А. В. Птушенко Потребительское общество как объект и как субъект системного права
| Вид материала | Документы |
- Концепция культуры с точки зрения проблем человека: человек как субъект и объект культуры., 27.45kb.
- План Введение Основная часть: а изобретение как таковое; б изобретение как объект патентного, 311.69kb.
- Особенности процесса научного познания, 372.09kb.
- Темы рефератов по культурологии: Человек как объект и субъект культуры, 16.16kb.
- 1. Личность как объект и субъект управления, 4.57kb.
- Учебная программа по дисциплине информационная безопасность и защита информации скородумов, 78.62kb.
- Бакалаврская программа №520400 Кафедра Онтологии и теории познания Направление : Философия, 228.9kb.
- Рассматриваем (продолжаем) вопрос о составе правонарушения, остановились на таком элементе, 21.15kb.
- Законы РФ как источники гражданского права, 76.59kb.
- ! Приглашаем Вас принять участие в Международной научно-практической конференции «Преподаватель, 20.13kb.
Поэтому неудивительно, что ни в ГК, ни в законе о потребкооперации вы не встретите юридически значимой дефиниции понятия «деятельность». (ГК, как уже отмечено, вообще избегает каких-либо содержательных дефиниций). Удивительно, что определение понятия «деятельность» не встречается и в учебниках по гражданскому праву.
Апеллировать к общелитературному, бытовому представлению о деятельности вряд ли разумно. Тем более, что не всякий словарь удостаивает это понятие своим вниманием. Например, «Краткий словарь современных понятий и терминов». Проигнорировал исследуемое понятие и «Краткий философский словарь». Толковый терминологический словарь-справочник «Маркетинг (1000 терминов рыночной экономики)» под редакцией моего двоюродного братца А.К. Джинчарадзе, как всегда, игнорирует дефиницию общеродового понятия — «деятельность», приводя тем не менее подвидовое понятие «деятельность маркетинговой службы» — «Комплексные работы экономического, валютно-финансового, планирующего, технико-производственного, сбытового и исследовательского характера». Как говорится, поп, дрова, молоко и луковица. Ясно, что извлечь что-либо полезное для положительной науки из подобного «определения» невозможно. Ждать чего-либо существенного от немудрёного Ожегова наивно, тем не менее посмотрим: «Работа, занятия, труд». Отождествление деятельности с трудом или с работой — как минимум неверно.
Остаётся узнать мнение БСЭ: «Специфически человеческая форма активного отношения к окружающему миру, содержание которой составляет его целесообразное изменение и преобразование». Это весьма философично, но не совсем пригодно для характеристики объекта правовой защиты. Хотя конечно трудно не согласиться с А.П.Огурцовым и Э.Г.Юдиным (авторы этой статьи в БСЭ), что всякая деятельность — не только процесс, но и определённые цели и средства их достижения. Авторы этой статьи утверждают также, что основание деятельности лежит вне её самой — в сфере человеческих идеалов и ценностей. А это уже предмет для правового исследования данного понятия. Очень жаль, что отечественный законодатель не дорос до осознания этого факта.
Тем не менее, БСЭ права в том, что особое значение имеет разделение деятельности на репродуктивную и продуктивную. Детальный системный анализ этого важного для Общества фактора дан в [1].
Последнее утверждение вынуждает нас бегло коснуться одного внешне незначительного, но реально весьма важного обстоятельства. В практике написания разнообразных уставов поощряется писать слово общество с прописной буквы (например, так: «Потребительское Общество, далее — Общество»). Необходимо решительно воспротивиться подобной практике. Она чревата жестокой путаницей в понятиях. К примеру, та самая фраза о [1] подразумевает вовсе не потребительское общество, а именно Общество с большой буквы — метасистему государства. Поскольку юридический язык не имеет права позволять себе неоднозначности и семантические рассыропленности, категорически необходимо законодательно закрепить написание с прописной буквы — Общество — только для метасистемы (см. детальный анализ в [1]), оставив для многообразных юридических лиц единственную форму написания — со строчной буквы: общество. Ещё лучше было бы вообще изъять слово «общество» из названий юридических лиц. Если этого не сделать останется двусмысленность при устных обсуждениях непростых проблем, связанных с Обществом.
Поскольку данный раздел посвящён всего лишь облику потребительского общества в прокрустовом ложе современного российского законодательства, на анализе понятия «деятельность» здесь можно было бы и поставить точку (отложив анализ феномена на будущее — в теоретическом разделе нашего исследования). Но исходя из принципа ковки железа пока оно горячо, предварительные общефилософские соображения есть резон выложить безотлагательно.
Развитие современной науки показывает, что познание и преобразование объектов со сложной структурой и системой уровней нуждается в очень высокой степени проявления творческой активности субъекта при создании принципиально новых средств и методов исследования, позволяющих раскрыть и освоить более глубокие и сложные уровни реальности, конструируя при этом новые типы сложных систем. В огромной степени это относится сегодня к юриспруденции и теории экономики. Именно этим объективным требованием обусловлен современный рост исследований в области теории деятельности, а также развитие самой этой категории.
Сложный характер объекта приложения сил человеческих закономерно ведёт к усложнению структуры деятельности, что на современном этапе выражается в безграничном возрастании роли системного и комплексного подхода к любым проблемам. Не будет преувеличением утверждение, что бессистемная юриспруденция не имеет права на существование. Абсолютно то же самое можно заявить и об экономике.
