Функционально-статистические особенности имен прилагательных в прозаических текстах (на материале произведений М. Магдеева и В. Шукшина) 10. 02. 02 Языки народов Российской Федерации (татарский язык) 10. 02. 01 Русский язык
| Вид материала | Автореферат |
- Историко-лингвистический анализ топонимов бассейна реки уй притока иртыша 10. 02., 350.64kb.
- Система средств выражения побудительной модальности в татарском и русском языках 10., 436.6kb.
- Жиркова Р. Р. Жондорова Г. Е. Мартыненко Н. Г. Образовательный модуль Языки и культура, 815.79kb.
- Фразеографическое описание татарского, русского и английского языков, 702.28kb.
- Фразеографическое описание татарского, русского и английского языков, 679.98kb.
- Тема урока : Правописание н, нн в суффиксах имен прилагательных, 54.11kb.
- Концепт «сугыш (война)» в татарской языковой картине мира 10. 02. 02 Языки народов, 443.98kb.
- Особенности функционирования категории числа имён существительных с потенциально полной, 340.8kb.
- Татарская антропонимия в лингвокультурологическом аспекте 10. 02. 02 Языки народов, 776.13kb.
- Энтомологическая лексика в татарском языке 10. 02. 02 Языки народов Российской Федерации, 463.12kb.
Основное содержание работы
Во введении обосновываются актуальность темы диссертации, ее научная новизна, формулируются цели и задачи исследования, выделяется объект анализа, указываются теоретическая база и методы исследования, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы, приводятся основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «История изучения функционирования и статистических особенностей имен прилагательных в татарском и русском языкознании» определяется теоретическая основа диссертации; рассматриваются общетеоретические положения, раскрывающие сущность функционирования; выявляются и характеризуются разные подходы к изучению функционирования прилагательных в истории языкознания, связанных с возможностью анализа «поведения» данного класса слов не только в направлении от формы к значению (от средств к функциям), но и в направлении от значения к форме (от функций к средствам).
На основе анализа лингвистических трудов по рассматриваемой проблеме в тюркологии и русистике делается вывод о том, что огромный интерес к изучению «поведения» языковых единиц в речи, в текстах привел к тому, что в современной лингвистике ключевой термин «функциональный» используется в самых разных значениях, заменяя иногда, как престижный термин, существующие обозначения известных понятий (коммуникативный, реализация). Многозначность термина «функциональный» объясняется тем, что в качестве объекта анализа в исследованиях выступают различные языковые уровни: фонологический, лексический, грамматический и т.д.
Диссертант исходит из того, что «функция языковой единицы – это ее способность к выполнению определенного назначения, потенциал функционирования…, и вместе с тем реализация этой способности, то есть результат, цель функционирования» [Бондарко 1984: 29]. Единицы языка (в нашем случае конкретный класс слов – имена прилагательные), реализуемые в речи, обладают множеством характеристик (функций): семантических, грамматических, стилистических, синтаксических и т.д. Изучать отдельные функции единиц языка (например, только семантическую функцию прилагательных) или совокупность – определяется задачами исследования. Реферируемая же работа представляет собой попытку описать и проанализировать особенности семантического, экспрессивно-стилистического и статистического функционирования имен прилагательных в разноструктурных языках, так как «все, что традиционно рассматривалось как отличия грамматического строя языков разных типов, относится и к рассматриваемому аспекту строя языка» [Бондарко 1984:7].
Термин «функционирование языковых средств» (в данном случае – прилагательных) в нашем понимании служит обозначением выполняемого ими назначения, то есть это не только употребление признаковых слов в текстах, это и употребление в конкретной коммуникативной единице в определенной позиции, это реализация лексических и грамматических значений прилагательных, их стилистическое употребление, статистическая характеристика употребляемости признаковых слов. Таким образом, функционирование прилагательных в тексте – это и участие их в речемыслительных операциях, это и одновременно категория понимания. Следовательно, под функционированием языковых единиц мы будем иметь в виду процесс актуализации, взаимодействия в речи, определенном контексте единиц, их функций (семантических, стилистических, количественных), преобразование функций как потенций и потенциальных целей в функции реализуемые и реализованные цели коммуникации.
Впервые функционально-грамматические описания (основанные на принципе «от средств к функциям») использовались в работах представителей Пражского лингвистического кружка (В.Матезиус, Н.С. Трубецкой). Начиная с этого периода на разных этапах анализа единства «средство – функция» осуществляется разнонаправленное движение от средств к функциям и от функций к средствам.
В начале 80-х годов XX века функционально-грамматические исследования получают второе дыхание в русской и татарской лингвистике, причем большинство этих работ базируется на изучении «поведения» частей речи в различных текстовых жанрах (художественных, публицистических, научных, деловых), в устной речи носителей языка. Функциональный аспект становится основным при изучении языка и стиля произведений того или иного автора, а при определении авторства он просто необходим. В этом плане имена прилагательные, представляющие основной класс качественных слов, привлекают особое внимание лингвистов, так как характер их употребления позволяет судить о богатстве, образности, выразительности, яркости, «сочности» или, наоборот, скудости, монотонности языка изучаемых текстов и языка носителей.
