Выпускник вкш кгб СССР. С 1968 по 1976 г г. оперуполномоченный, старший оперуполномоченный оо кгб СССР по Краснознаменному Северному флоту, 1976 -1981 г г

Вид материала

Документы

Содержание Мельников Лев Аркадьевич Герои, скитальцы морей, альбатросы Былое и думы. Анатолий Ююкин и Э.А. Иванов. 30 лет спустя Военный танкер На Новой Земле На Новой Земле

Подобный материал:

• Альманах военной контрразведки (Серия «Спецслужбы России»)/ Выпуск I: «Морской» (Продолжение), 163.92kb.
• Открыт для подписания, ратификации и присоединения 19 декабря 1966 г резолюцией 2200, 304.33kb.
• Постановление Госкомтруда СССР и Секретариата вцспс от 14 сентября 1981 г. №259/16-59, 39.1kb.
• Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 июня 1976 г. «Об утверждении Консульского, 1974.87kb.
• Ратифицирован Президиумом Верховного Совета СССР 18 сентября 1973 г с заявлением. Ратификационная, 175.5kb.
• Указ Президента Российской Федерации №82 "Об архивах Комитета государственной безопасности, 1590.1kb.
• Иерархия мотивов учебной деятельности современных студентов, 121.16kb.
• Приказ Министра обороны СССР «О совершенствовании работы по организации и нормированию, 785.51kb.
• Из биографии в путина: «Путин в Санкт-Петербурге», 897.73kb.
• А. П. Чехов; ред. Н. Ф. Бельчиков; Акад наук СССР. М. Наука. 1974 -1982. Т. 1974. 607, 32.67kb.

Подполковник

Мельников Лев Аркадьевич


Выпускник ВКШ КГБ СССР. С 1970 по 1994 оперуполномоченный, старший оперуполномоченный Особого отдела КГБ СССР по Краснознаменному Тихоокеанскому флоту, начальник отделения Особого отдела КГБ СССР по 39 Армии.


Герои, скитальцы морей, альбатросы,

Застольные гости громовых пиров,

Орлиное племя, матросы, матросы,

Вам песнь огневая рубиновых слов.




Былое и думы.


В мае 1962 года, по достижении девятнадцатилетнего возраста, я был призван в ряды ВМФ Тракторозаводским РВК города Волгограда. Как только эшелон с призывниками прибыл в город Севастополь, тут же наехали «покупатели» и развезли нас по своим частям. Я попал в водолазную школу, что на мысе Херсонес. Обучали нас по ускоренному курсу: Флоту нужны были матросы. После ноябрьского парада в отряд снова приехали «покупатели», но теперь уже с кораблей и вечером 8-го ноября 1962 года в числе 30-ти моих товарищей я уже стоял на шкафуте крейсера «Куйбышев». Вдруг, очень неожиданно для всех, к нам буквально выкатился маленький, толстенький офицер с повязкой «Рцы» на рукаве. Это был дежурный по кораблю, командир носового плутонга (артиллерийской башни главного калибра) капитан 3 ранга Пинкин. Он буквально прокатился колобком вдоль строя, высоким голосом прокричал приветствие и заговорил: - Ну что, молодежь! Явились, наконец, теперь годков можно отпускать домой, а вам четыре года служить, о чем сорок лет помнить будете.

Наш крейсер называют плавучей комендатурой, но вы никого не слушайте, служите по совести и у вас всегда будет радостно на душе!

Пинкин оказался прав. Прошло столько лет, а мне до сих пор снится мой, уже не существующий крейсер, мой одиннадцатый кубрик и дорогие моему сердцу товарищи матросы.

Поскольку у меня была специальность электрика, которую я получил еще в школе (были тогда такие школьные программы) и успел поработать на Волгоградском тракторном заводе, то меня тут же определили в носовую команду электриков боевой части пять. Командиром отделения у меня был хлопец из Днепропетровска Руденко, который с гордостью носил лычку старшего матроса. Мастерство командира и воспитателя он оттачивал на мне, молодом матросе : экстренные побудки среди ночи для выполнения совсем не обязательных, на мой взгляд, дел, внезапные команды найти неисправность электрооборудования, которое он сам и делал, - все это не озлобляло меня, а закаляло и раззадоривало, и все его приказания я выполнял с показным удовольствием. А мне это было на самом деле не трудно, поскольку на тракторном заводе я сталкивался и не с таким! А когда к майским праздникам 1963-го года мне присвоили звание старшего матроса, хлопцу Руденко стало совсем неважно, но, надо ему отдать должное - он стойко вынес этот «удар судьбы» и нашел в себе силы вести себя пристойно.

Следует отметить, что наши офицеры, которых мы только и видели на подъеме Флага, были прекрасно осведомлены обо всем, что делалось в низах, в матросской массе, и очень тонко влияли на все процессы. Вот это была школа! Школа выучки офицеров Флота! Вся рутинная работа отдавалась ими старшинам, у которых было вполне достаточно прав, чтобы наложить дисциплинарное взыскание на подчиненного или поощрить его.

Ни о каких мордобоях тогда и речи не могло быть, так как сразу же подключался трибунал. Дисциплина была жесточайшей. Те времена в армии и на флоте называли «жуковщиной», поскольку тогдашний министр обороны, всем известный маршал Жуков был необычайно суров и беспощаден к любому проявлению недисциплинированности и разгильдяйства.

