В холодную пору, в местности, скорее привычной к жаре, чем к холоду, к плоской поверхности более, чем к горе, младенец родился в пещере, чтоб мир спасти…

Вид материалаДокументы
А также поздравить всех с наступающим Новым годом и Рождеством Христовым!
Эссе-попытка исследования
Он здесь теперь
Очи матери с улыбкойВ ясли тихие глядят.    …    Ясли тихо светят взору
Доху отряхнув от постельной трухиИ зернышек проса
Топтались погонщики и овцеводы
Ослепил вдруг
Подобный материал:
1   2   3
сияющим ребенком замирают в молчании и благоговении и животные – силы земли, и посвященные из людей, и Звезда – небесное око.

Стихотворение Алексея Хомякова имеет ту же идею-показать читателю эту ночь, её волшебство, рождение младенца.

Опять акцент делается на звезду-предвестницу чуда («блеск большой диковинной звезды ослепил все горы и селенья»).

Автор в стихотворении показывает единство и гармонию всех жителей и самой земли в целом: «В эту ночь Земля была в волненьи…..а в пустыне наблюдали львицы…три царя в затейливых тюрбанах ехали к кому –то на поклон… там ягнята увидали в яслях спящее прекрасное дитя» А.Хомяков постоянно обращается то к зверям, то к людям… в последнем четверостишии автор их объединяет и подводит итог той ночи:

В эту ночь вся тварь была в волнении, 
Пели птицы в полуночной мгле, 
Возвещая всем благоволенье, 
Наступленье мира на земле.

Волненье….Аллитерация «л», мы как бы слышим разговоры, как будто кто -то все время переговаривается, движется…. Какая- то суматоха. Но все же мир и благоволенье…..

У Афанасия Фета стихотворение несколько другое. Его строки словно пропитаны покоем, тишиной, умиротворением. «Ночь тиха…. Ясли тихие…ни ушей, ни взоров лишних..слухом трепетным приник…», ассоциации, возникающие при прочтении стихотворенья -ласка матери, хрупкий младенец, чистота, нежность… словно тебе напевают колыбельную, легкую, незримую, словно парящую в воздухе… «Звездный хор к иному хору слухом трепетным приник»…. Колыбельная матери и ангелов. На душе спокойно и легко..

И опять тема звезды:

И над Ним горит высоко
Та звезда далёких стран:
С ней несут цари востока
Злато, смирну и ливан. 

Этот отрывок расширяет пространство, как в первом стихотворении, наше сознание словно уносится в звездное небо, где откуда- то сверху можно увидеть караваны, идущие по бесконечной пустыне…

Стихотворенье Владимира Соловьева «Святая ночь» же более отличается от предыдущих. Оно напоминает притчу-обращение к нам.

У Соловьёва сюжет рождественской ночи показан не так явно, без подробностей, захватывает только саму мысль рождения Бога, его присутствие среди нас.

Во тьму веков та ночь уж отступила,
    Когда, устав от злобы и тревог,
    Земля в объятьях неба опочила
    И в тишине родился «С нами Бог!»

Земля здесь живая, уставшая, для которой рождение Иисуса стало облегчением, словно вздох, его можно услышать в строчке «И в тишине родился «С нами Бог!»». Слово «тишина» и восклицание придают такой эффект.

И многое уж невозможно ныне:
    Цари на небо больше не глядят,
    И пастыри не слушают в пустыне,
    Как Ангелы про Бога говорят.

Немного резкий переход от одной мысли к другой, Владимир Соловьев переносит нас обратно в настоящее, «вырывая» из той ночи. Но картина мира не меняется, просто автор показывает нам её словно старый фильм, прокручивая пленку: цари и пастыри бредущие по пустыне, разговор ангелов….

Дальше, ностальгия сменяется другим чувством. Каким- то величием, торжественностью пропитаны следующие строчки:

Но вечное, что в эту ночь открылось, —
    Несокрушимо временем оно,
    И Слово вновь в душе твоей родилось,
    Рожденное над яслями давно.

«Вечное, несокрушимое временем, Слово рожденное»… После предыдущего отрывка, наполненного глаголами, живого, этот, с такими пышными словами, практически не имеющий глаголов именно таким и кажется… монументальным и торжественным.

Да! С нами Бог — не там, в шатре лазурном,
    Не за пределами бесчисленных миров,
    Не в злом огне и не в дыханье бурном,
    И не в уснувшей памяти веков.

Длинное предложение, без союзов, с повторением «не». Благодаря этому, отрывок читается на одном дыхании, немного давит на нас, самый «громкий» момент в стихотворении. С помощью этого приема следующее четверостишие воспринимается абсолютно иначе:

Он здесь теперь — средь суеты случайной,
    В потоке шумном жизненных тревог.
    Владеешь ты всерадостною тайной:
    Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог.

Читатель словно резко опускается из «бесчисленных миров, злого огня, из памяти веков» в наш земной мир. И мы понимаем всю суетность, бестолковость этой жизни с налетом жизненных тревог. И последняя строчка ставит большую четкую точку в стихотворении « Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог.» -три законченных части. Нет глаголов. «Сильные» слова. Точка.

У Иосифа Бродского стихотворение построено на ассоциациях, фантазии читателя. Он обращается к нам- «Представь»…и это слово повторяется несколько раз. Мы, следуя совету, представляем себе картины, показываемые автором… «представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере…» спичка и крошечное пламя, пляшущее на её конце… оно так же беззащитно, мало, как младенец…. Но пламя может разрастись, как и Господь, станет нести веру в людей, согревать и давать защиту. Стихотворение волнует воображение, необычное его строение, ритм…. Почему то оно у меня ассоциируется именно с пламенем, колышущимся и принимающим разные формы. Та же тема, но это стихотворение абсолютно не похоже на другие. Оно особенное, необыкновенное. Первое четверостишие и читатель оказывается в пещере, и на ассоциациях выстраивается общая картина: щели в полу-холод, пустая посуда-голод, ну а пустыня…пустыня повсюду.

Второе четверостишие оживляет стихотворение, появляются герои: Мария, Иосиф, Младенец, животные…. Именно им холодно, голодно и неуютно.

Последняя часть стиха расширяет мир. Как и в других стихотворениях, мы видим движение трех царей, движение к звезде…

Представь, что Господь в Человеческом Сыне

впервые Себя узнает на огромном

впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном.

И вот автор уже представляет нам младенца Господом, осознавшем себя, и как будто показывает нам его дорогу, предназначение. «На огромном впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном»… Трудный и долгий путь, который ему предстоит пройти.


После дробления Советского Союза Новый год стал традиционным семейным праздником, в то время, как праздновать Рождество начала лишь часть населения страны, преимущественно православные верующие.

В последние годы, однако, все больше людей посещает в Рождественские праздники церковь, вспоминая религиозный смысл праздника. Сегодня большинство верующих в России отмечает Рождество 7 января, по старому юлианскому календарю.

Хотелось бы пожелать всем не забывать об истинном значении праздника и верить в чудеса, ведь они случаются, и случаются не редко, просто мы не замечаем или не хотим замечать их.

А также поздравить всех с наступающим Новым годом и Рождеством Христовым!


4 Павлова А.

Однажды праведный Иосиф и святая Мария из города Назарета отправились в город Вифлеем. Иосиф и Мария шли пешком и утомились и хотели отдохнуть. Они упросили одного доброго человека позволить им переночевать в пещере, куда в плохую погоду загоняли скот для ночлега.