Многообразие характеристик, которое способны передать имена прилагательные, обусловило то, что большинство работ, посвященных изучению «поведения» данного класса слов, освещает самые разные аспекты их функционирования: семантические, экспрессивно-стилистические, количественные, наблюдается своего рода синкретический подход к функционированию прилагательных, которое понимается широко. Однако в школьных и некоторых вузовских учебниках, в работах отдельных исследователей традиционный узкий подход сохраняется: под функционированием прилагательных имеют в виду лишь употребление их в той или иной синтаксической функции.
Современные языковедческие исследования характеризуются активным использованием количественных методов при изучении функционирования отдельных классов слов. В 50-х г. XX века статистические методы начали широко применяться в отечественной лексикологии, что в свою очередь привело к созданию частотных словарей; в конце 70-х годов появились коллективные монографии, содержащие ценные рекомендации и замечания, связанные с методикой проведения статистического анализа текста, составления по нему частотного словаря, с количественным изучением частей речи. В 2004 году в диссертационном исследовании Л.В. Климовой впервые наряду с высокочастотными именами существительными и числительными были описаны высокочастотные прилагательные, зафиксированные в словарях русского языка [Климова 2004].
Статистические исследования нашли широкое применение в тюркологии. Труды казахских ученых К.Бектаева, А.Джубанова, А.Курышжанова, К.Молдабекова, С.Мырзабекова, узбекских – С.Мухамедова, С.Ризаева, киргизского ученого К.Дыканова посвящены статистико-информационным исследованиям различных текстов.
Относительно татарского языкознания, можно сказать, что реферируемая работа есть одна из первых попыток применения математической статистики в изучении отдельного класса слов – имени прилагательного, хотя количественные характеристики частей речи (в том числе и имени прилагательного) татарского языка в той или иной мере отражены в исследованиях Ф.К. Сагдеевой, Л.М. Ризвановой, К.Р. Галиуллина, Д.А. Салимовой.
Во второй главе «Особенности функционирования прилагательных в произведениях М.Магдеева и В. Шукшина» систематизируются и обобщаются данные по семантическим группам имен прилагательных в двух языках; исследуются и описываются особенности семантических сдвигов и вариаций прилагательных при их употреблении в различных контекстах; выявляются экспрессивно-стилистические свойства прилагательных в художественных текстах.
Установлено, что лингвисты, изучающие имя прилагательное, обращаются к ограниченному кругу ЛСГ. Например, объектом исследования становятся часто прилагательные, связанные с характеристикой человека, то есть так называемые антропонимические прилагательные (Л.В. Лаврова, Т.С. Щепина, Р.Н. Менон, Нгуен Дык Тинь, Е.А. Макарова), между тем другие ЛСГ оказались менее изученными. С другой стороны, выделяемые во многих исследованиях ЛСГ качественных прилагательных оказываются весьма произвольными, границы их не очерчиваются, сопоставление с другими группами оказывается невозможным.
Во-вторых, следует подчеркнуть некую однобокость подхода к прилагательным: упоминая о ЛСГ, авторы почему-то всегда имеют в виду только качественные прилагательные, относительные остаются вне поля зрения, как будто они вовсе и не выражают качество. Объясняется это устоявшимся в лингвистике мнением о том, что «значение относительных прилагательных часто истолковывают, вводя раскрывающий это отношение предикат типа «состоящий из», «похожий на», «содержащийся в», «сделанный из»; выделяется около 30 общих значений такого рода и значительное количество частных» [ЛЭС 1990: 398]. Содержательное наполнение значений, вопросы классификации и лексикографического представления относительных прилагательных продолжают оставаться предметом дискуссий.
На основе произведений М.Магдеева и В.Шукшина диссертантом анализируются особенности функционирования адъективов трех ЛСГ:
- Прилагательные, выражающие оценку.
- Прилагательные, выражающие пространственное значение.
- Прилагательные, выражающие цвет.
Выбор вышеуказанных ЛСГ прилагательных определяется тем, что в текстах М.Магдеева и В.Шукшина наибольшей частотностью употребления характеризуются адъективы именно этих групп (кроме антропонимических прилагательных).
1.Одна из особенностей значения и употребления прилагательных заключается в том, что они совмещают в своей структуре семантические и прагматические аспекты языка. Для прилагательных как класса слов характерно наличие субъективно-оценочных значений и соответствующих коннотаций. Поэтому большинство прилагательных, обозначая признак, присущий предмету или событию, содержит еще и оценку, исходящую от говорящего. Такие прилагательные в лингвистике принято назвать оценочными.
Ядерное положение в строении ЛСГ вышеуказанных прилагательных занимают слова хороший (яхшы) и плохой (начар), которые выражают (противоположные) оценки «в чистом виде». Прилагательное хороший как базовая лексема сочетается в рассказах В.Шукшина и с конкретными (личными, неличными), и с отвлеченными именами существительными, указывая на отношение автора и персонажей к изображенному. В повестях М.Магдеева прилагательное яхшы поясняет не только имя существительное, но и глагол, тем самым выражает положительную оценку действия: Моны Кара Чыршыда бик яхшы белђлђр иде [Кеше китђ – җыры кала 1996: 268].
Важно подчеркнуть, что употребление оценочного прилагательного перед глаголом не изменяет его морфологической природы: оно при этом выражает признак, оценку действия, оставаясь прилагательным и выполняя функцию обстоятельства.
