Немецкая топонимия поволжья: социолингвистический аспект исследования 10. 02. 19 Теория языка

Вид материала

Автореферат

Содержание Научный руководитель Официальные оппоненты Общая характеристика работы Источниковая база исследования Научная новизна Теоретическая значимость Практическая ценность Положения, выносимые на защиту Структура работы. Основное содержание работы Первая глава Вторая глава Паульское (Паульская), Орловское (Орловская), Панинская (Панинское). Schönfeld, Schöntal, Schönberg, Weidenfeld, Wiesental. Верхняя Добринка, Нижняя Добринка, Верхняя Кулалинка, Луговая Грязнуха

Подобный материал:

• Программа дисциплины «Теория и практика русского литературного языка» для направления, 169.75kb.
• Функционально-семантический аспект высказываний со значением возможности 10. 02., 180.84kb.
• Социолингвистический аспект в обучении английскому языку на современном этапе, 72.83kb.
• Речевое воздействие: онтология и методология исследования 10. 02. 19 теория языка, 875.05kb.
• Языковые средства выражения иронии в художественных текстах Джона Голсуорси: лингвопрагматический, 472.11kb.
• Преп укр языка, 385.92kb.
• 10. 02. 19 Теория языка, 670kb.
• Каузальность как компонент категориального поля аргументации (лингвистический аспект), 417.44kb.
• «Межкультурная коммуникация», 81.77kb.
• Правила керунга служат поддержанию планомерного разведения породы немецкая овчарка, 230.79kb.

На правах рукописи


Сычалина Екатерина Вячеславовна


НЕМЕЦКАЯ ТОПОНИМИЯ ПОВОЛЖЬЯ:

СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ИССЛЕДОВАНИЯ


10.02.19 – Теория языка


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Саратов – 2008


Работа выполнена на кафедре немецкого языка Педагогического института Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского

Научный руководитель	кандидат филологических наук, доцент Минор Александр Яковлевич
Официальные оппоненты	доктор филологических наук, профессор Клоков Василий Тихонович
	кандидат филологических наук, доцент Даштоян Егише Норикович
Ведущая организация	Воронежский государственный университет

Защита состоится « 29 » октября 2008 г. в ­18.00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83) в XI корпусе.


С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского.


Автореферат разослан « 10 » сентября 2008 г.


Ученый секретарь

диссертационного совета Ю.Н. Борисов


ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Одним из постулатов современной ономастики является положение о том, что имена собственные составляют наиболее тесно связанный с потребностями общества языковой пласт, чрезвычайно чувствительный к любым изменениям в социуме. Зависимость имен собственных от внеязыковых факторов вызвала, с одной стороны, интерес к ономастическим явлениям как к источникам разнообразной информации: лингвистической, этнографической, исторической, социальной и культурной. С другой стороны, она предопределила взгляд на проприативы как на социально обусловленный пласт лексики любого языка, что находит свое выражение прежде всего в семантике онимических основ, в особенностях номинации и функционирования имени в обществе. Такой взгляд на имена собственные представлен, в частности, в работах Р.А. Агеевой, О.С. Ахмановой, К.В. Бахняна, В.Д. Беленькой, В.И. Болотова, В.Д. Бондалетова, И.А. Воробьевой, Н.В. Подольской, А.В. Суперанской и др. Нагляднее, чем где бы то ни было, социальная сущность языка обнаруживается, по мнению некоторых лингвистов, например О.С. Ахмановой и В.Д. Беленькой, в топонимах, которые образуют самый представительный, разнообразный и показательный в плане проявления ономастических закономерностей класс проприальной лексики. Географические наименования составляют обширную подсистему в любом языке. Настоящее диссертационное исследование посвящено изучению одной из таких ономастических подсистем – топонимии немцев Поволжья.

Немецкая топонимия Поволжья – весьма значительный пласт культуры и языка этнической группы, сформировавшейся в условиях инонационального окружения и изоляции от исторической родины. Межэтническое взаимодействие и обусловленные им языковые и культурные процессы в немецких колониях на Волге не раз привлекали внимание исследователей [Герман 2005; Ерина 1995; Плеве 2000; Baur, Chlosta, Krekeler, Wenderott 1999; Minor 2003]. Так, достаточно полно изучен вопрос функционирования диалектов немецкого языка на территории немецких поселений в Поволжье [Дингес 1929; Дульзон 1938; Маныкин 1992; Минор 2007; Небайкина 2004; Фролова 1999; Шиллер 1929; Dinges 1923; Berend, Jedig 1991]. Однако изучению ономастической системы данного уникального и некогда многочисленного народа до сих пор не было уделено достаточного внимания. Предлагаемое диссертационное исследование имеет своей целью восполнить этот пробел в изучении вопросов формирования и функционирования ономастических и, в частности, топонимических систем на языках миноритарных этносов, проживающих в условиях инонационального окружения, в отрыве от основного этнического ядра.

Данные условия функционирования колониальных диалектов В.М. Жирмунский сравнил со своеобразной лингвистической лабораторией, где языковые, а следовательно, и топонимические процессы протекают особенно интенсивно. Лингвист получает уникальную возможность наблюдать результаты процессов, которые в естественных условиях длятся столетиями, в частности формирование топонимической системы какого-либо региона. В этой связи представляется необходимым проследить, как «сработала» система немецкого языка и в какой мере внешнее воздействие, вызванное ситуацией межэтнического взаимодействия, определило динамику развития национальной топонимии в условиях проведенного масштабного лингвистического эксперимента.

Данное исследование немецкой топонимии Поволжья выполнено в русле социолингвистики. Географические названия как потенциально открытые к внешнему воздействию ономастические единицы изучаются под углом зрения их обусловленности экстралингвистическими факторами общественного характера и социальными условиями существования языка поволжских немцев в целом. Для характеристики всего комплекса внешних обстоятельств, в которых функционировал и развивался язык данного аллохтонного коллектива, традиционно используется понятие языкового острова [Домашнев, Буюклян 2002; Berend 2003; Domaschnew 1994; Mattheier 1994, 2003; Rosenberg 1994]. Взгляд на топонимию как на одно из «жизненных проявлений» языкового острова [Hutterer 1982: 178] открывает новую перспективу исследования этнической группы поволжские немцы, чьи язык, культура, история продолжают привлекать к себе внимание ученых. Островная топонимия поволжских немцев, однако, на фоне неослабевающего исследовательского интереса к данному языковому коллективу впервые становится объектом специального изучения.

Применение в топонимическом исследовании социолингвистического подхода, который обеспечивает выход за пределы традиционно-описательной лингвистики, определяет актуальность предлагаемого диссертационного исследования. Оно отвечает интересами современной ономастики, перспективы развития которой в рамках новой научной парадигмы были очерчены В.И. Супруном – «системное уяснение места накопленного эмпирического материала в языке и речи, определение онтологической сущности ономастической подсистемы в ее антропоцентрическом осмыслении с точки зрения этно-, психо-, социо-, прагмалингвистики и других аспектов теории речевого общения» [Супрун 2000: 2]. Социолингвистический подход к проблемам топонимического именования представляется актуальным в связи с активными процессами номинации и переименования в современной общественно-языковой практике России. Корректное изучение данных процессов невозможно без исследования истории отечественной топонимии.

