теряет свою юридическую значимость. Наряду с этим юридические факты выполняют и внутреннюю функцию в правовом регулировании. Здесь их основной задачей является обеспечение процессов возникновения, изменения либо прекращения правовых отношений.

Разнообразие, а порой и сложная природа юридических фактов не должны приводить к их отождествлению с объектами правоотношений. Но именно такая тенденция просматривается в утверждениях о том, что юридический факт есть момент правового бытия интересов людей (А.П. Дудин). Однако более обоснованным является мнение о том, что не юридические факты, а объекты правоотношений непосредственно выражают интересы участников правоотношений (А.С. Пиголкин, Ю.И. Гревцов и др.). Что же касается юридических фактов, то они всего лишь – необходимое обстоятельство (звено в цепи) для возникновения юридической связи, посредством которой заинтересованные в ней лица и достигают удовлетворения интересов путем пользования соответствующими юридическими и фактическими свойствами объекта (благами). Представляется, что переоценивать инструментально-регулятивное значение юридических фактов в возникновении правоотношений так же опасно, как и недооценивать.

Юридические факты обуславливают возникновение как конкретных, так и общих правоотношений. Для возникновения общих правоотношений всегда необходима совокупность фактов – фактический состав.

В понимании специфики юридических фактов как предпосылок именно правозащитных отношений большое значение имеет их деление на положительные и отрицательные. Это объясняется тем, что как отмечается в юридической науке, деление юридических фактов на положительные и отрицательные служит основанием для регулирования распределения обязанностей в процессе доказывания (М.А. Гурвич).

С точки зрения диссертанта, регулятивное значение выделения отрицательных юридических фактов, как предпосылок правозащитных отношений, выходит далеко за рамки распределения ими процессуальных обязанностей доказывания, поскольку ими охватываются любые нарушения принципов и правил осуществления юридического процесса, в том числе и тех, за допущение которых законодатель не установил мер юридической ответственности (например, возвращение прокурором уголовного дела следователю в порядке п.2 ч.1 ст. 221 УПК РФ). Факты, отрицательно влияющие на достижение истины либо на процесс её доказывания, всегда нарушают конкретные требования законности юридического процесса и тем самым создают угрозу правам и законным интересам его сторон и участникам. В том случае, когда такими фактами создается угроза юридической безопасности физическим лицам (истцу либо ответчику, потерпевшему либо обвиняемому), но законодатель не установил юридическую ответственность за их допущение, такие факты могут породить конкретные правозащитные отношения.

На основе общетеоретического анализа предпосылок правовых отношений и с учетом сделанных уточнений в диссертации обстоятельно рассматриваются правозащитные нормы (общие и конкретные), правозащитная правосубъектность, объекты правозащитных отношений и правозащитные факты.

Во втором параграфе - «Правозащитные нормы» отмечается, что факт существования правозащитных норм признается многими специалистами. Более того, некоторыми из них предприняты попытки определить место и роль правозащитных норм в системе права, в частности, обосновать тезис о том, что правозащитные нормы образуют, в своей совокупности, правозащитные отрасли, которые как бы надстраиваются над охранительными отраслями права (Т.М. Калинина). Однако до настоящего времени все еще остаются неисследованными вопросы их содержания и классификации, а также связи с правозащитными отношениями. Принимая во внимание выводы, сделанные в рамках исследования общетеоретических основ правозащитных норм, все нормы этого вида могут быть разделены на общие и конкретные.

Общие правозащитные нормы обособляются в правовой предпосылке правозащитных отношений по признаку высокой нормативной обобщенности их содержания. Однако они остаются именно нормами, поскольку сохраняют свою способность к самостоятельному регулятивному воздействию на поведение сторон правозащитных отношений. Регулятивное значение общих правозащитных норм обширно и многогранно. Одно из таких значений состоит в их способности выступать структурным элементом конкретных правозащитных норм. Наиболее ярко это проявляется в закреплении общими правозащитными нормами исходных (общих) правовых условий действия правил (диспозиций), заключенных как в уполномочивающих, так и в обязывающих конкретных правозащитных нормах. Разумеется, наряду с регулятивной функцией общие правозащитные нормы осуществляют и мировоззренческую функцию.