В русском языке оценочные прилагательные не могут обозначать признак действия, для этого существуют наречия. Так, Ю.Галкин, как и мы, дает следующий перевод вышеуказанного предложения: Моны Кара Чыршыда бик яхшы белђлђр иде. – Ее очень хорошо знали в деревне Кара Чыршы [Магдеев 1988: 222]. Однако прилагательные в русском языке свободно сочетаются с отвлеченными существительными, называющими действия: А потом тут же устыдился своего дурацкого смеха, подошел, поднял старушку [Как я понимаю рассказ 1984: 4].
Прилагательное яхшы в повестях М.Магдеева составляет синонимический ряд с прилагательными ђйбђт, шђп, юньле, ипле, җайлы, тђртипле, укымышлы, акыллы, белемле, культуралы, хђрмђтле, мактаулы, пөхтђ, хђерле, изге, мђрхђмђтле, җанлы, миһербанлы, сђгадђтле, ягымлы, мөлаем, сөйкемле и т.д., прилагательное хороший в рассказах В.Шукшина – с прилагательгыми светлый, добрый, радостный, дорогой, богатый, разумный, ученый, начитанный, знатный, послушный, дружный, уважаемый, прекрасный, великолепный, славнецкий, блестящий, шикарный, отменный, мировой и т.д.
В произведениях авторов используются, конечно же, и прилагательные с отрицательной оценкой, частотность употребления которых выше по сравнению с прилагательными с положительной оценкой. Это такие прилагательные, как: плохой, небрежный, вредный, невозможный, занудливый, проклятый, скверный, ехидный, дурацкий, нахальный, дурной, драный, дошлый, бестолковый, враждебный и т.д. в рассказах В.Шукшина и начар, ђшђке, яман, коточкыч, хђтђр, кансыз, нахак, мыскыллы, борчулы, нужалы, авыр, жайсыз, мокыт и т.д. в повестях М.Магдеева.
Авторы включают в текст вышеперечисленные оценочные прилагательные для указания на личностные особенности героев. У М.Магдеева Шаяхмет – «юаш кеше» (скромный, тихий человек), фельдшер – «кансыз бђндђ» (жестокий, бессердечный человек), Хисмат – «коры кода» (строгий сват), Васфикамал – «явыз» (злая), но «акыллы» (умная) («Кеше китђ – җыра кала»). Об Александре Ивановиче («Обида») говорится, что он – уважаемый человек, Наум Евстигнеич («Космос, нервная система и шмат сала») – скряга отменный, Яковлев («Вечно недовольный Яковлев») – шикарный электросварщик, Марфа («Одни») – баба крупная, но бестолковенькая, а шорник Антип Калачиков («Одни») когда-то был мировым парнем.
Имена прилагательные с оценочной функцией нередко подчеркивают через детали портрета внутренние черты героя. Таковы настырные глаза, небрежная поза Глеба Капустина («Срезал»), раскрывающие его враждебное отношение к окружающим.
Положительной и отрицательной оценке подвергаются факты, явления, предметы окружающей действительности. Часто оценочные прилагательные используются в качестве речевых повторов для усиления и выделения оценочных характеристик реалий и лиц. М.Магдеев в повести «Кеше китђ – ќыры кала» использует речевой повтор, когда героиня повести Васфикамал, впервые вступая в дом мужа, не справившись с чувствами, плачет. Чтобы подчеркнуть важность данного момента, автор не раз повторяет оценочное прилагательное изге (святой), которое характеризует существительное яшь (слеза): Кояш чыкканда елаган књз яше – изге яшь. Кеше нигезенђ килеп тљшкђн кыз баланыћ беренче тапкыр тњккђн књз яше – изге яшь. – Слезы, пролитые на утренней заре, – светлые слезы. Слезы, которые девушка проливает впервые у чужого порога, – святые… [Кеше китђ – ќыры кала 1996: 268].
Иногда наряду с основными значениями прилагательные приобретают дополнительные оценочные смыслы, которые могут при определенных условиях делаться доминирующими. Например: Авыр тынлыкны коры кода бозды. – Нарушил тягостное молчание строгий сват [Кеше китђ – ќыры кала 1996: 257]. Прилагательное коры (сухой) в татарском языке сочетается с неличными именами существительными (коры ботак) и отвлеченными (коры ел). М.Магдеев же использует это прилагательное для оценки человека – коры кода, где коры имеет значение «строгий, черствый».
С целью создания наиболее глубоких, выразительных, точных, метких характеристик, вскрывающих суть описываемого явления или лица, авторы используют различные стилистические приемы нагнетания и обыгрывания оценочной лексики. Одним из таких приемов является соединение оценочного имени существительного с оценочным прилагательным. См.: Площадьта коточкыч елау тавышы. – На площади ужасный плач [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 59]. В словосочетании коточкыч елау оба слова содержат отрицательную оценку: коточкыч – ужасный, страшный, елау – плач.
В некоторых случаях слова с разной оценочностью соединяются в единое понятие, и в качестве цельной характеристики они обычно приобретают общую отрицательную окраску, которая при столкновении с положительной оценочностью проявляет большую стойкость: Он вообще скряга отменный [Космос, нервная система и шмат сала 1990: 37].