Объектом исследования являются немецкие топонимы Поволжья (ойконимы и микротопонимы). Хронологические рамки исследования охватывают весь период существования немецкой топосистемы в регионе: вторая половина 18 века – 1941 год.

Предмет исследования составляют особенности формирования немецкой топонимии в Поволжском регионе и закономерности ее функционирования как национальной топонимии миноритарного этноса в условиях межэтнического общения.

Под «немецкой» топонимией в нашей работе понимаются немецкие по происхождению и/или по употреблению географические названия, т.е. топонимы, находившиеся в обращении у поволжских колонистов. В такой трактовке национальной топонимии мы следуем за И.А. Воробьевой [Воробьева 1983: 6-7].

Цель работы заключается в изучении топонимии поволжских немцев в контексте историко-политических и этноязыковых процессов, протекавших на территории немецких поселений на протяжении всего периода их существования в регионе. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1. охарактеризовать условия формирования немецкой топонимии в Поволжье и определить факторы, повлиявшие на динамику ее развития;
   
2. выявить принципы и способы естественной и искусственной номинации немецких населенных пунктов в Поволжье;
   
3. установить корреляцию сохранности традиций топонимической номинации в условиях продолжительной изоляции от основного этнического и языкового ядра;
   
4. определить статус национальной топонимии поволжских немцев по отношению к топонимии мажоритарного этноса в разные исторические периоды;
   
5. проанализировать характер взаимодействия разнонациональных топонимических систем (немецкой и русской) в исследуемом регионе.
   

Источниковая база исследования немецкой топонимии Поволжья, ввиду насильственного разрушения топосистемы почти 70 лет назад и отсутствия в настоящее время информантов, включает лишь письменные источники. В соответствии с объектом изучения выявленные источники топонимов классифицируются на: 1) источники ойконимов; 2) источники микротопонимов. К первой группе источников относятся географические словари и справочные издания [Полунин 1773; Щекатов, Максимович 1801; Семенов 1863-1885; Минх 1898-1901 и др.], «Путешествие» П.С. Палласа [Паллас 1788], Атлас Республики немцев Поволжья [Карта АССР немцев Поволжья = Karte der ASSR der Wolgadeutschen 1997], карты разных периодов, труды известных историков [Beratz 1915; Герман 1994; Дитц 1997; Плеве 2000], документы фондов Государственного архива Саратовской области (Ф. 180, 23) и Государственного исторического архива немцев Поволжья (Ф. 1831, 1821, 849). Вторая группа источников включает краеведческие материалы к книге «Наш кантон» (документы архива ГИАНП), «Список географических названий поволжских немцев» в докторской диссертации А.П. Дульзона [Дульзон 1938], публикации ежегодника «Heimatbuch». Достоверность информации обеспечивается использованием архивных документов, а также внешней и внутренней критикой источников топонимов в соответствии с принципами лингвистического источниковедения.

Общее число топонимических единиц, учтенных при исследовании, составляет около 3000, в том числе и русские официальные топонимы.

Особенности объекта исследования, а также цель и задачи работы обусловили выбор методов. В работе использовались преимущественно дескриптивные методы с элементами интерпретационного анализа, а также: метод стратиграфического анализа для выделения пространственно-временных слоев немецкой топонимии и сопоставления этапов ее становления; частные методы ономасиологического, компонентного и деривационного анализа при определении принципов и способов топономинации и выявлении системности в немецкой топонимии Поволжья; прием количественных подсчетов для конкретизации выводов.

Научная новизна настоящей работы определяется тем, что в ней впервые проводится комплексное исследование немецкой топонимии Поволжья. В диссертации предпринята попытка изучения топонимии малого этноса на всем протяжении его существования. Топонимические процессы при этом рассматриваются как часть этноязыковых процессов, протекающих внутри островного сообщества. Кроме того, в научный оборот вводится значительный по объему, ранее не исследованный региональный фактический материал.

Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что в ней немецкая топонимия Поволжья представлена как развивающаяся система, обусловленная в своей динамике целым комплексом факторов языкового и внеязыкового характера и имеющая национально-культурную ценность. В более широком плане данное исследование обращено к дальнейшей разработке проблем национальных топонимических систем в условиях продолжительных непосредственных языковых контактов и изоляции этнических меньшинств от исторической родины.

Практическая ценность исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в вузовских лекционных курсах по лексикологии немецкого языка, топонимике, в спецкурсах по региональной ономастике, лингвистическому краеведению, истории и культуре поволжских немцев, а также для составления ономастических и, в частности, топонимических словарей.

Положения, выносимые на защиту:

1. Развитие национальной топонимии поволжских немцев, определявшееся традициями исконной языковой области и общей динамикой этноязыковых процессов в ходе межэтнического взаимодействия, проходило в условиях своеобразной совокупности языковых островов (языкового архипелага).

2. Параллельное развитие двух процессов – естественной и искусственной номинации – в сочетании с фактором этноязыковой гетерогенности создали предпосылки к: а) формированию в исследуемом регионе разноязычных и разнонациональных систем ойконимов – немецкой и русской; б) распределению данных систем по коммуникативным сферам: институированное общение – русский ойконим, неинституированное общение – немецкий ойконим; в) значительной изоляции одной национальной топонимической системы от другой, особенно на начальном этапе. Изменение авторитарной политики официального наречения в сторону демократизации при номинации колоний второй генерации обусловило выбор немецкого языка в качестве языка номинации.

3. Статус национальной топонимии поволжских немцев по отношению к топонимии мажоритарного этноса регулировался актами топонимического переименования в зависимости от целей языковой политики государства. При этом в условиях намеренной дискриминации языка исследуемого миноритарного этноса деструктивному воздействию подвергалась и его топонимия ввиду особого положения топонимов как знаков культуры, как маркеров границ этнической территории, как важное проявление этнического самосознания.

4. Каждый немецкий языковой остров в Поволжье располагал собственной топонимической микросистемой. Как компоненты национальной топосистемы поволжских немцев топонимические микросистемы обладали общими признаками, объяснение которым обнаруживается в общих для исследуемых языковых островов чертах: замкнутость поволжских немцев в рамках относительно небольшого пространства, их самоизоляция от ареально-сопредельных этносов, невысокий процент билингвов среди колонистов. Своеобразие отдельно взятой топонимической микросистемы было обусловлено индивидуальными особенностями говора каждого языкового острова.

5. Для островного менталитета поволжских немцев релевантным оказалось противопоставление «свои–чужие», проявившее себя, в частности, в четкой фиксации границ «своей» территории посредством: а) топонимов, напрямую указывающих на наличие границ; б) отэтнонимных топонимов; в) оттопонимических образований, в структуре которых содержится наименование сопредельного населенного пункта.

6. Взаимодействие разноязычных и разнонациональных топонимических систем проявилось на нескольких уровнях: немецкая топосистема заимствовала, во-первых, русские по происхождению и/или употреблению потамонимы, во-вторых, незначительное число географических терминов и микротопонимов, в-третьих, она использовала заимствованные гидронимы и ойконимы в топонимообразовании.