В диссертационном исследовании обосновывается, что основными видами общих правозащитных норм являются правовые декларации и правовые принципы.

Правовая декларация — это торжественное заявление ор­ганов государственной власти либо сообщества государств, констатирующее какой-либо общезначимый факт или объясняющее цели и задачи соответствующего нормативного акта. В нормативно-правовых актах правовые декларации фиксируются в преамбулах и, как правило, в первых статьях.

Правовые декларации осуществляют юридически значимую регламентацию правозащитных отношений, в том числе путем признания фундаментальных прав и обязанностей их субъектов. Речь идет о тех из них, в которых прямо обозначаются правозащитные цели нормативно-правовых актов, очерчиваются вполне определенные контуры права человека на защиту закона и его разновидностей, а также правозащитных обязанностей государства. К числу таких деклараций следует, в первую очередь, отнести предписания, в которых провозглашаются: право человека на защиту закона (ст.7 Всеобщей декларации прав человека) и его разновидности (ст. 8-12); авторитет и незыблемость правозащитных процедур (ст. 5-6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод) и правозащитных обязанностей государства (ст.13) и др. Значительна роль правовых деклараций как гипотез включения в действие конкретных правозащитных норм.

Правовые принципы — выраженные в праве исходные нор­мативно-руководящие начала, характеризующие его содержа­ние, основы, закрепленные в нем закономерности обществен­ной жизни.

Правовые принципы, действующие в области правозащитного регулирования, вполне допустимо обозначать термином «правозащитные принципы», поскольку они отличаются однородностью своей правозащитной направленности и процессуально-процедурной природой.

Правозащитная направленность принципов выражает собой их генетическую связанность с правом человека на защиту закона и соответствующими обязанностями государства. Что касается процессуально-процедурной природы правозащитных принципов, то она проистекает из процессуально-процедурного содержания этих прав, а также процедурно-процессуального характера форм их осуществления в правозащитном отношении. Именно эти фундаментальные черты правозащитных принципов обуславливают их роль как основ формирования всей системы правозащитного регулирования и критерия её культурности.

Правозащитные принципы находят выражение в действующем законодательстве в виде правовых предписаний и распространяют свое регулятивное влияние на все виды и стадии осуществления правозащитных отношений.

В диссертационном исследовании выявлены и рассмотрены основные виды правозащитных принципов.

По мнению автора, к числу основных правозащитных принципов, в первую очередь, следует отнести: принцип защищенности прав человека законом; принцип закрепления за государством правозащитных обязанностей; принцип гарантированности правовой защиты прав и свобод человека; принцип гарантированности правовой помощи; принцип законности; принцип осуществления правосудия только судом; принцип уважения чести и достоинства личности; принцип неприкосновенности личности и др.

Правозащитные нормы конкретного содержания – это признанные, уста­новленные или санкционированные государством и обеспеченные официальной защитой конкретные правила организации и осуществления правозащитного поведения. Однако не следует полагать, что использование в характеристике этих норм термина «конкретное» исключает такое их свойство, как обобщенность правила. Любая правовая норма – это всегда обобщение соответствующего вида общественной практики либо её стороны.

Правозащитные нормы конкретного содержания призваны регулировать организующие юридические связи, возникающие вследствие обращения человека за защитой своей юридической безопасности к государству. Именно в силу этого обстоятельства в конкретных правозащитных нормах находят закрепление не только права человека на защиту закона и его виды, но и их гарантии с одновременным установлением и правозащитных обязанностей государства. Ряд конкретных правозащитных норм содержит в себе указание на сроки, в которые правозащитная цель должна быть достигнута, а также на пути, способы и пределы использования процедурно-процессуальных средств обеспечения эффективности реализации прав человека на защиту закона и правозащитных обязанностей государства, его органов и должностных лиц. Особенно наглядно это выражено в нормах, образующих институты процессуального производства в судах второй инстанции.

