Geum.ru

В. о динамически возвышенном в природе

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
§ 37. Чтó, собственно, в суждении вкуса о предмете утверждается a priori?


То, что представление о предмете непосредственно связано с удовольствием, можно воспринять только внутренне; и это дало бы только эмпирическое суждение, если бы хотели показать только это, и ничего больше. В самом деле, a priori я не могу определенное чувство (удовольствия или неудовольствия) связать ни с каким представлением, кроме тех случаев, когда в разуме лежит в основе априорный принцип, определяющий волю; в этом случае удовольствие (в моральном чувстве) есть ведь следствие его, но именно поэтому его вообще нельзя сравнить с удовольствием вкуса, так как оно требует определенного понятия о законе, тогда как удовольствие вкуса должно быть непосредственно связано только с оценкой до всякого понятия. Поэтому все суждения вкуса и суть единичные суждения, так как свой предикат удовольствия они связывают не с понятием, а с данным единичным эмпирическим представлением.

Следовательно, не удовольствие, а именно $общезначимость этого удовольствия$, которое воспринимается как связанное в душе только с оценкой предмета, a priori представляется в суждении вкуса как общее правило для способности суждения, значимое для всех. Оно эмпирическое суждение, если я воспринимаю предмет и сужу о нем с удовольствием. Но оно будет априорным суждением, если я нахожу предмет прекрасным, т. е. могу указанного удовольствия ожидать от каждого как чего-то необходимого.

§ 38. Дедукция суждений вкуса


Если признают, что в чистом суждении вкуса удовольствие от предмета связано только с рассмотрением его формы, то мы ощущаем связанной в душе с представлением о предмете не что иное, как субъективную целесообразность формы для способности суждения. А так как способность суждения — что касается формальных правил оценки помимо всякой материи (как чувственного ощущения, так и понятия) — может быть направлена только на субъективные условия применения способности суждения вообще (которая не ограничивается ни особым способом чувствования, ни каким-либо особым рассудочным понятием), следовательно, на то субъективное, что можно предположить в каждом человеке (как необходимое для возможности познания вообще), — то соответствие представления с этими условиями способности суждения должно быть a priori принято как значимое для каждого. Т. е. удовольствия или субъективной целесообразности представления для соотношения познавательных способностей при суждении о чувственно воспринимаемом предмете вообще можно по праву ожидать от каждого (75).

$Примечание$


Эта дедукция так легка потому, что ей нет надобности обосновывать объективную реальность какого-либо понятия, ведь красота не есть понятие об объекте, а суждение вкуса не есть познавательное суждение. Оно утверждает только то, что мы вправе предполагать вообще у каждого человека те же субъективные условия способности суждения, какие мы находим в себе, и, кроме того, что мы правильно подвели данный объект под эти условия. Хотя с последним [обстоятельством] неизбежно связаны трудности, не свойственные логической способности суждения (так как в ней подводят под понятия, а в эстетической — под доступное лишь ощущению соотношение согласующихся между собой в представляемой форме объекта воображения и рассудка, где подведение легко может быть обманчивым), этим все же не умаляется правомерность притязания способности суждения на то, чтобы рассчитывать на всеобщее согласие, [притязания), которое сводится только к тому, чтобы признать правильность принципа, исходящего из субъективных оснований, значимой для каждого. В самом деле, что касается трудности и сомнения в правильности подведения под этот принцип, то они делают правомерность притязания на такую значимость эстетического суждения вообще, стало быть самый принцип, столь же мало сомнительной, как (хотя не так часто и не так легко) ошибочное подведение логической способности суждения под ее принцип может сделать сомнительным этот принцип, который объективен. Но если бы спросили: как можно a priori принимать природу за совокупность предметов вкуса, то эта задача имеет отношение к телеологии, так как установление целесообразных форм для нашей способности суждения следовало бы рассматривать как цель природы, неотъемлемо присущую ее понятию. Но правильность этого предположения еще очень сомнительна, тогда как действительность красот природы открыта для опыта.

§ 39. О сообщаемости ощущения


Если ощущение как реальное [содержание] восприятия соотносят с познанием, то оно называется чувственным ощущением; и специфическое в его качестве можно представить себе как нечто одинаковым образом сообщаемое всем, если только допустить, что каждый имеет такое же [внешнее] чувство, как и мы; но для чувственного ощущения этого нельзя предполагать безусловно. Так, у кого нет чувства обоняния, тому нельзя сообщить этот вид ощущения; и даже в том случае, если у него нет этого недостатка, нельзя быть уверенным, испытывает ли он от цветка именно то ощущение, какое испытываем от него мы. Но мы должны представлять себе людей еще более различными в том, чтó им $приятно$ или $неприятно$ при ощущении одного и того же предмета чувств; и безусловно, нельзя требовать, чтобы каждый испытывал удовольствие от одних и тех же предметов. Так как удовольствие такого рода душа получает через [внешнее] чувство и мы, следовательно, остаемся при этом пассивными, то это удовольствие можно назвать удовольствием $наслаждения$.

Удовольствие же от некоторого поступка ввиду его моральных свойств есть удовольствие не наслаждения, а самодеятельности и соответствия ее с идеей нашего назначения. Но это чувство, которое называется нравственным, требует понятий и представляет не свободную, а зако[номер]ную целесообразность и поэтому может быть сообщено всем не иначе как посредством разума, и, поскольку удовольствие должно быть однородным у всех, [может быть сообщено] только через весьма определенные практические понятия разума.

Удовольствие от возвышенного в природе, как удовольствие умствующего созерцания, также притязает на всеобщее сочувствие, однако предполагает уже другое чувство, именно чувство собственного сверхчувственного назначения, а это чувство, каким бы неясным оно ни было, имеет моральную основу. Но я не вправе безусловно предполагать, что другие люди примут его во внимание и в рассматривании сурового величия природы найдут удовольствие (которого поистине нельзя приписать зрелищу ее, внушающему, скорее, страх). Но, несмотря на это, имея в виду, что по всякому удобному поводу надо обращать внимание на указанные моральные задатки, я все же могу ожидать от каждого и этого удовольствия, однако только посредством морального закона, который в свою очередь также основывается на понятиях разума.

Удовольствие же от прекрасного не есть удовольствие ни наслаждения, ни закон[осообраз]ной деятельности, ни умствующего согласно идеям созерцания — оно удовольствие одной лишь рефлексии. Не имея в качестве путеводной нити ни цели, ни основоположения, это удовольствие сопутствует обычному схватыванию предмета воображением как способностью созерцания — по отношению к рассудку как способности [давать] понятия — посредством такого действия способности суждения, которое она должна осуществлять даже для самого обыденного опыта, — с той лишь разницей, что здесь она вынуждена это делать для того, чтобы воспринимать эмпирическое объективное понятие, а в первом случае (при эстетической оценке) — воспринимать лишь соответствие представления с гармонической (субъективно целесообразной) деятельностью обеих познавательных способностей в их свободе, т. е. ощущать с удовольствием состояние, [обусловленное] представлением. Это удовольствие необходимо должно у каждого покоиться на одинаковых условиях, так как они субъективные условия возможности познания вообще; и необходимое для вкуса соотношение этих познавательных способностей требуется также и для обыденного и здравого рассудка, какой можно предполагать у каждого. Именно поэтому тот, кто в суждениях обнаруживает вкус (если только он не ошибается в этом своем сознании и не принимает материю за форму и действующее возбуждающе — за красоту), вправе от каждого другого ожидать субъективной целесообразности, т. е. удовольствия от объекта, и считать, что его чувство может быть сообщено всем, и притом без посредства понятий.