Общее описание документов и сразу же вопросы странный подбор врачей

Вид материала

Документы

Содержание Секретная проверка Первые аресты Мингрельское дело

Подобный материал:

• Метаметафора как творческий прием Ф. Кафки Франц Кафка писатель замечательный, только, 129.5kb.
• "Актуальные вопросы пульмонологии", 33.95kb.
• Агрессия. Формы проявления и коррекции, 32.04kb.
• Общее описание аварии, 147.74kb.
• Странный ребенок, 3209.13kb.
• Планирование организационно-методической работы учителями Зам директора по увр февраль, 70.27kb.
• Проект посвящен вопросам эксплуатации кц-1 кс «Игринская», 23.57kb.
• Авославной культуры» считает необходимым объяснить «странный выбор» темы и нетрадиционный, 169.6kb.
• Календарный план циклов повышения квалификации и переподготовки врачей на базе ао «Национальный, 85.95kb.
• Рабочая учебная программа цикла последипломного обучения врачей вид обучения- общее, 746.92kb.

Вплоть до лета 1952 г. арест Карпай не дал никаких результатов для "дела врачей". С 16 июля 1951 г по 4 марта 1953 г. Карпай продержали в тюрьме и ничего не нашли. Более того, будто бы в последние полгода 1952 г. Карпай провела в наручниках. Явное нарушение закона. Непрофессионализм игнатьевцев зашкаливал.


Она вышла на свободу в ночь с 3 на 4 апреля 1953 года. Умерла она в 1955 году. Опять это очень странная смерть. Карпай была еще сравнительно молодой. В момент смерти ей было только 52 года. Опять все СТРАННОСТИ накладываются на период 1954-55 года. И опять я хочу верить, что совпадение это совершенно случайно.


СЕКРЕТНАЯ ПРОВЕРКА


После ареста Карпай, которая обмолвилась на своих допросах о письме Тимашук, и ареста Абакумова на основании решения ЦК от 11 июля 1951 г. "О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности" была создана специальная следственная группа, которая просмотрела все сведения о медицинском персонале, в разное время работавшем в Лечебно-санитарном управлении Кремля. Все медики попали под агентурное наблюдение и секретное подслушивание. Были подвергнуты экспертизе истории болезней и амбулаторные карточки умерших пациентов Кремлевской больницы. С соблюдением глубочайшей секретности, сотрудниками следственной части по особо важным делам МГБ СССР, с амбулаторных карт были сделаны копии. По специально разработанной схеме, анонимные или с вымышленными фамилиями, копии карт были разосланы фельдсвязью в различные города страны для консультаций у "рядовых врачей городских и районных больниц". После перекрестного изучения всех проверявшихся амбулаторных карт было установлено, что имела место - "...целенаправленная работа по расшатыванию здоровья и обострению имевшихся заболеваний всех пациентов без исключения". В результате, следователи оценили работу крупнейших медицинских специалистов страны, как - "совершенно неудовлетворительную".


Особое внимание следствия первоначально было акцентировано на изучении обстоятельств смерти А.С. Щербакова и А.А. Жданова. В выводах комиссии прозвучало категоричное обвинение врачам. Особая следственная бригада, работавшая под руководством Рюмина, изучала в основном истории болезней тех важных по положению пациентов кремлевских больниц, входивших в систему Лечебно-санитарного управления Кремля, так называемого Лечсанупра (ЛСУК), которые умерли в период с 1944-1945 годов до середины 1951 года.


Поскольку ни Рюмин, ни другие следователи не разбирались в сложностях медицины, им нужно было формировать комиссии экспертов-профессионалов и доверять их заключениям. Это была трудная задача, так как среди врачей не принято подвергать диагнозы коллег сомнениям и критиковать тот или иной курс лечения. Медицина и тогда и сейчас - это все еще искусство, а не точная наука. Ошибки в работе врачей - это обычное явление в любой больнице. Получить от врачебных комиссий заключения о намеренных медицинских убийствах, совершенных их коллегами, по «историям болезней» практически невозможно. Если у какого-либо врача, например у Якова Этингера, пока единственного в «деле», появился бы злой умысел, то он не будет фиксироваться в документах «истории болезни». В течение шести месяцев расследование не выходило за рамки смерти Щербакова. Но и в этом случае никаких находок не было. Этингер не был лечащим врачом Щербакова и привлекался только для консультаций. Лечащим врачом кандидата в члены Политбюро, генерал-полковника Александра Щербакова был доктор Р.А. Рыжиков.


