Прот. Артемий Владимиров Прот

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7

Действовать по путям промысла
(вопросы и ответы)

Вопрос: Единственная ли причина для развода — вина прелюбодеяния?

Ответ: Нет, не единственная.

Разводиться или не разводиться с изменившим мужем? Какие еще есть причины для развода?

По канонам православной Церкви есть еще следующие причины: сумасшествие одного из супругов, заключение в тюрьму одного из супругов и невозможность родить чад в браке — это формально, по нынешним канонам Церкви, считается достаточным для развода; но, к сожалению, современная практика почти даже не ищет причин. Достаточно подать прошение, особенно если будет указано, что супруги не живут вместе, и в патриархии будет разрешено. Это одна сторона дела, формальная. Что же касается стороны существенной, то я еще раз обратил бы главное внимание на то, что, на мой взгляд, чрезвычайно неплодотворно видеть вину и причину искажений, совершающихся с собственными детьми, только в одном из супругов. Обычно в этих случаях жена как будто бы несет заряд добра и церковности, правды и стремления сохранить в детях любовь и нравственные качества. И вот оказывается, что жена не только не сделала все, чтобы предотвратить процессы распада, но, скорее всего, как показывает опыт, сделала очень мало, такой минимум, о котором даже стыдно говорить. Водить в церковь — легчайшее дело. Подлинное воспитание по сравнению с этим — какая-то невероятно трудная задача, подвиг. А останавливаться исключительно на том, чтобы быть проводником — опасно. У меня была такая ошибка. Я считал: дети со мною, ходят в церковь все время, дом рядом с церковью и всего этого более чем достаточно. Даже подружек и друзей у детей не было, мы жили замкнуто, своей семьей. Нельзя сказать, что мы с матушкой ничего не делали, было общение с детьми, совместные прогулки. Много позже выяснилось, как недостаточно такое воспитание. Нужно целенаправленное и постоянное движение вместе с детьми.

Помню, сижу я как-то у моей старинной знакомой, жду своего друга, а он задерживается. Я говорю с этой знакомой, его женой, и разговаривает она со мной вроде бы внимательно и отвечает впопад, все, кажется, нормально, а в то же время она как будто отчасти на стороне находится. Что-то непонятное. Я говорю: «Нина, что я сейчас сказал?» — она точно повторяет. «Я думал, ты не слушаешь». — «Да нет, я тебя слушаю, отец. Но одновременно я слышу все то, что происходит в соседней комнате, где дети. Ни на одну минуту внимание не уходит». Вот это норма настоящего родительского отношения, но только один его компонент — внимание. Это еще не настоящее воспитание, это та психологическая почва, на которой оно может появиться. И все равно, какая трудная задача постоянно быть внимательным!

Что же касается сути вопроса о разводе, тут дело даже не в том, как мы это формально классифицируем: прелюбодеяние или другая причина, хотя причины, порою, немаловажны. Обратимся к опыту русских женщин, на плечах которых выстояла Церковь в течение последних десятилетий и у которых были ровно такие же пьяницы мужья, правда, еще не такие бездельники, как в нынешнее время. Нам раскрывается их удивительный характер: эти женщины были такого жизненного содержания, что им просто в голову не пришло бы развестись, особенно если они были церковные. И не потому, что так трудно и страшно оставаться одной с детьми, а просто — раз Бог поставил в такую ситуацию... Да кроме всего вырабатывается еще и терпение необходимое, и смирение. Другое дело, что они слабовато ставили задачу воспитания. Они мало что в этом понимали, сами же выросли автоматически, просто в более удачное время, когда общество давало им некоторый минимум церковности. Но они ошиблись, думая, что и теперь можно так же автоматически растить детей. И поэтому дети у них почти у всех выросли неверующими. Хотя бывало и по-другому.

Когда я служил в деревне, в Тверской области, у меня было только двое молодых людей верующих. Юноша и девушка, юноша пришел из армии недавно (а сейчас он уже батюшка, служит в Тверской же епархии). И вот я маму его спрашиваю: «Как это получилось, что он вырос верующим? Никого больше нет, ни одного из сверстников». И она рассказывает: «Я работала телефонисткой в районном городе. Пока работаю, штекер включаю автоматически, а душа все время дома: как Сережа, что с Сережей, что я могу для него сделать, что с ним происходит? Мысленно уже бегу домой. А прибегаю домой, ставлю еду и начинаю молиться с ним, начинаю рассказывать ему, читать». И даже при том, что мать так мощно занималась воспитанием, он стал несколько охладевать к вере. Но все же всю армию прошел, единственный был в части некомсомолец, и в этом маленьком городке он тоже был единственный некомсомолец. Вы представьте себе — он был больше на переднем крае, чем москвичи. Здесь всегда находились какие-то друзья, тоже некомсомольцы, вместе все-таки полегче. У него офицер вырывает крестик, он кладет его в рот, сжимает зубы и не выпускает.

