В. А. Вартанян представления о сознании у студентов технического вуза

Вид материала

Содержание

Библиографический список
Заиченко Александра Анатольевна
Zaichenko Aleksandra
Картавенко Михаил Валерьевич
Kartavenko Michael
О статусе психологического знания в постмодерне
About status of psychological knowledge in postmodernism in the context of linguistic concept by j.-f. lyotard
Psychology, postmodern, information, metadiskurs, performativity.

Подобный материал:

1 2 3 4

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

Александров В. Набоков и «серебряный век» русской культуры // Звезда. – СПб., 1996. –№ 11. – С. 134-139.
Величковский Б.М., Зинченко В.П., Лурия А.Р. Психология восприятия. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1973. – 246 c.
Галеев Б.М. Синестезия в эстетике и поэтике символизма // Синтез в русской и мировой художественной культуре (материалы конф.). – М.: МГПУ, 2004.
Галеев Б.М. Синестезия в искусстве: "драма идей" или торжество предрассудков. V Росс. филос. конгресс. Т. 4, Философия и будущее цивилизации (тез. докл. и выступл.). – М.: Современные тетради, 2005, – С. 163-164.
Гендин Д. «Набоков В.В. и синестезия». // [Электрон. ресурс] Режим доступа:ссылка скрыта
Кандинский В.В. О духовном в искусстве. – М.: Изд-во «Архимед», 1992.
Кравков С.В. Взаимодействие органов чувств. – М.: Изд-во АН СССР, 1948.
Лупенко Е.А. Интермодальное сходство как результат категоризации. Экспериментальная психология, Том 2, № 2, 2009. – С. 84-103.
Петренко В.Ф. Основы психосемантики // Мастера психологии, 2-е дополненное издание. – СПб., 2005.
Прокофьева Л.П. Синестезия в современной научной парадигме. – Сарат. Гос. Мед. Университет им. В.И. Разумовского, 2010.
Психологическая энциклопедия / Под ред. Р. Корсини и А. Ауэрбаха. – СПб., 2003.
Секачева С.И. Синестезия как средство поэтики Чехова. Автореф, 2007.
Сойнова Н. Синестезия: смешение чувств // [Электрон. ресурс] Режим доступа: ссылка скрыта.
Хант Г. О природе сознания: С когнитивной, феноменологической и трансперсональной точек зрения. – М.: ООО «Издательство ACT» , 2004.
Шамаева Ю.Ю. Синестезия и метафора как лингвокогнитивная экология концептов эмоций // Вестник ХНУ В.Н. Каразина. – № 848. – 2009.
Cytowic, R.E. (2002). Synesthesia: A Union of the Senses. (2nd ed.). New York: MIT Press.
Day S. Synaesthesia and Synaesthetic Metaphors // [Электрон. ресурс] Режим доступа:ссылка скрыта.
Hayrman H. Art and Synesthesia: in search of synesthetic experience // First International Conference on Art and Synesthesia, 25–28 July 2005, Universidad de Almeria, Spain. // http:/www.doctorhugo.org/synaesthesia/art/index.phpl.
Marks L.E. On cross-modal similarity: perceiving temporal patterns by hearing, touch and vision Perception Psychophysics, 1987. Vol. 42, N3.
Marks L.E. Special for syneasthesia. The Russian Synaesthesia Community's Site, 2009, An interview with Prof. Lawrence E. Marks. [Электронный ресурс] / ссылка скрыта.
Sagiv N & Ward J (2006). Cross-modal interactions: Lessons from synesthesia. In Martinez-Conde, S., Macknik, S.L., Martinez, L.M., Alonso, J-M., & Tse, P.U. (Eds). Progress in Brain Research, Vol. 155 (263-275). London: Elsevier Science.
Ward, J. and J.B. Mattingley. Synaesthesia: An Overview of Contemporary Findings and Controversies. Cortex 42, no. 2(2006): 129-36.

Заиченко Александра Анатольевна

Технологический институт федерального государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Южный федеральный университет» в г. Таганроге.

e-mail: psihissled@mail.ru

кафедра психологии и безопасности жизнедеятельности; студент.

