Очки Адмирала
Вид материала | Документы |
СодержаниеГлава 2 Дом под горойНа стекло окна со стороны улицы ветер налепил несколько красно-оранжевых кленовых листьев. |
- «морской государственный университет имени адмирала Г. И. Невельского», 3360.78kb.
- Программа создает два разных изображения для каждого глаза на двух видео страницах,, 427.89kb.
- Правительстве Российской Федерации и Центра адмирала Федора Ушакова. Сроки проведения, 43.93kb.
- Военно-морская академия имени Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова, 175.94kb.
- Два века назад в Ахтиарскую (Севастопольская) бухту вошла эскадра парусных кораблей, 5390.52kb.
- 117042, г. Москва, ул. Адмирала Лазарева, д. 52, корп. 3; тел. +7(495) 500-91-58;, 1396.81kb.
- Адмирала Флота Советского Союза С. Г. Горшкова, возглавлявшего вмф почти 30 лет. Справедливо, 74.17kb.
- Роль адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова в Великой Отечественной войне, 57.33kb.
- «Фестиваль знаний» литература, 95.72kb.
- Урок литературного чтения по теме «И. А. Крылов «Мартышка и очки», 161.41kb.
Глава 2
Дом под горой
На стекло окна со стороны улицы ветер налепил несколько красно-оранжевых кленовых листьев.
Король морщился и сутулился:
— Холодно...
Министр смотрел ему в спину. Король был даже со спины мрачен и как-то по-домашнему уютен, напоминал не то мятую подушку, не то половик у двери.
— Это просто ветер в окно, Ваше Величество, вот и сквозит.
Король отвернулся от окна и посмотрел в зеркало. И даже выпрямился.
— Слушайте-ка, Министр... Вы замечаете, что на мне?
— Мантия и тапочки?
— Нет... Вот, смотрите, я же весь в обстоятельствах!
— Ох, и действительно. Надо же! Я и не замечал раньше... Ваше Величество, и как вас только угораздило?..
Король подозрительно посмотрел на Министра.
— Вы смеётесь надо мной?
— Что вы! Я просто думаю...
— Как меня так угораздило, если я с утра до вечера ничего не делаю?
— Так как раз поэтому, Ваше Величество. Человек, который всё откладывает на потом или на меня, рано или поздно зарастает жизненными обстоятельствами... О! От них не так-то просто избавиться!
— Я не человек, я король.
— А это всё равно. Король тоже в каком-то смысле человек.
Король усмехнулся.
— Всё-таки вы как были, так и остались деревенщиной, Министр, и в роду у вас были разбойники.
— Конечно! – радостно согласился Министр, — И революционеры. Поэтому я до сих пор цел, а вы до сих пор у власти.
Король ещё раз с большой опаской посмотрел в зеркало:
— Знаете, Министр, чем зеркало отличается от простого оконного стекла?
— Чем?
— Тем, что там ещё и себя можно увидеть. Меня потрясает чудовищная осмысленность этой поверхности... Почему меня так привлекает это волшебный мир — в зеркале?..
Король благоговейно провёл по зеркалу пальцем... Выглядел он при этом каким-то... Спятившим.
— Я сейчас... — Министр ухмыльнулся и вышел.
Он вернулся через минуту, когда Король потихоньку размазывал что-то по зеркалу. Скорее всего, он просто не вымыл после обеда руки.
Министр держал в руке мокрый кленовый лист.
— Ваше Величество, подвиньтесь-ка немного...
Министр прилепил лист к поверхности зеркала.
Король отшатнулся. На лице его был ужас...
— Вы чудовище, Министр... Нельзя так играть с миром! Вы же испортите его...
— Я просто хотел показать вам, Ваше Величество, что мир – это не то, что есть на самом деле, понимаете? Вот, смотрите – всё как за окном, и вы там тоже есть, и я...
— Врёте вы всё, — мрачно выдавил из себя Король. — Нет там ничего. И меня нет, и вас, и вообще... Это зеркало.
— А лист?
Король раздражённо сорвал мокрый лист и швырнул его на пол.
— Не делайте так больше никогда, Министр! Слышите? А то я вас казню.
— Ваше Величество, отчего вы так боитесь быть тут? Что вас беспокоит?
— Меня беспокоит то, что тогда меня начинают трогать пальцами. А это нельзя! — Король вдруг стал похож на учителя младших классов школы. — Король — это наше всё! Без Короля подданные не будут вести себя хорошо, а коровы не будут пастись, а доярки не будут добывать молоко...
— Доить...
— Помолчите, Министр! Добывать молоко... Ну вот, вы меня сбили... А лесорубы не будут рубить лес, а министры... — тут Король притормозил и задумался. — А министры... Слушайте-ка, Министр... А чем вы, собственно, заняты с утра до вечера? Я что-то не помню, чтобы вы когда-то чем-то были заняты! За что я вам плачу?
— А вы и не платите, — обиделся тот. — Хм... Хорошим бы я был подданным, если бы вам удалось хоть раз застать меня за работой... Вот, повар работал так, что было заметно. И где повар-то?
Король несколько смутился... Что-то было в словах Министра такое, в чём несомненно был смысл.
— Понимаете, Ваше Величество, работа – это как лист на зеркале, и вся наша жизнь примерно такая... Как только что-то начинает слишком уж бросаться в глаза, это что-то или выбрасывают или пишут с этого картину маслом... Эх, как я вам завидую, Ваше Величество, как я вам завидую...
По щеке Министра скатилась суровая мужская слеза...
— Господи, Министр!.. Что это с вами? Утешьтесь, мне сейчас некогда вас казнить... Я весь в обстоятельствах...
— Потому и плачу, Ваше Величество. Вы их видите, эти обстоятельства, а я уж который год их не замечаю. Вы несомненно самонастоящий и совершенно живой Король. А я — тень себя...
— Утешьтесь, говорю вам! — Король подбоченился и с невероятно довольным видом ещё раз посмотрел в зеркало, на котором остался след от осеннего кленового листа. И голос Короля был преисполнен ликованием, когда он гордо произнёс:
— Зато я не в себе.
***
Адмирал проснулся утром и подумал: “Свет, падающий с небес – это хлеб”.
