Заседание Президиума и Генеральной ассамблеи мапрял 22 23 апреля 2004 года в Санкт-Петербурге
| Вид материала | Заседание |
- Хроника мапрял 3-7 мая сего года в Венгрии (Будапешт -печ) состоялось VIII заседание, 1332.22kb.
- Всеобщая декларация о ликвидации голода и недоедания, 97.65kb.
- Правила Организации Объединенных Наций, касающиеся защиты несовершеннолетних, лишенных, 592.47kb.
- Докладчик: г-н Адам тлеуж, 204.44kb.
- Двадцать четвертая сессия генеральной ассамблеи, 242.52kb.
- Правила оон, касающиеся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы (1990), 314.68kb.
- Паулу Сержиу Пиньейру, представленный во исполнение резолюции 60/231 Генеральной Ассамблеи., 735.68kb.
- Вторая Международная научно-практическая конференция Санкт-Петербург, Россия, 42.64kb.
- Отель «Коринтия Санкт-Петербург», 173.08kb.
- В г. Санкт-Петербурге с 30 сентября по 4 октября 2011 года в г. Санкт-Петербурге состоялся, 17.5kb.
ОТЗЫВЫ, РЕЦЕНЗИИ, КОММЕНТАРИИ
Жолковский А.К. Эросипед и другие виньетки. М.: Водолей Publishes, 2003. - 524 c.
Автор книги известен как лингвист, один из составителей "Толково-комбинаторного словаря", перешедший от занятий лингвистикой к литературоведению.
Его автобиографическая книга оставляет впечатление одновременно мозаичности (отсюда слово "виньетки" в заглавии) и целостности (небольшие заметки объединены не только авторским отношением, но кругом интересов). Ее адресат, как кажется, задуман автором весьма хитро: это одновременно и узкий круг коллег, многие из которых скрыты инициалами, поэтому лишь они узнают себя в этом "осколке зеркала", и широкий круг читателей, для которых в тексте "открыты" имена Р.О.Якобсона, И.А.Мельчука, Ю.К.Щеглова, Л.Я.Гинзбург, В.Ю.Розенцвейга, к которым автор испытывает чувства почтительного уважения, восхищения и искренней дружбы.
Упреки в субъективности и любви к себе, высказанные некоторыми рецензентами, легко снимаются, если обратиться к избранному автором жанру: автобиография предполагает субъективный взгляд и концентрацию на себе. Часто автора упрекают также и в игровом отношении к жизни. Для А.К.Жолковского это, видимо, один из способов жизни и работы, когда текст неизбежно сопровождается метатекстом.
В духе современного постмодернизма А.К.Жолковский свои заметки объединил в несколько разделов: "Детство, отрочество, университеты", "В людях", "Там", "Там и тут", "Посылка". На наш взгляд, выбранные заголовки демонстрируют здоровую самоиронию автора. Перед читателем проходит детство автора, его учеба в университете, работа в МГПИЯ с В.Ю.Розенцвейгом, эмиграция.
Мемуарный жанр требует не только хорошей памяти, но в некотором роде "плюшкинского" отношения к материалу, когда ничего не выкидывается, причем не только то - о чем, но и то, чем "пишется". Потому неудивительно, что в небольшой главке "Windows в Европу" автор рассказывает о своей преданности старым пишущим машинкам, которая переросла у него в привязанность к ранним моделям компьютеров. Преданность материалу и "средствам доставки" связана у Жолковского с верностью методу - структурализму, который автор образно именует "структурализмом от сохи", напоминающем ему статью в DOS'е.
"В нашей науке всегда есть место дедовским способам. Я много раз убеждался, что в любую самую изученную область, где, казалось бы, не протолкнешься, достаточно просунуть руку, чтобы поднять с полу что-нибудь никем не замеченное, хотя и лежащее на виду" (с. 19).
Детство у автора связано, прежде всего, с родителями, памятью о матери и дружескими и доверительными отношениями с отцом, Л.А.Мазелем. Именно он привил автору скептически-ироническое отношение к жизни. Образ отца у Жолковского соединяется с личностью и творчеством М.М.Зощенко. При этом Жолковский обращается не только к раннему сатирическому и юмористическому периоду его творчества, но и позднему "психоаналитическому", когда писатель с помощью литературы пытался справиться с депрессией и страхом смерти. "В страхах папа понимал. <...> Он навсегда сохранил болезненное доверие/ недоверие к слову, обещанию, договору, порядку, власти. Дальнейшая жизнь и особенно власть не подвели" (с. 89). Проживание собственной жизни в советских условиях сформировало сложное, настороженно скептическое отношение к государству. Среди устных новелл отца, приведенных в книге, такая: "В 30-е годы папа путешествовал на пароходе по Волге. <...> К концу круиза одна американка поделилась с ним своими впечатлениями: - Russia is badly done" (с. 99).