В зависимости от содержания предписания, заключенного в конкретной правозащитной норме, они могут быть классифицированы на следующие виды: нормы признания права человека на защиту закона и его отдельных видов; нормы, возлагающие на государство, его органы и должностных лиц правозащитные обязанности; нормы, устанавливающие процедуры осуществления правозащитных полномочий и правозащитных обязанностей; нормы, устанавливающие гарантии права человека на защиту закона. Эти виды норм получили в диссертационном исследовании обстоятельный теоретический анализ.

В третьем параграфе – «Правозащитная правосубъектность» автор обращает внимание на то, что в соответствии с общетеоретическими основами категории «процессуальная правосубъектность» понятие «правозащитная правосубъектность» охватывает два элемента – правозащитная правоспособность и правозащитная дееспособность, поскольку процессуальная деликтоспособность является элементом предпосылки охранительного вида правоотношений, в частности, отношений процессуальной ответственности и др.

Правозащитная правоспособность – это международно-признанные и установленные законом возможности человека и государства, его органов и должностных лиц иметь правозащитные процессуальные права и обязанности. Правозащитная правоспособность отличается от всех иных видов правоспособности тем, что, во-первых, характеризует юридические свойства субъектов правозащитных отношений безотносительно к тому, идет ли речь о физическом, коллективном или юридическом лице; во-вторых, фиксирует способность субъектов права на обладание не всеми, а только процессуальными правозащитными правами и обязанностями, впоследствии контакт между которыми и есть само существо правозащитного отношения; в-третьих, включает в себя и те юридические свойства субъектов права, которые необходимы для обладания ими международными правозащитными правомочиями и обязанностями. Эти черты прямо указывают на то, что правозащитная правосубъектность – это особый вид правосубъектности, который полностью располагается в сфере процессуальной правосубъектности.

Правозащитная дееспособность представляет собой международно-признанную и установленную законом способность человека и государства, его органов и должностных лиц осуществлять правозащитные процессуальные права и обязанности.

В отраслевых процессуальных дисциплинах понятие «процессуальная дееспособность» определяется чаще всего применительно к ответчику-обвиняемому и истцу-потерпевшему. Однако имеются попытки сформулировать дефиницию общей процессуальной дееспособности, причем через признаки недееспособности. По мнению Ю.Л. Метелицы, процессуальная недееспособность это – «неспособность правильно понимать характер и значение правонарушения и своего процессуального положения (интеллектуальный критерий) и самостоятельно осуществлять свои процессуальные права и обязанности (волевой критерий)»1.

Из данного определения видно, что смысл правозащитной процессуальной дееспособности субъекта заключается в обеспечении его возможности принимать самостоятельное участие в правозащитном процессе.

В отличие от дееспособности физических лиц, дееспособность государства возникает с момента его легитимации, а юридических лиц – с момента их государственной регистрации и до исключения из государственного реестра. Приобретение частным, физическим лицом правозащитной процессуальной дееспособности устанавливается законом и по времени не совпадает с приобретением им правозащитной процессуальной правоспособности.

В подлинно правовом государстве правозащитная правосубъектность мыслится только в качестве действительной, поскольку только в этом случае субъекты правозащитных отношений получают возможность обладать полным набором защитных правообязанностей, гарантированных международным сообществом.

Таким образом, правозащитная правосубъектность человека – это право на обладание правом на защиту закона с возможностью использовать заключенные в нем правозащитные правомочия. В отличие от неё, правозащитная правосубъектность властных субъектов представляет собой право на обладание правозащитными правообязанностями, которые целиком и полностью подчинены интересам реализации права человека на защиту закона. Будучи предпосылкой возникновения правозащитного отношения, правозащитная правосубъектность физических лиц и властных субъектов является необходимым условием обладания ими правозащитными правомочиями и обязанностями, а также возможностью их исполнения.

