Прот. Артемий Владимиров Прот

Вид материала

Документы

Содержание Диалоги о воспитании Протоиерей владислав свешников Протоиерей артемий владимиров Протоиерей константин островский Издательство Храма Трех святителей на кулишках выпустило в свет По вопросам приобретения книг

Подобный материал:

•  прот. В. Воробьев, 1993 / 1994, 4009.4kb.
• 6. 2 Конференция: «Христианство и наука» Сопредседатели, 36.97kb.
• Введение в вероучение православной Церкви, 72.09kb.
• Прот. В. Свешников. Лекции по нравственному богословию, 4829.92kb.
• Список литературы Абрамова Г. С. Возрастная психология. М., 1998, 158.97kb.
• Програма фахового вступного випробування для зарахування на навчання за окр «спеціаліст», 276.18kb.
• Програма фахового вступного випробування для зарахування на навчання за окр «спеціаліст», 255.83kb.
• Учебная программа по Сектоведению для 3-го класса заочного сектора Почаевской Духовной, 26.01kb.
• Программа прот. В. Свешников Предмет, содержание, назначение и смыслы этического знания., 178.53kb.
• Литургика прот. Богдан Сойко, 537.74kb.

Протоиерей
Димитрий Смирнов

Диалоги о воспитании


Ответы отца Димитрия носят порой предельно заостренный, почти провокационный характер. Дело, однако, не только в манере его речи, хотя она способствует пробуждению самостоятельной творческой мысли родителей. Заостренность, несглаженность его ответов направлена на вскрытие неблагополучия в воспитании, которое не осознается самими взрослыми. Вот как, к примеру, мама говорит о своем трудном ребенке: упрям, ленив, непослушен. Другой ребенок гневлив, у него наследственный, как говорит мать, конфликтный характер. И обе мамы ждут, что батюшка, по выражению о. Димитрия, «что-то сделает, и ребенок станет другим». Священник разбирает ситуацию так, что становится понятно: гневом, упрямством, ленью ребенок защищается от недостатка любви в воспитании. Вместо воспитания идет скрытая война с ребенком, где обе стороны проявляют свою волю.

Если родители в повседневном общении с ребенком не ищут исполнения воли Божией, а преследуют интересы собственного «я», то греховная направленность жизни отца и матери вызывает не только душевное страдание ребенка, но и порождает духовное повреждение личности. Лишение ребенка покрова родительской христианской любви чревато для него самыми печальными последствиями. Душа ребенка ломается, становится легкой добычей страстей и находится в постоянном конфликте с воспитателем. Ради того, чтобы этот жестокий конфликт не углубился, ради того, чтобы предотвратить бесовское завоевание детских душ, родители, как говорит отец Димитрий, не должны просто уповать на чудо, но ежедневно трудиться над своей душой и душой ребенка. Воспитание, по словам священника, — это ежесекундное напряжение.


В виде преамбулы можно сказать, что православная семья в современном мире — это «товар штучный». Православных людей на свете сейчас не так много, они исчисляются сотнями, а уж православных семей и того меньше, потому что мы живем в эпоху завершения человеческого бытия на этой земле, когда все у нас достаточно сильно развалилось. Поэтому если есть отдельные островки, очажки, более или менее соответствующие тому идеалу, к которому призывает нас Церковь, то все эти семьи нам известны, мы знаем их наперечет, они сияют на фоне всеобщей тьмы, и у этого семейного очага все хотят греться.

Причина в том, что вступающие в брак молодые люди, даже уже достаточно воцерковившиеся, совершенно не имеют опыта строительства семейной жизни. Семья строится таким же образом, что и приход, Церковь. Церковь сама именует семью домашней церковью, где муж являет собой пресвитера, жена несет дьяконское служение, а все остальные — народ. И понятно, что в нашем, оторванном от Церкви, секуляризованном мире молодые люди, которые вступают во взрослую жизнь, не имеют доброго примера такого устройства.

Но если все-таки брак совершен не только по влюбленности, которая кружит человеку голову, а достаточно трезво, по благословению, если эти два человека действительно брак свой хотят строить в Господе, как заповедал апостол Павел, сказав, что у христиан только такой брак и может быть, тогда возможно воплотить в браке какие-то, пусть сначала малые элементы такой жизни, а потом, может быть, и большие. Но это требует беспощадного труда и совершенно другой организации жизни, чем та, которая сейчас царствует в мире. Раньше, например, 80% населения Руси были крестьяне, и их жизнь была абсолютно иная, поэтому и христианский брак встречался гораздо чаще. В современном мире мы этого не видим, потому что современная цивилизация — сатанинская, она устроена таким образом, что все в ней направлено против семьи. Поэтому удержать свою семью от распада очень трудно, хотя не невозможно. И если кто-то за это серьезно возьмется, как некоторые люди серьезно берутся за жизнь монашескую, или за восстановление храма, или за воспитание своих детей, то результат бывает, хотя, конечно, путь этот труден, потому что одно дело, когда весь народ христианский, а другое — когда весь народ безбожный.

Может быть, я сумею теоретически описать, что такое христианский брак и семья, хотя специальных книг по этой теме не так уж много — есть какие-то извлечения из святых отцов, отдельные мысли. Но так случилось, что большинство наших церковных учителей были все-таки монашествующими или девственниками, поэтому у них мало говорится о семье. А человеку, занимающемуся своей семьей серьезно, книжки писать некогда. Что-нибудь одно.

Говоря о православной семье, мы имеем в виду семью, где православные дедушка и бабушка, папа и мама, тети и дяди, дети и племянники. Потому что даже если мы сумеем организовать семью, где муж и жена православные, но дедушка и бабушка будут неправославными, то как оградить детей от их влияния? Это уже очень сложно.

2000 лет тому назад, когда Церковь только начинала свое существование, семья в мире Римской империи тоже была далеко не в благополучном состоянии. И в каждой церкви существовало попечение и о вдовах, и о сиротах, и о детях. А в старинной русской семье было так: есть три до­чери; одна вышла замуж, а две нет. Или одна ­осталась бездетной, а у другой пятеро. Ну и что? Самое обыкновенное дело. Тетки участвовали в воспитании детей, которые приобретали не одну маму, а трех. Главная, конечно, мама родная, если у нее все с головой в порядке, хотя бывало и иначе. Вот и помогали, и не считали это за что-то ­такое ужасное.

У нас же теперь каждая женщина нацелена во что бы то ни стало замуж выйти и только в этом видит свое счастье и вообще свое предназначение. И естественно, не каждой это доступно с точки зрения ее психических и физических возможностей, потому что семья действительно требует самоотверженной жизни. Но это не значит, что человек должен быть лишен семьи,— нет, ондолжен участвовать в жизни семьи. Просто семья — это нечто большее, чем муж, жена и ребенок.

Если мы хотим иметь православную семью, нужно совершенно по-другому воспитывать детей. Нужно им говорить, что брак — это подвиг, ничем не ниже монашества, а в современных условиях, может быть, даже выше. Что это самоотверженный труд, это каторжное дело, но оно приводит к спасению души, ибо женщина «спасется через чадородие» (1 Тим. 2, 15). Хочешь спастись? Занимайся своей семьей, со всей отдачей воспитывай детей, в крестоношении и в подвиге.