Перед читателем проходят детские годы автора на улице Метростроевской. Жолковскому важно "вписывание" жизни и ранних впечатлений в культурный контекст, который будет осознан позже. Поэтому акмеизм предстает сначала перед самим Жолковским, а затем и перед читателем "в туфлях и халате". Известные литераторы предстают как родители друзей детства. В доме № 41, где прошло детство героя-автора, жил М.А.Зенкевич, к которому заходил в гости О.Э.Мандельштам. Так в круг литераторов, знакомых по детским рассказам, входят М.Петровых и Б.Пастернак. Возможно, тогда у автора начало формироваться то понимание литературы, когда бытовая жизнь, трагические исторические обстоятельства и творчество составляют разные стороны одного и того же.
Университетские воспоминания связаны с изучением английского, лекциями О.С.Ахмановой, которая студентов именовала словом comrade, выбором тем для курсовых и дипломных работ, поездками на картошку, которые помнят студенты и более поздних выпусков филфака. Соавтор многих работ автора Ю.Шеглов, с кем Жолковский познакомился еще в студенческие годы на картошке, всех поражал полным уходом от цивилизации. Когда друзья пытались его убедить как-то организовать мытье, Щеглов отвечал: "Меня это совершенно не интересует. Я приехал не по своей воле. Государство меня сюда привезло, пусть оно меня и моет" (с. 78).
С И.А.Мельчуком у Жолковского связаны самые теплые воспоминания. Безмерная талантливость этого человека приводит автора в состояние искреннего восхищения. Приверженность Мельчука рациональному подходу к языку и другим жизненным явлениям, по мнению Жолковского, не знала исключений. Излюбленной идеей Мельчука провозглашено следующее: "Человек это разум. Все остальное в нем от животного, все эти чувства, всякое там подсознательное, искусство и проч. Человечество давно уже было бы счастливо, если бы руководствовалось разумом - как я" (с. 183). Мельчук долгие годы был для Жолковского непререкаемым научным авторитетом. Невольно напрашивается сравнение Мельчука с представителями Ренессанса, хотя и начало 1960-х гг. в советской лингвистике без скидок можно назвать Возрождением. Один из диалогов Жолковского - Мельчука выглядел так:
- Игорь, как бы не забыть эту мысль. Давай запишем.
- Не надо. То, что можно забыть, не стоит запоминать (с. 175).
Книга представляет собой не только описание встреч автора с коллегами, его впечатления, но и фрагмент истории советской интеллигенции, той ее части, которая прошла через эмиграцию, не утратив связи с русской культурой и русским языком. Вопрос о добровольности или вынужденности эмиграции, как кажется, не затрагивается специально. Свой же отъезд Жолковский описывает, рассуждая о конформизме советской интеллигенции.
"В каждое из семи своих советских десятилетий российская интеллигенция была одновременно счастлива и несчастна по-разному. Сначала она слушала музыку революции и писала плакаты про радость своего заката; потом творила, выдумывала, пробовала, наступая на горло собственной песне и не единого удара не отклоняя от себя; потом хотела труда со всеми сообща, даже в ссылке пыталась большеветь и любить шинель красноармейской складки; потом час мужества пробил на наших часах, и мы были там, где наш народ, к несчастью, был..." (с. 274).
Автор рассказывает историю защиты своей кандидатской диссертации о синтаксисе языка сомали, вспоминает эпизоды работы на московском радио и вещания на Африку, пишет о переводах с европейских языков и языка сомали для самых различных учреждений. Но живая радость научной работы в Лаборатории машинного перевода чувствуется и по прошествии десятилетий. В.Ю.Розенцвейг, руководитель лаборатории, - "редкий пример отцовской фигуры... Он сделал для нас и из нас, - пишет Жолковский, - наверное, лучшее, что можно было сделать" (с. 521).
Жизнь и работа за границей, с одной стороны, расширяет научные горизонты, а с другой - ставит каждого новоприбывшего перед лицом жестокой конкуренции, необходимости проходить конкурс, менять университеты, бороться или не бороться за гранты. Последнее автор книги совсем не считает для себя обязательным.
Филолог работает с текстами, порождая тексты. Данное обстоятельство побудило Жолковского посвятить довольно обширный фрагмент книги описанию взаимоотношений автора и редактора. По мнению Жолковского, редактор - это человек, претендующий на власть незаслуженно. Его усилия, если они не направлены на то, чтобы облегчить понимание текста, имеют своей целью подчинить своей воле создателя текста, когда как сам редактор в этом отношении представляется полным импотентом.
