Антология средневековой мысли

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   38

139 Аристотель. Метафизика, 1033а 25.

140 Ссылка не обнаружена. J.S. Brewer предлагает следующее: Phys., I, 2, 4.

141 Аристотель. Метафизика, 1024b 10.

142 Аристотель. Метафизика, 1033 а 25.

143 См. в русском переводе: Большая Легенда, составленная святым Бонавентурой из Баньореджо // Истоки францисканства. Assisi. 1996. С. 521-704.

144 Gilson E. La philosophie de Saint Bonaventure. P.; Vrin, 1943.

145 Там же.

146 Бонавентура. Путеводитель души к Богу. / Пер. и коммент. В. Л. Задворного. М., 1993. С. 53.

147 Bonaventura S. De scientia Christi, Quaracchi, 1882-1902. IV, Concl. T.V. P. 23.

148 Bonaventura 5. De scientia Christi. Quaracchi, 1882-1902, IV, ad. 22, T.V. P.26

149 См. ниже стр. 131.

150 Печатается по изданию: Знание за пределами науки: мистицизм, герметизм, астрология, алхимия, магия в интеллектуальных традициях I-XIV вв. / Сост. и общ. ред. И. Т. Касавина. М., 1996. С. 315-323. Перевод с латинского выполнен по: Bonaventura. Opera omnia. V. Quaracci, 1891. P. 319-325. Paris, 1971 / Редактор перевода Е. В. Антонова.

151 Didascalion (Didascalicon) Eruditionis didascalicae libri VII. Шесть первых книг представляют собой введение в тривиум (квадривиум) (I-III) и теологию (IV-VI) в виде компиляции сочинений Августина, Боэция, Кассиодора и Исидора Севильского. Седьмая книга - собственный трактат Гуго Сен-Викторского о медитации. (В нашей антологии в 1 томе представлены первые три книги Дидаскаликона. См. т. 1, с. 298-341 наст, изд.)

152 Гораций. Наука поэзии; 333 и 343 (в пер. М. Л. Гаспарова).

153 Augustinus. De Genesi ad litteram III, 4-5, 6-7; рус. перев.: Творения. Ч. VIII. Киев, 1912. С. 83-87.

154 Согласно средневековой физике, все тела состоят из смеси четырех основных элементов: огня, воздуха, воды и земли.

155 Формы пятой сущности, эфира (квинтэссенции), являются причинами рождения и разрушения тел, расположенных в подлунном мире и сформированных из смешения четырех элементов.

156 По мнению Августина, душа пользуется стихией огня как орудием для воздействия на более грубые элементы в их нисходящем порядке по степени плотности (см.: Попов И. В. Личность и учение Блаженного Августина Сергиев Посад, 1917. Т. 1. Ч. 2. С. 27-28).

157 Бонавентура отводил большую роль в чувственном познании среде, которая доносит образ воспринимаемого чувствами объекта до органа чувства. Из п. 8 следует, что его беспокоила проблема соответствия объекта и среды, так как она для передачи образа должна быть прозрачной или, по крайней мере, светопроводной.

158 Подробнее эту идею Бонавентура развивает в трактате «Путеводитель души к Богу», основываясь на идее троичности. Отцу соответствует философия природы, Сыну - рациональная, а Св. Духу - моральная философия. В философии природы Отцу соответствует метафизика, Сыну - математика, Св. Духу - физика. В моральной философии индивидуальная мораль относится к Отцу, хозяйственная (семейная) - к Сыну, политическая - к Св. Духу.

159 Природные свойства - это активные начала, принадлежащие самой природе вещей, благодаря которым они совершают свои действия в соответствии с мировой гармонией. Свойства эти сокрыты в вещах, и сама их природа остается неизвестной. Можно, полагает Бонавентура, только констатировать эти действия как имеющие место, например, огонь согревает, магнит притягивает железо, тяжелые тела тянут вниз.