А если девочка или мальчик не хотят трудиться, если они хотят только наслаждаться жизнью, то значит, мы, как христиане, в своем воспитании потерпели полный крах, потому что христианство — это крест. Без креста его просто не бывает. Мы же не можем назвать христианством то, что существует на Западе и к чему теперь устремились и мы,— комфортабельное общество, где каждый делает, что ему нравится, и отстаивает свободу этого делания, и живет, по возможности, в свое удовольствие, не мешая другому. В этом протестантском, протестующем против Креста мире ­ничего христианского, кроме имени Христа, не ­осталось. Поэтому совершенно закономерно протестантизм отрицает крест вообще как таковой. А в России прежде не случайно христиане назы­вались крестьянами. Крест, Христос, христианство — все эти понятия близки в русском языке.

Если муж не может прокормить семью, то тут никакой христианской семьи и быть не может. Если человек не в состоянии обеспечить жену и детей, зачем он женился? Ему надо идти куда-нибудь, где бы он за еду работал. Что значит: ­«Батюшка, благословите жениться?» Я всегда спрашиваю: «Сколько ты зарабатываешь?» — ­«Четыреста рублей». — «А куда ты жену приведешь?» — «Мы еще не знаем». — «А на что ты ­будешь детям давать образование? Какой ты жених? И та, кто пойдет за тебя замуж, будет безумная». Эта семья обречена. Он будет приносить свои четыреста рублей, и что? Значит, жена должна ­работать? Тогда кто будет смотреть за детьми?

Вот раньше так не было. Чтобы жениться, ­человек готовил материальную базу, строил дом. Если это крестьянская семья, жених старался отделиться от своего отца. А если семья богатая, дворянская, или человек служащий, то он до определенной должности должен был вырасти, а потом уже смел делать предложение. А не так: кудряшки понравились, обнялись, сходили потанцевали, и все — они муж и жена, а папа и мама их кормят. У них, видите ли, любовь... И если уж бабушка настаивает — хорошо, мы тебе родим, играйся. Это, конечно, не христианская семья.

Христианская семья — это целый организм, где все посвящено именно подвигу, причем подвигу самоотречения. В браке действительно и жена служит не себе, но мужу. И муж работает для ­своей жены, для своих детей; он не своей жизнью живет, а жизнью семьи; он себя отдает, жертвует собой. И детей нужно воспитывать в труде и в подвиге, чтоб они полюбили труд и обрели в нем смысл. А для этого они должны видеть, что трудятся и папа и мама. Ведь для каждого ребенка папа и мама являются таким идеалом, который воспитывает. Он видит, как папа трудится и как мама служит папе. И этим самым он и воспитывается, а не с помощью каких-то нотаций: «Сядьте, детки, запишите. Семья — тире — это когда...»

Если ребенок, когда вырос, не стал христианином, значит, наша семья, скорее всего, была несостоятельна как христианская. Христианский образ — это такая красота, против которой устоять невозможно. Если папа и мама — христиане настоящие, то ребенок не может поддаться никакому дурному влиянию, потому что дурное влияние всегда отвратительно. Поэтому, раз ребенок отвращается от этого «христианства», значит, в семье должны быть какие-то безобразия, аномалии: лице­мерие, ханжество, — так что ему лучше пойти на улицу к ребятам, где отношения плохие, но, по крайней мере, искренние.

Для многих из нас уже поздно поправлять то, что получилось, но нам в любом случае возможно совершить покаяние, чтобы наши мысли пришли в правильное устроение, чтобы мы хотя бы теоретически представляли, к чему надо стремиться. Даже если мы не можем достичь искомого идеала, то все же будем знать, в чем он состоит, чтобы как-то улучшить ситуацию. Потому что некоторые говорят: вот я водила сына в храм, и в результате этого он такой и сякой, а теперь и в храм не ходит. Я говорю: «Но он не в тюрьме?» — « Нет». — «Он не наркоман?» — «Нет». — «Не алкоголик?» —«Нет». — «Матом ругается?» — «Дома нет». — «Ну, по нашим временам он чуть не святой человек». То есть хотя воспитание идеала не достигло, но парень не на том дне, где мог бы оказаться без воспитания. Это же благо, потому что сейчас тюрьмы переполнены, их просто не хватает, и сидит в основном молодежь. Так, значит, все-таки что-то удалось. Ведь если б не ходил в церковь, не молился, хотя бы до четырнадцати лет не постился, он бы вообще был совершенно неуправляемым человеком. А так потихонечку, посмотрим, может, лет через пятнадцать-двадцать он опомнится; по крайней мере, он знает дорогу в храм.

У многих родителей возникает разочарование, недоумение: как же так, ходил-ходил, а теперь не ходит. На самом деле, это не значит, что усилия потрачены зря. Любое наше дело, пусть самое пустяковое, но которое служит воспитанию наших детей,— это все равно не напрасно, это обязательно принесет свои плоды, и обязательно положительные. Поэтому время, потраченное на наших детей, — это правильно использованное богатство, а не напрасно потраченное время, хотя христианского идеала, к которому стремились, мы и не достигли.

* * *

Вопрос: О высшем образовании. Насколько оно важно? Я встречал людей, которые имеют высшее образование, но не знают самых элементарных вещей.

Ответ: Образование происходит от слова «образ». Это не «эрудиция». Человек, который всю жизнь решает кроссворды, будет достаточно эрудирован, но образование — это нечто другое. Мы рассматриваем его не в таком узком смысле, как диплом. Хотя защита диплома тоже дисциплинирует человека, приучает его к ответственности, к какому-то системному мышлению, и все это в жизни может помочь, но много людей, кончив высшие учебные заведения, на большее, чем подметать улицу, просто не способны. Да и с этим подметанием порой возникают большие про­блемы.

Под образованием подразумевается развитие человека во всем комплексе, чтобы он возрос умственно, смог выявить весь тот потенциал, который в нем заложен; чтобы знал какое-то ремесло, какую-то науку, состоялся как семьянин. Этому может способствовать и вуз. И понятно, что родители для этого должны затратить огромное количество энергии. Они должны выявить, что ребенку лучше — быть слесарем, водителем троллейбуса или заниматься психолингвистикой; должны помочь ему найти себя, чтобы он в своей области мог максимально реализовать свои возможности. Так же и с будущей его семьей — помочь молодому ­человеку невесту выбрать, чтобы она и по обра­зовательному цензу ему подходила, и по имуще­ственному; чтобы она потом квартиру не отсуживала, и так далее. То есть все проблемы решить комплексно, чтобы человек был образован достаточно, а не просто жил вслепую, как большинство людей: вот понравилась — женились, а потом — не повезло. Это же несерьезно. А если серьезно, то и вузовская подготовка работает на образование будущего человека.


У моего сына, которому сейчас 13 лет, сложный характер. Двое других детей более послушны, с ними управляться гораздо легче. А с этим ребенком — проблемы... Я хотела спросить не как с ним психологически или педагогически обходиться, — это моя непосредственная материнская задача, — а о том, существуют ли особые благодатные средства исправления дурного характера, лени и упрямства. Многие мне советуют его «отчитать» или святой водой окропить, когда он твердит: «не буду», «в школу не пойду» и т. п. А я думаю, зачем это делать, ведь он не одержимый, не бесноватый, не психически больной. Хотя, раз он упорствует во грехе, значит, присутствует в его душе духовная болезнь.