Автору невозможно отказаться от своих научных занятий, даже в "легкой" мемуарной прозе, потому книгу сопровождает указатель имен, неизменная принадлежность любой научной монографии. Этот указатель объединяет сферу научных интересов, коллег и оппонентов.
Эко Умебрто Эволюция средневековой эстетики. Пер. с итал. Ю.Н.Ильина. Пер с латинск. А.С.Струковой. СПб.: "Азбука-классика" 2004. - 288 с.
Книга У.Эко была написана в 1958 как глава четырехтомного учебника по эстетике, который увидел свет в 1959 г. Автор должен был проследить развитие идеи прекрасного в средневековой философии раннехристианского периода до возникновения светской культуры. У.Эко, однако, удалось актуализировать свой предмет. Поэтому дихотомия чувственной и сверхчувственной красоты представлена как современная проблема.
В 1986 г. текст Эко вышел по-английски отдельной книгой в издательстве Йельского университета.
Во введении автор формулирует свою задачу и высказывает предположение о том, что вопросы эстетики должны непосредственно затрагивать отношение определенных формул и действительности. Ему представляется тупиковым путь исследования, в котором проблемы эстетики сводятся к формулированию некоего учения. Сам Эко стремится "обнаружить, как отдельно взятая эпоха разрешала круг эстетических проблем в формах, созвучных своей собственной восприимчивости и культуре" (с. 13 - курсив У.Эко). Автор реконструирует и показывает, каким образом средневековая эстетика восприняла наследие классической эпохи и сформулировала на почве метафизики понятие эстетической ценности.
Унаследовав эстетические проблемы от античности, христианское мировоззрение придало им новый смысл, поместив их в окружение двух ведущих сфер - мирского и Божественного. "В средние века существовала некая концепция красоты чисто интеллектуальной, красоты моральной гармонии, метафизического сияния, которая сегодня может быть понята только при условии весьма бережного проникновения в менталитет и чувственное восприятие той эпохи" (с. 17-18). Особенность восприятия прекрасного в эпохе средневековья состоит в том, что этические и эстетические реакции были очень тесно переплетены. Люди той эпохи стремились к неделимому восприятию трансцендентных форм Бытия. Это единение отражает и ту целостность, которая, по-видимому, в более поздние эпохи была утрачена человеком.
Осмысляя природу творения, средневековые философы пытались обосновать существование мира как результата борьбы между добром и злом. В качестве объясняющего инструмента была предложена теория "о трансцендентных свойствах как о неотделимом условии бытия" (с. 46).
Согласно учению философов свойство эстетического не присуще органически предметам и явлениям, те. "красота может дать себя познать в своем сиянии, но такая возможность является для нее побочной, а не определяющей ее сущность" (с. 56). Так формируется понимание прекрасного как трансцендентной категории.
Эстетика пропорциональности, сложившаяся в средневековье, в которую было включено понятие симметрии, определялась числовым, квантитативным подходом.
Что касается цвета, он осмысляется в средневековье достаточно просто. "Изобразительное искусство этой эпохи не знает колористического изобилия последующих эпох, оно ограничивает себя простыми, основными цветами, оно отличается некоей хроматической ограниченностью, чуждой оттенков. Концепция света связана с пониманием Бога как света, эта же концепция отражена в архитектуре храма.
Гирц Клиффорд Интерпретация культур. М.: РОССПЭН, 2004. -560 с.
К.Гирц - один из крупнейших американских антропологов. Он начал свои антропологические исследования в 1950-х гг. в Индонезии и на Яве. Проблему понимания Гирц решает, следуя работам Райла. В понимании Гирц, выделяется несколько позиций: а) умышленность/ неумышленность; б) наличие/ отсутствие адресата; в) наличие/ отсутствие смысла сообщения; г) наличие/ отсутствие установленного кода. "Гирц считал, что приблизиться к пониманию культуры можно, лишь проникнув в ее "образную вселенную", ... найдя общий язык с ее членами" (с. 533). Прийти к взаимопониманию можно через диалог.
Проблема текста, понимаемого в широком семиотическом аспекте, ставится исследователем в тесной связи с проблемой интерпретации. Сама же интерпретация существует как бы в двух приближениях: первая интерпретация имеет дело с реально происходящим, вторая опирается на записи и воспоминания антрополога. Особенность второй интерпретации в том, что ее объектом является уже вербальный текст, относительно независимый от того, что имело место.
