Geum.ru

Содержани е

Вид материалаЛекция
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   27

Л Е К Ц И Я № 13


Свт. Василий Великий (продолжение).

Продолжим разговор о святителе Василии Великом. Ему принадлежит очень большая заслуга в утверждении значения терминов "сущность — усия" и "ипостась" в том значении, какое они получили в последующем церковном богословии. Это весьма содействовало тому, что главный Никейский термин "единосущее" был принят всеми. Торжество учения о "единосущии" — это II Вселенский собор, до которого свт. Василий двумя годами не дожил.

В патрологической науке было у некоторых ученых стремление сблизить свт. Василия с умеренными арианами. Это совершенно не основательно, это имеет лишь то основание, что, если свт. Афанасий говорил, прежде всего, о божественном единстве, то свт. Василий и другие каппадокийцы говорили, прежде всего, о трипостасном Боге. Однако, и свт. Афанасий и каппадокийцы твердо придерживались церковного учения о единосущии. Никакого сближения с арианством здесь быть не могло.

Одна из причин обвинений св. Василия в мягком арианстве — это его знаменитый трактат "О Святом Духе". Обращает на себя внимание следующее: на протяжении этого большого трактата св. Василий ни единого разу прямо не сказал, что Святой Дух — есть Бог. Однако, дело не в том, что св. Василий считал Святого Духа ниже Отца и Сына, дело не в том, что св. Василий, утверждая единосущее Отца и Сына, отрицал единосущее Сына и Святого Духа, третьей Ипостаси Святой Троицы, — этого не было. Св. Василий как раз ставил себе целью в этом трактате доказать Божество Святого Духа, доказать единосущее Его с Отцом и Сыном. То, что св. Василий выражался здесь таким, а не иным образом, это объясняется его тактикой: он стремился не только православным изъяснить истину Святой Троицы, он стремился привлечь к Православию также и всех, кто благонамеренно заблуждался, всех, кто готов был внимать его увещаниям. Тем более здесь не могло быть речи о каком-то влиянии политической конъюнктуры; св. Василий совершенно свободен от таких подозрений, он показал свое полное бесстрашие перед лицом государственной власти, когда она стояла на стороне арианства.

Мы должны отметить, что служение св. Василия проходило в несравненно более спокойных условиях, чем служение, скажем, свт. Афанасия Великого, и св. Василий никогда не подвергался таким опасным преследованиям и гонениям, как Александрийский святитель.

Трактат "О Святом Духе" во все века церковной истории обращал на себя внимание; в некоторые времена, в особенности. Например, в XIV веке, когда в Церкви шел спор о божественных энергиях, св. Григорий Палама и его последователи могли опереться на учение свт. Василия Великого. Свт. Василий в своем трактате о Святом Духе, говоря о единосущии, о единой природе трех Лиц Святой Троицы, утверждает следующее: "Различие природ предполагает различие действий, исходящих от этих природ". Поскольку мы видим единое действие Отца, Сына и Святого Духа, мы от этого единства действия делаем заключение о единстве природы. Таким образом, свт. Василий предваряет учение св. Григория Паламы о божественных энергиях.

Католические богословы пытались использовать некоторые выражения свт. Василия Великого из этого его творения для подтверждения католического догмата «Филиокве»(Filioque). Но никаких оснований для этого нет; прежде всего, ни у одного восточного отца мы нигде не найдем учения об исхождении Святого Духа от Отца и Сына. Поэтому католическим богословам приходится опираться на какие-то другие выражения, например, встречается, в частности, и у свт. Василия Великого, выражение "через Сына". Но здесь мы должны сделать одно очень важное различие. Чаще всего, когда говорится об исхождении Святого Духа через Сына, имеется в виду не отношение лиц Святой Троицы внутри Святой Троицы, но имеется в виду отношение Святой Троицы к тварному миру. То, что Сын, второе Лицо, участвует в ниспослании Святого Духа тварному миру, в этом нет никакого сомнения; именно так мы должны понимать символическое действие Христа Спасителя, когда он дунул и сказал "Приимите Дух Свят" (Ин. 20:22). Это видимым образом он показал, что он ниспосылает Духа Святого в мир. Это, конечно, совсем не означает, что подтверждается католическое учение об исхождении Святого Духа от Отца и Сына в жизни самой Святой Троицы в Божественном бытии.