Благодатные средства известны. Существует четыре основных источника благодати: молитва, Священное Писание, добрые дела и таинства. Каж­дый день в храм приходят родители и спра­шивают: «Что нам делать с нашим сыном?» Они хотят, чтобы батюшка сейчас что-то сделал; они бы пришли домой — а сын стал другой. Ничего не ­получится. Это как в любом искусстве, в любом виде спорта. Если пианист день не поиграл, то еще ничего; если два — он не в форме, а если неделю не поиграл, то уже не может концертировать. Так же и здесь. Воспитание — это еже­секундное ­напряжение. И поэтому никто, кроме матери и отца, не может на самом деле дать ни­какого совета. Это было бы просто глупостью и само­надеянностью, если бы я стал вмешиваться в воспитание вашего сына.

Если бы вы делали какие-то грубые ошибки при мне, я мог бы сказать: «Ты знаешь, на мой взгляд, это излишне». Ну а если у матери нервы не в порядке, то есть она не только не излишне, а наоборот, всю свою злобу в данный момент еще и не выразила? На мой вкус, это вообще безобразная сцена, а она говорит: «Разве я кричу? Я тихо разговариваю». Поэтому давать советы бессмысленно.

Каждый человек призван Богом к тому, чтобы быть воспитателем. Замуж выходить, рожать детей — это естественно, и каждый имеет к этому ­определенные способности. Просто нужно, конечно, огромное терпение и труд, и не обязательно это дело увенчается полным успехом. Мы все ориентированы на то, чтобы наш ребенок был неким идеалом. Это совершенно неправильно. Он все равно будет таким, каким захочет стать. Мы можем тут как-то корректировать и еще предоставить ему в распоряжение христианский идеал, причем не теоретический, отвлеченный, а практический, то есть свидетельствовать ему своей жизнью о том, что есть христианство.

Вот, например, один поступок моего отца оказал на меня сильнейшее влияние. Он гулял по лесу и нашел женскую сумку. В ней были удостоверение, большие деньги, ключи от сейфа и еще что-то. И он стал звонить этой женщине. Я спрашиваю: «Отец, зачем ты это делаешь? Давай деньги возьмем, все равно сумка пропала». Он отвечает: «Как же так? Есть возможность найти хозяйку». Это было больше тридцати пяти лет назад, но я даже помню фамилию этой женщины. Она приехала, ­говорит: «Как замечательно, какое чудо, что вы ­нашли, да еще вернули. Все эти деньги я могу вам отдать, потому что если бы я потеряла ключи от сейфа, то все». А она работала в Совете Министров. И вот, слава Богу, все так обошлось. И этот поступок отца (он мне за всю жизнь ни одной нотации не прочитал) оказал на меня такое влияние, что и в дальнейшем, когда бывали искушения присвоить себе чужое, я не мог о нем не вспоминать. Радость той женщины и всей нашей семьи была много больше, чем от возможного присвоения чужих денег.

Но я допускаю, что, может быть, кто-то преодолеет доброе влияние родителей и падет, но, с другой стороны, человек всегда может вернуться, вспомнить о том добре, которое он видел. Говорят же многие: единственным светлым человеком в моей жизни была бабушка; она рано умерла, но она меня любила, она меня в храм водила. И в конечном итоге именно образ светлого христианского устроения приводит человека в храм.

Поэтому каких-то таких таблеточек «благодатненьких» нет, чтобы ребеночек проглотил и сразу исправился. Почему многие люди ездят на отчитку? Да очень просто. Они думают: сейчас их отчитают или там кого-то у них отчитают, и тот, о ком сердце болит, тут же бросит пить, бросит воровать, сквернословить и будет прямо идеальный человек. Это было бы слишком просто: семь молитв над головой прочесть — и все, и человек ­будет нормальный. Так не бывает.

Покаяние — это процесс длительный. Какой-то грех можно бросить сразу — курить, например; взял и бросил, и не курю, мучаюсь и терплю. Или, например, изменял жене — и перестал изменять; это можно в одну секунду, это не трудно — взять себя в руки. Или воровать перестать? Можно. Но перестать быть вором — на это годы уйдут. Потому что будет хотеться украсть. Или из жадного сделаться щедрым — на это, может быть, двадцать лет уйдет. Или чтобы человек в один момент переродился и из завистливого стал независтливым — так бывает очень редко, как всякое чудо. Но можно с этим грехом бороться вполне успешно. И в этом нам дана благодатная помощь — и чтение Священного Писания, и молитва, и таинства Церкви, и добрые дела.

Если любой человек, который захотел сделать что-то дурное, в этот момент пойдет на исповедь и скажет: «Батюшка, вот я хочу сделать такую-то гадость», — то можно совершенно с гарантией сказать, что ему после этого с меньшей охотой захочется эту гадость сделать, потому что он вступил с грехом в благодатную борьбу.

Поэтому желание отчитываться, желание куда-то ездить в паломничество и там получить облегчение — это на самом деле нежелание подвига. ­Человек думает, что он святой воды выпьет — и у него сразу все автоматически пройдет. Но так не бывает, автоматически ничего не проходит. Даже когда происходят мгновенные и чудесные исцеления от святой воды или от того, что люди приложились к святым мощам, — это не потому, что они в данный момент приложились, это есть уже венец предыдущего подвига, предыдущего страдания, терпения.

Как вот Дмитрий Иванович Менделеев во сне увидел периодическую таблицу — но этот сон мог присниться только одному человеку на земле, Дмитрию Ивановичу. Потому что перед этим он всю предыдущую жизнь об этом думал, и Господь за его такой умственный труд дал ему увидеть эту таблицу. А какому-то дяде Васе она присниться бы не могла. Поэтому, если с человеком произошло какое-то чудо, настоящее чудо исцеления или благодатной помощи, значит, перед этим был всегда подвиг либо его собственный, либо того, кто за него молился.

Можно ли у своих детей просить прощения?

Если это случилось однажды, у ребенка попросить прощения, признать свою вину очень эффективно. Но если мать восемь раз на дню на него орет, а потом просит прощения — это значит просто полностью потерять свой авторитет в глазах ребенка. Даже два раза в году — это много. По­нимаете, есть такие вещи, как порка, например (ремень во всех странах, во всех народах эффективнейшее педагогическое средство), но если порют ребенка раз или два раза в неделю — это совершенно не действенно. Действенно — это когда не чаще, чем раз в год.

Но речь не о порке, а, наоборот, как раз о моем раздражении.

А то же самое. Когда мать просит у ребенка прощения, ребенок в шоке. Понимаете?

То есть мое ощущение, что я несправедлива оказалась, так и останется?

Это нужно смотреть по обстоятельствам. Ведь можно свою вину перед ребенком загладить совершенно другим способом, не прибегая к такому мощному средству педагогического воздействия, как просьба о прощении, когда педагог становится на уровень ребенка.

Это немощь моя, слабость, болезнь, в конце концов.