Солнце било ему в глаза, и он довольно жмурился, принимая золотой поток всем сердцем. Адмирал вспомнил, как однажды был маленьким, и этот свет будил его по утрам. Утро наполняло деревянный дом и радовало каждую маленькую тварь, живущую в нём – был ли это кот, мышонок, жучок, маленький Адмирал.
Поток света, щекочущий нос, пошевелился и переполз с носа на сено...
В деревнях и городках Адмирала встречали по-прежнему приветливо, даже не потому, что помнили о нём, а потому, что Адмирал неизвестно каким свойством своего сердца умел согревать чужие и очерствевшие и слишком размякшие сердца.
“Солнце, радость моя, свет мой, тепло моё... Солнце, согревающее мир, здравствуй!”
— Здравствуй! — ответил кто-то...
Голос прозвучал вроде бы и снаружи, а вроде бы шёл изнутри. Адмирал удивился и подумал: “Это же надо!”
И вдруг понял, что его кто-то ждёт. Знакомо ли вам странное чувство, когда вы идёте себе, идёте — и вдруг понимаете, что с вами кто-то поздоровался?
Люди обычно нагибаются к цветку или кошке, думая, что это они. И обычно кошка или цветок отвечают на приветствие. Но ведь бывает и так, что вроде бы вообще никого нет вокруг. Вокруг никого и не было.
Адмирал собрался было потянуться, но что-то застеснялся, понимая, что если кто-то, кого нет, сказал ему “здравствуй”, то, по крайней мере, и самое меньшее, следует быть вежливым и вести себя прилично.
Адмирал встал и огляделся. Наверное, нет ничего более пышущего жизнью, чем сеновал с решетчатым окном, через которое льётся поток солнечного света... Разве что вот свежевыпеченный черничный пирог.
В дверь постучали.
Адмирал подошёл к двери, по дороге вытаскивая из помятого мундира травинки и принюхиваясь к восхитительному запаху, который просочился сквозь дверь.
Это был как раз черничный пирог, и при нём состояла хозяйка дома, где остановился переночевать Адмирал, который шёл домой.
— Это вам. Позавтракайте. Ведь уйдёте, наверное?
Хозяйка улыбнулась.
— Уйду, — улыбнулся в ответ Адмирал.
— А куда вы идёте?
— Домой.
— А где ваш дом?
И тут Адмирал понял, что не помнит, где его дом. Долгие годы службы как-то вымели из памяти... Адмирал бы нипочём бы не ошибся и не оступился по дороге к дому и нашёл бы его наверняка, в этом у него не было сомнений... Но вот так взять и сказать — “Мой дом там-то и там-то, город такой-то, улица такая-то, первый поворот за домом булочника к реке...” Нет. Ничего не выйдет. Адмирал как-то очень отчётливо это вдруг понял.
— Я не знаю... — чуть ли не жалобно ответил Адмирал.
— Ого! — уважительно отозвалась хозяйка. — Как же можно идти домой, не зная, где он?
— А вот так вот, — грустно ответил Адмирал. — Поев вашего чудесного черничного пирога.
— Знаете, — умудрённым опытом голосом сказала Хозяйка, — я вот часто думаю, что некоторые люди не знают, чего хотят. Они бродят без цели от дома к дому, где-то заработают себе кусок хлеба, где-то переночуют, где-то что-то украдут. Так вот, — голос Хозяйки стал строгим и даже немного суровым. — Вы-то не из таких. Даже если вы не помните, куда идёте, вы всё равно попадёте туда, где вас ждут. Так что не торопитесь и задержитесь-ка ещё на денёк. Вечером к нам приедет хозяин хутора, что стоит под горой за деревней. Это старик... Он живёт там один-одинёшенек уж который год и приходит в деревню только затем, чтобы разжиться снедью и молоком. У него нет ни хозяйства, ни родственников, но он очень богат. Вам бы посмотреть на него...
Адмирал никогда не противился новым знакомствам, каждый новый человек радовал его. Ну, и потом, раз уж сделал такое открытие... Надо же... Забыть, где Дом, к которому он стремился всем сердцем... Это надо было переварить. Вслед за черничным пирогом, разумеется. И Адмирал согласился.
***
Вечер наступал медленно, так, словно валился с небес на землю киселём.
Дом Хозяйки стоял на окраине деревни, и за последним забором вдаль тянулось поле и холмы, а возле забора спала собака. Адмирал стоял рядом с забором, тот был какой-то необычный — местами плетёный из веток, а местами — просто брёвна были прибиты к поперечным столбам. На одно из брёвен Адмирал и облокотился и смотрел вдаль.
В низинах под холмами собирался туман, и стало вдруг отчётливо холодно. А потом стало очень холодно и сыро, и Адмирал повернулся к дому.
И вдруг увидел Старика — тот шёл по тропинке, и ноги его были по колено в тумане. Позже Адмирал подумал, что узнал бы его из тысячи — тот горбился как-то особенно угрюмо, нёс в одной руке корзинку, а походка... Так кот идёт по мокрой земле, потряхивая лапами, с таким особенным выражением на морде — одновременно лёгкого недоумения и безграничной брезгливости. Туман шарахался от ног старика в стороны.
Старик отодвинул одно из брёвен забора — оно оказалось неким подобием калитки, — и прошёл мимо Адмирала, не поздоровавшись. Собака проснулась и проводила старика недовольным взглядом.
Туман сгустился и укрыл низину, а на небе показались звёзды, слегка подёрнутые дымкой.
Стало как-то тревожно и нехорошо – словно перед грозой, но по всем морским приметам дождь не имел сейчас права идти, просто никак.
Адмирал собрался уже идти на сеновал, как дверь дома открылась, и на пороге показался Старик. Свет словно огибал его тень. По крайней мере, так показалось Адмиралу.
Старик вытер ноги о траву (зачем?!) и направился к забору.
Отодвинув в сторону бревно, повернулся к Адмиралу, и тот увидел его лицо. Словно сумрак поселился в душе и избороздил лицо этого человека, словно все тёмные горькие мысли собрались у него в голове и обсуждали смерть Солнца, словно все утраты, какие могут быть на свете, уже случались с ним, и не по одному разу.
— Идёмте, — сказал Старик.
Адмирал немного удивился и спросил:
— Куда?
— Со мной. Вы ведь один из этих попрошаек, у которых нет своего дома, и они шарят по чужим, чтобы их пожалели и приютили добрые люди. Так или не так? А если и не так, всё равно идёмте...