Zaichenko Aleksandra

Taganrog Institute of Technology – Federal State-Owned Educational Autonomy Establishment of Higher Vocational Education “Southern Federal University”

e-mail: psihissled@mail.ru

Department of Psychology and Security of Life Activity; student.

Картавенко Михаил Валерьевич

Технологический институт федерального государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Южный федеральный университет» в г. Таганроге.

e-mail: mk24@yandex.ru

347928, Таганрог, пер. Некрасовский, 44. Тел.: +7(8634)312016

кафедра психологии и безопасности жизнедеятельности; доцент.

Kartavenko Michael

Taganrog Institute of Technology – Federal State-Owned Educational Autonomy Establishment of Higher Vocational Education “Southern Federal University”

e-mail: mk24@yandex.ru

44, Nekrasovskiy, Taganrog, 347928, Russia. Phone: +7(8634) 312016

Department of Psychology and Security of Life Activity; associate professor

УДК159.9.01

Э.И. Хайбулина

О СТАТУСЕ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ В ПОСТМОДЕРНЕ

В КОНТЕКСТЕ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ Ж. ЛИОТАРА

В статье рассматривается статус психологического знания в контексте лингвистической концепции Ж. Лиотара, положение науки в современном меняющемся мире, ее соотнесение с основными понятиями постмодерна, как социокультурной ситуации в России XXI века.

Психология, постмодерн, информация, метадискурс, перформативность.

E.I. Khaybulina

ABOUT STATUS OF PSYCHOLOGICAL KNOWLEDGE IN POSTMODERNISM IN THE CONTEXT OF LINGUISTIC CONCEPT BY J.-F. LYOTARD

The article discusses status of psychological knowledge in postmodernism in the context of linguistic concept by J.-F. Lyotard, position of science in the today's changing world, its correlation with the basic concepts of postmodernism, as a social and cultural situation in Russia in XXI century.

Psychology, postmodern, information, metadiskurs, performativity.

Ни для кого не секрет, что мы живем в сложную эпоху перемен, которые затрагивают различные сферы развития общества как совокупности индивидов, каждый из которых несет свою культуру и, тем не менее, является воплощением общей. Изменения эти предсказывали философы еще в 60-х годах, однако Россию они постигли только после перестройки, начав набирать темп и достигнув широкого размаха уже к 2002 году.

Психология как наука является источником психологических знаний о способах и средствах функционирования человека в среде: изменяется эпоха, изменяется среда – появляются новые особенности взаимодействия человека и среды. В этой связи именно психологическое знание приобретает все большую актуальность, позволяя предугадывать, объяснять и предполагать развитие, как отдельного человека, так и общества в целом. Но в традиционной науке остаётся открытым вопрос о месте психологии в системе наук. Наиболее широко известна точка зрения Б.М. Кедрова на этот вопрос, в соответствии с которой психология оказывается в особом положении, т.к. связана с тремя основными группами наук (естественными, философскими и социальными). Модель взаимосвязи представлена в виде треугольника, который образуют естественные, философские и социальные науки. Внутрь этого треугольника Б.М. Кедров помещает психологию, которая лежит ближе всего к вершине философии и дальше всего отстоит от естественных наук, т.к. она «есть прежде всего гуманитарная, но не естественная наука» [1 C. 183]. У психологии много общего с философией; целью рассмотрения человека для обеих этих сфер знания является постижение сути человеческого существа, но разными путями.

Основным постулатом психологии, на котором базируются все исследования, является постулат о существовании кантовского субъекта и объекта – без этого не мыслится наука. Философия меняется вместе с веяниями эпохи, и размышления М. Фуко или Ж. Лиотара совсем не схожи с мышлением Канта или Декарта – изменился социокультурный контекст, в котором пребывает философ. Когда рассматривают статус психологии среди естественных и гуманитарных наук, как правило, руководствуются именно той философской традицией, которую заложил Кант. Однако уже философия Канта не способна отразить всех особенностей развития психологии в силу все тех же изменений в жизненном контексте.