В анализе культуры Гирц следует за Максом Вебером. Последний видел в человеке "животное, висящее на паутине сотканных им смыслов". Культура понимается как знаковая система. Но знаки производит и понимает сам человек. А значит, анализ знаков неотделим от человеческого знания и человеческого восприятия. "Знание о культурах всегда является результатом определенного межкультурного консенсуса" (с. 539). Чтобы воспрепятствовать "размыванию" смысла текста, антрополог должен таким образом произвести запись и составить текст, чтобы обеспечить его максимально однозначное восприятие и понимание записи. При этом исследователь не должен допустить потерь смысла.
Антрополог не должен отдаляться от фактов и должен строить свои собственные интуитивные модели культуры. Задача - учитывать все многообразие фактов, не сводя их к привлекательной для исследователя концепции.
Подход к концепции систем культуры должен быть системным.
В монографии пять частей. В первую из них включена основополагающая для автора работа "Насыщенное описание": в поисках интерпретативной теории культуры". Определяя объект изучения, Гирц пишет о необходимости сначала определить круг явлений, в которые вовлечен носитель культуры, а затем подвергнуть полученный материал систематизации. В этом заложена неодномерность интерпретационной деятельности ученого. Формулируя собственную позицию, Гирц пишет, что видит собственную задачу в том, чтобы "пытаться противостоять субъективизму, с одной стороны, и каббализму - с другой; пытаться удержать анализ символических форм как можно ближе к конкретным социальным явлениям и событиям, к миру обычной человеческой жизни, и организовать этот анализ таким образом, чтобы связи между теоретическими формулировками и описательными интерпретациями не затемнялись неясными ссылками на естественные науки" (с. 39).
Во второй части Гирц рассматривает взаимовлияние концепции человека и культуры. Быть человеком - значит делать выбор и вести себя в определенных условиях определенным образом, отдавать чему-то предпочтение. "Быть человеком, следовательно, - это не то же самое, что быть просто кем-то из людей; это значит быть кем-то из людей конкретного типа" (с. 66). В качестве опасностей исследователя-антрополога подстерегает увлечение деталями, ярлыками, метафизическими идеальными типами, пустыми сходствами. В этом же разделе книги автор рассуждает о разуме и приходит к выводу о том, что человеческое мышление формируется в недрах общей культуры, в этом смысле его можно попытаться объективировать. Как полагает Гирц, мышление лишь во вторую очередь - частное дело человека. Мышление, связанное с мотивацией, естественным образом связано с системой образования, искусством, уровнем развития цивилизации. Образно Гирц это формулирует так: "человеческое мышление - в первую очередь внешний акт, осуществляемый с помощью объективного материала общей культуры, и лишь во вторую - частное дело. Умственные процессы человека - как в смысле целенаправленного мышления и формирования чувств, так и в смысле интеграции последних в мотивы - и в самом деле происходят за школьной партой, на футбольном поле, в мастерской художника, за рулем автомобиля, на театральной сцене, у шахматной доски или на судейской скамье" (с. 98).
В третьей части книги Гирц рассматривает религию как культурную систему, картину мира и ритуалы. В понимании сути религии нет единства. Существуют разные взгляды на природу этого явления. С одной стороны - это система, опирающаяся на здравый смысл, а с другой - мистические представления. "Признание и исследование качественной разницы - разницы эмпирической, не трансцендентной - между чистой религией и религией прикладной, между столкновением с "истинной реальностью" и толкованием ежедневного опыта в свете того, что приоткрывает такое столкновение, даст нам ... возможность гораздо точнее понять, что имеет в виду индеец бороро, когда говорит: "Я - попугай", или христианин, когда он утверждает: "Я - грешник", чем это позволяет нам сделать теория примитивного мистицизма, в которой обыденный мир растворяется в облаке причудливых идей, или теория примитивного прагматизма, в которой религия распадается на совокупность полезных выдумок" (с. 140).
Картина мира - чрезвычайно популярное научное понятие. Гирц говорит о том, что смыслы могут "запасаться" в символах. Эти символы олицетворяются в ритуалах, запечатлеваются в мифологических системах. Священные символы объединяются в группы и составляют религиозные системы, представляющие истинное знание. Такие системы, которые диктуют обществу морально-этические нормы поведения. Говоря о соотношении разных сторон жизни, автор пишет: "Тип контрапункта между образом жизни и реальной действительностью, сформулированный в священных символах, в различных культурах разный" (с. 153). Автор исповедует ценностный подход, потому что только исходя из приоритетов, которым следует в той или иной культуре человек, можно охарактеризовать и саму культуру.