Становится неоспоримой необходимость соотносить результаты теоретической и практически-преобразующей деятельности с научно обоснованными идеалами и целями социального прогресса, с духовными и нравственными ценностями, выработанными человечеством. Деятельность, не руководствующаяся этими идеалами и целями, приходит в глубокое противоречие с коренными интересами и даже с основами существования человечества. Из чего следует, что сегодня праву нужно меньше заботиться о незыблемости «священной частной собственности», устремив внимание и основные силы на отработку концепций и механизма правозащиты полезной для Общества деятельности и правоприменительного пресечения любой вредной для Общества деятельности. Все связанные с этим эконологические — то есть экономико-эколого-правовые — проблемы детально исследованы в [1].
Необходимость соотносить результаты деятельности с идеалами и целями социального прогресса однозначно требует пересмотра мифа о «священной частной собственности». Всё зависит от того, как и для чего она присвоена. Если честно и во благо Общества — можно подумать о её неприкосновенности. Если же захапаны природные ресурсы с целью присвоения футбольных команд — подлежит немедленной экспроприации. Можно и так: Билл Гейтс — «правильный» миллиардер; Березовский, Абрамович, Потанин, Алекперов, Вяхирев, Чубайс, Черномырдин — неправильный. Такими должны быть нормы современного права справедливости (вспомните развитие правовой системы Великобритании). А законы — приложатся. Не они — источники права: их самих следует кроить по нормам права (см. [1]).
Что касается члена потребительского общества, то его непосредственное участие в деятельности такой организации сегодняшними законами не предусмотрено. Во всяком случае, в императивном порядке. ГК вообще об этом молчит. Закон о потребкооперации даёт только диспозитивные рекомендации: «Статья 11. Права пайщиков потребительского общества 1. Пайщики потребительского общества имеют право: вступать в потребительское общество и выходить из него на добровольной основе; участвовать в деятельности потребительского общества, избирать и быть избранными в органы управления и органы контроля, вносить предложения об улучшении деятельности потребительского общества, устранении недостатков в работе его органов; получать кооперативные выплаты в соответствии с решением общего собрания потребительского общества; приобретать (получать) преимущественно перед другими гражданами товары (услуги) в организациях торговли и бытового обслуживания потребительского общества, осуществлять на основе договоров гарантированный сбыт изделий и продукции личного подсобного хозяйства и промысла через организации потребительского общества; пользоваться льготами, предусмотренными для пайщиков общим собранием потребительского общества. Эти льготы предоставляются за счет доходов, получаемых от предпринимательской деятельности потребительского общества; сдавать организациям потребительского общества в первоочередном порядке сельскохозяйственные продукцию и сырье для переработки, в том числе на давальческих началах; быть принятыми в первоочередном порядке на работу в потребительское общество в соответствии с их образованием, профессиональной подготовкой и с учетом потребности в работниках; получать направления на учебу в образовательные учреждения потребительской кооперации; пользоваться объектами социального назначения на условиях, определяемых общим собранием потребительского общества; получать информацию от органов управления и органов контроля потребительского общества об их деятельности; обращаться к общему собранию потребительского общества с жалобами на неправомерные действия других органов управления и органов контроля потребительского общества; обжаловать в судебном порядке решения органов управления потребительского общества, затрагивающие их интересы. 2. Общее собрание потребительского общества может устанавливать и иные права пайщиков, не противоречащие законодательству Российской Федерации».
Совершенно очевидно, что в этом аспекте — обязательного участия (личным трудом) в деятельности организации — статус члена потребительского общества резко отличается от статуса производственного кооператора, который по закону как раз объединяется с другими пайщиками именно для совместной трудовой деятельности — на базе личного участия в производственном процессе (см., например, п.1 ст.107 ГК). Можно утверждать, что, в отличие от производственного кооператива, потребительское общество ближе к объединению капиталов, а не к объединению лиц (что имеет место, например, в полном товариществе).
Аналогично настроена в этой области и правовая доктрина. Так, [2] вещает: «Потребительские кооперативы в отличие от производственных создаются не для совместной производственной или иной хозяйственной деятельности, основанной на личном труде участников, а для удовлетворения материальных и иных потребностей последних. Поэтому они не предполагают обязательного личного участия своих членов в общих делах, но требуют объединения их имущественных взносов. С этой точки зрения их можно сравнить с объединениями капиталов, тогда как производственные кооперативы ближе к объединениям лиц. Одним из последствий такого положения является возможность гражданина (или юридического лица) одновременно участвовать в нескольких потребительских кооперативах, в том числе однородных по характеру деятельности (например, жилищных, садоводческих и т.д.)».
Следовательно, участник ПО вовсе не становится участником какой-либо деятельности автоматически (так сказать, «по закону»). Этим он принципиально отличается от полного товарища или члена производственного кооператива. (Из чего следует, что глубоко неправы источники, выводящие свойства потребительского общества из свойств производственного кооператива). Иное дело, что пайщик может принять участие в управлении обществом в ряде доступных для него по закону форм, закреплённых в уставе общества.