В 1963 году наш великий «дуролом» (так звали его на ЧФ) Хрущев, принял решение об уничтожении нашего надводного флота. Под это волюнтаристское решение попал и наш только что отремонтированный красавец-крейсер «Куйбышев», который и был порезан на металлолом, а команда расписана по другим флотам и кораблям. Так я попал на Каспийскую Краснознаменную флотилию и опять на корабль, на этот раз на корабль воздушного наблюдения, КВН-3.


КВН-3

Наша «тройка» почти постоянно болталась в неспокойных водах Каспия, выполняя специфические задачи радиоэлектронной борьбы с РЭС главного противника, базы и посты которого находились на территории тогдашнего шахского Ирана.

В конце 1963 года я был принят в ряды КПСС, был членом партийного бюро и секретарем комсомольской организации корабля и мы уже боролись за звание отличного корабля. В 1964 году мы это звание получили. И здесь мне вспоминаются строки Высоцкого: « ... и особист Суэтин, неутомимый наш, он вмиг меня приметил и взял на карандаш».

Однажды, а это было осенью 1965 года, вернувшись с моря, спросив разрешения у командира, я быстро собрал корабельных футболистов, вывел их на стенку и строем повел на спортплощадку. На пирсе ко мне пристроился капитан 3 ранга, который представился «нашим особистом» и пригласил меня на беседу.

Если откровенно, то я не удивился приглашению, поскольку после того, как наш корабль стал отличным, желающих поговорить со мной было немало: и военные корреспонденты, и репортеры местных газет, т.е. я стал личностью известной.

В процессе беседы капитан 3 ранга Соколов заявил, что он давно наблюдает за мной, ему нравится мое умение работать с людьми, и он предлагает мне пойти на учебу в Высшую школу КГБ. Я попросил его дать мне подумать. Каждый из нас в юности мечтал кем-то стать. Я мечтал стать врачом, обыкновенным сельским доктором. На мое желание, конечно же, повлияла прочитанная книга Коптяевой «Иван Иванович», героем которой и был сельский врач. А какая замечательная книга английского писателя Кронина «Цитадель»! Там тоже главный герой -доктор, народный, сельский доктор. И потом, я не знал, чем занимаются особисты. На мой вопрос Соколов ответил:

- Шпионов ловим.

Я долго сомневался, хотя ответ Соколова про «ловлю шпионов» меня заинтриговал, и, в конце концов, чтобы не обидеть понравившегося мне человека, Соколова, дал свое согласие и в дальнейшем никогда не жалел об этом.

Вступительные экзамены дались мне легко, и на мандатную комиссию я шел вторым. Учеба мне очень нравилась: столько интересной и необычной информации! Такие опытные и эрудированные преподаватели: Ю.Е.Булыгин, Э.А. Иванов, А.А. Жданов. Правда, на первых порах мне приходилось нелегко: нужно было преодолеть психологический зажим - неприятие учебы как таковой. Он возник у меня еще во время учебы в школе. Это был 10-й класс. Однажды, наш уважаемый старичок-математик Павел Иванович, придя на урок, обнаружил, что не взял классный журнал и попросил меня сходить за ним в химкабинет, где должна была находиться наша «химичка» - наш классный руководитель, Мария Ивановна. Я без стука (виноват!) ворвался в химкабинет и увидел там Марию Ивановну, но не с классным журналом, а с любовником. Я никогда и никому, за исключением своей матери, не говорил об этом, но для меня настали черные дни: она унижала и оскорбляла меня на уроках и переменах, придиралась ко всему. В разговорах тет-а-тет она говорила, что мне все равно никто не поверит, поскольку она секретарь партийной организации школы, а я никто. И она не даст мне жизни в этой школе. От меня отвернулись многие одноклассники, не понимая, в чем дело, и даже девчонка, мнением которой я очень дорожил. С той поры отношение к функционерам от КПСС у меня прямо скажем, специфическое.

Обо всем знала только моя мама, сама намыкавшаяся в детстве, поскольку происходила из раскулаченной семьи крепкого середняка, моего деда Никанора, астраханского рыбака. Не спасло его и то, что он воевал в Красной Армии, был ранен и жил только своим трудом. Пришли комбедовцы и все забрали: хлеб, скот и орудия труда, оставив семью один на один с голодом. Все умерли, а мать кое-как выжила. Все знают, какой голод в Поволжье был в 20-е-30-е годы.

Видя мое состояние, мать буквально выжала из меня признание и велела переходить в другую школу. Я так и поступил, хотя уже собирался вообще бросить учебу и идти работать на завод…

В ВКШ я втягивался в учебный процесс постепенно и даже стал подумывать об аспирантуре. В 1968 году нашу морскую группу вывезли на первую стажировку. Наша подгруппа - Машанов, Каличкин и я попали в город Балтийск. Моим руководителем оперативной практики стал лейтенант Анатолий Ююкин - энергичный, подвижный и целеустремленный человек, обладающий хорошим чувством юмора. Он был всегда в движении и всегда в поиске. А к таким приходит успех и судьба их любит. У нас, у практикантов, на первых порах мало что получалось, а если и получалось, то выходило коряво. На котловое довольствие я был поставлен на БПК, обслуживаемый Ююкиным. Там же за ним была закреплена двухместная каюта, куда мы после обеда заходили на адмиральский час, т.е. послеобеденный сон.