С соблюдением глубочайшей секретности проверка заявления была поручена следственной части по особо важным делам МГБ СССР. С амбулаторных карт всех высших руководителей партии, государства и вооруженных сил страны <…> было сделано 12 копий. <…> По специально разработанной схеме анонимные или с вымышленными фамилиями копии амбулаторных карт были разосланы фельдсвязью в различные города страны. <…> Копии историй болезни консультировали рядовые врачи городских и районных больниц. <…> В результате перекрестного изучения всех проверявшихся амбулаторных карт было установлено, что имеет место целенаправленная работа по расшатыванию здоровья и обострению имевшихся заболеваний всех пациентов без исключения. <…> Было установлено, что жертвами лечащего персонала Кремлевской больницы были в прошлом М. Горький и его сын, Фрунзе и Куйбышев, Димитров, Готвальд, Жданов, Щербаков.<...>


Старший следователь МГБ Иван Иванович Елисеев догадался провести эксперимент: с хранившегося в Лечсануправлении Кремля сердца Жданова, которое было им представлено как сердце неизвестного человека, пятеро опытных патологоанатомов сделали срезы. Все единогласно заключили, что обладатель данного сердца скончался от инфаркта. Это признал даже патологоанатом А. Н. Федоров, проводивший вскрытие тела сразу после смерти Жданова и тогда определивший, что никакого инфаркта не было.


На вопрос следователя Елисеева, почему Федоров, зная, что у Жданова был инфаркт, дал противоположное заключение, патологоанатом ответил, что к нему обратился начальник Лечсануправления Кремля Егоров: 'Я бы хотел попросить вас при перечислении болезней, обнаруженных у пациента, инфаркт миокарда не упоминать. Иначе нам пришьют все ошибки в диагностике, лечении и так далее. А дело все равно не поправишь. Смерть - явление необратимое' [28].


Припертые "выводами" комиссии Лукомского, они вынуждены были признаться, что не определили у Жданова инфаркт, лечили его неправильно, а заключение патологоанатома подделано, чтобы скрыть неправильность лечения. Но ведь аже сейчас никто не может гарантировать, что у Жданова не был особый инфаркт, который трудно диагностировать на ЭКГ и об этом очень четко сказала Карпай.


Группа экспертов в условиях сторжайшей секретности, но там была Тимашук, исследовала сердце Щербакова и протокол вскрытие. Скорее всего Тимашук как секретный агент была назначена в комиссию по представлению своего шефа Суранова. Были секретно допрошены Русаков заведующий Мосгорздравотделом. и врач Приданников, присутствовавшие при вскрытии тела Щербакова. Комиссия сделала вывод, что смерть случилась от инфаркта, лекарства назначались неправильно и ни в коем случае нельзя было позволять Щербакову ехать в Москву на празднование для Победы.


Комиссия Незлина изучала документы без объявления имени больного и нашла, что, будто бы ЭКГ расшифрованы неправильно. Ну и что? В то время метод ЭКГ был новым, да и не застрахован никто от ошибки. Самое интересное, что все не так однозначно. В Интернете я нашёл сообщение, что будто бы ретроспективный анализ кардиограмм, проведенный профессором В.Е. Незлиным в те же годы, подтвердил диагноз Тимашук. В своем заявлении Тимашук тоже пишет, что В. Незлин, также как и она сама, нашел на электрокардиограммах Жданова свидетельства об инфаркте миокарда. С другой стороным, по словам же сына Этингера, В. Незлин, один из лучших специалистов по электрокардиографии и блестящий диагност, будто бы всегда утверждал, что на электрокардиограммах, сделанных незадолго до смерти Жданова, он не находил признаков свежего инфаркта. Таким же было и заключение Карпай.