Заметим, что всё тот же источник [2] настаивает на том, что «исполнительные органы такого кооператива всегда формируются из числа его членов и не могут быть наёмными». Конечно, это требует комментариев. Как нам представляется, подобная норма в явном виде не содержится ни в одном законе. ГК, как всегда, об этом глумливо помалкивает. Источник [3] по этому поводу солидарен с [2], делая при этом однако типовую ошибку, утверждая, что «Правовое положение потребительского кооператива … с точки зрения прав участников во многом сходно с производственным кооперативом». Закон № 54 гласит: «12. Правление потребительского общества - исполнительный орган потребительского общества, создаваемый в каждом потребительском обществе для руководства хозяйственной деятельностью потребительского общества, назначаемый советом потребительского общества и подотчетный совету потребительского общества. Вопросы, не относящиеся к исключительной компетенции общего собрания потребительского общества и исключительной компетенции совета потребительского общества, могут быть переданы на решение правления потребительского общества. Председатель правления потребительского общества без доверенности действует от имени потребительского общества, издает распоряжения и дает указания в пределах своей компетенции, обязательные для исполнения всеми работниками потребительского общества. Правление потребительского общества несет ответственность за хозяйственную деятельность потребительского общества». Очевидно, что рассматриваемый нами нюанс — относительно происхождения исполнительного органа ПО — из поля зрения закона о потребкооперации полностью выпал.
Развязывает ли это руки конкретному ПО — бог весть. Пока мы можем лишь однозначно констатировать, что и по этому вопросу в российском законодательстве чёткого ответа нет. (Кстати, подсчитайте, сколько раз словосочетание «потребительское общество» употреблено в процитированном выше отрывке из закона № 54. И эта убогость в сегодняшней России признаётся «юридическим языком»!).
Ещё меньше чёткости в представлениях об управлении обществом. Так, закон 54 назвал совет ПО «органом управления», не приведя при этом никакой расшифровки этого сложного понятия: «1. Совет потребительского общества является органом управления потребительского общества, представляет интересы пайщиков потребительского общества, защищает их права и подотчетен его общему собранию. Совет потребительского общества осуществляет полномочия, определенные настоящим Законом и уставом потребительского общества, за исключением полномочий, отнесенных к исключительной компетенции общего собрания потребительского общества. (в ред. Федерального закона от 28.04.2000 N 54-ФЗ)».
В [1] детально проанализированы распространённые заблуждения в применении нелепых и необоснованных словосочетаний типа «управление качеством» или «управление человеческим фактором», включая и все вредные для Общества последствия такого системно-логически ошибочного словоупотребления. В практике обучения студентов модной специальности «Менеджмент» изучается курс «Управление персоналом», имеющий к теории управления примерно такое же отношение, как относится к логике пресловутая «логистика». В соответствующих учебниках ([7], [8]) вы не найдёте никаких попыток дать хоть какое-то определение термина «управление». А всё, о чём идёт речь в этих учебниках, к собственно управлению никакого отношения не имеет. Вместо этого описывается работа отдела кадров, бухгалтерии и пр.
Я вынужден напомнить разнообразным «логистикам», что существуют детально разработанные принципы управления запасами, процессами принятия решений, оптимального поведения в стохастических ситуациях; существуют, наконец, математически корректная теория конфликта и теория игр. Печально, что вместо этих адекватных наук, студентам навязывают малообоснованные «новации» отвязанных «менеджеров».
Словарь «Маркетинг» под ред. проф. Джинчарадзе, как всегда, вместо связной дефиниции определяемого понятия даёт бессистемный набор разноплановых признаков: «Система управления — элемент организационной структуры фирмы, в которую входят системы финансирования, планирования, контроля за выпуском продукции, учёта и т.п. Главная проблема заключается в выявлении степени соответствия существующих систем намечаемой стратегии фирмы». Далее (на букву «У») г-н Джинчарадзе приводит определения семи частных «управлений» (качеством продукции, маркетингом, «по задачам», «по отклонениям», «по продукту», «по процессу», расходами), не будучи, очевидно, в сосстоянии дать предварительно чёткую дефиницию родового понятия «управление». Все семь частных видовых «определений» содержат в основном тавтологии и тривиальности. Как показано в [1], термин «управление качеством» вообще является принципиальной системно-логической ошибкой (что, впрочем, можно сказать и о других терминах из «семёрки»).
Ожегов, как всегда, предлагает своеобычный подход: «Управление, 1. см. управлять. 2. деятельность органов государственной власти. 3. совокупность приборов… 4. крупное подразделение какого-либо учреждения. 5. синтактическое подчинение одного слова другому». Ясно, что об управлении как процессе поддержки гомеостазиса или программной самоорганизации системы он не имеет понятия.
Естественно, термин «управление», сложившийся в науке и технике, имеет мало общего с распространённым в общественной сфере. Но прежде рассмотрим подход БСЭ: «Управление, элемент, функция организованных систем различной природы (биологических, социальных, технических), обеспечивающая сохранение их определённой структуры, поддержание режима деятельности, реализацию программы, цели деятельности. Социальное У. как воздействие на общество с целью его упорядочения, сохранения качеств. специфики, совершенствования и развития есть непременное, внутренне присущее свойство любого общества, вытекающее из его системной природы, обществ. характера труда, необходимости общения людей в процессе труда и жизни, обмена продуктами их материальной и духовной деятельности. Труд, материальное и духовное производство, распределение и потребление невозможны без определённой организации, порядка, разделения труда, установления места и функций человека в коллективе, осуществляемых с помощью У.».
Автор этой статьи в БСЭ В.Г.Афанасьев в главном безусловно прав. Неизвестно, по каким мотивам теоретики права и законотворцы предпочли пойти по иному пути (на наш взгляд, принципиально ошибочному). Как отмечено выше, действующие законы очень редко используют термин «управление», и в основном — в «резиновых», малосодержательных словосочетаниях. К примеру, ст. 103 ГК, многообещающе названная «Управление в акционерном обществе», содержит пять пунктов (с пятью подпунктами в п.1), из которых четыре посвящены чему угодно, только не управлению; и лишь в единственном (четвёртом) пункте встречается фраза «Компетенция органов управления…». (Которая по сути к собственно управлению тоже отношения не имеет).