Однако правозащитная правосубъектность автоматически не влечет возникновения правозащитного отношения. Если бы такая ситуация была возможной, то надо было бы признать, что правоотношения могут складываться из способности субъектов к обладанию правами и обязанностями, а не из их наличного обладания. Но такого в юридической практике нет.

Четвертый параграф – «Объект правозащитных отношений» посвящен обоснованию и анализу тех правых ценностей, по поводу которых возникают и развиваются правозащитные правоотношения.

В юридической науке наблюдается смешение объектов охранительных и правозащитных отношений, в то время как если объектами охранительных правоотношений являются материально-духовные ценности, обеспеченные охранительными санкциями, то объектами правозащитных отношений – ценности юридические (процедурно-процессуальные), гарантированные санкциями защиты. Кроме этого признака, отличающего объекты правоохранительных и правозащитных отношений, в диссертационном исследовании обосновывается и другой, состоящий в жесткой связанности объекта правоотношения с правами и обязанностями его сторон.

Исходя из того, что правоотношение это юридическая связь, складывающаяся по поводу какой-либо юридически значимой ценности, автор обращает внимание на то, что основания и порядок приобретения, пользования либо распоряжение этой ценностью, равно как её охрана и защита, должны отражаться в правах и обязанностях сторон данной связи. В противном случае правоотношения не сложатся. По этой причине объект правозащитного отношения оказывается непосредственно связанным с тем или иным правозащитным полномочием человека и корреспондируемой с ним правозащитной обязанностью государства. Рассматривая данную связанность как социально-правовую закономерность автор полагает, что объектом правозащитных отношений выступает правозащитная безопасность человека, вступившего в какие-либо юридические отношения. Именно поэтому она – правозащитная безопасность и обуславливает, а в последующем и проецирует на себя действие правозащитных полномочий человека и правозащитных обязанностей государства, в результате чего и возникает правозащитное отношение.

В диссертационном исследовании сделан вывод о необходимости различать объекты общих и конкретных правозащитных отношений.

Объектом общего правозащитного отношения выступает такое благо, как состояние правовой защи­щенности жизненно важных интересов человека как субъекта правоотношений, т.е. режим прочной правозащитной безопасности человека. Правозащитная безопасность человека является ценностью не только индивидуальной, но и общесоциальной, вследствие чего и обуславливает общую связанность каждого с государством.

Конкретный объект правозащитного отношения обозначает себя как следствие аномалии в состоянии правозащитной безопасности человека. Эти аномалии всегда есть угроза правозащитным интересам индивида. Они - конкретные правозащитные интересы и выступают объектами конкретных правозащитных отношений. При этом следует иметь в виду, что конкретные правозащитные интересы могут возникать как в материальных, так и процессуальных правоотношениях. Но не с самими этими отношениями связаны указанные интересы, а с юридическим порядком их осуществления.

С этих позиций сформулирована дефиниция общего понятия «объект правозащитных отношений», согласно которой объектом правозащитных отношений является правозащитная безопасность человека, взятая в аспекте строгого соблюдения процедур охраны и защиты его прав и свобод. Именно в этом своем качестве объект правозащитного отношения и входит составной частью в систему объектов юридической безопасности человека, не подменяя собой все другие его элементы, обеспечиваемые законом, в том числе и путем взятия их под правовую охрану.

В связи с предложенным вариантом понимания объекта правозащитных отношений в диссертации рассмотрена категория «правозаконность». По мнению автора, в плоскости правозащитной безопасности человека правозаконность представляет собой состояние гарантированного осуществления человеком правозащитных полномочий, сопряженных с неукоснительным исполнением государством правозащитных обязанностей. Наличие юридического порядка защищенности безопасности прав и свобод человека является обязательным условием возникновения правозащитных отношений.