В словосочетании отменный скряга оценочный компонент содержится как в лексическом значении прилагательного отменный, так и существительного скряга. Скряга – человек очень скупой, здесь налицо отрицательная оценка. Отменный – значит, очень хороший. Однако в словосочетании отменный скряга лексическое значение каждого слова отдельно не рассматривается. Здесь «выражается единое понятие, расчлененное формально на два слова» [Андреева 1985: 54]. То есть отменный скряга – в высшей степени скупой человек.
2. В ЛСГ прилагательных с пространственным значением нами выделены следующие семантические подгруппы.
1) Прилагательные, обозначающие протяженность в пространстве, то есть прилагательные, характеризующие линейные размеры: озын (длинный) – кыска (короткий), киң (широкий) – тар (узкий), биек (высокий) – түбђнге, тђбђнђк (низкий), тирђн (глубокий) – сай (мелкий), юан, юантык, калын (толстый) – нечкђ, нђзек (тонкий).
Вышеперечисленные прилагательные передают лишь один признак предмета – или длину, или ширину, или высоту, однако именно они составляют ядро ЛСГ. В произведениях обоих авторов прилагательные первой подгруппы характеризуются неограниченной лексической сочетаемостью. Они сочетаются и с конкретными (одушевленными и неодушевленными), и с отвлеченными именами существительными.
В татарском языке при сочетании прилагательных первой подгруппы с конкретными одушевленными существительными наблюдается тенденция к более детализированному представлению линейного размера. Например:
Төз гђүдђле, озын сыйраклы, пөхтђ киемле герман армиясе фельдмаршаллары, генераллары танкларын, тупларын тыныч йокыда җђелеп яткан Россия кырларына кертђ башлаган минутта Кара Чыршы авылы, чыннан да, татлы йокыда иде ђле. – В минуты, когда стройные, длинногие, аккуратно одетые немецкие фельдмаршалы и генералы вводили свои танки и артиллерию на мирные поля России, деревня Кара Чыршы, действительно, еще спала сладким сном [Кеше китђ – җыры кала 1996: 283]. Или: - Узган дђрестђ, - диде юан корсаклы хуҗалык мөдире урыныннан торып, - без ата кара тараканның кан ђйлђнешен өйрђндек. - На прошлом уроке, - сказал, поднимаясь с места, толстопузый заведующий хозяйством, - мы изучали кровообращение черного таракана [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 15].
В портрете немецких фельдмаршалов высокий рост определяется сложным словом «озын сыйраклы (длинноногие, долгоногие)», а не «озын (длинные)»; довольно значительное по объему телосложение заведующего хозяйством характеризуется как «юан корсаклы (толстопузый)», а не «юан (толстый)». Тенденцию к употреблению в татарском языке прилагательных линейного размера в составе сложных прилагательных при описании человека можно объяснить особенностью сознания носителей данного языка членить признак одушевленного предмета более дробно и тщательно, так как имена прилагательные в татарском языке отличаются качественным разнообразием всевозможных синонимических вариантов. Скорее, поэтому в произведениях М.Магдеева почти нет примеров на употребление прилагательных линейного размера с конкретными одушевленными существительными.
Что касается функционирования прилагательных линейного размера в составе сложных прилагательных в рассказах В.Шукшина, следует сказать: они используются реже, и в основном, тоже для более точной, емкой характеристики внешности персонажей: Парень распоясался, снял фуфайку… Прошелся по избушке. Широкоплечий, статный [Охота жить 1984: 55].
2) Прилагательные, характеризующие место, занимаемое предметом в пространстве, или прилагательные, характеризующие совокупные размеры. Это такие прилагательные, как олы, дђү, эре, зур, кечкенђ, бђлђкђй в повестях М.Магдеева и большой, крупный, рослый, огромный, глобальный, грандиозный, маленький, малый, мелкий, тесный в рассказах В.Шукшина. В данном случае место, занимаемое предметом в пространстве, рассматривается исходя из разных позиций: длины, ширины, высоты, причем в совокупности. И в татарском, и в русском языках валентные свойства прилагательных второй подгруппы высоки, что подтверждается их сочетанием с конкретными (неодушевленными, одушевленными), отвлеченными существительными.
Если в рассказах В.Шукшина данная подгруппа представлена десятью прилагательными, в повестях М.Магдеева их меньше. Объясняется данный факт, скорее всего, тем, что у прилагательных олы, эре, дђү, зур, бђлђкђй, кечкенђ более широкий объем семантики, сочетательных возможностей. См.: зур – эш, сугыш, өмет, сынау, самавыр, ястык, табак, хђреф, фанер, кеше и т.д.
В качестве прилагательных совокупного размера, кроме исконно русских слов, В.Шукшиным используются и заимствования: грандиозный (из итальянского), глобальный (из французского). Они служат для характеристики предметов, занимающих довольно значительное место в пространстве, охватывающих даже весь мир. Указанные заимствования (глобальный, грандиозный) вместе с прилагательными крупный, рослый, огромный составляют синонимический ряд, доминантой которого является прилагательное большой, что подтверждается его высокими валентными свойствами, показателями активности употребления. По всем вышеперечисленным признакам не уступает ему лишь антонимическое прилагательное маленький.