Когда говорится об изменениях жизненного контекста, подразумеваются изменения в социокультурной ситуации развития общественного сознания, общественных настроений, культуры и этики, в конце концов. Мир после появления компьютерной техники – это уже не тот мир, где ее не было. Компьютер позволил человеку найти свободный доступ к виртуальным реальностям, и виртуальность стала значимой частью жизни любого человека, у которого есть доступ в Интернет; в силу новых коммуникационных возможностей, связанных с прогрессом техники, количество контактов увеличивается – связаться фактически с любой точкой земного шара теперь проще, не требуется серьезных усилий, и временной барьер так же снизился до минимума, за счет увеличения количества контактов изменился стиль общения; мышление все более дискретизируется, отходит от целостной картины мира. В картине мира одного человека могут параллельно сосуществовать несколько несовместимых и даже противоречащих друг другу концепций безо всякой рефлексии на них субъекта, их переносящего. Увеличивается логическая сложность самих вещей, возрастает количество информации, которое они несут в мир. Жан Бодияр и Ролан Барт много писали о том, что вещи теряют свою прямую функцию, все больше организуют символическое поле, стараются быть вписанными в интерьер, стиль жизни субъекта, их использующего, в жизненный контекст в целом. Повышается функциональность – хороша вещь, выполняющая сразу множество функций и которую можно легко приспособить к стилю жизни. Городская среда обитания изменяется вместе с эпохой и в постмодерне приобретает новые качества.

Вопрос о том, какие глобальные процессы движут обществом, и к чему они ведут, чрезвычайно интересен, т.к. изменения затрагивают все сферы жизни, в том числе и динамику научного дискурса. Попробуем частично рассмотреть статус психологического знания в новом мире с точки зрения философов-постмодернистов, в частности, с позиции концепции Ж. Лиотара не просто как философа, но и как известного лингвиста.

Постмодерн (далее ПМ) – это социокультурная ситуация, характеризующаяся принципиальной сменой ряда ключевых особенностей, характерных для культурной парадигмы модерна. Для ПМ свойственны, в частности, деконструкция, проявляющаяся в фальсификации и нисповержении любых «метадискурсов» – т.е., в конечном счете, любых обобщающих и интегрирующих социальное знание структур значений, результатом чего является прогрессирующий распад культурного целого; многозначность символов и реалий «жизненного мира», плюрализм их интерпретаций; появление феномена новой религиозности; «виртуализация» действительности, понимаемая как субъективное придание реалиям «жизненного мира» свойств пространственной инверсии, временной обратимости и произвольности их структурообразующих параметров. ПМ рассматривается как завершающая стадия культурной секуляризации, в которую вступает современное общество [2].

Под «жизненным миром» следует понимать мир, который окружает нас в повседневности, в котором мы живем и неизбежно пребываем. Так, Юрген Хабермас говорит: «изначально мир «жизненного мира» иной, чем мир картин мира. Жизненный мир не имеет значения возвышенного космоса или порядка вещей, ни последовательности времен мира, вытекающих из истории спасения. «Жизненный мир» не предстает перед нашими глазами как теории, а, напротив, мы находим себя в нем дотеоретически. Он нас захватывает и носит, в том смысле, что мы как конечные существа, обращаемся с тем, с чем мы сталкиваемся в мире. Жизненный мир интуитивно понятен, он – фон наших актуальных переживаний «нашего персонального, истекающего из исторической ситуации, телесно воплощенного и коммуникативно-обобществленного повседневного существования» [3]. Итак, в постмодерне по сравнению с модерном, реалии «жизненного мира» меняются – сознание виртуализируется, значимость социальных отношений снижается, отношения становятся поверхностными, сменяются обменом информацией – не последнюю роль здесь играет Интеренет-общение; наступает так называемая в постмодернистской философской литературе, «шизофренизация сознания», характеризующаяся плюральностью, эклектичностью взглядов, поверхностностью, резонерством. Этому способствуют все те факторы, которые, как мы видим, характеризуют ПМ: «виртуализация», «массовизация», нисповержение «метадискурсов». Еще одной важной характеристикой является секуляризация. Изначально, этот термин применялся по отношению к ситуации обмирщения религиозных ценностей. Однако секуляризация касается трансляции и культурных ценностей. Под секуляризацией культурных ценностей понимают обмирщение, популяризацию культуры, когда культура не выходит за рамки повседневности. Культурная секуляризация – это нисповержение любых кумиров, любых ценностей до мира «жизненного мира», ничто не остается в сфере высшего, все становится светским. Феномен, именуемый плюрализмом, – социокультурный коррелят секуляризации сознания. Плюрализм в этом контексте тесно связан с релятивизмом секулярного сознанаия. Ценности секулярного человека десакрализированы, лишены притязания на безусловную значимость. Релятивизация ценностей связана с разрушением традиционных социальных связей, что порождает ностальгию по прежнему образу жизни. В этих условиях перед секулярным человеком стоит проблема: как распорядиться внезапно рухнувшей на человека свободой – множество информационных каналов, зачастую противоречивых, требуют от него выбора: будешь ли ты консерватором или либералом или останешься в стороне и будешь принимать ту сторону, которая удобна сейчас. И в связи с обилием доступной значимой информации, разброс объектов, которыми заполняется когнитивный вакуум, велик, что и приводит к плюральности мышления – так человек и оказывается носителем множества противоречащих взглядов, не сумев сделать выбора. Низкая критичность мышления к поступающей информации приводит к повышению потенциала возможной манипуляции таким сознанием.