В пятом параграфе – «Правозащитный юридический факт» он рассматривается как предпосылка, необходимая для возникновения правозащитного отношения. Такого рода юридические факты могут быть названы правозащитными, поскольку с ними связано возникновение, изменение и прекращение правозащитных отношений.

В диссертационном исследовании обосновываются и анализируются отличия правоохранительных фактов от фактов правозащитных. В частности, обращается внимание на то, что: если правоохранительный факт, это всегда виновное и противоправное действие (бездействие), вызывающее необходимость реализации мер юридической ответственности, то правозащитный факт обуславливает необходимость осуществления мер защиты, применение которых не зависит от вины действующего либо бездействующего лица; если перечень правоохранительных фактов является исчерпывающим, а сами эти факты прямо описаны в гипотезах норм позитивного права, то перечень правозащитных фактов, зафиксированный соответствующими нормативно-правовыми предписаниями, включает в себя, как конкретно-определенные обстоятельства (например: издание государством нормативно-правового акта, ограничивающего право человека на судебную защиту; неознакомление потерпевшего либо подозреваемого с вынесенным субъектом юрисдикции постановлением, когда такое ознакомление предусмотрено уголовно-процессуальным законом; непринятие во внимание судом общей юрисдикции конкретных обстоятельств, исследованных судом и влияющих на решение вопроса об объеме удовлетворения исковых требований; и т.п.), так и общие указания на основания наступления угроз правозащитной безопасности человека (например, в соответствии с п.28 части I Европейской социальной хартией «представители трудящихся на предприятиях имеют право на защиту от действий, наносящих им ущерб, и им должны быть предоставлены надлежащие возможности для осуществления их функций»1. Аналогичным образом устанавливаются правозащитные факты в части 1 статьи 381 УПК РФ, согласно которой основаниями отмены или изменения судебного решения судом кассационной инстанции являются такие нарушения уголовно-процессуального закона, которые путем лишения или ограничения гарантированных настоящим Кодексом прав участников уголовного судопроизводства, несоблюдения процедуры судопроизводства или иным путем повлияли или могли повлиять на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора), вследствие чего надо признать, что перечень правозащитных фактов не носит исчерпывающего характера.

Отсутствие установленного законом исчерпывающего перечня правозащитных фактов обеспечивает человеку возможность обратиться к государству за защитой во всех случаях, когда он пришел к выводу о наличии реальной угрозы своей правозащитной безопасности, выраженной в нарушениях порядка охраны или защиты его прав и свобод. Такой прием определения правозащитных фактов допустим потому, что ими не порождаются охранительные правоотношения. На основе этих фактов возникают правозащитные отношения, которые не могут выступить способом реализации юридической ответственности, так как процесс их осуществления не предусматривает процедур установления состава правонарушения и определения вида и меры наказания (взыскания).

В целом же правозащитный факт, вызывая собой динамические процессы между правозащитными правомочиями и правозащитными обязанностями, обуславливает, тем самым, и возникновение правозащитного отношения. В этом и заключается его роль как предпосылки правозащитных отношений.

В третьей главе – «Сущность правозащитных отношений и проблема форм её выражения в юридической действительности» обосновываются многоуровневая сущность правозащитных отношений и формы её выражения в юридической действительности Российской Федерации.

В первом параграфе – «Сущность правозащитных отношений как предмет специально-юридического анализа» отмечается, что научные представления о сущности правозащитных отношений являются обязательным условием глубокого теоретического познания правозащитных отношений и эффективного использования на практике всего того правозащитного потенциала, который содержится в юридической связи, аккумулирующей в себе как правозащитные правомочия человека и правозащитные обязанности государственных органов, так и их правозащитную деятельность, реализуемую в различных формах организационно-правового взаимодействия личности и государства. Этим и объясняется высокое познавательное и практическое значение проблемы сущности правозащитных отношений. Однако в настоящее время отсутствуют достаточно обоснованные и фундаментальные исследования этой проблемы. В связи с этим обстоятельством автор считает необходимым обратиться к анализу категории «сущность правовых отношений», теоретические знания о которой являются исходными для обоснования сущности всех видов правоотношений, в том числе и правозащитных.