В произведениях М.Магдеева адъективы данной подгруппы, например, эре, зур, олы и кечкенђ, употребляясь без существительного, функционируют и как контекстуальные субстантиваты: Ә урманнан чыкканда җилђкнең сабаклысын һђм иң эрелђрен ђнигђ… Иң эресе сабакта килеш – ђнигђ. – А когда выходишь из леса, самые крупные ягоды на стебельках несешь маме… Самые крупные на стебельках - маме [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 128]. Отметим, что в данном случае антонимичные зур (олы) и кечкенђ используются автором в основном для обозначения лиц старшего и младшего возраста, хотя атрибутивные сочетания с прилагательными карт, яшь, өлкђн, указывающие на возрастные особенности, тоже употребляются в текстах. Бер энесенең аягы икенче бер энесенең муенына салынган. Ә иң кечкенђсе, ике яшьтђгесе, мүкђлђгђн килеш капланып яткан. – Нога одного из братьев на шее другого. А самый маленький, двухлетний, спит подогнув под себя колени [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 27]. Ана бүренең ауга чыгып киткђнен саклап торганнар да, олырагы энесен сакта калдырып ояга кереп киткђн. – Подождали, когда волчица уйдет на охоту, и старший, оставив братишку стеречь вход, полез в нору [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 66].
В рассказах В.Шукшина в паре большой – маленький лишь прилагательное маленький функционирует как контекстуальный субстантиват. Формы мужского, женского рода и множественного числа этого адъектива в основном используются автором для называния маленького ребенка мужского, женского пола и вообще детей соответственно. Например: Когда утром Чудик проснулся, никого в квартире не было: брат Дмитрий ушел на работу, сноха тоже, дети, постарше, играли во дворе, маленького отнесли в ясли [Чудик 1984: 87]; У Сашки подкосились ноги: он решил, что что-то случилось с детьми – с Машей или с другой маленькой, которая только-только еще начала ходить [Обида 1990: 155]; - Не надо. Может, хоть у маленьких-то…Эх, вы! – Андрей встал, пнул со зла табуретку [Микроскоп 1984: 164]. Однако данный субстантиват, в зависимости от контекста, может функционировать и в другом значении: - Пойдем ко мне? – предложил он. – У нас там буфет до двенадцати работает… Выпьем по маленькой [Штрихи к портрету 1984: 428].
3) Прилагательные, обозначающие положение предмета в пространстве относительно чего-либо. Это прилагательные ерак - якын ; алдагы, алгы, ал – арт, арткы; астагы - өстђге, уң - сул в повестях М.Магдеева и ближний - дальний, близкий - далекий, внешний - внутренний, верхний - нижний, задний - передний, левый - правый, боковой, соседний, здешний, средний, крайний в рассказах В.Шукшина. Прилагательные данной подгруппы характеризуются более низкими валентными свойствами: они в основном сочетаются с конкретными именами существительными, редко употребляются в переносном значении. Например: Да, тут, конечно, и заботливая, недалекая хлопотунья Анна Афанасьевна, главврач… [Шире шаг, маэстро! 1984: 224].
Интересные взаимоотношения наблюдаются внутри подгруппы. В зависимости от контекста неантонимичные прилагательные данной подгруппы могут функционировать как слова, противоположные по значению: Глеб был родом из соседней деревни и здешних людей знал мало …[Срезал 1984: 246]. В данном случае соседний и здешний являются контекстуальными антонимами.
Прилагательные третьей подгруппы допускают синонимичные замены внутри своей подгруппы: Класста иң арткы (ср. ерак) партада «натуралист» Әркђшђ генђ ятып калды. – В классе, на самой дальней парте, остался лишь «натуралист» Аркаша [Без – кырык беренче ел балалары 1995:18]. Посмотрел на хмурое небо, на унылый далекий (ср. дальний) горизонт, на деревню…[Алеша Бесконвойный 1984: 403]. У М.Магдеева часто синонимичны прилагательные алгы и якын, арткы и ерак, у В. Шукшина - далекий и дальний, передний и ближний, соседний и ближний, соседний и боковой.
Нами зафиксированы и случаи употребления прилагательных третьей подгруппы в качестве контекстуального субстантивата: Сергей Сергеич хотел показать, куда он бил отчима, потянулся, но неожиданно сработала правая Андрея – свояк слетел со стула и громко заматерился [Свояк Сергей Сергеевич 1984: 191].
3. Прилагательные, выражающие цвет, образуют особую ЛСГ цветообозначений. В произведениях М.Магдеева и В.Шукшина в центре данной ЛСГ находятся названия основных цветов спектра: кызыл (красный), сары (желтый), зђңгђр (синий), яшел (зеленый), ахроматические цвета – кара (черный) и ак (белый). В исследованных нами татарских прозаических текстах наибольшей сочетаемостью характеризуются прилагательные четырех основных цветов – кара (черный), ак (белый), сары (желтый), кызыл (красный); в русских – белый, черный, синий, зеленый.
«Периферию» ЛСГ цветообозначений в произведениях М.Магдеева составляют прилагательные – соры, күксел, зђңгђрле-аклы, зђңгђр-яшькелт, яшькелт-күксел, зђңгђрле-кызыллы, карачкыл-кызгылт, кара-кучкыл, коңгырт, алсу, алтын, кола, кызыл туры, кара туры и т.д., в произведениях В.Шукшина – серый, бледный, сизый, сизо-красный, ярко-красный, огненно-рыжий, серебристый, белоснежный, белобрысый, иссиня-белый, голубоглазый, ядовито-зеленый, которые менее активны в образовании словосочетаний.