В целях апробации работы основные положения диссертации обсуждались на Международном симпозиуме «Язык. Общество. Культура. Менталитет» (Саратов, СГУ, 2004), на конференциях «Язык. Культура. Образование» (Саратов, СГАП, 2006) и «Языковые и культурные контакты» (Саратов, ПИ СГУ, 2006), на заседаниях кафедры преподавания немецкого языка как второго родного (университет г. Эссен, ФРГ, октябрь-декабрь 2004), на ежегодных научно-практических конференциях преподавателей Педагогического института Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского (Саратов, 2005-2008). Основные положения диссертации отражены в 6 публикациях. Одна статья опубликована в рекомендованном ВАК журнале «Вестник Челябинского государственного педагогического университета».

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, списка источников топонимов и двух приложений, которые содержат ряд документов, релевантных для данного исследования, и карту одного из немецких поволжских поселений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, сформулированы цель и задачи работы, ее научная новизна и практическая значимость, характеризуется источниковая база и методы исследования, приводятся основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Ономастическое пространство и место топонимов в лексическом составе языка» посвящена изучению статуса имени собственного в языке (с рефлексией на географические наименования), существующих подходов в исследовании топонимии, определению понятия топонимической системы, анализу классификационных схем, значимых для изучения немецкой топонимии Поволжья.

У каждого народа, в каждую эпоху имеется свой ономастикон, включающий имена разных сфер ономастического пространства, однако в любой онимической системе отмечаются специфические черты, свойственные только именам собственным. Конституирующими элементами онимов большинством исследователей признаются их гносеологическая основа (обозначение единичного) и общественная необходимость идентификации [Белецкий 1972; Подольская 1988; Суперанская 1973; Blanár 1973]. Функция индивидуализации и идентификации дискретных объектов, свойственная именам собственным, определяет их кардинальное отличие от имен нарицательных, назначение которых – обобщать, идентифицировать классы объектов.

В сопоставлении имен собственных и имен нарицательных важнейшей является проблема значения, так как от ее решения зависит, по словам М.Н. Ермаченко, признание онимов полнозначными словами или, наоборот, выделение их в разряд «семантически неполноценных» слов, противопоставляемый именам нарицательным [Ермаченко 1970: 26]. Несмотря на значительный прогресс в области изучения значения, семантика имен собственных долго оставалась довольно неопределенной областью. Ономастические исследования последних лет представляют качественно новый взгляд на структуру значения имени собственного, признавая наличие в ней не только денотативного компонента.

Продуктивный вариант моделирования семантики онима предложен, в частности, М.В. Голомидовой и обозначен ею как разработка концепта имени собственного [Голомидова 1998]. Выделяются следующие уровни этой концептуальной модели: 1) общая категориальная семантика имени, вырастающая из его противопоставления апеллятиву: имя является знаком-индивидуализатором, который не только на речевом, но и на языковом уровне свидетельствует о ценности вербального выделения отдельной реалии; 2) частная категориальная семантика, основанная на связи онима – нарицательный термин и создающая возможность для противопоставления разных разрядов собственных имен в онимической системе языка; 3) частная характеризующая и индивидуализирующая семантика, отличающая имена друг от друга и основанная на денотативной отнесенности и мотивировочном значении, которое определяется "на момент" создания имени и оказывается чрезвычайно важным для выполнения именем его различительной функции, поскольку несет указание на индивидуализирующий мотивировочный признак, служащий для различения и опознавания реалии среди подобных; 4) фреймы (несобственно языковые знания), отражающие значимые для языкового коллектива фоновые знания о специфике применения имени. Таким образом, имя собственное представляет собой точку соприкосновения лингвистического и экстралингвистического планов, а его значение есть сложный комплекс собственно языковой информации (мотивы именования, особенности существования имени в языке, этимология его основы) и сведений о свойствах денотатов и специфике применения имени в распространенных ситуациях.

В топонимической науке существует несколько возможных подходов к трактовке содержания термина топоним, среди которых мы, вслед за Т.Н. Чернораевой [Чернораева 2003], выделяем три основных: социально-функциональный (традиционный), когнитивный (в рамках которого различают целый ряд аспектов изучения топонимической лексики) и психолингвистический. Сторонники когнитивного [Верещагин, Костомаров 1980; Томахин 1984; Рут 1992; Горбаневский 1996; Муллонен 2002; Березович 1999, 2000, 2002; Дмитриева 2000, 2002а, 2002б] и психолингвистического [Карабулатова 1998,1999] подходов в топонимике, не отвергая в принципе традиционного понимания топонимической лексики (как социально-функциональных единиц), реализуют в своих исследованиях диалектическую связь этнос – язык – культура и рассматривают топонимы как явления когнитивного и психологического характера.

Наш подход к исследованию топонимического материала представляет собой результат интеграции достижений традиционной и современной топонимики. С нашей точки зрения, топоним – феномен языка, совмещающий социально-функциональный, когнитивный и психологический аспекты. В данном диссертационном исследовании акцент делается на социолингвистическую проблематику немецкой топонимии Поволжского региона. Однако в рамках новой, антропоцентрической парадигмы социолингвистический анализ топонимии невозможен без учета широкого спектра вопросов когнитивного и психологического характера, что соотносится с высказыванием А.Е. Кибрика о необходимости принятия недискретного взгляда на язык, об интеграции представлений о языке и языковых единицах с локальных точек зрения [Кибрик 2003: 105].

Социальным аспектам топонимии в России и за рубежом в целом уделялось довольно большое внимание. Между тем специальных исследований, посвященных связи топонимики и социолингвистики, не так много [см. Агеева, Бахнян 1984; Ахманова, Беленькая 1967; Бахнян 1981; Бондалетов 1970]. Выделение в пределах общей ономастики социальной ономастики, предмет которой располагается на пересечении ономастики и социолингвистики и которая рассматривает проприативы под углом зрения их обусловленности экстралингвистическими факторами общественного характера, было предложено В.Д. Бондалетовым. При таком подходе социолингвистический анализ топонимов трактуется не как простое механическое соединение топонимики и социолингвистики, а как органическое сочетание двух ракурсов рассмотрения исследуемых явлений – социологического и лингвистического – на основе единой теории, единого понятийного аппарата.

Обозначенная выше специфика имен собственных, характеризующихся особенно тесным взаимодействием лингвистического и экстралингвистического планов, и, как следствие, зависимость онимов от внеязыковых факторов предопределяет их сильную восприимчивость к любым изменениями в обществе. Именно поэтому изучение топонимов – наиболее многочисленного и показательного в плане проявления ономастических закономерностей класса имен собственных – является весьма продуктивным в интересах выявления особенностей функционирования и развития языковой системы в условиях инонационального окружения и изоляции миноритарного этноса от исторической родины. Учет этих специфических условий существования языка поволжских немцев в целом и широкого спектра экстралингвистических факторов (исторических, политических, демографических, этнических) составляет необходимое условие понимания островной топонимии и содержание выбранного нами социолингвистического аспекта исследования.

Как показывает опыт исследования многонациональных территорий [см. Воробьева 1973, 1981, 1989; Дмитриева 1987], в таких регионах функционирует не одна топонимическая система, а две и более параллельные системы, взаимодействующие друг с другом. Формирование в условиях этноязыкового контактирования у каждого языкового коллектива топонимической системы – закономерный процесс, отражающий необходимость общения этноса на родном языке и именования окружающих объектов понятным для данной этнической группы способом.