Для этого существует таинство исповеди. Да, вы согрешили перед Богом и всей Церковью. Но вы же не каетесь перед всей Церковью, а только перед одним священником, хотя и согрешили перед всеми. Почему? Потому что все остальные не могут этого понести. Поэтому с древних времен общая исповедь, когда один кается перед всеми, отменена. И ребенок не может понести покаяния перед ним своего родителя. Однажды или дважды за свою жизнь — это вполне реально, но если это будет постоянно, то ребенок перестанет воспринимать свою мать как родителя, как воспитателя.

То есть авторитет можно потерять?

Конечно.

Но тогда, может быть, рано мне приводить детей, пока я сама не утвердилась; и дети мои пускай дома побудут, чтобы я избавила себя от излишних детских вопросов. Возможно, мне нужно самой как-то духовно возрасти, окрепнуть.

Я понял ваш вопрос. Он совершенно правомочен. С одной стороны, прежде чем человек сам еще не понял предмет, ему кого-то учить бессмысленно. Учитель должен сперва знать предмет, а потом приступать к тому, чтобы его излагать другим. Но учителем, родителем человек становится не в вузе или ЗАГСе, но в процессе заинтересованного роста. Потому что, если ты родитель, «вынь да положь» всю сумму того, что ты можешь на данном этапе. Если ты священник, 25 тебе лет или 55, — вот твой приход, твоя паства, люди, пришедшие к тебе в храм, вынь да положь все то, что в тебе есть; ты должен обязательно «выдать на гора», и причем даже забегая вперед. Родителю, учителю и священнику разрешается учить тому, что не вполне умеешь сам, но хотя бы знаешь, как надо. Разрешается потому, что, если мы будем ждать, пока наш пастырь, который зовет к святости, станет святым, можем и не дождаться. Вот человек женился. Он не может ждать, пока жена станет хорошей хозяйкой. Если свадьба была в воскресенье, он хочет, чтобы уже с понедельника все у них сложилось нормально и правильно. Она говорит: вот я книгу о здоровой пище изучу, потом домоводство. Нет, нет, голубушка, надо сейчас, пусть из всего арсенала самое простое, но сейчас...

Я боюсь говорить детям: надо вот так. Ведь я-то знаю про себя, что сама я так не могу.

Нет, я ведь говорил об обучении не словесном. Если мы будем детям говорить: надо молиться, а сами этого не делаем, то мы просто воздух сотрясаем. Когда вы молитесь, только тогда можете призывать к этому и их. Причем если вы сразу же, с тех пор как поняли, что такое молитва, не пытаетесь к ней приобщить ваших детей, то вы уже нарушаете свой родительский долг, вы от них скрываете то, чего скрывать нельзя. Пусть вы молитесь плохо, но если ждать, пока вы будете как Амвросий Оптинский, который на молитве от земли возносился, а потом учить этому детей — то можно опоздать. Воспитание детей начинается, как только ребенок родился; нельзя упускать ни секунды. А вообще-то мудрые начинают воспитывать детей еще раньше, до зачатия. Сперва к этому готовятся, и думают, и молятся о том, чтобы ребенок был ­хорошим, а потом, когда он зачат, молятся о нем, и ходят в храм, и стараются общаться только с хорошими людьми, почаще причащаться, чаще бывать на исповеди, чтобы младенец все хорошее впитывал. Но воспитание еще и до того должно начаться, при выборе жениха, потому что это отец будущего дитя. Надо узнать, кто у него родите­ли, кто дедушка, бабушка, не было ли в роду больных психически, алкоголиков, не было ли воров. ­Посмотреть, что они за люди, побывать у них в доме, узнать, какие между ними взаимоотношения. Потому что как его папа относится к маме, так будет и он относиться к своей жене. Если мы хотим сеять картофель, надо выбрать хорошие удобрения и клубни, а не так — понравилась картошечка на вид. А если она внутри гнилая? Так же и здесь. И надо к браку относиться с умом, ­напрягая все свои возможности. В чем-то у нас будут ошибки, а в чем-то есть и некая неизбежность. Ведь женщина не может сама замуж выйти. Сделали предложение 5 человек. Я замуж выйти хочу. Из пятерых кого выбрать? Вот этого, потому что он лучше по всем параметрам. И в этот момент уже мы начинаем воспитывать детей. И даже если мы в чем-то немощны, чувствуем свою такую незавершенность, ничего страшного. Начинают детей воспитывать всегда люди еще молодые. Ему 22 года, а у него уже ребенок. Какой он еще папаша? Но он не может ждать до 50-ти, когда станет разумным человеком, и тогда уже жениться. Поэтому, уча, мы учимся.

Полезно ли для ребенка, когда я ему рассказываю о своих детских ошибках?

Господь в таких случаях говорил притчами. Он не говорил — «Бог», Он говорил — «некий домовладыка» или «хозяин виноградника». Для этого детям и сказки читают, и басни, в которых есть мораль. «Осел и Соловей»— а каждый сам решает, кто тут осел, а кто соловей; и незачем говорить: вот твой дядя Иван Иванович, он такой осел, козел, полосатый мишка. Зачем осуждать людей? Для этого существуют животные. Иван Андреевич Крылов очень в этом смысле преуспел.

Батюшка, вот есть христианская семья, но кругом — в доме, во дворе, в школе — христиан не сыскать. Значит, надо ребенка оградить, чтобы он сидел дома при мне. А он говорит: «Я хочу с этим Сашей дружить». Я отвечаю: «Саша не христианин, не ходи с ним». Получается, что ребенок сидит у моей юбки, а в храм пошел — опять: с этим ты можешь дружить, а с этим — не можешь. Так поступать, батюшка?


Нет, не так. Мы дома и со своими знакомыми христианами должны создать такую атмосферу жизни, чтобы ему не захотелось даже выйти на улицу. Потому что, как только дети выходят на улицу, они сразу все «вирусы» уличные несут в дом. Но дома должна быть создана атмосфера такой интенсивной жизни, что ни на какую улицу их не тянет.

Вот, например, у меня проблем особых с воспитанием не было — у меня всего одна дочка, и она во дворе гуляла меньше, чем 5 раз за всю свою жизнь. Причем она перестала ходить туда сама, потому что дети, которые там играли, и их игры были ей совершенно неинтересны. Ей гораздо интереснее было с мамой, и с папой, и с братиком двоюродным, и с другими мальчиками и девочками, которые ходили в церковь, с которыми она училась в школе. Надо думать о том, чтобы у детей был круг общения более или менее пристойный, надо его создавать. Тогда они и не захотят в эту уличную атмосферу устремляться. А почему они туда устремляются? Потому что дома с мамой скучно. А с папой, мамой не должно быть скучно. Поэтому родители должны изо всех сил стараться. Да, раз общество у нас таково, надо от него оградить. Чем дольше мы детей будем ограждать от общества, тем лучше, потому что, когда они вынуждены будут уйти во взрослую жизнь, у них уже будет психика окрепшая. Известно же, например, что большинство людей становятся наркоманами в 14—15 лет, потому что в этом возрасте ни соображения, ни устойчивой воли нет. И только семья может сохранить их от всякого зла. Поэтому и школу нужно выбирать, и детский сад нужно выбирать, и класс нужно выбирать, и классную руководительницу — обо всем нужно думать, а не так: лишь бы проще. Многие родители так рассуждают: ну, далеко ездить, лучше поближе к дому. А ты посмотри, что там в классе за мальчики, может, от этой школы вообще нужно, как от заразы, бежать.