В произведениях авторов прилагательные-цветообозначения употребляются в основном в прямой номинативной функции, обозначая цвет описываемого предмета или явления.
Анализ функционирования прилагательных данной ЛСГ указывает на то, что авторы очень тонко различают цветовые нюансы. В.Шукшин с этой целью использует в рассказах сложные прилагательные, образованные путем сложения двух прилагательных-цветообозначений (иссиня-белые глаза, сизо-красные кишки, огненно-рыжая горка), прилагательного-цветобозначения и прилагательного-светообозначения (ярко-красная ягодка), прилагательного-цветообозначения с существительным, содержащим в своей семантике указание на цвет (белоснежная внутрь). М.Магдеев для уточнения цветовых нюансов также употребляет прилагательные, в состав которых входят два цветообозначения (зђңгђрле-аклы тђрђзђлђр «сине-белые окна», яшькелт-күксел бђрђңге «зеленовато-серая картошка», зђңгђр-яшькелт боз «сине-зеленый лед», зђңгђрле-кызыллы чђчђклђр «сине-красные цветы») и сложные прилагательные, образованные путем соединения цветообозначения и светообозначения (карачкыл-кызгылт төс «темно-красный цвет», кара-кучкыл урман буквально «черно-темный лес»).
Иногда для мастеров татарской и русской прозы важно не точное определение цвета, а то, что бросается глаза, на что хотелось бы обратить особое внимание. Поэтому в повестях М.Магдеева возможны сочетания зђңгђр яңгыр (синий дождь), ап-ак бит (белое лицо), хотя дождь не синий, а только со слабым синеватым отливом; лицо не белое, а бледное.
В русском языке цвет того или иного предмета можно выразить и с помощью прилагательных, для которых данный признак не является основным, номинативным, то есть речь идет о переносном употреблении относительных прилагательных типа золотой, серебряный, свинцовый и т.д. Как известно, для русского языка одной из регулярных моделей метафоризации является появление у прилагательного, обозначающего вещество, из которого сделано что-либо, метафорического значения цвета: вишневое варенье – вишневая блузка. Данный факт подтверждается функционированием прилагательного золотой в рассказе В.Шукшина: Дровишки прогорели… Гора, золотая, горячая, так и дышала, так и валил жар [Алеша Бесконвойный 1984: 409].
В татарском же языке для выражения цвета того или иного предмета могут использоваться существительные, обозначающие вещество, материал, в переносном значении в сочетании с другим существительным (изафетная конструкция). При этом существительное в переносном значении не меняет своей частеречной характеристики, не становится прилагательным, а лишь выполняет функцию определения, например у М.Магдеева: Ул шкафыннан кара күн тышлы, алтын хђрефлђр белђн язылган китап күтђреп килђ. – Он приносит из шкафа книгу в черном кожаном переплете, тисненном золотыми буквами [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 37]. Итак, в сопоставляемых языках прилагательные с основным номинативным значением цвета – не единственные лексемы, используемые для обозначения цветового признака предмета.
Нельзя не отметить своеобразное использование в произведениях М.Магдеева и В.Шукшина цветовых прилагательных, связанное с развитием у них переносных, вторичных значений. В повести М.Магдеева «Без – кырык беренче ел балалары» цветообозначения, характеризуя части тела, одежду, принадлежности обихода персонажей, функционируют вместе с определяемыми словами как названия этих самых персонажей: сары күлмђк, сары күлмђкле, сары сатин – учитель немецкого языка, зђңгђр күзлек – учитель педагогики, ак керфек – парень-баянист, кара мыеклы – азербайджанец. Перенос наименования части предмета с его цветовым признаком на весь предмет (синекдоха) - довольно частое явление и в русском языке (Красная Шапочка, Серая Шейка, Синяя Борода), однако в рассказах В.Шукшина подобные случаи нами не зафиксированы.
По мнению А.А. Кайбияйнен, «атрибутивный компонент сочетания – прилагательное цвета – играет зачастую главную роль в создании смыслового единства сочетаний, не только определяя цветовые свойства предмета, но и в своих переносных, метафорических значениях характеризуя основные их черты. Например, значения прилагательного черный – «мрачный, трагичный, подпольный»; белый – «чистый, лучший, парадный»; розовый – «идеализирующий, неясный, безоблачный» [Кайбияйнен 1996: 157]. Подтверждением данной мысли служит функционирование прилагательного черный (кара) в значении «траурный» в составе эквивалентных словосочетаний черная рамка и кара рамкалар в произведениях обоих авторов.
В сопоставляемых языках прилагательное черный как обозначение всего плохого, бесовского, некрасивого, бедного, злого, страшного, печального (черная ночь (кара төн), черная рамка (кара рамка), сильная печаль (кара кайгы) и т.д. используется так активно, что оно неизменно представляется нам словом лишь со знаком «-». Однако, по мнению Г.З. Габбасовой, «в татарской художественной литературе это прилагательное может приобретать и положительную оценку» [Габбасова 2002: 24]. Пример из повести М.Магдеева «Без – кырык беренче ел балалары», где прилагательное кара (черный) превращается в символ красоты, доказывает данное утверждение: Кара кашлы, коңгырт битле, кара күзле унсигез-унтугыз яшьлек бер һђйбђт сылу кыз, ди. - Чернобровая, черноглазая, смуглая красивая девушка лет восемнадцати-девятнадцати, говорит [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 59].
