Ликвидатор Тухачевский М. Н. Бумеранг возвращается

Вид материала

Документы

Содержание Умение расправляться с мятежниками

Подобный материал:

• Видеотека клуба «бумеранг», 3343.25kb.
• Отчёт о деятельности сооо клуб «Бумеранг» в 2011 году, 174.32kb.
• Проект «Республиканский студенческий педагогический отряд «Бумеранг-2012» (далее Проект), 166.54kb.
• Пэтти Веклер "Сны и видения: Библейское исследование", 1245.94kb.
• Сергей Беляков. Ликвидатор (Части 1,2), 2055.97kb.
• Ликвидатор паханов (черное правосудие), 4827.71kb.
• Бумеранг Ориона «Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет», 3142.45kb.
• Мальчиш-Кибальчиш возвращается. Михаил белый, 25.59kb.
• Коттедж сказка, 13.11kb.
• Актерское агентство "Жар- птица", 36.41kb.

посмел пошутить.

Как позднее вспоминал один из его сослуживцев: "Все это может показаться странным: бои, переходы, бессонные ночи в седле или над картой и вдруг—такое дурачество, шутки, разыгрывание".⁴⁴ Ну, просто идиллия! Или пир во время чумы? В общем, это как посмотреть. Ведь в шутке, всегда бывает лишь доля юмора. Например, полный георгиевский кавалер, генерал армии Тюленев И.В. об итогах штурма Кронштадта в 1921г. вспоминал так:

"Федько, обращаясь ко мне, пошутил:

Это ты, Тюленич, упустил негодяев. Нужно было, во что бы то ни стало отрезать им пути к отступлению в Финляндию.

Да, это правильно, - согласился я. – Но, как говорится, выше себя не прыгнешь. Не удалось схватить Козловского и Петриченко.

Силенок не хватило! – поддразнивал меня Федько".

Вряд ли этот "милый" разговор прошел бы бесследно, если бы его услышал дотошный чекист. Хотя вокруг были только отцы-командиры, комдиву пришлось все же вступиться за Тюленева.

— Ты, Иван Федорович, на Тюленева не нападай, — сказал Дыбенко. — Кто первым занял форт Кроншлот? Его 237-й полк. Вряд ли нам с тобой удалось бы так быстро занять Петроградские ворота и Угольную площадку, если бы полк Тюленева не ворвался в Кроншлот, и этим не отвлек на себя силы мятежников с нашего направления. ⁴⁵

Т.е. даже комбригам пришлось кое-что объяснять. В лихорадке боя они ведь не могли знать кто истинный виновник беспрепятственного бегства вожаков мятежа. Заодно заметим, что значительную часть "мятежников" случайно или нарочно из Кронштадта выпустили. В ночь с 17 на 18 марта бои стихли. Не было предпринято, ни активных боевых действий в самом городе ни попыток отрезать пути отхода. Возможно, для этого просто не было сил: штурмующие части не только понесли большие потери, но были утомлены физически, а резервов у командарма М.Н. Тухачевского отродясь не водилось. Хотя не исключено, что "мятежникам" дали уйти для того, чтобы уменьшить свои потери, но не исключены и другие причины, которые остались не выясненными.

Не исключено, что кто-то из политиков имел стремление спровоцировать определенные круги в Финляндии. Половину западных рубежей Советской России составляла граница с Финляндией. Образ создания "Великой Финляндии" до самого Урала, а то и до Енисея⁴⁶ уже витал в умах наиболее оголтелых националистов. Но он противоречил лозунгу "Пролетарии всех стран соединяйтесь". Не соответствовал он и призыву о "Единой и неделимой России". Большевики, формально выступающие за самоопределение наций, фактически ничего не имели против восстановления Советской России хотя бы в границах 1914г., хотя и продолжали раздавать земли соседям.⁴⁷ Нарком иностранных дел РСФСР Г.В. Чичерин откровенно разъяснял суть такой внешней политики: "Мы отдали Эстонии чисто русский кусочек, мы отдали Финляндии – Печенгу, где население этого упорно не хотело, мы не спрашивали Латгалию при передаче ее Латвии, мы отдали чисто белорусские земли Польше. Это все связано с тем, что при нынешнем общем положении, при борьбе Советской Республики с капиталистическим окружением верховным принципом является самосохранение Советской Республики как цитадели революции. Мы руководствуемся не национализмом, но интересами мировой революции".⁴⁸

Призрак мировой революции после похода на Вислу поблек, но еще обитал в наиболее воспаленных головах политиков типа Троцкого. Тухачевский как ярый сторонник "революции извне" готов был взять реванш за неудачный поход в Европу.

Теперь высказывание самых ретивых политиканов пытаются приписать не только всей партии большевиков, но и всему нашему народу. На деле Красная Армия ни на шаг не зашла за пределы жизненных интересов царской России. Вспомним, что в Монголии даже деньги печатал наш Сибирский банк, Персия (Иран) была разделена с Великобританией на сферы влияния, а Царство Польское и Прибалтика вообще входили в состав империи. Лишь Великое княжество Финляндское, сохраняло широкую автономию, но не мы к ней, а она к нам имела территориальные претензии, не смотря на большие уступки.

Так или иначе, сразу после штурма за бегство руководителей Кронштадтской авантюры никого не наказали. Дело обошлось "невинными" шуточками. Возмездие пришло намного позже, но, листая воспоминания друзей маршала, так и хочется сказать: не шутник, а "шалопай". К тому же в документах гимназии сохранились записи:

"Не смотря на свои способности, учился плохо", "прилежание – 3", "внимание – 2", "за год пропустил 127 уроков", имел три взыскания за разговоры в классах". Священник жаловался: "Тухачевский Михаил не занимается законом божьим".⁴⁹ И это не удивительно, его отец был убежденным атеистом и в том же духе воспитывал детей. "Самым воинственным безбожником стал Михаил".⁵⁰ А позднее в Смоленске старожилам запомнилось, как Михаил Николаевич гулял по городу со своей собакой по кличке Христосик.⁵¹ По породе собаки, определяют состоятельность хозяина, а что распознают ее по кличке?

Писатель-эмигрант Р. Гуль - апологет полководца, так описывает внешность своего любимца: "На правом фланге второклассников стоит высокий, вихлястый темный шатен, красивый маль­чик, под ежика, серые странно разрезанные, чуть навыкате глаза, в фигуре что-то неуравновешенное, но сильное и упорное. Это — Тухачевский. - Он славится не успешностью, неожиданными выходка­ми и странным озорством. Поэтому каждый день Тухачев­ского, извалянного в пыли, тащит за руку за дверь надзи­ратель Кутузов. Желчный Кутузов истошно кричит: “Опять Тухачевский? Пожальте-ка за дверь!” На лице Тухачевско­го странная и упорная улыбка… Научных интересов у Михаила Тухачевского не было: он ходил одиночкой, “диким мальчиком”, не вызывавшем ни симпатии ни дружб… Пусть недружен с товарищами, зато гимназистки от Миши без ума… “Гвардеец... гвардеец чистой воды”.⁵² Следовало бы при этом заметить, что обучение мальчиков и девочек в России осуществлялось в разных гимназиях. Может быть "большое видится на расстоянии?"

Впрочем, отсутствие друзей могло быть следствием раннего стремления к лидерству, поэтому в детстве, а возможно и позже с понятием "дружба" у будущего маршала проблемы. О дерзости с руководством речь впереди, но возникла она с пеленок.

В сборнике воспоминаний друзей и соратников не нашлось место для записок простых солдат. Как будто их у него и не было. С другой стороны не нашлось места и тем, кто штурмовал мятежный Кронштадт, их по сути дела не осталось. Нет места и для тех, кто учился с Мишей: ни гимназистам, ни кадетам, ни юнкерам. Вывод один – не было среди них ни друзей, ни соратников. А ведь и одноклассники, и однокашники у него были. Вот только воспоминания у них не совсем корректные. Товарищ Тухачев­ского по гимназии — профессор В. Г. Украинский, рас­сказывает с сердечной теплотой о своем гимназическом товарище, о том, что "Михаил Николаевич в юности позво­лял себе вольности с преподавателями, особенно с благо­душным священником, который преподавал закон божий. Иногда после его елейного рассказа о чудесных исцеле­ниях и вообще чудесах святых угодников лукаво и вместе с тем почтительно спрашивал:

— Батюшка, вы и на следующем уроке будете расска­зывать нам сказки?

Священник возмущался и удалял Мишу из класса".

Но неожиданно открылось, что гимназист пятого класса Михаил Тухачев­ский ни разу не удосужился побывать на исповеди и не причащался. Это произвело ошеломляющее впечатление. Был вызван к директору отец Михаила. Дело по тем временам получалось серьезное, мальчика могли исклю­чить из гимназии.

Поведение подростка лишь отраженный свет взрослого поведения. Опаснее всего было то, что сам Николай Николаевич, как атеист, мог, по выражению бабушки Софьи Валентиновны, отколоть “нечто несусветное”, но, как она вырази­лась, “господь этого не допустил”. Мишу все-таки уговорили исповедаться и причаститься. Стало ясно, что ему нельзя оставаться в Пензенской гимназии. Это и было причиной переезда семьи в Москву в 1909.⁵³

Как только молодой человек перешел из гимназии в 7 (последний) класс Первого Московского Екатерининского кадетского корпуса в Лефортове, его отношение к учебе резко изменилось.

Как вспоминал дипломат А.А. Игнатьев: "Курс кадетских корпусов, подобно реальным училищам, не предусматривал классических языков—латинского и греческого, но имел по сравнению с гимназиями более широкую программу по математике (до аналитической геометрии включительно), по естественной истории, а также включал в себя космографию и законоведение...

Большинство кадет поступало в первый класс в возрасте девяти-десяти лет по конкурсному экзамену, и почти все при­нимались на казенный счет, причем преимущество отдавалось сыновьям военных...

Корпуса комплектовались по преимуществу сыновьями офи­церов, дворян, но так как личное и даже потомственное дво­рянство приобреталось на государственной службе довольно легко, то кастовый характер корпуса давно потеряли, и резко отличались в этом отношении от привилегированных заведений, вроде Пажеского корпуса, Александровского лицея, Катковского лицея в Москве и т. п.

Дети состоятельных родителей были в кадетских корпусах наперечет, и только в Питере имелся спе­циальный Николаевский корпус, составленный весь из свое­коштных и готовивший с детства кандидатов в “легкомыслен­ную кавалерию”.

Остальные же корпуса почти сплошь попол­нялись детьми офицеров, чиновников и мелкопоместных дворян своей округи, как то: в Москве, Пскове, Орле, Полтаве, Воро­неже, Тифлисе, Оренбурге, Новочеркасске и т. д.