Топонимическая система часто трактуется как единство построения топонимов той или иной территории, обусловленное общностью психологии населяющего ее языкового коллектива, своеобразным направлением его мышления, общностью восприятия окружающей действительности, что подтверждается наличием на каждой территории своих топонимических моделей и некоторого круга часто повторяющихся топооснов [Теория и методика ономастических исследований 1986: 51]. Теория топонимической системы получила свое развитие в трудах таких ученых, как Ю.А. Карпенко, В.Н. Топоров, А.В. Суперанская, И.А. Воробьева, Л.М. Дмитриева и др. Придерживаясь в своей работе функционального подхода, разработанного И.А. Воробьевой, которая понимает топонимическую систему материально, как совокупность топонимов, находящихся в обращении в данное время у данного языкового коллектива, мы разделяем мнение Л.М. Дмитриевой о том, что всякая топонимическая система существует не только на карте, в списке, но и в сознании отдельных жителей, как индивидуальном, так и коллективном [Дмитриева 2002а]. Тем самым признается необходимость учета обоих аспектов существования топонимической системы – онтологического и ментального.

При исследовании обширного топонимического материала встает проблема его классификации. В топонимике известно большое количество классификаций, построенных на различных принципах (см. подробный разбор классификаций в: [Горбаневский 1996; Молчанова 1976; Суперанская 1973; Черняховская 1970; Ященко 1977]). В реферируемой работе для обоснования используемых терминов особое внимание уделяется следующим типам классификации: классификация топонимов в связи с именуемыми объектами; лексико-семантическая и морфолого-словообразовательная (с рефлексией на структуру топонимов в немецком языке) классификации; естественно возникшие и искусственно созданные имена; классификация по линии «микро» – «макро» (в фокусе внимания – микротопонимы).

Из большого числа возможных подходов к систематизации топонимического материала на основе его лексико-семантических характеристик в качестве базисной была выбрана схема выделения трех групп объективных мотивировочных признаков: признаки, присущие самому объекту; признаки, проявляющиеся по отношению к другим объектам; признаки, проявляющиеся по отношению к человеку. В соответствии с данными группами мотивировочных признаков выделяют три принципа естественной номинации топообъектов [Воробьева 1985, 1994; Ковалева 1974; Чернышова 1988 и др.]. Обусловленный экстралингвистической реальностью, принцип номинации является нормой, которая вынуждает из множества признаков реалии выбирать для ее называния лишь определенные, отчего в каждую эпоху оказывается актуальным один из указанных принципов. Принцип номинации является универсальной категорией, однако, проявляясь через определенные признаки, специфичные для разных языков, он приобретает национальное своеобразие.

Классификация имен на естественно возникшие и искусственно созданные тесно связана с плодотворно разрабатываемой идеей о разграничении естественной и искусственной номинации в ономастике [Голев 1974; Голомидова 1987, 1991, 1998; Матвеев 1974; Рут 1992, 2003]. Применительно к искусственной топономинации выделяются также три принципа, основанные на общности реализуемых номинаторами установок и сходном характере объективируемых мотивировочных признаков, – номинативная дескрипция, условно-символическое наречение и посвящение.

Как для естественно возникших, так и для искусственно созданных сложных топонимов немецкого языка, составляющих самую обширную в морфолого-словообразовательном отношении группу географических названий, характерен целый ряд корневых морфем, мотивированных тем или иным именем существительным, напоминающих полуаффиксы апеллятивов и обладающих довольно высокой частотностью (-berg/-burg, -feld, -dorf, -heim/-hausen, -bach, -born/-brunn/-brunnen, -hof/-hofen, -stadt, -fels и т.д.). Переход данных корневых морфем в разряд типовых топооснов происходил в разные эпохи и определялся особенностями исторического развития германского этноса [см. Кузиков 1985; Хисаметдинова 2000; Bauer 1985; Schwarz 1950].

Вторая глава «Анализ топонимии немецких языковых островов Поволжья» посвящена исследованию ойконимии и микротопонимии поволжских немцев в контексте историко-политических и этноязыковых процессов, протекавших на территории немецких поселений.

Языковой остров как целостный социолингвистический феномен включает все возможные аспекты жизни переселенческого коллектива в иноязычном и инонациональном окружении, в отрыве от этнического ядра. Одним из таких аспектов является национальная топонимия.

Установлено, что языковые острова, интерпретируемые как части, отделенные от своей основной, компактной языковой области чужим языком и культурой, часто ведут в языковом и культурном отношении «интересную самостоятельную жизнь» (interessantes Eigenleben), имеющую мало общего как со своей языковой родиной, так и со своим иноязычным окружением [Protze 1969: 595]. Естественно предположение, что развитие национальной топонимии в пределах языковых островов идет по особенному, несколько отличному от традиций исконной языковой области пути, объяснение чему мы находим в самом феномене языкового острова.

Его характерной чертой признается так называемое постепенное «перекрытие» (Überdachung) островного говора языком окружающего большинства в силу преобладающей практической роли и социального престижа последнего. Следствием «перекрытия» является неизбежная языковая и культурная ассимиляция национального меньшинства, как правило, в течение трех поколений, т.е. фактическая гибель языкового острова (Sprachinseltod). К числу факторов, препятствующих наступлению ожидаемого процесса ассимиляции или замедляющих его, ведущий теоретик немецкой школы социальной лингвистики Клаус Маттхейер относит формирование у переселенцев особого «островного менталитета» (Sprachinselmentalität) [Mattheier 2003: 16].

Как отмечают исследователи вопроса, в немецких языковых островах в Поволжье стадия экономической и культурной самоизоляции длилась дольше обычного, чему способствовали, в частности, колонистский статус поволжских немцев до 1871 года, замкнутость немецких общин, независимость национальной школы, сельский образ жизни переселенцев, редкость национально-смешанных браков, приверженность национальным конфессиям, родному языку. Так, В.А. Маныкин полагает, что до 1941 года не менее 80% населения Немреспублики было монолингвальным [Маныкин 1992б: 10]. Несмотря на длительное контактное проживание и попытки насильственной интеграции переселенцев в инонациональную среду, языковая и культурная ассимиляция поволжских немцев не завершилась к третьему-четвертому поколению. Проведенный анализ историко-этнографических данных подтверждает, что говорить о массовом двуязычии, хотя бы даже пассивном, не приходится.

Язык этноса является одним из этносохраняющих элементов и совместно с культурой поддерживает этническое самосознание, а значит, и стабильность самого этноса [Бромлей 1981; Камболов 2002; Нерознак 1994; Швейцер, Никольский 1978]. Именно язык немцев Поволжья и их культурная специфика имели определяющее значение в консолидации переселенческого коллектива, осознании своей этнической идентичности и устойчивости данной этнической группы к ассимиляционному воздействию. При этом важно учесть, что образовавшаяся группа компактного проживания немцев в Поволжье не имела внутреннего единства. Формирование поселений осуществлялось не по территориальному (общая историческая родина), а по конфессиональному признаку (католики, лютеране, меннониты), что означало для немецких колонистов конфронтацию с рядом новых диалектов, принесенных из различных областей Германии, и привело в конечном итоге к смешению диалектов и их выравниванию. Интересно следующее противоречие, обнаруживаемое в немецких языковых островах Поволжья: любому поволжскому колонисту известно, что «каждое селение говорит по-своему (sai abartig Schprooch hot)» [Dinges 1923: 60]; между тем поволжский диалект может быть, как правило, без труда идентифицирован [Rosenberg 1994: 143]. Факт уникальности сложившегося диалекта, имеющего западно- и восточносредненемецкую основу, осознавался и осознается самими его носителями: причисляя себя к «Волга-тайч», они конкретизируют говор по названию колонии (Боаро, Мессер и т.д.).