У свт. Василия Великого мы находим также учение о Евхаристии. О Литургии Василия Великого я уже говорил, но о Евхаристии он говорит не только в Литургии. Например, в 93-м Послании (оно адресовано патрицианке Кесарии) свт. Василий подтверждает законность существовавшей тогда практики самостоятельного Причащения мирян. Он говорит о том, что некоторые подвижники даже ежедневно Причащаются и в то же время говорит, что некоторые миряне хранят Святые Дары у себя дома, получая их в воскресенье из рук священника и Причащаются по мере надобности. По видимому, отвечая на вопрос о том, как часто должно причащаться, свт. Василий говорит: "Мы причащаемся не ежедневно, но четыре раза в неделю: во все среды, пятницы, субботы и воскресения и, кроме того, в случившиеся на неделе памяти мучеников, т.е. праздничные дни".

Свт. Василий говорит также и об исповеди. Один протестант-историк пытался даже изобразить св. Василия, как иерарха, который ввел Исповедь. Мы знаем, что у протестантов с этим таинством довольно трудные отношения. На самом деле, Исповедь существовала с еще гораздо более раннего времени, даже в Священном Писании мы читаем: "Исповедуйте свои грехи друг другу" (Ср. Иак. 5:16). Что же касается свт. Василия Великого, то он действительно настаивает на исповедовании грехов в своих монашеских правилах, но он здесь имеет в виду не таинство Исповеди, как таинство, а то, что в последующей монашеской практике и восточной и западной Церкви получило большое распространение и что в нашей аскетической литературе называется "откровением помыслов". Это "откровение помыслов" по правилам св. Василия и другим древним монашеским правилам могло совершаться даже ежедневно; оно было направлено на духовный контроль наставников монашеской жизни над новоначальными монахами. В древние времена для принятия такого откровения помыслов не было необходимости того, чтобы принимавший их был обязательно рукоположен в священный сан и имел право принимать Исповедь, совершать таинство Исповеди. Вы знаете, что в Греческой церкви до нашего времени таинство Исповеди совершают далеко не все священники, а только те, кому на это дается особое архиерейское благословение, причем, эти священники-духовники довольно малочисленны, их значительно меньше, чем всего священников. Также и в современных русских наших монастырях далеко не каждый иеромонах получает право принимать Исповедь, на это нужно особое разрешение монастырского духовника и настоятеля обители. Так что, когда свт. Василий говорит об Исповеди он, прежде всего, говорит об откровении помыслов.

Вообще у свт. Василия Великого мы находим очень много разъяснений, правил, касающихся внешнего устроения церковной жизни. Впоследствии, многие рекомендации свт. Василия были включены в книгу Правил Православной Церкви, где они составляют около одной сотни Правил. Что касается покаянной дисциплины, свт. Василий здесь находится в русле той традиции, которая засвидетельствована, например, у свт. Григория Чудотворца, епископа Неокесарийского. Это святой подвижник III века. Территориально весьма близкий к тем местам, где трудились святительствовали отцы-каппадокийцы.

По указаниям св. Григория Неокесарийского и свт. Василия Великого все кающиеся делятся на четыре разряда: первый разряда: это плачущие, те, кто стоит вне церкви и вообще не допускается в церковь; они могут только стоять у входа и с сокрушением просить, чтобы те, кто входит в церковь, молились за них. Другой разряд — это слушающие, те, кто пребывают в церкви, скажем, на литургии оглашенных или на других богослужениях, где читается Священное Писание и произносится проповедь. После того, как прочитано начало из Священного Писания и на него произнесено поучение, они выходят из церкви и при совершении таинства не присутствуют. Следующий разряд — это припадающие, те, кто стоит во время совершения тайносовершительных молитв на коленях и, наконец, последний разряд — это совместно стоящие, те, кто стоит на богослужении со всеми верными, но, неся покаянную епитимью, пока еще не может причащаться вместе со всеми.

