Особенности процесса научного познания

Вид материалаДокументы

Содержание


В поисках логики открытия.
Критические аргументы.
От логики открытия к логике подтверждения.
Фальсифицируемость как критерий научности.
Концепция «третьего мира» Карла Поппера.
Научные революции, передовые и научные сообщества.
Методология исследовательских программ.
Отрицательная эвристика: «твердое ядро» программы
Подобный материал:
  1   2   3

Особенности процесса научного познания.


Научное познание, как все формы духовного производства, в конечном счете, необходимы для того, чтобы регулировать человеческую деятельность. Различные виды познания по разному выполняют эту роль, и анализ этого различия является первым и необходимым условием для выявления особенностей научного познания. Деятельность может быть рассмотрена как сложно организованная сеть различных актов преобразования объектов, когда продукты одной деятельности переходят в другую и становятся ее компонентами. Предметная структура деятельности - взаимодействие средств с предметом деятельности и превращение его в продукт благодаря осуществлению определенных операций. Субъектная структура включает субъект деятельности , осуществляющего целенаправленные действия и использующего для этих целей определенные средства деятельности. С одной стороны средства могут быть представлены в качестве искусственных органов человеческой деятельности, с другой, они могут рассматриваться в качестве естественных объектов , которые взаимодействуют с другими объектами. Деятельность всегда регулируется определенными ценностями и целями. Ценность отвечает на вопрос " Для чего нужна та или иная деятельность" Цель на вопрос " что должно быть получено в деятельности?" Мы имеем дело с предметной стороной изменения человеком природы , когда в функции предметной деятельности выступают фрагенты природы, а если в функции ее предметов выступают люди и свойства то мы имеем дело с предметной стороной практики , направленной на изменение социальных объектов.. Человек с этой точки зрения может выступать и как субъект и как объект практического действия.

Наука ставит конечной целью предвидеть процесс преобразования предметов практической деятельности ( объект в исходном состоянии) в соответствующие продукты ( объект в конечном состоянии) Поэтому основная задача науки - выявить законы , в соответствии с которыми изменяются и развиваются объекты. Ориентация науки на изучение объектов, которые могут быть включены в деятельность , и их исследования как подчиняющиеся объективным законам функционирования и развития, составляют первую, главную особенность научного познания., которая отличает ее от других форм познавательной деятельности. Наука ориентированна на предметное объективное исследование действительности. Процесс научного познания обусловлен не только особенностями изучаемого объекта , но и многочисленными факторами социокультурного характера. Наука в человеческой деятельности выделяет только ее предметную структуру и все рассматривает только сквозь призму этой структуры. Наука может исследовать любые феномены жизни человека и его состояния, она может исследовать и деятельность и человеческую психику, и культуру. но только под одним углом зрения - как особые предметы, которые подчиняются объективным законам. Субъективную структуру деятельности наука тоже изучает но как особый объект.. Таким образом наука может изучать все в человеческом мире но в особом ракурсе и с особой точки зрения, наука не может заменить собой всех форм познания мира , всей культуры, и все что ускользает из ее поля зрения . компенсируют другие формы постижения духовного мира. Наука имеет систему отличительных признаков научного познания от обыденного : 1) установка на исследования законов преобразования объектов и реализующая эту установку предметность и объективность научных знаний 2) выход науки за рамки предметных структур производства и обыденного опыта и изучение его объектов относительно независимо от сегодняшних возможностей их производственного освоения.

Важнейшим методы научного познания: 1) Метод восхождения от абстрактного к конкретному. Процесс научного познания всегда связан с переходом от предельно простых понятий к более сложным - конкретным. Поэтому процедуру построения понятий, все более соответствующих действительным, называют методом 1). 2) Метод моделирования и принцип системности. Состоит в том, что объект, недоступен. непосредственно исследователю, заменяется его моделью. Модель обладает схожестью с объектом в свойствах, интересующих исследователя. 3) Эксперимент и наблюдение. В ходе эксперимента наблюдаталь исскуственно изолирует ряд характеристик иследуемой системы и изучает их зависимость от других параметров. В XX веке наука активно математизируется.


В поисках логики открытия.