И вот однажды мы скорым шагом зашли на корабль пообедать и согреться (дело было зимой). Придя в каюту, Анатолий спросил меня: «Ты помнишь, на шкафуте мы встретили матроса, который швабрил палубу?». Я утвердительно кивнул.

- Это наш помощник, - продолжил Ююкин, - пойди и шепни ему на ушко «Крылов зайди к Семенычу».

Я выскочил на шкафут и увидел, что матрос еще продолжает работать шваброй - была предобеденная приборка.

Осмотрелся - вблизи никого больше не было. Я тихонько сказал: «Крылов зайди к Семенычу». Нужно было видеть, как он испугался! Видя такую реакцию, испугался и я. Швабра выпала из рук матроса, ее черенок звонко ударился о металл палубы, и это вывело меня из оцепенения. Я негромко повторил: зайди к Семенычу. Он кивнул и через несколько минут был в каюте. Такую неожиданную реакцию на мою простую фразу он объяснил тем, что его вымышленную, но обусловленную с Ююкиным фамилию «Крылов» никто на корабле не должен был знать. И когда какой-то незнакомый человек назвал его этой фамилией, для матроса это было шоком. Такими были мое первое оперативное крещение и первая встреча с помощником.

После ухода «Крылова» я рассказал Анатолию о пережитом. Он, успокоил меня и сказал, что работа оперработника всегда сопряжена со стрессами и нужно уметь с ними справляться. Пообедав, мы прилегли на адмиральский час. Вытянувшись на койке и заложив руки за голову, Ююкин мечтательно сказал:

- Ты знаешь, о чем я думаю?

-
Анатолий Ююкин и Э.А. Иванов. 30 лет спустя
Я думаю о том, что через час я бы проснулся, а на столе лежит с десяток оперативных сообщений и в иллюминатор стучится шпион. Но я бы его арестовывать сразу не стал, а отпустил и стал бы изучать по методике, как известного шпиона Пеньковского. Вот это была бы работа!

Но проходил час и никто к нам не стучался, и оперативных сообщений не приносил. Приходилось вставать и по глубокому снегу, растирая лицо, снова идти в отдел, опять что-то писать, «высвистывать» кого-то по телефону и бежать с ним на встречу, надеясь получить интересную информацию про шпионов. Но, наверное, к счастью нашей Отчизны на всех оперработников шпионов не хватило. Однако мне удалось увидеть и даже изучать установленного английского разведчика.

В один из дней нашей практики меня и Николая Каличкина, моего однокурсника, вызвал начальник отдела Рединкин и объявил, что в Балтийск прибывает индийский экипаж для приемки дизельной подводной лодки, которую Индия закупила у Советского Союза.

Индусы уже и название дали этой лодке - «Кандери» (Серая акула). В составе экипажа есть установленный разведчик спецслужб Великобритании по имени Кескар. Наша задача заключалась в том, чтобы установить этого Кескара по фотографии и организовать за ним наблюдение в период пребывания в общественных местах Балтийска с целью выявления возможных связей среди военнослужащих и жителей города, представляющих оперативный интерес.

По прибытии индийского экипажа в Балтийск, мы с Николаем уже были начеку. Каждому из нас Рединкин выдал под расписку по 3 рубля, как было сказано «на пропой». Мы, уже зная, что Кескар вечером будет ужинать в офицерском кафе «Яма», переодевшись в гражданскую одежду, привезенную с собой, направились в это кафе, заняли столик, удобный на наш взгляд, для наблюдения за всем залом и стали ждать.

И вот, наконец, наш красавчик Кескар появился в зале, окруженный девицами, судя по их манерам, облегченного поведения. Весь вечер он потягивал вино из какой-то красивой иностранной бутылки, а Коля Каличкин, изучавший английский язык, силился издалека разглядеть ее название, как он объяснил, для отражения в отчете. Но ему так и не удалось это сделать, так как стол Кескара буквально как мухи облепили девицы, и за ними уже ничего не было видно.

Присутствовавшие в зале наши офицеры держались молодцом, никто из них даже не посмотрел в сторону иностранца, и нам это здорово облегчало задачу. Видимо инструктировали их здорово. Мы с Колей уже выпили весь лимонад, купленный нами на все 6 рублей (гулять так, гулять!) и только поочередно бегали в гальюн, заодно просматривая тылы разведчика. Официантка, как в известном фильме «Место встречи изменить нельзя» про Шарапова, подозрительно наблюдала за нами – суперстранными гостями, хлеставшими весь вечер в неимоверных количествах лимонад, вместо горячительных напитков, как делали все нормальные посетители кафе. Назойливо предлагала нам для запивки лимонада водочки и пыталась усадить за наш столик дам, чтобы нам скучно не было. Но ей не удалось столкнуть нас на путь «разврата», мы не расслабились. Задание и «облико морале» прежде всего!