Вот такая в подробностях разработанная покаянная дисциплина, совершенно, кстати, не совместимая с известной кочетковской практикой изгнания из церкви всех не причащающихся. Мы видим, что даже в III веке, при Григории Чудотворце в церкви могли стоять лица, которые в порядке епитимьи, в порядке покаяния не причащались вместе со всеми, а оставались в церкви до конца богослужения. Кроме того, нужно сказать, что еще и потому не прав священник Георгий Кочетков, что покаянная дисциплина все-таки несколько изменилась; если в прежние века покаяние очень часто бывало публичным, во всяком случае, жизнь христианской общины была настолько семейной, настолько близкими были отношения всех ее членов, что грешники не могли утаиться и об их грехах было всем известно. В наше время, как вы знаете, условия церковной жизни другие и в наше время необыкновенно строго настаивают на том, чтобы исповедь была тайной. Самовольное введение некоторыми священниками таких практик, как показательное изгнание из храма, это, конечно может рассматриваться также и как нарушение тайны исповеди.


Свт. Григорий Богослов.

Переходим к следующему Великому каппадокийцу — свт. Григорию Богослову или, как его часто называют на Западе — Назианзину по названию города Назианз. Как и св. Василий, Григорий происходил из богатой и знатной каппадокийской семьи. Они были примерно ровесниками, т.е. св. Григорий родился также примерно в 330 году. Они были близкими друзьями, хотя были людьми чрезвычайно разными. Св. Василий был настоящим князем Церкви, он стремился к внешнему устроению Церкви, он был погружен в активную деятельность, в то время, как его друг св. Григорий был человеком созерцательного склада, который с удовольствием провел бы свою жизнь вдали не только от попечения, но и вдали от людей. Только повинуясь властным призывам своего друга Василия, св. Григорий отказывался от отшельнического подвига, от созерцательной жизни и выходил на поприще широкого служения. Однако, его неумолимо влекла жизнь уединенная и поэтому вся жизнь св. Григория состоит из насильственных действий тех, кто был в Церкви старше его, кто призывал его к служению и из попыток св. Григория вырваться из этого тяжелого для него пленения мирской жизни.

Место рождения св. Григория город Арианз, это юго-запад Каппадокии, совсем недалеко от города Назианза. Арианз — это имение отца св. Григория. Его отца тоже звали Григорий, и он был епископом Назианским. Правда, христианином Григорий-старший стал всего за пять лет до рождения св. Григория Богослова. Имя матери св. Григория — Нонна; она была дочерью христианских родителей и она решающим образом повлияла на обращение своего супруга и затем она оказала большое влияние на христианское воспитание своего сына Григория. Как сам св. Григорий говорит в одном из своих "Слов", что еще до рождения его мать посвятила его Богу. Когда св. Григорий проходил обучение в Кесарии Каппадокийской, он познакомился со св. Василием, который стал его другом на всю жизнь. Но затем их пути временно разошлись потому, что Василий уехал в Константинополь, а Григорий учился в других местах; он поехал в Кесарию Палестинскую (со времен Оригена это был крупный богословский центр) и затем отправился в Александрию Египетскую, крупнейший центр богословия и светской культуры в первые века христианской истории. Но затем их пути снова сошлись в Афинах. Там они уже по настоящему поджружились; оба они приехали а Афины для продолжения образования.

Сам св. Григорий очень подробно описал их студенческую жизнь в Афинах в надгробном Слове своему другу Василию, слове, которое он произнес через два года после смерти свт. Василия Великого. Знаменитые слова из этого Слова вы неоднократно слышали; там говорится о Василии, что он знал только две дороги — в школу и в церковь.

Около 357-го года св. Григорий покинул Афины и вернулся на родину. Время его крещения неизвестно, во всяком случае, он крестился до своего продолжительного визита к Василию Великому (этот визит состоялся в 358 – 359 гг.). В это время св. Василий жил в монастырском уединении в Понте (Понт — это область на берегу Черного моря к северу от Каппадокии). В монастыре св. Василия св. Григорий принял участие в литературных трудах своего друга, помогая ему в составлении "Филокалии" и монашеских правил. Так и продолжалась бы его жизнь в уединении, но его призвал на служение его собственный отец, который чувствовал уже старческое ослабление сил и хотел рукоположить Григория в пресвитерский сан для того, чтобы он ему помогал в его епископском служении. Рукоположение произошло примерно в 362 году; произошло против воли св. Григория. Даже много лет спустя св. Григорий говорил о том, что над ним было совершено тираническое насилие (такое выражение мы находим в его стихах). Мы не удивляемся, что, находясь в таком настроении, он довольно скоро после рукоположения сбежал к своему другу св. Василию Великому. Но, по видимому, получив какие-то дополнительные наставления на эту тему от св. Василия, он довольно скоро вернулся к своему служению.