Несмотря на общность программы и общее руководство со стороны управления военно-учебных заведений... корпуса отличались некоторыми индивидуальными свойствами. Это особенно становилось заметным в военных училищах, где бывшим кадетам разных корпусов приходилось вступать в соревнование. Большинство военных училищ рассылало списки об успеваемости юнкеров в кадетские корпуса. И мы, киевские кадеты, не без удивления находили имена своих старших товарищей в первых десятках. “Хороши, — думали мы, — остальные, если наши считаются лучшими”. За киевлянами по успевае­мости в науках стояли псковские кадеты, воронежские, орен­бургские, а из столичных — воспитанники 3-го Александровского^: кадетского корпуса, носившие кличку “хабаты” за то, что были полуштатскими. Про московские корпуса ничего интересного известно не было, но 1-й Петербургский славился военной выправкой, Полтавский—легкомысленностью, и ленцой, Тифлисский—своими кавказскими князьями.

Вся же остальная масса оканчивающих корпуса распределялась без вступительных экзаменов по военным училищам, высылавшим ежегодно определенное число вакансий. Все лучшие выпускники шли обычно в одно из двух артиллерийских училищ в Петербурге и инженерное училище, для поступления, в которое требовалось иметь при выпуске из корпуса не менее десяти баллов по математике. Следующие разби­рались по старшинству баллов столичными училищами, а са­мые слабые шли в провинциальные пехотные и кавалерийские училища".⁵⁴

Таким образом, если судить по достаточно обширной характеристике данной человеком полвека отдавшего служению России на высоких должностях не считал Московский кадетский корпус лучшим. Да и дальнейший выбор Тухачевского не был оптимальным.

Не будем гадать, почему именно такой путь выбрал будущий маршал. Возможно, вопрос упирался в деньги. Сыновья кадровых военных, морских врачей, военных священников, а также лиц, награжденных орденами, учились в кадетских корпусах на казенный счет. Тухачевские не входили в этот перечень.⁵⁵ Поэтому и поступал он сразу на старший курс, чтобы сэкономить. "Выйти в Павлоны", то есть поступить в Павловское военном училище, то же не вышло. То есть элитное учебное заведение будущий маршал не закончил.

Александровское военное училище между тем, тоже комплектовалось не разночинцами, а только юношами дворянского происхождения окончившими кадетские корпуса. В результате милютинской реформы было образовано 16 юнкерских училищ для пехоты и конницы с трехлетним сроком обучения. В них принимались молодые люди не из кадетских корпусов, а те, кто окончил полный курс или не меньше четырех классов гимназии или реального училища, независимо от сословной принадлежности. В этих же училищах впоследствии были образованы отделения одногодичников, куда поступали кончившие курс в университете и в высших технических учебных заведениях.

Именно такое, а не "дворянское" училище окончил будущий маршал Борис Михайлович Шапошников. Как он впоследствии вспоминал: "Училище размещалось в Лефортове, в Красных казармах — старинном двухэтажном здании с толстыми стенами, мрачными, пропускавшими мало света окнами, с большим коридором посредине, с асфальтовыми полами. По красоте и удобству оно далеко уступало расположенному на Знаменке зданию Александровского военного училища… Даже кадетские корпуса были в более благоустроенных зданиях, чем наше училище.

Но зато это имело и обратную сторону. Мы до некоторой степени гордились тем, что живем в «казармах», не так, как изнеженные дворянчики, что, по существу, приучило нас к будущей обстановке, когда пришлось уже быть в настоящей казарме.

В училище на основное отделение поступали юноши со всех концов России: окончившие классические гимназии, реальные училища, духовные семинарии, Гатчинский сиротский институт и т. д. Не было только окончивших кадетские корпуса. В 1902 году была сделана попытка направить и их в наше училище, так как в Павловском и Александровском училищах не хватало вакансий для окончивших кадетские корпуса. Однако по общеобразовательной подготовке бывшие кадеты оказались слабее нас, и учиться им было трудно, да и по строевой линии они оказались в хвосте. Через полгода их перевели от нас сверхштатными в Павловское и Александровское училища, в свою среду, что устраивало их, да, по правду сказать, не обижало и нас.⁵⁶

В Александровском военном училище Тухачевский стремился стать фельдфебелем роты, т.е. помощником командира роты по административной и хозяйственной части, что просто бросалось в глаза. Следует заметить, что фельдфебелем роты в училище, быть, не только трудно, но и не престижно. Он ведь еще не офицер, но уже и не рядовой. Далеко не каждый стремится пройти эту ступень. Юнкера (курсанты) как пешки на шахматной доске имеют право перепрыгнуть третью линию, и стать офицером минуя промежуточные звания.

Конечно, хороший фельдфебель это просто находка. Это буфер между юнкерами и командованием. С одной стороны он должен уметь поддерживать дисциплину, с другой проявлять заботу о подчиненных. Это как бы отец родной, для юнкеров. Тухачевский скорее походил на отчима, был больше строг, чем справедлив. Впрочем, найти курсанта, который бы за время своей учебы не был бы хоть раз наказан, дело безнадежное. Конь ведь на четырех ногах и тот спотыкается. Вопрос лишь в том, как среагирует на такую ошибку начальник.

М.Н. Тухачевский с задачей справился. При этом в среде однокурсников он "не пользовался ни симпатиями, ни сочувствием, все сторонились его, боялись и твердо знали, что в случае какой-нибудь оплошности ждать пощады нельзя…" Возможно, именно это дало ему возможность получить распределение в столицу в полк созданный еще Петром Великим. Впрочем, отчасти место там, у будущего маршала было забронировано, ведь и братья его впоследствии служили там. Заодно заметим, что в отличие от гимназии у будущего маршала "недоразумений" с администрацией и со священниками не было.

Но чего это стоило? Как писал однокашник М.Н. Тухачевского Посторонкин: "Великолепный строевик, стрелок и инструктор, Тухачевский тянулся к "карьере", он с течением времени становится слепо преданным службе, фанатиком в достижении одной цели, поставленной им себе как руководящий принцип, достигнуть максимума служебной карьеры, хотя бы для этого принципа пришлось рискнуть, поставить максимум-ставку. По службе у него не было ни близких, ни жалости к другим...

С младшим курсом фельдфебель Тухачевский обращался совершенно деспотически: он наказывал самой высшей мерой взыскания за малейший проступок новичков, только, что вступивших в службу…

Обладая большими дисциплинарными правами, он в полной мере и в изобилии раздавал взыскания, никогда не входя в рассмотрение мотивов". Из-за его придирок двое юнкеров вынуждены были перевестись в Алексеевское военное училище, а трое покончить собой. Начальнику училища генерал-майору Гениште как-то удалось замять дело, а "властный и самолюбивый, но холодный и уравновешенный Тухачевский с тех пор был настолько настороже, чутко озираясь на все, что могло бы, так или иначе, угрожать его служебной карьере".⁵⁷

Дедовщина, как ее принято называть в настоящее время, была нормой в армии того времени. Чтобы в этом убедиться достаточно, почитать произведения известного писателя Куприна. Об этом впоследствии вспоминал и маршал Б. М. Шапошников: "К чести нашего училища нужно сказать, что различий между отношением к юнкеру старшего или младшего класса не было, и «козерог» был равен с юнкером старшего класса. Не то было в Павловском, Александровском, а особенно Николаевском кавалерийском училищах, где юнкер старшего класса держал себя довольно высокомерно по отношению к «козерогу» и иногда просто измывался над своим товарищем по училищу".⁵⁸

Поэтому и сама обстановка в Александровском училище, которую естественно воспринимал М.Н. Тухачевский и то, что кого-то перевели в менее престижное, но более демократическое учебное заведение вполне соответствует действительности. Естественно, что во времена хрущевской оттепели такие факты печатать в воспоминаниях соратников, было не принято.

12 июля 1914 в лагере между Ходынским полем и Покровско-Стрешневом Тухачевского произвели в подпоручики. Как отличник он выбрал Семеновский полк. Сейчас ему был бы положен и красный диплом.

О чем мечтал молодой подпоручик Тухачевский? Это не столь важно. Но он не мог не знать, что Семеновский лейб-гвардии полк привлекается почти на все парады, и как хороший строевик не мог там не отличиться. Второй старейший полк гвардейской пехоты, Семенов­ский, формально был равноценным своему “полку-близ­нецу”, однако по составу офицеров, по их родовитости, по их связям при дворе все-таки уступал Преображенскому. Так что если внимательно присмотреться М.Н. Тухачевский не закончил ни первого по престижу училищу, ни получил и лучшего назначения, хотя и был в верхних эшелонах. Покрасоваться на парадах Тухачевский тоже не успел. Правда, "летом 1914 года лейб-гвардии Семеновский и Преобра­женский полки отбывали лагерный сбор под Красным се­лом, но раньше обычного пришли в Петербург. На военном поле в честь прибывшего президента Франции состоялся гремящий парад. Отбивая ногу, церемониальным маршем шла Петровская бригада".

Грянула война, и лишь через четыре года дело дошло до парадов.

После взятия Симбирска "Гай в бурке, черкеске с Георгием в петлице. В захваченных складах нашлась форма царских улан: мундиры, рейтузы, кивера, даже пики. Гай приказал мобилизовать всех портных, чтобы подгонять форму.

В пестрых сине-красных мундирах, в киверах гарцевали по городу конники Гая под полувальс, полумарш...

На Соборной площади Гай дал парад. Окруженный тол­пой выпущенных из тюрем арестованных, победно шумя­щими войсками, любопытными горожанами Гай пытался произнести меж тушами оркестров взволнованную речь…"

Тухачевский вроде бы на втором плане, но когда в Симбирске начались грабежи, командарм-1 отдал приказ: “От­дельно шатающихся мародеров арестовывать и расстреливать без суда; в городе должен быть водворен строжайший порядок”.⁵⁹

Очевидно, что приказ так и не был выполнен, т.к. Тухачевский и Куйбышев 13 сентября отдают другой приказ: "Немедленно вывести из города все части, кроме предназначенных для караула, в городе навести строжайший порядок".⁶⁰

В Симбирске Тухачевский в параде не участвовал. Зато "по просьбе трудящихся Сызрани", парад был организован там. "Внешний их вид был далеко не блестящим – винтовки всех существующих в мире систем, изношенные до дыр шинели, порыжевшие кожаные куртки, нередко подпоясанные ремнями с медной пряжкой, на которой двуглавый орел старательно затерт или даже замазан краской. А обувь и того хуже – просто не разберешь, что у кого на ногах. И при всем том – радость на лицах, недурная строевая выправка".⁶¹

Были смотры и парады и в дальнейшем. "Еще не кончилась гражданская война. На одной из площадей Смоленска выстроились войска гарнизо­на. Парад принимает командующий Западным фронтом. Он очень молод, на вид лет 25—27. На нем черная ко­жаная куртка, контрастирующая с белоснежным конем. На голове — шлем с красной звездой. Из-под козырька глядят спокойные серые глаза". При этом заметим, что ко­жанка это все же прерогатива комиссаров.

