Материалы к интернет-тестированию по социологии История

Вид материалаДокументы

Содержание


Основной единицей обмена
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
§ 4. Постиндустриальное общество

Последовательным развитием системы идей индустриального обще­ства стала теория постиндустриального общества. Это понятие было сформулировано в 1962 году американским социологом Дэниелом Беллом, который позднее развил и подытожил эту концепцию в из­данной в 1974 году работе «Приход постиндустриального общества». Наиболее краткой характеристикой такого типа цивилизации могло бы послужить представление об информационном обществе, ибо ядром его является чрезвычайно быстрое развитие информационных техно­логий. Если индустриальное общество является результатом индуст­риальной революции, то постиндустриальное общество — продукт ре­волюции информационной.

Д. Белл исходит из того, что если в доиндустриальных и индустри­альных обществах осевым принципом, вокруг которого строятся все социальные отношения, является собственность на средства произ­водства, то в современных обществах, доминирующих в последней четверти XX века, место такого осевого принципа все чаще начинает занимать информация, точнее, совокупность ее — накопленные к это­му моменту знания. Эти знания выступают источником технических и экономических инноваций и в то же время становятся исходным пунктом формирования политики. Б экономике это находит свое от­ражение в том, что удельный вес и значение собственно промышлен­ного производства как основной формы экономической активности существенно снижается. Оно вытесняется сервисом и производством информации.

Сервисный сектор в наиболее продвинутых обществах включает в себя более половины занятого населения. Информационный же сек­тор, к которому «причисляются все тс, кто производит, обрабатывает И распространяет информацию в качестве основного занятия, а также кто создает и поддерживает функционирование информационной ин­фраструктуры* ', также быстро увеличивается — и в размерах, и в рос­те социального влияния.

Разумеется, сфера материального производства — ни в аграрном, ни в индустриальном секторах — не может утратить своего важного зна­чения в жизни общества. В конечном счете та же научная и вообще информационная деятельность нуждаются во все возрастающем объе­ме оборудования, а занятые в ней люди должны каждый день питаться. Речь идет лишь о соотношении численности занятых в том или ином секторе, а также о соотношении удельного веса стоимости в общем объеме валового национального продукта.

Таким образом, в цивилизации постиндустриального типа главным богатством выступает не земля (как в традиционном, аграрном обще­стве), даже не капитал (как в индустриальной цивилизации), а инфор­мация. Причем ее особенности, в отличие от земли и капитала, тако­вы, что она не ограничена, в принципе становится все более доступной каждому и не уменьшается в процессе ее потребления. К тому же она сравнительно недорога (ибо невещественна), а средства ее хранения обработки становятся все более дешевыми в производстве, что увели­чивает ее эффективность.

Техническим базисом информационного общества выступает разви­тие компьютерных технологий и средств коммуникаций. Современные средства хранения, переработки и передачи информации позволяют человеку практически мгновенно получать требуемую информацию. любой момент из любой точки земного шара. Огромный по масштабам объем информации, накопленный человечеством и продолжающий нарастать лавинообразно, циркулирует в современном обществе и впервые в истории начинает выступать не просто в качестве соци­альной памяти (например, в книгах), а уже как действующий инструмент, как средство принятия решений, причем все более часто — без непосредственного участия человека.

А теперь рассмотрим, какие социальные изменения вызывает информационная революция по избранным нами параметрам в тех oбществах, где она проявила себя наиболее отчетливо. При этом не сле­дует забывать о том, что ни одно из существующих сегодня обществ, включая наиболее продвинутые, нельзя считать полностью постиндустриальным. Речь идет лишь о тенденциях, которые в каких-то обществах проступают явно и рельефно, а в каких-то — лишь только обо­значаются.

Характер общественного устройства. В наиболее продвинутых (в направлении, задаваемом информационной революцией) обществах все явственнее обнаруживается явление, которое можно назвать уси­лением «прозрачности национальных границ», Его можно отчетливо наблюдать на примере Западной Европы. Гражданин любого из госу­дарств, подписавших Шенгенское соглашение, может беспрепятственно перемещаться в любую другую страну европейского сообщества, не оформляя визы либо какого-то иного разрешения, не проходя тамо­женного досмотра, не подвергаясь утомительной процедуре заполне­ния множества документов и бланков. Вы можете выехать утром из Германии и, проехав за день Бельгию, Голландию и Францию, оказать­ся к вечеру в Испании, ни у кого не запрашивая разрешения и даже никого заранее не уведомляя о своих намерениях. Такое становится возможным не только благодаря скорости вашего автомобиля и высо­кому качеству дорожного покрытия, но и вследствие максимально уп­рощенного прохождения пограничных постов. Столь же свободен се­годня проезд через границу между США и Канадой. Территориальные границы между государствами пока еще не упразднены, но они стано­вятся во все возрастающей степени формальными и реально существую­щими только на географических картах.