Что же касается развода с мужем, не меньшее значение, чем сознательное воспитание детей, имеют верно поставленные отношения мужа и жены. А когда от мужа остается только одна функция — зарабатывать деньги, содержать семью, а самого его уже терпеть невозможно, вот тогда и можно ожидать, что взаимно порвутся отношения. У любого разрыва четыре ноги.

И хорошо бы видеть при этом свою вину тоже, все, что было сделано не так. Если еще хоть что-то можно исправить, то надо попытаться что-то делать, но постепенно, довольствуясь крохотными достижениями, потому что чем более застарелой была рана, тем ее труднее исцелить. По нынешнему времени известно немало случаев, когда жены приводили своих мужей к Богу — верным, мудрым, любящим поведением.

Жена боится, что пока она приведет мужа в церковь, муж уведет детей из церкви. Получается так: или муж, или дети. Может ли жена привести мужа к вере? Она молится, а у нее не получается привести его к вере.

Одного автоматизма молитвы недостаточно. Глубока тайна супружеской жизни. И когда она разрушается, нужны очень напряженные усилия, чтобы выправить то, что оказалось разрушенным.

Я как раз представляю «другую сторону». Моя семья распалась, и две девочки остались со мной, а маленький сын, шести лет, ушел с мамой. И сейчас он мечется между мной и мамой. Он сам выбрал маму, но ему хочется, чтобы и папа был. И вот я не знаю, оставаться ли мне посторонним наблюдателем, или проявить свою волю и сказать: «А ну, приезжай ко мне быстро!» А я выжидаю, не заставляю его выбирать. Правильно ли я делаю?

Волевое направление в воспитании — это, конечно, фактор очень важный, но не единственный. И самое главное, что он не реализуется, если действует либо по схеме, либо просто по непосредственному чувству. А также — если по умственному рассуждению. Так что ни то, ни другое, ни третье само по себе не подходит. Выбирать путь надо самый ответственный, но и самый трудный. Важно сделать все, чтобы попытаться и в целом, и в каждой конкретной ситуации действовать не по хитрости человеческой или родительской, а по путям промысла. Постараться открыть их для себя и смиренно быть готовым к любой самой горькой для себя ситуации. Но стремясь открыть, что лучше сейчас. И в соответствии с этим ответом и действовать.

В отношении девочек у меня тоже были смущения. Средняя дочь — основная моя опора. Старшая же наиболее упущенный мной человек. Она завязла в телевизионных программах. Должна ли быть разница в запретах по отношению к старшей дочери и к остальным детям? Я ей говорю так: если тебе не нравится, как у нас устроено, поезжай к маме. Если ты принимаешь наш быт, оставайся. Правильно ли я делаю?

Не надо возлагать на детей тяжкие бремена выбора. Надо помогать.

Ну, тогда могу ли я, если ребенок отбивается от рук, наказать, не испытывая гнева?

С девочками, конечно, надо осторожней. Сильно наказывать надо только в случае чрезвычайной нравственной вины. Вообще без наказания не обойдешься. Но сейчас, пока у них сильные переживания, надо помягче.

Значит, категорически нельзя ставить ее перед выбором?

Ты сделай так, чтобы ей хотелось быть с тобой. Но не чистым человекоугодием. Чтобы это желание возникало не из-за твоего потворства.

Я хотела бы спросить о том, как быть с нарядами для девочки? Покупать все равно приходится, праздничные платья мы вместе выбираем. И поскольку у меня и у бабушки есть склонность к нарядам, боюсь, что могу привить ей вредные черты.

У древних греков было известно четыре добродетели. Они не были христиане, нравственное учение у них было слабо разработано, но вот четыре добродетели назывались: мудрость, мужество, справедливость и умеренность. Нам, православным, далеко до всех четырех. Хотя бы одну приобрести. Если в отношении нарядов поставить как одно из направлений умеренность и найти хорошую, точную меру — я думаю, и в других отношениях многое будет точно найдено и выправлено. Причем это будет не только в отношении одежды, это повлияет и на характер. От такого рода верных выборов, где всегда одним из качеств будет умеренность, характер сам будет вырабатывать свою меру.

Батюшка, у моей девочки — ей шестнадцать лет — умеренность сама собой получается. Но в то же время она испытывает страдания, что она не такая, как другие. Она девочка, и ей все равно хочется быть красивой. Как ее успокоить, утешить?