В 1931г. Тухачевский организовал на Дворцовой пл. необычный первомайский парад. Все войска, кроме военной академии, училищ и моряков были посажены на мобилизованные автомашины.

И, наконец, в 1933г. Тухачевский награжден орд. Ленина и принимает парад на Красной площади 7 ноября.

Один из руководителей советской военной разведки В. Г. Кривицкий, тоже запомнил его на параде. 1 мая 1937 года “со стороны Исторического музея увидел я Ту­хачевского: он шел совсем один, руки небрежно в кар­манах, но в фигуре, в походке — характерная "военная" выправка. Вдруг Тухачевский остановился и обвел взглядом всю Красную площадь… Мо­жет быть...— кто знает? — он тогда прощался с Красной площадью”.⁶²

Весьма символично, что именно тогда прозвучала, в общем-то, крамольная для него мысль о возможности “позиционных условий борьбы”. В своей последней опубликованной при жизни статье М. Н. Тухачевский счел необходимым вернуться к ней, добавив: “Сила оборо­ны растет и создает условия, в известной степени бла­гоприятствующие появлению позиционных форм борьбы”.⁶³

Крамольная оттого, что в кругах армейских руководителей продол­жала находить своих яростных апологетов и защит­ников теория “особой маневренности Красной Ар­мии” и прочие атрибуты “стратегии сокрушения”, дань увлечению которой отдал в свое время, как мы знаем именно Тухачевский.

Крамольная еще и потому, что усыпляла бдительность, создавала иллюзию того, что “сила оборо­ны растет” не только у противника, но у нас. Впрочем, не собирались у нас оборонятся, наоборот, думали о том, как избежать “позиционных форм борьбы” - сокрушить любую оборону. И в немалой степени виноват в этом опять таки М.Н. Тухачевский сокрушивший “стратегию из­мора”.

Тем не менее, начинать офицерскую службу пришлось именно в обороне. Первая мировая война была позиционной. Есть сведения о том, что воевал будущий маршал во время первой мировой войны храбро, но по служебной лестнице продвинуться не успел. Возможно потому, что "Тухачевский менее всего стремившийся чем-то выделиться, все-таки обращал на себя внимание". Однажды уплыл на лодке на островок, провел там ночь часть утра благополучно вернулся на наш берег, доставив те самые сведения, о которых мечтали в полку. "Он неуверенно улыбается, еще не ведая, что его ждет – то ли поощрение, то ли нагоняй начальства..." ⁶⁴ Так кто же он герой или лихач?

По меньшей мере, с дисциплиной у него не все в порядке. Тем не менее, наградить его не забывали. Правда, он желал большего. Не вышло. Отвоевав в составе лейб-гвардии Семёновского полка, несколько месяцев, поручик Тухачевский попадает в плен.

Писатель-эмигрант Р. Гуль насчитал и живо описал пять побегов. Но плен, есть плен. Даже во время последнего побега есть одна, не до конца выясненная деталь: оказавшись на территории Швейцарии, Тухачевский не ищет своих соотечественников, и тем более представителей своего государства, а едет во Францию, где добивается от перегруженного заботами о военных поставках графа Игнатьева, своего возвращения в Россию.

Прибыв в Петроград, Тухачевский, несомненно, идет в казармы Семёновского полка, где находились резервисты. После короткого отпуска 20 ноября возвращается в полк. Здесь он встретил братьев Николая и Александра. Тухачевский принял 9 роту. Весьма символично, что в документах он числился как Тухачевский 1-й.⁶⁵ Однако заметим, что место в гвардейском полку для братьев, как бы зарезервировано, но они не "отсиживаются в окопах" западного фронта, а встречаются почему-то в столице. Очевидно там они нужнее.

Оценив обстановку будущий маршал делает однозначный выбор – присоединяется к большевикам. Благо, что наркомвоенмор Троцкий оказывает личное содействие, а рекомендации в партию ему дают член ВЦИК Кулябко и секретарь ВЦИК Енукидзе. Енукидзе писал, что Тухачевский в Военном отделе ВЦИК выполнял поручения "с полным знания дела и всегда добросовестно и аккуратно. В его лице мы можем иметь знающего и дельного работника".⁶⁶

Не малое значение имело, и умение рапортовать. Доклады он дублирует, кому нужно: "Лосиноостровская. Нижегородская дача Ермолова – Николаю Кулябко. Тщательно подготовленная операция Первой армии закончилась блестяще. Чехословаки разбиты и Сызрань, взята с бою".⁶⁷ Не важно, что основной доклад будущий маршал делает не лично сам, а через подчиненного ему командира дивизии Гая: "Дорогой Владимир Ильич! Взятие Вашего родного города – это ответ на вашу одну рану, а за вторую будет Самара!" К тому же начальник штаба Н.И. Корицкий и политкомиссар В.В. Куйбышев 14 августа 1918г. уже доложили в РВС Республики: "Под Симбирском операция развивается. Руководит непосредственно командарм Тухачевский".⁶⁸

Между тем, Гая можно понять, под его командованием находилось 2/3 сил армии, остальные части сковывали действия противника. Кавказский темперамент порой бросает его на авантюры. Гай прилетает в Самару на самолете, садится где-то на картофельном поле, узнает, что белогвардейцы из нее почти удрали, и сразу двинулся на телеграф. "Перепуганные его грозным видом, телеграфистки покорно стали отбивать на нескольких аппаратах: "Всем! Всем! Всем! Я, Гай, нахожусь в Самаре. Да здравствует Советская власть!" Пришлось Тухачевскому срочно "разбираться". По горячим следам он провел с командирами детальный разбор Симбирской и Самарской операций. "Стремился показать, не только оперативно-тактические уроки, но и политическое значение их".⁶⁹

Быть может потому, не выиграв ни одного вошедшего в учебники сражения, он закрепляется на должности командующего армией. А ведь на стороне Красной армии проходило службу около 75 тыс. офицеров, включая 775 генералов. Кандидатур на такую должность вроде бы достаточно. Позже Тухачевский писал, что причиной успеха 1А был "счастливый подбор командного и комиссарского состава".⁷⁰ Но молодой командующий и сам не прост, он провел первую в истории Гражданской войны принудительную мобилизацию офицеров.

Не важно, что большую помощь при этом оказал политический комиссар армии О.Ю. Калнин (Калниньш). Ему 23 года, но именно он посоветовал провести мобилизацию бывших офицеров и генералов.⁷¹ Доверие к Тухачевскому укрепилось. Особенно заметно это стало после подавления мятежа Муравьева.

Умение расправляться с мятежниками, не всегда сродни с военным искусством, но очень пригодиться Тухачевскому. Тут отличиться проще. Нужно лишь иметь своеобразное понятие о чести.

В то же время, кого-то учить или поучать следует признать характерной чертой Тухачевского. С образованием института комиссаров возникла потребность обучения их военному делу. В июле 1918г. Тухачевский подает Председателю Всебюровоенкома К.К. Юреневу проект организации курсов, с двухмесячным сроком обучения. Но вплотную заняться этими курсами Тухачевскому не пришлось. Зато в 5 армии по его инициативе были созданы курсы старших строевых и штабных начальников.

Назвать это дело новым язык не поворачивается. Уже в самом начале первой мировой войны, огромные потери офицерского состава вызвали необходимость создать нечто подобное. В итоге таких скороспелых офицеров под конец войны было больше чем кадровых. Но суть в том, что эти школы создавались не в масштабах отдельной армии или фронта, а централизованным порядком.

К инициативе Тухачевского в отношении подготовки новых командных кадров военспецы относились скептически. Неоднократно приходилось слышать от них фразу:

— Удивительно, ведь у него же самого нет акаде­мического образования!

Горячие речи в защиту курсов "вызывали лишь снисходительные улыбки на их лицах. Генералы невозму­тимо констатировали:

— Все это, батенька мой, фантазерство увлекаю­щегося поручика.

Казалось бы все в природе против этого: "Наши курсы старших строевых и штабных началь­ников приступили к планомерным занятиям лишь 13 ию­ля 1919 года, как раз в день назначения Михаила Васильевича Фрунзе на пост командующего войсками Восточного фронта". Но неверие на верху не единственная преграда. Тиф сразил до 90 процентов курсантов и препо­давателей. Это был враг опаснее Колчака.⁷² Тем не менее, к концу 1919г. года 5А имела полный комплект младших командиров. Суть в том, что на курсы привлекали в первую очередь быв­ших командиров красногвардейских отрядов, прапорщиков, имевших хорошее общее образование, унтер-офицеров окончивших учебные команды, комисса­ров и коммунистов-бойцов, прошедших окопную школу. Так сказать брали готовые полуфабрикаты.

На должности командующего Западным фронтом свое увлечение поучать он не бросил, но теперь на более высоком уровне. В 1920г. в Смоленске с трудом открыли политехнический институт (СПИ). Базы для его создания не было. И тогда пришел на помощь Тухачевский. По его пред­ложению институт был подчинен военному ведомству и стал именоваться “Смоленский государственный мили­таризованный политехнический институт Западного фронта”.

Дело, скажем прямо, нужное, но не законное. К тому же "военные дисциплины в учебных программах института занимали весьма скромное место". Тем не менее, все студенты института "получали красноармейское обмундирование и продовольственный паек по фронтовой норме". Тухачевский издал при­каз по фронту, откомандировывать в СПИ молодых военнослужащих, имеющих необходимое обра­зование и изъявляющих желание учиться дальше.

После подавления Кронштадтского мятежа Тухачевского пришли встречать на вокзал толпы горожан и военнослужащих. "На большинстве студентов красноармейские шинели висели, как юбки". Он окинул веселым взглядом, нестройные ряды СПИ, и довольно громко спросил: "Что за шотландские стрелки?" Прозвище так и прилипло.⁷³ Вскоре институт, конечно, ликвидировали. Но далеко не всем удалось поучиться и в таком институте.

“Почему бы вам ни поучиться?”,— частенько спрашивал Михаил Николаевич подчиненных. Выглядит как забота о ближнем. Но для людей заслуженных это могло звучать как оскорбление. Любил будущий маршал подначивать И.С. Кожевникова, С.С. Вострецова, В.И. Чапаева, мол, не мешало бы вам подучиться. О том, что не мешало бы это сделать, в глубине души знали прославленные командиры. Вот только не кричали об этом на каждом перекрестке. Тот же Чапаев, если верить знаменитому фильму, заверял своего ординарца, что мог бы командовать и армией и фронтом, вот только "в мировом масштабе" командовать не смог бы, потому как "языков не знает". Возразить М.Н. Тухачевскому отцам командирам было нечем, хотя сам он учился военному делу по книгам, разысканным для него "в усадьбах и городах, в частных, личных библиотеках".⁷⁴ Фактически этого требовал он и от подчиненных.