Единственная прижившаяся словесная конструкция, включающая рассматриваемый термин, — «право оперативного управления». По ГК (п.1 ст.296) это вот что такое: «Казённое предприятие, а также учреждение в отношении закреплённого за ним имущества осуществляют в пределах, установленных законом, в соответствии с целями своей деятельности, заданиями собственника и назначением имущества права владения, пользования и распоряжения им». Понятно, что сие — вообще не дефиниция. И уж конечно не дефиниция некоей разновидности управления — оперативного управления.
Здесь полезно подчеркнуть: юридический язык не имеет права впадать в «сидоризм». Бывший министр культуры РФ Евгений Сидоров, будучи однажды спрошен, что такое Культура, ответствовал: «А, это, когда я…». Ответ на вопрос «Что это такое?» недопустимо начинать с «когда». К сожалению, авторов ГК этому своевременно не научили.
Не говоря уж и о том, что сия статья для логично мыслящего субъекта ещё больше запутывает существо понятия «собственность». Как это «оперативный управленец» может обладать полной «триадой», если он по определению вправе обладать только ограниченными («специальными») вещными правами?
Отметим кстати и то обстоятельство, что по сегодняшнему законодательству РФ субъектами права оперативного управления признаются исключительно казённые предприятия и учреждения. Лишает ли это ПО права организовать оперативное управление «внутри себя» (в представительствах, филиалах, участках) — закон молчит. Будем считать, что здесь справедлив принцип «разрешено всё, что не запрещено».
Однако сегодняшняя правовая доктрина вообще не склонна рассматривать управление как юридический термин. Например, проф. Суханов ([2]) по этому поводу пишет: «В своей совокупности названные правомочия (пресловутая «триада», АП) исчерпывают все предоставленные собственнику возможности. Теоретические попытки дополнить эту «триаду» другими правомочиями, например, правомочием управления, оказались безуспешными. При более тщательном рассмотрении такие «правомочия» оказываются не самостоятельными возможностями, предоставляемыми собственнику, а лишь способами реализации уже имеющихся у него правомочий, т.е. формами осуществления субъективного права собственности».
Полагаю, уважаемый профессор здесь глубоко заблуждается. Причина — недостаток образования. Или, если угодно, общие недостатки сегодняшнего подхода к обучению юриста. Отсутствие «классического» естественно-научного образования лишает «чистого» гуманитария навыков дисциплинированного системно-логического мышления, умения связать проблемы своей узкой области с проблемами и концепциями новых междисциплинарных областей науки. Прежде всего — системоанализа и информациологии.
Не говоря уж о том, что пресловутая «триада» вовсе не есть всепроникающее явление. Скорее наоборот: во множестве правовых систем, например, в англо-американской, правомочий собственности более десятка; при этом собственники «разных уровней» могут обладать тысячами разных сочетаний этих общих правомочий.
Обратимся поэтому к анализу взглядов классиков теории управления.
Прежде всего приведём собственное (наиболее обобщённое) определение понятия «управление»: выработка корректирующих сигналов, обеспечивающих гомеостазис или целенаправленное программное изменение состояний системы (см. [1]).
В своей книге «Системы и руководство» [9] Р.Джонсон и др. пишут: «Функция управления, по существу, обеспечивает работу различных подсистем в соответствии с планом. Управление по своей сути заключается в контроле деятельности подсистем с последующей коррекцией для выполнения плана всей организации». Другими словами, управление удерживает в допустимых пределах отклонения системы от заданных целей. Для реализации этого принципа необходима оптимизированная обратная связь. Связанная с этим концепция детально рассмотрена в [1].
Непонимание сегодняшней юриспруденцией этих истин катастрофично. Именно потому, что сегодняшнее российское государство и де-юре, и де-факто отказалось от главной своей функции — оптимального управления Обществом, — мы и «заработали» стихийно разрастающийся системный кризис.
Припомним некоторые важные аспекты современной теории управления. Системы управления могут быть двух видов: открытые и закрытые. Основное различие между ними состоит в следующем. В закрытых системах блок управления является составной частью той системы, которой он управляет. В открытых — не является. Простой пример открытой системы — кухонный вентилятор. Управляющее воздействие здесь создаётся за счёт энергии человека или какого-либо прибора, не входящего в состав вентилятора. Классическим примером закрытой системы является комнатный термостатический регулятор. Когда температура в комнате опускается ниже установленной величины, управляющий механизм замыкает цепь обогревателя, и температура начинает подниматься. Как только она достигнет заданного уровня, цепь размыкается. Очевидно, что закрытая система управления имеет обратную связь. Ещё более очевидно, что государство обязано работать только как закрытая система управления. Как показано в [1], государство — подсистема Общества. Именно — подсистема управления.
Средством управления является «информация» (точнее — сообщения, см. [1]). Вначале она представляет собой поток первичных данных, получаемых от датчиков, а затем — поток корректирующей «информации», которая позволяет управлять определённым параметром объекта или состоянием всей системы. Целью системы является выполнение определённой функции. Цель управления — поддержание выхода системы на уровне, удовлетворяющем установленным требованиям. Управление является важнейшей частью большинства биологических, экономических, социальных и механических систем. Неуправляемая система — практически мёртвая система.