И вот здесь в этой пещере на соломе и родился маленький Иисус Христос. Еще до рождения малышу было предначертано это имя, что означает «Бог Спасет».

Иисус, сын Божий, лежал в яслях, а пастухи ночевали в поле. Вдруг, как молния, к ним с небес слетел лучезарный, сияющий ангел, и убоялись пастухи страхом великим. Но сказал им добрый ангел: « Не бойтесь, я принес вам радостную весть: идите в свою пещеру, там вы увидите маленькое дитя, которое и есть Иисус, сын Божий, Спаситель мира!»

Господь послал на землю своего Сына, чтобы всех людей сделать добрыми и взять их потом в свое Небесное Царство. «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеке благоволение».

Жизнь Иисуса Христа – Бога, воплотившегося в человеческое тело, открыла для всей вселенной милосердный и любящий характер Бога, стала примером для нас, живущих, чтобы мы поступали в сем мире так, как Он поступал. Исследуя евангельские описания жизни Христа и Его смерти, мы можем ВИДЕТЬ Бога! Читая и вникая в слова, которые Иисус говорил и в дела Его, мы можем СЛЫШАТЬ Бога, и СЛУШАТЬ, исполняя Его заповеди. Принимая верой жертву Иисуса Христа как принесенную за нас лично, за сделанные нами грехи, мы можем получить прощение и спасение от них, переходя от смерти в жизнь. Исповедуя свои грехи, принимая решение следовать за Христом в земном пути и жить так, как Он жил, мы можем получать сверхъестественную божественную СИЛУ для новой жизни, свободной от зла и неправды, силы для оставления прежних привычек, греховного поведения и старого образа мышления. Какие бы ни были наши прошлые грехи, Иисус заверяет вас: «Приходящего ко Мне не изгоню вон». Какой бы безутешной ни была наша печаль, Бог обещает дать нашему сердцу мир и покой.

Рождество – рождение Иисуса Христа. И сам праздник Рождества, который мы отмечаем и поныне, для всех людей остается светлым, чистым праздником, праздником мира, добра и жизни. Вот почему столь разные поэты на протяжении полутора веков обращались к теме Рождества.

Читая стихотворения А. Соловьева, Б. Пастернака, А. Хомякова, А. Фета и И. Бродского, мы видим, что их объединяет общая тема. Идея, выраженная поэтическим словом всех этих писателей, заключается в том, чтобы показать, какой была эта чудесная ночь, что она значила для всего мира и как восприняли появление Божьего Сына люди. Во всех стихотворениях мы видим, что людям не только было интересно узнать, что же там случилось в Вифлееме, но и страшно, оттого, что до этого момента люди отвернулись от Бога, как это было сказано в Евангелии. У Хомякова, Фета, Пастернака и у Бродского мы встречаем такие строчки: « три царя в затейливых тюрбанах ехали к кому-то на поклон», «с ней несут цари востока злато, смирну и ливан», «и три звездочета спешили на зов небывалых огней» и «трех царей, караванов движенье». Кто же такие эти цари? Почему каждый из писателей придает особое значение их приходу к пещере? Возможно, этих царей привело туда не только любопытство. Они пришли с дарами, скорее всего они думали, что таким образом смогут откупиться за свои грехи. В дар младенцу были преподнесены «злато, смирна и ливан (ладан)».

«Ладан» - дорогая ароматическая смола особого дерева, которую подносили в знак особого благоволения.

«Смирна» - дорогое благовонное масло, которым помазывали умерших.

Итак, «золото» – царю, «ливан» - Богу, «смирну» - человеку. Отсюда, мы видим, что цари видели в Иисусе и человека, и царя, и Бога в одном воплощении.

В каждом из стихотворений есть строки, посвященные появлению Иисуса Христа на свет. Как видите, для Его рождения, Бог выбрал не дворец, а пещеру, и первым возвестил не богачам, а простым пастухам. Хомяков, говоря о Божьем Сыне, употребляет такие эпитеты: «спящее прекрасное Дитя». Дитя не просто красивое, а именно «прекрасное», то есть привлекающее наш взор своей необычностью, прелестью, богоподобием. Борис Пастернак сравнивает Его с «чудом», «как месяца луч в углубленье дупла». Приход Иисуса на землю – это и есть самое главное чудо, которое только случалось на земле. «Месяца луч» - образ Христа сияющий, ослепляющий глаза. Он будто пробивается сквозь толщу дуба, преодолевает преграду, для того чтобы не прятаться и не закрываться от людей. Бродский говорит о Спасителе мира так: «бездомный в бездомном». Почему же именно «бездомный в бездомном»? Бездомный – человек, не имеющий места жительства. Да, действительно, у Бога нет «определенного места жительства», он и есть сам мир, это как вечность, запечатленная в вечном!

Каждый из поэтов придает особое значение образу звезды, звезде, которая зажглась с рождением младенца. У Хомякова эта «большая диковинная звезда». Действительно, это была не простая звезда, а именно «диковинная», звезда которой еще не было, новая звезда – новый мир и новая жизнь. Фет же говорит о ней как «о звезде далеких стран». Что же это за «далекие страны» ? Это те страны, которые не доступны для людского познания, страны которые существуют только для Бога и его служителей. У Бориса Пастернака более ярко описана Вифлеемовская звезда: « она пламенела, как стог сена», «как отблеск поджога, как хутор в огне и пожар на гумне», «она возвышалась горящей скирдой». Здесь мы видим нарастание мощи, содержащейся в звезде. От маленького «пламени» она постепенно превращается в «поджог», а потом она уже становится «горящей звездой». Бродский, сравнивает эту звезду с «чирканьем спички». Вы замечали, что когда мы чиркаем спичкой, то видим некую вспышку. Отсюда и это сравнение, звезды со вспышкой. Она означала наступление нового мира, новой жизни…

Читая стихотворения Хомякова и Пастернака, я была поражена тем, что мы будто бы переносимся в то далекое время и невольно становимся свидетелями тех чудесных событий. У Хомякова мы сначала будто бы оказываемся в одной колеснице вместе с «царями в затейливых тюрбанах», и словно, как и они, устремляем свой взор к небу, где совсем недавно заблистала чудесная звезда. А потом, вдруг, резко оказываемся в той самой пещере, стоим среди ягнят, и смотрим с любопытством на «прекрасное спящее дитя». А у Пастернака мы идем по той же самой дороге, через ту же местность, в гуще толпы вместе с пастухами, звездочетами и незримыми ангелами. По дороге мы видим внезапные изменения природы. Видите, даже природа становилась совершенно новой. Чем ближе и ближе мы приближаемся к пещере, тем «все злей и свирепей дует ветер из степи». Природа как бы защищает только что появившегося на свет младенца, пытаясь отгородить Его от опасности, не подпустить злых людей. Но вот, наконец, мы оказываемся у пещеры и Мария, мать Иисуса Христа, впускает нас в отверстие скалы. И что же мы видим? Дитя спит «весь сияющий, в яслях из дуба, как месяца луч в углубленье дупла». В стихах же Соловьева, Фета и Бродского мы являемся лишь наблюдателями. У Соловьева и Фета мы не становимся свидетелями Рождества Христова. Их лирические герои только рассказывают нам о том, что видели сами или как они себе это представляют, а нам остается только лишь представить происходящее с помощью своего воображения. Иосиф Бродский с первых строк заставляет нас не посмотреть, а именно представить. «Представить Марию, Иосифа, сверток с младенцем; звезду и скрип поклажи». И из всего этого мы сами составляем картину единого целого прошедших событий.