По этому поводу св. Григорий произнес специальное защитительное слово о своем бегстве. В этом слове он объясняет свое бегство перед высотой пресвитерского служения в виду сознания им собственного недостоинства. Слово это выходит далеко за пределы непосредственной задачи, какую ставил себе его автор, поскольку оно прекрасно объясняет саму сущность священнического служения и оно может служить прекрасным введением в предмет, который у нас называется "Пастырское богословие". Именно это слово св. Григория Богослова легло в основу замечательной серии «Слов о священстве» свт. Иоанна Златоуста.

Примерно в 371 году арианствующий император Валент разделил провинцию Каппадокию на две половинки. Это было сделано с целью ослабления влияния свт. Василия Великого, который в это время был уже архиепископом Кесарии Каппадокийской. Св. Василий был не просто епископом, а был главой целого церковного округа, имел епископов, которые подчинялись ему, как первоиерарху этого округа. Поскольку уже существовало твердо принятое церковное правило о том, что разделение церковных округов следует за разделениями территории империи гражданско-административными, то император считал, что он создаст новый митрополичий округ, над которым св. Василий власти уже не будет иметь. Но св. Василий не признал этого нового положения и поспешил рукоположить новых епископов, даже и в те города, где прежде епископов не было, чтобы еще более твердую опору иметь в епископате.

В этот момент св. Василий призвал на епископское служение и своего друга Григория. После смерти Григория-старшего св. Григорий стал епископом города Назианза, рукоположен в епископы он был еще раньше по воле св. Василия Великого, хотя в городе, куда был первоначально назначен епископом св. Григорий, он таки и не побывал.

После того, как он утвердился на Назианской кафедре, он опять на некоторое время удалился от служения , но это продолжалось не долго потому, что он вскоре был призван на одну из самых видных кафедр во Вселенской Церкви. В 379 году уже после смерти св. Василия Великого, св. Григория пригласила православная община Константинополя. Константинополь уже в IV веке на II Вселенском соборе, который произошел через два года после призвания в Константинополь св. Григория Богослова, был признан вторым по значению городом в Церкви после Рима. Константинопольская кафедра получила такое высокое место. Но в тот момент, когда св. Григорий приехал в Константинополь, там положение было очень трудное потому, что господствовало арианство и все храмы находились в руках еретиков-ариан. Св. Григорию пришлось возглавить поначалу очень небольшую православную общину и для совершения богослужения был избран парадный зал в доме одного родственника св. Григория, где он и поселился. Этот зал стал церковью, кафедральным собором св. Григория, где он совершал богослужения и проповедовал, и его проповеди вскоре стали привлекать большие толпы народа так, что эти слушатели уже никак не помещались в небольшом зале частного дома.

Вскоре, однако, положение изменилось — 24 декабря 380 года в Константинополь триумфально вошел православный император Феодосий Великий, которого Церковь почитает, как святого, и Феодосий повел решительную борьбу со всеми ересями. Православные получили все Константинопольские храмы и вскорости был созван II Вселенский собор. Однако, положение в Церкви все равно было нелегким, особенно для такого нежного и тонкого человека, как св. Григорий Богослов. Дело в том, что Александрийский епископ начал плести интригу против св. Григория, понимая важность Константинопольской кафедры и сожалея, что она была занята без всякого его влияния, без всякого участия Александрийской церкви; он решил посадить туда своего человека. Этот человек втерся в доверие к св. Григорию, был им крещен, был даже рукоположен в низшие степени и затем этот же человек был совершенно незаконно рукоположен в епископа Константинопольского при живом епископе св. Григории Богослове. И хотя эта авантюра была признана незаконной, все это, а также и многое другое причинило такие страдания св. Григорию, что он , не дожидаясь окончания II Вселенского собора, предпочел сложить с себя полномочия Константинопольского епископа. Произнеся слово прощания перед своей паствой, он удалился в город Назианз, где некоторое время нес епископское служение.

Однако, в 384 году он нашел себе достойного преемника и освободил себя также и от этого служеня, конечно, гораздо менее трудного, чем служение на Константинопольской кафедре. Последние годы своей жизни св. Григорий провел в Арианзе, в родительском имении, уже полностью предаваясь созерцательной жизни, подвигам и, конечно же, трудам писательским.

Если мы посмотрим творения св. Григория (недавно русский перевод их переиздан), — это два тома компактного дореволюционного издания, мы увидим, что св. Григорий не был слишком плодовитым писателем. Он не оставил ни одного библейского комментария, ни одного трактата; все, что он писал — это "Слова", стихотворения и еще письма. "Слова" — это одно из совершеннейших творений ораторского искусства. Очень скоро его стали называть христианским Демосфеном. Уже в VI веке проповеди св. Григория изучались в школах и на них составлялись схолии, ученые комментарии. Стиль проповедей — это, так называемый, Назианский стиль, стиль изобилующий всякими фигурами и украшениями речи, может быть, немножко несовременный, немножко трудный для восприятия современным человеком, который привык к большей простоте. Но по меркам того времени эти "Слова" были совершеннейшим творением риторской прозы.

Самые известные "Слова" св. Григория — это "Пять слов о богословии" или "Богословских слов". Они, прежде всего, и обеспечили ему название Богослова. Первое из этих "Слов" — это своего рода "Введение в богословие", где св. Григорий раскрывает сами принципы, сам метод богословствования. Он говорит о том, какие требования предъявляются к богословию и к богослову. Второе "Слово" говорит собственно о богословии; богословие в употреблении того времени — это учение о Боге. В наше время слово "богословие" употребляется в гораздо более широком плане. В третьем "Слове" говорится о единстве природы трех Божественных Ипостасей, в частности, о божественности Слова и о Его равенстве с Отцом по божеству. В четвертом "Слове" опровергаются возражения ариан против божественности Второй Ипостаси и разъясняются те места Священного Писания, которые ариане приводили в обоснование своего учения. Наконец, пятое "Слово" защищает божественность Святого Духа против еретиков македониан. Повторяю, — богословие — это учение о Боге Самом по Себе в терминологии того времени. Когда говорится о спасительном действии Бога в мире или о Боге, как Творце, это уже выходит за рамки богословия в этом узком смысле.

Замечательны также "Слова" св. Григория против Юлиана Отступника, которого он хорошо знал лично потому, что они в одно и то же время учились в Афинах. В этих двух обличительных "Словах" против Юлиана св. Григорий противопоставляет Юлиана императору Констанцию. Констанций изображается, как благочестивейший император, которого сразу после смерти Ангелы возносят в небесные селения. Об этом говорится в таких высоких выражениях, что это даже смутило русского переводчика. Например, там, где св. Григорий говорит о божественнейшем Констанции, русский переводчик XIX века переводит "божественнейший", как "благочестивейший". Конечно, понятно смущение переводчика потому, что Констанций как ни как был арианин. Здесь перед нами, конечно, встает проблема, почему св. Григорий изображает так восторженно, так неумеренно высоко императора-арианина. Думаю, что ответ найти довольно легко. Юлиан Отступник показал возможность того, что империя перестанет быть христианской и все благоразумные люди должны были понять, что это означает ниспровержение того здания, которое строилось не с начала царствования Константина Великого, а с гораздо более ранних времен. Христианская империя — это была такая ценность, которую нужно было защищать любой ценой. Перед лицом императора-отступника, императора-язычника она обнаружила все свое значение для Церкви, даже, если она находилась перед Юлианом не в самых достойных руках, руках арианина Констанция.