Из сказанного следует далеко идущий вывод. Есть все основания полагать, что пресловутое «распоряжение» — всего лишь одна из многих операций управления системой. Жаль, что веками варясь в собственном, весьма условно сконструированном мирке, юристы так и не осознали этого. Хотя избежать употребления самого слова «управление» они сами оказались не в состоянии (см. множество статей ГК и множества других законов). Жаль только, что это слово осталось для них малопонятным и не превратилось в чёткий термин. Лечить эту опасную болезнь можно единственным путём: аннулировать все прежние юридические дипломы и учить юристов заново, не лишая их благодетельного воздействия естественно-научных знаний и навыков. Запретив при этом государству навязывать Обществу свои «образовательные стандарты». Образование должно готовить не жалких разгребателей экскрементов государства, а достойную ему оппозицию. Ибо при отсутствии таковой Общество как и любая система без отрицательных обратных связей идёт вразнос (см. [1]).
Поэтому задержим наше внимание ещё на нескольких важных аспектах управления.
Любая система управления обладает таким важным свойством как чувствительность. Эффективная система обязательно включает механизм настройки чувствительности. Применительно к праву это означает, что государство, чувствительное к требованиям плутократов (составляющих несколько процентов населения страны) и абсолютно бесчувственное к бедам основной массы народа, уже по определению не может стать эффективным. Изменить это можно только с коренной переделкой основ юриспруденции — в соответствии с системной парадигмой права(см. [1]).
Основная задача — построение самонастраивающейся, а ещё лучше — самообучающейся системы. К первой категории относятся системы, в которых параметр регулируется с таким расчётом, чтобы компенсировать изменение характера процесса, возникающее в связи с изменением условий, в которых работает система. (По сути это и есть гомеостазис). Такая адаптивная система управления настолько же отличается от системы с обратной связью, насколько последняя отличается от разомкнутой системы регулирования. Можно сказать, что адаптивное управление — грубая форма обучения системы саморегулировке в соответствии с поставленной целью.
Самообучающаяся система реализует высшую форму управления. Она отличается от адаптивной системы не только функционально, но и областью применения. Адаптивная система проектируется для изменения самой себя в свете нового окружения с целью оптимизации своей работы. Самообучающаяся система проектируется с таким расчётом, чтобы узнавать знакомые образы и особенности, а затем на основании своего прошлого опыта реагировать на изменение оптимальным образом. Чтобы всё это осознать, и оптимизировать собственное поведение, сегодняшнему юристу довлеет почаще обращаться к источникам типа [10].
Как показано в [1], ещё более высокий уровень управления — самоорганизация системы. Она включает все свойства самообучающегося объекта и добавляет к ним возможности по изменению структуры и элементного (подсистемного) состава системы. К этому, наивысшему, типу управления относится самоуправление Общества на базе его самоорганизации снизу-вверх.
Отметим, что законодатель как бы рекомендует для управления потребительским обществом именно принцип самоуправления (наивысший приоритет общего собрания, организация низовых ячеек и т.п.). Самоуправление, естественно, — тип управления (как сказано выше, — наивысший тип) и потому обладает всеми присущими управлению свойствами. Поэтому некорректно говорить о некоем параллельном управлении–самоуправлении (см. [1]).
Хотя, как и всегда, законодатель говорит о самоуправлении весьма невнятно. Путая при этом принцип самоуправления с неким надуманным «местным самоуправлением». Как показано в [1], самоуправление должно быть повсеместным.
Отметим: по действующему законодательству, кооператив — добровольное объединение лиц на основе членства для совместного достижения определённых целей на базе объединения его членами интеллектуальных и имущественных паевых взносов, на которые после их передачи кооперативу право собственности возникает у самого кооператива, а его участники приобретают права требования, которые можно реализовать при наличии установленных законом условий.
Отличие общества от кооператива в ГК не рассмотрено вовсе. В явном виде это отличие не сформулировано и в законе о кооперации (№54). Тем не менее тщательный системно-логический анализ позволяет утверждать, что потребительское общество, в отличие от кооператива, обладает достаточно широкими полномочиями: создавать хозяйственные общества, медицинские, образовательные, исследовательские, издательские и культурно-просветительные учреждения. В число объектов права собственности ПО могут входить земельные участки, здания, сооружения, транспортные средства и жилищный фонд.
Уставом ПО может быть предусмотрено, что определённая часть его имущества составляет неделимый фонд. Состав этого имущества не включается в паи членов ПО. Состав неделимого фонда определяется решением общего собрания ПО. При этом права члена общества на имущество ПО, по общему правилу, не обусловлены величиной его пая. При выходе из ПО его член имеет право на выплату стоимости паевого взноса (но не на выплату доли во всём имуществе ПО); он имеет также право на получение кооперативных выплат, дивидендов и прочих бонусов, вытекающих из доходов ПО. Однако в доктрине живут и прямо противоположные взгляды на проблему выхода из ПО (см. ниже).
Подведём скорбные итоги. Согласно действующему российскому законодательству, потребительское общество — довольно-таки запутанная и плохо в правовом отношении урегулированная организация. Выхода, естественно, два: либо пытаться находить в дырах закона удобные для себя неиспользованные ещё возможности, либо бороться за совершенствование действующего законодательства. Как и методов его создания.
Возможно, оптимальная «повседневная» стратегия сегодня — в рациональном взаимодействии обоих этих подходов.
Разумеется, если рассматривать ПО как средство обеспечения вещественных возможностей для организации подобной борьбы, придётся «по-волчьи выть». То есть в практике функционирования общества скрупулёзно соблюдать сегодняшнее, пусть и весьма несовершенное, но пока, к сожалению, никем не отменённое законодательство. Не забывая конечно о главной интеллектуальной цели — просвещении народа и изменении общественного менталитета. Особенно, в главном: осознании рационального соотношения Общества и государства, Права и закона.