Стихотворение Владимира Соловьева по композиции отличается от произведений других поэтов. Он говорит о том, что в то далекое время, «когда, земля устала от злобы и тревог», родился Иисус, для того чтобы освободить все живое от оков зла и принести на землю радость и процветание. Но сейчас, в современном мире, мы перестали верить в Бога, в его чудесную силу, и уже не благодарим Его за «спасение нашего существования».

И многое уж невозможно ныне:

Цари на небо больше не глядят,

И пастыри не слушают в пустыне,

Как Ангелы про Бога говорят…


Он призывает нас не забывать Бога. Ведь Бог не «за пределами бесчисленных миров», Он здесь, с нами, в наших сердцах. Как сказал С.У. Буррисс: «... истинно верующий во Христа получает свободный доступ к личному общению с Богом. Для верующего человека Бог всегда жив и готов отвечать». Когда мы верим в Бога, то «зло бессильно и мы вечны». «С нами Бог!». Возможно, стихотворение Соловьева было посредством темы, данной в Библии, о том, что будет Второе Пришествие Христа на Землю. Как вы видите, Бог послал на землю Своего сына только тогда, когда люди отвернулись от него и отреклись от факта Его существования, поэтому Иисус должен был нацелить людей на путь истинный. Вот отсюда и мысль Соловьева: если сейчас люди снова отрекутся от Бога, то Он снова войдет в нашу жизнь.

Еще мы можем обратить свое внимание на то, как написаны эти стихотворения. У А. Хомякова и А. Фета это простой, но в то же время красочный и яркий язык:

В ту ночь земля была в волненье:

Блеск большой диковинной звезды

Ослепил вдруг горы и селенья,

Города, пустыни и сады.

Красота и полнота задуманных образов Хомякова отличается легкостью, «парением над облаками» и простотой души.


И над Ним горит высоко

Та звезда далеких стран:

С ней несут цари востока

Злато, смирну и ливан.

Фет добивается этого же эффекта с помощью яркий эпитетов, позволяющих ощутить божественность, вдуматься в смысл и цель нашего существования на земле.

У В. Соловьева язык стиха совершенно иной. Он сначала как бы позволяет очутиться в том далеком времени «земля в объятьях неба опочила и в тишине родился «С нами Бог!». Родился Бог, а с ним родились и мы, он подарил нам вторую жизнь, которой у нас могло бы не быть, впоследствии людской грешности, а потом резко «тащит» нас повседневную обыденную жизнь «в потоке шумном жизненных тревог». У Б. Пастернака язык стиха более сложный, глубокий, богатый образами. «Домашние звери», «три звездочета», «пастухи», «ангелы», «Мария». И, наконец, сам «Младенец». А у Иосифа Бродского особенность стихотворения состоит в том, что его язык не просто сложен, но и тяжел для понимания, прочитанного с первого раза. Он четкий, звонкий, твердый, читая его стихотворение, мы должны чеканить каждое слово.

Представь, чиркнув спичкой, тот вечер в пещере,

Используй, чтоб холод почувствовать, щели

В полу, чтоб почувствовать голод – посуду,

А что до пустыни, пустыня повсюду.

Почему же Бродский считает, что пустыня повсюду? С одной стороны, образ пустыни – это символ бесконечности пространства. Божья власть действительно бесконечна, она не направлена на какой-либо отдельный объект. А с другой стороны, говоря «пустыня повсюду», он подразумевает, что современный мир превратился в пустыню. На земле практически не осталось ничего «живого», то есть подобного Богу и подобного его поступкам.

«Велик наш Господь и велика держава Его, и премудрости Его нет конца. Хвалите Его солнце, луна, и звезды, и планеты, на каком бы языке восхваление не происходило. А также вы, свидетели Его открытых истин, И ты, душа моя, воспевай честь и славу Господу всю твою жизнь» - Иоганн Кеплер.

Из этого следует самое важное в значении рождения Иисуса Христа:
  1. Божественный сын Господа был единственным человеком, способным спасти мир. Цена за искупление была Его кровь. Он заплатил эту цену на кресте на Голгофе, когда его умертвили. Он победил смерть, когда Он был воскрешен. Его воскресение празднуется каждый год на Пасху.

«Ни через кровь козлищ и агнцев, а через свою собственную кровь вошел он в святое место, получив вечное искупление для нас». (Иврит Книга Бытия)
  1. Когда мы избираем Иисуса, мы возрождаемся. Мы отбрасываем происхождение земного сына Господа Адама, который совершил грехопадение. Мы принимаем происхождение божественного сына Господа, Иисуса.

«Тот, который совершает грех, принадлежит дьяволу; ибо дьявол грешит с сотворения мира. Для этой цели появился Сын Бога, чтобы он мог разрушить труды дьявола». (1 Евангелие от Иоанна)
  1. Иисус создал Его царствие на земле во веки веков. Его последователи это Его Церковь.

«Когда Иисус пришел на берега Кесарии Филиппии, он спросил своих учеников, сказав: «Что говорят люди обо мне: Кто я, Сын человеческий?» И они сказали: «Одни говорят, что ты, Иоанн Креститель: некоторые, что Илия; а другие, что Иеремия или один из пророков».
  1. Иисус сзывает работников, чтобы помогать больным и страждущим.

«И пошел Иисус по всем городам и деревням, наставляя в их синагогах, и проповедуя благую весть царствия, и исцеляя всякое недомогание и каждую болезнь среди людей. Но узрев толпы, вызвало это его сочувствие к ним, потому что они падали без сознания, и были они рассеяны вне своих жилищ, как овцы без пастуха. Затем говорит он своим ученикам: «Урожай обилен, да работников не хватает; Потому молитесь Господу урожая, чтобы послал он работников для своего урожая». (Матфей Книга Бытия)


5 Горчакова А.

Почему русские поэты обращались и обращаются к теме Рождества? Может быть, потому что Рождество Христово – это великая радость для всех, ведь Он пришёл на землю, чтобы, пострадав за нас, указать нам путь, по которому надо следовать, чтобы войти в Царство Божие. Под Его защитой нам не страшны дьявольские силы. Мы имеем бессмертную душу, которая должна тянуться к Богу, ведь Он всегда пребывает с нами: “Я с вами во все дни до скончания века” (Мф. 28, 20). Перед верой “бессильно зло”. Верить в Бога – значит оградить себя от бед и зла. “Мы вечны”, потому что “с нами Бог”. И в своих произведениях (не только стихотворениях!) русские поэты и писатели передавали Радость и трепетное волнение, и веру в чудеса, и все мечты, и желания… Да как же иначе могло быть?

***

Попробуем сопоставить данные стихотворения, беря во внимание использование поэтами глаголов и глагольных форм. Мопассан был непоколебимо убеждён в том, что «какое-нибудь явление…можно обозначить только одним существительным, охарактеризовать только одним прилагательным, оживить только одним глаголом…» А.Н. Толстой говорил о «глагольности» литературной речи в ещё более категоричной форме: «Движение и его выражение – глагол – является основой языка… В художественной речи главное – то глагол. Всегда нужно прежде всего искать и находить правильный глагол».

По мнению В.В. Кожинова, «существо дела заключается в движениях, которые встают перед нашим внутренним воображением при восприятии той или иной фразы. То движения людей и вещей, которые могли бы мы видеть, слышать, осязать, а художественная речь с её словами, строением, ритмом выступает как средство сообщения, материальной передачи того содержания».