Конечно, в таком возрасте все эти проблемы кажутся сложными. Тут, я думаю, общих рецептов нет, да и никогда не может быть. Надо искать. Если она найдет в отношениях с мамой главное, если будет в них добро и тепло, то все эти временные неприятности исчезнут. Тем более они все кажущиеся. Ведь ничего особенного за этими переживаниями не стоит. Разве скажешь, что она так уж плохо одета? Нормально. На улицу без обуви, зимой особенно, сейчас не пойдешь, да? А я вот помню, что, когда я учился в школе — это было в сорок четвертом году, — вокруг все жили совсем бедно и до снега ходили босиком; и весной, только снег сойдет, уже начинали ходить босиком в школу. Конечно, сейчас так невозможно. Но говорить, что хорошо одеться — это безусловно и обязательно, тоже неверно. Другое дело, что нужно учитывать и нынешнюю ситуацию, и душевные особенности детей. Трудные переживания, если дети слишком лишены всего, не лучшим образом воспитывают. Надо искать разумную меру.

Батюшка, но как же сказать ребенку? Вот, например, у нее старая обувь, она стесняется, что ношеная слишком. Я могу сказать, что нет денег, но мне хочется, чтобы в душе у нее что-то отозвалось. Как мне это сформулировать?

Тут можно сформулировать только одно: если главному будет дано и место главное, если ей будет хорошо, то и обувь встанет на свое место. Ведь радостно становится не от обуви; более того, если становится радостно жить от обуви, то можно ожидать дальше очень плохих душевных качеств. Злокачественная опухоль, которая начнется в маленькой раковой точке — отношение к обуви, — может дать дальше такие метастазы по всему нравственному пространству души, что не обрадуешься.

Как воспитывать девочку или мальчика в целомудрии?

Прежде всего нужен драгоценнейший фактор — это личная любовь к целомудрию. Не по законническому знанию, а по тому, что ты видишь, какие ценные плоды она дает. Совершенно необязательно личная любовь к целомудрию приведет твоих детей к такой же любви. Но если этого фактора не будет, скорее всего, для них будет существовать одно только слово: «можно». «Можно», потому что в семье они не видели противостояния; противостояние формальное, может, отчасти и было, но такое противостояние обычно действует не сильно. Сильнее действует некий благодатный образ. А благодатный образ может действовать тогда, когда добродетель возлюблена. Вот, в частности, целомудрие стало предметом живой любви. Целомудрие в таком случае реализуется не как система запретов для себя же и для других, в том числе на определенные книги, передачи. Система запретов, разумеется, важна и действенна, ее данность велика, но относительна. Гораздо важнее увидеть творческие возможности целомудрия, красоту целомудрия и жить этой творческой красотой целомудрия. Тогда есть большая надежда, что будут и плоды.

Что же касается запретов, они, безусловно, важны. По нынешней-то жизни, когда существует столько источников развращения детей и кроме того действует РАПС, большие беды ожидают наше общество, нашу страну. Нужно во все колокола бить, по всем приходам, всем, повсюду. В наших условиях планирование семьи означает разрушение ее, уменьшение числа детей. Эта организация направлена прямо против семьи. Они употребляют такие откровенные термины, как «безопасный секс» и «опасное материнство». Мы должны знать это и понимать, в каких условиях растут наши дети.

Сейчас проповедуют свободу секса и говорят, что о том, как получаются дети, надо рассказывать открыто, ясно.

Надо рассказывать открыто, но целомудренно. Искать такой способ, при котором вы не ушли бы от правды, но ваш рассказ был бы целомудренным.

Когда дети уже взрослые, отношения с мужем разрушены грехом и предательством, что остается — только молитва?

Учитывая то, что живете отдельно — только молитва, но что такое только молитва — мы еще серьезно с вами не говорили, тем более что материал этот очень непростой; но если иметь в виду какие-то практические способы, при такой разрухе семьи — только молитва. Но это «только» может оказаться совсем немало, и даже, вероятно, больше, чем любой другой способ. В том-то и дело, что настоящее воспитание включает в себя, безусловно, и понимание, и действие, основанное на личной ответственности, свободе и любви, и то, чтобы отдавать Богу Богово. Только такое содействие (Божие — тебе, а твое — Богу) в деле воспитания и приносит результаты. Хотя не значит, что всегда идеальные, потому что, кроме мамы и ее усилий, есть еще много всяких факторов. Но мама должна стать сильнее школы, улицы и всего прочего.

Когда ты понимаешь, что уже очень много упущено, остается каяться. Само покаяние матери или родителей имеет ли, так сказать, обратную силу, имеет ли воспитывающее значение для ребенка?

Имеет, но тонким образом, не прямым. Главное здесь, в этом тонком действии — постоянное покаяние. Но не в том дело, чтобы на каждой исповеди говорить, а все время иметь в виду. А что касается смирения перед промыслом, кажется, есть только одно духовное упражнение, которое воспитывает это восприятие воли Божией, и в бедах тоже — это непрестанность благодарения.

У нас не занимаются воспитанием будущих жен и мужей. Не воспитывают в сыне будущего мужа и отца, в дочери — жену и мать. Когда говорят о воспитании, даже в этой аудитории, я не чувствую никакой разницы между воспитанием девочки и мальчика. Я думаю, что женщина в семье не может быть единственным воспитателем. Муж должен быть главой семьи. Влияние мужчины в семье должно быть больше, чем оно есть сейчас.