Адмирал отшатнулся — столько ненависти было в этом голосе...
Старик посмотрел на него исподлобья:
— Ну, что уставились? Не нравлюсь? Идёмте, я сказал. Ладно, если это может потешить ваше самолюбие — это надо мне, чтобы вы пошли со мной. Я хочу с вами поговорить. Вы ведь тот самый Адмирал, что может подарить человеку счастье? А мне оно надо.
— Да нет, я просто Адмирал...
— Тоже, простак нашёлся. Ладно, обойдусь...
Старик грохнул бревном и отправился восвояси. Шагов через десять остановился и, не оборачиваясь, глухим голосом спросил:
— Ну, идёте?
Адмирал удивился самому себе и легко перепрыгнул через забор. Не сказать, что это было для него просто, — но из чистой вредности вдруг получилось.
Они шли по темнеющей ложбине, и становилось всё холоднее и холоднее. Старик молчал, тропинка петляла, затем вдруг поднялась к небу, на высокий холм.
Внизу был дом.
И тут – Адмирал словно увидел — увидел внутри себя — этот дом... Он увидел, как пройдут торопливые годы и иссушат черепицу на крыше добротного каменного здания. Он услышал, как будет хлопать незапертая дверь, как обрушится пол верхнего этажа, и кривые гнилые балки будут торчать там и сям. Он увидел лучи солнечного света, пронизывающие пыльное пространство и пугающие мышей в кладовке. А потом он увидел бурю, которая уронит крышу и насквозь промочит дом потоками ливня. Будет осень, зима, а потом – весна и в гостиной вырастет куст одичавшей смородины, а под остатками крыши птицы совьют гнездо...
А ещё через год, собрав свой немудрёный скарб, из дома выйдет домовой, вздохнёт, и, перекинув через плечо узелок, уйдёт, стараясь не оборачиваться...
И тут пошёл живой, настоящий, невыдуманный, ледяной дождь из неизвестно откуда взявшейся тучи. Дождь был промозглым и осенним, и, когда путники добрались до дома Старика, они промокли насквозь.
Старик сунул Адмиралу кусок пирога и сказал:
— Ступайте на сеновал и спите там. Вот вам еда, а воды там предостаточно.
Это был совсем другой сеновал.
Крыша местами была дырявой, из дыр текли ручейки воды, сено было слежавшимся, в углу валялся скомканный ком тряпок и дурной запах переполнял и пропитывал сарай. Адмирал вышел на улицу, взял из стоявшей под навесом телеги охапку свежего сена и с опаской стал выбирать место, где угнездиться на ночь. В конце концов он устроился у самой двери, там воздух был свежим и не таким промозглым. Адмирал поел пирога, и его сердце наполнилось теплом и благодарностью Хозяйке. И вскоре он уснул.
Проснулся Адмирал в полночь, стуча зубами от холода.
Дверь открылась, и на пороге Адмирал увидел старика, держащего в руке горящую свечу. Хозяин прикрывал ладонью тонкий язычок пламени от пронизывающего ветра. А за дверью с неба сыпались белые мухи – пошёл снег, наступала поздняя осень...
— Идёмте в дом, — сказал старик, — тут скоро всё засыплет снегом... А я хотел с вами поговорить.
Адмирал встал. Это получилось не сразу — от холода свело руку.
По следам Хозяина они направились к дому — в темноте он выглядел ещё жутче, чем днём, — махина серых сырых стен с мёртвыми мокрыми окнами, — только в одном из них еле-еле тлел свет масляной лампы.
А снег валил уже вовсю.
Горячий чай пришёлся к месту — Адмирал взял кружку в руки и грелся об неё.
— Вы хотели о чём-то поговорить? — спросил Адмирал.
Хозяин исподлобья в упор посмотрел на Адмирала.
— Да вот уж не знаю, стоит ли... Тот ли вы человек?
Адмирал засмеялся:
— Тот, наверное, другого-то тут нет.
— Вы мне не нравитесь.
Адмирал смутился. Что-то было такое во взгляде старика, что заставляло чувствовать вину перед ним. Очень странное чувство — вроде, познакомились всего-то несколько часов назад.
— Слушайте, может, я пойду, а? — жалобно спросил Адмирал.
— Куда вы пойдёте? — горько ответил Хозяин.
— На свободу! — выдохнул Адмирал.
— Да бросьте... Кому она нужна, эта свобода. Вот! Я — свободен. Об этом и хотел с вами поговорить. Пейте пока чай и слушайте.
— Я слушаю, — улыбнулся Адмирал.
— Дети... Терпеть их не могу. У меня были свои — они бросили меня. Они выросли жестокими и забыли обо мне. Я старался всё для них делать — я покупал им самые умные книги и самые дорогие игрушки... А они забыли меня за неделю и уехали...
— Неделю? — удивился Адмирал. — Это же безумно много... Дети очень быстро забывают взрослых — три дня вполне достаточно.
— Негодяи! А ещё приходят по утрам — эти, из деревни... Не мои, но ничем не лучше. Смотрят на меня, хихикают. Иногда бросают в меня камни. Однажды разбили окно. Ненавижу. Злые, двуличные, хитрые... Мне не угнаться за ними — я немолод уже...
— Слушайте... — попытался возразить Адмирал.
— Нет, это вы меня слушайте! — перебил Хозяин. — И помалкивайте пока...
Адмирал пожал плечами.
Хозяин сгорбился, стал словно меньше в два раза и сказал:
— Мне счастье нужно. Я разучился смеяться, я всё время думаю о своих детях — где они, что с ними, читают ли умные книги, хорошо ли ведут хозяйство, какая у них семья и правильно ли они воспитывают своих детей. Я всё время думаю, понимаете? У меня не остаётся времени ни на что другое... А я хочу ещё что-то сделать... Полезное. Вот, дом разваливается, крышу чинить надо, скотина разбежалась...
— Так может быть, сходить к ним в гости?
— Ага, — злобно рявкнул старик, — и вы туда же! Что ж вы думаете, я не ходил?! Ходил, ходил, не сомневайтесь! Вот, ходил, ходил... Они и уехали...
— О!
— Что — о?! Уехали, и не сказали — куда. Один заявил, что лучше будет жить за морем, зато наверняка меня больше не увидит.