В повести «Кеше китђ – җыры кала» имеется отрывок, в котором прослеживается явное символическое использование прилагательного ак (белый). Прилагательное ак в мусульманской символике служит для характеристики всего божественного, святого. Использование автором данного прилагательного для описания внешнего вида (ап-ак сакаллы), одежд (ак күлмђк-ыштаннан) старца помогает читателю понять, что в отрывке речь идет не о человеке, а посланнике бога.
Одна из важных отличительных черт языка прозы В.Шукшина – это активное употребление прилагательных цвета в составе просторечных фразеологизмов, имеющих эмоционально-экспрессивную окраску. Так, словосочетание елки зеленые в одном случае выражает досаду: Сашку опять затрясло. Он, как этот… и трясся все утро, и трясся. Нервное желе, елки зеленые [Обида 2005: 396]. В другом примере вышеуказанное словосочетание выражает удивление, недоумение: - Во, елки зеленые! Мысли у тебя. Чего ты? – еще спросил тот, помоложе [Хозяин бани и огорода 2005: 403]. Часто для выражения полного безразличия к тому, что может случиться, автор использует просторечное гореть синим огнем.
Частотность употребления фразеологизмов, в составе которых имеются цветообозначения, в повестях М.Магдеева невысока. Однако, в отличие от рассказов В.Шукшина, у классика татарской прозы довольно активны составные наименования с прилагательными цвета, которые являются устойчивыми сочетаниями терминологического характера, дающими описание предмета в форме атрибутивно-субстантивных словосочетаний (спектрның ак нурлары (физический термин); кызыл туры, кара туры, кола (масти животных); кара таракан (зоологический); ак чыршы (ботанический); ак келђт, ак мунча, кара мунча (хозяйственные).
Отдельно следует остановиться на взаимоотношениях внутри ЛСГ. Прилагательные ак и кара, обозначающие противоположные цветовые признаки, активно используются М.Магдеевым в одном контексте. Это помогает автору подчеркнуть контрастность цвета предметов, определяемых вышеуказанными прилагательными: Нина чђч юлын кыл уртадан ачкан, ап-ак кофта, кара юбка кигђн. – Нина сделала прямой пробор волос, надела белую кофту, черную юбку [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 89]. В контексте как слова, противоположные по значению, могут функционировать и неантонимичные прилагательные данной группы: Мыскыл итђргђ сђбђбе дђ бар: кап-кара колаклы, колак тишеклђрендђ сабанга чыгарлык, чебилђгђн кара куллы Гыйззђтуллин көннђрнең берендђ кинђт кенђ алсу яңаклы, матур кызгылт колаклы чип-чиста бер малай булып класска килеп керђ. – А причина, чтоб посмеяться, имеется: с грязными ушами, в ушах – хоть паши, с вечными цыпками на руках, в один из прекрасных дней Гиззатуллин неожиданно является в класс румяный, с розовыми ушами, чистый [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 69].
Как известно, в системе частей речи имена прилагательные обладают большей способностью выражения экспрессивности по сравнению с другими классами слов. Однако в произведениях М.Магдеева и В.Шукшина активность употребления адъективов невысока, что, скорее всего, связано с обилием глагольной лексики, с помощью которой авторы достигают динамики повествования (особенно у В.Шукшина). Заметная «пассивность» признаковых слов никак не влияет на их эстетические функции, которые реализуются в текстах прозаиков в основном за счет качественных прилагательных.
Адъективы вышеуказанного лексико-грамматического разряда обладают большими возможностями для придания образности, выразительности описанию того или иного предмета: Тигез, көчле, яңгыравыклы тавыш. – Ровный, сильный, звонкий голос [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 21]. Ах, славный момент! Алеша присел на корточки перед каменкой и неотрывно смотрел, как огонь, сперва маленький, робкий, трепетный, - становится все больше, все надежней [Алеша Бесконвойный 1984: 403]. В этих примерах каждое из использованных прилагательных качественное, и выбор каждого слова определяется тем, что именно оно адекватно характеризует описываемое явление (силу голоса; нарастающую силу огня).
Эстетическую выразительность текста усиливает и применение в одном сочетании качественных и относительных прилагательных, например: Белизна и сочность, и чистота сокровенная поленьев, и дух от них – свежий, нутряной, чуть стылый, лесовой… [Алеша Бесконвойный 1984: 401]. Качественные прилагательные сокровенная, свежий, стылый, относительные – нутряной, лесовой, функционирующие в одном контексте, указывают на важность данного момента для повествователя, обладают большой выразительностью и экспрессивностью.
Экспрессивные свойства прилагательных часто проявляются при изменении семантики словосочетания. При этом наряду с основными значениями у адъективов развиваются вторичные, переносные смыслы. Так, в результате переноса конкретных свойств, характерных для людей, животных, на неодушевленные предметы развивается экспрессивная сторона семантики прилагательного: Зарифуллин сђхнђ артында кемнђрнеңдер ябык, сөякчел кочакларына кереп чумды – Зарифуллин за сценой утонул в чьих-то тесных, крепких объятиях [Без –кырык беренче ел балалары 1995: 102]. Прилагательные ябык, сөякчел, служащие для характеристики живых существ, в сочетании с абстрактным существительным кочакларына приобретают новые значения – «тар, нык (тесные, крепкие)». Аналогичные проявления в «поведении» адъективов зафиксированы и в произведениях В.Шукшина: Князев обиделся за государство: намекнули, что государство только и делает, что преследует голую выгоду [Штрихи к портрету 1984: 444]. Прилагательное голая в словосочетании голая выгода употребляется в значении «одну лишь, только».