Но вот музыка смолкла, и вечер кончился. Мы вышли из кафе и наблюдали, как Кескар в сопровождении девиц садился в подошедший автобус, следовавший на Комсигал (это пригород Балтийска). Тут же подъехал старенький газик из отдела, там сидел опер, имевший к Комсигалу непосредственное отношение. Автобус тронулся, а мы в газике за ним. И надо же такому случиться - на подъеме в горку наш Газик зачихал, запыхтел и заглох. Коля Каличкин раздосадовано сказал,- вот на этом бугорке и закончилась наша контрразведывательная деятельность на сегодняшний день. Жаль нет старой кобылы и маузера за поясом, мы бы этого Кескара точно достали бы. Кое-как добравшись до отдела, мы сели за отчеты, пока впечатления были свежи и тут же, в отделе, уснули на стульях. И уже потом, во Владивостоке, при каждой нашей встрече Коля спрашивал:

- А ты помнишь Кескара?

И мы с ним смеялись от души.

Следующая моя оперативная стажировка проходила в другом конце Советского Союза, на острове Русском. Это был 1969 год, и тоже была зима. Теперь мне уже одному приходилось преодолевать расстояние по замерзшему заливу Петра Великого от мыса Эгершельд города Владивостока до поселка Экипажный на острове Русский, где находился Особый отдел, поскольку стажировка была организована таким образом, что теоретическую часть нам растолковывали в отделе флота, ну а практику мы познавали на острове. Здесь у меня руководителем практики был пожилой, седой капитан 3 ранга Максим Иванович Ситкин, который начинал свою службу еще в НКВД. В его обслуживании находился учебный отряд - школа связи, куда мы ходили каждый день через замерзший заливчик и взбирались на обледенелые сопки.

А когда мы добирались до теплого кабинета Максима Ивановича, он большим кипятильником в литровой банке (как сейчас помню!) кипятил воду, круто заваривал чай и начинались у нас беседы на оперативные темы, цены которым просто не было. Он говорил:

-Что такое учебный отряд? Это, прежде всего, казарма, а казарму наскоком не возьмешь! Там своя жизнь: днем одна, а ночью другая. И поэтому если ты хочешь знать, что твориться в казарме, а это знать мы обязаны, то необходимо жить жизнью казармы: работать и днем и ночью. А для этого ставь койку в канцелярии и работай там двое-трое суток безвылазно.

Имея большой опыт работы с личным составом, Максим Иванович научил меня работать в многонациональном коллективе.

Здесь, на острове Русском, я встретил замечательного человека. Это был начальник Особого отдела капитан 2 ранга Анатолий Семенович Максименко. Грамотный чекист, умелый воспитатель. Для меня он был примером отношения к своему делу: всегда собран, энергичен, деловит. К сожалению, прожил он недолго, а причиной его смерти послужила глупость (а может подлость?) его подчиненного. Дело было так. Уже после нашего отъезда Анатолию Семеновичу предложили вышестоящую должность - место начальника Особого отдела авиации КТОФ. Он очень не хотел идти на эту вакансию, но его уломали, и он согласился. Сразу после вступления Анатолия Семеновича в должность, его подчиненный, оперативный работник, обслуживавший один из авиационных полков морской авиации, капитан «В» однажды зайдя в штаб полка, увидел, что на столе дежурного по полку лежит пистолет. Дежурного не было, как выяснилось, у него заболел живот и он выбежал в гальюн, а пистолет, чтобы не мешал в деликатном деле - вынул из кобуры и положил на стол.

Оперработник, как он потом объяснил, желая проучить дежурного, взял пистолет, положил его себе в карман и ушел в Особый отдел. Никому, ничего не сказав, он положил оружие в ящик своего письменного стола. Дежурный, вернувшись в свою комнату, обнаружил исчезновение пистолета и тут же доложил об этом командиру полка. Сразу же были организованы повсеместные поиски оружия. К розыску подключился и Особый отдел, а капитан «В» молчал. И только на третий день он доложил Анатолию Семеновичу о том, что пистолет у него в столе. Максименко оказался в крайне затруднительной ситуации: как он сможет оправдать поступок своего подчиненного?

Как порядочный человек и дисциплинированный офицер Максименко доложил обо всем руководству Особого отдела флота. Было принято решение, что пистолет будет найден другим оперработником на хозяйственной территории полка, в укромном месте. Так и было сделано. Руководство Особого отдела флота решило сделать этот случай «цыганской профилактикой» для других начальников и оперсостава: были проведены сборы и совещания на всех уровнях, где Анатолия Семеновича распекали, как мальчишку за то, он «не воспитал», «не организовал», «не предвидел»... Однажды, после очередного разноса, Анатолий Семенович, придя домой, схватился за сердце и умер. А с капитана «В», мощного здоровяка, как с «гуся вода».

И вот, наконец, окончена учеба. На мандатной комиссии меня распределили в Поти, но я попросил направить меня во Владивосток. В Особом отделе ТОФа меня назначили на объекты связи главной базы: управление связи флота, телефонный и телеграфный центры, приемный и передающий центры, главные посты связи с подводными лодками и надводными кораблями и отдельный полк связи.

И
Военный танкер
з всей связи я знал одного лишь Попова, изобретателя радио и Маркони, который запатентовал изобретение Попова как свое. Поэтому на первых порах мне пришлось туго, да еще и объекты длительное время не обслуживались и информации по ним было минимум. Тем не менее, в течение года я практически освоил основные параметры объектов, принципы их функционирования, наладил работу с командованием и личным составом курируемых подразделений.