Тем не менее, в отчете о проверке работы Лечебно-санитарного управления Кремля было указано: "При изучении материалов на медицинских работников Лечсанупра вскрылась большая засоренность кадров этого ответственного лечебного учреждения лицами, не внушающими политического доверия по своим связям с антисоветскими элементами и прошлой враждебной деятельности".


В результате такого медико-политического чекистского исследования был сделан вывод, что там (в Лечсанупре) "…не создавались необходимые условия для надежного лечения больных, не было обеспечено добросовестное лечение и необходимый уход ... за ... руководителями зарубежных компартий и стран народной демократии, в том числе за товарищами Токуда, Торезом и Димитровым".


Прекрасно! Допустим, что действительно выявлен заговор против партии и госыдарства. Казалось бы карты в руки и бегом. Но нет дело врачей почему-то кладется в долгий ящик. Почему? Видимо потому, что ещё не был отстранен Власик. Поэтому дело врачей снова замораживают с помощью Мингрельского дела и дела Варфоломеева. Не есть ли это следы нашего "провидения"?


ПЕРВЫЕ АРЕСТЫ


Пока Сталин отдыхал в Абхазии шесть месяцев (конец 1951 г. - начало 1952 г.), то в течение этого времени по «делу врачей» не было серьезных разработок. Сталин, вернувшись в Москву в феврале 1952 года, появился вновь в своем кремлевском кабинете 12 февраля. По опубликованным в 90-е годы журналам посетителей кремлевского кабинета Сталина можно установить, что в этот день Сталин вызвал к 22 часам вечера «семерку» Политбюро и заместителя министра авиации Петра Дементьева. К 22.10 в кабинет Сталина вошли Игнатьев и Рюмин и покинули этот кабинет в 23.05. Члены Политбюро заседали у Сталина еще десять минут. В последующий месяц Сталин приезжал в Кремль только два раза, 15 и 22 февраля, и на очень короткое время. 15 февраля он беседовал с членами «семерки» всего десять минут, 22 февраля вызывал лишь Маленкова и Булганина на полчаса. После этого Сталин не появлялся в Кремле до 15 марта.


После того, как Власик в конце апреля 1952 гг. (см. ниже) был удален от Сталина, ход "дела врачей" резко ускорился. Первыми арестованными врачами, с которых начало разворачиваться следствие, инициированное постановлением ЦК, были Г.И. Майоров, А.Н. Федоров и А.А. Брусалов, который был начальником Лечсанупра до 1947 года. Немного позже, кроме Этингера по "Делу о смерти Щербакова" были арестованы другие участники лечения партийца - заместитель директора санатория "Барвиха" Рыжиков, начальник Лечсанупра Кремля Бусалов и лечащий врач Ланг (он тоже умрет во время следствия). Их также обвинили в том, что они - "...не использовали возможности сердечной терапии, неправильно применяли сильнодействующие средства, как морфий, пантопин, симпатол и различные снотворные и "злонамеренно разрешили" вставать с постели".


Затем настал черед Рыжикова, которого начали основательно пресовать. Во время следствия допросы Рыжикова затягивались далеко за поночь Например, 5 марта 1952 г. Рыжикова допрашивали с 13-10 до 16-45 и с 21-30 до 1-45. Один допрос состоялся с 22-30 до 6-45. Это был способ давления. После таких воздействий 26 июня 1952 г. Рыжиков сознался, что способствовал террористу Этингеру в осуществлении вражеских акций, но сам лично он не хотел укоротить жизнь Щербакова. При этом Рыжиков большую часть вины за смерть Щербакова возложил на Ланга и Этингера. Оба они уже умерли. Первый умер сам, второй в тюрьме (см. ниже). В сентябре 1952 г. следователем Гаркушей были вскрыты факты фальсификации в протоколах допроса Рыжикова Это было доложено Рюмину, который, однако, сказал, что ситуация не является очень уж необычной. Правда потом Гаркуша был выгнан из МГБ с партийным выговором.