ПМ не столь давно вступил на территорию бывшего СССР и началась мировоззренчекая и культурная трансформация общества, столь долго являвшегося относительно закрытой системой, общества замкнутого на собственной эпистеме (эпистема – один из основных философских терминов Мишеля Фуко – структура, существенно обуславливающая возможность определенных взглядов, концепций, научных теорий и наук в тот или иной исторический период) и занимающегося созданием и трансляцией собственных ценностей. Изменения в обществе зачастую входят в жизнь индивида постепенно и незаметно, но бывает и так, что индивид может внезапно обнаружить себя совершенно в другом культурном пространстве, что ведет к дезадаптации и ценностному дискомфорту, что, в свою очередь, ведет к невротизации и повышению тревожности. В этой ситуации человек должен быть гибким, готовым к переменам, т.к. в таких условиях легко приобрести ложные ценности. Смыслы и ценности множатся, продуцируются, стремятся к трансляции и желают занять место в сознании, потому сознание оказывается «атаковано» множеством различных, зачастую противоположных смыслов. Как правило, человек не остается приверженцем смыслов одного содержания, смыслы рознятся; за счет множественности и разнообразия смыслов сознание и становится плюралистичным. Любое противостояние влечет статичность форм смысловой сферы и возвращает человека к парадигме модерна. С точки зрения философии постмодерна, содержание смыслов – не столь важно, важна форма, в которой они содержатся – имеет место муляж, симулякр. При этом понимание транслируемой субъектом информации с точки зрения общественных настроений не играет особого значения.

В соответствии с концепцией ПМ, изменения всех сфер жизни влияют на изменение статуса науки. И если в модерне научный дискурс претендовал на общую значимость и истинность, то в ПМ и научное знание приобретает вид секулярного – для «жизненного мира» научное знание стало популярным оправданием происходящего вокруг, но не единственно возможным. Для обычного человека нет существенной разницы между объяснением происхождения вселенной в результате Большого Взрыва и в результате акта творения. Более того – эти концепции могут сосуществовать совместно. Для модерна все, что было ненаучным, не претендовало на истину, в постмодерне же эти противоположные истины сосуществуют на равных.

В настоящее время особую роль в жизни приобретают языковые игры, что вполне закономерно – человек развивает те особенности своего биологического вида, которые во многом способствовали его эволюции. Многое, чего человеку удалось добиться в ходе эволюции – результат появления языка, как семиотической системы, открытой к свободной манипуляции и продуктивному словотворчеству. Но в веке нынешнем язык приобретает особое значение – ничто не существует вне языковых форм, вне способов описания. Едва предмет попадает в поле зрения индивида, ему сразу определяется назначение, смысл, личная история. В этом русле формируется новый вид знания – нарративное знание, отражающее суть знания как рассказа, как личной истории. Человека, воспринимающего и описывающего, осмысляющего некоторый предмет, явление, феномен или ноумен, можно назвать нарратором, тем самым подчеркивая его роль в процессе описания реальности и предания окружающим предметам личной истории.

