В. о динамически возвышенном в природе
| Вид материала | Документы |
- Тема: Роль насекомых в природе. Охрана насекомых, 115.29kb.
- Религиозно-эстетические предпосылки Крещения Руси от Византии, 259.79kb.
- Техническая характеристика стоматологической установки smile mini, 6.42kb.
- В. Бианки «Музыкант», 79.04kb.
- Роль зеленых растений в природе и жизни человека, 67.1kb.
- Урок природоведения в 5 классе на тему «Гидросфера», 25.32kb.
- Методика анализа, прогнозирования и повышения надежности изделий микроэлектроники,, 21.62kb.
- А. живой природе. Б. цветах. В. Неживой природе. Г. космосе, 15.54kb.
- Тема: Осень в природе. Растения и животные осенью, 71.02kb.
- Ль рынка производных инструментов это создание дополнительных возможностей хеджирования, 84.05kb.
§ 32. Первая особенность суждения вкуса
Суждение вкуса определяет свой предмет в отношении удовольствия (как красоту), притязая на одобрение $каждого$, как если бы оно было объективным.
Сказать: этот цветок прекрасен — все равно что повторить за ним его собственное притязание на удовольствие каждого. Приятный запах [цветка] не дает ему никаких [оснований для] притязаний. Одному этот запах нравится, у другого от него болит голова. Какой же другой вывод следовало бы сделать из этого, как не тот, что красоту надо считать не свойством самого цветка, которое сообразуется со [вкусом] различных людей и стольких органов чувств, а свойством, с которым люди должны сообразоваться, если хотят судить о нем? И все же дело обстоит не так. Действительно, суждение вкуса состоит именно в том, что оно называет вещь красивой лишь по тому свойству, в котором вещь сообразуется с нашим способом воспринимать ее.
Кроме того, от каждого суждения, которое должно доказать, что у субъекта есть вкус, требуется, чтобы субъект, не нуждаясь в том, чтобы осведомляться о суждениях других и заранее узнавать, испытывают ли они чувство удовольствия или неудовольствия от данного предмета, судил самостоятельно, стало быть, высказывал свое суждение a priori, а не как подражание, исходя из того, что вещь действительно нравится всем. Следовало бы, однако, думать, что априорное суждение должно содержать в себе понятие об объекте, для познания которого оно содержит принцип; но суждение вкуса основывается вовсе не на понятиях и вообще не есть познание, а есть лишь эстетическое суждение.
Вот почему ни суждение публики, ни суждение друзей не заставит молодого поэта изменить свое убеждение, что его стихотворение прекрасно; и если он прислушивается к ним, то не потому, что он судит теперь о стихотворении иначе, а потому, что, даже если у всей публики плохой вкус, по крайней мере в отношении его, он все же (даже вопреки своему суждению) находит основание приспособляться к общему заблуждению, стремясь получить одобрение. Только позднее, когда его способность суждения станет от упражнений острее, он добровольно откажется от своего прежнего суждения, так же как он поступает и со своим суждением, целиком покоящимся на разуме. Вкус притязает только на автономию. Было бы гетерономией делать суждения других людей определяющим основанием своего суждения.
То, что античные произведения по праву превозносятся как образцовые и создателей их называют классическими, [признают их] как бы некоторой знатью среди сочинителей, своим примером дающей народу правила, — это обстоятельство как будто указывает на апостериорные источники вкуса и как будто опровергает автономию вкуса в каждом субъекте. Но с таким же успехом можно было бы сказать, что античные математики, которые до сих пор считаются неподражаемыми образцами глубочайшей основательности и изящества синтетического метода, также доказывают подражательность нашего разума -и неспособность его конструированием понятий давать из самого себя с величайшей интуицией строгие доказательства. Нет такого) применения наших сил, как бы свободно оно ни было, включая даже применение разума (разум должен черпать все свои суждения из общего априорного источника), которое, если бы каждый субъект должен был всегда начинать с грубых задатков своих природных свойств, не приводило бы к ошибочным действиям (Versuche), если бы ему не предшествовали другие люди со своими действиями, но не для того, чтобы сделать их последователей просто подражателями, а для того, чтобы своей деятельностью навести на след других, дабы отыскивать принципы в самих себе и таким образом идти своим собственным, часто лучшим, путем. Даже в религии, где правила для своего поведения каждый должен, несомненно, черпать из себя самого, так как за это поведение он сам в ответе и вину за свои проступки не может сваливать на других как на учителей или предшественников, — никогда нельзя общими предписаниями, полученными от священников пли философов или почерпнутыми из самого себя, добиться того же, что примером добродетели или святости, который, приводимый историей, не делает излишней автономию добродетели из собственной и первоначальной идеи нравственности (a priori) и не превращает ее в механизм подражания. $Преемство$, соотносящееся с предшествующим, а не подражание — вот правильное выражение для всякого влияния, какое могут иметь на других произведения образцового зачинателя; а это имеет лишь тот смысл, что [преемникам надо] черпать из тех же источников, из которых черпал зачинатель, и научиться у своих предшественников только тому, как браться за это дело. Но из всех способностей и талантов именно вкус, поскольку его суждение определимо не понятиями и предписаниями, больше всего нуждается в примерах того, чтó с развитием культуры дольше всего сохранило одобрение, дабы вскоре не стать вновь грубым и не вернуться к незрелости первого опыта.