"А знаете, я тоже мечтаю об академии! Но война лучшая подготовительная ступень к этому. Особенно нынешняя, гражданская, где много нового, непохожего на все войны прошлого". – Можно было услышать от него. ⁷⁵

"Учиться" в условиях войны в основном приходилось, как говорят "без отрыва от производства". Далеко не всем это дано. Не даром народная мудрость гласит: "Воробей это соловей окончивший консерваторию заочно".

Возможно, непосредственно к Тухачевскому это не относится. Это был человек не только одаренный, но и вдобавок необычайно работоспособный. Природа наделила его интересным свойством. "Спал Михаил очень мало, и когда кто-нибудь напоминал ему об этом, он только отшучивался:

— Жалко тратить на сон время..."⁷⁶

Работоспособность прекрасное качество и не только для командующего, правда, для окружающих это могло оказаться кошмаром. Такой командир, даже не подозревая об этом, порой требует от подчиненных невозможного. Отчасти Михаил Николаевич это понимал. "Обычным местом его ночных занятий был салон-вагон. Здесь, конечно, ему мешали и шум проходящих поездов, и гудки маневровых паровозов. В помещении штаба удобств было куда больше. Но М. Н. Тухачев­ский, заботясь о здоровье штабных командиров, отдал приказ, чтобы на ночь в штабе не оставался никто. Лишь в случае крайней необходимости там можно бы­ло работать до 11 часов, да и то только с разрешения начальника штаба".⁷⁷ Желание, несомненно, благородно.

В вооруженных силах рабочий день не нормирован. Он регламентируется потребностями службы и... наличием на месте начальника. Трудоголики были всегда и везде, но если начальник – трудоголик на него вынуждены равняться все остальные. Потому зная работоспособность будущего маршала, пожалуй, не мало подчиненных радовались решению командующего отпускать их на ночь. В то же время, стремление его уединиться может вызывать подозрения самого различного толка. И самое безобидное из них интимного характера.

С другой стороны срочные дела могли решаться намного быстрее. Как вспоминал сослуживец Ф. П. КАУФЕЛЬДТ: "Приехав в Тамбов, прежде всего, навещаю началь­ника штаба Николая Евгеньевича Какурина, которого знал еще по Западному фронту, и с которым крепко дружил, несмотря на разницу в возрасте.

Как всегда, беседа с Какуриным затянулась. Я ук­радкой поглядываю на часы: не запоздать бы к коман­дующему. Какурин перехватил мой взгляд и успокоил:

— Не тревожьтесь, Федор Петрович, к Михаилу Ни­колаевичу можно идти в любое время...

Поднимаюсь на второй этаж и без всяких прово­лочек попадаю в кабинет Тухачевского".⁷⁸ Вроде бы мелочь, но попробуйте попасть к командующему армией в неурочное время. Такую возможность подчиненные Тухачевского имели и позже.

Г.С. Иссерсон, был ближайшим помощником Тухачевского в разработке Устава ПУ-36. Он считал, что "под его пером многословные статьи превращались в сжато и скупо сформулированные положения, полные четкого и глубокого содержания. Всем работавшим над Уставом разрешалось до 2 часов ночи звонить Тухачевскому по любому вопросу, относившемуся к разработке Устава…"⁷⁹ все бы хорошо да вот ПУ-36 написанный под чутким руководством Тухачевского стоил жизни сотням тысяч, если не миллионам солдат. Во время атаки боец не имел права ложиться, т.е. передвигаться короткими перебежками. В обороне рытье траншей не предусматривалось – только окопы, в результате управление даже отделением вызывало затруднение. Уже бои на Халхин-Голе доказали несостоятельность этого положения, но и к началу Великой Отечественной войны оно не было исправлено.


В 1925г. Тухачевского перевели в Москву. Чем не повод пополнить свои знания? Формально это было повышением, но не все обстояло так гладко. Одновре­менно 13 ноября 1925 года из структуры Штаба РККА бы­ли выведены Инспекторат и Управление боевой подготов­ки. Именно те структурные элементы, за включение которых в его состав Тухачевский вел острые дискуссии в 1924 году с оппонентами, особенно с А. Егоровым. Вско­ре обнаружилось и фактическое изъятие из подчинения Тухачевского Разведывательного управления.

31 января 1926 года в докладе наркому Тухачевский от­крыто возмущался:

“Я уже докладывал Вам словесно о том, что Штаб РККА работа­ет в таких ненормальных условиях, которые делают невозможной продуктивную работу, а также не позволяют Штабу РККА нести ту ответственность, которая на него возлагается положением, — пи­сал он в своем докладе. — Основными моментами, дезорганизую­щими работу Штаба, являются:

а) фактическая неподчиненность Штабу РККА Разведупра и

б) проведение (оперативно-стратегических и организацион­ных) мероприятий за восточными границами помимо Штаба РККА через секретариаты Реввоенсовета”.

Тухачевский пока еще мог позволить себе жесткие фор­мулировки.

“...В нынешних условиях я считаю, свое положение ложным и организацией изучения противника не занимаюсь и при всем же­лании не могу заниматься”.

Он предлагал:

“...Прошу установить подчинение Разведупра по вопросам агентуры Штабу РККА и РВС СССР на следующих основаниях:

1. В пределах поставленных Штабом РККА задач — начальник Разведупра непосредственно подчиняется начальнику Штаба РККА как по вопросам сети агентуры, так и по личному составу”.

26 января 1926 года Тухачевский поставил перед свои­ми подчиненными в Штабе задачу исследовать один “из существеннейших вопросов нашей подготовки к войне — вопрос об определении характера предстоящей нам войны и ее начального периода, в первую очередь, конечно, на Европейском театре”. Он подчеркивал, что исследование проблемы должно содействовать “становлению единства взглядов на основах марксистского учения”⁸⁰. Он продол­жал демонстрировать активность, хотя поле деятельности сужалось до минимума: 18 февраля 1926 года из ведения Штаба РККА была изъята мобилизационная работа, а 22 июля 1926 года — Военно-топографический отдел. Должность Тухачевского окончательно сделалась “почет­но-бессмысленной”.

Невольно возникают вопросы: справлялся ли будущий маршал с возложенными на него обязанностями? Какой вообще смысл ломать веками устоявшееся положение вещей? Не пытается ли Тухачевский таким образом сменить акценты? Несомненно, такие вопросы возникали и в высоких инстанциях.

Но в материальном плане все обстояло гораздо лучше. "Он получил квартиру на Никольской ул. (25 октября). Здесь же поселился брат Александр, перебрались все сестры и мать.

В квартире всегда было многолюдно. Приезжали боевые друзья, известные полководцы, друзья музыканты".⁸¹

В общем, было весело. Как вспоминали родные: "Смеялся он особенно. Настолько заразительно, что все мы начинали хохотать за ним".⁸² Так и хочется его назвать Михаил Лучезарный.

"Тут было интересно всегда… Какие там встречались люди! Как часто звучала чудесная музыка, исполняемая первоклассными музыкантами!" Тем не менее, это был "свой тесный, хотя и очень обшир­ный, семейный круг".

"А после концерта - ужин, чай, долгие споры о му­зыке, композиторах, исполнительском искусстве".⁸³

Кстати музыка музыке рознь. Буденный, например, любил баян.

— Но позвольте, мсье Мишель, — смеялся Фервак, - вы же любите Бетховена?

—- Вы правы. Люблю. Не знаю, почему. Для меня даже нет произведения выше 9-й симфонии. Это странно, но в ней я чувствую что-то глубоко родное нам, наше, мое.

"Заметим, из всей музыки Михаил Тухачевский любит больше всего ту же самую 9-ю симфонию, которую любил Бакунин, и которую Бакунин при ожидаемом пожаре мира решил даже “спасать, хотя бы с опасностью для жизни”.⁸⁴

Кроме того, "дома он обычно либо читал, либо играл на скрипке, либо писал маслом. У него всегда гостил кто-нибудь из фронтовых друзей и соратников. И эти гости чаще всего становились слушателями концертов, которые давал Михаил Николаевич со своими московскими приятеля­ми-музыкантами. В присутствии же мало знакомых лю­дей он предпочитал сам оставаться слушателем, потому что не высоко оценивал собственные музыкальные спо­собности".⁸⁵ Так, что скрипка для него все равно, что гармошка для деревенского парня тех лет или гитара для юнцов времен "Хрущевской оттепели". Однако, для светских дам разве это инструменты?

Да и со скрипками не все просто. Как вспоминала Л. В. Гусева "Однажды я застала у Тухачевских опытного скри­пичного мастера Е. Ф. Витачека. Михаил Николаевич долго и увлеченно беседовал с ним, показывал гостю свою коллекцию скрипок, баночки с лаками, вытащил заветный кусок какого-то особого дерева. Этот некази­стый с виду чурбачок Михаил Николаевич сберегал в течение многих лет пуще всякой драгоценности, мечтал изготовить из него замечательную скрипку. И вдруг когда Витачек ушел, мы с изумлением обнаружили, что знаменитая деревяшка исчезла.

- Где же она? - спросила Нина Евгеньевна

— Подарил Витачеку, — почти виновато улыбнулся Михаил Николаевич.—Так, как он изготавливает скрип­ки, мне не изготовить…"

И картины он приобретал не всегда лучшие.

"Как-то, еще в двадцатые годы, к М. Н. Тухачевскому обратился один художник и попросил помочь продать картину. Чувствовалось, автор картины сильно нуж­дается… Когда картину привезли домой, все крайне удиви­лись, как это обладавший тонким вкусом Михаил Ни­колаевич соблазнился таким произведением. И тут последовало объяснение:

— Да разве дело в картине? Дело в человеке, кото­рому надо было помочь, не уронив его достоинства... А художник он не лишенный способностей. Может быть, еще распишется...⁸⁶

Впрочем, говорят "о вкусах не спорят". Е. Драбкина так описывала штурм Кронштадта. "Даже Путна, когда он вспоминает об этих минутах, изменяет свой обычно сдержанный стиль и говорит языком художника и это не случайно, свой жизненный путь он начал, поступив в училище живописи и ваяния: “Перед нами разыгралась картина красивого боя по своим внешним формам. Два ярких полукольца не потухавших выстрелов, грохот и треск рвущихся снарядов, визг их сверлящий воздух, и вой отскакивающих от гладкой поверхности льда, вырастающие и рассыпающиеся столбы воды и льда от подводных взрывов, содрогание льда на общем фоне ночи – все это производило неизгладимое впечатление. Все, взятое вместе, больше воодушевляло, чем удручало”".⁸⁷

Оказывается, бой тоже может быть красивым. Вопрос весь лишь, для кого? Например, для соратника Тухачевского Путны. Тут нет ничего странного: в Казахстане, где жизнь человека, его достаток, веками зависели от наличия у него скота, если красавицу назвать "Айгюль" она обрадуется. Но если в России назвать девушку верблюжонком это явно восторга не вызовет.