Научное знание – это также определенный вид нарратива, но в нем отсутствует роль нарратора, знание претендует на объективную истину, что и отличает его от житейских знаний. Научное знание относится к разновидности языковых игр, а в связи с этим является одним из видов дискурса.

По Ж. Лиотару, наука – это рассказ, ищущий истину, легитимирующий правила игры. Легитимирующий дискурс в науке – это философия. Когда метадискурс эксплицитным образом прибегает к рассказу, то науку в целях самолегитимации можно назвать модерном [4]. В этом плане, как и в плане языковых игр, психология не является исключением, но, напротив, является ярким примером. Психология ищет истину и всякая психологическая истина – это рассказ. Науке проще быть модерном – в нем она может всякий раз утверждаться как истина, претендующая на единственно верную, на метанарратив, за счет самолегитимации оставаясь как бы замкнутой системой. Эта ситуация, однако, возможна только в ситуации модерна. В ПМ дискурс уже не может прибегать к самолегитимации, т.к. он становится открытой системой: любое изменение внешней среды ведет к изменению самого дискурса. Изменяется точка порождения истины. В картезианской картине мира научный дискурс диктовал построение паттернов восприятия, но в новой картине восприятие индивидуальности постулирует истину, и наука прекращает быть диктатором и генератором истины – главной задачей, задаваемой государством, теперь является решение прикладных вопросов. В решении же глобальных вопросов больше нет смысла, т.к. манипулировать сознанием можно любым метарассказом, даже выдуманным от начала и до конца. Если современный юноша после полугода онлайн-игр всерьез готов поверить в существование эльфов, то зачем создавать достоверные теории о 10-тимерных пространствах. Поиск истины остается в компетенции и интересах только интеллектуальной элиты. А для массового сознания наука больше не авторитет.

С позиции ПМ, психология никогда не была наукой модерна, никогда не тяготела к метадискурсу.

В этом отношении интересно рассмотреть психологию с точки зрения поиска фундаментальной онтологии для каждого из существующих подходов, каждый из которых реализует свой способ онтологизации.

С. Дацюк пишет [5]: «Психология это учение о психике (душе). Что такое психика – есть главный вопрос психологии, поскольку в самом определении уже скрываются онтологические допущения… В своем предельном выражении психика не что иное, как представление одной онтики в другой или даже отношение одной онтики к другой: духовного и телесного существований, индивидуального и социального существования, глубинного и поверхностного существований, целого и частичного существований.

Психология изучает отношения между разными онтиками. Способы, которыми мы задаем онтики и/или онтошения между ними, порождают весь набор направлений психологии – бихевиоризм, гештальт-психологию, психоанализ, социальную психологию, трансперсональную психологию, психолингвистику, когнитивную пихологию».

Для каждого из подходов, таким образом, существует свой ряд онтологических единиц, каждый подбирается к рассмотрению своей онтики, но не один не претендует на решение общей проблемы онтологии.

Интересен и предмет психологии. Человек, выступая не просто субъектом и объектом одновременно, трактует в этом дискурсе самого себя, при этом от себя отстраняясь, отдаляясь, разотождествляясь. Так происходит не только в случае интроспективных исследований, но и в случае любых других исследований. Любой психологический метод – это преломление информации через призмы разной толщины: эксперименты, тесты, наблюдения, но самой грубой и искажающей становится призма образа мира самого наблюдателя. Следовательно, ни одно исследование не может претендовать на абсолютную истину. Каждое из них отражает часть объективной реальности и часть субъективной, но лишь часть, никогда целое, а, соответственно, и создание единой мозаики, отражавшей бы сущность изучаемого предмета, которой бы можно было бы придать значимость метадискурса, в этих условиях невозможно.