Можно предполагать, что в самом ближайшем будущем контрабан­да, которая в течение длительного исторического времени была про­фессиональным занятием множества семей в приграничных селениях практически всех европейских государств, попросту утратит свой смысл. Выгодным это занятие делали (помимо неравенства в уровнях экономического развития) перепады в размерах таможенных пошлин. Единство таможенных пошлин, упрощение и унификация правил та­моженного досмотра позволили значительно сократить персонал та­моженных служб. Утратил прежнее значение и институт пограничной стражи; лишился смысла суровый девиз прежних времен — «граница на замке». Еще одним знаменательным явлением становится все большее возрастание роли различных международных сообществ. Речь идет, прежде всего, о тех, которым правительства государств передают ка­кую-то часть своих управленческих функций и у которых возникают новые функции, не известные ранее. Если Организация объединен­ных наций с самого начала своего возникновения провозгласила отказ от всякого вмешательства во внутренние дела своих членов и от оказания влияния на них, то с другими международными организациями, образовавшимися позднее, дело обстоит несколько иначе. Целый ряд таких организаций, созданных на основе соглашений, прежде всего между западноевропейскими государствами, — НАТО, Общий рынок, ОБСЕ (Объединение по безопасности и сотрудничеству в Европе), ПАСЕ (Парламентская ассоциация европейских государств) и т. п. -уже не ограничиваются сугубо международными функциями, а начи­нают довольно активно вмешиваться во внутренние дела государств, являющихся их членами. Можно привести большое число и других примеров, более или менее явно, но не менее убедительно показываю­щих возрастание роли наднациональных формирований, управляю­щих или, во всяком случае, оказывающих влияние на судьбы отдель­ных стран и народов.

Информационная революция вносит дополнительный вклад в эти процессы. Сегодня все чаще говорят о возникновении так называемо­го «сетевого общества». Циркуляция огромных объемов информации, осуществляемая по так называемым «информационным магистра­лям» (термин Билла Гейтса), возрастает со стремительной скоростью. Информация о деятельности своего и других государств, доступная гражданам, сегодня более полна, открыта и доступна, чем когда-либо в истории: формирование «информационного общества» уже едва ли можно остановить.

Вряд ли кто-то возьмется сегодня прогнозировать, к чему, в конеч­ном счете, могут привести эти процессы. Мы только констатируем не­которые из наметившихся тенденций. Однако эти тенденции заставля­ют нас вспомнить о том, что еще классики марксизма, экстраполируя пятую формацию, предсказывали отмирание в ней государства как господствующей формы социальной организации. Институт государ­ства сегодня повсюду крепок, как никогда. И, тем не менее, одновремен­но довольно отчетливо вырисовываются контуры международного сообщества, социальной суперсистемы, которая со все более полным правом может именоваться «человечеством».

Характер участия членов общества в управлении его делами. Не­которые теоретики постиндустриального общества пытаются прогно­зировать тенденции изменений в его политическом устройстве. К их числу относится, прежде всего, американский социолог и футуролог Олвин Тоффлер. Он утверждает, что в постиндустриальной полити­ческой жизни неизбежен кризис массовой демократии, во всяком слу­чае, в той форме, которая была порождена индустриальной цивили­зацией. Тоффлер считает, что политическая жизнь формирующегося общества «третьей волны» будет строиться на основе трех ключевых

принципов.

1. Принцип меньшинства, который призван заменить прежний прин­цип большинства. Взамен прежней политической стратификации, в которой несколько крупных блоков образовывали большинство, возникает «конфигуративное общество, в котором тысячи мень­шинств, существование многих из которых носит временный харак­тер, находятся в непрерывном круговороте, образуя совершенно но­вые переходные формы»'.

2. Принцип «полупрямой» демократии, что означает, по сути, отказ от представительной демократии. Сегодня парламентарии факти­чески исходят, прежде всего, из собственных взглядов, в лучшем случае — прислушиваются к мнению немногочисленных экспер­тов. Повышение образовательного уровня и совершенствование коммуникативных технологий даст возможность гражданам са­мостоятельно вырабатывать собственные варианты многих поли­тических решений. Другими словами, юридическую силу будет все чаще приобретать и мнение, формирующееся за пределами законодательных органов.