Сослуживец Ладухин вспоминал: "Была у Тухачевского и третья страсть — коллекционирование редких книг…

Мне до сих пор не дает покоя мысль о судьбе биб­лиотеки Тухачевского. Куда девались все эти любовно подобранные книги?"⁸⁸

Действительно ценность библиотеки могла быть колоссальной. Как вспоминал Н.И. Корицкий: Пензенский губ военкомат получил задание – собрать библиотеки всех частей, квартировавшихся в Пензе до первой мировой войны. "Через некоторое время к нам прибыло несколько вагонов с книгами... Вдобавок к этому я прикупил небольшое ко­личество военной литературы у Сухаревской башни, на книжных развалах. Продавали ее там главным образом жены бывших генералов и офицеров. Помню, десятка два очень ценных книг удалось выменять у какой-то древней генеральши на буханку черного хлеба".⁸⁹

Возить библиотеку труда не составляло.

Спец поездами пользовались в гражданскую войну почти все командующие. Тухачевский ездил в салон вагоне с женой и многочисленной прислугой. Рядом нельзя было пройти, чтобы тебя не спросили: "Ты кто? Проходи не останавливайся!"⁹⁰ "Ни­когда не видавший винтовки брат командарма, талантливейший, кабинетнейший математик, ездил в поезде младшего брата красного командарма Миши".⁹¹

И при всем при этом как вспоминал его домашний врач "первое, что бросилось в глаза, на редкость внимательное, прямо-таки трогательное отношение Михаил Николаевича ко всем своим близким. Не часто увидишь, чтобы сын, постоянно занятый множеством ответственейших дел, так заботливо следил за здоровьем матери. Когда я навещал Мавру Петровну, Михаил Николаевич обязательно приезжал домой, желая знать о ее здоровье все до мельчайших подробностей".⁹²

Никому и никогда он не "тыкал". Не подавлял подчиненных своим авторитетом, внимательно выслушивал каждого, а, высказывая свое мнение, нередко сопровождал его оговорками: “не кажется ли вам?”, “Не думаете ли вы?”, “Не лучше ли поступить иначе?..”

"Манеры Михаил Николаевича, его вежливость изобличали в нем хорошо воспитанного человека. У него не было ни фанфаронства, ни высокомерия, ни надменности. Держал себя со всеми ровно, но без панибратства, с чувством собственного достоинства".

"Как и всех, кто с ним соприкасался, - вспоминала жена его сослуживца Л. В. Гусева - он поразил меня скромностью и демократизмом, сквозившими в каждом его слове, чувствовавшимися в каждом поступке.

Ни капельки важности, ни тени высокомерия!"

Помню, вскоре после появления оперы “Катерина Измайлова” ее молодой тогда автор Дмитрий Дмит­риевич Шостакович был подвергнут грубой, шельмую­щей критике (опера не понравилась Сталину). Шоста­ковича вызвали из Ленинграда в Москву для генераль­ной “проработки”. Тухачевский не отвернулся от него в трудную минуту.⁹³

Он позвонил из Москвы командующему Ленин­градским военным округом Б. М. Шапошникову. "Такая забота была проявлена, я получил работу". – Вспоминал Д. Д. Шостакович.

И таких примеров можно привести множество. "Михаил Николаевич заботился о людях не формально. Это было органической чертой его характера".⁹⁴

На ст. Инза стояла старая кирпичная казарма и 20-25 дощатых бараков питательного пункта, для проходящих эшелонов. Тухачевский разрешил передать 11 бараков под квартиры рабочим. За что районный исполком поручил председателю и секретарю "выразить глубокую благодарность командующему 1 Революционной армии тов. Тухачевскому и начальнику штаба тов. Захарову от лица всех рабочих, служащих и мастеровых".⁹⁵

Он, что называется, горой встал на защиту Г. Д. Гая, когда какая-то комиссия из аппарата НКО необоснованно предъявила последнему обвинения в недостаче по дивизии мелкого имущества. Михаил Николаевич добился рассмотрения этого вопроса у М. В. Фрунзе, в результате чего была установлена пол­ная невиновность Гая (утеря имущества произошла задолго до его прибытия в дивизию).⁹⁶

По его инициативе был открыт окружной санато­рий в Ливадии. У военного округа был подшефный детский дом, распо­ложенный километрах в 15—17 от города. Детям часто не хватало продовольствия. Очень плохо было с одеж­дой. В один из воскресных дней Тухачевский сам отпра­вился в этот детский дом. Вернулся он оттуда поздно ночью.

Ездившая с ним коммунистка Е. Езарина рассказывала, что положение детей потрясло коман­дующего. Он лично участвовал в заготовке для детдома дров, потом отправился в ближайшую деревню на по­иски печника и действительно нашел там крестьянина, который взялся отремонтировать печи. ⁹⁷

Сослуживец Д. Н. НИКИШЕВ как-то вспоминал, что однажды на полигоне он получил тяжелое ранение. Первая медицинская помощь оказалась неудачной. Началась газовая гангрена.

Тухачевский "приказал принять все меры для спасения моей жизни, привлек к операции известного хирурга… В.А. Оппеля". Тухачевский знал, что профессор Великанов предложил сыворотку от гангрены, но она еще только проходила испытания. Она была доставлена на специальном самолете.

Другой сослуживец вспоминал, что в 1934г. его необоснованно репрессировали, и "выслали из Ленинграда в Казахстан. В те же дни к Тухачевскому обратился за помощью и мой родственник Владимир Иванович Немирович-Данченко. Друг не проявил малодушия. Благодаря его вмешательству я вскоре был освобожден".

Однажды студенты обратились к нему с просьбой помочь в проведении вечера отдыха. Он разрешил студентам провести в Доме Красной Армии бал: "Конечно, бесплатно. Это же студенты…"

Начальник Дома Красной Армии расщедрился и предоставил не только зал, но и великолепный военный оркестр. Михаил Николаевич "носил такую же гимнастерку, как и многие из присутствующих, держался непринужденно, просто, весело. А когда грянула мазурка, пригласил одну из студенток и закружил ее в танце…"⁹⁸

Уверен, что большинство студентов, были в восторге от бала. Если учесть, что Тухачевский был прекрасный танцор, а уроки танцев, у него, вел балетмейстер Большого театра Литовкин, то будущий маршал, разумеется, мог показать класс. Но всем ли это могло доставить удовольствие? Наверняка, в зале нашелся кто-то, в ком взыграла зависть, а быть может и ревность. Умение танцевать для офицера царской армии было непреложным качеством. Как впоследствии вспоминал маршал Б. М. Шапошников: " После испытания в искусстве поведения вне стен училища оставалось еще одно испытание — в умении танцевать. Два раза в неделю по получасу в каждой полуроте происходили уроки танцев, которые вел пожилой артист Большого театра Ершов. Он учил нас, как нужно раскланиваться на балах, а затем проходили вальс и мазурку. Без умения танцевать вальс в отпуск не пускали".⁹⁹

Возможно, именно умение танцевать гипнотически подействовала на первую избранницу будущего маршала. "У гимназистки Шор-Мансыревской гимназии Маруси Игнатьевой родители простые люди, отец машинист на Сызрано-Вяземской железной дороге. Маруся не голубой, как Тухачевский, крови…

Может быть, Маруся никогда бы и не сделала рокового шага, но русский революционный голод во вшивой, замер­шей стране был страшен. А жена командарма Тухачевского может ехать к мужу экстренным поездом, ей дадут в охрану красноармейцев, и не обыщут, как мешочницу. Маруся из любви к родителям, по-бабьи, возила в Пензу домой мешки с мукой и консервными банками.

Не то выследили враги (врагов у Тухачевского пруд пру­ди) — о мешках стало известно в реввоенсовете фронта. И, наконец, командарму Тухачевскому мешки поставлены на вид. Мешки с рисом, мукой, консервными банками ве­зет по голодной стране жена побеждающего полководца?!

…Тухачевский объяснился с женой: церковного развода гражданам РСФСР не требуется, и она свободна. Маруся была простенькой женщиной, но тут она поступила уж так, чтоб не шокировать мужа: она застрелилась у него в по­езде".¹⁰⁰ Впрочем, это лишь мнение бывшего белогвардейца. Серьезное расследование вряд ли кто проводил. Посему эта история так и останется загадкой. К тому же фактически на глазах у мужа застрелилась первая жена Буденного. Роковой выстрел оборвал жизнь Надежды Ал­лилуевой - жены И.В. Сталина.

Журналистка Лидия Норд заверяет, что у маршала была и вторая законная жена: озорная, шес­тнадцатилетняя девушка, которую Норд называет Ликой. Она же заверяет, что брак был церковный хоть и тайный. Причем свидетелем был комкор Уборевич.

У Лики роди­лась дочка. Но в отношениях Тухачевского с Ликой благополучия не было. Лидия Норд намекает, что причиной разрыва стал роман Ми­хаила Николаевича с другой женщиной. Вскоре дочь умерла от дифте­рита. Супруги разошлись, но Тухачевский долгие годы берег вязаные башмачки дочки Ирины.¹⁰¹

Но вскоре Тухачевский женился на Нине Евгеньевне Гриневич, которую он “увел” от первого мужа — комисса­ра 4-й стрелковой дивизии Западного фронта Л. Аронштама. Нина Гриневич, выпускница московского Александ­ровского института, дочь полковника царской армии Е. К. Гриневича, добровольно перешедшего в начале 1918 года на сторону большевиков.¹⁰²

Кстати отметим, что кроме жены от брака законного (по паспарту), еще как минимум две особы женского пола были репрессированы как жены Тухачевского. Насколько была виновата Юлия Ивановна Кузьмина, обвиненная в шпионаже, (она была арестована ГУГБ НКВД СССР 7 мая 1937 года по обвинению в том, что “занималась шпионской деятельностью в пользу иностранных разведыва­тельных органов”) вопрос не совсем ясен, но если учесть срок, на который ее осудили, вина ее не была доказана. Зато постановлением Особого Совещания от 11 февра­ля 1938 года Кузьмина Ю. И. как “член семьи изменника родины” осуждена на 8 лет ИТЛ. Постановлением Особого Совещания при МВД СССР от 17 декабря 1946 года “за отбытием срока наказания” из ИТЛ освобождена, одновременно как “социально-опас­ный элемент” осуждена к ссылке на 5 лет.¹⁰³ Но ведь она была не единственной пассией маршала. Как его жена значится и Амалия Яковлевна Протас,¹⁰⁴ его бывшая секретарша. Любовь и смерть идут рука об руку.

Женщины из круга общения "великого стратега" штамп “член семьи изменника родины” в личном деле получали подозрительно часто. "На представительниц слабого пола Ту­хачевский всегда производил сильнейшее впечатление. От­нюдь не чуждаясь их общества, он выбирал не только при­влекательных внешне: ему нравилась и интеллектуальность. Среди тех дам, с которыми Тухачевский с удовольствием проводил время, кроме Серебряковой, были, например, не­вестка Максима Горького Н. Пешкова и руководитель дет­ского музыкального театра"¹⁰⁵ Наталия Ильинична Сац, арестованная осенью 1937 года по статье «Член семьи изменника Родины».¹⁰⁶ Впрочем, ее муж нарком внутренней торговли Вейцер И.Я., также репрессирован в те годы.