Если говорить о нравственной линии, то нравственная вина такого положения лежит все-таки на двух полах: и мужском и женском. А как конкретно сделать так, как вы говорите, чтобы с детства воспитывать будущего отца или мать? Может быть, и можно какую-нибудь школьную программу попытаться разработать и даже напечатать. Но все равно: мужчине необходимо внутреннее ощущение себя как ответственного руководителя семьи, а женщина должна осознать свое замечательное место на пьедестале семейного почета — второе место. В обществе эта иерархия не воспитана. Состояние общества — вина отчасти всех этих эмансипационных ощущений и программ конца XIX в. («кухарки должны управлять государством» и прочее), а потом фильмов «Член правительства» и подобных. Все это сделало свое дело, безобразное, жуткое дело. В обществе воспиталась совершенно неверная иерархия семейных личностных ценностей.

У меня два вопроса. Как нам суметь показать детям положительную, то есть принципиально иную природу церковной жизни по сравнению с мирской, но так, чтобы они в это поверили и увидели, что природа этого мира — смерть. Возможно ли показать им красоту духовной и церковной жизни?

И второй вопрос. Как вы считаете, должен ли приход, приходская община участвовать либо в подготовке детей к миру, либо в оберегании от мира? И что конструктивней: оберегать детей от мира или готовить к встрече с ним?

Если родители — и мать и отец — уже не формально живут жизнью церковной, они, наверное, вряд ли вообще ничего не делают. Я не думаю, что такие есть. Речь идти может лишь о тех, которых в Церкви привлекает что-то второстепенное: красота церковного пения или что-нибудь похожее. Нормальные родители обычно обращают внимание на серьезные духовные проблемы. Боль сердца, личный опыт и знание своих детей скорее помогут найти решение.

Что можно сделать в условиях одного прихода, особенно если он не очень большой? Видимо, какие-то пути возможны. Я думаю, что этот вопрос может решаться лишь на общенациональном уровне. Если не будет предложена программа, состоящая из ряда проектов по духовному оздоровлению нации и прежде всего духовному здоровью детей, — дела будут идти плохо. Но боюсь, не оказалось бы уже поздно. Программа еще не успеет родиться, а уже видна будет в ней вся поверхностность, нежизненность. Много ли найдется православных авторов, да еще таких, которые главным проектом сделали бы взаимодействие семьи и школы? Но все равно делать что-то надо. И, я думаю, опять пути нащупываются интуитивно и, скорее, не в результате общеприходских проектов. Потому что сами по себе ни православные ясли, ни детские сады и гимназии окончательно дела не решают. И, скорее всего, для начала нужно постоянное, устойчивое общение детей под присмотром. А в общении взрослых главной темой будет стремление искать пути в духовной радости. Если эти пути найдены — дальше уже особенно ничего не нужно. Кто же будет отказываться от радости, если она уже ощущается как радость?

Что же касается гораздо более важного вопроса о том, где стоит центр задачи, — увлечь ли детей вон от мира, либо сделать нечто для них в мире годным, радостным и желанным, — я думаю, что святые отцы IV-го века с большим удивлением посмотрели бы на саму постановку задачи. Для них было ясно, что те cлова, которые говорятся в конце первого часа: «Христос, истинный Бог наш, просвещаяй и освящаяй всякого человека, грядущаго в мир», дают совершенно иную установку. Она состоит не в том, чтобы отвергнуть мир в целом, а в том, чтобы найти способы и методы просвещения мира христианским сознанием. Но эта задача куда сложнее и важнее. Конечно, просто говорить: «мир безобразен», и во многих отношениях так оно и есть. Во всяком случае, в тех тенденциях, которые сейчас проявляются, он просто отвратителен.

Как решить задачу просветить его? Эта задача, конечно, не решается только на основе конкретного семейного опыта. Христос пришел не для того, чтобы погубить мир, а для того, чтобы спасти. Спасти — значит отбросить смертельное и дезориентирующее содержание и найти то содержание, которое может быть очищено и просвещено. Мир состоит из людей, и три из восьми библейских значений слова «мир» относятся к человеческой общности. Значит, речь идет о том, чтобы просвещать мир человеческими усилиями, отвергая, конечно, все то в мире, что является исключительно «похотью плоти, похотью очей, гордостью житейской».

Мы же позволяем миру красть своих детей в собственных домах, и вор этот — телевизор. Многие могут не согласиться со мной, скажут: «Как же без телевизора?!» Мы жертвуем своими детьми ради какой-то передачи. Мы могли бы приложить все усилия к тому, чтобы телевизора не было, а больше заниматься чтением! Первый соблазн — телевизор.