Для рассуждения о литературном действии и отдельных движениях, в которых оно складывается, необходимо прежде всего отчётливо различать речь и то, что она «ставит» пред художественным воображением читателя. Читая художественное произведение, мы непосредственно воспринимаем слова, их взаимосвязь и организацию, но и постигаем движения людей и вещей.

Потому мы и обратим своё внимание на те элементы отражённой реальности, которые ставят перед нашим воображением фразы поэтического произведения; эти объекты – суть движения людей и вещей.

Во-первых, выделим во всех представленных стихотворениях интересующие нас формы.

А. Хомяков. «В ту ночь Земля была в волненьи…»

А.Фет. «Ночь тиха. По твёрдой зыби…»

В. Соловьёв. «Святая ночь».

Б. Пастернак. «Рождественская звезда».

И.Бродский. «Представь, чирнув спичкой, тот вечер в пещере…»

была (в волненьи),

ослепил,

наблюдали,

двигались,

шли,

устремивши (взор), ехали

не гасли,

увидали, была (в волненьи), пели –

прош. вр.

возвещая - наст.вр.

наступленье (отглагольное существительное- наст.вр.

дрожат,

глядят- наст.вр.

пропели прош.вр.

славят, светят, приник,

горит,

несут- наст.вр.

отступила,

устав,

опочила,

родился –

прош.вр.

не глядят,

слушают –

наст. вр.

говорят,

открылось,

родилось,

уснувшей-

прош.вр.

(Он) здесь теперь (подразумевается наст. вр.)

владеешь (наст.вр.)

Мы вечны, с нами Бог (подразумевается наст.вр.)


Стояла, дул, было холодно, согревало, стояли, плыла, отряхнув,

смотрели,

было, мерцала,

пламенела,

возвышалась,

рдело, значило,

спешили, везли,

спускались –прош. вр.

вставало (прош.вр.; на момент события – буд вр.!!!)

пришедшее после (прош вр.; на момент события – буд. вр!!!)

дул, скрывали,

было видно,

шли – прош.вр.

могли разглядеть

(прош вр.; на момент события – буд. вр!!!)

Пойдемте, поклонимся –буд. вр.

Сказали, сделалсь жарко, вели, ворчали, походила, входил, брели, жались, ждали, шло, оставлял, толпилась, светало, означились, спросила, пришли – прош.вр.

Подождите –наст.вр.

топтались, ругались, ревели, лягались, светало, сметал, впустила, спал, заменяли, стояли, шептались, отодвинул, оглянулся, смотрела – прош.вр.

Представь -повелит.накл.

4 раза

чиркнув прош.вр. –

2 раза

используй повелит.накл.

Приближенье- отглагол сущ.; подразумевает наст.вр.

Узнаёт -наст вр.



Но глаголы и глагольные формы не могут быть оторваны от предметов и вещных символов. Своеобразие мира тех вещных (и не только вещных) символов (звёзды, животные, пастухи, волхвы, ягнята, ясли, пещера, пустыня, земля и т.д.) заключается в том, что тот мир существует не сам по себе, как обстановка, а как эмоциональный фон, который освещает изменения настроения лирического героя. И движения тех вещей-символов становится выражением внутренних, психологических переживаний, волнующих эмоций лирического героя, для которого очень важен описываемый им момент действительности - Рождество Иисуса Христа, Спасителя человечества.

Мы видим, что в стихотворениях А Хомякова и Б. Пастернака преобладают глагольные формы прошедшего времени. Они рождают в воображении читателя представление о действиях завершённых. Перед нами вырисовывается повесть о миге, ушедшем в вечность. Эмоциональный тон обозначен как вполне отстоявшийся и успокоившийся. Задача таких форм глагола – вызывать ощущение устойчивости эмоционального фона и, следовательно, пережитости остроты душевных волнений.

В стихотворении А. Фета преобладают глагольные формы настоящего времени, которые позволяют лирическому герою перенестись в центр событий, освещая их изнутри. Данные глагольные формы помогают поэту перенести весь план рассказа к моменту совершающегося действия. Это можно отметить и в финале стихотворения А. Хомякова, В. Соловьёва, И. Бродского. А в стихотворении И. Бродского ещё и использование повелительного наклонения как бы “освещается” вспышками сопутствовавших восприятию душевных переживаний (приближенье, узнаёт).

На протяжении всего звучания стихотворения В, Соловьёва отмечаются своеобразные временные переходы. Их использование “работает” для создания напряжённой психологической обстановки. По всей видимости, такие перемены во времени – своеобразный душевный отклик на происходящие события.

***

Семья, в которой должен был родиться Сын Божий, жила даже не в столице, а в незначительном провинциальном городке Галилеи Назарете. И родился Иисус Христос, Сын Бога, не дома, не в тепле и уюте, как обычно младенцы рождаются, а в пути, в дороге…

Семья Иосифа отправилась по указу императора Августа о всенародной переписи записываться там, где жили их предки. Иосиф и Дева Мария происходили из рода Давидова и поэтому пошли в Вифлеем. В городе им не нашлось места ни в гостинице, ни в домах. Они расположились на ночь в пещере, куда пастухи иногда загоняли на ночь свой скот. Тут и родился Иисус Христос, и положили его в ясли, где лежит обычно корм для скота да куда кладут новорожденных ягнят.

Зачем же Бог Всесильный обрёк Сына на такое рождение? Как и за что? Может, был тот Младенец самым обычным сыном человеческим? Даже не самым обычным, а самым гонимым и обездоленным?

Трудно поверить, но можно…и нельзя не поверить… Оттого что было это рождение совсем не простое, а чудесное. Только в чудо надо поверить, а тем, кто в него не верит, оно не раскрывалось ни в те далёкие времена до Рождества Христова, ни после.

Задолго предсказали это рождение ветхозаветные пророки. Но не верили люди этой вести, вот и встретили Спасителя мира, закрыв перед ним окна и двери домов.

Не обычным было это рождение, не простой младенец родился. Не в домашнем тепле и уюте среди заботливых родственников лежал Он, а в пещере, среди овец и ягнят. Лежал в яслях, будто агнец, предназначенный в жертву.

Не простое было это рождение, а предсказание всего пути Его. Пути гонений, лишений, оставленности и покинутости людьми. И окончание пути Иисуса Христа было в этом рождении. В пещеру положат его и после смерти, сняв с креста, где и воскреснет – ВНОВЬ РОДИТСЯ. Пещера стала местом Его рождения и погребения – не случайно, а потому, что смерть Его станет НОВЫМ РОЖДЕНИЕМ.


Источники:
  1. Давыдова Н.В. Евангелие и древнерусская литература. – М., 1992.
  2. Кожинов В.В. Сюжет, фабула, композиция /Основные виды, роды и жанры литературы. – М., 1964.



6 Гурылёва М.

''В эту ночь Земля была в волненьи; ночь тиха; во тьму веков та ночь уж отступила'', - да, это ликующее, вселенской радости и важности событие прошло, осталось в глубине веков, но поэзия его воскрешает, сохраняет, прославляет, увековечивает. По-разному поэты возвращают Рождество из пыльных полок отягощенной нашей памяти.