"Логика их поиска, логика открытия - извращенная логика, потому что она основана на науке. Логика знания, напротив, не нуждается в открытиях, потому что знание просто знает, и все."


(У.Эко "Маятник Фуко")


Понятие логики открытия. Выяснению того, что представляет собой логика открытия, посвящено немало исследований. Точки зрения по данному вопросу были самые различные: от признания существования такой логики и попыток построения ее до полного отрицания. Эти точки зрения достаточно обстоятельно изложены и проанализированы в ряде указанных работ. Несмотря на важные результаты в исследовании этой проблемы, она тем не менее еще далека от разрешения. Мы предлагаем свое понимание логики открытия, которая позволяет, на наш взгляд, по новому осветить эту сторону творческого процесса и четче увидеть различие между этой его стороной и методологией открытия. Начать следует с формулирования определения логики открытия, чтобы затем, опираясь на него, выявить эту логику в по- исковом процессе и охарактеризовать ее черты, формы, элементы. При формулировании искомого определения мы исходим из следующего общего понимания логики: логика - это определенный способ соотнесенности компонентов объекта, явления или процесса. Эта отнесенность осуществляется посредством связей и отношений, существующих между компонентами. Благодаря им компоненты могут находиться между собой, например, в таких связях, как генетические, таких зависимостях, как казуальные, в таких отношениях, как сходство, противоречие и т.д.

Именно эту логику мы ищем, когда стараемся дать ответ на такие вопросы: что с чем связано, что чем обусловлено, что от чего зависит, в каком отношении один компонент или явление находится к другому, как в целом организован или порядочен тот или иной феномен, с какой последовательностью и в каком направлении идет развитие явления или процесса и т.п. Благодаря устанавливающимся между отдельными компонентами связям и отношениям возникают различные образования -совокупности, конгломераты, агрегаты, структуры, системы, организмы. Каждому из этих образований присущ свой тип связей и отношений, свой определенный порядок, схема этих связей и отношений, т.е. своя логика. Например, если структура представляет собой множество соподчиненных компонентов, то мы имеем логику субординационного образования, иерархии. Если какая-то последовательность явлений представляет собой цепь причин и следствий, то ей присуща логика каузальной зависимости, где одно явление обусловливает существование и характер другого. Следуя этой логике и опираясь на знание черт предыдущих компонентов, можно определить особенности последующих. Что касается процессов, то для них характерны свои специфические связи и отношения. Это прежде всего отношение детерминации, когда одно явление обусловливает возникновение, существование и особенности другого, выступая в роли условия, предпосылки, основания, причины. Это могут быть отношения взаимосвязи, взаимообусловленности, взаимодействия, противодействия, порождения, сопряжения, сочетания и т.д. Компонентам процессов присущи также и такие связи и отношения, которые свойственны статичным образованиям, - отношения сходства, различия, тождества, равенства, пространственной соотнесенности и т.п. Из сказанного следует, что процессам присуща определенная логика. Это прежде всего логика детерминативно-генетического характера, а также логика статичных отношений.


Критические аргументы.


Прежде чем рассматривать критические аргументы сторонников новой теории референции, следует кратко определить, что же они понимают под традиционной теорией значения. Х.Патнэм и другие критики, как правило, указывают, что традиционная теория значения восходит к идеям Г.Фреге и Б.Рассела и представляет собой ту совокупность положений, которые обычно излагают в учебниках и справочных изданиях по семантике и на которые явно или неявно опираются многие современные логики и философы, когда рассуждают о значении языковых выражений[18]. В обобщенном виде традиционная теория содержит следующие положения[19].

1. Значение языкового выражения представляет собой двухкомпонентное образование: оно обозначает некоторый объект или объекты (имеет денотат или экстенсионал) и выражает некоторый смысл (имеет интенсионал)[20]. Считается, что человек понимает некоторое выражение, если ему известен связанный с этим выражением смысл.

2. Смысл языкового выражения понимается как множество дескрипций. Смысл общего термина представляет собой дескрипцию свойств или характеристик, которые являются общими для всех объектов, входящих в экстенсионал данного термина. В случае имен собственных каждое имя считается синонимичным некоторому множеству дескрипций (то есть, в терминологии Б.Рассела, имя является "скрытой" или "сокращенной" дескрипцией).