Батюшка, что вы считаете особенно важным в построении приходской работы по укреплению семьи? Что вам представляется особенно существенным?

Особенно существенно, чтобы те люди, у которых есть деньги, помогали многодетным финан­сово. Это самое православное дело. Или организация таких мероприятий, как детские лагеря. Ведь у многих ребят, мальчиков и девочек, нет папы. И в лагере молодые мужчины должны трудиться над тем, чтобы дать детям спортивное воспитание, навыки походной жизни и так далее. Вот это очень эффективная форма. Потом любые кружки. Главное ведь что? Чтобы наши дети не бездельничали. Чтоб они были постоянно заняты с утра и до вечера, приходили домой в изнеможении — и только спать. Тогда у них не будет никакого желания ни в компьютерные игры играть, ни какие-то наркотики пробовать, ни сидеть по подъездам и пошлые песни слушать. Им будет неохота и некогда. Но это должны организовать взрослые. Тогда приход будет каждой семье, которая в этом приходе живет, помогать реально. Приход должен в этом смысле расширить возможности каждой семьи. Чтобы там было все: и шахматы, и шашки, и водное поло, и конный спорт, езда на автомобиле, фехтование, бокс, вольная борьба, вышивание, макраме — что хочешь. И каждый этому душу бы отдавал — и замужняя, и незамужняя, и старая, и молодая. Тогда мы воспитаем своих детей, тогда мы спасем свою душу. А если «каждый за себя», для многих это непосильно. Например: отец — пьяница, мать — душевнобольная. Им хоть читай лекции о воспитании, хоть не читай. Что-нибудь для этих детей удастся сделать — ну и слава Богу. Все-таки по крайней мере хоть в тюрьму не попадут. Я считаю, что если ребенок не в тюрьме, то наша первая педагогическая задача во многом выполнена.

Объясните, пожалуйста, зачем перед причастием просят прощения.

Я замечал, вот идет человек к причастию, и вдруг он поворачивается и всему храму отвешивает поклон. Что это такое? Какой-то формальный акт. У кого просят прощения? Конкретно за что? Зачем пустые ритуалы? Я допускаю, что у вас за этим стоят определенные чувства, но что за этим стоят чувства у ребенка, я готов усомниться. У них чувства еще совсем неразвиты. В этом, например, причина детской жестокости. Они не понимают чужую боль. Если мы хотим, чтобы наказание было эффективно, надо не так: «Мам, прости, больше не буду». За что простить и что больше не буду? Надо, чтобы человек назвал это, чтобы он понял, за что он стоял в углу, и тогда просил прощения и обещал, что он не будет больше. И причем если он будет опять, то точно так же опять окажется в углу. Надо обязательно это исполнить, чтобы ребенок уже знал, что, если он это сделает, он тут же возвратится в исходную ситуацию. Тогда это воспитательный момент. А не просто «прости». Бывает так, что ребенок столь долго стоит в углу, что забыл, в чем дело. Тогда нужно ему напомнить. Все должно быть осмысленно, особенно просьба о прощении.

В знакомой семье дети только начали ходить в воскресную школу, и вдруг мама увлеклась колдовством, читает оккультную литературу, и ее дети рассказывают обо всем этом моим. Как быть в этой ситуации?

Нужно взвешивать. Если вы спокойны за своих детей в том смысле, что они никаким колдовством не увлекутся, а ваше влияние и влияние ваших детей на тех детей более эффективно, чем тех на ваших, тогда пускай. А если все-таки нет, тогда надо постараться их внимание к этим детям переключить на что-то другое.

А общение можно продолжить?

Ну а что такого? Христиане не должны бояться колдовства. Если человек боится колдуна, он уже не христианин. Как некоторые в храме стоят, всех опасаются — это уже не христианство. Когда человека крестят, он дует и плюет на самого сатану, а не на каких-то там жалких кашпировских. Что такое Кашпировский по сравнению с сатаной? Он никакой опасности для нас не представляет. Если мы проявляем к нему некий интерес, то мы уже отрекаемся от Христа. То есть опасаемся, что нам какой-то колдун может повредить. Это бывает только по попущению Божию, то есть от Самого Бога. А если уж Бог попустил, значит, ничего страшного. А все какие-то защиты уже означают, что мы признаем их власть над собой; это уже грех.

Ребенок ворует у матери, и ее это беспокоит.

Как поступить? Если это деньги, то нужно так сделать, чтобы они были спрятаны в таких местах, где были бы недоступны. Второе: нужно обязательно с ребенком провести беседу. Обычно в таких ситуациях мы беседу проводим таким образом: «То, что у нас случилась пропажа, принесло нам большое огорчение. И когда мы узнали, что это сделал ты,— это было для нас катастрофой». То есть постараться ему внушить: ты своим поступком всем нам очень сильно досадил.

Вторая мысль, которую я стараюсь донести до такого провинившегося,— это то, что воровство здесь, у нас в семье или в школе, мы никак не допустим. Если это еще раз повторится, то мы тебя накажем очень сильно. Может быть, мы тебя выпорем, может быть, выкинем тебя из дома, может быть, посадим в чулан на долгое время, может быть, ты, вместо того чтобы летом отдыхать, на все время останешься в Москве, и так далее, и так далее. А может быть, тебя будут просто с собой водить на работу, чтобы ты не воровал. Это говорится для того, чтобы человека напугать. Обычно этого бывает достаточно. Но по этим поползновениям нужно проехать катком. Ребенок должен обязательно понять, что все нами замечено, что мы этого ни в коем случае не допустим и т. д. Время здесь работает на нас. Такое детское воровство — вещь обычная, можно сказать, распространенное заболевание. Его надо пресекать на ранних ста­диях. И если такую профилактику провести, то обычно ребенок начинает бояться. Раньше, в до­революционной России, со всяким человеком, ­который украл хотя бы гвоздь, общество расправлялось таким образом, что воровать вообще все боялись.

Это только перед самой революцией нравы уже развратились, а раньше к этому очень строго подходило все общество, все село, вся деревня, весь город; этого делать было ни в коем случае нельзя. Вот и здесь нужно такое внушение, нужно совершить что-то необычное — собрать всю семью, поставить виноватого перед всеми и сказать: вот вор, он нас осрамил.

Батюшка, как вести себя в такой ситуации? Мы с мужем ходим в храм, стараемся жить по-православному, а наши родители к этому имеют очень далекое отношение. И вот рождается ребенок, растет, а бабушка с дедушкой обычно балуют и предлагают ребенку просто-напросто грешить против православных норм. Можно ли ограждать ребенка, говорить о том, чтобы дети были осторожны, притом что это может обидеть пожилых людей.

Не только можно, но и нужно. Вот я вчера был в семье у одного священника. Когда он уверовал в Бога и стал священником, его мама не была верующей совсем. Он ей сказал так: если ты хоть одно слово скажешь против Бога, ты внуков не увидишь. И она, будучи совершенно не церковным и неверующим человеком, когда оставалась с детьми одна, напоминала, чтобы они на ночь молились, читала им Евангелие. Сейчас она воцерковилась, все в порядке. От безбожных бабушек и дедушек нужно обязательно ограждать, во что бы то ни стало. И только при выполнении всех ваших условий, как высочайшую награду, под вашим неусыпным наблюдением, давать им внука. Но не так, чтобы отправить на все лето. Потому что потом, когда он приедет, вы его не узнаете. Обычно дедушка и бабушка очень привязаны к внукам. И это нормально и здорово, и вообще участие стариков в воспитании детей у нас в русских семьях традиционно. Но, к сожалению, наши бабушки — комсомолки 30-х, 40-х, они совершенно не годятся для православного воспитания, и мы вынуждены детей от них ограждать.