А. Фет позволяет пережить священную ночь в настоящий момент, здесь и сейчас, посредством глаголов наст. времени: «дрожат звезды, очи матери глядят», можно, оказавшись в пещере, увидеть и восхититься прелестью Явления Господа на землю, услышать, как ангелы и пастухи славят Бога. Немного уже отдалившись от происшедшего, Б. Пастернак рисует картину: ”Стояла зима. Дул ветер из степи.”время прошедшее, Рождество- часть истории, но все же близость еще насыщена и ярка из-за плотного, внимательно уловленного образа, детали- мост через волнующуюся Историю; темнота ночи, и все же «ослики в сбруе, ограды, оглобля в сугробе», к этому прикладывается огромный объем изложения, и вот мы уже рядом. Почти также близко Рождество в рамках стихотворения Соловьева, но у него «cоединительная ткань» существует иначе: идет речь- диалог поэта с читателем, в которой Владимир Соловьев «будит» Ту ночь из «тьмы веков» и призывает чувствовать, ощущать ее сейчас, «в потоке шумном жизненных тревог, суеты случайной», он постоянно вносит параллели- прошедшее/настоящее/ прошедшее/настоящее, идет сравнение, сближение временных пространств, сливаясь воедино: «И Слово вновь во душе моей родилось», «Но вечное, что в эту ночь открылось,- несокрушимо временем оно»; явление Рождества здесь как явление какой-то вечной, но забытой людьми истины, тайны, которая не может исчезнуть, испепелиться часами, днями: «мы вечны; с нами Бог». А. Хомяков представлял эту Ночь по-другому: свысока, будто он наблюдал праздник Рождения с Той большой диковинной звезды, отдаленно (глал. в прош. Времени), мы можем увидеть лишь «волненье» природы, твари, пришедшей на поклон; нет тонкости, как у других поэтов, что застилает Рождество серой вековой дымкой. Пространство стихотворения Бродского вовсе абстрактно, нет гладкого милого описания пейзажа, как у Хомякова, нет пафоса «поэмы» Пастернака, нет космической глубины Соловьева, мирной простоты Фета, своим способом, но все те же цели преследует Бродский- собрать время в один миг, уничтожить двухтысячную измученную историю. Последний поэт гипнотизирует: «представь, представь, представь, представь»- именно этот «ингридиент» придает «вкус» «бездоного в бездонности», тело находится здесь, но сознание улетает в давнюю ночь.

Разных задач придерживались поэты в изложении оданакового сюжета- Рождества.

Данные пять авторов абсолютно различаются, так, что взаимодополняют друг друга; как будто они - агенты одной организации, нанятые выследить, пронаблюдать и записать увиденное Великое Событие. Все точки зрения вроде бы одного замысла, но мотив взят разный. Задача А. Хомякова состоялась в описании Ночи в общих чертах, плана окружения - гор, садов, пустынь, благодаря ему мы можем увидеть пока еще где-то там, вдали вход в то время, волнующуюся природу, какое-то прекрасное Дитя в яслях, наступление мира на земле, Рождество на уровне природы, само Рождение не раскрыто, да и дымки, ворчанья овчарок нет, о точности речь умалчивает, это обязанность уже других сотрудников проекта. Ближе, яснее картина Рождества выражена у Фета- изображение зарегистрировано на уровне чувств: «очи матери с улыбкой глядят», «озарен Марии лик»- уже можно рассмотреть Богородицу- действия разворачиваются на 9-10 шагах от «Священного Происшествия», уже отворена дверь тайны. Следующий агент - Б. Пастернак- участвует сам в этом явлении, он - часть Божественной истории, уловлена мельчайшая деталь, будто мы проживаем Рождество глазами самих пастухов, волхвов. Стихотворение длинное протяжное, будто и вовсе поэма. Это - дорога, по которой шел Пастернак (мы) вместе с ослами, верблюдами, пастухами возвестить хвалу Господу, на свет Рождественской Звезды; обилие определений, деепричастных оборотов: «озираясь с опаской», «ослики в сбруе, один малорослей другого», «сделалось жарко», «босые следы»; картина видна сквозь гнезда грачей и деревьев верхи. В.Соловьев обрабатывает Событие, находясь уже в нашем времени, у себя на квартире — описание осуществлено, детали разобраны, он просто обобщает, доносит сущность Появления Младенца на землю. Завершающий этап проекта — стихотворение Бродского, попытка ощутить Рождество сквозь окружение, обстановку, но в современности.

Внешность Праздника трактуется у разных поэтов по-разному:
  1. 1)Блеск Звезды — горы- селенья—сады - львицы- колесницы- факелы- ягнята- Дитя- птицы- мир - образ Хомякова создан с высоты холма, великолепию Рождества вняли даже птицы, звери.
  2. 2)Ночь- звезды- очи- улыбка- ясли- петухи- ангелы- пастухи - лик- звездный хор- цари- злато- смирна- ливан - Фет уже хотел добиться иллюстрации через взоры небес и всего, что в них. Ощущение взмахов ангельских крыльев, наполнение существа божественными благовониями, словно в церкви.
  3. 3)Земля - тишина - «С нами Бог» - вечное — Слово - Он здесь - средь суеты- всерадостная тайна - мы вечны — благодать Праздника Соловьев доносит до нас на каком-то нематериальном уровне, а невидимыми сигналами в наше подсознание.
  4. 4) Зима — вертеп — Младенец - дыханье вола — ясли - теплая дымка- утес- пастухи- кладбище - зарево- звезда- следы- собаки- рассвет- Мария- ясли из дуба- хлев- волхвы- звезда Рождества - Пастернак собирает воедино, как мозаику сюжетов, Великое Событие.
  5. 5)Спичка- пещера- щели- посуда- пустыня- очертанья животных- сверток с Младенцем- 3 царя- огромное расстоянье- бездомное - Бродский божественную неповторимость показал неординарностью содержания и композиции.

Для создания такого возвышенного образа — Рождества — авторы избрали различные средства.. А. Фет использовал устаревшие слова высокого стиля: твердь зыбкая, очи, взор, лик, что отображает божественность. А.Хомяков ввел повтор: «в эту ночь Земля была в волненьи», «в эту ночь вся тварь была в волненьи » - усиливает необыкновенность ночи; В. Соловьев обожествляет иллюстрацию вставкой опять же глагола высокого стиля (этот способ был выявлен и в стихотворении Фета) «опочила», также восклицательной интонацией частицы «да»- радость Праздника, еще одна яркая особенность — троекратное тире, (здесь его роль- роль моста между прошлым и настоящим).

Пастернак воспользовался привнесением в картину Зимней Ночи ливня сравнений: «как стог», «как отблеск», «как хутор», «сугробами» существительных просто все завалено, кажется, повторам «все» нет числа- создается образ насыщенный, яркий, переполненный впечатлениями и предметами. Также выразительность придает прямая речь, диалог Марии и пастухов, ну это уже не плоское изображение, а целое кино; поэт уловил каждый звук, каждый шорох, и поэтому обзор Рождества идет со всех сторон.

Особенности сочинения И. Бродского заметны еще до прочтения: 4 предложения — 4 заглавные буквы, остальные строки со строчной — и на этом ненормальном фоне лежит еще более ошеломляющий текст «Младенец покамест не заработал на колокол с эхом в сгустившейся сини» (приходится для понимания содержания вчитываться снова и снова). Словесная атака, на первый взгляд каламбур — Бродский настоятельно приказывает (глаголы повелительного наклонения: представь, используй да еще повтор 4 раза) вернуться две тысячи лет назад.

Он неподвижность пребывания в пещере оживляет отглагольными существительными: «движенье», «приближенье», «скрип», «бренчанье».