Конечно, этот подход очень серьезный. Что касается моего опыта, то до определенного возраста, когда можно было все еще контролировать, много лет у нас вообще не было телевизора. Потом, после того как он у нас появился, выбрасывались разные детальки, и телевизор стоял выключенный. Впоследствии оказалось, что этот опыт не совсем однозначный, более того, священники, обладающие хорошим опытом общения с детьми и с их родителями, подходили не так ригористически, как я, и, кажется, результаты были лучше. Опыт показывает, что гораздо менее вредно контролируемое и дозированное влияние телевизора, чем его полный запрет. К сожалению, приходит время, когда очень многие из тех, кто, казалось, совсем не смотрели и были в совершенно безопасном состоянии, вдруг дорываются до телевизора. И тогда не удержать ничем. Это первая, психологическая сторона этого опыта.

Гораздо важнее другая — духовно содержательная, а именно — состоящая в решении главного вопроса, о котором уже шла речь: избавлять ли детей и все наше бытие от мира, либо пытаться найти методы взаимодействия с ним. Если встать на одну позицию, безусловно вредное влияние мира становится почти недейственным, если же на другую — мы оказываемся пусть не источниками, но проводниками воздействия на мир, проводниками, через которые все-таки прорываются верные и точные элементы христианского бытия, знания и переживания, даже в их нечистом и несовершенном состоянии. Но и ваш подход не исключен. Дай Бог, когда находится достаточно сил и возможностей до определенного возраста удержать вообще от всех влияний. Можете ли вы твердо сказать, что, когда вашим детям будет 18-20 лет, они не подвергнутся влияниям мира? Что вы сумели не только удержать их от безобразных влияний, но и найти в себе и в них те силы, которые духовно, конструктивно организуют мир?

Паломнические поездки — дело прекрасное и замечательное, но жизнь состоит не из паломнических поездок. Жизнь прежде всего состоит из общения, и никуда от этого общения не деться. Поэтому необходимо искать те методы межличностного общения, которые несут возможности созидания добрых и духовных отношений. Мы живем в реальном мире. Нужно не просто ограждать от этого мира, не просто искать традиционные церковные формы отношений, но создавать возможность единства с теми людьми, которые, хоть и с грузом своего отвратительного опыта, живут рядом с нами. Что касается телевидения, тут дело довольно ясное. О его ценности говорить не приходится вовсе, речь может идти лишь о том, что там есть относительно терпимого.

Что противопоставить телевидению? Было бы идеальным решением вопроса, если бы жизнь в течение недели была продолжением воскресного литургического опыта. Если бы так было, то нам не нужно было бы собираться, не нужно было бы бороться ни с чем, потому что вся наша жизнь представляла бы собой высочайшее духовное открытие. К сожалению, в результате мощного влияния мира на взрослых людей, другие ценностные переживания в течение недели оказываются властными над душами. Но самое тяжелое — автономное бытие ребенка в школе, где он проводит, пожалуй, больше времени, чем дома, или, по крайней мере, столько же. Мы снова возвращаемся к тому, что человек живет в мире, вынуть его из мира — нереально. А нужно, живя в мире, своим собственным бытием раскрывать христианскую красоту души и жизни. И это, конечно, дело не одного воскресного дня и тем более двух часов литургии. Это дело понедельника, вторника, среды, четверга, пятницы и субботы. И такая задача, очевидно, должна ставиться.

И сразу возникает другая: как найти подходящие слова для собственных детей, как найти те стимулы, которые помогли бы им раскрыть именно это содержание реальности. Как было бы хорошо, если бы на все существовали готовые ответы, если бы достаточно было четыре раза в год съездить в Оптину или в Печоры.

И не помогут одни запретительные меры — они подействуют только до 14-ти лет. Это совершенно определенно известно. Повторяю, без помощи национально ориентированной программы обойтись не получится. Мы воспитаем своих детей в резервации, в лучшем случае, до 14-ти лет. Дальше они возьмут свое.

Есть сила убеждения матери. Неужели материнское сердце и пастырский опыт не найдут слов для убеждения детей?

Не всякий благой опыт универсален. Почему-то некоторые из детей уже в пять лет безобразники. И причастие, и другие благодатные средства оказываются недостаточными. Если бы было так, как вы говорите, наши дети просвещали бы мир, и он бы двигался бодрым шагом к Христовой Церкви. Грустный опыт имеется не только в тех неблагополучных семьях, в которых ни родители ни дети не знают, что делать, но и в тех семьях, в которых родители прилагают огромные усилия. Не всегда получается действовать по твердому, ясному и желанному правилу. В таких случаях приходится людям совместно собираться и искать то, что подходит не только для определенной структуры, скажем, приходской; приходится искать те выходы, которые, может быть, помогут детям большинства, которые находятся в очень трудном положении. Ведь вы говорите, исходя из того положения, что будто бы грехопадения Адамова нет или оно даже и было, но его результаты снялись пришествием Христа в мир. И можно тем, кто принял Христа верою и сердцем, жить благополучно. К сожалению, было и Адамово преступление, и плоды его продолжают сказываться не только через влияние мира, но и через дурную генетику, даже у православных родителей, дети которых родились в нормальном христианском браке. Оказывается, на деле все гораздо сложней, и нужны меры мощные и многообразные для того, чтобы, в частности, уменьшить влияние мира. Потому что, по сути, когда мы говорим о влиянии мира, мы имеем в виду одно — грех. Греховные влияния мира были бы бездейственными, если бы они не ложились на врожденные склонности души.