Очень большое место в творениях св. Григория занимают стихи. Ему принадлежит одна из самых больших в святоотеческой греческой литературе автобиография, причем именно стихотворная автобиография. Ему принадлежит и много других стихов. Об этих стихах в их стихотворном звучании можно составить некоторое представление по переводам стихотворных отрывков, которые были в свое время сделаны Сергеем Сергеевичем Аверинцевым. Однако, мы должны учитывать следующее. Когда греческие стихи переводятся на русский язык, переводчик пользуется тем стихосложением, которое существует в русском языке; русский стих строится на чередовании ударных и безударных слогов и другого не может быть в русской поэзии. У греков со временем тоже возобладало стихосложение, которое строится на чередовании ударных и безударных слогов. Таково почти все наше богослужение с его стихирами, канонами, ирмосами, тропарями — это все греческие стихи, написанные в определенном и строго соблюдаемом размере. Причем, стихи по большей части силлабо-тонические. Но св. Григорий Богослов пользовался не этим стихосложением, а стихосложением античным, которое строилось на правильном чередовании слогов — долгих и кратких. Передать эти стихи средствами русского языка невозможно. Мало того, мы даже не знаем, как такие стихи звучали в то время, когда в реальном языке утратилось различие между долгими и краткими слогами; это произошло довольно рано. Однако в греческой христианской поэзии традиция античного стихосложения сохранялась; мы ее видим не только у свт. Григория Богослова, мы ее находим в XVI веке у нашего подвижника преподобного Максима Грека, который тоже мог писать эпиграммы, пользуясь гомеровскими размерами и гомеровским языком. Такие же точно эпиграммы писал и св. Григорий Богослов. Между св. Григорием и прп. Максимом была целая плеяда стихотворцев, которые вот так, друг друга, преемственно сохраняли эти традиции античного стихосложения. Оно существовало параллельно со стихосложением нового силлабо-тонического типа, и в богослужении изредка встречаются песнопения, составленные по этим принципам. Например, ямбические каноны на некоторые Господские праздники прп. Иоанна Дамаскина; это время достаточно позднее, VIII век, но все-таки в литургическое употребление могли вводиться таким образом составленные стихи. Чаще всего стихи св. Григория имеют личный, интимный характер; он рассказывает о своих чувствах, переживаниях, но иногда он пользовался стихами совсем в других целях. Например, в его творениях известно написанное в стихотворной форме перечисление канонических книг Священного Писания.

Немалое место в собрании творений св. Григория занимают письма. Этих писем всего 245; они, обычно, очень краткие. Сам св. Григорий ставит следующие цели тем, кто составляет письма — они должны быть краткими, ясными, приятными по стилю и простыми. Переписка св. Григория имеет гораздо более личный и частный характер, чем письма свт. Василия Великого. Однако некоторые из писем св. Григория имеют очень большое значение и получили в Церкви очень большое влияние. Таковы, например, его 101-ое и 102-ое его послание, где он опровергает аполлинарианскую ересь. Мы знаем, что ересь Аполлинария — это христологическая ересь, и, когда Церковь приступила к формулировке христологического догмата, эти послания св. Григория получили самое большое значение. Большой отрывок из 101-го письма был включен в деяния III Вселенского собора, а IV Вселенский собор полностью включил в свои деяния это письмо свт. Григория. Есть какие-то сведения об аполинарианстве и в других посланиях св. Григория.

И, наконец, еще об одном творении, которое во всех рукописях сохранилось с именем св. Григория Богослова. Это творение драматическое; оно называется "Христос-Страстотерпец" или "Христос страждущий". Ученая критика довольно рано заподозрила подлинность этого творения, однако, весьма авторитетный современный издатель трагедии взял на себя смелость доказывать, что оно принадлежит действительно тому, кому его приписывает вся рукописная традиция. Происхождение этой трагедии связано с тем непродолжительным временем, когда Юлиан Отступник фактически запретил христианским юношам учиться в школах, где изучали языческую литературу. Это был шаг императора-язычника, который вызвал очень большой гнев христиан; Церковь уже сделала выбор в пользу культуры, Церковь была далека от того, чтобы сказать: "Ну и плевать нам на всех ваших языческих писателей, оставайтесь с ними, нам они не нужны". Наоборот, Церковь всячески противодействовала этим дискриминационным мерам императора-отступника. С одним из таких актов противодействия мы имеем дело, когда мы держим в руках трагедию "Христос страждущий". Языческое образование включало в себя изучение определенного классического набора литературных сочинений. Среди прочих сочинений языческих писателей в этот набор обязательно входили сочинения драматические. Поскольку оказалось невозможным изучать языческие трагедии, нужно было создать такой их аналог, который бы не лишил христианское юношество изучения этого жанра словесности. Вот именно так появилась эта трагедия. Она в значительной степени состоит из заимствованных и переосмысленных стихов языческих писателей и, прежде всего, Еврипида. В то же время она с большой силой выражает истину христианского учения; она действительно перелагает языком трагедии события Священной Истории. Это, конечно же, трагедия, которая была предназначена исключительно для чтения и для изучения; никто никогда не думал о возможности ее театральной постановки. Можно сказать, что мы имеем здесь образец возвращения творения его автору. В наше время таких случаев очень много, но чаще всего, творения возвращаются древним авторам через их обнаружение и издание. В данном случае творение было давно уже известно, давно уже издано, но в нем отказывались видеть представители критической научной мысли творения свт. Григория Богослова. Сейчас оно все-таки возвращено ему.


21.03.96 г. Н.Б.