Не редко вспоминают и теплые отношения маршала с известной певицей В. Давыдовой.¹⁰⁷ Наличие любовниц вряд ли красит молодого маршала с моральной точки зрения, но говорит о том, что он человек не заурядный. Ведь любовница вольно или невольно вынуждена идти на ограничения. Следовательно, она сознательно меняет цельный объект, на отдельную часть и, как правило, об этом не жалеет. Кроме того, обилие поклонниц – свидетельство популярности. Пожалуй, нет более благородного чувства, чем любовь, причем во всех ее проявлениях. Вот только у нее как у лекарства могут быть побочные явления: беременность, оскорбленные чувства, инфекции и т.п.

Но ни жен, ни любовниц в этой книге мы вплотную касаться не будем. Скажем лишь, что женщинам Михаил Николаевич нравился, но они могли на него и обижаться. Мужчины же могли ему завидовать, а то и затаить вражду. То же самое могло быть и с кавалеристами (впрочем, они тоже мужчины). Только кто кому в этом случае завидовал?


Но для военачальника главное другое. "Михаил Николаевич был отважен, крепок и вынослив. Быстро оценивал обстановку и принимал решения… Со всеми он был одинаково вежлив, прост, в каждом уважал человека". – Вспоминает один сослуживец. А другой ему вторит:

"Тухачевский на лету схватывает подробности обстановки, коротко и решительно кивает головой, задает мне точные вопросы, исключающие многословие в ответах".¹⁰⁸

И таких благосклонных характеристик более чем достаточно. Да и как может быть иначе? Это был известный не только в стране, но и за ее пределами человек.

В конце 1926 года, когда по инициативе Тухачевского и его стара­ниями при Курсах усовершенствования высшего команд­ного состава в Военной академии имени М. В. Фрунзе открылось специальное вечернее отделение для штаб­ных работников. Туда будущий маршал направил учиться своего сослуживца Ладухина, при этом заметил: "Попрошу Семена Андреевича не задерживать вас по вечерам, не оставлять на ночь. Но нагрузка — боль­шущая. Отсыпаться придется потом".

"Он сам прочитал для нас вступительную лекцию и затем несколько лекций по стратегии". Он же занимался корректировкой учебных программ и подбором преподавателей.

Лекции читали крупные специалисты всех родов войск. Но и "на этом фоне лекции самого Михаил Николаевич выделялись очень ярко. Даже, казалось бы, известные проблемы Тухачевский излагал совершенно своеобразно, трактовал с партийных позиций. И старые истины озарялись новым светом".¹⁰⁹

Как вспоминал сослуживец Тухачевского И. А. Телятников: "Невольно вспо­минается, как сразу же вслед за окончанием граждан­ской войны в частях и соединениях Западного фронта, пожалуй, впервые в Красной Армии, стала разверты­ваться планомерная командирская учеба. Поначалу к ней тоже многие относились неодобрительно. И тогда не обошлось без разговоров о “выдумках военспецов”. Военные игры на картах откровенно высмеивались. Яв­ное пренебрежение проявлялось к расчетам движения на маршах, пропускной способности железных дорог, потребности войск в боеприпасах и продовольствии".¹¹⁰

Да оно и понятно. Какой смысл корпеть за картой, если высокое положение и так достигнуто. Другое дело нижестоящие командиры. Учеба открывала перед ними дальнейшие перспективы. Поэтому учиться шли даже неопытные командиры. По свидетельству Командарма II ранга ВОРОНОВА: "...Мы гонимся за количеством, а в результате командиры поступают учиться в академии, не имея достаточного опыта и командного стажа... По окончании идут на ответственные должности и часто с ними не справляются".¹¹¹ Т.е. учиться рвется молодежь, а ветераны почивают на лаврах. При этом Воронов забывает один прискорбный факт. Преподавание в академиях грешило изъянами, оттого, что профессуру "вышвыривали сначала по одиночке затем… и пачками, даже не останавливаясь перед оголением ряда кафедр".¹¹² И на острие этого процесса был ни кто иной, как Тухачевский.

Совсем не случайно тех, кто имел военное образование, особенно академиче­ское, маршал Жуков ненавидел и публично оскорблял. Так сказать, находил для них свой язык. Генерал армии Николай Григорь­евич Лященко заверяет:

“Жуков вдруг спросил:

— Вы, наверное, академию кончали?

• Да.
  
• Так и знал. Что ни дурак, то выпускник академии”¹¹³
  

Ведь дело порой доходило до того, что командиры, желая избавиться от неугодного им подчиненного, отправляли его на учебу. Разумеется, это не могло быть системой. Но такие случаи не только описаны в литературе.¹¹⁴ Они на слуху ветеранов воинской службы.

Но это не все. Милиционная система армии оказалась непригодной для большой войны. А ведь в ее формировании определенную роль сыграло и мнение Тухачевского: "Вопрос о милиционной системе пугает меня не только теоретически, но главным образом практически, со всеми его последствиями.

Я, лично, считаю, что только коммунистическое общество позволит впер­вые после социалистической революции провести милиционную систему, оставляя вовсе в стороне вопрос о том, будет или не будет существовать "Коммунистическое общество в капиталистическом окружении".

И, наконец, завершающий аккорд: "Мы все время будем строить в военной обстановке. Из этого по­ложения мы должны исходить. И для того, чтобы обеспечить социалистическое строительство в столь военное время, надо задаться небольшой армией, наиболее, боеспособной, и, мне кажется, что нам никакого дела нет до того, какая армия выгоднее в мирное время, так как такого времени у нас не будет".¹¹⁵ Такие убеждения, подстегивали страну к безудержной гонке вооружения. В этом он весь. С одной стороны система его "пугает" с другой ее "коммунистическое общество позволит", а главное все ему "до лампочки". В общем, понимай, как хочешь.

Между тем, милиционную систему подготовки личного состава с успехом применили в Германии, Финляндии и других странах. Но там она зарекомендовала себя гораздо благотворнее, чем у нас. Дело в том, что в Советском Союзе переход на милиционную систему был вынужденным и диктовался в первую очередь нехваткой средств. В Германии и Финляндии со средствами было как раз все нормально. Милиционную систему подготовки они вводили, для того чтобы обойти запреты на создание крупной армии или создать иллюзию своей слабости.


В период хрущевской "оттепели" и в период "застоя" трудно найти автора, который охарактеризовал бы Тухачевского с отрицательной стороны. Однако скачок публикаций оказался не актом признания талантливости и даже не добавил популярности, а в основном содействовал появлению известности. Возможно потому, что его главные оппоненты Ворошилов и Буденный не только были живы, но и находились на пике признания. К тому же не так просто было славить военачальника выигравшего те сражения, о которых раньше слышали лишь специалисты.

Начиная с горбачевской перестройки, и в последующие годы огульного охаивания всего советского, тон публикаций значительно изменился. Коснулся он и мемуарной литературы. Но лиц знакомых с Тухачевским к этому времени осталось не много. Одним из таких был Василий Гаврилович Грабин. Впрочем, в его портрете маршала чувствуется рука мастера. Грабин действует по принципу "лучше не вовремя похвалить, чем вовремя отругать". Бес как всегда скрывается в деталях.

Например, в академии – выступление будущего маршала прямо скажем блестящее. Несомненно, многим оно запомнилось. Только упоминает о нем Василий Гаврилович вовсе не для того, чтобы похвалить Тухачевского, а чтобы ткнуть его мордой в грязь. Мол, такой эрудит, а в орудиях не разбирается.

Или скажем такая мелочь: пригнал будущий маршал салон-вагон на завод. Вроде бы все хорошо – не захотел замнаркома людей лишний раз беспокоить, заботой о своей персоне. Но это как сказать.

Теперь ведь он совершенно не зависим от проверяемых, даже в мелочах. Не хозяева его приглашают на ужин, а он их. Уже такая деталь должна была бы насторожить директора завода. И действительно, подавляя подчиненных своим авторитетом, он навязывает им тупиковый путь в развитии артиллерии.

Заметим, что воспоминания конструктора появились на свет уже после его смерти в период перестройки. А потому давление со стороны господствующей идеологии было ослаблено.

Кстати в воспоминаниях друзей и соратников упущены существенные детали. Делал ли маршал им подарки? Или, скажем, ходил ли будущий маршал в баню? Скорее всего, нет. Он ведь не Емельян Пугачев. К тому же там все равны, а для "великого стратега" это нож острый. Да и Александр Македонский, любивший купаться на глазах всего войска, не его кумир.

Еще один вопрос: Был ли маршал в гостях у кого-нибудь из соратников? Ведь пошел бы он не к каждому, если бы пошел вообще. Например, невозможно себе представить Михаила Николаевича в гостях у Буденного. И вовсе не потому, что он чем-то превосходил бывшего вахмистра. В США белые не заходят в негритянские рестораны. Не оттого, что там опасно или грязно. Просто там им дают почувствовать себя людьми второго сорта. Сослуживцы-конармейцы сумели бы это сделать не хуже чернокожих.

Ну, а если военачальник не удостоил своим присутствием банкет, устроенный подчиненным это в нашей стране дает повод задуматься. Что это? Акт неуважения или брезгливость? О том, что он боялся преждевременно раскрыть сети заговора, не может быть и речи. Не слишком он ценил своих соратников, если на первом свисту выложил следователям все карты.

Нет упоминания и о том, проверял Тухачевский когда-либо качество приготовления пищи в солдатской столовой. Например, Ворошилов или Блюхер, не говоря уже о Буденном, делали это регулярно. Быть может, и был маршал близок к народу, но всегда оставался на расстоянии.


Не смотря на радужные записки его апологетов, далеко не всем М.Н. Тухачевский нравился. Даже явно приглаженные воспо­минания то тут, то там сквозят черными оттенками. Один из сослуживцев заметил: "Хорошо помню, какая нездоровая обстановка создалась вокруг Тухачевского в начале 1924 года, незадолго до назначения его помощником начальника Штаба РККА. Поползли грязные сплетни... В результате Тухачевский выехал к новому месту службы с очень нелестной характеристикой.¹¹⁶

И это не удивительно. Сослуживец Д. Н. НИКИШЕВ как-то вспоминал, что однажды Тухачевский приехал в Псков, где проводились тактические занятия в масштабе полка. "Командиры батальонов и полка, видя ошибки отделенного, даже не пытались их исправить... Тухачевский собрал методистов, лично отработал с ними несколько летучек на ящике с песком и на местности. Потом собрал командиров соединений и заставил их самих командовать отделениями и взводами. Картина получилась далеко не отрадная". А затем был разбор... Какое понесли наказание командиры неизвестно, да это и не важно. Суть в том, что командующий не только заставил их краснеть, такие действия подрывают авторитет командира, а он дорого стоит. А ведь теоретически Тухачевский был против того, чтобы командующий не только командовал, но даже вмешивался в действия нижестоящих командиров.¹¹⁷ Но к командирам батальонов и полка это очевидно не относилось.