Большинство родителей и педагогов против приема в нашу школу детей, у которых есть генетические изъяны. Детей алкоголиков, например. Как вы посоветуете быть в таких случаях?

В целом, нет единого рецепта. Мне кажется, что в отдельных случаях можно попробовать, но очень внимательно следить, что получится. И если в каком-нибудь отношении увидите опасность для ваших детей, то, наверное, как ни больно, ни жалко, ни стыдно, нужно их поберечь.

Начала

духовного воспитания*

Две публикуемые нами работы о. Владислава Свешникова впервые были напечатаны в разное время в журнале «Православная беседа». Обе эти работы дополняют и продолжают беседу «Аскетизм воспитания».

Статья «Начало духовного воспитания» обращает наше внимание на религиозные основы понятий «отцовство» и «материнство». Читателю предстоит переосмыслить родные и привычные слова «отец» и «мать» и вспомнить о высочайшем небесном предназначении родителей.

Воспевать материнство было принято и в гуманистической традиции (вспомним лозунг недавних советских времен «восславим женщину-мать»), но прославлялась по преимуществу женщина, рождающая дитя и поддерживающая в нем жизнь плотскую и душевную. И только придя к христианству, многие матери сделали для себя открытие (часто запоздалое), что материнство — это поддержание в ребенке духовной жизни, «духовное выкармливание», по выражению о. Владислава Свешникова.

Утрата высоких религиозных понятий об устройстве семьи и ее задачах — трагедия нашего времени. Быть может, самым горьким следствием этой утраты стало искажение роли и места отца. Суть вовсе не в «переделе» ролей в семье, не в пошлом и бессмысленном споре о том, «кто в доме хозяин». Непонимание роли отца как наместника Отца Небесного, отвечающего за семью перед Богом, приводит к искажению всей духовной жизни, а как следствие — и семейной. Рассыпается верно выстроенная духовная парадигма: «отец—отцовство—Отечество—Отец Небесный». Таким образом, мы теряем переживание не только сыновства, но и Богосыновства, не только отца, но и Отечества.

Статья «О грехе своем они рассказывают открыто», написанная в форме интервью с воображаемым оппонентом, касается совсем иного аспекта семейного воспитания. В ней о семье прямо почти ничего не говорится, но, по существу, продолжается разговор, начатый в беседе «Аскетизм воспитания», — о противостоянии Церкви и православных родителей нравственному растлению детей. За два года, прошедшие со времени выхода статьи, необходимость противостояния стала еще более очевидной. Приведем только один пример.

Пока готовилась к печати эта книга, в руки составителей попала статья в «Литературной газете» (А. Тарасов. Сатанинский Мойдодыр. № 13 за 2000 год). Автор статьи как будто бы специально написал ее в качестве иллюстрации к работе о. Владислава. Оставляя в стороне пасквильный стиль А. Тарасова, подчеркнем, что о программах «полового воспитания детей» и об уроках валеологии там написана прямая ложь. Нас стараются уверить, что валеология — это всего лишь «мойте руки перед едой». Защита целомудрия вызывает у автора чуть ли не бешенство, а голос Церкви, обличающий растлителей детей, именуется «вопли и сопли». Вот небольшая цитата из этой статьи: «Подумаешь, «надо, надо умываться по утрам и вечерам». Что тут такого сатанинского, чтобы мелко креститься и трясти рясами?.. Какое же здоровье ныне без сексуальной грамотности?.. Вокруг этого и свистопляска. Помните эти вопли и сопли: пусть лучше дети узнают о тайнах продолжения рода из подпольной порнопродукции, чем из школьной программы... Сами понятия «планирование семьи», «сексуальное просвещение» и уж, не приведи господи, «презерватив» попали в черный список антидуховных, антинародных, антипатриотических и антигосударственных».

На фоне подобной безнравственной агрессивной позиции особенно актуальна публикуемая нами статья отца Владислава Свешникова. Восстановление религиозно-этических норм в обществе, где растут наши дети — это тоже задача воспитания.