Однако меня всегда тянуло на корабли, и я изрядно досаждал этим своему начальнику 1 сектора, тогда еще капитану 3 ранга Юрию Ивановичу Ветошкину. Ему не хотелось убирать меня с объектов связи, так как работа спорилась, но я все-таки уговорил его и в 1972 году он назначил меня на бригаду вспомогательных судов. В те времена корабли нашего флота несли боевую службу в различных океанах мира, а их снабжение продовольствием и топливом осуществляли вспомогательные суда, которые уходили в море не на один месяц, а на три, пять и более.

В 1973 году я получил приказ выйти на танкере «Вишера» в порт Сингапур для производства ремонта. Я откровенно был рад: хорошее судно, дружный экипаж, командование - орденоносцы! Что еще надо. Работай в свое удовольствие!

Однако начальник умерил мой пыл, заявив, что именно на таких орденоносных «коробках» и вылезает всякая бяка. Но я, восторженный и наивный романтик полагал, что опасения начальника напрасны.

Все эти иллюзии улетучились, как только мы вышли в море: запил горькую первый помощник капитана, помполит Семен Иванович. Моряки его звали «Сэм». Да так «в наглую» запил, что никуда не выходил, а сидел в каюте один и лакал спиртное. А ведь ему нужно было работать с экипажем, разбивать его на группы по сходу на берег, проводить инструктажи, да и мне нужно было видеть составы групп, чтобы организовать свою работу, а Сэма нет.

Я иду к капитану Александр Абрамовичу, а он тоже мужчина своеобразный. Он, по-видимому, ждал от меня каких-нибудь опрометчивых шагов, в связи с чем сказал, - Лев, давай этого Сэма трогать не будем. Я его знаю, пока он все свои запасы не выпьет, из запоя не выйдет. А запасы он рассовал по своим людям и в одном месте их не хранит, так что набег на его склады будет бесполезен. Займись сам формированием групп и их инструктажем.

Пришлось выполнять работу Сэма мне, и это пошло только на пользу. Каких-либо ЧП в инопорту мы не допустили.

Как выяснилось впоследствии, Сэм любил выпить, а Абрамыч (обиходное имя капитана у моряков) любил женщин, ну очень любил. Сэм и Абрамыч были связаны этим компроматом, за который раньше запросто могли списать на берег. Зная слабости друг друга, им приходилось молчать и покрывать свои «грешки».

До меня это судно обслуживал мой однокурсник Ю.А. Зубаков.

И вот пришли мы в Сингапур, поставили нас в завод, и начался ремонт. Абрамыч и Сэм каждый вечер с судна уходят и возвращаются поздно ночью. Сэм навеселе, а Абрамыч с горящими, как у мартовского кота глазами. Мне удалось выяснить, что они посещают китайские ресторанчики и иные злачные места с раздеванием.

Я предупредил ловеласов, что якобы из нашего посольства поступают сведения о нарушении ими правил поведения советских граждан за границей, и потребовал ставить меня в известность о каждом их намерении сойти на берег. Это было воспринято ими болезненно, как возрождение 37-го года, хотя необходимые инструкции перед выходом в море они получали и от Ветошкина.

Началась очередная неделя, и начались, вернее, продолжились ночные похождения моих подопечных. Я встревожился, тем более, что стали поступать данные о том, что Абрамыча очень грамотно «окучивают» в офицерском клубе верфи, куда он повадился ходить. Ему задавали вопросы о его национальности, хотя все было видно и без паспорта, не хотел бы он побывать на своей исторической родине, в Израиле, какая у него семья, каков достаток, много ли получает денег и доволен ли служебным положением? Я почувствовал печенкой, а может чем-то другим, что могу потерять Абрамыча, а моя главная задача состояла в том, чтобы привезти всех, до единого, назад, во Владивосток. Я срочно вызвал своего старшего оперативного начальника в Сингапуре (я был внештатным почтальоном и имел возможность, вызвав машину из посольства, выезжать в город, где и проходили наши встречи с руководителем, и, можно сказать, ангелом-хранителем). Он сразу все понял и обещал мне оказать помощь. На другой день из нашего посольства пришла машина и нас троих: капитана, помполита и третьего помощника (грузового помощника) - я ходил под таким прикрытием, вызвали к послу. У посла СССР в Республике Сингапур разговор был коротким, но деловым. Он сказал:

- Товарищи капитан и помполит, если вы будете игнорировать требования третьего помощника, я вас отправлю с первой же оказией в Союз! Вы все поняли ?

Абрамыч и Сэм стали бить себя в грудь и заверять, что все поняли. Обращаясь ко мне посол спросил:

- Ну что, поверим им или же завтра все-таки отправим?

И тут я смалодушничал, о чем потом пожалел.

Я сказал:

- Давайте поверим в последний раз, тем более, что ходовые испытания судна уже на носу, а выходить в море без капитана просто опасно.

На том и порешили. Абрамыч и Сэм до самого трапа молчали. Потом Сэм, поднявшись на борт, и не обращаясь ни к кому, спросил:

- А что собственно произошло?

И сам себе ответил:

- Ничего не произошло.