Однако, реализуя такую тактику, не следует ссылаться на действующее законодательство. Кроме того не следует забывать, что и при таком поведении не должна исчезать из поля зрения неизмеримо более важная задача — демонстрация недугов действующего законодательства и создание рациональной модели Общества с подчинённым ему правовым государством и разработка новых — системных — основ права.
2. Роль и место потребительского общества в развитии Гражданского Общества
В первом разделе наглядно показано неоднозначное толкование термина «потребительское общество» в разных источниках. Тем не менее в одном они единодушны — во взгляде на ПО как на организацию, создаваемую для удовлетворения определённых потребностей создателей. Обычно эти потребности характеризуются двумя ошибочными, на наш взгляд, словами «материальные» и «иные». В [1] детально рассмотрены обе эти ошибки. Тем не менее кратко проанализируем их ещё раз непосредственно в настоящем исследовании.
Строго говоря, с позиций современной ортодоксальной философии, материальное — это всё, независящее от чьего-то конкретного сознания. «Весь окружающий нас мир представляет собой движущуюся М. в её бесконечно разнообразных формах и проявлениях, со всеми её свойствами, связями и отношениями» (БСЭ). Даже гуляющий, к сожалению, термин «антиматерия» в нормативной лексике должен железной рукой выжигаться, заменяясь термином «антивещество». Проще говоря, в мире нет ничего нематериального. Даже пресловутая «информация» (см. [1]) столь же материальна, как и всё остальное. Иное дело, что она невещественна. Наш мир стоит на трёх китах: вещество, информация, мера. (Частный случай меры — сознание). Следовательно, можно говорить о вещественных потребностях человека, но никак не о материальных. Трудно, конечно, одномоментно приучить к этому всё население, но юридический язык следует решительно очистить от подобных ляпов.
О недопустимости в юридическом языке поганого словечка «иные» мы уже не раз писали ([15], [16], [17]). Любой перечень, кончающийся этим идиотическим рефреном «и иные», априори юридически ничтожен. Любой перечень должен быть либо исчерпывающим, либо никаким. Иначе говоря, если исчерпывающий перечень объектов невозможен, следует сформулировать исчерпывающую конъюнкцию необходимых и достаточных признаков класса, к которому принадлежат рассматриваемые объекты. Ну, а если на подобное вы не способны, — вы, по-видимому, занимаете в юриспруденции чужое место.
Если кому-то сие не понятно, поясним: под «иные» можно понимать всё что угодно — что, естественно, полностью дезавуирует весь предшествующий перечень объектов. Просто стыдно читать некоторые источники, которые, не теряя серьёзного выражения лица, начинают пояснять ошарашенному читателю, какие именно предметы подразумеваются под этим «и иные» — при этом так и называя по ходу собственных рассуждений эти предметы (что уже вполне идиотично и с позиций системной логики): «иные предметы».
Однако и устранение двух вышеописанных ляпов не делает общепринятое определение ПО логически безупречным. Дело в том, что человеческая деятельность никогда и ни при каких обстоятельствах принципиально не может быть направлена ни на что иное помимо удовлетворения потребностей конкретного человека. Ведь не обязательно потребности ограничены стремлением набить собственный карман за счёт ущемления ближнего. Может быть и потребность помочь ближнему. Причём не только жертвуя своей собственностью, но подчас и жизнью.
И разве учредители акционерного общества или производственного кооператива делали сие не для удовлетворения собственных потребностей — в пресловутой прибыли? Жаль, что мировая правовая мысль до сего дня всё еще не осознала пагубность этой ориентации человеческой деятельности. Так что признать ходячее определение ПО адекватным принципиально невозможно.
Следовательно, всё, что сказано о предназначении ПО в сегодняшнем российском законодательстве (да и в праве — тоже, см. [1]), подлежит радикальному пересмотру.
Исторически взгляд на потребкооперацию действительно ограничивался «сбором грибов и ягод», да обеспечением себя собственными силами в плане каких-то «услуг». Однако роль и функции потребительских обществ в развитии Общества могут (и должны!) быть совсем другими. Системная парадигма права исходит из представления о создании эффективного государства в процессе самоуправляемой самоорганизации Общества снизу-вверх. При этом в качестве низовой самоорганизационной ячейки рассматривается самоуправляемый информосот, формируемый на территориально-тезаурусно-менталитетной основе. Эти процессы и соотношения детально рассмотрены в [1].
А проведённый в разделе 1 настоящей работы анализ свидетельствует, что даже признаваемые сегодняшним российским законом параметры потребительского общества полностью удовлетворяют требованиям, предъявляемым к первичному информосоту.
Ведь удовлетворение жизненных потребностей, ради чего по закону создаётся ПО, — только начало. Каждая система в первую очередь хлопочет о собственном гомеостазисе. В первую очередь, это достигается самосовершенствованием, главным образом — подсистемы самоуправления. Но любая система кровно заинтересована и в сохранении свойств среды, ибо без этого среда может выйти за пределы, совместимые с жизнью. Влияние на свойства среды — это уже участие во «внешнем» (относительно ПО) управлении.