"Надо заметить, что Михаил Николаевич был абсо­лютно нетерпим к невыполнению приказов". Однако не всегда рубил с плеча.

Как вспоминал Ф. П. КАУФЕЛЬДТ: "Много лет спустя, когда М. Н. Тухачевский уже командовал Ленинградским военным округом, а я был у него начальником штаба, мы однажды вспомнили антоновщину и он признался:

— Я ведь тогда ехал снимать вас с поста начдива за невыполнение приказа, а пришлось объявить благо­дарность.

Это было характерной чертой Тухачевского—уме­ние беспристрастно и досконально разобраться в суще­стве дела. На его решение не влияла никакая предвзя­тость. Влияли только объективные факты". Поэтому не удивительно прочесть такую фразу: "Служить под началом Тухачевского было приятно".¹¹⁸

Фраза весьма экзотичная, потому что обычно "служба и опасна и трудна", ну в лучшем случае "почетна". Что же касается "уме­ния беспристрастно и досконально разобраться", то однозначного суждения в этом случае никогда быть не может.

Подчеркнем, что официально перевод Тухачевского из Москвы в Ленинград был понижением по службе. Как говорят: "Петух птица гордая – не пнешь, не полетит". Наказание послужило стимулом.

Впрочем, назначение, не совсем ссылка, все же это бывшая столица с ее интеллектуальным потенциалом. К тому же командующий округом должность более самостоятельная, чем начальник штаба РККА. Да и нет необходимости ежедневно мозолить глаза начальству. В то же время Ленинград в те времена был город пограничный. Маршалу приписывают совершенствование ПВО города строительство укреплений на Карельском перешейке. "Для Тухачевского не существовало мелочей. Он интересовался мертвым пространством, системой и слойностью огня, расчисткой секторов обзора". Заметим при этом, что Ленинград с юга оказался совершенно беззащитен. Либо командующий "летал в облаках" либо посчитал Эстонию не в меру миролюбивой. Строить Лужский рубеж обороны пришлось уже в ходе Великой Отечественной войны. Недостаточно надежными оказались и укрепления между Ладожским и Онежским озером. Севернее озер оборона вообще опиралась главным образом лишь труднопроходимость края.

Зато "Везде шли занятия, читались лекции, проводились семинары".¹¹⁹ М.Н. Тухачевский после учений часто выступал, перед офицерами. "Выступления эти служили для командного состава тогдашней армии превосходной теоретической школой подготовки и воспитания войск. Все мы неизменно восхищались его мастерским анализом, умением использовать исторические примеры, глубиной мысли и тонкой критикой исполнителей".¹²⁰

С другой стороны разбор учений, это своего рода "вызов на ковер" опять таки в присутствии подчиненных. Несомненно, каждый командир здесь отвечает сам за себя, но когда недостатков много, то краснеть приходится старшему начальнику. A недочеты в работе Михаил Николаевич находить умел.

В замечаниях о маневрах Московского военного округа в сентябре 1936г. недостатков несравненно много. Дефекты в управлении войсками, использовании авиации, артиллерии, авиадесантов, радиосвязи и т.п. были столь существенны, что имели место и в 1941г. и гораздо позже. Но ведь это обнаженная критика. Неужели ему отвечающему недавно за вооружение нужно было говорить об этом? У него своя ниша ответственности. Заместитель по боевой подготовке, это уже не начальник вооружения, потому можно боевую технику и покритиковать, но ведь это его детище. Или он об этом уже забыл? Ведь по целому ряду причин, армия уже лишилась четверти своих танков и это без войны. Эффективность многих видов вооружения и качество его изготовления оставались низкой. Радиосвязью, они были снабжены на чудовищно низком уровне. И об этом ни слова. Что, это? Быть может "в своем глазу бревно не видно?" Или стремление переложить вину с больной головы на здоровую. Или другая ситуация.

Тухачевский выступал за то, чтобы дисциплинарный устав также включить в "наставление по обучению и воспитанию Красной Армии. Иначе дисциплинарные взыскания, оторванные от воспитания бойца в целом, могут повлечь за собой падение сознательной дисциплины, заменив ее забитостью и запуганностью".¹²¹

"Однажды на учениях Тухачевский услышал, как командир дивизии «распекал» кого-то из подчиненных.

– Вы всегда так разговариваете с младшими по должности? – удивился Михаил Николаевич.

Комдив попробовал отшутиться:

– Хотел, чтобы запомнил на всю жизнь.

– Боюсь, что вам тоже придется надолго запомнить этот случай. Военный совет рассмотрит ваше недостойное поведение. Вы уронили авторитет командира Красной Армии. Ваша грубость и брань послужили дурным примером для других…

Михаил Николаевич терпеть не мог грубиянов, лгунов, подхалимов, очковтирателей. Зато любил и ценил тех, кто без шума и трескотни делал свое дело. Опора на коллектив для него была не фразой, не общим местом, а основным принципом работы. Иначе он не мог, не умел". ¹²²

А нужно было бы уметь. Ведь на словах он ратовал за единоначалие, а не за коллективное руководство. Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Ведь комдив даже не пытался свалить вину на подчиненного, а будущий маршал даже не поинтересовался, в чем же тот провинился. Не получил он и прямого ответа на поставленный вопрос, но уже готов вызвать комдива "на ковер". Нет сомнения, что члены Военного совета под напором красноречивого маршала примут "соответствующее" решение. Но почему совет, а не сам Тухачевский. У него, что власти мало? Между тем, Петр I не только ругал своих подданных, но и лупил их палкой, что считалось великой милостью. Конечно, не потому, что это нравилось, а потому, что он мог и голову отрубить. Заметим также, что М.Н. Тухачевский ни раз отчитывал командиров дивизий, но сам ни когда не был не только командиром дивизии, но и дивизиона. Его первоначальный опыт ограничивался лишь временным командованием роты.

Тухачевский требовал от командира дивизии, то, что том не мог сделать в силу своих способностей и очевидно не понимал, что не всем дано то, чем он сам обладал. Да и воспитывать человека со сложившимся характером, бесцеремонно ломая устоявшиеся порядки, безболезненно не получится. Кстати брань и грубость не могла быть приемлема для Михаила Николаевича не от природной доброты, а потому, что при его бархатном голосе и утонченных манерах не дала бы должного эффекта, портила бы его имидж.

Автор этой книги, двенадцать лет прослужил на полигоне в должности старшего инструктора боевой стрельбы. Задача тут не только и даже не столько научить, сколько не допустить стрельбу вне сектора. Но эта задача не единственная. Инструктор обязан оценить действия стреляющего. Так вот за все время службы на полигоне, ему не довелось встретить командира полка или бригады, который бы во время боевой стрельбы оставался совершенно хладнокровным. Резкость выражений в такой ситуации, мягко говоря "встречается". Обижаются ли подчиненные на своих командиров. Несомненно, такие случаи не исключение. Но во время боевой стрельбы, обижаться прямо скажем некогда. Знал ли об этом М.Н. Тухачевский? Или он на учениях человек случайный? А уж поднимая бойцов в атаку, кричали не только: "За родину! За Сталина!"

Матерщина среди комсостава РККА, к сожалению, была не редкость, да это и не удивительно, ведь благородного воспитания они, как правило, иметь не могли. Как раз наоборот, не всегда справедливо они были вынуждены с детства слышать упреки хозяев, пьяных соседей, а то и собственных родителей, где-нибудь в углу фабричного общежития в народе именуемого казармой. А потому выражение: "Недостаток ума я компенсирую голосом", вовсе не шутка, реалии нашего бытия. Впрочем, крепкими выражениями славились не только командиры-пролетарии, армейские офицеры и при царе-батюшке говорили не только по-французски. А уж фирменный мат флотских офицеров был широко известен. Сквернословие, оскорбления считались, чуть ли не доблестью, особым ухарством. Н. А. Римский-Корсаков, достаточно на­блюдавший эти нравы в Кронштадте, Ревеле и на ко­раблях, писал: “Командиры и офицеры, командуя ротами, ругались виртуозно-изысканно, и отборная ругань наполняла воздух густым, смрадом. Одни из офицеров славились пылкою фантазией и изобрета­тельностью в ругательствах, другие — зубодробильным искусством”.¹²³

Мечущий громы и молнии комдив картина неприглядная, но, к сожалению встречающаяся во всех армиях мира. Хама, несомненно, следовало наказать и это, бесспорно, в ближайшее время должно было случиться, но и Тухачевский поступил не лучше, унизив командира в присутствии подчиненного. В его отсутствии даже строгое взыскание, выглядело бы более уместным. Командующий же предпочел зарабатывать дешевый авторитет, а заодно заставить комдива переживать в ожидании Военного совета. Между тем, наказав командира, М.Н. Тухачевский вольно или невольно наказывал и подчиненного. Получив взыскание, командир дивизии вряд ли о нем сразу же забудет и при желании всегда найдет повод наказать подчиненного уже по полной программе. Кроме того, когда хотят наказать командира-военачальника, к нему присылают ревизора, который в первую очередь начинает проверять подчиненных. Ведь начальник приезжает, чтобы сделать замечания. Проверяющий же едет, чтобы искать огрехи. Так, что же других недостатков у комдива не обнаружили? Или это стало последней каплей переполнившей чашу терпения?

Провинившийся подчиненный скорее поймет сорвавшегося командира, чем зарвавшегося бюрократа. А потому по возможности приходится выбирать из двух зол меньшее. Главное при этом, чтобы нагоняи не вошли в привычку. Как это не прискорбно в каждом подразделении, вольно или не вольно находится тот, кто служит громоотводом. Тот на ком командир срывает зло. Громоотводом, как правило, служит самый молодой или вновь прибывший, не зависимо от того рядовой он или офицер. В общем "Гадкий утенок" в курятнике. Не важно, что из него может получиться прекрасный лебедь. Так уж повелось, что при равных должностях самый молодой сослуживец вольно или невольно имеет больше работы. Сначала Тухачевскому достается должность начальника штаба у Ворошилова. Должность, на которой традиционно корпели военспецы, а лихие кавалеристы от нее всячески отмахивались. Затем, в самое горячее время, будущий маршал становится заместителем по вооружению ("по разоружению"), никогда не являющейся до того почетной и, наконец, получает должность начальника боевой подготовки, которая оказалось совершенно безнадзорной. Досконально известно лишь, что маршал от такого перемещения не отказался. Но кто знает, подобное перемещение поощрение за заслуги или почетная отставка?

К тому же, в роли изгоя может оказаться не обязательно извечный горемыка. Есть понятие психологической несовместимости. Тухачевский при всех своей харизме, ладил далеко не с каждым и вовсе не для всех был идеалом. Но для многих.