В тот же вечер он опять ходил по судну пьяный, видимо распечатав очередной погребок, и вызывающе громко смеялся без причины. К тому времени я уже знал о каждом шаге этих проходимцев. Ходовые испытания прошли успешно, и здесь я узнаю что Сэм - старая лиса, инструктирует свой партийно-комсомольский актив, что нужно говорить, если будет разбирательство о взаимоотношениях с третьим помощником. Нужно говорить, что у помполита и 3-его помощника отношения не сложились из-за завышенных требований последнего.

И тут я подумал о том, как хорошо, что я не дал им против себя ни одного козыря. Опасаясь, как бы они чего не напридумывали во время перехода судна во Владивосток, я попросил своего руководителя сообщить об известных ему фактах по Абрамычу и Сэму по своей (первой) линии.

На переходе морем во Владивосток, помня наставления Ветошкина, я в ночное время на верхнюю палубу не выходил, чтобы волна не смыла за борт с помощью недоброжелателей.

В этот же период времени я получил сообщение о том, что старший механик (дед) по приказанию капитана выдал инженерам ремонтного завода для снятия копий чертежи экспериментальных дизелей (главных двигателей) стоящих на судне, завода «Русский дизель» за две коробки виски. Передача подобных документов была прерогативой Внешторга СССР и стоило бы это все больших денег в казну государства. Пока я оформлял объяснение от «деда», капитан уже ждал меня на ходовом мостике, куда он меня пригласил по корабельной трансляции. Увидев меня, Абрамыч стал кричать, что я устроил на судне 37-й год и, что порядочным людям на этом судне нельзя ступить без ведома чекиста. Я, как мог, его успокоил и обещал во всем объективно разобраться по приходу в порт. Про себя отметил, что едва начинаешь поджимать мерзавцев, они тут же вспоминают 37-й год и это уже становится лакмусовой бумажкой, показателем того, что здесь что-то нечисто.

Как только судно пришвартовалось к стенке, тут же подъехала машина политуправления флота, загрузила Абрамыча и Сэма и увезла их туда, где их уже ждали. Они были исключены из партии, сняты с должностей, профилактированы в Особом отделе флота и лишены виз. Я всегда говорю, великое спасибо своему сингапурскому руководителю, а без его помощи мне бы пришлось, наверное, доказывать, что я не «верблюд», поскольку связи у моих подопечных в верхах оказались хорошо прикормленными. С этим мне еще пришлось столкнуться в своей жизни.

Юрий Иванович Ветошкин был доволен исходом, он сам проводил профилактику, очень уж он любил сделать провинившимся командирам «фэйсом об тэйбл», особенно, если они обижали его сотрудников (Царство ему небесное). Он закончил свой путь начальником Особого отдела Балтийского флота.

В 1975 году меня перевели в Москву, и это была моя вторая ошибка в жизни, нужно было остаться во Владивостоке. Я полюбил этот теплый, красивый и уютный город, мне было там комфортно, а главное - море рядом. Я родился у моря и хотел всегда жить возле него. Совсем другое дело - Москва. В ней нужно родиться и жить, прежде чем полюбишь ее. Я до сих пор чувствую себя здесь чужим человеком. По приезду в Москву я понял, что семьи у меня здесь нет, моя женушка оставалась в Москве и на восток со мной не ездила. За эти пять лет она стала мне совсем чужим человеком, и, как стало ясно, пустилась во все тяжкие грехи. Меня выводили из себя постоянные телефонные звонки и бесконечные законспирированные разговоры. На мои претензии к она ответила:

- Не нравится - можешь убираться на все четыре стороны.

Я взял свой тревожный фибровый чемоданчик, положил туда все, что нажил: домашние тапочки, зубную щетку, бритву и ушел.

После развода и в период до него, все «собаки» стали моими, и чего только я не услышал в свой адрес! Опять вспомнился Высоцкий: «... и поздравили меня с воскресеньецем, залепили строгача с занесеньецем».

Залепили мне строгача по партийной линии «за развал семьи» и пустили меня по большому кругу: Уральский военный округ – Забайкальский - Север. К тому времени я встретил женщину, которую знал еще в слушательские годы. У неё жизнь не заладилась, у меня тоже, вот и решили мы жить вместе. Куда бы меня ни направили, в любую дыру - она всегда была рядом. В службе для меня началась длительная черная полоса, из которой я вышел только после увольнения в запас. (Как православный человек, я, перед отходом ко сну, всегда молюсь за моих недоброжелателей, желаю им здоровья и долгих лет жизни, при этом перечисляю их поименно). Отчаиваться и хлопать себя по жирным бедрам (как говорил Ветошкин) у меня не было времени, тем более, что в 1978 году у меня родились два сына-близнеца. Надо было работать и работать.

И где бы я ни работал, везде имел результаты. У меня появились покровители, но и мерзавцев встречалось немало. В назидание молодежи скажу: не торопитесь создавать семью на потребу времени (ах, я скоро заканчиваю учебу, а еще неженат..., ах, мне уже столько лет…). И это была моя первая ошибка. На флоте есть хорошая команда «Осмотреться по бортам», а у подводников – « Осмотреться в отсеках». Вот и нужно перед принятием важного решения хорошо осмотреться и все взвесить, прежде чем выходить в открытое море - в жизнь.