Главным основанием, дающим право считать аллохтонный коллектив, который проживает в иноязычном и инонациональном окружении, языковым островом, является его определение как единого коммуникативного сообщества. Общность языковой прародины еще не позволяет считать все немецкие поселения Поволжского региона одним языковым островом: процессы смешения говоров протекали преимущественно локально, а общерегиональное койне до 1941 года не успело сложиться. На наш взгляд, следует говорить о существовании в Поволжье до 1941 года конгломерата немецких языковых островов. Их совокупность мы предлагаем именовать языковым архипелагом.

Данное понятие, включающее признаки близкого расположения, общего происхождения, сходного «строения», удачно отражает связь языковых островов между собой. Главным объединяющим началом для них явилось особое самосознание поволжских немцев, основу которого составило представление о «малой родине», «родной земле», где происходило формирование данной этнической группы и ее национальной топонимии. Как справедливо отмечает Е.М. Поспелов, существование этих названий четко определяет территорию данной этнической группы и выступает как одно из важнейших проявлений национального самосознания [Поспелов 1992: 3]. Особенное значение национальная топонимия приобретает для миноритарных этносов, не имеющих государственности, поскольку она, во-первых, нередко оказывается единственным признаком, фиксирующим территорию их проживания, во-вторых, свидетельствует об исторической памяти народа, а в-третьих, отражает стремление заявить о себе как об особой этнической общности в условиях этноязыковой гетерогенности. Устойчивое использование поволжскими немцами национальной топонимии мы считаем важным проявлением их этнического самосознания. Топонимическую ситуацию в Поволжье на протяжении всей истории существования немецких поселений в данном регионе характеризовало наличие параллельных ойконимов: официальных и неофициальных («народных»). На традицию использования последних русификаторская политика государства, так же как и постановления о переименовании и попытки внедрить в колонистскую среду русские или даже немецкие ойконимы повлияли лишь в незначительной степени.

Применение в работе принципов ономасиологического подхода [см. Воробьева 1985, 1994; Языковая номинация: Общие вопросы 1977; Dornseiff 1964 и др.] предопределило логику исследования немецкой топонимии Поволжья: от анализа процесса номинации к созданию топонимической единицы и выявлению способов облечения идеального лексического содержания в материальную оболочку. Специфика номинативного процесса выявляется путем моделирования топонимической номинативной ситуации, которую образуют следующие компоненты: субъект (конкретный индивид или весь языковой коллектив, чье номинативное поведение определяется комплексом языковых и экстралингвистических обстоятельств), вид географического объекта, историческое время, принципы номинации, искусственность или естественность хода номинации, первичность или вторичность номинации, характер топонимической системы, функционирующей или складывающейся на данной территории.

К моменту создания первых 104 (материнских) колоний на Волге в середине 60-х годов 18-го века места, намеченные под заселение, не имели своих названий. Каждой колонии давали порядковый номер. Лишь 26 февраля 1768 г., спустя 4 года с момента основания первых немецких поселений, Саратовской Конторой опекунства иностранных было решено дать им официальные названия.

Данные ойконимы, принадлежащие к сфере искусственной онимической номинации и рассчитанные на априорную узуализацию в колонистской среде, оказались в ситуации конкуренции с уже сложившимися на тот момент и успешно функционировавшими «народными» топонимами. Возникновение «народных» ойконимов соотносится с понятием естественной номинации. Естественная и искусственная номинации противопоставлены здесь как формы узуализации «снизу» – ненасильственное вхождение имени в языковую практику – и «сверху» – направленное введение авторски созданной номинативной единицы – соответственно.

Ведущий принцип естественной номинации материнских колоний поволжских немцев основывается на связи объекта с человеком (75% наименований). Мотивационную базу данной модели номинации составили антропонимы – фамилии старост (форштегеров): Anton, Balzer, Bangert, Bauer, Beckersdorf, Beideck, Bettinger, Biberstein, Bohn, Brabander, Brehning, Degott, Dehler/Deller, Dietel, Dinkel, Dönhof, Dreispitz, Eckardt, Enders, Fischer, Frank, Gattung, Göbel, Graf, Grimm, Herzog, Hildmann, Holstein, Hölzel, Huck, Hummel, Hussenbach, Jost, Kautz, Keller, Kind, Köhler, Kolb, Kraft, Kratz, Kratzke, Kukkus, Laub, Lauwe, Leichtling, Leitsinger, Merkel, Messer, Moor, Müller, Näb, Pfannenstiel, Pfeifer, Preuß, Reinhard, Reinwald, Remmler, Rohleder, Rötling, Rothammel, Schäfer, Schilling, Schönchen, Schuck, Schulz, Schwab, Schwed, Seelmann, Seewald, Stahl am Karaman, Stahl am Tarlyk, Stephan, Straub, Urbach, Vollmer, Walter, Winkelmann, Wittmann. Ментальный смысл данных ойконимов – обозначить посредством имени наиболее достойного и авторитетного человека из общины «свою» территорию. Высокой продуктивности данной номинативной модели способствовала также исторически сложившаяся традиция зачислять колонистов в форштегерства: «колонист отряда форштегера Гримма» → «колонист колонии форштегера Гримма» → «колонист колонии Гримм». Именно в ней нашел поддержку безаффиксальный способ топонимообразования: под влиянием закона экономии языкового выражения генитивные конструкции были редуцированы, действие процесса трансонимизации, мотивации одного онима другим, привело к закреплению антропонимов в наименованиях колонистских поселений. Таким образом, на основе общей семантико-мотивировочной модели начала складываться национальная ойконимия поволжских немцев, характеризовавшаяся высокой степенью системности.

Официальные наименования материнских колоний явились продуктом искусственной номинации – целенаправленного номинативного акта, исполнителем которого стал конкретный номинатор, а адресатом – весь языковой коллектив. Юридическими лицами, получившими право набирать колонистов, организовывать в России частные поселения, управлять ими, стали вызыватели: барон Кано де Борегард, товарищество де Боффе, а также товарищество Пикте и ле Руа. Они обладали и правом наречения образованных ими колоний.