По композиции «словесности Рождества» также разнится. Целостным сгустком, величественной нерушимостью Рождество отображено в стих-и Соловьева, Бродского и Пастернака. Хотя за этим у каждого скрывается что-то свое. Праздник Соловьева- «поток шумных жизненных тревог». У Пастернака глобальный объем текста и композиция (волнующийся контур конца строк)— самые главные выразительные средства. Слитность строк «Рождественской Звезды» подразумевает то ли дымку, плывущую над яслями, то ли длинную дорогу, по которой шли на поклон к Младенцу пастухи и верблюды или это гуща толпы ослов, овчарок , всадников, пешеходов, овцеводов, погонщиков, волхвов. Еще огромная протяженность стихотворения раскрывает отношение автору к этому священному празднику, как к чему-то необъятному, великому, мощному, непостижимому. Бродский через такой прием неразделимости строк выразил какую-то мгновенность стремительность, чтобы уж точно все смешалось в голове и одноразовое чтение не принесло никакой пользы и ясности.

Построение строчек у А.Фета и А.Хомякова тождественно, классически: четверостишья- пробелы. Наверно, они преследовали одну цель- показать читателю отдельные, самые ключевые и главные моменты священного явления — Рождества.

Так, пронаблюдав, прожив вместе с поэтами Рождественскую Ночь, мы ощутили величие, загадочную неповторимость оставшегося далеко в прошлом Божественного События здесь и сейчас. И, несмотря на абсолютно разные приемы передачи Рождества в данных стихотворениях, во всех случаях отражена нечеловеческая сущность, Господняя воля, любовь и созидание нетленного великолепия Этого Праздника.

7 Гусева Е.


Рождество…

Чудится в этом слове крепкий морозный воздух, льдистая чистота и снежность. Самое слово это видится мне голубоватым. Даже в церковной песне –

Христос рождается – славите!

Христос с небес – срящите! –

Слышится хруст морозный. Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, и в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. /…/ Вот оно утро Праздника, - Рождество.

В детстве таким явилось – и осталось.

И. Шмелёв «Лето Господне»

Эссе-попытка исследования


Светлый праздник Рождества… Звёзды, сияющие с небес… Ежегодное ожидание чуда. Более двух тысяч лет минуло с тех пор, как в Вифлеемской пещере явился в мир Спаситель - Сын Божий, искупивший своими страданиями все грехи всех людей. Более двух тысяч лет с начала новой эры в жизни человечества. Эры свободы выбора, эры милосердия, всепрощения и любви к ближнему. Философ из Назарета ещё не открыл миру истину, после которой мир уже не мог оставаться прежним, но в эту святую ночь светом Звезды Рождества был дан знак начала новой Вечной Жизни.

Это великое событие легло в основу многих произведений искусства. Великие русские поэты не могли не обратиться к теме Рождества. А.Хомяков и А.Фет, В.Соловьёв и Б.Пастернак, И.Бродский и многие другие. Философской лирика, посвящённая рождественской теме, затрагивает проблемы взаимосвязи человека и бога; человека и природы; прошлого, настоящего и будущего.

Светлая радость, восторженное волнение, преклонение – вот доминирующие чувства в лирике Рождества разных авторов. Но наряду с ними у каждого поэта звучит свой, особый аккомпанемент эмоций, настроений: планетарная торжественность в стихотворении «В эту ночь Земля была в волненьи…» Алексея Хомякова так не похожа на трепетную, интимную нежность фетовского «Ночь тиха. По тверди зыбкой…», а философская и в то же время энергичная в «несокрушимом» противостоянии злу «Святая ночь» В.Соловьёва так далека от камерности, конкретности, подчёркнутой домашности «Рождественской звезды» Б.Пастернака. Бродский же и вовсе смешает интимное, конкретно-чувственное восприятие библейского события с глубиной философского осмысления и с состраданием к Богу, «бездомному», узнающему себя «в бездомном». Пожалуй, только у Бродского не прозвучит всепобеждающая радость от факта Рождества, но будет восторг узнавания «Себя» в Сыне, вероятно, родственный тому тёплому чувству, которое испытывают родители, узнавая себя в детях.

Лишь два из выбранных для анализа стихотворений имеют названия - «Рождественская звезда» и «Святая ночь», которую чаще можно встретить под названием «Имману-эль», что значит «С нами Бог». Оба названия нужны, чтобы подчеркнуть: в первом случае – образ звезды, не просто символа, но действующего лица, участника происходящих событий; а во втором – идею произведения. Стихи, названные по первой строке, не нуждаются в таком акцентировании, они вызывают у читателя определённый комплекс ассоциаций, органично включаясь в уже имеющуюся культурную канву.

Общие для рождественской тематики библейские образы в стихотворениях разнятся количественно и качественно (именами, обликом ), дополняются индивидуально-авторскими образами, выстраиваются в образные системы с отличными друг от друга взаимосвязями.

Образ новорожденного Христа в яслях есть в каждом из вышеупомянутых произведений.

Алексей Хомяков, несмотря на всеобщее волненье, пышность и богатство караванов, едущих «к кому-то на поклон», этим неопределённым местоимением покажет, что в ту ночь мало кто ведал, кем станет для мира это «спящее прекрасное Дитя». И только заглавная буква в слове Дитя подскажет, что перед нами не обычный ребёнок.

Афанасий Фет использует метонимию (перенос по смежности): «ясли тихие», «ясли тихо светят», чтобы создать образ Христа-младенца. Этот божественный свет озаряет лик матери.

Фет сразу показывает сакральную сущность образа: «славят Бога» и, как и Хомяков, использует местоимение (только уже личное) и прописную букву: «над Ним».

Владимир Соловьёв также сразу называет Христа Богом, но, не отвлекаясь на внешние проявления святости (нимб), подчеркивает его воплощение в человеческом облике и роль божьего сына в спасении человечества:

Да! С нами Бог — не там, в шатре лазурном,
    Не за пределами бесчисленных миров,
    Не в злом огне и не в дыханье бурном,
    И не в уснувшей памяти веков.
     Он здесь теперь — средь суеты случайной,
    В потоке шумном жизненных тревог.
    Владеешь ты всерадостною тайной:
    Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог.

Для Соловьёва осознание того, что Бог пришёл на землю важнее самого факта Рождества. Чтобы выразить это, он использует олицетворение:

И в тишине родился «С нами Бог!»

И Слово вновь в душе твоей родилось,
Рожденное над яслями давно.



Борис Пастернак в «Рождественской звезде» создаёт образ «Младенца». В начале стихотворения инверсия «холодно было Младенцу в вертепе» подчеркивает человеческое в нем, вызывает сочувствие. В финале божественное и человеческое сливаются в гармоничном единстве:

Он спал, весь сияющий, в яслях из дуба,
Как месяца луч в углубленье дупла.
Ему заменяли овчинную шубу
Ослиные губы и ноздри вола.

Эпитет указывает на божественную сущность, а сравнение – на земное, близкое. Слова пришедших к пещере: «вознести Вам Обоим хвалы», прописные буквы в местоимении и числительном свидетельствуют о молитвенном преклонении, но имя «Бог» используется Пастернаком только со значением Бог-отец, Царь Небесный, в описании звезды: «Она пламенела, как стог, в стороне от неба и Бога».