3. Интенсионал термина определяет его экстенсионал в том смысле, что некоторый объект входит в экстенсионал термина, если и только если он имеет характеристики, включенные в интенсионал данного термина.

4. С интенсионалом тесно связано понятие аналитической истины[21]. Предложение считается аналитическим, если его истинность устанавливается на основе интенсионалов входящих в него терминов. Если Р – свойство, входящее в интенсионал Т, то утверждение "Все Т есть Р" является аналитически истинным. В соответствии с традиционной трактовкой аналитичной истины, это означает, что данное утверждение является априорным и необходимым[22].

Для того, чтобы дать общее представление о критике традиционного подхода в рамках новой теории референции, мы вначале кратко опишем основные аргументы К.Доннелана и С.Крипке против традиционной теории имен собственных. Эти аргументы главным образом направлены против так называемого "принципа идентифицирующих дескрипций", согласно которому имя обозначает тот индивид, который единственным образом удовлетворяет совокупности дескрипций, соединенных с данным именем. Из этого принципа следует, что обладание атрибутами, указанными в этих дескрипциях, является необходимым и достаточным условием для того, чтобы имя было применено к данному индивиду. Свои аргументы против традиционного подхода Доннелан и Крипке формулируют в виде моделируемых ситуаций, когда объект, на который указывает имя, не соответствует связываемой с этим именем дескрипции.

Первая группа моделируемых ситуаций призвана показать, что "имя собственное может иметь референт, даже если не выполнены условия, формулируемые принципом (идентифицирующих дескрипций)"[23]. Например, какой-то человек знает о Ричарде Фейнмане только то, что тот является известным физиком. Хотя дескрипция "известный физик" не может никого индивидуализировать уникальным образом, тем не менее, полагает Крипке, естественно считать, что имя "Фейнман" в устах рассматриваемого человека, все же обозначает Фейнмана. Или, например, какой-то человек может считать Эйнштейна изобретателем атомной бомбы. В этом случае, по мнению Крипке, естественнее было бы признать, что когда этот человек произносит имя "Эйнштейн", оно обозначает, несмотря на связываемую с ним ложную дескрипцию, Эйнштейна и никого другого.

Сторонник традиционного подхода мог бы возразить, что денотат имени определяют отнюдь не дескрипции, которые связывает с этим именем отдельный человек. Согласно Фреге, смыслы слов образуют "общее достояние" лингвистического сообщества, а не являются частью опыта отдельного человека. Поэтому такие имена, как "Эйнштейн" или "Фейнман", с которыми некоторые люди связывают очень скудную или даже неверную информацию, только потому обозначают Эйнштейна и Фейнмана, что в лингвистическом сообществе есть необходимый объем информации для установления референции этих имен.

Более серьезным аргументом является вторая группа моделируемых ситуаций, когда объект, который уникальным образом удовлетворяет некоторой дескрипции и поэтому, согласно принципу идентифицирующих дескрипций, должен был бы быть референтом этого имени, необязательно им является. В подтверждение Доннелан предлагает следующий пример. В традиционной трактовке предполагается, что имя "Фалес" обозначает того, кто удовлетворяет дескрипции "греческий философ, считавший, что все есть вода". Но если вдруг в ходе исторических изысканий выяснится, что Фалес, о котором упоминали Аристотель и Геродот, никогда не считал, что все есть вода, а этого мнения придерживался другой греческий философ-отшельник, о котором не знали ни Аристотель, ни Геродот, то на какого же из этих двух философов указывает имя "Фалес"? Согласно традиционному подходу, это имя обозначает того, кто считал, что все есть вода. Но это же абсурдно, считает Доннелан, поскольку совершенно очевидно, что имя "Фалес" указывает на того человека, которому это имя было дано, независимо от того, придерживался он указанного мнения или нет.