Не знаю, как возить детей к неверующим дедушке и бабушке, совершенно далеким от Церкви. Детям же тяжело осознавать, что бабушка и дедушка и вообще все родственники неверующие.

Да, тяжело. А христианство вообще вещь тяжелая. Детям тяжело осознавать, что они не такие, как все, что папа у них верующий, не пьет водку, мама не ругается матом.

Страшно, если они отойдут от Церкви.

Понимаете, ведь дети рождаются в определенной среде и там уже в ней развиваются. Вот у нас тоже в гимназии был такой случай. Мы выяснили, что одна девочка не тянет, нужно ее перевести на класс ниже. Сообщаем, естественно, об этом родителям. Мама просто в шоке, закатила истерику. Говорит, это невозможно, потому что это девочку убьет, девочка этого не переживет. Вызвал обоих родителей, говорю, смотрите, что сейчас будет. Потом иду в третий класс, беру девочку за ручку, отвожу ее во второй класс и говорю: «Катя, вот теперь ты будешь сидеть здесь, хорошо?» Она отвечает: «Хорошо». У нее даже вопроса никакого не возникло, что она пришла в другой класс. Она даже не сообразила ни в этом году, ни в следу­ющем, что ее перевели на класс ниже. То есть ­родители считают, что сейчас с ребенком будет ­катастрофа, а ребенок даже этого не заметил. Раз батюшка берет за ручку, приводит ее, значит, так надо. Причем у нас с Катей до этого никаких вообще не было отношений.

Вот ребенок бежит — и упал. Бабушка: «А-ах!» Ребенок сразу рыдать. А если бабушка в этот момент отвернется, он встанет и пойдет, и никто ­ничего не заметит. Это он реагирует на то, что делают взрослые. Поэтому если вы считаете, что ему плохо без бабушки, без дедушки,— ребенок увидит вашу слабину и будет проситься к дедушке и бабушке и там из дедушки и бабушки будет веревки вить. А вы потом будете все это расхлебывать. ­Педагогика, ее эффективность возможна только в одном случае: если весь процесс вами полностью контролируется и управляется. А если есть прореха, ребенок сразу в нее ускользнет полностью, будь она самая маленькая. Достаточно иметь одного соседского мальчишку, а не какую-то там среду бандитов, наркоманов — и этого достаточно, чтобы все ваше воспитание пошло насмарку. Маленькая дырочка — и все утечет в нее. Поэтому надо уметь дырочки конопатить и устраивать закрытое педагогическое пространство, но чтобы ребенок не чувствовал себя в тюрьме. Не просто так: «Нельзя! Сиди здесь!» Нужно давать обязательно какую-то альтернативу. Как вы будете это устраивать — ваши труды, ваше педагогическое искусство.

Батюшка, хотелось бы вернуться к вопросу о деньгах. Сейчас часто детям дают деньги. Я считаю, что этого делать нельзя, но мой муж дает ребенку деньги. Бабушка, его мать, тоже считает, что ребенок должен знать, как обращаться с деньгами, что его надо этому обучать. А я считаю, что не надо.

Я тоже считаю, что не надо, но я для вашего мужа не авторитет.

Я посылаю дочь за хлебом, когда остается сдача, она ее возвращает. Можно ли вообще ребенку ходить в магазин, ведь дочь при этом берет в руки деньги?

Понимаете, это не так важно. Это незначительная деталь, которая на весь педагогический процесс мало влияет. Тут нужно смотреть. Вот если у ребенка повышенный интерес к деньгам: считает, начинает копить, начинает сдачу не приносить,— ну тогда, конечно, это надо прекратить. А если все спокойно — пусть будет. Всегда нужно смотреть на плоды, что это приносит. Но с другой стороны, если вы упорно будете не давать, а папа будет давать, и из-за этого дело придет к разводу, то уж лучше пусть дочь с деньгами дело имеет, только бы вы не разводились из-за такой чепухи. Можно с мужем поговорить: «Знаешь, вот то-то и то-то в ней наблюдаю, хорошо бы это изменить». Может быть, он и пойдет навстречу.

Батюшка, если родители не ходят в храм, а дети ходят, то могут ли дети создать православную атмосферу в семье? К тому же родители говорят, что дети ходят в храм и портятся на глазах.

Ну, бывает и так. Бывает, что человек ходит в храм и портится.

Это с их точки зрения портятся.

Нет, не только с их точки зрения, а это на самом деле бывает. Человек становится более замкнутым, менее отзывчивым на их какие-то скорби, эгоистичным, требует, чтобы ему отдельный стол готовили постный, и вообще всякие безобразия творит. Но я, с другой стороны, знаю таких совершенно заядлых, комсомолом воспитанных стариков, которые ни в какую церковь не хотят ходить, но реально видят благодатное воздействие Церкви и даже очень довольны. Мы, говорят, не так воспитаны, но для наших детей это все хорошо.

В одном храме есть молодая женщина. Она приехала в Москву, здесь училась, осталась и теперь при церкви живет, поет в хоре. Ее родители вообще мусульмане. Они приехали, посмотрели, чем она занимается, и батюшке, ее духовному отцу, благодарность выразили. Вот, говорят, мы за нее теперь спокойны. И они не то что тянут ее назад, нет, хотя знают, что живет она бедно и у них была бы более богата — родители ее состоятельные люди. Но они очень довольны, что она нашла себя, хотя сами и остаются мусульманами. Так что видите, как бывает. И нам нужно стремиться к тому, чтобы показать «внешним», что мы не только нормальные люди, а может быть, еще чуть более нормальные, чем все остальные.

Прозорливый старец сказал, что у моей дочери трудный характер, и не от воспитания, а от­того, что имеется наследственный грех. Дей­ствительно, характер у нее гневливый, непри­миримый, конфликтный. У нее такой же дедушка был, который во время войны работал заместителем министра нефтяной и газовой промышленности, так что даже на фронте не был. Тогда эта работа считалась трудовым фронтом. Перед этим дедушкой все трепетали. А эту девочку он так любил! «Моя девочка», — говорил. Когда же он умер, то на дочь и легло это бремя характера. Это наследственный грех, забытый — для ребенка забытый. Можно ли снять его соборованием?

Понимаете, вы опять подходите механически.

А как?

Что значит забытый грех соборованием снять – это же не рубашка. Ну, пособоровали. Что, у нее характер от этого изменится?

Может быть, чаще соборовать?

Человек может измениться только воспитанием и собственным подвигом при содействии благо­дати Святого Духа. Поэтому вот, допустим, у человека характер такой-то, и сделать его другим невозможно, но подправить можно. Что-то лаской, что-то убеждением, что-то ремнем. Но надо смотреть, чтобы палку не перегнуть, чтобы не сломать. Такой упрямый характер, если будет направлен на что-то хорошее, например, на молитву, достигнет очень больших результатов. Таинства церковные дают благодать для христианского подвига.