160 Учение о причинах развития (rationes seminales) в средневековую схоластику перешло через Августина, который заимствовал в свою очередь его у стоиков, учивших о сперматических (семенных) логосах как причинах зарождения. В средние века термин rationes seminales получил повсеместное признание после введения его в текст «Сентенций» Петра Ломбардского. В XVIII части кн. 2 «О создании женщины», в § 6, он пишет: «...как утверждает Августин, в сотворенных вещах не присутствуют сразу все причины, но Бог ввел в вещи причины развития (rationes seminales), в соответствии с которыми иное происходит из иного, как это семя от того зерна, от этого дерева тот плод и тому подобное» (Petri Lombardi Sententiarum Libri Quatuor. Parisiis, 1841. P. 178). Иными словами, как зарождение, рост и развитие дерева - результат скрытой способности в зерне, так и производство вещи - реализация скрытых в материи возможностей.

161 Подробнее Бонавентура рассматривает этот вопрос в своих комментариях на первую книгу «Сентенций» Петра Ломбардского (см.: Opera omnia. V. 1. P. 17,36-37).

162 Употребляемые Бонавентурой слова имеют греческое происхождение, и он дает их этимологию: монастика - от монос (один), экономика - от ойкос (дом), политика - от полис (город-государство) или поллои (множество).

163 Приведенный Бонавентурой список ученых-теологов отражает в первую очередь повлиявшие на его творчество авторитеты. Августина он считал самым великим из отцов церкви и первым авторитетом после Священного Писания, недаром Бонавентура считается крупнейшим августинианцем своего века. Упоминаемый им Григорий - папа Григорий Великий (590-604; род. ок. 540). Сочинения неизвестного автора начала VI в., писавшего под именем Дионисия Ареопагита, с комментариями Иоанна Скифопольского и Максима Исповедника (VII в.) были известны Бонавентуре в переводах Хилдуина (832), Иоанна Скота Эриугены (867), Иоанна Сарацина (1167), Роберта Гроссетеста (1235) и в греческом оригинале. Влияние на Бонавентуру Ансельма Кентерберийского особенно велико в понимании «необходимых оснований» и онтологического доказательства бытия Божьего. Бернард Клервоский привлекал Бонавентуру сочетанием в проповедях глубокой духовности с изящностью изложения. Он искал у Бернарда оправдания возвращения к евангельскому совершенству, предпринятому францисканцами. Что же до творчества Гуго и Рихарда из Сен-Викторского аббатства, то с ними мысль Бонавентуры была связана прямым преемством, через Александра Гельского. В проповеди на Богоявление Бонавентура, толкуя притчу о потерянной драхме (Лк. 15, 8-10), замечает, что женщина означает здесь разумную душу, имеющую десять драхм, т. е. девять частей философской науки и десятую драхму божественной премудрости, т. е. теологии. Три философские науки, называемые натуральными, подразделяются на физику, метафизику и математику: науки разумные, или высказывания, подразделяются на грамматику, логику и риторику: мораль подразделяется на хозяйственную, индивидуальную и политическую, из которых все по сравнению с верой ничтожны (dimittendae), и спрашивается десятая драхма, т. е. теология, или премудрость Христова, которая ныне повсеместно обесчещена изменчивым любопытством философской науки (Т. IX, 159 b). На основании этой проповеди, произнесенной в Парижском университете, ученые и датируют трактат «О возвращении наук к теологии» временем до 1257 г.

164 «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13, 8).

165 Сближение гордыни и плотских вожделений у Бонавентуры проводится в соответствии с Первым соборным посланием апостола Иоанна: «Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2, 16), но он модифицирует это в схему в соответствии с платоновским учением о трех частях (направленностях) души - разумной, страстной и вожделеющей, вводя для соответствия первой части понятие беспечности (negligentia), так что сердечные пороки группируются в триаду и становятся необходимыми элементами исчерпывающей классификации.

166 Здесь Бонавентура определяет «сердечное чувство» как «духовное восприятие в созерцании самой истины» и указывает, что оно охватывает все сферы человеческого духа от внутреннего чувства до мистических прозрений. Когда-то вместе с добродетелями, блаженством и другими подобными дарами Святого Духа они составляли сверхъестественные дары Бога человеку, но впоследствии были утрачены с первородным грехом, хотя их снова можно пробудить в душе через уподобление Христу.

167 Тема пяти духовных чувств занимала средневековых мыслителей в связи с вопросом о характере жизни на небесах. Августин в первый период своего творчества придерживался последовательно спиритуалистического взгляда, отрицая учение апостола Павла о духовных телах, и писал о бестелесных душах, обретавших в Боге удовольствие и покой. <...> В эпоху раннего средневековья небеса представлялись в виде райского сада, позднее они ассоциировались с небесным градом Иерусалимом, где роскошный готический собор в центре города, а улицы из золота и драгоценных камней, хотя среди образованного духовенства указывали, что «эти вещи часто описываются некоторыми учителями, с тем, чтобы простаки смогли через видимое прийти к пониманию невидимого» (Оттон Фрейзингентский [1112-1158] Два града; 492.8:25). Спиритуалистической точки зрения придерживался Фома Аквинский. В «Сумме теологии» он рассуждал о трех способах видеть сверхприродные реальности.<...>

168 В средние века под латинским словом ars (искусство) чаще всего понимали систему познания, относящуюся к определенной области человеческой деятельности. <…> Однако в этом параграфе Бонавентура имеет в виду другой смысл слова - «модель», или образец, по которому мастер создает изделие. <...>

169 «Вечным словом порождается, им все творится и устраивается». Здесь Бонавентура цитирует комментарий Петра Ломбардского на 62 Псалом.

170 Выражая себя в творениях, Бог, согласно Бонавентуре, является в них либо как след (подобно следу ноги на влажной земле), либо как образ или подобие образа, т. е. в более явном виде. Божьи следы - это его проявления в неразумных тварях, и только его образы наделены разумом и любовью: оттого в ходе богопознания душа постепенно переходит от следа к Божьему подобию.

171 Ср.: «Итак, то, что в звукосочетаниях, - это знаки представлений в душе, а письмена - знаки того, что в звукосочетаниях» (Аристотель. Об истолковании 16а, 3-4). Подобные суждения, впрочем, высказывали также Августин, Иоанн Дамаскин и Гуго Сен-Викторский.

172 В трактате «О природе блага» Августин писал, что зло происходит от разрушения указанных трех фундаментальных характеристик блага. Импульс к интенсивному осмыслению этой темы придали Бонавентуре пп. 34 и 35 из кн. 2 «Сентенций» Петра Ломбардского, в которых зло и грех определялись как умаление и разрушение блага. Бонавентура использует эти термины, чтобы провести аналогию между практическими правилами вывода и необходимыми качествами рассуждения, что не часто встречается у представителей схоластики.

173 Августин. Рассуждение на Послание Иоанна к парфянам (PL. Т. 35. Col. 2004).

174 В трактате «О Троице» Августин пишет, что «идея (ars) такого всемогущества и премудрости Божьей, живущая не изменяясь и полная всякого разумения» (De Trinitate. I, 6).

175 Развивая античное учение о световой природе душевного огня, средневековые медики полагали, что по нервам человека циркулирует «весьма тонкое тело», «чувственный флюид», еще в картезианской системе он сохранился под названием «животного духа». Этот флюид играл в теле роль того, что современные физиологи приписывают нервному импульсу. Бонавентура заимствовал это учение из книги Алкера из Клерво (XII в.) «О духе и душе», которую в то время считали произведением Августина.

176 Ансельм Кентерберийский. Об истине. Т. 1. С. 225 наст изд. (Примеч. ред.)

177 Перевод выполнен по изданию: СССМ. 1984. V. 38. Р. 192-217.

178 Для Луллия его Ars - это совершенно новая наука, сочетающая в себе метафизику, логику и математику, представляет все возможные мыслительные процессы в логико-математической форме. В этом и состоят функции алфавита и таблиц, и вообще всего Искусства комбинаций в системе Великого искусства. С точки зрения Луллия, именно в таком виде данная наука способна служить ключом к тайнам мироздания.

179 Здесь: Ars magna = Ars generalis ultima.

180 Т. е. подводя под известные 10 всеобщих вопросов и их виды (см. часть IV) какой-либо частный вопрос.

181 Вначале буква как бы свертывает обозначаемое множество, заменяя его собой, а затем разум, зная наизусть алфавит, может развертывать из данной буквы все свернутое в ней множество.

182 Печатается по изданию: Рамой Льюль. Книга о Любящем и Возлюбленном. СПб., 1997. С. 5-71. «Книга о Любящем и Возлюбленном» принадлежит к числу ранних произведений Луллия, не исключено, что она была написана в 1276 г. Первоначально она была задумана как самостоятельное сочинение, а затем включена в «Книгу об Эвасте и Бланкерне» (1283). Книга состоит из 366 «духовных метафор» по числу дней в году; следовательно, каждая из них предлагает тему для размышления на целый день.

Замысел «Книги о Любящем и Возлюбленном» абсолютно прозрачен. Поясняя его, Бланкерна говорит, что «Любящий» - это набожный христианин, а «Возлюбленный» - это Господь. При этом книга носит откровенно автобиографический характер. Божеское и человеческое - это и есть та главная тема, та дилемма и то искомое двуединство, которому подчинены все другие, - как в творчестве Луллия, так и в его судьбе.

183 «Признайся, Любящий» - «Да, если удвоишь во мне любовь к тебе». - На основании метафор 9, 31, 45, 51, 71, 72, 188 и 196 можно получить вполне определенное представление о феноменологии любви майоркского мыслителя (см.: Carreras у Artau Т., Carreras y Artau J. Historia de la filosofia espanola. Madrid, 1939. T. 1. P. 290).

184 По всей вероятности, Луллий имеет в виду «Книгу о Деве Марии», включенную в ч. 2 «Книги об Эвасте и Бланкерне».

185 В полном соответствии со своим «Искусством» Луллий отдает здесь предпочтение разуму перед чувствами и памятью, хотя в большинстве случаев (например, метафоры 131, 169 или 364) они взаимодополняют друг друга, в равной степени помогая Любящему в его стремлении познать и прославить своего Возлюбленного.

186 Метафора 30 - очевидное аллегорическое описание грехопадения и спасения человечества благодаря искупительной жертве Христа.

187 Ср.: «Встану же я, пойду по городу, по улицам и площадям и буду искать того, которого любит душа моя; искала я его, и не нашла его. Встретили меня стражи, обходящие город: „не видали ли вы того, которого любит душа моя?"» (Песн. 3, 2-3).

188 Речь, возможно, идет о Святой Земле, что может служить аргументом в пользу версии о посещении Луллием Иерусалима до написания им «Книги о Любящем и Возлюбленном».

189 Миссионерский пыл, которым Луллий наделил своего героя, восходит, прежде всего, к проповедническому максимализму апостола Павла.

190 В развернутом виде Луллий изложит свою концепцию в другой своей знаменитой мистической книге - «Древо философии любви» (1297-1299): «Воспевая благую, великую любовь и отвергая любовь недобрую и лживую, Рамон приступил к созданию книги „Древо философии любви", разбив ее на семь частей, а именно: корни, ствол, ветви, сучья, листья, цветы и плоды» (Llull R. Arbre de Filosofia d'amor. Barcelona, 1980. P. 19).

191 Триада «Любящий - Возлюбленный - любовь» восходит к лирике трубадуров и к кодексу куртуазной любви, усвоенному Луллием в юности.

192 Перу Луллия принадлежит книга «Сто имен Господа», написанная в 1285 г.

193 Одна из тех метафор, мотивы которых наиболее явственно напоминают мотивы «Песни Песней».

194 Один из самых устойчивых мотивов поэзии трубадуров.

195 Здесь прямое подражание Августину (ср.: подобное место в «Исповеди» X, 24-27 (Примеч. ред.)).

196 Скорее всего, имеется в виду «Краткое искусство постижения истины», датируемое 1274 г.

197 На протяжении всей своей жизни после обращения Луллий неоднократно возвращался к мысли о настоятельной необходимости как можно скорее научиться у мусульман трепетному и страстному религиозному чувству.

198 Вполне вероятно, что речь идет о тех долгих и дальних странствиях, которые Луллий действительно предпринял в самый «темный» период своей биографии (1276-1287).

199 Данный парадокс, подобно некоторым иным (таким, например, как «радость в страдании»), лежащим в основе кодекса куртуазной любви, - один из устойчивых мотивов провансальской лирики.

200 Возможно, под «врожденной наукой» Луллий подразумевает философию любви, а под «наукой благоприобретенной» - философию знания, другими словами, мистику и схоластику, которым он в равной степени отдал дань, считая их одинаково необходимыми как в самообразовании, так и в миссионерской деятельности.

201 Еще одна попытка Луллия определить своеобразие своего творчества и объяснить притягательность для него как схоластики, так и мистики, как философии знания, так и философии любви.

202 В этой и в некоторых других метафорах книги Луллия оттачивает столь необходимую ему для миссионерских целей аргументацию христианского учения о Троице, что является одним из свидетельств в пользу теории о западном, христианском происхождении мистики майоркского мыслителя.

203 Метафора, в основу которой положен догмат о человеческой природе Иисуса Христа, сына Божьего, и об искупительной жертве Спасителя, подтверждает готовность Луллия к мученической смерти.

204 Эта метафора любопытна очевидными ассоциациями с «Песнью Песней»; в библейском тексте, однако, отсутствует тонкий психологический рисунок, особенностью которого является гармоническое сочетание оппозиций.

205 Одна из тех метафор, в которых автобиографический подтекст наиболее очевиден.

206 «Книга о язычнике и трех мудрецах» - одно из первых сочинений Луллия, написанное им сначала на арабском языке, а затем им же переведенное на каталонский.

207 Метафора 290 - одно из ста утверждений Луллия, помеченных доминиканцем-инквизитором Н. Эймерихом как «еретические».

208 К сожалению, если еще можно попытаться передать игру слов, присутствующую в оригинале, то игра смыслов неизбежно теряется, так как каталонское слово «salutacio» одновременно означает «приветствие», «славословие», «здоровье» и «спасение души».

209 Метафоры 298-301 - достаточно частый у Луллия образец «плетения словес», виртуозной игры слов и лексических изысков, представляющих собой отголосок его увлечения провансальской лирикой; убедительное доказательство того факта, что трубадур Христа щедрой рукой черпал из сокровищницы поэзии трубадуров.

210 Подобно своему современнику Данте, утратившему правый путь «во тьме долины» и заблудившемуся в «сумрачном лесу», Луллий отправился на поиски своего Возлюбленного символической «заросшей дорогой», устремившись ввысь, к любви и свету.

211 Посвятив себя подвижнической деятельности, Луллий оставил жену, Бланку Пикани, на которой женился в 1257 г. и которая родила ему двоих детей, сына Доминго и дочь Магдалену.

212 Данную аллегорию, по-видимому, можно истолковать следующим образом: Любящий понял, что Теология, принимающая его страдания «близко к сердцу», взволнована происходящим, Философия огорчена своей неспособностью ответить на те вопросы, которые, казалось бы, входят в ее компетенцию, а Медицина и Право, в равной степени далекие от томлений духа Любящего, радуются его неудачам.