Психологическое знание принимает наличие множества точек зрения, множества дискурсов, которые позволяют взглянуть на предмет с разных сторон. Психология – это наука о языке в большей степени, чем лингвистика, грамматика или семиотика, т.к. рассматривает язык без отрыва от его первоисточника, не как отдельный объект, но как первоначало для развития реальности. Реальность не существует без человека, т.к. она есть условно, в отличие от сущего, которое есть безусловно, вне субъекта его созерцающего. Итак, объект и предмет не просто сливаются в одно, но субъекту приходится воображать в себе позицию объекта для того, чтобы данные могли претендовать на объективную истину. Сам человек, язык и все, что они порождают – субъект и объект – является первоначалом, онтологической основой всего научного знания. Исходя из сложности предмета, психологии необходимо множество точек зрения, чтобы суметь описать реальность с разных сторон.

В психологии довольно широко используется термин «информация». «Знание» не может стать четким функциональным понятием, которое можно использовать, не вызывая споров, зато открытие феномена «информации» для науки позволяет открыть метод для измерения ее количества, перевода в условные единицы. В силу того, что она стала предметом исследования наук, и в силу большей феноменальной четкости, т.е. большей объективности, ей проще дать определение; знание же – это информация, приведенная к пониманию. «Чтобы информация стала знанием, она должна быть, во-первых, включена в некоторую картину мира, во-вторых, систематизирована в некоторой теоретической иерархии, в-третьих, как теория иметь отношение, проверяться и преобразовываться в практической деятельности. То, что мы в большинстве случаев встречаем в Интернет, – это информация, а не знание. Информация в современном мире оказалась избыточной, а знания – распределенными сообразно различным способам их онтологизаций»[5].

Когда некоторое количество информации поступает к человеку, оно не становится знанием вплоть до момента осмысления. Ж. Лиотар утверждает, что знание производится и будет производиться для того, чтобы быть проданным, оно потребляется и будет потребляться, чтобы обрести стоимость в новом продукте и в обоих случаях быть обменянным [4]. Здесь идет речь как раз об изменении статуса знания, что соответствует провозглашенной социологами тенденции перехода к информационному обществу. Как получение, так и трансляция психологического знания не может быть произведена без языка. В России психолог пока не является значимой профессией, т.к. переход к обществу информации произошел не столь давно. Если же обратиться на Запад, мы увидим, сколь востребована там эта профессия. Постмодернисты объясняют это тем, что «языковые игры» там являются способом жить, а мы же еще не отошли от деятельностной парадигмы – не научились искусству мессенджера. Языковые игры там, как в постмодернистском обществе, очень развиты, они приобрели первостепенную значимость. А психолог, как ведущий таких индивидуальных игр и игр малых групп, остается востребованным, и знание, которое он транслирует, продается дорого и пользуется спросом. Психолог, как считает А. Дугин, нужен для решения микроскопических проблем на уровне отдельного индивида – психолог помогает решить, пойти в кафетерий или в спа-салон, в условиях, когда такая свобода выбора возможна. В России для советского человека не было таких выборов – там господствующая идеология и соответствующая политика устанавливала – человек работает на благо страны, воспитывает детей на благо страны, и у него нет возможности такого выбора. Когда сменился экономический строй, появилась и возможность этих выборов, но индивид пока сполна не осознал их наличие и поле для деятельности психолога не развернулось сполна.