Но бесы хотят погубить весь род...

Не просто весь род, они вообще все человечество хотят погубить. Ну и пусть себе, это «работа» у них такая. Они хотят погубить, а мы хотим спас­тись. Бесы нам не указ! У нас есть Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа, где о бесах упоминается в таком контексте: «...что тебе до нас, Иисус, Сын Божий? Пришел Ты... мучить нас» (Мф. 8, 30). Пусть они мучаются. Что нам свою жизнь строить в зависимости от каких-то бесов, мы христиане все-таки. Почему мы должны какие-то тайные забытые грехи «снимать-одевать» – у нас есть запове­ди Божии, и мы должны по ним жить. Это трудно, надо себя пригибать, чтобы заповеди исполнить. Вот, например, чти отца и мать. Мне неохота их чтить, но заповедь Божия есть, и поэтому надо себя заставлять с почтением к ним относиться и своих детей так воспитывать.

А соборование — не механическое действие; благодать Божия механически не действует. Только если действительно человек свою душу по­каянием исправляет, действительно желает из­менить свою жизнь, желает просить благодати Божией, чтоб она укрепила на подвиг, на исполнение заповедей, тогда он чувствует помогающую благодатную силу. Да, мы веруем в благодатную силу этого великого таинства. Мы веруем, что если человек забыл какие-то грехи, то в таинстве соборования он освобождается от своих неисповеданных грехов, но не механически это происходит, а по нашей вере.

Батюшка, я хотела попросить, чтобы вы немножко подробнее остановились на воспитании в неполной семье, потому что чаще всего сейчас, как мне кажется, семьи распадаются вовсе не от желания женщины, а скорее от нежелания мужчины считать себя связанным узами брака. Там и пьянство, и разные другие причины, по которым брак в полном смысле слова не может состояться. Что должно произойти в женщине, какая перемена, чтобы начался этот подвиг спасения в такой неполной семье?

Такая женщина должна иметь семь жил, семь шкур и семь пядей во лбу. Ей нужно стать в семь раз терпеливей, сильней и умней, только так, потому что она должна полностью заменить собой и отца и мать. Причем женщина есть женщина и всегда ею останется. Как ей стать мужчиной? Я одну мать такую знал, у нее было семь детей. Я всегда поражался, глядя на них, потому что у всех хорошие семьи, все работящие. Спрашиваю: «Почему у тебя такие дети? Как ты их воспитывала?» Она была женщина простая, и говорит: «Я воспитывала их слезами». «А что это значит?» — «Вот как только они что-нибудь начнут не то делать, я становлюсь к иконе и начинаю вслух молиться; молюсь и прямо плачу: «Матерь Божия, они вот такое выделывают!» И они тут же бросаются ко мне: «Мамочка, прости, только не плачь, мы больше не будем!» Вот такую форму человек нашел. И она буквально вымолила всех детей таким образом.

Когда женщина так молится, прибегает к такому способу, в момент молитвы ей невольно может придти мысль, что она немножко лицемерит перед иконой Божией Матери.

Все мысли, которые нам приходят на молитве, как правило, от того существа, которому очень не нравится, что мы молимся. Иногда даже они бывают самые благочестивые: например, хватит молиться, читай Евангелие — потому что ему настолько неприятно это наше занятие, что пусть бы уж лучше мы Евангелие читали. Поэтому ни в коем случае не надо обращать внимание на мысли, которые нас отвращают от молитвы.

У нас в 1-м классе православной школы один ребенок из неполной семьи. Мама верующая, в венчанном браке, но муж ушел. И у нее возникают проблемы воспитания этого ребенка. Он хороший мальчик, и у него суждения очень правильные, четкие, и много читает, но он слишком активный и мешает другим детям. Как быть в этом случае?

Вообще проблема неполных семей весьма серьезна. Вот было такое движение: многие женщины, по разным причинам не вышедшие замуж или разведенные, начинали «заводить» себе детей — как кур или домашних животных. И результат для детей оказался очень печальным, потому что дети, имея перед собой образ неполной семьи, сделались просто несчастными.

Хорошо бы, чтобы у мальчиков из неполных семей были старшие друзья. В приходе это можно организовать: какой-то кружок с руководи­телем-мужчиной, который бы знал, что ребенок из неполной семьи, и особенно бы с ним дружил, чтобы было такое авторитетное влияние, как говорят, мужская рука. Потому что очень часто ­бывает, если женщина второй раз выходит замуж, и даже очень удачно — я много знаю таких семей, — а у нее от первого брака сын, то это полностью неуправляемый сынок: и в храм не ходит, и курит, и чего только не выделывает, потому что у него протест. Он знает, что у него не родной отец, и никогда родным стать не может. Душевная драма для ребенка, когда отец вдруг уходит, бросает семью, настолько велика, что ему кажется, лучше было бы, если бы отец умер. Когда он погиб, это психологически для ребенка гораздо легче, чем когда бросил. Вдове легче воспитать, чем разведенной. Поэтому надо в приходе постараться проявить заботу, чтоб кто-то был у этого мальчика.

Детям мы объясняем, что надо его поддержать, нельзя его бить. Правильно ли мы делаем? Дети же жестоки.

Нет, иногда какие-то беседы с детьми помогают, но если эти беседы становятся привычными, то это пустой звук. Дети плохо воспринимают разговоры, им нужно живое дело, а не нотации: надо так, надо так. «Дети, что надо делать?» — «Слушаться!» — «А что же вы не слушаетесь?» — «У-уу».

Моему сыну 6 лет было, когда я его крестила. И что он начал делать? Он стал молиться Богу о том, чтобы папа вернулся в семью. Я вначале это поддерживала, а потом у меня появился страх, как бы у ребенка не возникло недоверие к Богу, если папа не вернется. Ведь, может быть, так Бог судил, чтобы папа не вернулся. Я не знаю, может быть, папа и не вернется, но, чтобы ре­бенок не потерял доверие к Богу, я стала сыну ­говорить, что не нужно этого делать. Правильно я поступаю?

Я думаю, что вы поступаете неправильно, потому что никакую веру нельзя разрушать. Я был однажды свидетелем такого чуда. Раскапризничавшаяся девочка стала требовать у мамы в полпервого ночи варенье. Мама говорит: «У нас варенья нету». А она: «Давай тогда молиться, чтобы Бог нам послал варенье». — «Ну давай». И что ж вы думаете, в буфете, посреди полки, оказалась банка земляничного варенья. У кого они потом ни спрашивали, никто ее раньше не видел, никто ее туда не ставил.

Батюшка, но я ведь не знаю, что лучше для него...

А Бог Сам знает. Для этого к каждой молитве надо присовокуплять слова: «Но пусть, Господи, Твоя будет воля, а не моя. Потому что я не знаю, правильно ли я прошу». Просить об отце, что тут плохого? Если уж ребенок молится, то не стоит разрушать эту веру и надежду. Потом, когда он молится за отца, он неизбежно вступает с ним через Бога в некую связь. Молясь за отца, он начинает к нему иметь близость. Поэтому если это прервать, то будет хуже. Я бы этого делать не стал, какой бы отец ни был.

Можно ли отмолить закодированного человека, который не верует и совершенно отошел от Церкви?