Иосиф Бродский также чётко разделяет эти две ипостаси: «Господь в Человеческом Сыне /…/ Себя узнаёт». Как и Пастернак, он называет Христа «Младенец», подчеркивает его человеческие чувства – холод, голод, но идёт ещё дальше в отрицании внешних признаков избранности: нет сияния, нет преклонения: «свёрток с Младенцем», «Младенец покамест не заработал на колокол с эхом в божественной сини». Поэт по праву (в прямом смысле этого слова) называет новорожденного «бездомным», но так же, «бездомным», называет он и Бога-отца

(Представь, что Господь в Человеческом Сыне
 впервые Себя узнает на огромном
 впотьмах расстояньи: бездомный в бездомном.),

подразумевая вселенское одиночество Бога (а что до пустыни, пустыня повсюду).

Отринув чудеса внешние, Бродский показал, что истинное, грандиозное чудо в обретении Богом-отцом Бога-сына, близкой души.

Образ Богоматери есть в стихотворениях Фета, Пастернака, Бродского. Но если у Бродского она лишь упоминается вместе с Иосифом в длинном ряду однородных членов, то в стихах Фета и Пастернака этот образ можно интерпретировать.

Фет покажет Богородицу любящей, просветленной, возвышенной:

Очи матери с улыбкой
В ясли тихие глядят.
    …    
Ясли тихо светят взору,
Озарён Марии лик.

Высокая, книжная лексика создаёт иконописный образ Божьей матери.

Мария в «Рождественской звезде» Бориса Пастернака лишена божественной атрибутики, её речь подчеркнуто обыденна:

- А кто вы такие? - спросила Мария.

- Всем вместе нельзя. Подождите у входа.

И только волхвов из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.

Лишь пастухи и ангелы возносят Ей и Младенцу «хвалы», да Рождественская звезда, отодвигая волхвов, смотрит, «Как гостья», «...с порога на Деву», будто поздравляя Марию с рождением первенца. Слово «Дева» напоминает о чудесном непорочном зачатии.

Во всех пяти стихотворениях присутствуют образы караванов, волхвов и пастухов, идущих поклониться новому Царю-богу, но образы эти различны.

Владимир Соловьёв покажет прошлое через антитезу с настоящим:

Цари на небо больше не глядят,
    И пастыри не слушают в пустыне,
    Как Ангелы про Бога говорят.

Высокое «пастыри» на месте нейтрального «пастухи» вызывает ассоциации с евангельской аллегорией пастырь душ человеческих, спасающий «заблудших овец». У Афанасия Фета поклонение описано лаконично:

    И за ангелами в вышних
    Славят Бога пастухи.
   
    С ней несут цари востока
    Злато, смирну и ливан.

В стихотворении Алексея Хомякова, напротив, мы видим пышное, торжественное, красочное шествие:

    Как, дарами дивными полны,
    Двигались бесшумно колесницы,
    Важно шли верблюды и слоны.
    
    И в челе большого каравана,
    Устремивши взоры в небосклон,
    Три царя в затейливых тюрбанах

Пастернак домысливает, дописывает нарочито обыденные, будничные, реалистические детали:

Доху отряхнув от постельной трухи
И зернышек проса
,
Смотрели с утеса
Спросонья в полночную даль пастухи.

И три звездочета
Спешили на зов небывалых огней.
За ними везли на верблюдах дары.
И ослики в сбруе, один малорослей
Другого, шажками спускались с горы.


(Уменьшительно-ласкательные суффиксы снимают пафос, превращают событие из далёкого, библейского в понятное и родное). Параллель «босые следы» и «отпечаток стопы» незримых ангелов даже этих «Послов неба» сближает с простыми людьми. У камня толпилась орава народу. Подчеркнуто сниженная, просторечная лексика. Сравните «У скалы собралось много людей».

Средь серой, как пепел, предутренней мглы
Топтались погонщики и овцеводы,
Ругались со всадниками пешеходы,
У выдолбленной водопойной колоды
Ревели верблюды, лягались ослы.

Как непохожа эта какофония на торжественную тишину в стихотворениях Хомякова и Фета, нарушаемую лишь пением птиц или «иного хора»!

И только волхвов из несметного сброда
Впустила Мария в отверстье скалы.

Снова грубое просторечное выражение использует Пастернак для обозначения пришедших поклониться божественному Младенцу, тем самым утверждая, что Христос – Бог униженных, а не сильных мира сего. И даже волхвы, мудрейшие (=звездочёты, цари):

Стояли в тени, словно в сумраке хлева,
Шептались, едва подбирая слова.
Волхвы своим поведением, речью напоминают пастухов.

У Бродского, как и у Пастернака, мы слышим дисгармонию звуковых образов, противопоставленную гармонии церковного колокольного звона, но более поражает «вывернутое» сравнение:

Представь трех царей, караванов движенье
к пещере; верней, трех лучей приближенье
к звезде
, скрип поклажи, бренчание ботал.

Ведь звёзды испускают лучи, а не принимают. Да и слово «верней» ориентирует нас на постижение глубинного смысла. Что же это? Рождественская звезда, ведущая за собой караваны, или сам Иисус – звезда, божественный свет, слиться с которым стремятся волхвы, ангелы, пастухи, все люди? Истина, которую они хотят постигнуть?

Образ звезды есть и в стихотворениях Хомякова, Фета, Пастернака. И если у А.Хомякова:

Блеск большой диковинной звезды
     Ослепил вдруг горы и селенья,
    Города, пустыни и сады. (совершенный вид, прошедшее время, эпитет «диковинная», т.е. необычная, необыкновенная, чудесная),

То у А.Фета:

И над Ним горит высоко
    Та звезда далёких стран:
    С ней несут цари востока
    Злато, смирну и ливан.

(несовершенный вид, настоящее время в значении прошедшего создаёт эффект присутствия, но перифраза «та звезда далёких стран», напротив, отстраняет, вероятно, подразумевается «увиденная в далёких странах», путеводная).

Повторюсь, в стихотворении Б.Пастернака этому образу-символу Рождества придаётся особое значение, потому он и вынесен в название. Заглавная героиня – непосредственный участник событий, она одухотворяется автором. Антитезы: «вдали» - «рядом», «небо…полное звёзд» и эта единственная звезда «в стороне от неба и Бога» - выделяют образ Рождественской звезды как близкий простым людям. Эту идею продолжают развивать неожиданные «крестьянские» сравнения: «застенчивей плошки», «как стог», «Как отблеск поджога, Как хутор в огне и пожар на гумне», «горящей скирдой Соломы и сена Средь целой вселенной, Встревоженной этою новой звездой». Понаблюдаем за тем, как поэт передаёт свет звезды: «мерцала», «пламенела», «отблеск поджога», «пожар», «горящей», «растущее зарево рдело», «зов небывалых огней». Налицо нарастание признака. Строка «И значило что-то» таит в себе интригу: Пастернак чурается высокопарных слов, хотя высокой, книжной лексикой не пренебрегает, а органично сочетает её со словами, обозначающими реалии сельской жизни России 19 – начала 20 века. Эту библейскую, Вифлеемскую звезду, встревожившую вселенную около двух тысячелетий назад, он наделяет русской ментальностью – застенчивостью, революционностью – и изображает её в окружении типично русских топонимов: стог, гумно, хутор, скирда… В финале стихотворения поэт использует олицетворение:

Вдруг кто-то в потемках, немного налево
От яслей рукой отодвинул волхва,
И тот оглянулся: с порога на Деву,
Как гостья, смотрела звезда Рождества.