Когда практикующий психолог работает с клиентом, он не дает знания, но дает информацию, которой тот уже волен распоряжаться по своему усмотрению, в том числе может превратить ее в знания. В связи с тем, что актуальные отношения между клиентом и психологом базируются, так или иначе, на коммерческой основе, фактически получается, что психолог продает доступную ему информацию. И складывается столь свойственная для формирующегося информационного общества ситуация, когда информация производятся чтобы быть проданной, чтобы стать предметом потребления, чтобы приобрести стоимость. Психолог – это работник интеллектуальной сферы, а потому в информационном обществе его востребованность растет пропорционально ценности информации как особого рода материи, что мы и можем наблюдать в западном обществе. Психолог – референтное лицо на предприятии и в личной жизни. Когда у человека появляется время и желание заниматься своим внутренним миром, становится востребованным специалист-психолог. В индустриальном обществе, где большая часть населения занята производством, нет необходимости в психологах-консультантах – на них не остается времени и сил. Но как только общество становится «высокоразвитым», постиндустриальным, информационным, такая необходимость появляется. Это вполне отвечает основным закономерностям построения пирамиды потребностей по А. Маслоу. Это не значит, что в обществе для трудовика не значим его внутренний мир, но это не принимает такой масштабности, как в обществе информации, у трудовика на психолога нет ни сил, ни времени, решение проблем сводится к разговору на кухне с близким другом – эдакая кухонная терапия. В СССР, например, человек не думал о возникающих вопросах личного характера как о психологической проблеме, разрешал их сам – начинал злоупотреблять алкоголем например, либо просто закрывал на них глаза. Если же эта проблема становилась слишком серьезной и значимой, влияла на «эффективность» данной личности, она выносилась на рассмотрение парткома. Ни о какой личной жизни говорить не приходилось, ибо для личной жизни в систему взглядов должно быть включено и понятие личности. В новом обществе психолог – это тот, кто владеет нужной информацией, ключом к спокойствию и гармонии, а клиент – искатель и покупатель этой информации. Чем быстрее человек становится под руководством определенного психолога «благополучным», тем более он будет востребован. В обществе информации любой результат должен быть доступен мгновенно и сразу. Этот же принцип является основой для появления сектантских организаций – если пребывание в секте приносит человеку удовлетворение, причем как можно скорее, – секта будет востребована.

У человека появляется время для осознания собственного бытия-в-мире, собственного dasein, и тут индивидуум осознает себя как уникальность (но порой даже не осознает, но этим пользуется), но это осознание – не единичный случай. Все общество становится суммацией уникальных личностей, но среди всех уникальностей не находится никого, кто не являлся бы таковым. Не приветствуется быть уникальным в своей уникальности. Суть постмодерна – уравнение смыслов между собой: черный = белый, живопись = стритарт, менеджер = художник, но, в конечном счете, любой интерес – лишь игра (и множественные виртуальные реальности играют здесь не последнюю роль).

«С выходом из употребления метанарративного механизма легитимации связан кризис метафизической философии. Нарративная функция теряет свои функторы: великого героя, великие опасности, великую цель» [4]. Согласно ПМ кризис коснулся не только философии, но и современных наук – этого не избежала социология и физика, точные математические науки и многие другие, где господствовала единственная парадигма. Любая из наук сейчас пребывает в состоянии постмодерна, развитием их сейчас движет принцип перформативности. Под перформативностью будем понимать фактически способность к действию, приведению в движение относительно начального состояния. Это приведение системы к совпадению способности делать с возможностью. Нельзя забывать, что конечная цель системы технократичного общества – оптимизация глобального отношения входов и выходов, т.е. эффективность. Для психологии эти функторы прекратили существовать уже к началу ХХ столетия с разделением школ. Великий герой для каждого подхода свой, как и цель, как и опасности. Система психологических знаний принимает вид ризомы. Дерево и ризома в философии Ж. Делеза противопоставляются. Дерево – связано с бинарными представлениями, оно имеет начало в виде корня, единство – в виде ствола, верх и низ, прошлое и будущее. В то время как ризома не имеет начала, не имеет единства, верха и низа, прошлого и будущего, и не связана с бинарным разветвлением: в ней допустимо сращивание разветвленных корней снова. В ризоме нет точек или позиций, которые мы находим в структуре, дереве или корне. Если дерево представление устойчиво структурированное, то «ризома» представление процессно-сетевое.

Смешение подходов (порой даже антогонизирующих) приводит к появлению совершенно новых способов изучения человека, и самое главное здесь – перформативность, результат.

Для научного психологического дискурса каждый референт должен быть перформативным, а для самолегитимации еще и прескриптивным. При этом ни один из дискурсов внутри науки не является ведущим и не принимает форму метадискурса; каждый из исследователей предлагает свое видение мира, свой нарратив, каждый из которых претендует на истину, но ни один – на метанарратив. Чем больше подходов, тем ярче это выражается. Школы могут дискутировать между собой, но убежденность каждой из них единственно в собственной правоте мешает появлению метанаррации. Выходом здесь будет объединение теорий, но это требует больших интеллектуальных ресурсов и способностей от исследователя.