Самое интересное, что 10 июля 1952 г. заметитель главного военного прокурора в МГБ генерал-майор Китаев опротестовал законность подобных исследований и потребовал ликвидации выявленных нарушений. Именно этим была вызвана отсрочка посылки сообщения Сталину. По мнению Китаева, работа комиссии, работавшей по проверке Рыщикова и других арестованных в связи с делом Щербакова, противоречила нормам закона. То же самое он нашел в работе второй комиссии, которая исследовала материалы Жданова летом и в начале сентября 1951 г. Самое интересное, что среди членов комиссии была Л. Тимашук, что и вызвало протест Китаева, а она работала с Виноградовым. Она по закону не могла быть экспертом. Когда проводилась анонимная экспертиза лечения имя Жданова было удалено из документов. Но Тимашук хорошо помнила ЭКГ. Вопрос, что за странная забота о здоровье советских лидеров вдруг обуяла одного из членв ЕАК и почему военный прокурор блее 9 месяцев не замечал доклад комиссии Лукомского, а в июле 1952 г., вдруг прозрел?


11 июля 1952 г. Политбюро утвердило текст постановления ЦК, где потребовало от Игнатьева вскрыть существующую среди врачей группу, проводящую вредительскую работу против руководителей партии и государства. Внимание следствия было акцентировано на обстоятельствах смерти А.С. Щербакова и А.А. Жданова. "Лечение тов. Щербакова, - утверждал С.Д. Игнатьев, - велось рассчитано преступно". В результате были арестованы заместитель директора санатория "Барвиха" Рыжиков, начальник Лечсанупра Кремля Бусалов, консультант Лечсанупра Виноградов. К этому времени, лечившие Щербакова Ланг и Этингер уже умерли под следствием. Всех их обвинили в том. Что врачи "не использовали возможности сердечной терапии, неправильно применяли сильнодействующие средства ". Указывалось, что Щербакову после инфаркта "злонамеренно разрешили" вставать с постели, а "...лечение товарища Жданова велость также преступно" [21, С. 588].


24 июля и(или) 11 августа 1952 г. Тимашук была вызвана в МГБ и была допрошена следователем Емельяновым, который записал мнение Тимашук по поводу лечения Жданова (напомню, что 12 августа 1952 г. члены ЕАК были расстреляны - С.М.). 11 августа Тимашук сказала, что она дважды говорила Суранову в 1948 и в 1951 гг, что врачи не правильно лечили Жданова. Но она ни слова не сказала ни о сокрытии врачами инфаркта у Жданова, ни о своем письме Власику.


Ее пригласили в МГБ к следователю по особо важным делам, который попросил изложить все, что ей известно о лечении и смерти А.А. Жданова. Тимашук повторила все, о чем четыре года назад писала Власику. 11 августа Тимашук снова вызвали в МГБ к другому следователю. Ей задали тот же вопрос. Тимашук будто бы рассказала следователю всю эту историю.


МИНГРЕЛЬСКОЕ ДЕЛО


Есть основания предполагать, что регулирование расследования по делу врачей "провидением" проводилось разными способами. Для этого было сфабриковано несколько дел. Прежде всего это дело Варфоломеева и Мингрельское дело. Зимой и весной 1952 г. внимание Сталина отвлекалось от дела врачей "Мингрельским делом". Будто бы оно было направлено против Берия и видимо, инициировалось тем лицом, которое отвечало за "органы". Сталин был занят теорией. Он писал свою работу и занимался учебником. Для того, чтобы читатель понимал о чем идет речь, несколько слов уделю Мингрельскому делу.


Дело о коррупции элиты Грузии получило название "мингрельского" и коснулось руководства компартии Грузии. Особенно интенсивно его стали раскручивать 27 марта 1952 г. Мингрельского дело, возникнув как дело уголовного характера (а факты коррупции среди грузинского руководства действительно имели место), оно почти сразу же приобрело политический характер.