Первый опыт и духовных, и душевных отношений с людьми, с миром, с Богом человек получает в семье, а наше понимание семьи, ее смысла и задач часто упрощено и искажено. «Именно семья дарит человеку два священных первообраза, которые он носит в себе всю жизнь и в живом отношении к которым растет его душа и крепнет его дух: первообраз чистой матери, несущей любовь, милость и защиту, и первообраз благого отца, дарующего питание, справедливость и разумение. Горе человеку, в душе которого нет места этим зиждительным и ведущим первообразам, этим ведущим символам и в то же время творческим источникам духовной любви и духовной веры! Ибо силы его души, не пробужденные и не взлелеянные этими благими, ангелоподобными образами, могут остаться в пожизненной скованности и мертвости», — писал великий русский философ И. А. Ильин.

Если бы родители представляли себе тот метафизический смысл, который несут эти понятия, «отец» и «мать»! Но чаще всего семейная жизнь лишена каких-либо высоких целей и четко осознаваемых творческих задач — мы просто живем. И семейная жизнь, и самое высокое искусство на земле, благороднейшее и утонченнейшее — искусство воспитания детей, — почти всегда недооценивается и продешевляется; к нему относятся так, как если бы оно было доступно каждому, кто может физически родить ребенка. Духовная ответственность перед ребенком, перед Родиной, перед Богом или вовсе не принимается во внимание, или приобретает патетически-картинный оттенок.

Небрежность, беспомощность и безответственность родителей, возраставшая из поколения в поколение и приведшая к современному падению нравов, к господствующим в обществе разрушительным настроениям, — это все страшные следствия оскудения духовной традиции в нашей жизни.

Все забыли свое предназначение. «Женщины спасаются чадородием», — говорит Апостол. А многие ли понимают, что это значит? Понимают ли мужчины, что значит быть настоящим отцом семейства? Понимают ли родители, в чем заключается истинное воспитание детей? А ведь это духовное выкармливание человека, это воспитание нового члена Церкви.

Собственно, воспитание начинается еще с чревоношения. Вот сейчас заговорили о важности этого времени в жизни ребенка. Доказали, что он и голоса близких узнает, привыкает к ним. Ребенок вообще уже живет в мире, воспринимает его, даже музыку запоминает и иностранные языки. Родители, падкие на такого рода «новенькое» в педагогике, хотят поставить еще не родившегося ребенка «с веком наравне», демонстрируя тем самым поверхностное, суетное отношение к жизни. Ребенок же, находясь во чреве матери, очень мало связан с внешним миром, больше принадлежа вечности и Отцу Небесному, чем даже земным родителям. Он готов войти во всю глубину церковной жизни (именно поэтому убийство ребенка во чреве — страшное преступление: это убийство будущего члена Церкви, который должен быть воспитан во славу Божию).

Воспитание — великое дело, когда им занимается мать-христианка, в которой действуют духовно-нравственные силы, дающие ей и младенцу переживание подлинного добра, подлинной красоты, света, любви. Если они истинные, а не внешне-сентиментальные, они входят в плоть и кровь младенца. Поэтому-то женщина и спасается чадородием: ею передается в эту жизнь то существо, которому она сумела — если сознательно, то еще лучше — передать те духовные устремления, которые делают человека человеком. Мать кладет начало, основу для постижения божественных смыслов, обретения призвания в этой жизни. Если этого не происходит, если духовно-нравственная сторона не стала главной в жизни матери, то вырастает не человек в истинном смысле слова, а человекоподобное существо (таковых, к сожалению, ныне много). Конечно, любое человекоподобное существо, разбуженное чудом Божиим, может стать человеком. Но надежды на это гораздо больше, когда высочайшие духовные принципы ребенок буквально впитывает с молоком матери.

Но мы плохие родители, нерадивые. И женщины упускают время чревоношения для начала воспитания не только духовного, но и просто нравственного. А потом мы удивляемся, откуда у нас такие дети. А ведь их поведение, устремления — это, помимо всего прочего, еще и следствие незримого нашего воспитания. Ведь не нотациями и морализаторством воспитываем мы детей. Вся наша жизнь — это воспитание. Если в семье мир и согласие, тишина и любовь, то от одного этого дитя приобретает нормальный духовный опыт. Если в доме разногласие, ссоры, соперничество родителей — словом, какое бы то ни было проявление нелюбви, то ребенок получает такие душевные раны, которые потом придется залечивать всю жизнь. И неизвестно, получится ли. Так, не думая, можно калечить, уродовать собственных детей.

Да, многими матерями уже упущено то самое благодатное время, когда душа ребенка готова была принять зерно истинной жизни и — может, несознательно — брошены зародыши плевел. Теперь надо покаянно и просительно молиться о своих детях, загубленных уже, может быть, во чреве, хотя они и родились здоровыми и нормальными внешне. Но мать вместо инстинкта правды, добра, чистоты и света передала инстинкт неверия, злобы, обид, пустоты душевной, суеверия. То, что было заложено в душу ребенка и развито до шести лет, практически навсегда определит его жизненный путь, нравственную судьбу. Господь, конечно, может особым образом вырвать из бездн безобразного воспитания, но каждый раз это особое чудо Божие. Поэтому те матери, которые упустили время для истинного воспитания детей и вырастили не настоящих, а фальшивых людей, не должны теперь упустить время для покаяния и молитвы, чтобы Господь снова и снова сотворил чудо и воздвиг из этих камней детей Аврааму.