Для большей убедительности этот аргумент можно сформулировать несколько иначе[24]. Если принять, что имя "Фалес" является сокращением для дескрипции "греческий философ, считавший, что все есть вода", то предложение

(1) Фалес не считал, что все есть вода

должно выражать то же самое высказывание, что и предложение

(2) Греческий философ, считавший, что все есть вода, не считал, что все есть вода.

Однако совершенно очевидно, что высказывание (2) является необходимо ложным, а высказывание (1) выражает возможную истину, так как приверженность Фалеса идее, что все есть вода, является случайным фактом, поскольку он мог бы иметь и другие воззрения на мир. И если бы он действительно имел другие воззрения, то (1) было бы истинным, а (2) в любом случае было бы ложным. А это означало бы, что имя "Фалес" и дескрипция "греческий философ, считавший, что все есть вода" не относятся к одному и тому же индивиду.

Таким образом, основная идея критических аргументов Крипке и Доннелана состоит в следующем: дескрипции, которые носитель языка связывает с именем, не определяют референцию имени, поскольку референт может не удовлетворять этим дескрипциям (а тем не менее быть референтом имени) или же дескрипции могут быть слишком неопределенными и скудными, чтобы уникальным образом индивидуализировать референт. Отсюда делается вывод, что референция имен собственных является неопосредованной и "не фиксируется с помощью дескрипций"[25]. По определению Крипке, имена собственные являются жесткими десигнаторами, то есть они обозначают один и тот же объект в любом возможном мире, в котором данный объект существует. Например, имя "Аристотель", являясь жестким десигнатором, обозначает того человека, которому это имя было дано при рождении, независимо от того, удовлетворяет этот человек дескрипциям, обычно связываемым с этим именем ("ученик Платона", "учитель Александра Македонского" и т.д.), или нет. Даже если бы Аристотель не был учеником Платона или учителем Александра Македонского, тем не менее, считает Крипке, имя "Аристотель" все равно указывало бы на него.

Насколько разрушительны эти аргументы для традиционной теории имен собственных мы рассмотрим позже, а сейчас обратимся к такой важной разновидности общих терминов, как термины естественных видов (natural kind terms), поскольку сторонники новой теории референции считают традиционный подход неудовлетворительным и применительно к этой категории языковых выражений. Термины естественных видов – это слова, служащие наименованиями природных веществ, животных, растений и физических величин (например, "вода", "тигр", "лимон", "электричество" и т.д.). К этой категории языковых выражений относится большинство научных терминов. Помимо такой общей характеристики не было предложено никакого строгого определения терминов естественных видов, однако специфику этих терминов призвана раскрыть их теория референции, которую поэтому и называют теорией естественных видов.

Наиболее серьезные соображения, обосновывающие необходимость выделения терминов естественных видов в особую лингвистическую категорию и показывающие неудовлетворительность традиционной дескриптивной трактовки их значения были высказаны Патнэмом и Крипке независимо друг от друга. Патнэм предложил свою первую формулировку теории естественных видов в статье "Аналитическое и синтетическое" (“The Analytic and the Synthetic”, 1962), где он определил термины, обозначающие естественные виды, как "концепты, образуемые пучком законов" (“law-cluster concepts”). В последующих работах он развил и углубил свое понимание этих терминов и сформулировал ряд серьезных и интересных аргументов против их традиционной трактовки


От логики открытия к логике подтверждения.


Если о Лесьневском было сказано, что он является метафизиком в логике, то про Я. Лукасевича можно утверждать обратное - что он логик в метафизике. Связь этих двух областей философского знания применительно к творчеству Лукасевича состоит в том, что его продвижение по логическому пути было инспирировано вопросами метафизики, или более широко - онтологии. Чтобы это показать обратимся к принятому выше делению суждений на номинальные и реальные и установим к какому из упомянутых типов суждений тяготел в своем творчестве Лукасевич. По поводу номинального суждения можно сказать, что оно не занимало Лукасевича, ибо в его работах понятие имени не анализируется. Остается предположить, что точкой приложения анализа окажется реальное суждение, составляющее предмет парадигмы философии предложения. Показателем этой парадигмы в анализе суждения является опосредованное непрямым использованием имя суждения, т.е. истинностное значение. Но истинность суждения как таковая не имеет ценности, ибо " [...] сама по себе истинность не является достаточным свойством научных предложений, [...] истинные предложения приобретают научную ценность лишь тогда, когда остаются в некой связи с интеллектуальными потребностями человека". Более того, "истина не только не достаточна, но даже не является необходимым свойством научных предложений" ([1915], S.81]). Приведенные высказывания можно объяснить тем, что по мнению Лукасевича интеллектуальные потребности может удовлетворить только теория. Однако "ни одна теория не является чистым воспроизведением фактов, но каждая содержит творческий элемент. Поэтому и истинность ни одной теории не удается доказать, если мы понимаем истинность как согласие мышления с действительностью". ( S. 81)