Вообще, как обычно, с этим делом связано множество мифов. Так многие авторы считают, что будто бы Сталин через "мингрельское дело" подкапывался под Берия. Будто бы разыскивали компроментирующие материалы на самого Л.П.Берия. Существует устойчивая традиция связывать "менгрельское дело" с "заказом" самого Сталина против Берии. Так, широко известны ставшие легендарными после убийства Берия слова "ищите большого Мингрела", будто бы сказанные Сталиным то ли в присутствии Маленкова и Игнатьева, то ли еще Абакумову, то ли ещё кому (тут источники сильно разнятся). Например, по сплетне, озвученной Раздинским в его книге о Сталине, Иосиф Виссарионович будто бы поручил министру государственной безопасности Абакумову произвести массовые аресты среди земляков Берии - выходцев из Мингрелии, которых Берия рассадил на многие ответственные посты, и будтго бы прямо сказал Абакумову: "Ищите в заговоре Большого мингрела".


Мингрельского дело имеет свою предисторию. Сигналом к этому делу послужила информация о многочисленных фактах коррупции и злоупотреблений, в которых замечены некоторые влиятельные лица руководства Грузии. Поскольку большинство обвиняемых имели мингрельские имена (Мингрелия - одна из исторических провинций Грузии), все дело получило название "мингрельского" (1951-1952 гг.). Именно через Власика к Сталину поступила информация о коррупции в Грузии, в результате чего вышло разгромное постановление Политбюро (от 9 ноября 1951 г.).


Во время пребывания Сталина в Абхазии осенью 1951 и зимой 1952 года он практически полностью переключил Игнатьева и Рюмина на очень большую карательную операцию в Грузии, известную как «дело о мингрельской националистической группе». Будто бы в октябре 1951 года Сталин, отдыхая в Абхазии, пригласил к себе в гости министра госбезопасности Грузинской ССР Н.М. Рухадзе и ознакомился с делом о мингрело-националистической группе.


9 ноября 1951 года опросом было принято постановление ЦК ВКП(б) и Совмина СССР, где говорилось: "В последнее время в ЦК ВКП (б) поступили сведения о том, что в Грузии сильно развито взяточничество, что борьба со взяточничеством ведется там более, чем неудовлетворительно.


Ближайшее знакомство с делом показало, что взяточничество в Грузии действительно развито и несмотря на некоторые меры борьбы, принимаемые ЦК КП (б) Грузии, взяточничество не убывает. При этом выяснилось, что борьба ЦК Грузии со взяточничеством не дает должного эффекта потому, что внутри ЦК компартии Грузии так же, как и внутри аппарата ЦК и Правительства, имеется группа лиц, которая покровительствует взяточникам и старается выручать их всяческими средствами.


Факты говорят, что во главе этой группы стоит второй секретарь ЦК компартии Грузии т. Барамия. Эта группа состоит из мингрельских националистов. В ее состав входят кроме т. Барамия министр юстиции т. Рапава, прокурор Грузии т. Шония, заведующий административным отделом ЦК компартии Грузии т. Кучава, заведующий отделом партийных кадров т. Чичинадзе и многие другие. Она ставит своей целью прежде всего помощь нарушителям законов из числа мингрельцев, она покровительствует преступникам из мингрельцев, она учит их обойти законы и принимает все меры вплоть до обмана правительства центральной власти к тому, чтобы вызволить 'своих людей': Несомненно, что если антипартийный принцип мингрельского шефства, практикуемый т. Барамия, не получит должного отпора, то появятся новые 'шефы' из других провинций Грузии: из Карталинии, из Кахетии, из Имеретии, из Гурии, из Рачи, которые тоже захотят шефствовать над 'своими' провинциями и покровительствовать там проштрафившимся элементам, чтобы укрепить этим свой авторитет 'в массах'. И если это случится, компартия Грузии распадется на ряд партийных провинциальных княжеств, обладающих 'реальной' властью, а от ЦК КП (б) Грузии и его руководства останется лишь пустое место' [55]. (Замените слово мингрельцы на евреи и уберите слово Грузия и постановление не потеряет своей актуальности - С.М.).