Немного расскажу о своей службе в сухопутье. В 1983 году, во время службы в частях ЗабВО, а, конкретно, в 39-й армии, которая дислоцировалась в Монголии, мне удалось разоблачить «инициативника», младшего сержанта «П», хлопца из-под Полтавы, который по собственной инициативе собирал секретную информацию о зенитно-ракетных комплексах войсковых средств ПВО, чтобы потом при случае продать ее иностранной разведслужбе за вожделенные и экзотические в те времена доллары.

За успешную реализацию материалов по «инициативнику», меня перевели на обслуживание штаба армии, а через год я был назначен начальником 1-го отделения и получил звание «подполковник». И только тогда ко мне пришло полное понимание и осознание фразы моего первого особиста Соколова, оформлявшего меня в органы КГБ, - «ловить шпионов», а именно того, как нужно строить работу по выявлению агентуры противника. Зачастую на оперативных совещаниях даже руководители высокого ранга с трибуны вещают, что надо «шире использовать, усилить, углубить, активизировать, повысить эффективность и т. д. и т.п., и сами иногда не представляют, что этими ничего не значащими фразами создается профанация деятельности органов госбезопасности.

Работа по поиску агентуры противника, в том числе и «инициативников», должна быть конкретной, сугубо целенаправленной и профессиональной, что возможно только с помощью четко разработанной системы мер, применительно к каждому объекту или направлению деятельности. И каждый оперработник должен четко представлять эту систему в целом и знать алгоритм действия каждого ее звена. В противном случае это «одесский шум», похожий на работу (так говорил мой любимый начальник Ветошкин).

В 1988 году я вновь вернулся в Москву на объекты военстроя, но мне опять не повезло: выяснилось, что претендовать на отдельную квартиру моя семья не имеет права, поскольку метраж квартиры тещи, где мы были прописаны, был на целых 20 сантиметров (!) больше нормы. В кадрах было сказано: хочешь иметь свою квартиру - поезжай на Север и заработай ее.

Так, в 1989 году я оказался на Новой Земле, на известном всем ядерном полигоне.

Сделаю небольшое лирическое отступление и экскурс по Новой Земле. Новая Земля - это группа островов в Северном Ледовитом океане, между Баренцевым и Карским морями, вытянутая с юго-запада на северо-восток приблизительно на 1000 км, общей площадью около 83 тыс. квадратных километров. Состоит из 2 больших островов - Северного и Южного, разделенных проливом Маточкин Шар, и многих мелких. Места очень суровые, но и очень красивые. Вдоль Новой Земли тянется горный хребет, максимальная высота которого составляет 1590 м над уровнем моря. Горы глубоко расчленены речными и ледниковыми долинами. Острова относятся к зоне арктических пустынь. Около половины поверхности о. Северного занимают ледники, их сплошной покров простирается на 400 км в длину и до 70-75 км в ширину. Мощность многих ледников превышает 300-400 м. Берега моря в большей части обрывистые, крутые.

Новая Земля — уникальное место на планете. С одной стороны острова европейское Баренцево море с незамерзающими портами, а с другой — вечно замёрзшее азиатское Карское море. Отсюда — яростные ветры. Морозы здесь по арктическим меркам не такие сильные (хотя минимально зафиксированная температура была – 44 градуса, что не мало), но по величине отрицательной температуры, помноженной на силу ветра трудно найти место, приближающееся к Новоземельскому архипелагу. По площади Новая Земля больше, чем Бельгия и Голландия вместе взятые.

К
На Новой Земле

На Новой Земле
ак следует из исторических хроник острова Новая Земля были открыты русскими промысловиками (поморами) в XI в. Промысловые стоянки заложили пять веков спустя. Имеются документальные подтверждения, свидетельствующие о систематических посещениях поморами островов в XVI-XVII вв. (о более раннем периоде сведения весьма скудные). В 1596-97 годах острова обследовала голландская экспедиция В.Баренца. В 1652 г. острова посетила русская государственная экспедиция. В XVII-XIX веках острова и акваторию исследовали многочисленные русские экспедиции. Первый постоянный житель прибыл сюда из тундры в 1869 году. Через 18 лет 34 ненца организовали становище “Белушья Губа”. Добывали морского зверя, ловили рыбу и птиц, собирали птичьи яйца и пух. В 1870 г. Новую Землю посетила русская военная эскадра. Была основана зимовка в Малых Кармакулах, на основе которой в 1877 г. начато с троительство спасательной станции и организованное заселение Новой Земли группами ненцев для организации промысла рыбы и зверя. На Новой Земле коренных ж ителей в нескольких поколениях никогда не было. Первый человек, родившийся на Новой Земле, был ровесником С талина (1879 г.).

В 1924 году начал свое летосчисление поселковый Совет, единственным и бессменным руководителем которого на протяжении многих лет был местный человек-легенда Тыко Вылка (Вылко Илья Константинович -1886–1960г.г.), которого называли Президентом Новой Земли. Тыко Вылко родившийся и почти всю жизнь проживший на Новой Земле, был видным ненецким общественным деятелем, самобытным художником, исследователем Новой Земли. Во время войны в 1942 году здесь была сформирована военно-морская база. В 1954 году было принято эпохальное решение о создании на Новой Земле полигона. Аборигенов от имени правительства попросили покинуть остров. И они согласились. К 1954 г. в основном поселении Новой Земли поселке Белушья было 46 семей (в том числе 15 семей ненцев, остальные - поморы и несколько человек татар, армян и хакасов).