Что значит отмолить?

Что-то сделать, чтобы его очистить, молясь в церкви.

Да нет ничего проще: берется дрель, сверлится в стене отверстие, туда загоняется длинный железный кол и сворачивается в кольцо. К этому кольцу приковываем его цепью — и все, он уже не будет пить. Можно и в церковь привести — заковать в колодки, цепью связать и привести. Но зачем, если человек не хочет? Зачем вообще ходить в церковь? В нее ходят не зачем-то, а потому, что без этого жить не могут. Нельзя человека убедить, заставить. Даже если в колодках его возить, насильно, его сердце все равно не откроется. Никакие механические действия не эффективны. Ну закодируется человек на 3 года. Три года прошло, и он будет пить опять, если не перезакодируется или сам не решит: все, больше пить не буду, Господи, помоги. Тогда можно и без кодирования. Кодирование на внушении базируется.

Что значит «отмолить»? Какой смысл молиться за человека, если он: «Ну молись, молись, а я еще стакан...»? Когда молитва может дать результат? В тот момент, когда человек вдруг опомнится, а мы еще плюс за него молимся — тогда это может получиться. Должно быть покаяние, а взять и другому человеку сознание переменить — это невозможно. Человек должен обязательно сам. Либо чтобы его слезы бедной жены тронули, либо еще что-то на него повлияло, либо сам опомнился. Многие бросают пить (и я несколько таких случаев знаю) в страхе за свое здоровье. В деревне, где мы летом отдыхаем, есть мужик такой заме­чательный, ветеран войны, он страшно пил, и вот 20 лет назад он чуть не замерз на дороге, и это его так поразило, что он бросил пить, а в прошлом году бросил курить: прямо раз — и все. Он курил с 12-ти лет, а сейчас ему 70 с лишним. Говорит: «Нет, не буду, это мне вредно». Представляете, какая огромная у него сила воли. И действительно, он хоть такой старый, а на нем все хозяйство держится.


Вот мальчик пришел из школы, ходит вокруг меня, чувствую, что-то хочет сказать. Я спрашиваю: «Что сделал?» — «Да я не знаю, говорить или не говорить, ты расстроишься». — «Начал уж, говори». — «Сегодня меня мальчик достал на уроке, без конца мне мешал, мне сделали замечание. На перемене я ему врезал. Он убежал. И я понял, что надо применять силу, чтобы меня так не мучили».

Иногда надо.

Ну а это не может в нем укорениться?

Надо следить, чтобы не укоренилось, а то он начнет лупить направо и налево. Нет, иногда дать хорошо. Помните про старца, который советовал «с большой любовью» врезать пристававшему? Ничего плохого в этом нет, только надо, чтобы это действительно было с любовью, без злобы.

Как быть, если ребенок подрастает и хочет в храм ходить без мамы. Можно ли ему дать право выбора и отпустить одного на воскресную службу?

Сколько ребенку?

Девять лет.

Нет, нельзя, потому что он там будет делать все что хочет. Раз он стремится без мамы, значит, ему хочется там вести себя не так, как он ведет себя при маме, это совершенно очевидно. И вообще свободу нужно давать очень ограниченно, ребенок должен быть всегда «на поводке», только этот «поводок» должен быть разной длины. Но полностью отвязывать нельзя.

Батюшка, внуку 16 лет, только пришел в храм, слава Богу. У меня есть боязнь, что я могу его придавить и отбить у него желание ходить в церковь. Как мне быть? Хочется, чтобы он был с нами здесь, в храме.

Все желания надо поверять Богу. Как любое возникнет — так к аналою. И все будет хорошо, и сердце успокоится, и энергия души найдет свое применение.

А он сам придет?

Не знаю, посмотрим. Захочет — придет, не захочет — не придет. А наше дело — молиться. Если что спросит, надо ему ответить, что-то попросит — помочь.

Так мне что, не тянуть его за веревочку на службу, чтобы не опоздал, чтобы на службу пришел?..

В 16 лет тянуть? Это уже только обратный будет эффект. Они в этот момент очень самосто­ятельные, все сами знают.


Предисловие

ПРОТОИЕРЕЙ ВЛАДИСЛАВ СВЕШНИКОВ

Аскетизм воспитания

Действовать по путям промысла
(вопросы и ответы)

Начала духовного воспитания

О грехе своем они рассказывают открыто

ПРОТОИЕРЕЙ АРТЕМИЙ ВЛАДИМИРОВ

О воспитании девочек

Отстоять свой внутренний мир
(вопросы и ответы)

ПРОТОИЕРЕЙ ВАЛЕРИАН КРЕЧЕТОВ

Подвиг семейного воспитания

Из своих близких нужно сделать ближних
(вопросы и ответы)

О семье

ПРОТОИЕРЕЙ КОНСТАНТИН ОСТРОВСКИЙ

Чудо воспитания

Чтобы Бог пробился
(вопросы и ответы)

ПРОТОИЕРЕЙ ДИМИТРИЙ СМИРНОВ

Диалоги о воспитании


Издательство Храма Трех святителей на кулишках выпустило в свет:

«Акафист Пресвятой Богородице в честь чудотворного Ее образа ВОСПИТАНИЕ».

Православному читателю предлагается новый, выправленный вариант редкого акафиста Божией Матери, читаемый перед иконой, имеющей особую благодать помощи в воспитании детей.

«В доме Отца Моего»

Сборник трудов классиков православной богословско-педагогической мысли.

В книгу вошли статьи известных православных богословов и религиозных мыслителей XX-го века И. А. Ильина, прот. В. Зеньковского, прот. А. Ельчанинова и прот. С. Четверикова, написанные и опубликованные в эмиграции. Объединенные в сборнике работы посвящены роли христианской семьи в религиозном воспитании ребенка. Составителем сборника проделана ­интересная работа по систематизации трудно­доступных статей протоиерея В. Зеньковского в соответствии с острыми современными проблемами воспитания.

«Что из детства помогло мне стать верующим»

Книга составлена из воспоминаний о детстве, дневников и наблюдений за жизнью ребенка, возникновением и развитием его веры. Написанные в разное время людьми разного жизненного опыта, эти повествования составляют ценный материал для всех, кто интересуется вопросами духовного становления маленького человека, возникновением детского религиозного чувства.


«В начале пути»

Второй сборник, составленный из выступлений на “Школе православной семьи” при храме Трех Святителей на Кулишках, а также других материалов, посвященных современным проблемам православного воспитания и образования. Авторами сборника стали священники, психологи и журналисты, имеющие опыт педагогической работы в православных приходах, воскресных школах и православных гимназиях.


По вопросам приобретения книг

просьба обращаться по телефонам:

917-8438, 917-9981


Подвиг семейного воспитания

Составитель Е. Рогачевская

Редакторы А. Белицкая,

Л. Панферова, Н. Рогачевская

Художник А. Гламаздин

На обложке книги использована

фотография В. Нефедова

Компьютерная верстка В. Веродский


©Храм Трех Святителей на Кулишках, 2000 ©Составление, предисловие Е. Рогачевская, 2000


Издательство храма Трех Святителей на Кулишках, 109028, Москва, Малый Трехсвятительский пер., 4/6

ИД № 01388 от 30 марта 2000 г.