3. Принцип «разделения ответственности в принятии решений», который поможет устранить перегрузку, нередко блокирующую деятельность институтов власти. До сих пор слишком много ре­шений принимается на национальном уровне и слишком мало -на местном (муниципальном) и международном. На транснацио­нальный уровень необходимо делегировать права принятия реше­ний по проблемам функционирования международных корпора­ций, торговли оружием и наркотиками, борьбы с международным терроризмом и т.п. Такого рода децентрализация управления обеспечит передачу части компетенции, с одной стороны, мест­ным властям, с другой — наднациональным образованиям. Господствующий характер экономических отношений. В постинду­стриальном обществе господствующую роль во все возрастающей сте­пени играет уже не столько частная, сколько корпоративная и институ­циональная собственность на средства производства. Акционирование большинства сколько-нибудь крупных предприятий, тенденция к кото­рому наметилась еще во времена Маркса, в зрелом индустриальном обществе приобретает решающее значение. Акции, символизирующие отношения собственности, становясь ценными бумагами, существен­но интенсифицируют общий процесс обращения капитала.

Однако основным признаком постиндустриального общества его теоретики считают перенос центра тяжести с отношений собственно­сти как того стержня, вокруг которого складывались все обществен­ные отношения в предшествующие эпохи, на знания и информацию'. « Например, Олвии Тоффлер усматривает здесь основное отличие от той экономической системы, которая господствовала в индустриаль­ном обществе, в способе создания общественного богатства. «Новый способ принципиально отличается от всех предыдущих и в этом смысле является переломным моментом социальной жизни*2. Одновремен­но складывается суперсимволическая система создания общественно­го богатства, основанная на применении информационных техноло­гий, т. е. на использовании интеллектуальных способностей человека, а не его физической силы. Очевидно, что в такой экономической си­стеме способ производства должен быть основан прежде всего на знаниях.

По мере развития сервисного и информационного секторов эконо­мики богатство утрачивает то материальное воплощение, которое в аграрной цивилизации ему придавала земля, а в индустриальной — капитал. Интересно, что, по мнению того же Тоффлера, возникнове­ние в постиндустриальной цивилизации новой — символической — фор­мы капитала «подтверждает идеи Маркса и классической политэко­номии, предвещавшие конец традиционного капитала»3.

Основной единицей обмена становятся не только и не столько деньги — металлические или бумажные, наличные или безналичные — сколько информация. «Бумажные деньги, — утверждает Тоффлер, — этот арте­факт индустриальной эпохи, отживают свой век, их место занимают кредитные карточки. Некогда бывшие символом формировавшегося среднего класса, кредитные карточки теперь распространены повсе­местно. На сегодняшний день (начало 90-х годов — В. А., А, К.) в мире насчитывается около 187 млн. их владельцев*4. Если вдуматься, то электронные деньги, выражаемые кредитной карточкой, это и есть информация (о степени платежеспособности владельца этой карточки)

практически в чистом виде. Экспансия электронных денег в мировой экономике начинает оказывать серьезное влияние на давно установив­шиеся взаимосвязи. В условиях конкуренции частные финансовые компании, оказывающие услуги по предоставлению кредита, начинают теснить незыблемую прежде власть банков.

Общий характер организационно-технологического уровня. Боль­шинство теоретиков постиндустриального общества — Д. Белл, 3. Бжезинский и другие — считают признаком новой системы резкое сокраще­ние численности «синих» и рост численности «белых* воротничков. Однако Тоффлер утверждает, что расширение сферы офисной дея­тельности есть не что иное, как прямое продолжение того же индустри­ализма. «Офисы функционируют по образцу фабрик со значительной степенью разделения труда, монотонного, оглупляющего и унижающе­го» '. В постиндустриальном же обществе, напротив, наблюдается воз­растание количества и разнообразия организационных форм производ­ственного управления. Громоздкие и тяжеловесные бюрократические структуры все чаще замещаются небольшими, мобильными и временными иерархическими союзами. Информационные технологии унич­тожают прежние принципы разделения труда и способствуют возник­новению новых союзов владельцев общей информации.

Одним из примеров таких гибких форм может служить возвраще­ние на новый виток «спирали* прогресса малого семейного бизнеса. «Децентрализация и деурбанизация производства, изменение харак­тера труда позволяют возвратиться к домашней индустрии на основе современной электронной техники»2. Тоффлер считает, например, что «электронный коттедж» — под этим он понимает надомную работу с использованием компьютерной техники, мультимедиа и телекомму­никационных систем — будет играть в трудовом процессе постиндуст­риального общества ведущую роль. Он утверждает также, что домаш­ний труд в современных условиях имеет следующие преимущества, * Экономические: стимулирование развития одних отраслей (элект­роника, коммуникации) и сокращение других (нефтяная, бумаж­ная); экономия транспортных расходов, стоимость которых сегод­ня превышает стоимость установки телекоммуникаций на дому. » Социально-политические: усиление стабильности в обществе; со­кращение вынужденной географической мобильности; укрепление семьи и соседской общины (neighbourhood); оживление учас­тия людей в общественной жизни.