На основе анализа философской и правовой литературы, в которой исследуются, соответственно, категории «сущность» и «сущность правоотношения», сделаны выводы о том, что при установлении сущности правоотношения необходимо иметь в виду, что не только его содержание, но и форма выражает эту сущность. Однако ни форма, ни содержание правоотношения не исчерпывают собой его сущности, поскольку, помимо них, она также отражает и причинно-следственные связи возникновения и функционирования самого правоотношения. Поэтому правы те авторы, которые под сущностью правового отношения понимают юридическую связь, возникшую между субъектами, обладающими правами и юридическими обязанностями. С этой позиции в диссертации обосновывается и развивается идея о диалектической природе сущности правового отношения, которая выражается в наличие у неё нескольких уровней. По мнению автора, непринятие во внимание диалектического характера сущности правоотношений, кроме всего прочего, во многом объясняет пробельность теоретических представлений о взаимосвязи общих правоотношений с конкретными. В этой связи им выявлены и повергнуты теоретическому анализу основные черты сущности правозащитного отношения.

Во-первых, правозащитное отношение возникает и воплощается в правовой действительности в соответствии с закономерностями появления и конкретизации правозащитной связи между человеком, обладающим правом на защиту закона, и государством, обремененным правозащитными обязанностями. Эта связь и есть сущность правозащитного отношения, предметным выражением которой и являются общие и конкретные правозащитные отношения.

Во-вторых, в каждый конкретный момент существования правозащитного отношения его сущность не исчерпывается по отдельности, либо его основанием, либо формой и содержанием, она проецирует на себя практически всю совокупность особенностей его наличного бытия, в том числе и диалектику формы и содержания. Но это не приводит к тождеству правозащитного отношения со своей сущностью, поскольку как явление оно богаче сущности и представляет собой внешнее обнаружение сущности, формы её проявления.

В-третьих, наиболее эффективный путь познания сущности правозащитного отношения, имеющий непосредственное практическое значение, это – познание сущности правозащитного отношения путем движения исследовательской мысли от обоснования её первого уровня ко второму, от второго – к третьему и т.д. Логика такого познания предполагает выявление достаточного основания (причины) появления самого феномена правозащитного отношения и закономерностей его развития. Установление этого достаточного основания и его переход (снятие) в свое следствие и есть диалектический скачок, перерыв непрерывного в изучении сущности правозащитного отношения как целостного явления.

В-четвертых, пределы бытия сущности правозащитного отношения определяются юридической регулятивно-функциональной способностью правозащитного отношения к выполнению своего назначения – выступать правовой формой взаимосвязи личности и государства и в этом смысле обозначать себя как самодвижение, развитие и воплощение связанных между собой правозащитных субъективных прав человека и правозащитных обязанностей государства. Именно поэтому наличие различных уровней в сущности правозащитных отношений не приводит к её расчленению на несколько сущностей и отрыву от самого этого отношения.

В-пятых, сущность правозащитного отношения не обязательно и не всегда сопровождается возникновением конкретного взаимодействия сторон правозащитной связи. В диссертации установлено, что причина этого заключается в том, что правозащитная связь, как и любая иная правовая связь, выражает правовую зависимость не только между ее участниками, но и между их свойствами, отношениями, между ними и правозащитной системой в целом.