В [1] приведены логико-системные обоснования принципов самоуправления и самоорганизации. В рамках последовательно демократической доктрины единственным легитимным носителем абсолютной власти в Обществе является народ. Даже в весьма несовершенной Конституции РФ постулируется это основополагающее положение: «…единственным источником власти в Российской Федерации является её многонациональный народ». Оставаясь в рамках демократической доктрины, невозможно не признать, что власть должна делегироваться от абсолютного носителя этой легитимной власти к выбранным им наёмным коллегиальным органам, а не наоборот. Причём этот принцип сохраняется на любом иерархическом уровне управленческой пирамиды, где чем выше уровень, тем ограниченнее объём компетенции (при безусловном укрупнении решаемых задач), тем уже властные полномочия (при безусловном повышении уровня ответственности перед Обществом). В правовом государстве Гражданского Общества каждый «более верхний» орган управления ответственен не перед «ещё более верхним», а перед непосредственно «нижним» — тем, кто делегировал «верхнему» органу часть своих властных полномочий. Таким образом, наибольшими полномочиями (после народа, т.е. Общества в целом) обладают как раз органы самоуправления. И никакие «государственные» (верхние в иерархии государственного механизма) структуры не обладают легитимным правом «наделять органы местного самоуправления отдельными государственными полномочиями» (ст. 132 КРФ) — только строго наоборот. Уже поэтому «местные органы» более «государственны», чем «центральные органы». Очевидно, необходимо упорядочить терминологию: в правовом государстве Гражданского Общества нет ни «местных», ни «центральных» органов — есть верхние и нижние. При «обратном» порядке делегирования полномочий. И те, и другие органы суть органы государственного управления. «Нижние» — даже в большей степени, чем «верхние».
Resume: самоуправление — основа государства в Гражданском Обществе.
Исходя из вышеизложенного, следует признать статью 12 КРФ принципиально ошибочной. Что касается Президента, то в Гражданском Обществе он является просто высокопоставленным (наёмным!) чиновником — со всеми описанными в [1] ограничениями и запретами, — а вовсе не «осуществителем Государственной власти» (ст.11 КРФ) и не «гарантом конституции» (ст.80 ). Ибо единственным гарантом конституции является сам народ — как единственный легитимный носитель неограниченной власти в Обществе.
В Гражданском Обществе власть должна вырастать как дерево — естественным путём: снизу — вверх. Этот рост представляет собой самоорганизацию Общества. То есть именно тот процесс, в результате которого исторически возникло государство как общественно-политический институт Общества. (А точнее и строже — как одна из основных системообразующих функциональных подсистем Общества). Принципы информационно-сотовой самоорганизации Общества рассмотрены в гл. 4 [1].
В начале третьего тысячелетия перед человечеством встала задача перехода к безопасному коэволюционному развитию. Решение этой наиважнейшей для всех государств, народов, индивидов задачи требует консолидации и признания следующих основополагающих принципов.
1. Информация есть первооснова мира.
2. Для вхождения человечества в новую эру процветания необходимы демократические преобразования на всех уровнях властных структур мирового сообщества, — и непременным условием этого является всеобъемлющая информатизация Общества.
3. Главными признаками единого мирового информационного сообщества являются:
а) свобода личности от рождения; информационно-сотовое самоуправление; оно — базис государственного управления;
в) любой индивид, группа, государство в любое время могут (бесплатно или за однозначно установленную плату) получить доступ к любым информационным ресурсам, необходимым для решения личных или социально-значимых общественных задач;
с) в Обществе производятся и доступны любому индивиду современные информационные технологии и средства связи;
d) имеются развитые инфраструктуры, обеспечивающие создание информационных ресурсов, необходимых для ускоренного социального и научно-технического развития;
е) информационные сети являются одновременно и источником самодисциплины, самоорганизации, источником духовного развития.
Потребительское общество как бы автоматически соответствует пункту «e». Таким образом, ПО по определению окажется субъектом духовного развития Общества.
В информационном Обществе нет классов, нет разделения по расовому и национальному признаку: все люди — свободные личности. В таком Обществе осуществляется народовластие на основе территориального информационно-сотового самоуправления. В будущем территориальный принцип самоорганизации заменится самоорганизацией на базе общности тезаурусов, личностных менталитетов, индивидуальных шкал ценностных приоритетов.
Обратите внимание: по своей организационно-правовой форме и по своим конечным целям потребительское общество ближе к информосоту, чем любое другое «юридическое лицо». Ведь оно изначально самоорганизуется на базе общности тезаурусов и менталитетов. А не только пресловутой «общности капиталов». Последнее для ПО — средство, а не самоцель.
Для вступления на этот путь необходимо уже сегодня незамедлительно повышать уровень информированности общественности, степень её обеспокоенности назревшими проблемами социально-политического, научно-технического и культурно-экономического развития. Необходимо законодательно установить наивысшую приоритетность культурных (в том числе научных) и образовательных систем. Необходимо первоочередное экологическое образование и воспитание Общества. Все эти целеустремления могут (и должны!) найти достойное отображение в основных стратегических задачах потребительского общества.
Создатели концепции информационно-сотового Общества, И.И. Юзвишин и Э.В. Евреинов, под термином сот подразумевают первичную ячейку самоуправления. Автором настоящей работы установлены принципы организации сотов по соответствию менталитетов, ценностных ориентаций и тезаурусов (взамен простейшего «территориального принципа»). Установлена также структура механизма взаимодействия сотов с Концептуальной ветвью управления Обществом: несколько сотов объединяются в метасот (по тезаурусно-территориальному принципу) и делегируют метасоту часть своих властных полномочий; этот процесс повторяется на всех иерархических уровнях государственного механизма. Его принципиальная схема представлена на рис. 3. Мною также предложен термин «информосот». Он предпочтительнее термина «сот» по двум основным причинам:
-лучше отражается менталитетно-информационная (тезаурусная) сущность первичной самоуправляемой
ячейки Гражданского Общества;
-исключается неприятная аналогия с английским словом sot (означающим олух, пьянчужка).