§ 33., Вторая особенность суждения вкуса
Суждение вкуса вовсе не определимо доводами, как если бы оно было чисто $субъективным$.
Если кто-нибудь не находит прекрасным здание, пейзаж или стихотворение, то, $во-первых$, сотни голосов, восхваляющих все это, не смогут побудить его к искреннему одобрению. Правда, он может притвориться, будто ему это нравится, из опасения, что на него станут смотреть как на человека, лишенного вкуса; у него может даже возникнуть сомнение, действительно ли он в надлежащей мере развил свой вкус, изучив достаточное количество предметов определенного рода (так' же как тот, кому издали кажется лесом то, что все другие считают городом, сомневается в суждении своих собственных глаз). Но ясно он сознает одно: что одобрение других вовсе не дает никакого веского доказательства для суждения о красоте; что другие могут в крайнем случае за него видеть и наблюдать и то, что многие видели одинаково, может служить для него, полагающего, что он видел это иначе, достаточным доводом для теоретического, стало быть логического, суждения; но то, что нравится другим, никогда не может служить основанием для эстетического суждения. Правда, неблагоприятное для нас суждение других может бесспорно заставить нас задуматься над нашим суждением, но никогда не сможет убедить в его неправильности. Следовательно, нет никакого эмпирического $довода$, который мог бы вынудить у кого-либо суждение вкуса.
$Во-вторых$, еще в меньшей степени может априорное доказательство определять по определенным правилам суждение о красоте. Если мне кто-то читает свое стихотворение или ведет меня на спектакль, который в конце концов приходится мне не по вкусу, то, пусть он в доказательство того, что его стихотворение прекрасно, приводит Баттё (19), или Лессинга, или еще более ранних и знаменитых критиков вкуса, а также все установленные ими правила и пусть даже те или иные места, которые мне как раз не нравятся, вполне согласуются с правилами красоты (как они там даны и всеми признаны), — я затыкаю себе уши, не хочу слышать никаких доводов и умствований н скорее допущу, что эти правила критиков ложны или по крайней мере здесь неприменимы, чем соглашусь на то, чтобы мое суждение определялось априорными доводами, ибо оно должно быть суждением вкуса, а не рассудка или разума.
По-видимому, это одна из главных причин, почему именно эта эстетическая способность суждения была названа вкусом. В самом деле, кто-нибудь может перечислить мне все ингредиенты какого-то блюда и о каждом из них заметить, что оно мне вообще-то приятно, и, кроме того, справедливо похвалить это блюдо как полезное для здоровья — я остаюсь глухим ко всем -этим доводам, пробую блюдо $своим$ языком и нёбом и на основании этого (а не исходя из общих принципов) высказываю свое суждение.
На самом деле суждение вкуса безусловно высказывается всегда как единичное суждение об объекте. Рассудок, сравнивая объект с точки зрения того, доставляет ли он удовольствие, с суждением других, может вывести общее суждение, например: $все тюльпаны красивы$; но тогда это не суждение вкуса, а логическое суждение, которое отношение объекта к вкусу делает предикатом вещей определенного вида вообще; суждением же вкуса будет только то суждение, согласно которому я нахожу отдельный данный тюльпан красивым. т. е. нахожу, что мое удовольствие от него общезначимо. А особенность такого суждения состоит в том, что хотя оно обладает только субъективной значимостью, тем не менее оно притязает на [одобрение] всех субъектов так, как это могло бы быть только в том случае, если бы оно было объективным суждением, которое покоится на основаниях познания и могло бы стать обязательным благодаря доказательству.