Кроме этих черт, автором сделан особый акцент на то, что правозащитная связь, как сущность правозащитного отношения, не возникает из самой себя. Она появляется из строго определенных условий, в качестве которых выступают предпосылки правозащитного отношения, и реально существует в виде правозащитной зависимости между сторонами, обладающими соответствующими правами и обязанностями. Поэтому правозащитная связь не сводима ни к предпосылкам, как к своим основаниям, ни к сторонам, связываемых ею. Она есть диалектический результат наличного бытия и своих предпосылок и юридических свойств своих сторон. Именно это обстоятельство указывает на динамический характер правозащитного отношения, выражающийся в том, что в нем, как и в любом ином правоотношении, права и обязанности могут находиться как в покое, так и в развитии.

Во втором параграфе – «Общие и конкретные правозащитные отношения как формы выражения их единой сущности» отмечается, что теоретический анализ форм выражения сущности правозащитных отношений важен с многих точек зрения, в том числе и с точки зрения уяснения объективного характера существования общих и конкретных правозащитных отношений в связанности между собой.

В юридической науке признано, что между общими и конкретными правоотношениями нет непреодолимой грани, что они отражают динамику, развитие субъективных прав и стадии их реализации. Именно поэтому сущность правозащитных отношений не может быть выявлена с должной глубиной и полнотой, если упустить из виду проблему форм её материализации в юридической действительности. Однако это – только одна и, причем, внешняя сторона проявления сущности правозащитных отношений. Другая коренится в действии предпосылок правозащитных отношений, результат которого объясняет как саму эту сущность, так и специфику содержания форм её выражения.

В диссертационном исследовании определено, что правозащитное регулирование, как и любой другой вид правового регулирования, действует в направлении от нормативного к индивидуальному, в силу чего не видно аргументов для возражения того, что в собственно-юридическом аспекте первоначально возникают общие правозащитные отношения, которые, при определенных обстоятельствах, переходят в форму конкретных отношений.

Общие и конкретные правозащитные отношения, взятые в своей совокупности, обозначают собой область их реального бытия, а, следовательно, и существования их сущности. Поэтому можно утверждать, что в юридической плоскости развитие сущности правозащитных отношений подчинено движению самих правозащитных отношений в направлении от общих к конкретным. Этому направлению и должна соответствовать логика теоретического анализа форм её выражения в юридической действительности.

Принимая во внимание выявленную диалектику правозащитной связи и форм её выражения в юридической действительности, автор заключает, что первым уровнем сущности правозащитного отношения является общее правозащитное состояние человека и государства, вторым – связь права человека на защиту закона с правозащитной обязанностью государства в конкретном отношении, а третьим – деятельность человека и государства как индивидуально-персонифицированных сторон правозащитного отношения.

Далее в диссертации, с учетом процессуальной природы правозащитных отношений, подробно проанализированы специфика их общих и конкретных форм. При этом отмечается, что с формальной стороны общее правозащитное отношение, как и конкретное, основывается на одной и той же совокупности предпосылок, а именно: нормативные предписания, правосубъектность, объект и юридический факт. В целом же процессуальная связь, в которой юридическая сопряженность сторон представлена связанностью их общих правозащитных правообязанностей, т.е. не индивидуализированных поименно, принимает форму общих правозащитных правоотношений. Однако в том случае, если хотя бы одна сторона персонифицировалась, например человек, путем подачи соответствующего обращения в какой-либо орган государственной власти, то такая процессуальная связь принимает форму конкретного правозащитного отношения.

С позиции теоретических положений, полученных в ходе обоснования и исследования сущности правозащитных отношений и форм её выражения в юридической действительности, автором сформулировано определение понятия правозащитного отношения, в соответствии с которым оно представляет собой обусловленную строго определенными предпосылками правозащитную связь между человеком, обладающим правом на защиту закона, и государством, а также органами международной правовой защиты, обремененными правозащитными обязанностями, возникающую и развивающуюся в целях сохранения, а в случае нарушения и восстановления, прочного режима правозащитной безопасности человека, вступившего в юридическое общении с каким-либо субъектом права.