Адъективы выполняют экспрессивную функцию и при переносе неконкретных свойств, признаков, характерных для людей, на неодушевленные предметы, например: Тарих бик карт, тђҗрибђле икђн. - История, оказывается, насчитывает очень много лет, богата на события [Без – кырык беренче ел балалары 1995: 21]. Прилагательное тђҗрибђле обычно сочетается только с личными именами существительными (тђжрибђле кеше, тђжрибђле укытучы и т.д.), прилагательное карт – со словами, обозначающими живые существа вообще и растения (карт сыер, карт имђн). В сочетании же карт, тђҗрибђле тарих возникают новые значения прилагательных – «борынгы, вакыйгаларга бай тарих (древняя, богатая на события история)». Шалый сырой ветерок кружится и кружит голову…[Степка 1984: 36]. Адъектив шалый, характеризующий в разговорной речи неуравновешенного, сумасбродного человека, употребляется автором в значении «сильный, порывистый».
Заметим, что и в повестях М.Магдеева, и в рассказах В.Шукшина примеров переноса неконкретных свойств, характерных человеку, на неодушевленные предметы немало: тук кибђннђр, рђхимсез җиллђр, кырыс җиллђр, таза каралты-кура, мөлаем авыллар, ахмак ияк, сизгер колак, җитез колак, юаш тавыш, кыю фикер, җыйнак җыр, алама көч, тђртипсез көч; задумчивая тень, несчастный самолет, нахальное спокойствие, нахальный взгляд, умные глаза, сердитые глаза, серьезная мольба, веселый огонь, насмешливый огонь, злорадное чувство, молчаливая тайга, пьяная лавочка и т.д.
Однако наивысшую экспрессию прилагательные выражают при переносе свойств, характерных для конкретных предметов, на абстрактные понятия: Шул минутта, чыннан да, өйдђ җылы тынлык урнашты. – С той минуты в доме, действительно, установилась тишина [Кеше китђ – җыры кала 1996: 274]. Әле дђ булса татлы йокы тђэсиреннђн арынып бетмђгђн Гыйззђтуллин шуның корбаны була язды. – Гиззатуллин все еще не освободился от воздействия сладкого сна и чуть не стал его жертвой [Без кырык беренче ел балалары 1995: 110]. И сразу у него распускалась в душе тихая радость [Алеша Бесконвойный 1984: 400]. Нетрадиционные сочетания типа җылы тынлык, татлы йокы, каты сүз; тихая радость усиливают эстетическую силу, экспрессивность прилагательных, функционирующих в их составе.
В текстах авторы совмещают слова разных смысловых рядов, означающих цвет, свет, звук, запах, пространство, и тем самым расширяют диапазон читательского восприятия, предлагая увидеть звук (чиста тавыш, сыек тавышлар, җилле сүзлђр, нечкђ тавыш; бесцветным, тусклым голосом; страшные слова, золотые слова, светлая музыка, пустые слова), запах (зђңгђр ис, җиңел төссез ис, кђрђзле ис; крепкий запах, густой запах, густой бас), почувствовать вкус голоса (ачы тавыш, тозлы сүз).
В качестве средств выражения эмоциональности, экспрессивности прозаики используют также сложные прилагательные, образованные путем редупликации или повтора синонимичных слов. См.: Гыйззђтуллин – ул вакытта ђле аның фамилиясе юк, ул нибары Нурулла исемле бер малай иде – шунда биек-биек абагалар арасында йөрде. – Гиззатуллин – тогда он был просто мальчиком по имени Нурулла – ходил там среди высоких-высоких папоротников [Без – кырык беренче ел бабалары 1995: 65]. Кончик проволочки был тонкий-тонкий – прямо волосок [Микроскоп 1984: 164]. - …Эштђн кайтты да сђкегђ сузылып ятты. Шуннан – телсез-авызсыз. – Пришел с работы и растянулся на лавке. С тех пор ни слова не промолвил [Кеше китђ – җыры кала 1996: 273].
М.Магдеев в своих произведениях иногда употребляет и русские прилагательные, которые в сочетании с татарскими лексемами приобретают дополнительные эмоционально-экспрессивные оттенки: - Ә, вообще, Вђлетдинов, ужасный кеше син. Сине берни белђн дђ не прошибешь… - А, вообще, Валетдинов, ужасный ты человек. Тебя ничем не прошибешь… [Кеше китђ – җыры кала 1996: 335]. Кара син аны! Училище студенты дип кем ђйтер! Чистый жулик бит! – Ты смотри-ка! Чтобы кто-то сказал, что это студент училища! Ведь жулик, настоящий жулик! [Без – кырык беренче ел бабалары 1995: 82]. В большинстве случаев подобного рода заимствования используются в татарском языке как отрицательные в экспрессивно-стилистическом отношении средства. Однако у М.Магдеева они становятся и средством создания комического. См.: - …Миңа нђрсђ – мин партийный түгел, гулый баш – сам знаш… - Мне что – я не партийный, гол как сокол – сам знаш [Кеше китђ – җыры кала 1996: 333].