— Что же вы с ними такое делали?
— Хотел им счастья!
— Ой-ой-ой... — испугался Адмирал — Что же вы натворили?.. Нельзя хотеть счастья для детей, они же никогда его не найдут. Они получат ваше счастье, а на что оно им? Это уже будет Беда...
— Вот я и хочу его теперь — для себя! Есть у вас лишнее?
— Есть, много, — но оно всё моё...
— Почём?
— Да берите, сколько влезет... Бесплатно... Но... Я не знаю, как вам его дать. Я этого никогда не делал.
— Тьфу ты, я так и знал, что с вас толку не будет... А как же люди говорят, что вы — тот человек, который может сделать человека счастливым?
— Я не могу, что вы. Я сам... Не очень счастлив. Я вот забыл, где мой дом.
— Хотите — этот отдам? Только помогите мне.
— Но — как?! — возмутился Адмирал, а потом жалобно попросил: — Слушайте, дайте мне подумать, хорошо? Я не понимаю... Как можно сделать то, что вы хотите.
— Думайте пока. А я спать пойду.
Адмирал долго-долго думал... Мысли не сдавались — бродили по далёким краям и не желали оттуда возвращаться. Адмирал вспоминал все дни своей жизни и не понимал, как можно сделать человека счастливым. Все, кого он знал прежде, обычно радовались жизни, а счастливыми становились естественным путём, когда переставали жаловаться и стонать и находили какой-то маленький подарок, которого им не хватало... А потом Адмирал нашёл веник и подмёл кухню.
Это помогло.
Адмирал взял свечу, зажёг её от лампы и поднялся наверх по лестнице. Он долго искал спальню, и, когда нашёл, вошёл туда, Хозяин спал, и сны ему снились спокойные и добрые. Лицо старика разгладилось, и он сопел, как младенец... И даже не производил впечатления несчастливого человека.
Адмирал потряс его за плечо. Хозяин недовольно проснулся.
— Что вам?
— Слушайте, я тут подумал... А идёмте со мной?
Хозяин аж сел.
— Куда это? Идёмте?
Адмирал улыбнулся, пожал плечами и помотал головой — не знаю, мол...
— Идите спать, уважаемый Адмирал. Вы плохо соображаете ночью. Дайте мне отдохнуть.
Хозяин покрутил у виска пальцем, лёг, укрылся с головой одеялом...
Адмирал постоял рядом с кроватью... Горячий воск со свечки упал ему на руку — он даже не заметил.
Повернувшись к двери, он промямлил про себя:
— А всё-таки это была неплохая мысль. Да вы и не устали...
Адмиралу показалось, что старик под одеялом не то хмыкнул, не то хихикнул.
***
Адмирал отлично выспался на кухне — на лавке у печки. Он как следует подбросил дров и ещё сходил на сеновал и принёс оттуда часть старой ветоши, чтобы сжечь её. Немного воняло, но ничего страшного, на раскалённых углях грязь быстро превращается в тлен.
А затем он приготовил завтрак — разогрел остатки пирога и сварил несколько яиц. Нашёлся и хлеб, но чёрствый. Адмирал завернул его в мокрое полотенце и положил в духовку – погреть. Через некоторое время на кухне запахло хлебом. А не мышами.
“В этом доме не хватает кота” — подумал Адмирал.
Чуть потрескивали в печке дрова, и, кроме этого, не было слышно ни звука. Было невероятно тихо. И в этой странной тишине Адмирал услышал музыку. Тихая, глубокая и светлая музыка звала его идти дальше. Адмирал отодвинул занавески на окне и увидел, что двор занесло снегом по колено.
“Поэтому и тихо” — подумал Адмирал.
Ни тропинки, ни травы не было больше видно, что несколько озадачивало... К дому старика Адмирал шёл почти в темноте, так что не очень был уверен в том, что удастся найти обратную дорогу.
Хозяин, видимо, ещё спал.
Адмирал снова посмотрел в окно и увидел за забором стайку деревенских детей.
Они катали из липкого снега огромные комья и строили из них крепость.
Адмирал подумал — а в самом деле, отчего дети играют тут, а не возле своих домов, в месте, где их либо обругают, либо вообще, может, даже побьют. Если поймать удастся. Но тут же усмехнулся про себя, когда вспомнил, как сам построил когда-то дом на ветвях черёмухи над бурливым и не очень чистым ручьём. Ага... Ручей и черёмуха там были... Адмирал обрадовался, что вспомнил, и решил выйти пройтись до забора.
Ноги проваливались в снег, но ветра не было и, казалось, было даже теплее, чем вчера — под дождём. Свет был бел и ярок и резал глаза.
Дети заметили Адмирала и обрадовались... Адмирал слепил снежок и попытался попасть в столб у забора. И попал. И не один раз. Дети сначала присоединились, но потом стали играть в снежки друг с другом и незаметно втянули в весёлую игру Адмирала. Перебегая от столба к столбу, все и не заметили, как оказались во дворе дома.
Адмирал смеялся и подпрыгивал на месте — снег был у него за шкиркой, за пазухой, в сапогах и во рту. Особо удачно прицелившись в одного из мальчишек, Адмирал метнул снежок...
...На крыльце дома стоял Хозяин, опираясь на палку... Шапку Адмирал с него сбил. Седые волосы перемешались со снегом, широко раскрытые глаза гневно сверкали, хотя и на бровях тоже был снег, а один глаз прищурился, потому что и туда попало.
— Развлекаетесь? — сурово спросил он. — А ну, вон отсюда!
Дети замерли и испугались. Самая маленькая девочка заплакала.
— Извините, — сказал Адмирал. — У меня получилось случайно.
И тут почувствовал, как в нём закипает гнев. Смешливые и весёлые дети, чудесное снежное утро, в общем, ещё вполне целый и крепкий дом, особую утреннюю радость и игру — всё это испортил старик одним своим появлением и грубостью.
— Извините, — ещё раз повторил Адмирал. — Я случайно. Нарочно я бы сделал вот так...
Он медленно наклонился, скатал прочный и хороший снежок и со всей силы запустил его в Хозяина. И удачно попал.
Дети дружно охнули.
Старик замер, словно окостенел.
Он не двигался секунд десять, затем по его щеке скатилась слезинка.
Он пристально посмотрел на Адмирала, затем повернулся спиной, сгорбился и собрался было уйти в дом.
Но получил ещё один отличный пинок снежком в спину. Более увесистым.
Старик задышал как-то особенно тяжело, остановился, ещё больше сгорбился, повернулся лицом к окружающему миру, потом ревматически присел, медленно-медленно скатал снежок и с такой яростью и силой запустил его в Адмирала, что тот, шарахнувшись в сторону, упал в сугроб.
Снег попал в глаза, и, когда Адмирал протёр их, он увидел странное зрелище. Хозяин смотрел на него и... смеялся? Он не то кашлял, не то каркал... Но складки у него на лбу разгладились. Затем старик отбросил прочь палку, выпрямился, повернулся и твёрдым шагом ушёл на кухню.
И оставил открытой дверь.
***
— Министр! Подойдите-ка сюда!
Король был в приподнятом и добродушном настроении. Ночью выпал снег и засыпал аллею в саду. Вокруг аллеи громоздились памятники выдающимся людям королевства.
Министр оторвал себя от бумаг и подошёл к окну.
— Надо поставить памятник Адмиралу. Вон там — между Министром Просвещения и Портретистом. Там у нас как-то пустовато.
Министр подумал немного и засомневался.
— Адмиралу, наверное, не стоит ставить памятник. Он всё-таки ушёл куда-то, и мы ничего о нём не знаем. Отзывы положительные... Ну, а вдруг натворит чего?
— Ну и что? Пусть творит. Вон, Министр Просвещения на склоне лет подрабатывал цензором, и ничего... Стоит.
— Ага. Знаете, как в народе говорят — поставил памятник, чтобы забыть историю.
— Ну вот, я и говорю.
— Адмирала рано списывать. Что-то мне подсказывает, что мы ещё о нём услышим.
— Хочу памятник, — сердито заявил Король.
— Поставьте себе.
Король обиделся.
— То есть меня списать — можно, да?
— Даже если так, этого всё равно никто не заметит. Король — это самое незначительное лицо в королевстве. За вас думают, за вас принимают решения, вами руководят обстоятельства и взяточники... Вот, я руковожу иногда...
Король не на шутку разозлился.
— Тогда я поставлю памятник вам.
— Мне?! За что?
— Вам. И только попробуйте со мной поспорить!.. За образцовое несение бремени. Вот так вам. Молчите лучше, — Король сделал угрожающий жест, — а то казню.
И, страшно довольный собой, отвернулся к окну.
Министр вздохнул.
— Ладно, ставьте. Посмотрим, как менестрель выкрутится. Ох, придётся ему попотеть, пока сочинит про меня что-то осмысленное. Я пресный.
— Нет, Министр, — задумчиво произнёс Король, — вы не пресный. Вы зануда. Я никак не могу понять, как вам удаётся править королевством, когда вы сами совершенно неуправляемы. Я порой думаю, что единственный способ убедить вас в чём-то — это отрубить вам голову. И потом продолжить беседу.
— Ваше Величество!
— Да не волнуйтесь вы. Не отрублю. Мы с вами — как две руки, притом вы — та, которая умеет пользоваться столовыми приборами...
Министр вздохнул ещё раз.
Король засмеялся:
— А про Менестреля — это да, забавно... Надо будет посмотреть. Я как-то привык уже к его балладам. Мы пишем историю по его бреду. Он ходит по вечерам между памятниками и то поёт, то завывает.
— Уже не поёт. Ушёл неделю назад. Домой. Сказал, что слишком оторвался от Истоков и ему нужно дыхание Родины, чтобы заново почувствовать себя полноценным поэтом. Что-то в этом роде.
Король удивился:
— Как это — ушёл? Да он всю неделю завывал под окнами, не верите мне — вон, фрейлин спросите — они тоже слышали.
— Ушёл он, — упрямо повторил Министр.
— А кто пел? Пел-то кто, я вас спрашиваю?!
— Это его Душа.
— Так не бывает, не смешите меня, Министр. Душа является человеку под руку с совестью, а у Менестреля совести не было — он же всё время врал.
— Была у него Душа. Его очень не любили.
Король нахмурился.
— Поясните.
— Менестрель устроен почти как король — ему постоянно нужен кто-то, чтобы им восхищались и хвалили. Поэтому его никто не любил. Вот, скажем, фрейлины... Мы же их воспитываем так, чтобы они умели восхищаться и хвалить, они бегают за теми, кого мы официально признаём годным для этого предметом. А тут приехал Капрал.
— А при чём тут Капрал?
— Очень красивый, — засмеялся Министр, — и туп, как пробка. Все фрейлины теперь на него засматриваются. И он стоит под вашей дверью чуть не круглые сутки. Ну, народ и подумал, что это ваш... как бы это сказать... Фаворит... Вместо Менестреля.
— Стоит? Под дверью? А что он там делает?
— Бдит.
— Гоните его в шею, Министр, а?
— Выгоню, пожалуй... потом. Он не очень опасен. Он ни разу в жизни не думал. Я наводил справки в армии, там никто за ним этого не заметил... Держим потому, что бунтовать не будет. Ваше Величество, давайте я его потом уволю. Вот вернётся Менестрель...
— А может, отрубим голову? — с вожделением спросил Король.
— Не надо. Он у нас пока за народного героя. Может получиться революция.
***
Адмирал собрался идти дальше.
Утром он зашёл в кухню, чтобы перекусить чем-нибудь на дорогу.
Хозяина не было. Адмирал подумал, что тот спит — но вдруг услышал какой-то стук во дворе и выглянул в окно. Хозяин выносил старую ветошь с сеновала. Ему помогал один мальчишка, а второй разжигал костёр за забором, чтобы сжечь мусор. На кухне было чисто, и даже посуда была помыта. Плохо помыта, но, в общем, она была намного чище, чем обычно.
Адмирал вышел во двор и поздоровался с детьми и Хозяином.
Тот спросил:
— Уходите?
Адмирал кивнул. Хозяин замялся...
— Не могу настаивать, но было бы хорошо, чтобы вы остались на некоторое время... Я совсем разучился жить. У меня с трудом получается — всё время хочется кому-нибудь нагрубить или кого-нибудь взгреть... Если бы вы были под рукой, я бы вам нагрубил, и мне бы полегчало... Останьтесь на зиму. Дороги всё равно скоро заметёт, и потом... Говорят, вы всё равно не помните, где ваш дом. Так куда же вам тогда спешить?
Адмирал снял фуражку и потёр лоб. Потом почесал затылок. Потом сказал:
— Хорошо, я, пожалуй, немного помогу вам.
Хозяин обрадовался, вдохнул побольше воздуха и мрачно заявил:
— Ну и хорошо. Вы бездельник и человек, который не знает жизни. Вы забывчивый тупица и попрошайка. Вы натравили на меня этих маленьких негодяев, и они повсюду путаются у меня под ногами. Идите в кухню, и хоть картошку почистите, должна же быть от вас хоть какая-то польза, а, если хотите, так и вовсе убирайтесь отсюда...
— Полегчало? — участливо спросил Адмирал.
— Нет, — мрачно буркнул Хозяин, — да и вам не поздоровится, если не пойдёте чистить картошку.
— Иду...
Адмирал подошёл уже к крыльцу, когда Хозяин прошептал себе под нос, но так, чтобы было слышно:
— Я стараюсь...
***
В свой срок пришла весна.
Сначала снег осел. А потом зазвенели весенние воды, прозрачные и холоднее льда. А потом солнце припекло, и в прогалинах показались коричневые осенние листья и пучки зелёной травы.
Хозяин тоже стал таять. Мальчишки уже реже приходили к нему, он сам всё чаще и чаще появлялся в деревне, а потом как-то даже не пришёл домой на ночь — остался на весенний праздник.
А Адмирал в ту ночь почувствовал едва слышный, но звонкий, как зуд комара, зов. И решил, что ему пора идти.
И на следующий же день сказал об этом Хозяину.
Тот подумал немного и произнёс:
— Я должен быть благодарен вам за то, что вы сделали со мной. Но сейчас — щемит что-то в сердце, — поморщился старик, — и... Я не могу в полной мере, ну, вы понимаете. Что же... Раз вам надо идти, ступайте с Богом.
— Ну... — помялся Адмирал, — тогда я пошёл...
— Вот так, сразу?
Адмирал пожал плечами.
— Да. — И, словно извиняясь, добавил: — Меня словно зовёт что-то. Надо мне...
Хозяин понимающе кивнул.
— Я провожу вас. В деревне зайдите в гостиницу — там оставили для вас новую обувь и кое-что собрали в дорогу. Ну, нечего тянуть, идти, так идти.
У Адмирала давно почти ничего не осталось из пожитков, он увязал в узелок последние и улыбнулся. Солнце садилось, опять было по-весеннему стыло, но воздух был прозрачен, как вода в весеннем ручье, и наступал вечер — тихий и удивительно спокойный.
***
Они поднялись на холм, и Адмирал последний раз обернулся и несколько минут смотрел на дом старика. Ему вспомнилось то, что он видел.
Хозяин стоял рядом и молчал. Потом...
Адмирал увидел ветер.
Ветер тихо-тихо тёк над домом, словно охраняя его. Окна вдруг загорелись отражением закатного солнца.
“Но ведь так не бывает, — с удивлением подумал Адмирал, — ведь дом-то — внизу...”
Хозяин как-то глухо сказал:
— Вот, вспомнил... В детстве любил стоять тут и летать.
Адмирал кивнул. Ему было грустно и светло одновременно.
Старик усмехнулся и спросил:
— Полетаем на дорожку?
Адмирал сказал:
— Я старый уже, последний раз летал во сне — очень давно. Я, наверное, и не вспомню, как это делается.
— Просто. Закрыть глаза и оторваться от земли. Со мной случилось что-то такое... Что я, кажется, смогу...
Адмирал осторожно потоптался — земля была мягкой и податливой.
— Ну, наверное, можно попробовать, но я не уверен... Холодно вообще-то.
— Да ладно вам. Я же пошутил, — усмехнулся Хозяин.
Адмирал услышал странную нотку в его голосе — разочарования, тонко перетекающего в тишину того немощного отчаяния, в котором Адмирал встретил этого человека впервые.
Адмирал решился:
— Ладно. Полетели.
Он закрыл глаза и легонько оттолкнулся от Земли.
И почувствовал, какая она огромная, эта Земля, и как она умеет вцепиться. Как-то раз к Адмиралу пристала крохотная дворняжка, цапнула за штанину, рычала и висела на ней, считая про себя, что кусается.
Тяжело-тяжело Адмирал приподнялся на пару сантиметров и снова опустился вниз. Подумал: “Фффух...”
И тут увидел Хозяина. Тот удивлённо повис над ним и смотрел на него сверху вниз, оглядывая с головы до пят.
Хозяин спросил:
— Так вы что же, летать не умеете?
Адмирал набрал в грудь побольше воздуха, надулся, как шарик, и оторвался от Земли на полметра, словно подтягивая себя к верхушке распускающегося куста вербы. Потом выдохнул и повис.
— Вы похожи на грушу, — удивлённо заявил Хозяин.
— Нет, — осторожно произнёс Адмирал.
И не упал.
Хозяин описал круг около куста, и Адмирала и снова посмотрел ему в глаза, повиснув как раз над ним.
— Слушайте, может, и не стоит, раз так? Мне неудобно как-то вот так, когда вы вот этак... Вам чего-то не летится.
Адмирал разозлился и полетел. Летел он как тяжёлый линейный корабль, прямо и невзирая на последствия, которые, кстати, не замедлили случиться: он то застревал в кустах, то тыкался носом в еловые ветки.
Хозяин задумчиво летел рядом и искоса посматривал на Адмирала.
— Давайте-ка повыше поднимемся... А то вам к доктору идти потом придётся.
Адмирал напрягся и попал в крапиву, потом расслабился и поднялся чуть выше макушек деревьев. И увидел, что Солнце садится.
— По-моему, я не закрыл дверцу у печки. Я сейчас вернусь, подождите меня тут, хорошо?
Хозяин спланировал под гору.
Адмирал медленно-медленно летел над макушками сосен и смотрел на Солнце.
А солнце садилось, становилось красным и огромным.
Поле у леса казалось залитым розовым молоком. Адмиралу вкусно пришли на ум сливки с клубникой.
Хозяин стремительно вернулся.
— Ну, там всё в порядке... Летим?
— Летим... – задумчиво ответил Адмирал.
Небо встретило их тихим закатом.
Сначала они не торопились, но потом как-то по-детски увлеклись и запорхали.
Адмирал почувствовал, как весь он наливается какой-то светлой радостью, как сначала медленно и с усилием, а потом всё легче и легче поворачивает, опрокидывается и парит, парит... Несколько раз он чуть не падал, вдруг задумавшись или испугавшись, но каждый раз у самой земли его словно подхватывали чьи-то тёплые руки и мягко опускали на землю.
Один раз Адмирал спустился у тихого закатного озерца и увидел в нём первую звезду. Сердце наполнилось счастьем, тихим и шкодливым, как душа котёнка, и он воспарил.
Небо! Тихое ночное небо! Солнце село, и они поднялись выше, чтобы снова увидеть его за горизонтом. Птицы спали. Хозяин молчал, молчал и Адмирал.
Тень земли скрылась внизу, а над ними нависло облако.
Хозяин посмотрел вверх. Спросил:
— Поднимемся выше?
Адмирал ответил с опаской:
— Не знаю. Боязно мне.
— Мне всю жизнь чего-то боязно было. Я хочу туда...
— Хорошо. Давайте поднимемся...
Они пролетели сквозь облако и поднялись выше. Потом ещё выше, ещё.
И снова увидели край закатного Солнца.
— Выше... — сдавленно произнёс Хозяин.
Адмирал молча кивнул.
Там воздух стал тонок и прозрачен и холоден. Адмирал подумал, что, если бы они... ну... не летали бы сейчас, а жили обыкновенной жизнью, то этот воздух пришлось бы подогревать на костре, прежде чем дышать им...
А потом воздуха не стало. Не стало и нужды дышать — вовсе.
Звёзды стали огромными и какими-то особенно живыми, холод претворился в то, что не ощущается кожей, и то, что, вероятно, не нужно душе, чтобы продолжать видеть и слышать. Скажем так, он перестал быть досадной помехой.
Адмирал когда-то думал, что там, над небом из живого синего тлена — вечная чернь... Но то, что он увидел, нельзя назвать темнотой. Впрочем, об этом все знают.
Позже Адмирал так рассказывал о том, что ему довелось пережить: “Представьте себе... Нет, не представляйте — попробуйте почувствовать — что вокруг вас всё наполнено жизнью, и границы, которые обычно отделяют бытие от ещё более светлого бытия, размылись, слились в одну ликующую, остроумную и добрую Песню Радости”...
Посреди чернеющего светом мира они увидели шар.
У него не было видимых границ — непонятно даже, откуда появилось это ощущение — что всё, что находится внутри этого шара, заключено в какие-то рамки. Но оно появилось, когда они пересекли его границу с видимым напряжением.
Адмирал посмотрел на Хозяина и удивился детскому радостному сиянию в его глазах. Тот словно очнулся от долгого сна или прозрел. Лик его был странен, так бы сказал Адмирал... Если бы мог говорить.
Он посмотрели друг на друга и дружно оттолкнулись от границы шара. Внутри было уже нельзя как-то управлять полётом. Течение света, едва ощутимого, подхватило их и понесло, и они оба впервые почувствовали силу этого течения — неодолимую и всепроникающую.
Адмирал видел душу Агавы... Она была упругой и тёплой. Душа Незабудки стремилась к воде, и жаждала от рождения. Душа Ели не была колючей, она, скорее, была очень древней и очень много знала. А душа Сосны стремилась к солнцу и не хотела спешить появится на Земле. Эти души рождались белыми яркими искорками и медленно обретали плоть и кровь...
Адмирал почувствовал какую-то острую причастность к происходящему... И тогда он увидел душу деревянной резной шкатулки. Он увидел, как чья-то мысль проникла извне в чёрный... Ой, чёрный ли... Прозрачный, всё-таки, наверное, шар...
И эта мысль породила живое маленькое чудо. Адмирал понял, что через некоторое время это маленькое чудо появится на Земле, выйдет крохотным шедевром из рук резчика по дереву, человека, чья мысль проникла сюда, за тридевять земель. И Адмирал понял, что для мысли, в общем, нет расстояния и времени. То, что случается в самом потаенном уголке человеческого сердца, видно в любой части Вселенной, время и расстояние не имеют значения для Света, Любви и Фантазии.
Но Адмирал удивился — удивился тому, что чудесная крохотная шкатулка с единственным вырезанным на ней крохотным листком яблони — но, Боже правый! Каким живым! — в тот момент, когда пересекала границу шара, превратилась в пошло разрисованную и лакированную поделку, такую, какие он видел на Земле сотнями, и которые не оставляли в душе следа — разве что чувство досады оттого, как же их, таких, много...
— Забавно... — произнёс Адмирал вслух. Оказывается, что-то хорошее надо оставлять там, где его дом. То есть тут, наверное... Или выносить вместе с ним, тогда этим домом, вероятно, станет всё, что прикоснётся к этой вещи...
— Ну да... — ответил Хозяин. — Так оно, наверное, и есть. Я вот чувствую себя как раз — дома. Не понимаю, как я мог уйти отсюда...
— Раз мы здесь, — ответил Адмирал, — то, наверное, нам сюда можно...
— Я хочу лететь... Дальше... — задумчиво ответил Хозяин.
— Дальше — нельзя... — задумчиво ответил Адмирал. — Пора домой, скоро наступит рассвет, и вас будут ждать дети.
— Ну что же, — вздохнул Хозяин, — нельзя, так нельзя...
Они выбрались из шара, снова оттолкнулись от его границы и начали медленное путешествие к океану Земли, который плыл перед ними облаками и синим проникновенным светом.
Хозяин улыбался детской счастливой улыбкой и наслаждался светом, который и грел и наполнял одновременно.
... И тут подул солнечный ветер.
Хозяин словно принюхался и очень встревожился. Он был похож на таксу, учуявшую кролика.
— Что с вами? — спросил Адмирал.
— Не знаю. Кто-то позвал меня.
Хозяин тревожно озирался по сторонам, с испугом и вожделением глядя на огромные, заполнявшие всё пространство сияющим светом звёзды. Порыв ветра подхватил его и бросил в сторону. Хозяин засмеялся и сказал:
— Щекотно...
Адмирал улыбнулся.
Хозяин медленно приблизился было к Адмиралу, но тут более сильный порыв ветра просто швырнул его в сторону. Хозяин вскрикнул:
— Больно...
Адмирал встревожился.
— Дайте мне руку! Я подержу вас возле себя.
Хозяин протянул руку, но тут же страшно побледнел, и отдёрнул её.
И сказал хриплым голосом:
— Я не могу... Нельзя... Я понял...
— Что вы поняли?
— Я не вернусь. Извините, Адмирал, это больше меня. Кто-то зовёт меня, я не могу удержаться. Слушайте...
Поток света нахлынул и захватил Хозяина, стремительный, яростный и ласковый одновременно. Если до сих пор свет только чувствовался, то теперь его стало видно — этот свет был наполнен искорками, теми самыми искорками, которые так просто дарили жизнь крохотным созданиям внутри шара, и те вырастали.
Стал расти и Хозяин. Но не в размерах. Его лицо стало светлым и удивительно спокойным, морщинистая кожа на руках разгладилась и стала удивительно красивой – цвета шоколадного загара... Искры света, проникая через его вдруг ставшее невесомым тело, словно уносили с собой всё лишнее...
— Слушайте, — сказал Хозяин. И его голос... Как он изменился, этот голос. Он стал твёрдым, как скала и нежным, как лепет ребёнка. — Дайте мне вашу руку... Только от чистого сердца дайте, попрощаться...
Адмирал никак не мог от чистого сердца...
Но тут поток света рванул Хозяина, и тот превратился в существо... Я не знаю, как это сказать. Только такому существу вроде как и нельзя подать руку не от чистого сердца.
И Адмирал подал.
Рука Хозяина была тёплой. Он сказал.
— Ну, прощайте. Спасибо вам за всё. Я бы наверняка не смог бы тут... Вот так летать, если бы не вы. Бог вам в помощь и радости на Земле. Ах, Адмирал, если бы вы знали, как я себе завидую...
— Знаю... — грустно ответил Адмирал. — Примерно так же, как и я — вам.
И улыбнулся.
И отпустил руку.
Ветер из крохотных частиц света подхватил Хозяина, слился с ним, сделав его своей временной частью и, буквально засвистев над ухом Адмирала, унёсся... Адмирал проследил взглядом — куда именно. Бело-синяя резкая молния пронзила Мироздание, и стало тихо. Куда она делась? Адмирал готов был поклясться, что она была одновременно и совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, и в то же время могла достигнуть самой дальней из звёзд в ту же долю мгновения.
Адмирал заплакал. Нет, не от досады и горя, а от какой-то светлой и домашней радости.
Он очнулся на Земле, в том месте, откуда они улетели. Он был один на холме. Был рассвет, было стыло, и воздух был прозрачным.
Дом Хозяина стоял внизу, и в окнах его снова играл свет восходящего за спиной Адмирал Солнца. Осиротевший одинокий дом.
Адмирал отвернулся с досадой, и увидел, как кто-то поднимается на холм с другой стороны. Дети? Нет, это был взрослый человек. Когда тот подошёл поближе, Адмирал увидел, что он одет в камзол, и с большим удивлением признал в этом человеке придворного менестреля. С лютней через плечо и привычным романтически-сентиментальным выражением на лице.
— О! Адмирал! — радостно удивился Менестрель.
Адмирал вздохнул и подумал про себя: “Отчего всё хорошее перемежается такими никчёмными странностями?” И поздоровался, а затем спросил:
— Что вы тут делаете, Менестрель? Я не знаю, в чём дело, но, по-моему... Вы не вовремя.
— Я всю жизнь не вовремя, — равнодушно заявил Менестрель. — Но вот теперь решил исправить ситуацию. Я иду домой.
— И где ваш дом?
— А вон там, видите? — и Менестрель показал вытянутой рукой на дом Хозяина.
— Вы там жили когда-то? — удивился Адмирал.
— Да. Это мой дом. Я возвращаюсь, можно сказать, к истокам. Там мой отец. Я иду к нему.
Какое-то неприятно-слезливое выражение появилось на лице Менестреля. Он добавил:
— Вообще-то это хороший человек, но невыносимо грубый. Вот, решил ещё раз попробовать помириться с ним, может, получится...
— Не получится... — грустно заявил Адмирал. — Он ушёл.
— Куда? В деревню?
— Совсем ушёл. Я проводил его... Ну, вот, и сам ухожу.
Менестрель озадаченно замолчал. Подумав с минуту, спросил:
— М-да... И что мне теперь делать? Раз так?
Адмирал пожал плечами.
— Я не знаю. Вернётесь во дворец?
Менестрель потоптался на месте, вздохнул, отвернулся было... Хмыкнул про себя:
— Хм. Чего-то не могу. Что-то зовёт меня... Я когда-то любил этот дом.
Адмирал решился:
— Так вернитесь и живите там, и все дела. Он же сейчас ничей.
— Как у вас всё просто, Адмирал... — завистливо улыбнулся Менестрель.
— Так это и есть — просто, — радостно вздохнул тот.
— Тьфу, ну что за дела... Всю жизнь вот так валяю дурака, послушаешь кого-то, а потом расхлёбываешь последствия чужих дурацких советов.
— А вы в папу... — засмеялся Адмирал. — Слушайте, есть ещё одно очень простое решение — второе, а что-то мне подсказывает, что третьего мы не найдём... Вернитесь во дворец, и все дела.
— Это плохое решение, — резко перебил Менестрель.
— Тогда я не вижу выбора, — ехидно заметил Адмирал. А про себя подумал: “Ишь, набрался всё-таки у них. Дурной пример явно заразителен. Надо идти домой тоже”.
И добавил вслух:
— Знаете, ничего нет полезнее здорового сельского труда на свежем воздухе. Идите, что ли... Домой.
Менестрель посмотрел на Адмирала:
— Вы так считаете?
— Ага.
— Ну, тогда я пошёл. Счастливо.
Менестрель поправил лютню и направился к дому. Адмиралу показалось, что дом вздрогнул не то от страха, не то от неожиданности...
Адмирал спохватился:
— Эй! Погодите!..
Он догнал Менестреля, развязал дорожный мешок и вынул кулёк конфет.
— Отдайте это детям... Они утром придут.
— Дети?! — с неподдельным ужасом спросил Менестрель...