Таким образом, истина должна быть научной, что следует понимать как истинность предложений теории, т.е. истинность становится относительной и, наконец, истинность не самодостаточна, а служит выявлению причин и следствий из фактов. Следовательно и реальное суждение, как и его косвенно употребляемое имя - истинностное значение не является для Лукасевича предметом анализа, но таковыми становится в начальном, т.е. философском периоде его творчества предметы метафизические, в частности понятие причины, рассмотрению которого посвящена работа "Анализ и конструкция понятия причины". В ней он пишет: "Конструируя понятие причины, я намерен создать некий абстрактный предмет с той целью, чтобы он охватывал все конкретные и реальные причины, существование которых мы принимаем то ли во внешнем мире, то ли в мире явлений духа; однако я не веду речь о некотором идеальном предмете, которому бы в действительности, как четырехмерной глыбе, ничто не может соответствовать. Тогда, если я понимаю причину как некий реальный абстрактный предмет, то стремясь его создать, я могу использовать только один путь - индуктивный метод." ([1906], S.15) Весь путь Лукасевича от философии к логике может быть очерчен в методе как путь от индукции к дедукции, о чем косвенно свидетельствуют названия его работ начального периода: "Об индукции как инверсии дедукции" [1903], "О двух видах индуктивного следования"[1906], "Об индуктивном следовании"[1907].

Приступая к изложению философских работ Лукасевича можно утверждать, что они сформировали его логические взгляды не только в методе, но и в предмете. Отыскание такого предмета в парадигме философии предложения весьма затруднительно, т.к. в этом случае предложению, являющемуся этим предметом, следует поставить в соответствие имя в функции употребления, а не упоминания, что непросто, т.к. и закавыченное предложение, и истинностное значение упоминаются, а не употребляются. На вопрос: что является предметом философии Лукасевича и как он был отражен в более позднем, или логическом периоде его творчества - на этот вопрос получить ответ еще предстоит, невзирая на отступнические заверения, подобные ранее приведенным высказываниям Лесьневского. Одно из таких высказываний Лукасевича, сделанных им в логическом периоде, таково: "Я пришел в логистику из философии и логистика, в действительности не из-за своего содержания, но с точки зрения своего метода, оказала огромное влияние на мое мнение о философии [...]. Моя критическая оценка философии того времени является реакцией человека, который изучивши философию и начитавшись досыта различных философских книжек наконец столкнулся с научным методом не только в теории, но и в живой личной практике творчества". ([1936], S.202)

Философские взгляды Лукасевича реконструируем на основе уже упоминавшейся работы о понятии причины [1906]. Рассматривая главный вопрос этой работы, т.е. анализ и конструкцию понятия причины Лукасевич предваряет его рядом замечаний о понятии самого понятия. Считая понятие абстрактным предметом он признается, что не умеет его определить. Однако можно сказать, чем понятия не являются; они не являются психическими процессами или же какими-то образами, находящимися в сознании. Понятия суть вневременные и внепространственные объекты и такой платоновский взгляд на сущность понятий Лукасевич считает единственно верным. Абстрактные предметы могут быть либо идеальными, либо реальными. Первыми занимается математика и логика. Создание идеальных предметов человеческим мышлением независимо от того, существуют ли они в действительном мире. Реальные абстрактные предметы - это те, о которых говорят естествоиспытатели; ведь они говорят не только, например, об ускорении некоторого конкретного объекта, но об ускорении вообще. Тем не менее реальные абстрактные предметы, в отличие от идеальных, создаются с намерением отражения некоторых конкретных вещей. Любое абстрактное понятие, если оно используется в науке, должно быть непротиворечиво. Для "значимости" идеальных предметов непротиворечивость достаточна. Но для реальных абстрактных предметов непротиворечивость является только необходимым условием их "значимости". Чтобы эти предметы использовались в науке они должны обладать такими свойствами, которые мы находим в соответствующих конкретных предметах.