Из основанных бароном Кано де Борегардом 27 колоний 17 получили названия-посвящения, в которых проявляются индивидуально-прагматические установки номинации: 1) Katharinenstadt, Паульская, Панинская, Орловская, Баскаковка, Рязановка, Баратаевка; 2) Caneau/Кано, Beauregard/Борегард, Susannental, Ernestinendorf, Philippsfeld, Obermonjou/Обер-Монжу, Niedermonjou/Нидер-Монжу, Cäsarsfeld, Hockerberg, Boisraux (Boaro). В основе первой группы посвящений лежит номинативная интенция, заключающаяся в выражении пиететного отношения к царской семье и, в частности, к Екатерине II, ставшей инициатором колонизационной кампании, к высокопоставленным чиновникам. В посвящениях второй группы субъективность именотворчества проявляет себя наиболее ярко: главная номинативная интенция – стремление номинатора заявить о себе, своей роли в истории. Акцент делается на субъективно значимое – на семью и приближенных.

Особенностью авторских номинаций де Борегарда является языковая гетерогенность топооснов и способов наименования. Установлена следующая закономерность: отантропонимические ойконимы, мотивированные именами русских чиновников и высокопоставленных лиц государства, созданы в полном соответствии с традициями топонимообразования в русском языке. Они образуют два парадигматических ряда ойконимов:

1. с топонимическим формантом -к(а): Баратаевка, Баскаковка, Рязановка;
   

2) с топонимическим формантом -ск- в адъективной модели: Паульское (Паульская), Орловское (Орловская), Панинская (Панинское). Наиболее распространенным в русской ойконимии вариантам названий на -ое противопоставлены в нашем случае топонимы с финалью -ая, согласующиеся с географическим термином колония, который чаще всего выносится за пределы топонима. Способ номинации относится к сфере внутрионимного топонимообразования. Мотивирующие антропонимические основы трансформировались путем морфемной деривации в топонимы, которые в структурно-словообразовательном отношении могут быть квалифицированы как суффиксально-производные.

Характер закономерности приобретает использование ресурсов и техник немецкого языка в номинациях-посвящениях, содержащих имена близких де Борегарду людей: Ernestinendorf, Philippsfeld, Susannental Cäsarsfeld. С формальной точки зрения для топонимов данной модели не существенно, какая именно корневая морфема, обычно оформляющая немецкие топонимы-композиты и по своей функции и частотности приближающаяся к топоформантам, станет вторым компонентом сложения. Смысловой фокус здесь перенесен на первый компонент сложного топонима, ради которого и создавались данные посвящения.

Второе магистральное направление в номинативной деятельности де Борегарда – условно-символическое наречение. Рассчитывая организовать управление в колониях по швейцарскому образцу и воссоздать на Волге уголок Европы, номинатор присвоил своим поселениям имена швейцарских кантонов (Solothurn, Glarus, Basel, Zug, Zürich, Bern, Luzern, Schaffhausen) и название собственного замка в Голландии (Brockhausen). Способ номинации – трансонимизация.

Примеры условно-символического наречения встречаются также в списке колоний, основанных ле Руа и Пикте: Schönfeld, Schöntal, Schönberg, Weidenfeld, Wiesental. Номинативный замысел условно-символического наречения предполагает создание такой словесной оболочки, которая была бы способна спровоцировать эмоциональный отклик. В данном случае реализуется установка на «красивость» наименования. Единообразие структуры трех первых ойконимов позволяет сделать вывод о произвольности выбора второго элемента сложения, который и призван дифференцировать топообъект. Следует заметить, что, несмотря на положительные коннотации и соответствие данных ойконимов топонимическим традициям немецкого языка, а это является весьма существенным фактором узуализации, они не были приняты колонистами.

Думается, что в процессе конкуренции авторских (искусственных) имен и народных ойконимов не последнюю роль сыграла субъективность авторского имятворчества: число топонимических дескрипций незначительно (2,5%), в то время как посвящения (50%) и условно-символические наименования (47,5%) абсолютно доминируют. Мотивы номинации в большинстве случаев были слишком далеки от самих колонистов, а многие топонимы, прежде всего русские и французские, оказались непонятными малообразованным немецким крестьянам. Авторские топонимы не выдержали конкуренции с номинативными вариантами, развившимися из имен форштегеров и уже прочно вошедшими в обиход поволжских немцев.

С целью устранения данных разногласий спустя четыре года с момента основания первых поселений Контора опекунства иностранных приняла решение дать всем немецким колониям русские официальные имена, сохранив по понятным причинам лишь парадные посвящения и другие авторские топонимы Кано де Борегарда.

Почти все официальные ойконимы возникли путем внутритопонимического переноса, основанного на смежности топообъектов: колонии получили названия по именам близлежащих рек, оврагов, буераков. В пределах данной номинативной модели актуализируются следующие способы топонимообразования:

1. перенос наименования со смежного топообъекта – иррадиация: Севастьяновка, Голый Карамыш, Таловка, Поповка, Березовка, Лесной Карамыш, Суслы, Сплавнуха, Елшанка, Вершинка, Караульный Буерак, Буйдаков Буерак, Песковатка, Грязнуха, Тарлык, Иловля, Макаровка, Ключи, Гнилушка, Семеновка, Грязноватка, Копенка, Галка, Каменка, Норка, Щербаковка;
   
2. суффиксальный: Карамышевка (гидроним Карамыш), Тарлыковка (гидроним Тарлык);
   
3. соположение с первой основой Усть-: Усть-Грязнуха, Усть-Золиха, Усть-Кулалинка;
   
4. субстантивация: а) согласованного прилагательного в препозиции в словосочетаниях: Верхняя Добринка, Нижняя Добринка, Верхняя Кулалинка, Луговая Грязнуха; б) географического термина: Линево Озеро.
   

Таким образом, указом об официальном наречении материнских колоний были заложены основы русской системы ойконимов, противопоставленной национальной немецкой ойконимии. Известно, что русские ойконимы использовались в качестве официальных вплоть до создания немецкой автономии на Волге, но лишь в документах, на картах, «оставаясь ограниченными пределами канцелярии» [Beratz 1915: 68], которая осуществляла делопроизводство на русском языке. В исследуемой нами топонимической ситуации, помимо большой социальной дистанции между русским чиновничеством и колонистской средой (двумя редко пересекающимися сферами), существовал языковой барьер. Эти два фактора определяли значительную изоляцию одной национальной топонимической системы от другой, особенно на начальном этапе.

При решении вопросов административного наречения дочерних колоний чиновники избрали более демократичную политику, чем в случае с материнскими поселениями, когда не были учтены ни национальный состав колонистов, ни уже укоренившиеся в языке переселенцев ойконимы. Теперь поволжские немцы имели право ходатайствовать о присвоении вновь образуемым населенным пунктам наименований, которые были утверждены на собрании общины.

На данном этапе четкое противопоставление естественной и искусственной номинации, релевантное для понимания процессов наименования материнских колоний, сменяется диффузией этих явлений. Топоним формально проходил путь «снизу». Однако обстоятельства его появления – собрание колонистов с целью выбора наименования для их нового поселения – позволяют говорить о единовременном и целенаправленном номинативном акте, в котором этап речевой обкатки, конкуренции и отбора оптимального варианта содержания и формы языковой единицы в ходе ее использования в актах коммуникации сведен к минимуму. Совмещение обычно длительного этапа речевой апробации с самим актом номинации придало процессу наречения черты искусственности. В результате специально созданные, вымышленные имена, оторванные от реальных свойств и связей топообъектов, оказываются доминирующими в списке дочерних колоний. Из 61 топонима лишь 5 мотивированы действительными качествами номината или связями с окружающими объектами (8% наименований): Erlenbach («от ольховых кустов, растущих вблизи селения по р. Ольховка» [Минх 1902: 1399]); Sichelberg (по форме горы); Straßendorf («Придорожный поселок», так как расположен на большой дороге из Новоузенска в Покровскую слободу» [Дитц 1997: 242]); Oberdorf (на момент номинации самое верхнее немецкое селение по течению реки Мокрая Ольховка); Unterdorf (нижнее из новых немецких поселений на Иловле).