(Как эту аналогию проморгали Юзвишин и Евреинов — мне пока-что непонятно).
Далее.
Концептуальная власть должна формироваться научными методами в порядке взаимодействия, самоорганизации и самоуправления научных и массовых коммуникаций. Проблемам самоуправления и характеристикам Концептуальной власти в [1] посвящена самостоятельная глава (9-я).
Структура внутренней системы управления потребительским обществом, предусмотренная сегодняшним законодательством, уже довольно демократична. После окончания процесса регистрации и накопления достаточного опыта функционирования ПО параметры системы самоуправления обществом следует откорректировать. В пределе целесообразно создать самообучающуюся и самоорганизующуюся систему управления обществом.
Конечно, общество при этом столкнётся с сопротивлением окружающей бюрократической среды (каждое изменение в уставе на практике требует фактической перерегистрации общества, включая и дополнительные расходы), но тем не менее игра стоит свечь — поскольку в ходе этого процесса будут отрабатываться оптимальные характеристики как подсистемы управления обществом, так и самого потребительского общества.
Из последнего абзаца вытекает, что при взгляде на ПО «изнутри» оно предстаёт как объект управления. При этом оптимизация параметров подсистемы управления обеспечит повышение эффективности общества как самоорганизующейся целеустремлённой системы. Но в структуре управления Обществом ПО является уже субъектом управления, оказывая на процессы самоорганизации Общества и его самоуправления потребное положительное воздействие. Положительным это воздействие является в социально-философском смысле: ПО, возникающее в рамках действующих законов, без их прямого противодействия, способно сыграть положительную роль катализатора процесса самоорганизации Общества. Однако в плане организации самоуправления Общества ПО должно сыграть роль отрицательной обратной связи (см. раздел 1 и [1]).
Для реализации этой роли необходимо предусмотреть вполне определённые цели деятельности ПО и соответствующие структурные подразделения, способные решать конкретные задачи, потребные для достижения поставленных целей. Устав ПО «НПО Интеллект» в общих чертах соответствует этим целям. (Хотя и нуждается в необходимой последующей корректировке).
В [1] разработаны основные черты принципиально новой — системной — парадигмы права. Есть все основания рассматривать общую систему права, обрисованную в рамках этой концепции, как системное право. Его подсистемами первого порядка являются вещественное, общественное, интеллектуальное право. Привычное цивилистам гражданское право рассматривается в этой концепции как подсистема вещественного права. Таким образом, ещё более привычное старорежимным юристам вещное право может спокойно занимать своё привычное (традиционное) место в составе гражданского права. А вот интеллектуальное право решительно выводится из числа подсистем гражданского права — поскольку интеллектуальное право в системной иерархии системного права занимает своё законное место на уровне более высоком, чем гражданское право. Это оправдано уже тем, что интеллектуальная собственность как минимум на три порядка важнее для Общества, чем вещная собственность. (О разумном толковании термина имущество поговорим попозже). И вообще настало время для решительной переориентации права, в том числе гражданского, с приземлённой зацикленности на имущественных отношениях людей на их интеллектуальные («духовные») отношения.
Именно этот аспект положения ПО в правовом пространстве подразумевается в названии настоящего исследования.
3.Общетеоретическая часть: критика основ российского Гражданского права
Основной недостаток российского гражданского права — его привязанность к ошибочной концепции разделения права на частное и публичное. В наших условиях это не ведёт ни к чему хорошему, закрепляя веками сложившееся в России вредное представление о «центральной власти» как о некоем «богом данном» властителе, не зависящем ни от каких законов и вольном ставить любые эксперименты над «своими подданными». Я предпочитаю такой правопорядок, когда у государства нет никаких, не связанных с благополучием Общества интересов, и оно, государство, заинтересовано только в повышении собственной эффективности в качестве подсистемы управления Обществом — системы координации и оптимизации взаимодействия всех остальных подсистем Общества (см.[1]). А это возможно только в рамках единого права, в котором государство и индивид во всём равны перед единым законом, — то есть являются равнозначными субъектами права.
Но даже оставаясь в рамках критикуемой концепции, невозможно провести какую-то чёткую и обоснованную черту между публичным и частным правом. Об этом свидетельствует и Гражданский кодекс РФ, видимо, по необходимости включающий не только параграф 4 главы 4 «Государственные и муниципальные унитарные предприятия», но и специальную главу 5 «Участие Российской Федерации, субъектов Российской Федерации, муниципальных образований в отношениях, регулируемых гражданским законодательством». С другой стороны, нельзя не обратить внимания на соображения крупнейшего российского цивилиста И.А.Покровского [20]: «С другой стороны, можно легко представить себе всю область экономических отношений, область, которая является в настоящее время областью частного права, по преимуществу централизованной, т.е. перестроенной по началам права публичного: заведывание всем производством и распределением находится в руках центральной власти, деятельность каждого отдельного индивида определяется по началам трудовой повинности. Даже область семейственных отношений мы можем представить себе организованной по началам публичного права. Вообразим, что какое-нибудь государство, задавшись целью количественного или качественного улучшения прироста населения, пришло к мысли организовать и эту область отношений по принципу государственной повинности: все мужчины, находящиеся в известном возрасте и обладающие нормальным здоровьем должны вступать в брак и притом с женщинами, указанными им соответствующей властью». (Не ясно: считать ли таких женщин — публичными? Лучше — унять само слово).