Под логическим анализом понятия Лукасевич понимает обнаружение свойств этого понятия и отношений, возникающих между свойствами. Логический анализ придает особое значение необходимым отношениям, что ведет к выявлению совокупности существенных свойств и несущественных, случайных. После проведения логического анализа, считает Лукасевич, можно заняться конструкцией данного понятия. Логический анализ требует использования определенных методов и различия между идеальными и реальными (абстрактными) предметами приводят к тому, что методы анализа (и конструкции) обоих видов понятий должны быть различны. В частности, анализ и конструкция идеального понятия не должны опираться на опыт. Как кажется, - хотя Лукасевич об этом и не говорит прямо, - анализ идеальных понятий заключается в дедуктивном нахождении следствий из предпосылок, выражающих существенные свойства понятия, тогда как исследование реальных понятий требует использования метода, который Лукасевич называет индуктивным. Он состоит в рассмотрении примеров конкретных объектов, подпадающих под исследуемое реальное понятие. Целью индуктивного исследования является обнаружение общих, характерных свойств объекта. Применение индуктивного метода служит начальным шагом, предоставляющим материал для дальнейшего исследования методом дедуктивным. Дедукция, являющаяся вторым шагом в исследовании понятий, позволяет определить существенные свойства, или, как их называет Лукасевич, конституирующие, она позволяет обнаружить отношения между этими свойствами, изучить вопрос согласованности свойств. По мнению Лукасевича анализ должен привести к конструкции непротиворечивого, однозначного и согласованного с действительностью (в случае реальных понятий), а потому и научного понятия.

Так очерченный аналитический метод Лукасевич применяет к анализу и конструкции понятия причины. Поскольку это понятие является реальным абстрактным предметом, то согласно ранее сделанным допущениям, оно должно исследоваться индуктивным и дедуктивным методом. Некоторые шаги анализа Лукасевича выглядят следующим образом. Так индукция подсказывает, что следствие и причина соотносительны. Из этого он заключает, что каждая причина имеет какое-либо следствие, а каждое следствие - некоторую причину. Однако последнее утверждение следует отличать от тезиса, будто бы каждое явление имеет свою причину; этот тезис являет собой т.н. принцип причинности, который сам по себе не определен и требует обоснования. Лукасевич критикует также взгляд, будто сущность причинной связи заключена в действии причины на следствие. Такой взгляд он считает неправильным, поскольку можно без противоречия утверждать, что существует действующая субстанция, но нет следствия этого воздействия, но утверждать непротиворечиво (ввиду соотносительности причины и следствия), что есть причина и не существует ее следствие - невозможно. Таким образом, причина не может быть отождествлена с действующей субстанцией. Логический анализ также подсказывает ошибочность взгляда Юма-Милля, согласно которому отношение причинности состоит в постоянной связи событий, поскольку легко показать, что эти два отношения пересекаются. По мнению Лукасевича фактором, формирующим отношение причинности, является некоторое необходимое отношение. Лукасевич вполне сознает, что в этом пункте он касается весьма тонкого вопроса, отмеченного Юмом: необходимость причинной связи может не быть обнаружена в опыте. Однако из того, что некоторое свойство не обнаруживается в опыте не следует, что предметы опыта не обладают этим свойством. Чтобы сделать правдоподобным, будто отношению причинности свойственна необходимость, достаточно в опыте убедиться, что данная причина в каждом рассматриваемом случае вызывает данное следствие, и что отсутствие данного следствия в каждом случае связано с отсутствием данной причины и имеют место случаи появления данного следствия без появления причины. Если мы в этом убедимся, то правомерно утверждать, что между отношением причинности и логическим отношением основания и следствия имеет место аналогия, т.е. аналогия с отношением, которое несомненно необходимо. Лукасевич считает, что опыт позволяет выдвигать выше приведенную аналогию. Однако ее недостаточно для редукции отношения причинности к логическому отношению основания и следствия, поскольку онтологическая природа членов обоих отношений различна. И тем не менее логическая необходимость, считает Лукасевич, является производной от необходимости онтологической. В конечном счете причинность является необходимым онтологическим отношением со свойствами, аналогичными свойствам логического отношения между основанием и следствием. В частности эта аналогия позволяет установить, что отношение причинности несимметрично и транзитивно.