* Экологические: создание стимулов к экономии энергии и исполь­зованию дешевых альтернативных источников ее.

* Психологические: преодоление монотонного, чрезмерно специа­лизированного труда; повышение личносгных моментов в трудо­вом процессе.

Структура занятости. Сегодня в самых продвинутых странах — там, где наиболее отчетливо проявляются тенденции постиндустри­ального общества, — один работник, занятый непосредственно в сель­ском хозяйстве, в состоянии обеспечить продовольствием уже до 50 и более человек, занятых в других секторах. (Хотя, конечно, такая эф­фективность не может быть достигнута усилиями одних только агра­риев, на каждого из которых работают, по сути, несколько человек в других отраслях экономики, обеспечивающих его машинами, энерги­ей, удобрениями, передовыми агрономическими технологиями, при­нимающих от него сырую сельскохозяйственную продукцию и пере­рабатывающих ее в готовый к употреблению продукт.)

Общие тенденции реструктуризации системы занятости в трех ти­пах обществ мы представили на диаграмме (рис. 22). Если попытаться отследить тенденции изменений по оси Z, которые отражают на это диаграмме последовательное повышение уровней развития общества то нетрудно убедиться в следующем. При переходе от одной цивилиза­ции к другой наблюдается последовательный и весьма существенный отток занятых из аграрного сектора, которые, разумеется, перераспре­деляются по другим секторам. (Сегодня в развивающихся обществ: эти процессы, вероятно, все же менее драматичны и болезненны, нежели в Европе на заре индустриальной революции.) Кроме того, наблюдается не менее последовательный и устойчивый рост таких сек торов, как сервисный и информационный. И лишь индустриальны сектор, достигавший максимума своей численности в развитых стра­нах к 50-м годам XX века, в постиндустриальном обществе замети! сокращается.


Характер поселений. Тенденция урбанизации, столь характерная для индустриальных обществ, претерпевает серьезные изменения при переходе к постиндустриальному обществу. Почти во всех продви­нутых обществах развитие урбанизации следовало S-образной кри­вой, создаваясь очень медленно, распространяясь очень быстро, затем замедляясь, а впоследствии плавно перемещаясь (иногда даже более интенсивно, нежели предшествующий период урбанизации) в обратном направлении— субурбанистического1 (т.е. пригородного) развития (Suburban way of life — «пригородный образ жизни» {...).

Компьютеризация и развитие телекоммуникаций, а также широкое внедрение компьютерных сетей дают возможность вес большему числу людей, занятых в отраслях, связанных с производством и обработкой информации, «ходить на работу, не выходя из дома». Они могут об­щаться со своими работодателями (получая задания, отчитываясь за их выполнение и даже' производя расчеты за выполненную работу) и клиентами по компьютерным сетям. В американском учебнике «The Office: Procedures and Technology» («Офис: процедуры и технологии») описана довольно типичная для постиндустриального общества ситу­ация: «Молодой человек нанимается на работу в большую компанию, расположенную в крупном городе, однако жить он хотел бы в сельской местности в 45 милях от города. Его принимают на работу в качестве специалиста по обработке текстов, и он может выполнять служебные задания, не выходя из дома. Компания обеспечивает его необходимым для работы оборудованием, включая то, которое требуется для элект­ронной передачи готовой продукции в офис компании. Теперь этот молодой работник выполняет свои служебные функции в домашнем офисе, любуясь открывающимся из окна видом на стада, мирно пасу­щиеся в живописной долине. Письма и отчеты, подготовленные им в этой уединенной деревне, немедленно получают те, кому они предназ­начены, в какой бы точке земного шара они ни находились»2.

Отметим, что такой образ жизни, вероятно, доступен лишь тем чле­нам общества, чья профессиональная деятельность носит интеллекту­альный характер. Однако мы не раз отмечали выше, что удельный вес этой категории населения в постиндустриальных обществах неуклон­но возрастает.