В
На Новой Земле
1990 году я был свидетелем высадки на полигон Новой Земли десанта международной организации «Гринпис», гонялся за этим десантом и был свидетелем комической сцены, когда его быстроходные лодки безнаказанно прорвались в пролив Маточкин Шар, на берегу которого расположена испытательная станция. Лодки мчались по проливу, обдавая брызгами маломощный катерок, на котором находилась группа захвата наших моряков. Стыд и позор! Началось с того, что судно «Гринпис» целенаправленно шло к Новой Земле, о чем было доложено в Москву. Оттуда прошла команда: не трогать!

Даже тогда, когда судно вошло в наши территориальные воды и встало на якорь у входа в пролив «Маточки Шар», о чем постоянно шли доклады в Москву командования и пограничников, распоряжения о его задержании не поступило. Я слышал, что сам Горбачев дал команду судно не трогать. Тогда, пользуясь безнаказанностью, из лодок был выброшен десант, как раз напротив штольни, где раньше прошли не совсем удачные испытания с выбросом осадков.

Когда группу все-таки задержали, то у каждого из участников были найдены пробы грунта, взятые у этой штольни, анализ которых мог вывести на технические характеристики испытываемых на полигоне ядерных боеприпасов, что является особо охраняемой тайной.

С 21 сентября 1955 года по 24 октября 1990 года (официальная дата объявления моратория на ядерные испытания) на новоземельском полигоне было произведено 135 ядерных взрывов: 87 в атмосфере (из них 84 воздушных), 1 наземный, 2 надводных, 3 подводных и 42 подземных взрыва.

Именно здесь, на Новой Земле, я впервые встретился с откровенным предательством со стороны сотрудника органов КГБ, правда, не офицера, а мичмана. А случилось это так. Оперативный работник, обслуживающий штаб полигона, получил материалы о проявлении со стороны одного из офицеров штаба, назовем его «Г», повышенного интереса к сведениям совершенно секретного характера, отношения к которым тот по роду службы не имел. Получив такой материал, оперработнику предстояла достаточно длительная и кропотливая работа по перепроверке и подтверждению данной информации, фиксировании конкретных фактов интереса фигуранта к сведениям, составляющим гостайну. А самое главное - выяснения мотивов и причин его интереса к сведениям, не входящих в круг его служебных полномочий. Ведь в душу человека не заглянешь: шпион он или просто чрезмерно любопытный, игнорирующий по дурости основной принцип, доведенный до всех секретоносителей приказами и директивами под личную роспись, суть которого одна – не суй свой нос в то, что тебе знать не положено! Отход от этого принципа карался, в том числе, и в уголовном порядке. А чтобы все это выяснить по офицеру «Г» требовалось время, а также не малая изобретательность и умение применять весь арсенал средств, методов и форм оперативной деятельности.

Однажды, войдя в штаб и проходя по отделам, оперработник в коридоре встретил взволнованного офицера «Г», который пригласил его зайти в свой кабинет. Там последний рассказал, что недавно к нему заходил секретарь Особого отдела мичман «П», попросивший опохмелиться. «Г» налил ему полстакана спирта. Выпив спирт, мичман посоветовал офицеру быть осторожней, так как оперработник, курирующий штаб, «копает под него» и «обставил его своими людьми». Офицер «Г» стал возмущенно требовать у оперработника назвать причины интереса к нему. В свою очередь, оперработник не растерявшись, перевел все на шутку:

- Этот мичман «П» меньше стакана спирта у нас не пьет. Поэтому хотел и у вас еще полстаканчика заработать, прикинувшись «заботливым добрячком».

Далее оперработник посоветовал «Г» не обращать внимания на бредни пьяного мичмана, тем более такого, о котором весь гарнизон знает, что он - алкаш, и попросил «Г» оформить объяснение на имя начальника отдела. Как и следовало ожидать, «Г» отказался, сославшись на то, что он не желает портить отношения с Особым отделом из-за мичмана-алкаша. Конечно же, мичмана уволили, но после такого предательства установить причины и мотивы имевшего места «любопытства» со стороны офицера «Г», к нашему сожалению, и к счастью последнего, уже не представилось возможным.

В 1994 году я уволился в запас и выехал в Москву, где, наконец, приобрел свою кооперативную квартиру. Работал в основном по своей специальности контрразведчика: был консультантом в частном охранном предприятии, заместителем директора фирмы по коммерческой безопасности, а с 1996 года - начальником отдела экономической безопасности коммерческого банка.

В 1997 году выяснилось, что наш банк создан на деньги одной из криминальных структур сибирского города. Начались переживания, борьба с самим собой и, в конце концов в 1998 году у меня случился инсульт. Состояние было очень тяжелое, почти безнадежное. Мой верный друг и товарищ, моя жена, ночами сидела у моей постели и читала молитвы при свече. Я это сейчас хорошо помню. Состояние мое улучшалось на удивление докторов.

Сейчас я дома, пробую писать, ведь нужно что-то делать!

Каждый вечер, за молитвой, я прошу Господа, чтобы он защитил Россию, вразумил бы ее руководителей бережней относиться к нашим многострадальным людям и укреплять Армию и Флот России.