Здесь необходимо отметить, что по мнению Лукасевича методы анализа и конструирования могут привести к научной метафизике, которую он отождествлял с общей теорией предметов в брентанистском понимании, и в этом смысле влияние Твардовского на Лукасевича очевидно. Так понимаемую метафизику, близкую к мейнонговской трактовке, Лукасевич был склонен считать фундаментом философии; его взгляды в этом вопросе отличались от взглядов Твардовского, для которого таким фундаментом была дескриптивная психология, т.е. de facto гносеология. Лукасевич же считал, что гносеологическая точка зрения в философии в конечном счете приводит к психологизму, в котором он обвинял не только австрийскую философию, в среде которой сформировались его взгляды, но и вообще философию Нового времени: "Мои взгляды возникли из противостояния великим системам современной философии, например, Юма или Канта. [...] Когда я мысленно пробегаю свершения современной философии с того времени, когда Декарт хотел воздвигнуть на новых основаниях все человеческое познание и обосновал свое известное "cogito, ergo sum", а также сформулировал понятие "clarae et distinctae perceptionis", с того времени, когда Локк однажды вечером после неудачной метафизической дискуссии пришел к мысли исследовать источники уверенности и границы человеческого познания, а Юм и Кант, подхватив эту мысль, сделали ноэтические исследования осью своей философии, тогда я не могу противиться убеждению, что все это психологическое направление философской мысли приводит ее на бездорожье."[1907, S.53]

Психологизм был популярен в XIX ст. Несколько огрублено, он состоял в том, что провозглашал существование некоторых предметов в психике, в частности таких “неудобных” как понятия, суждения, числа, произведения искусств, законы и т.п. Познание этих предметов заключалось в познании неких психических актов, а психология таким образом становилась основой ряда наук. Психологизм был доминирующим течением до конца XIX ст. покамест в начале XX ст. в результате критики неокантианцев, подвергших сомнению психологическую интерпретацию своего учителя, он не уступил, сначала апсихологизму, а потом антипсихологизму, подготовившему почву эмпиризма для неопозитивистских претензий. Не в последнюю очередь психологизм был изжит также трудами Г.Фреге и Э.Гуссерля.

В начальном периоде Львовско-варшавская школа, продолжившая традиции брентанизма, находилась под влиянием психологизма. Первым, кто в этом интеллектуальном содружестве восстал против психологизма, был Я.Лукасевич. Его критика в работе “Логика и психология” [1907] относилась к психологизму, понимаемому как редукция логики к психологии. Сформулированные Лукасевичем аргументы против психологизма сводились к следующим положениям: а) психологические суждения, являясь всего лишь правдоподобными, не могут служить основанием для логических суждений, которые достоверны, поскольку достоверные суждения никогда не могут быть следствиями правдоподобных суждений; б) законы логики имеют смысл, отличный от смысла законов психологии, поскольку первые относятся к истине и лжи, а вторые - к отношениям и связям между психическими явлениями; в) несмотря на то, что логика является дисциплиной, изучающей условия правильного мышления, а мышление - это психическая деятельность, из этого не следует, что логика - это часть психологии или основывается на ней; с арифметикой или алгеброй ситуация аналогична, ибо хотя вычисления представляют собой психическую деятельность, все же законы математики относятся к связям между числами и прочими математическими объектами; г) путаница логики с психологией происходит, главным образом, из-за терминологических неясностей, поскольку в обоих дисциплинах используются одни и те же выражения, например, суждение, которое в психологии означает убеждение, а в логике - объективный коррелят психического акта.