Неправильное воспитание с первых месяцев жизни, подмена высокого понятия материнства может быть трагичной, нравственно и духовно калечащей ребенка, но искаженно понятый смысл отцовства разрушает саму основу развития христианской духовности.

Даже в XIX веке, довольно близком к нам, нравственное переживание того, что есть отец, было более отчетливым и органичным. Сейчас же смысл отцовства сводится к чисто физиологической функции: отец — это тот, с помощью которого мать рождает ребенка. В очень многих семьях так и относятся к отцу — хорошо, если при этом не добавляется подчеркнуто-демонстративного негативного отношения. На таком отношении (не всегда сознательно, правда, но бывает, что и сознательно) настаивают сами матери, особенно если они претендуют на первое место в семье, что бывает очень часто. Это и само собой получается. Отец сам ставит себя в такое положение. Причиной этого серьезнейшего симптома духовного нездоровья многих семей является демоническая работа, направленная на ослабление и разрушение у современных людей представления об отце как о человеке подлинно ответственном. Отец тоже, сознательно или несознательно, способствует тому, чтобы эта ответственность была с него снята, такой отец чаще всего живет по известной формуле: «тахта, тапочки, телевизор».

Со всех сторон человек испытывает мощное воздействие разных явлений, направленных на одно: уничтожение чувства отцовства. А при таком отношении к отцу земному какое же может быть почитание Отца Небесного? А между тем, великое чувство отцовства позволяет и к Богу-Отцу относиться как к отцу, только к этому переживанию добавляются еще переживания духовного плана.

Если не выработано должного отношения к отцу кровному, то мало ощущается, что без Отца Небесного нет той тончайшей иерархии, которая, собственно, и не иерархия, а единство Трех в любви. И в лучшем случае мы будем смешивать, будем говорить: «Отец Небесный», а подразумевать Иисуса Христа или всю Троицу в целом. Но Отец — это Отец. И понимание роли земного отца дает истинное понимание миссии Сына, Который явил из Трех Лиц Божественной Троицы величайший образец послушания Отцу, сойдя на землю и приняв Крест.

Этого добровольного послушания, проявления свободы, содержащегося в отношениях Отца и Сына, нет ни в одной религии, кроме христианства. Не потому ли послушание в семьях мусульман, к примеру, сводится к рабскому, а не свободному исполнению родительской воли?

В наших семьях, утративших основы духовности, отцы давно перестали быть теми, кем должны быть. Утрачено и понимание истинного сыновства. Теперь если мы и требуем послушания от наших детей, то чаще всего потому, что это послушание нам удобно, а совсем не в религиозном смысле.

Что же делать? Первый ответ: поставить верную задачу. Это значит понять и осознать как можно более глубоко и покаянно нынешнюю ситуацию. Нужно изменить отношение к своим родителям и своим детям. И дело не просто в почитании родителей, хотя по нынешним временам это стало редкостью. Вот старые люди помнят, как их матери почитали своих отцов и матерей, а теперь, говорят они, такого нет. А у нас — только отдаленный намек на должное отношение к родителям. Перемена нашего отношения к родителям по-настоящему религиозная задача, это один из важнейших смыслов нашего покаяния. И ее надо рассматривать не в категориях упрощенной нравственности: я плохо чту отца и мать и нарушаю заповеди еще Ветхого Завета. Нет, почитание родителей — это заповедь новозаветная, ибо она приводит к пониманию сущности Пресвятой Троицы.

Пока душевное отношение к семье, к родителям, к детям не переменится, не будет и духовного понимания глубины христианства. А без этого все наше православие сведется лишь к церковному быту, ведь догматика мало в ком живет и остро ощущается на всех уровнях сознания, включая нравственный.

И на нравственном уровне утрата чувства отцовства ведет к обеднению личности, к упрощенному осознанию своего места в жизни, в истории. Само слово «Отечество», соединяющее сегодняшнюю жизнь с прошлой, с «гнездом отцов» (И. А. Ильин), либо вовсе не употребляется, либо — торжественно-бессмысленно. Оно вытеснено словом «Родина» (место, где родился — физически) или совсем уж безлико-административным — «страна». Но именно в традиционной христианской семье и закладывается правильное отношение и к земному Отечеству и к Небесному.

Сейчас мы должны просить и молиться. Еще можно и нужно поискать отца и сына в себе, а тогда и духовное восприятие станет настоящим внутренним двигателем нашей жизни, ведущим как надо и куда надо. А мы, как ведомые, не будем лишены творчества, потому что готовность быть ведомым — это настоящее творчество. Быть ведомым — это значит учиться быть верным учеником Божиим. Попробуем.

Blog

Прот. Артемий Владимиров Прот