На основании этого постановления в Грузию была послана оперативная группа МГБ, в которую вошел и Рюмин. Были арестованы около 40 партийных и государственных работников. По словам Судоплатова [73, С. 509], Сталин будто бы приказал установить записывающие устройства в квартире матери Берии, Марты, предполагая, что будет зафиксировано ее сочувствие опальным мингрельским руководителям.


В дополнение к этому по постановлению Совета Министров СССР от 29 ноября 1951 года «О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов» началась обширная депортация из Грузии некоторых групп граждан - было выселено несколько тысяч семей, и эти выселения оформлялись через постановления Особого Совещания при МГБ.


Вскоре по этому делу был арестован второй секретарь ЦК КП(б) Грузии М.И. Барамия, обвиненный во взяточничестве, и большая группа других партийных работников Грузии, принадлежавших в основном к будто бы сохранившемуся в этой республике «клану» Берии. Рухадзе арестовал также бывшего министра госбезопасности Грузии Рапавы, генерального прокурора Шония и академика Шариа - члена мандатной комиссии Совета Национальностей Верховного Совета СССР, некоторое время работавшего заместителем начальника внешней разведки НКВД. Всех их обвинили в связях с эмигрантскими организациями через агента НКВД Гигелия, который вернулся из Парижа с женой-француженкой в 1947 году. Гигелия и его жена, невзирая на ее французское подданство, были арестованы.


Всем лицам, уличенным в коррупции, во главе с бывшим вторым секретарем ЦК компартии Грузии М.И.Барамия было предъявлено обвинение в создании националистической группы, которая ставила своей целью захватить в свои руки важнейшие посты в партийном и государственном аппарате Грузии. Материалы допросов свидетельствовали об острейшем соперничестве в Грузии, о смене нескольких секретарей ЦК КП Грузии по обвинению в национализме, о широких масштабах сбора компромата на руководителей республики.


Спустя всего несколько месяцев "группе Барамия" наряду с обвинениями во взяточничестве и национализме части грузинского партийного аппарата уже инкриминировалось стремление ликвидировать в Грузии советскую власть и с помощью империалистических государств разделить республику на ряд отдельных партийных княжеств.


Ключевой фигурой среди арестованных в Грузии партийных работников являлся П.А. Шария, близкий друг Берии. Его иногда называли «душеприказчиком Берии». В период, когда Берия возглавлял ЦК КП(б) Грузии, Шария был заведующим отделом агитации и пропаганды ЦК Грузии. При переезде в Москву Берия взял Шарию с собой и назначил его начальником секретариата Главного управления государственной безопасности НКВД. С 1943 по 1948 год Шария занимал пост секретаря ЦК КП(б) Грузии. В Тбилиси следствием по этому делу руководил первый секретарь ЦК КП(б) Грузии А.И. Мгеладзе. Вторым близким другом Берии, оказавшимся в тюрьме в Грузии по этому же делу, был А.Н. Рапава, занимавший в 1943-1948 годах пост министра государственной безопасности Грузии, а с 1949 по 1951 год - министра юстиции Грузинской СССР. Рапава также был немедленно освобожден после смерти Сталина и назначен министром государственного контроля Грузии. После падения Берии Рапава был арестован вторично и в 1955 году расстрелян по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР.


После смерти Сталина Шария был немедленно освобожден, еще до пересмотра всего «мингрельского дела». Но в июне 1953 года его снова арестовали, уже как члена «банды Берии», и в 1954 году приговорили к 10 годам заключения. Будто бы Берия в своей записке в Президиум ЦК КПСС от 8 апреля 1953 года сообщал: «И.В. Сталин систематически звонил в Тбилиси непосредственно в МГБ Грузинской ССР Рухадзе и ЦК КП(б) Грузии т. Мгеладзе и требовал отчета о ходе следствия, активизации следственных мероприятий и представлении протоколов допросов ему и т. Ипатьеву».