Отдаление мотивов номинации от самого топообъекта сопряжено с переносом ракурса представления объекта в названии в область духовных ценностей самого номинатора. Носителями информации такого рода выступают условно-символические наименования, которые составляют ведущий принцип номинации дочерних колоний (48%). Среди них самую обширную группу образуют топонимы, репрезентирующие эстетические мотивы: Schöntal, Schönfeld, Schöndorf Rosenfeld, Rosental, Rosenberg, Rosendamm, Blumenfeld, Lilienfeld, Liebental Weizenfeld, Ährenfeld и др.

В ойконимии дочерних колоний посвящение продолжает сохранять свое значение (16% наименований), но тем не менее уступает номинации по связи объекта с окружающими объектами (26%). Ойконимы этой группы указывают на место выхода колонистов: Neu-Messer, Neu-Dönhof, Neu-Balzer, Neu-Urbach, Neu-Schilling, Neu-Beideck, Neu-Bauer и др. Мотив номинации явился для наименований поселений первой генерации и новых топонимов важным связующим компонентом, обеспечившим целостность национальной топонимии поволжских немцев, сцепление пространств в топонимической системе.

В структурно-словообразовательном плане названия дочерних колоний характеризуются единообразием: все они являются топонимическими сложениями. Среди них самую обширную группу образуют ойконимы, в состав которых в качестве вторых основ входят корневые морфемы -damm, -flur, -bach, -höh, -au, -burg, -heim, -berg, -dorf, -tal, -feld. Частое использование в топонимообразовательном процессе, формальность связи с опорными апеллятивами, прежде всего при искусственной номинации топообъектов, позволяют относить перечисленные топоосновы к топоформантам, а точнее к постпозитивным топоформантам, традиционно оформляющим немецкие топонимы-композиты. Вторую группу топонимических сложений маркирует препозитивный топоформант Neu-, выступающий в комбинации с наименованием материнской колонии по месту выхода переселенцев.

В рамках условно-символического наречения и посвящения постпозитивные топоформанты не следует рассматривать как мотивированные реальными природными условиями или признаками топообъекта. Их семантика – «географическое название, ойконим». Это важное созначение, которое привносит постпозитивный топоформант в структуру значения топонима-композита.

Несмотря на то что на этапе номинации колоний второй генерации авторитарная политика официального наречения изменилась в сторону демократизации, власти всегда было свойственно отношение к топонимии поволжских немцев как к легко деформируемому (в политических целях) материалу. Периоды русификаторской политики или, напротив, реформ, направленных на поддержание интересов данной этнической группы (1924 г.), сопровождались постановлениями о топонимическом переименовании, которое представлено в работе как инструмент языковой политики. Дважды, в 1914 и в 1942 году, упразднение национального наименования и императивная узуализация инонационального и иноязычного варианта топонима выступили в качестве акта социальной власти, демонстрировавшего игнорирование культурно-языковых потребностей миноритарной группы и ее насильственное растворение в мажоритарном этносе. «Топонимический геноцид» [Подольская 1992: 24] стал проявлением национально-культурного геноцида, направленного против пользования национальным языком и против национальной культуры российских немцев.

Топонимическое переименование на каждом из трех этапов явилось реакцией на внешне- и внутриполитические процессы в стране (Первая мировая война, становление советской власти, ВОВ) и регулировало положение национальной топонимии поволжских немцев по отношению к топонимии мажоритарного этноса. Так, национальные топонимы поволжских немцев, находившиеся в статусе неофициальных, вторых наименований поселений на протяжении почти 150 лет, были легитимированы лишь в период Республики Немцев Поволжья. Однако переход на «национальные наименования» означал кардинальную смену статуса и для русской топонимии: перегибы новой национальной политики в советское время привели к попыткам онемечивания тех русских ойконимов, которые были приняты поволжскими немцами (Добринка, Галка, Каменка, Краснояр, Норка, Немецкая Щербаковка, Семеновка).

Немецкая ойконимия Поволжья отразила общие для топонимии советского периода тенденции: чрезмерная идеологизированность, рост числа названий-штампов и персональных мемориальных названий, борьба с «религиозными» топонимами. В 20–30 гг. 20-го века складывается уникальное культурное и языковое явление, сочетающее традиционные (словосложение, трансонимизация) и нетипичные (онимизация апеллятива) для исследуемой системы ойконимов способы топонимообразования, с одной стороны, и идеологически маркированное содержание – с другой. В номинации новых населенных пунктов определяются следующие доминантные направления в организации мотивировочных признаков:

1. по месту выхода переселенцев: Neu-Jost, Neu-Rosenheim, Neu-Schulz, Neu-Enders, Neu-Brunnental, Neu-Srtaub, Neu-Krasnojar;
   
2. условно-символическое наречение по эстетической коннотативной модели: Grüntal, Blumental, Blumenheim, Brunnenberg, Reindorf, Taufeld, Friedental;
   
3. условно-символическое наречение по социально-идеологической коннотативной модели: Neues Leben, Kultur, Arbeitsfeld, Kulturfeld, Zukunft, Arbeitsliebe, Bruderliebe, Neuland, Einigkeit, Brudergemeinde, Freidorf, Sowchose № 99 Jungsturm, Roter Stürmer [Ehemalige deutsche Siedlungen an der Wolga 1992];
   
4. посвящение: Lenintal, Leninfeld, Leninberg, Uljanow, Stalinberg, Karl Marx, Sakko, Kirowsfeld, Kirow, Tellmann, Oktoberberg, Sowchose № 595 Rote Fahne, Viehzuchtsowchose № 97 RotFront.
   

Многоярусность топонимической системы обусловлена тем, что она включает множество функциональных единиц. Такими единицами в традиционном понимании могут быть признаны топонимические микросистемы. Под топонимической микросистемой обычно понимают «упорядоченное множество» [Дмитриева 2002: 164] микротопонимов, «бытующих чаще всего в пределах земельных угодий одного села» и не известных в другом населенном пункте [Воробьева 1973: 18-19]. «Таких „микротопонимических систем“ существует столько, сколько поселений в данном районе» [Подольская 1967: 43].

Критерий известности топонима лишь в пределах одной микросистемы как маркер микротерритории нельзя считать абсолютным. Очевидно, что границы территориально-административного деления региона не всегда совпадают с границами жизненно важного пространства жителей села и каждого носителя топонимикона в отдельности. Однако в регионах, неоднородных в этническом и языковом отношении, данное заключение принимает новое звучание. В условиях чересполосного проживания представителей разных этносов особую значимость приобретает концептуальное противопоставление «свои–чужие», переносимое и на пространственные (территориальные) отношения и препятствующее пересечению разнонациональных топонимических микросистем. Дополнительной преградой при этом выступает и незнание языка соседа.