Очень часто понятие волевой командир в представлении вышестоящего начальника не тот, кто достигает намеченной цели, а тот, кто может навязать свою волю другим. В то время как командир безвольный употребляется в смысле слабохарактерный, мягкотелый и тому подобное. Увы, практически во всех армиях мира грубость командира очень часто ассоциируется с решительностью.

Процветала она и у нас, однако с ней вели систематическую борьбу, возглавлять эту борьбу должны были комиссары. И возглавляли, но не всегда успешно. Вся беда в том, что вежливый командир, вообще говоря, редкость, не только потому, что их основная масса хамы по своей природе, а потому, что отчитать подчиненного, если это необходимо и при этом не нахамить сумеет далеко не каждый. Дело в том, что вежливость сокращает дистанцию между командиром и подчиненным. Если это попробует сделать молодой лейтенант, ему просто "сядут на шею".

Быть на короткой дистанции и оставаться командиром, громадное искусство, которым обладает далеко не каждый. В то же время, М.Н. Тухачевский тут не был исключением, по воспоминаниям очевидцев этим искусством в совершенстве владел Маршал Советского Союза Рокоссовский. Но грозный комдив этим талантом не обладал и если позволил грубость в присутствии зам наркома, то имел на то основания. Но скорее всего, он просто обругал того, кто попал под горячую руку. К тому же кричит он не обязательно от недостатка образования или воспитания. Как правило, не сдержанность это черта характера, которая не изживается при получении диплома. Вспомните профессора Преображенского в повести "Собачье сердце". Светило с мировым именем, во время операции просто тиран. Кстати ассистент его - Борменталь, вовсе не обижается, потому что нет на это времени.

Не мало пишут о грубости Сталина. Об этом предупреждал и Ленин. Но разве Сталин кричал? Да нет. Крик – признак слабости. И как только он осознал всю полноту, своей власти, вообще стал говорить чуть слышно. В голосе громкость не главное, важна тональность. Не важно, что ты сказал существенно как. Так же и М.Н. Тухачевский. Способностью подчинять себе людей он обладал с детства. Вот только понимал ли он, что этим даром обладают не все?

“Красная армия представляла загадку для западных разведы­вательных служб, в том числе и Германии. Ее оснащение, по всем данным, было впечатляющим (действительно, у нее было столько же самолетов и больше танков, чем во всем остальном мире), но на­сколько способны его применять советские командиры? Ее резер­вы живой силы казались неисчерпаемыми, но одна солдатская масса не имеет ценности при отсутствии надлежащего руководства, а коммунистические приспособленцы, отобранные по признаку по­литической надежности, будут так же беспомощны на поле боя, как дворцовые фавориты в окружении царя. Даже прирожденная хра­брость и стойкость русского солдата, проявленные в ряде европей­ских войн, по мнению некоторых специалистов, были подорваны идеологической обработкой”. Великая Отечественная война показала, что это совсем не так.

Тем не менее, как это не странно, негативную роль в падении боеспособности сыграла именно "игра в демократию". Приведем выдержку из доклада начальника артиллерии Командарма II ранга ВОРОНОВА:

"В армии создалась такая обстановка, что командир как-то не чувствует себя уверенным в своих действиях. – Каждый подчиненный может в любой момент поднять шум по всякому его мероприятию по комсомольской или партийной линии, по линии особых отделов, пойти пожаловаться политруку или военному комиссару и командир никогда не может быть гарантирован, что немедленно ни начнется разбор дела. Много ловкачей очень умело пользуются этими обходными путями, много говорят и выступают, состоят в активе, а на деле – нуль..."¹²⁴ За первые четыре месяца 1937 г. число дисциплинарных проступков составило 400 тыс. В мае 1940 г, заместитель наркома обороны И. И. Проскуряков вынужден был признать: “Как ни тяжело, но я прямо должен сказать, что такой разболтан­ности и низкого уровня дисциплины нет ни в одной ар­мии, как у нас”.

А вот другой пример, характеризующий войска подельников М.Н. Тухачевского: «... Плохая боевая выучка войск во времена Уборевича и Якира была обусловлена не только низкой квалификацией командиров РККА, но и плохим воинским воспитанием. Об уровне последнего можно судить, например, по коллективному портрету комсостава 110-го стрелкового полка БВО, сделанному комдивом К. П. Подласом в октябре 1936 года: «Младшие держатся со старшими фамильярно, распущенно, отставляет ногу, сидя принимает распоряжение, пререкания... Много рваного обмундирования, грязные, небритые, рваные сапоги и т.д.».¹²⁵ «Небритые, с грязными воротничками» ходили тогда и средние командиры 44-й и 45-й дивизий КВО:¹²⁶ Ведь так «красные офицеры» воспитывались ещё в курсантские годы... Вот как, к примеру, выглядели в августе 1932 года курсанты Объединённой Белорусской военной школы: «резко бросается в глаза слабая строевая выправка»; обмундирование «почти всё лето не стиралось» и «дошло до цвета нефти». Завидев командира с ромбами в петлицах (то есть по старорежимному генерала!), «курсанты дневальные... мялись, один почёсывал щеку и вертел головой, не зная, что делать: встать или сидеть».¹²⁷

Нет ничего удивительного, что командир дивизии увидевший нечто подобное, начинал метать громы и молнии, но в присутствии Тухачевского делать это было категорически нельзя.

Поэтому впоследствии вместо воспитательных мер воздействия упор делался на меры принуждения. Армию нужно было как-то "приводить в чувства". В 1940 г, создают дисциплинарные батальоны. В том же году было осуждено за нарушения дисциплины 38 тыс. человек, в 4 раза больше, чем в 1939 г.¹²⁸ Дело дошло до распространения рукоприкладства в отношении подчиненных. При этом ссылались на статьи 6 и 7 Дисциплинарного устава. ¹²⁹

И это тоже результаты политики Тухачевского и последствие борьбы с ним. Красная Армия летом 1939г. имела слишком много сходного с Русской армией лета 1917г. Впрочем, игра на публику у маршала наблюдается во всем.

Д. Д. Шостакович вспоминает: "Однажды я вместе с Михаилом Николаевичем отпра­вился в Эрмитаж... Экскурсовод был не очень опытен и не всегда да­вал удачные объяснения. Михаил Николаевич тактично дополнял, а то и, поправлял его. Минутами казалось, будто Тухачевский и экскурсовод поменялись ро­лями".¹³⁰ Узнав с кем, имеет дело экскурсовод, конечно, поблагодарил полководца, но вот что осталось у него на душе? "Злость гида сменилась жутким страхом. Он начал благодарить Тухачевского за бесценную информацию… Тухачевский был в восторге от этого приключения".

И такое самолюбование встречается сплошь и рядом, и об это не забыли. Тот же Шостакович вспоминал: "Тухачевский любил нравиться. Он был очень красив и знал это. Одевался он всегда ярко… Тухачевский, несомненно, был человеком выдающихся способностей". Но были у него и слабости: "Мейерхольд гордился нелепым титулом «Почетный красноармеец». У него была страсть к орудиям, орденам, барабанам и прочей военной мишуре…

Такая была у Мейерхольда слабость, назовем это так. Слабостью же Тухачевского, наоборот, было искусство. Мейерхольд глупо выглядел в форме, но многих она впечатляла. Тухачевский смотрелся так же глупо, когда брался за скрипку, но многих это чаровало… Ему нравилось находить «молодые таланты» и помогать им. Возможно, потому что сам маршал был военным вундеркиндом, а может быть, ему нравилось демонстрировать свою огромную власть…

Тухачевский был одинок. У него не было друзей, одни подхалимы и спутники в любовных похождениях…

Тухачевский был специалистом в ужасной профессии. Его профессией было идти по трупам. Тухачевский стремился делать это как можно лучше, и его энтузиазм по этому поводу меня отталкивал…"¹³¹

Одно время его старались выбросить из памяти, но близкие люди о нем вспоминали. Личный врач в частности писал: "Среди моих пациентов самое яркое впечатление оставил Маршал Советского Союза Михаил Николаевич Тухачевский – человек удивительного обаяния, острого ума, большой культуры. И хоть не раз потом в горькие минуты жизни мне ставили в упрек, был лечащим врачом Тухачевского и близко общался с его семьей, я горжусь этим".¹³² Изучая биографию Тухачевского, вольно или невольно приходишь к выводу: "Он вовсе не враг, а брак породившей его системы". Так и хочется сказать брак по расчету.

* * *

"Здесь будет полезно прибавить еще один эпизод. Чрезвычайно харак­терно, что все современные авторы, сочувствующие Тухачевскому, старательно обходят праздник 1 Мая 1937 г.

…Незадолго до начала парада из Спасских ворот вышла группа выс­ших руководителей и направилась к Мавзолею. Среди них находились:

Сталин, Молотов, Ежов, Каганович, Калинин, Микоян, Андреев, Хрущев, Маленков, Шкирятов. Они шли к Мавзолею мимо второй цепи — из высших военачальников, с которыми по очереди здоровались за руку. Военные стояли так: Ворошилов, Гамарник, Буденный, Туха­чевский, Егоров — и т.д., согласно своему положению и рангу".


Итак, М.Н. Тухачевский стоит не вторым, а четвертым в ряду военачальников. Так и хочется вспомнить слова Б.Н. Ельцина: "Не так сидим". В данном случае, не сидели, а стояли именно правильно. И если бы в этой шеренге стоял Блюхер, он тоже должен был бы находиться перед М.Н. Тухачевским. Дело тут не только в занимаемой должности, но и в заслугах перед Советским государством. К тому же Блюхер член ВЦИК в 1921—24 и член ЦИК СССР в 1930—38, депутат Верховного Совета СССР 1-го созыва. Кроме того, среди первых наших маршалов больше всего наград имели Буденный и Блюхер. Меньше всего М.Н. Тухачевский. Не мог он иметь много боевых орденов. Ведь непосредственно в боевых действиях Гражданской войны он участвовал лишь эпизодически, а управлял боем из штаба стоявшего за сотни верст от линии фронта. Вряд ли ему могли завидовать другие маршалы, ведь наград, а, следовательно, и почестей у них было больше. Даже Егоров стоявший в шеренге последним имел наград больше. Но амбиции не всегда соответствуют реальному положению дел.

Дело не только в этом: "Сталин любезно здоровался со всеми, но когда подошел к Туха­чевскому и тот сам протянул ему руку, считая данное рукопожатие обычным и служебным, Сталин сделал вид, что не заметил, и прошел мимо с каменным выражением лица. Его примеру тотчас последовала его свита.

У Тухачевского упало сердце. Он хорошо понял, что означает по­добный остракизм. Это был сигнал: что-то вроде красного фонаря для мчащегося локомотива. С трибуны его, впрочем, не согнали, и он стоял вместе со всеми,