Уровень и масштабы образования. В большинстве продвинутых обществ начинают все выше ценить получение достаточно высокого уровня образования. Так, доля американских мужчин, обучавшихся хотя бы четыре года в колледже, выросла с 20 % в 1980 году до 25 % в 1994 году, доля женщин — соответственно с 13% до 20%. Среди аби­туриентов резко возросло соперничество при поступлении в университе­ты и институты, считающиеся лучшими (престижными). Так. в 1995 году в Гарвардский университет поступило 18 тыс., 190 заявлений о приеме на 2 тыс. мест, что свидетельствует о конкурсе в 11 человек на каж­дое место. За пять лет до этого соотношение было 8 человек на одно место'.

Однако, как это ни парадоксально звучит, на рубеже тысячелетий в полный рост встает принципиально новая проблема: борьба с фун­кциональной неграмотностью. Причем возникает она прежде всего в наиболее продвинутых обществах, где, казалось бы, уровень элемен­тарной грамотности значительно выше, чем где-либо в мире. По опре­делению ЮНЕСКО, функциональная неграмотность — это, во-первых, практическая утрата умений и навыков чтения, письма и элемен­тарных расчетов; во-вторых, такой уровень общеобразовательных знаний, который не позволяет полноценно «функционировать* в современном, непрерывно усложняющемся обществе2. Информа­ция, в отличие от материальных благ, не может быть присвоена, а дол­жна быть именно освоена (т. е. понята, осмыслена с позиций уже имеющейся в тезаурусе человека общей системы информации; раз­мещена на нужном месте в кладовой его памяти; кроме того, она должна быть готовой к извлечению и применению в нужное время и в нужном месте). А что можно сказать о «читателе», который пос­ле прочтения небольшого и совсем несложного текста оказывается не в состоянии ответить ни на один вопрос по его содержанию? Толь­ко одно: он не умеет читать (несмотря на все его аттестаты и дип­ломы). Это и есть одно из важнейших проявлений функциональ­ной неграмотности.

Россия пока еще, увы, не вполне осознала грандиозность этой про­блемы, вероятно, в силу того, что мы еще реально не вышли на рубежи высокоразвитых обществ. Возможно, именно по этой причине иссле­дование уровня функциональной неграмотности в России не прово­дилось ни в общенациональных, ни даже в региональных масштабах.

Следует отметить, что в большинстве развитых стран сведения о то­тальном росте функциональной неграмотности вызвали не только обе­скураженность, но и адекватную реакцию в политических кругах. Опи­раясь на данные и выводы упомянутого выше доклада Национальной комиссии, тогдашний президент США Рональд Рейган потребовал от Конгресса выделения солидных ассигнований на кампанию борьбы с функциональной неграмотностью. Его преемник Джордж Буш в пе­риод своей предвыборной кампании принял на себя обязательство стать «президентом образования». На третьем за всю историю США совещании президента со всеми губернаторами штатов (сентябрь 1989 года) было сделано заявление, предусматривающее выдвижение таких целей в области образования, которые «сделают нас конкуренто­способными» '.

Характер развития научных знаний. Важнейшей движущей силой изменения в постиндустриальном обществе выступают автоматиза­ция и компьютеризация производственных процессов и так называе­мые «высокие технологии». Ускорение изменений во второй полови­не XX века вообще тесно связано с быстрым совершенствованием технологических процессов. Значительно сократился временной про­межуток между тремя циклами технологического обновления: 1) воз­никновением творческой идеи, 2) ее практическим воплощением и 3) внедрением в общественное производство, Б третьем цикле зарож­дается первый цикл следующего круга: «новые машины и техника ста­новятся не только продукцией, но и источником свежих идей»2.

Новая технология, кроме того, предполагает новые решения соци­альных, философских и даже личных проблем. «Она воздействует на все интеллектуальное окружение человека образ его мыслей и взгляд на мир», — утверждает Олвин Тоффлер3. Ядром совершенствования технологии выступает знание. Перефразируя изречение Ф. Бэкона «знание — сила», Тоффлер утверждает, что в современном мире «зна­ние — это изменение», другими словами, ускоренное получение знаний, питающих развитие технологий, означает и ускорение изменений.

В социальном развитии в целом прослеживается аналогичная цепь: открытие — применение — воздействие — открытие. Скорость перехо­да от одного звена к другому также значительно увенчивается. Пси­хологически людям трудно адаптироваться к множеству изменений, происходящих в кратчайшие сроки. Тоффлер характеризует ускоре­ние изменений как социальную и психологическую силу — «внешнее ускорение преобразуется во внутреннее»4. Положение об ускорении изменений и их социальной и психологической роли служит обоснованием перехода к некоему «супериндустриальному» обществу. Нам представляется, что наиболее удачным названием такого социума дол­жно стать «информационное общество».