Насколько правомерно говорить об образе лирического героя в рождественской лирике? Ни в одном из анализируемых стихотворений нет местоимения «я». Означает ли это, что изображение библейских событий, абстрактные философские истины не требуют присутствия поэтического двойника автора? Вряд ли. В самом отборе фактов и деталей, в настроении, в способе мышления проявляется личность. Непоколебимая, не расшатанная сомнениями вера присуща лирическим героям А.Хомякова, А.Фета, В. Соловьёва. Хомяков, как рапсод, ведёт отстраненное, торжественное, эпическое повествование. Фет стремится запечатлеть мгновение, но сам не попасть в объектив. Соловьёв протянет руку к читателю: «владеешь ты всерадостною тайной», объединит себя с ним и со всеми христианами: «С нами Бог!». Его лирический герой – оратор, трибун – убеждает и доказывает. Поэтический двойник Бродского также напрямую обращается к читателю-другу, с жаром повторяя «представь», старается «достучаться», донести свои мысль и чувство. Для него характерно панибратское отношение к Христу («Младенец пока ещё не заработал…»). В Боге-отце и Боге-сыне он видит своих собратьев по несчастью, делая акцент на бездомности, неприкаянности. Лирический герой Пастернака – «коренной русский». Он ярко, в мельчайших деталях способен представить то, о чём в Библии сказано лаконично. Его трепетная вера таится: он не любит пафосных слов, слишком много их было в Стране Советов, да и на саму христианскую веру были жестокие гонения.

На мой взгляд, в каждом из стихотворений, подвергшихся анализу, можно увидеть кольцевую композицию: возврат в финале к исходным образам. Закольцовывая мысль, авторы подчёркивают бесконечную важность свершившихся событий, их вневременное значение.

Анализ хронотопа каждого стихотворения позволяет глубже понять идею стихотворения, значение Рождества для каждого автора.

Алексей Хомяков уже в первой строке подчеркнёт величие, космический масштаб происходящих событий:

В эту ночь Земля была в волненьи:

Планета Земля в ночь Рождества переживает и трепещет (олицетворение). Вертикальная организация пространства (звезда – горы – города, пустыни и сады) сменяется горизонтальным, направленным движением караванов по пустыне. Три царя, «устремивши взоры в небосклон», сверяют путь по ориентиру – звезде,

А в пещере, где всю ночь не гасли
    Факелы, мигая и чадя,
    Там ягнята увидали в яслях
    Спящее прекрасное Дитя.

Антитезы открытого и закрытого пространства, львиц в пустыне, наблюдающих за движением караванов, и ягнят, разглядывающих Младенца, ослепительного света звезды и неверного, чадящего пламени факелов подчёркивают человеческую слабость Дитя и грандиозность, предстоящих ему свершений. Первая строка последней строфы с изменением повторяет первую строку стихотворения:

В эту ночь вся тварь была в волненьи,
    Пели птицы в полуночной мгле,
    Возвещая всем благоволенье,
    Наступленье мира на земле.

Кольцевая композиция возвращает нас к исходной мысли о значимости события. Но теперь уже волнуется «вся тварь», т.е. всё живое, сотворённое Богом, птицы возвещают Благую Весть (Евангелие) – наступление (нового) мира на земле (строчная буква вместо прописной в первой строфе), т.е. в человеческом мире.

В стихотворении А.Фета хронотоп Рождественской ночи очень гармоничен, нет противоречий, противопоставлений. «Ночь тиха» - «ясли тихие» - «ни ушей, ни взоров лишних» - «ясли тихо светят». В одном предложении Фет объединяет и хронотоп неба («тверди зыбкой») и хронотоп яслей, между ними нет преград и границ. Ангельскому славословию вторят пастухи, и к нему же «трепетно» прислушивается «звёздный хор». Яркие южные звёзды «дрожат» то ли от трепета, то ли от слёз умиления в очах матери. Если бы надо было озаглавить стихотворение Фета, я назвала бы его «Ночь Рождества», или «Ночь тиха», или даже «Святая ночь», потому что это ключевой образ произведения.

Стихотворение Владимира Соловьёва «Святая ночь» построено на противопоставлении хронотопов Рождества и Современности, тьмы веков, в которую «та ночь уж отступила», и «ныне». Прошлое, «Когда, устав от злобы и тревог, Земля в объятьях неба опочила», поэт изображает с помощью метафоры, означающей: именно рождение Христа принесло земле мир, покой, избавило от злобы и вражды. Многое (чудесное), что происходило в «ту ночь» уже «невозможно ныне»:

Цари на небо больше не глядят,
    И пастыри не слушают в пустыне,
    Как Ангелы про Бога говорят.

Так через антитезу Соловьёв показывает события Рождественской ночи. Но главное чудо – приход в мир богочеловека – неподвластно времени, вечно («несокрушимо временем оно»). Его явление связывает воедино прошлое, настоящее и будущее. Хронотоп настоящего «здесь теперь», казалось бы, мало отличается от хронотопа доиисусовой эпохи:

- средь суеты случайной,
    В потоке шумном жизненных тревог.

Те же тревоги, а в суете, наверняка, злоба, но … теперь каждый из нас владеет «всерадостною (окказионализм: радостною для всех) тайной»:

Да! С нами Бог — не там, в шатре лазурном,
    Не за пределами бесчисленных миров,
    Не в злом огне и не в дыханье бурном,
    И не в уснувшей памяти веков.

Противопоставление ветхозаветного Бога, бога небесных сфер, грохочущего громом и сверкающего молниями, и Бога Нового завета, Бога-человека, того, кто «смертию смерть попрал», даёт поэту основание уверенно заявлять: «Бессильно зло; мы вечны». Зло, которое не мог победить Бог карающий, будет побеждено Богом всепрощающим: не страхом, но любовью. И всем будет даровано Царствие небесное – бессмертие души.

Невероятно сложно и интересно устроено художественное время-пространство стихотворения Б.Пастернака! В первой части текста строчки разной длины образуют особую конфигурацию текста, напоминающую лапы рождественской ели. Почти нерасторжимо связаны, вплотную перемежаются хронотопы вифлеемские и российские:

Стояла зима.
Дул ветер из степи.
И холодно было Младенцу в вертепе
На склоне холма.

В земле Израилевой нет степей, да и «поле в снегу и погост, ограды, надгробья, оглобля в сугробе» - приметы скорее русской зимы. Хронотоп звезды Рождества также дан через типично русские сравнения-топонимы. И вдруг на фоне трёх звездочётов, верблюдов и малорослых осликов

И странным виденьем грядущей поры
Вставало вдали все пришедшее после.
Все мысли веков, все мечты, все миры,
Все будущее галерей и музеев,
Все шалости фей, все дела чародеев,
Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи,
Все великолепье цветной мишуры...
... Все злей и свирепей дул ветер из степи...
... Все яблоки, все золотые шары.

Это сопряжение прошлого и будущего, Рождественской ночи и грядущего, одновременно и неожиданно и органично. В длинном ряду однородных членов с повторяющимся местоимением «все» Пастернак объединил и антураж празднования Рождества, и новую философию, и значение христианства для культуры. Трогательный зимний праздник и величие мысли. Ряд однородных членов разрывает мотив дующего из степи ветра, который усиливается. Безусловно, это образ-символ. За ним может стоять и напоминание о тяжёлых условиях появления Младенца, и мысль о суровости мира, и образ зла, противостоящего добру. Но, учитывая, что речь идёт о «виденьях грядущей поры», то это всё же гонения на христианскую веру в Советском Союзе, о которых рассказано эзоповым языком.

Следующее предложение вновь переносит нас в Россию: