В холодную пору, в местности, скорее привычной к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, младенец родился в пещере, чтоб мир спасти…
| Вид материала | Документы |
- В холодную пору, в местности, скорее привычной к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности, 730.67kb.
- Налогообложение более древний институт, чем деньги, 230.27kb.
- Опубликовано в: Программные продукты и системы. 1999 №3., 270.97kb.
- Исследовательская работа по теме «Труженики тыла», 29.36kb.
- Охрана природы, 83.58kb.
- Маркс: идеи сделать мир мирным и ликвидировать классовую борьбу как абсолютно абстрактную, 79.97kb.
- Родзинский Дмитрий Леонидович лекция, 808.45kb.
- Сегодня отовсюду: со страниц популярных газет, модных журналов, из динамиков радиотрансляции,, 344.71kb.
- Реферат на тему: " Автомат Калашникова І його модифікації", 935.41kb.
- 1. о чем повествуется в прологе к трагедии «Агамемнон»? о чем ведет речь Дозорный?, 465.72kb.
Но часть было видно отлично отсюда
Сквозь гнезда грачей и деревьев верхи.
(Рифма требует питерского произношения: «верьхи»). Заснеженный пруд в зарослях ольхи, чёрные, опустевшие гнёзда грачей – всё это так по-русски! Надо заметить, что поэт не смешивает российский и иерусалимский хронотопы в одном предложении, они всегда разделены. Но здесь их (предложения) связывают однокоренные слова «пруд» - «запруда», и образуется нерасторжимая связь времён и пространств:
Как шли вдоль запруды ослы и верблюды,
Могли хорошо разглядеть пастухи.
- Пойдемте со всеми, поклонимся чуду, -
Сказали они, запахнув кожухи.
И мы уже сомневаемся в менталитете пастухов, желающих поклониться Христу: евреи ли они, как в Библии, или русские, судя по одежде – доха, кожух. Так лаконично с помощью художественных деталей Пастернак даёт нам понять, что Иисус – бог простых людей независимо от их национальности. Линеарное движение по дороге к пещере замедленно («от шарканья», «брели») и разветвлено:
И кто-то с навьюженной снежной гряды
Все время незримо входил в их ряды.
Причём ряды идущих на поклон не только пополнялись, но и:
По яркой поляне листами слюды
Вели за хибарку босые следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
Что это за хибарка? Почему следы поэт сравнивает именно с огарком? Какова роль уменьшительно-ласкательных суффиксов? В чем причина беспокойства собак? Традиционно в литературе образ дороги имеет значение жизненного пути, но здесь, вероятно, подразумевается ещё и путь к вере. Реалистическое описание шествия дано на фоне морозной ночи, походившей на сказку. Сказка предполагает волшебство, но чудесного Пастернак старательно избегает. Хронотоп рассвета изображён в серых тонах, автор использует анафору и сравнения:
Светало. Означились кедров стволы.
Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Светало. Рассвет, как пылинки золы,
Последние звезды сметал с небосвода.
Эти сумрак и мгла символичны. Сияет лишь Младенец, и скоро Он разгонит светом истины мглу в сознании человечества. «Отверстье скалы» служит границей открытого пространства мира и замкнутого пространства пещеры. Пересечь эту границу Мария позволит только избранным. Пространство сужается до яслей с Младенцем. Но одному из волхвов дано почувствовать звезду Рождества, и вслед за ним взгляд наш возносится к небу – символу бога и подлинной меры жизни.
Иосиф Бродский, как и В.Соловьёв, сопрягает прошлое и настоящее, причем идёт от современности в глубь веков. Приметы настоящего – спички, щели в полу, полотенце. Прошлое надо представить, т.е. понять, осознать. Он ведёт читателя от внутренних ощущений холода и голода через зрительные образы пещеры, огня, животных, Марии, Иосифа, свёртка с Младенцем, через «караванов движенье к пещере» к «огромному впотьмах расстоянью» - всему божьему миру. Хронотоп расширяется от одного современного человека до бесконечности вселенной и истории. И открытое пространство ставит нас перед духовным открытием Узнавания.
Палитра изобразительных средств у каждого из поэтов, прикоснувшихся к теме Рождества, очень разнообразна.
Для создания звукового образа, подкрепляющего словесный образ, В.Соловьёв, Б.Пастернак и И.Бродский применяют звукопись. Например, у Пастернака звенящий мороз звучит в повторе сонорных согласных, завывание ветра – в повторяющихся гласных звуках:
Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было Младенцу в вертепе
На склоне холма.
Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса…
Благодаря аллитерации, мы слышим шелест, который издают пастухи, отряхивая сено с одежды.
Или вот вслушайтесь в рычание собак:
как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
Баюкающий напев колыбельной доносит до нас ассонанс:
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.
Вдали было поле в снегу и погост,
Антитеза, изображающая звезду Рождества, сопровождается и противопоставлением звуков:
Ограды, надгробья,
Оглобля в сугробе,
И небо над кладбищем, полное звезд.
А рядом, неведомая перед тем,
Застенчивей плошки
В оконце сторожки
Мерцала звезда по пути в Вифлеем.
В. Соловьёв также использует ассонанс:
И Слово вновь в душе твоей родилось,
Рожденное над яслями давно.
Кроме того, настойчиво повторяющийся звук «р» несёт в себе громогласную радость.
У Бродского мы слышим неблагозвучные звуки движущихся караванов, а в последних строках отчётливо различим колокольный звон: «огромном» – «бездомный» – «в бездомном».
Уменьшительно-ласкательные суффиксы как средство выразительности использует Б.Пастернак. Однокоренные слова участвуют в создании образов в стихотворениях А.Фета, В.Соловьёва, Б.Пастернака.
Все поэты, кроме Бродского, прибегают к высокой книжной лексике для изображения библейских событий. Б.Пастернак использует также стилистически сниженные, просторечные слова и выражения.
Глаголы-синонимы со значением движения встречаются в стихах А.Хомякова, Б.Пастернака. Антонимы, в том числе контекстные, - в произведениях В.Соловьёва, Б.Пастернака.
Лексический повтор есть у всех поэтов, кроме А.Хомякова.
Большинство тропов и их функции были указаны выше. К их перечню можно добавить метафоры «чело…каравана» (Хомяков), «твердь зыбкая» в значении «небо» (Фет); оксиморон «домашние звери» (Пастернак); метонимию: «Ему заменяли овчинную шубу Ослиные губы и ноздри вола» (Он же); перифразу «Человеческий Сын» (Бродский).
Ряды однородных членов как фигура речи встречаются во всех пяти стихотворениях. Бродский использует вставные конструкции.
На антитезе строят свои стихотворения В.Соловьёв, Б.Пастернак.
Анафору используют все авторы, за исключением А.Фета.
Любопытно сравнить анализируемые стихотворения по строфичности. «Поэтический словарь» А.Квятковского определяет строфу как «высшую метрическую меру», или «м е т р и ч е с к и й ц и к л». «Строфичность придаёт стихотворному произведению композиционную целостность, внутреннюю тематическую законченность и метрическое единство. Являясь архитектонической художественной формой поэтического произведения, строфа играет исключительную роль в выразительности стиха и помогает в раскрытии внутреннего содержания стихотворения» (Там же).
Стихотворения поэтов 19 века (Хомякова и Фета) разделены на четверостишья с перекрёстной рифмой, стихи в строфах объединены общей мыслью.
Стихотворения поэтов Серебряного века Соловьёва, Пастернака и поэта 20 века Бродского на строфы не разделены. Хотя у Соловьёва такое деление возможно и в некоторых изданиях встречается. Но, на мой взгляд, собранные вместе строки создают эффект единства прошлого и настоящего: приход на землю Бога в образе человека навечно связал «ту ночь» и «здесь и теперь».
Сложная архитектоника текста «Рождественской звезды» даже не предполагает членения. Ни силуэт ели, ни сращение еврейского и русского миров не были бы возможны при делении на строфы.
Связь дня сегодняшнего и древней евангельской ночи для И.Бродского также несомненна, и он отвергает строфичность. Более того, он не использует прописные буквы в начале стихов, оставляя их только вначале предложений. Поэтому вид стихотворения становится очень необычным, похожим на прозу. Эта особенность позволяет еще сильнее выделить анафору «Представь», так как все другие слова кроме имен и слов, относящихся к Богу, написаны с маленькой буквы. Этот интимный («на ты») приказ настойчиво зовёт погрузиться в глубину веков, ощутить, прожить, прочувствовать сокровенное значение Рождественской ночи.
Стихотворения А.Хомякова и А.Фета написаны хореем, рифма смешанная, перекрёстная. В.Соловьёв также использует смешанные, перекрёстные рифмы и двусложный размер, но ямб, а не хорей. Поэты 20 века прибегают к амфибрахию: трехсложные размеры по звучанию ближе к интонациям живой разговорной речи, а сверхзадачей Пастернака и Бродского как раз и является показать Христа простым, близким, человечным. От страха перед милующим и карающим сверхсуществом - Богом люди на протяжении веков идут к мысли о Боге внутри нас, всё более и более очеловечивая Его.
У Бродского парные, женские рифмы во всём стихотворении создают четкий, подчёркнуто мерный ритм.
«Рождественская ночь» имеет сложный рисунок рифмовки.
Первые восемь четверостиший с опоясывающей рифмой. Причём первое состоит из трёх простых предложений. Каждое из следующих трёх и седьмое представляют собой законченные предложения. Пятое и шестое четверостишья объединены в одно бессоюзное предложение.
Затем идёт «пятистишие» с перекрёстной и опоясывающей рифмой: дары – малорослей – с горы – поры – после. Зачем же «сбивает» поэт заданный вначале ритм?
Картины грядущего вполне могли бы быть нарисованы десятым и одиннадцатым четверостишьями с опоясывающей смешанной рифмой, но автор «вклинивает» строку: «Всё злей и свирепей дул ветер из степи» - в описания будущих празднований Рождества, да ещё окружает её четырьмя многоточиями, чтобы выделить не только сменой опоясывающей рифмы на перекрёстную, но и знаками препинания как изобразительными средствами.
В следующем, с перекрёстной рифмой, «семистишии» сопрягаются иерусалимские и российские топонимы. Средняя (четвёртая) строка имеет внутреннюю рифму: Как шли вдоль запруды ослы и верблюды.
Затем – два «пятистишия» с опоясывающей рифмой и перекрёстной «кодой», а также с внутренней рифмой в последних двух стихах:
жарко.
слюды
следы.
На эти следы, как на пламя огарка,
Ворчали овчарки при свете звезды.
сказку,
гряды
ряды.
Собаки брели, озираясь с опаской,
И жались к подпаску, и ждали беды.
Четверостишие с перекрёстной рифмой предваряет «шестистишие», в котором рифмуются 1-я и 6-я, 2-я и 4-я, 3-я и 5-я строки. Потом идёт «пятистишие», но уже с другим, не прежним, способом рифмовки: 1-я и 5-я, 2-я и 3-я и 4-я.
Затем следует четверостишие с опоясывающей рифмой, причём его 1-я строка рифмуется с последним стихом предыдущего пятистишия. Потом – четверостишие с перекрёстной рифмой. И завершает стихотворение шестистишие, в котором рифмуются 1-я, 3-я и 5-я; 2-я, 4-я и 6-я строки.
Таким образом, выявляется, что чёткое, размеренное деление на четверостишия с опоясывающей рифмой характерно только для первой части текста, своим силуэтом напоминающей рождественскую ель. Затем Пастернак словно экспериментирует с разным количеством стихов и разными способами рифмовки в единице метрического цикла, почти не повторяясь. Возможно, так он передаёт взволнованность, живую, страстную веру: не ровное пламя газовой горелки, но порывистый трепет живого огня.
Светлый праздник Рождества… Звёзды, сияющие с небес… Ежегодное ожидание чуда. Праздник, являющийся нам в детстве и остающийся чудесным на всю жизнь. Праздник, который не может оставить равнодушным, будит мысль, чувства. В стихах русских поэтов разных эпох мы можем проследить, как менялось восприятие древнего библейского события. Но неизменным оставалось ощущение значимости этой даты, величия свершившегося.
№8 Королёва Ю.
Работу смотрите по указанной ссылке:
ссылка скрыта
№9 Шалова В.
Работу смотрите по указанной ссылке:
ссылка скрыта