Мы можем констатировать, что наличие административных границ четко ощущается поволжскими немцами. Пределы земельных угодий населенного пункта и вместе с тем границы микросистемы зачастую маркированы либо наименованиями, напрямую указывающими на них – die alte, die neue Grenz, Grenzgräbche, Grenzgraben, Grenzkling, Grenzwiese, либо отэтнонимными топонимами. Так, в колонии Bauer (Карамышевка) крайние точки земельных угодий обозначены как Russengräbchen (северная граница), Grenzgraben, Tatarengräbchen (южная граница). Этноним Russe актуализируется в микротопонимии едва ли не каждого немецкого населенного пункта, граничащего с русскими селами: Russenberg (Anton), Russenbuckel (Mühlberg), Russeneck (поле – Graf), Russenfeld (Huck), Russenfurche (граница в степи – Näb), Russengraben (Huck, Kutter, Schönchen), Russegraawe (Graf). Закрепились и другие этнонимы: Tataredellche (лес – Holstein), Franzosengraben (Josefstal), Chachlatzke (родник – Huck), Kahollen Graben (Hildmann), Schwabengraben (Zug), Schwobelimanenkippel.

Другой путь маркирования границ «чужой» территории – составные топонимы с препозитивным уточнителем в форме несклоняемого прилагательного: Srteckerauer Graben (Brunnental), Lauber Berg (Jost), Messerer Graben, Norkaer Graben, Schillinger Graben, Dönnhöfer Graben, (Huck), die Huckera Stabruchsklinga, die Bobrowkaer Tränk (Dönnhof), Messerer Graben, Beideckerer Graben (Kutter), Sinenker Tal (Schilling). Перечисленные топонимы мотивированы, таким образом, либо пограничным расположением топообъекта, либо его нахождением на «чужой» территории.

Релевантное для островного менталитета поволжских немцев противопоставление «свой–чужой», проявившееся в четкой фиксации границ «своей» территории посредством топонимов, было направлено, прежде всего, на инонациональное окружение. Однако оно распространялось и на соседние немецкие поселения, что объяснялось общинной системой землепользования и высокой ценностью земли для крестьянина.

Теория языкового острова показывает высокую степень совместимости с задачами исследования немецких топонимических микросистем Поволжья. Если исходить из определения языкового острова как единого коммуникативного сообщества [Mattheier 2003: 17] и имеющихся у нас сведений о том, что говор каждого немецкого населенного пункта на Волге носил индивидуальные черты, то можно заключить, что каждый языковой остров располагал собственной топонимической микросистемой, развивавшейся по своим внутренним законам. В пределах отдельно взятой микросистемы наибольшую словообразовательную активность проявляет, как правило, определенный набор топооснов. Рассмотрим оронимы, а именно названия возвышенностей села Визенмиллер: der Säudammkippel, die Tracktkippel, die Geldkippel, die Steppkippel, der Schwobelimanenkippel. Во всех топонимах этой группы в роли квалификатора выступает диалектное слово Kippel, которому в других микросистемах могут быть противопоставлены Kopp (Bärenkopp, Geldkopp, Aerbusekopp – Schilling) и Buckel (Zwatter Buckel, Sandbuckel, Kranichbuckel, Kühbuckel – Schilling), являющиеся диалектными вариантами слова Hügel „холм“ в западносредненемецкой и верхненемецкой зонах.

Между тем топонимические микросистемы как компоненты национальной топосистемы поволжских немцев обладали и общими признаками, объяснение которым мы находим, во-первых, в произошедшей на российской почве консолидации поволжских немцев, воспринимавших себя как представителей единой национальной этнической группы, отличной в культурно-историческом и языковом отношении от других этносов. Во-вторых, в общих для исследуемых языковых островов чертах: замкнутость поволжских немцев в рамках относительно небольшого пространства, их самоизоляция от ареально-сопредельных этносов, невысокий процент билингвов среди колонистов. Последняя черта выражается, в частности, в стремлении заменить малопонятное заимствование исконным словом («Ploschker Graben, называемый в народе die Ecke»), а также в малом числе иноязычных элементов из общего словарного фонда языка мажоритарного этноса в микротопонимии поволжских немцев в целом. Однако результатом неизбежного языкового взаимодействия стало заимствование немецкой топосистемой русских по происхождению и/или употреблению потамонимов (die Wolga, der Tarlik, die Gräsnucha, der Karamisch, die Krejusch и др.), географических терминов (Barak, Schischke), микротопонимов (Diwlee, Progonn, Atroschna и др.). Заимствованные ойконимы и гидронимы широко использовались в топонимообразовании: Lesnojer Graben, Krasnojarer Wiese, Achmatr Buckel, Majankagräbchen, Karamansdamm, Karamyschklinge, Mokragraben, Mokrawald (мотивирующей основой послужил потамоним Мокрая Ольховка), kleiner Suchoi Wald, großer Suchoi Wald (основа – Сухая Ольховка).

В Заключении подводятся итоги проведенного исследования, формулируются общие выводы, намечаются перспективы исследования.

Проведенное исследование географических названий поволжских немцев в социолингвистическом аспекте является первым и необходимым шагом на пути изучения их национальной топонимии и – шире – ономастической подсистемы, которая может быть представлена и в других аспектах своего существования. В частности, перспективными видятся анализ немецкой топонимии Поволжья в когнитивном аспекте и реконструкция по этим данным картины мира поволжского немца. Опыт изучения топонимии данной этнической группы может быть перенесен и на другие области компактного проживания исчезающего этноса российские немцы.


Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:


1. Сычалина, Е.В. Отражение этнического самосознания поволжских немцев в их национальной топонимии [Текст] / Е.В. Сычалина // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. – Челябинск, 2007. – № 6. – С. 269-278.

2. Сычалина, Е.В. Топонимы немцев Поволжья [Текст] / Е.В. Сычалина // Иностранные языки в процессе межкультурной коммуникации. / отв. ред. В.Е. Салькова. – Саратов: Научная книга, 2003. – С. 129-132.

3. Сычалина, Е.В. Особенности немецких микротопонимов в Поволжье [Текст] / Е.В. Сычалина // Язык. Общество. Культура. Менталитет. / отв. ред. Т.А. Шидо. – Саратов: Научная книга, 2005. – С. 89-92.

4. Сычалина, Е.В. Исследование немецкой топонимии Поволжья в социолингвистическом аспекте [Текст] / Е.В. Сычалина // Язык, образование и культура: Материалы Межвузовской конференции, Саратов, 26 января 2006 г. – Саратов: Научная книга, 2006. – С. 164-170.

5. Сычалина, Е.В. К вопросу о естественной и искусственной номинации в немецкой топонимической системе Поволжья [Текст] / Е.В. Сычалина // Языковые и культурные контакты: Сб. науч. тр. / отв. ред. А.Я. Минор. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007. – Вып. 1. – С. 70-77.

6. Сычалина, Е.В. Топонимическое переименование как средство языковой политики полиэтнического государства (на примере топонимов поволжских немцев) [Текст] / Е.В. Сычалина // Языковые и культурные контакты: Сб. науч. тр. / отв. ред. А.Я. Минор. – Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008. – Вып. 2. – С. 56-65.