В ситуации постмодерна перформативность референта зависит не от его содержания, но от примененного контекста. И если в модерне нелигитимное знание подвергалось резкой критике, то в постмодерне сама ситуация критики является игрой, в которой важен процесс, но не результат и правых в этом споре быть не может.

Здесь представляется необходимым четко разграничить функции практической и научной психологии. Не зря существует фундаментальный разрыв науки и практики в психологии – они преследуют разные цели. Если в России развернется ПМ в том виде, в котором он представлен в западном обществе, роль психолога-консультанта возрастет, для этого достаточно того образования, что ныне дают психологам. Но в научной психологи нужен переворот, нужны новые основания, адекватные концепции эпохи ПМ. И данный переворот смог бы быть не только реакцией на вступление в новую эпоху, но и стать в некотором роде двигателем дальнейшего научного прогресса в поиске метанарративного знания.

Наука как таковая – порождение модерна. Постмодерн возникает как критика модерна, потому все его порождения попадают под сомнение и иронизируются. Это не значит, что психология теряет свои роли, но значит, что научное знание прекращает быть метанарративным. Ж. Лиотар говорит о крахе Великих Идей, претендующих на истину. Но если другие науки имели это «истинное» неопровержимое ненаучными методами знание, то психология к такому знанию не пришла. В ПМ, таким образом, идеи других наук подвергаются сомнению; для психологического знания нет метанарратива, в котором пришлось бы усомниться. Вся история развития психологии – есть история борьбы подходов, история сомнения, которое двигало науку вперед. Потому психология столь органично вписалась в постмодернистский мир и не претерпевает того кризиса метанарративов, что затронул другие науки, в такой мере. Но это не значит, что у психологии нет проблем – проблема здесь возникает именно в том, что такое единое знание отсутствует. Подходы множатся, пересекаются между собой, но единого знания не образуют – в этом отношении развитие психологии как бы инвертировано, по сравнению с другими науками. И тогда целью психологической науки на настоящий момент стоит как раз создание этого целостного знания для усиления психологии как науки в новую эпоху и становления ее в новом статусе.

В данной статье был рассмотрен статус психологии в ПМ по большей части только сквозь призму концепции Ж. Лиотара, французского философа-постмодерниста и теоретика литературы. Безусловно, тот же вопрос, рассмотренный через концепцию других философов-постмодернистов, привел бы к другой структуре и содержанию статьи.

Таким образом, уделяя основное внимание информации и языку, как основному средству ее передачи, в концепции ПМ «за кадром» остаётся истинные истоки происходящего вокруг. Мы не берем на себя смелость заявлять, что знаем истинные причины происходящего, но, если взять один из отечественных подходов психологии – субъектный, основной идеей которого является человек как строитель, творец собственной жизни, то можно обнаружить совершенно иной взгляд на настоящую действительность. Основное качество субъекта – это активность. Реализуя, развивая свою активность, человек имеет возможность удовлетворить потребности развития и саморазвития, что, в свою очередь, позволяет ему развиваться и как личности и как субъекту. В современном мире существует множество так называемых помощников – заместителей человеческих функций, которые способствуют подавлению и ограничению этой активности. Возможно, в этом кроются истоки того факта, что в «развитых» странах, профессия психолога гораздо популярней и более востребована, чем у нас в России, где пока еще более широк спектр различного рода возможностей для реализации активности человека.

В этой статье мы затронули малую часть проблемы рассмотрения статуса психологии, показав одно из множества воззрений на этот вопрос. Объективно решить этот вопрос очень сложно в силу специфики объекта этой науки – человека, который, согласно интегральному подходу К. Уилбера содержит в себе как объективное, так и субъективное. Поэтому только объективно определить статус психологического знания не представляется возможным.

Blog

В. А. Вартанян представления о сознании у студентов технического вуза

Содержание