Одно из основополагающих различий - разведение двух систем знания и двух культурных систем науки и идеологии. "Наука именует структуру ситуаций таким образом, что в этом заключено отношение незаинтересованности. Стиль науки - сдержанность, сухость, решительная аналитичность: избегая семантических приемов, лучше всего выражающих нравственное начало, она хочет достичь максимальной интеллектуальной ясности. А идеология именует структуру ситуации таким образом, что в этом заключено отношение вовлеченности. Ее стиль - витиеватость, живость, намеренное внушение: объективируя нравственное чувство с помощью тех самых приемов, которых избегает наука, она хочет побудить к действию" (с. 260). При том, что наука и идеология объединены своим предметом, ища, как пишет автор, "проблематичную ситуацию", требующую дополнительной информации. Но каждая область видит эту информацию по-разному и, соответственно, в результате получает разное знание. Подобно тому, как трудно объединить науки и идеологию, несовместимы социолог и идеолог.
Четвертая часть посвящена идеологии как культурной системе, революциям и националистическим движениям и отношению к прошлому. В этом разделе книги Гирц рассматривает сложный и чрезвычайно интересный аспект проблемы - политическая власть как отражение культуры страны. Автор выделяет разные объекты исследования: "Рассматривать какую-то страну как производное процессов, с помощью которых она достигает данного состояния, или рассматривать ее как основу для "будущего хода событий" - уже означает ее совершенно по-разному.... Для того, чтобы понять страну, нужно обращать внимание на совершенно различные вещи: на старшее поколение, традиционно почитаемые фигуры, легенды и обычаи - в одном случае, на светских интеллектуалов, новое поколение, "текущие события" и средства массовой информации - в другом.
В последней, пятой, части Гирц рассматривает петушиные бои на Бали как игру, т.е. особый вид текстов. Петушиные бои служат балийцам особой школой воспитания чувств. Здесь автор ссылается на пословицу, согласно которой "каждый народ любит свою собственную форму насилия". Для балийцев такой бой - больше, чем игра, и больше, чем жизнь. "Культура народа представляет собой собрание текстов, каждое из которых в свою очередь - тоже собрание, и антрополог пытается их прочесть через плечо того, кому они, собственно, принадлежат" (с. 512).
Земская Е.А. Язык как деятельность. Морфема. Слово. Речь. М.: Языки славянской культуры, 2004. - 688 с.
В первой части монографии автор рассматривает морфемную и доморфемную структуру слова. Здесь автор анализирует проблемы современного словообразования: интерфиксацию в современном русском языке, интерфиксы и субморфы, унификсы, иконичность интерфиксов, множественность морфонологических интерпретаций. Говоря о синхронном словообразовании, Е.А.Земская выделяет единицы и определяет парадигматические отношения и само понятие словообразовательной парадигмы. Автор предлагает конкретизировать понятие и оперировать двумя терминами: конкретной (КСП) и типовой словообразовательными парадигмами (ТСП). КСП "включает набор производных одного слова, находящихся на одной и той же ступени деривации" (с. 111). ТСП определяется как единица плана содержания и "составляется совокупностью деривационных значений, реализуемых базовыми словами определенной части речи, входящими в единую лексико-семантическую группу" (с. 111).
Описывая классы производных слов, Е.А.Земская, отталкивается от двух противопоставлений: основной мотивации и периферийной мотивации и далее прямой мотивации и переносной мотивации. Далее автор рассматривает отражение производных слов в толковых словарях русского языка.
Вопрос о пресуппозициях в словообразовании, поставленный Ф.Кифером и получивший развитие в работе В.А.Плунгяна, поддержан и Е.А.Земской, однако у нее по поводу введения данного термина в описание данного яруса языка возникает ряд вопросов: "Допустимо ли говорить о синтезе, если выбор одного из многих синонимичных суффиксов определяется тенденциями их функционирования, а строгие законы сочетаемости суффиксов и основ отсутствуют? Допустимо ли говорить о синтезе применительно к словообразовательным аффиксам, не обладающим продуктивностью, т.е. не являющимися активными деривационными средствами в данный период существования языка?" (с. 223).
Во вторую часть монографии вошли работы, посвященные разным проблемам функционирования языка. В соавторстве с Л.П.Крысиным написана глава о московской школе функциональной социолингвистики. Выводы, изложенные в книге таковы: русский язык функционирует в двух разновидностях: кодифицированной и разговорной, носитель русского языка в зависимости от условий общения переключается с одной системы на другую, поэтому "условия функционирования языка выступают как фактор, формирующий систему языка" (с. 240). Далее рассмотрены виды городской устной речи, литературный разговорный язык, просторечие и жаргон, детская речь, язык русского зарубежья, особенности мужской и женской речи. О последнем аспекте в свете чрезвычайно популярных в последнее время гендерных исследований следует сказать, что женщины более склонны к кооперативной беседе, задают больше вопросов, они более эмоциональны в речи, менее бранчливы и более вежливы, кроме того, они тяготеют к косвенным способам выражения просьб (см. с. 490).
В третьей части книги рассматриваются активные процессы в русском языке последнего времени, в том числе клише, новояз и язык газет, цитация и ее виды в газетных заголовках.
В четвертой части автор обращается к проблемам коммуникативной и прагматической лингвистики, анализирует категорию вежливости. В эту же часть включена написанная совместно с О.П.Ермаковой работа о типологии коммуникативных неудач.
Книга снабжена библиографической справкой и списком трудов Е.А.Земской.
Пеньковский А.Б. Очерки по русской семантике. М.: Языки русской культуры, 2004. - 464 с.
Книга выходит в свет к 75-летию автора. В ней собраны работы разных лет. Определяя доминанту своих исследований, А.Б.Пеньковский пишет: "Подлинный герой этой книги - динамическая синхрония, методы и приемы исследования и поле приложения которой нуждаются в дальнейшем развитии и совершенствовании, обещающем нашей науке новые значительные и нетривиальные результаты" (с. 9).
Статьи, включенные в сборник, объединены в три раздела.
Первая часть посвящена лексической и грамматической семантике. В статье "О семантической категории "чуждости" в русском языке" рассматриваются единицы с корнем, общем для всех славянских языков чуж-/ чужд-. Семантика таких единиц варьируется в пределах чужой, враждебный, плохой. В языке начала XIX в., когда в обществе уже получили осознание петровские реформы, сформировалась оппозиция свой/ чужой, выраженная формами свой край/ чужие краи. Последняя форма во мн. ч. в современном языке не употребляется. Интерпретируя оппозицию по числу, Пеньковский пишет: "Свой" мир ... - это мир уникальных, индивидуальных, определенных в своей конкретности и известных в своей определенности для субъекта создания и речи дискретных объектов, называемых собственными именами. "Свой" мир - это мир собственных имен. В нем и нарицательные имена ведут себя как собственные. "Свой" мир - это мир форм единственного числа со значением единичности. <...> "Чужой" мир ... -это мир этнически и/ или хтонически.., социально или культурно... чуждый и враждебный" (с. 17). Соответственно переход из единственного числа во множественное и из имени собственного в нарицательное маркирует переход из зоны своего в зону чуждости. Далее А.Б.Пеньковский рассматривает переход следующих антропонимов во множественное число: Лютер - лютеры, Магомет - магометы, Бонапарт - бонапарты, Наполеон - наполеоны. Эта тенденция продолжается и в конце XIX и в ХХ в.: Колчак - колчаки.
Также формируются конструкции с обобщающим местоимением всякий, имеющие значение: не стоящий внимания, плохой. Подобным образом функционируют в языке и конструкции с неопределенным местоимением какой-то. Автор описывает также и другие средства формирования пейоративного отчуждения, в частности частицу там.
В "Тезисах о тимиологии и тимиологических оценках" Пеньковский анализирует особый тип объектов, о которых нельзя говорить шутя и требующих особых оценок. Автор прибегнул для этого особого круга объектов к термину тимиологическое от латинского timiotaton. В противоположность этому кругу существует другой, включающий все то, что неважно, несущественно, несерьезно.
Проблемам аксиологии посвящена работа о терминах субъективной оценки. Рассматривая лексические пометы "уменьш" "увлч", означающие уменьшительность и увеличительность, Пеньковский справедливо полагает, что семантически такие и подобные им пометы основаны не на физических, а на ментальных действиях, т.е. на самом деле подразумеваются умаление и преувеличение. Из всего вышесказанного автор делает вывод о том, что пара "ментальное-физическое" является категориальной. По мнению Пеньковского, "ей принадлежит одно из центральных мест в семантической системе современного русского языка и важнейшая роль в ее историческом и продолжающемся развитии" (с. 80).
В статье "К изучению степеней качества прилагательных, наречий и предикативов" рассмотрено образование наречий с приставкой во- и суффиксом -оват- и образование предикативов по модели во-...о и во-...ь. Данные дериваты встречаются во вторично-предикативной функции в усложненном предложении.
Вторая часть книги посвящена семантике имен собственных. Эта проблематика близка А.Б.Пеньковскому и на ограниченном историческом материале отражена в его книге "Нина". В статье "Русские личные именования, построенные по двухкомпонентной модели "имя + отчество", рассмотрены типично русские способы называния. Автор пишет: "Есть основания считать, что двусловные именования лица типа Иван Иванович, Марья Петровна и т.п., обладая целостностью номинации, занимают промежуточное положение между словосочетаниями (с аппозитивным определением-приложением) и составными словами, причем обнаруживают тенденцию к превращению в составные слова" (с. 313). Со словосочетанием их сближает способность каждого из элементов к самостоятельному употреблению, связь между их компонентами можно охарактеризовать как согласование, кроме того каждый из элементов может эллиптироваться. С другой стороны, обнаруживаются черты, сближающие данные именования с составными словами: компоненты раздельны и способны к самостоятельному словоизменению, тем не менее способны сливаться в одно целое с утратой склонения первого элемента Иван-Петровича. Комплекс способен выступать в качестве производящей основы притяжательных прилагательных: Иван-Петровичев. Кроме того на базе именования имя + отчества или стяжения образуются аббревиатуры: Николай Николаевич - Ник Ник - Эн Эн. По мнению Пеньковского, данные словосочетания обладают фразеологической природой. Далее автор рассматривает "несовпадающие" с разными именем и отчеством и "совпадающие" модели с одинаковыми первым и вторым компонентами. Последние Пеньковский называет таутонимами.
Статья "Русские персонифицирующие именования как региональное явление языка восточнославянского фольклора" посвящена именованиям персонажей повествовательного фольклора. Именования персонажей "демонстрируют роль олицетворения как принципа мифологического и мифопоэтического понимания устройства мира и содержательной ... организации его описаний" (с. 370). Ряд наименований находится "между" классами собственных и нарицательных имен: старик, месяц, князь.
В третьей части Пеньковский анализирует разнообразные языковые явления: написание топонима Расея и его семантику, слоговую сегментацию речи и фразу Фомы Опискина "Я знаю Русь, и Русь меня знает".
О.Е.Фролова (Москва)
Лагутина Т.М., Щуко Л.П. Деловое письмо. Справочник. - Изд. 2-е. - СПб, Издательский дом Герда, 2004. - 432 с.
Развитие рыночных отношений в России предъявило более высокие требования ко всем формам делового общения и, в частности, к их документированию. Новые тенденции в практике русского делового письма привлекли внимание лингвистов. Результаты исследований особенностей современного официально-делового стиля отразились на страницах учебников и в специальных изданиях. Например, в справочнике-практикуме "Культура устной и письменной речи делового человека" (2002), в учебном пособии Л.А. Веденской, Л.Г. Павловой и Е.Ю. Кашаевой "Русский язык и культура речи" (2003), в пособии по русскому языку Г.Т. Кутузова, Чэнь Янмей, Н.В. Анисина "Изучаем язык контрактов" (2004) и др.
Обобщающим научным трудом в этой области следует признать справочник Т.М. Лагутина и Л.П. Щуко "Деловое письмо". В справочнике можно быстро найти сведения по правовому регулированию в Российской Федерации, использованию языка для деловой переписки, организации архивного дела. Подробно рассмотрены реквизиты делового письма, как элементы, необходимые для придания ему юридической силы, приведены многочисленные примеры составления текста с точки зрения правил делового этикета и грамматических норм письменной речи.
Справочник отличается довольно сложной структурой. В нем выделены 4 больших раздела: 1) "Организация деловой переписки"; 2) "Требования, предъявляемые к тексту деловых (служебных) писем"; 3) "Языковые средства выражения"; 4) "Приложение". Внутри них представлен обширный материал деловой корреспонденции, справочные таблицы, нормативные правовые акты и др.
Отдельные главы первого раздела дают представление о деловом письме как документе, о праве собственника информации, о праве граждан и организаций на доступ к информации о них и др. Здесь же разъясняются основные понятия, применяемые в делопроизводстве при работе с информацией (владелец сертификата ключа подписи, государственная тайна, гриф секретности и др.).
Во втором разделе дана классификация переписки, включая служебные и официальные письма. В свою очередь, выделены виды деловых (служебных) писем, связанных с передачей информации (информационное письмо, сопроводительное письмо, циркуляционное письмо и др.), с передачей указаний и т.д. Наряду с ними выделены и коммерческие письма (коммерческий запрос, письмо-предложение, письмо-презентация и др.). Есть в этом разделе и глава, посвященная оформлению деловых писем за рубежом. В плане составления делового текста указаны психологические особенности переписки, логичность и последовательность изложения.
Весьма разработанным в научном отношении представляется третий раздел. Здесь говорится о выборе слова по его значению и его стилевой принадлежности, включая нейтральные слова, разговорно-просторечные, заимствованные, профессионализмы. Основательно рассмотрены устойчивые словосочетания и их виды (клише, фразеологизмы и др.), порядок слов в словосочетаниях и предложениях. Отмечены ошибки смыслового и стилистического характера, которые могут быть связаны с употреблением синонимов, паронимов, терминов и канцеляризмов, с плеоназмом, тавтологией, синтаксической омонимией.
В "приложении" можно познакомиться с образцами самых различных современных документов (Конституция Российской Федерации, Указы президента Российской Федерации и др.)
Справочник "Деловое письмо", безусловно, интересен не только в информационно-содержательном отношении, но и полезен в практическом. Его можно использовать при углубленном изучении русского языка, особенно теми, кому предстоит работать в широкой и быстроразвивающейся области экономических отношений.
В. Филиппов (Москва)
Об учебном комплексе по русскому языку "Восток" для студентов филологических вузов Китая (Пекин, 2003)
В китайской русистике долгие годы существовал дефицит в современных учебных пособиях, облегчающих коммуникативную и социокультурную направленность процесса обучения языку.
К счастью, за последние годы недостаток в современных средствах обучения постепенно ликвидируется, примером чему является учебный комплекс "Восток" в восьми частях, рассчитанный на полный курс обучения языку.
Комплекс рассчитан на 4-х летний срок обучения в филологических вузах Китая. Первые четыре части учебника используются на начальном этапе (1, 2 курсы) в рамках базового уровня владения языком. Следующие 4 части используются на продвинутом этапе (3,4 курсы) и обеспечивают владение русским языком в рамках профессионального уровня, дающего возможность преподавать русский язык в школе. Для совершенного владения языком предусматривается повышение квалификации в российских вузах, что обеспечивает возможность преподавания языка в вузе. С этой целью используются учебные пособия по русскому языку, изданные в России.
Комплекс строится по тематическому принципу. В нем представлены следующие темы: "Бытовая жизнь", "Культура и искусство", "Общественно-политическая жизнь", "Студенческая жизнь", "Литературные произведения", "Отдых и путешествия", "Знакомство", "Мечта и отношение к жизни", "Транспорт и сообщение", "Жизнь человека", "Праздники и обычаи", "Природа", "Спорт", "Увлечения", "Наука и техника", "Биография замечательных людей", "Здоровье". По каждой теме дается программный лексико-грамматический материал, который должен быть усвоен с помощью системы упражнений, разработанных авторским коллективом.
Так как комплекс имеет коммуникативную направленность, то в нем предлагаются упражнения как на овладение средствами общения (усвоение фонетического, лексико-грамматического материала),так и на овладение речевой деятельностью (т.е. формирование навыков и умений аудирования, говорения, чтения, письма ).
Анализ лексического аспекта учебного комплекса "Восток" для филологических факультетов вузов Китая позволяет отметить его достоинства, некоторые недостатки и сформулировать предложения по усовершенствованию комплекса.
Как известно, лексика, как и фонетика и грамматика, является составляющим элементом системы языка, его строительным материалом.
Учебник является главным средством обучения иностранному языку, поэтому важно его лексическое наполнение. В учебнике "Восток" лексика подобрана в соответствии с поурочным тематическим содержанием. Подбор слов к каждому уроку по определенной теме включает наиболее употребительные в русском языке лексические единицы. Значение слов и особенности их употребления раскрываются в речевых ситуациях. Мы считаем такой подход к обучению наиболее эффективным: во-первых, учащиеся запоминают слова в языковом контексте, во-вторых, развивается языковое чутье обучаемых, в-третьих, им легче понять особенности функционирования лексического материала в различных языковых ситуациях, реальном общении. Этот путь обучения способствует лучшему усвоению лексических единиц.
В учебнике "Восток" при отборе лексики учитывались не только актуальность тем, но и грамматический материал, страноведческие темы.
Кроме того, для развития у учащихся самостоятельности, составители обращают особое внимание на работу с лексикой. Например, в 3-ей и 4-ой частях нет словаря к каждому уроку, однако добавлены предтекстовые задания для тренировки речевых навыков. Таким образом, в процессе выполнения предтекстовых заданий уделяется внимание самостоятельной работе над словом, анализу лексики. Однако то, что в учебнике "Восток" нет словаря к каждому уроку, на наш взгляд, всё же заметно затрудняет работу учащихся. В учебнике "Восток" представлено большое количество языковых упражнений, направленных на усвоение грамматического материала. Мы считаем, что анализируемые учебники перенасыщены теорией. Учебники излишне грамматизированы. Однако учебные материалы, отражающие функционирование в речи частоупотребительных словосочетаний, вполне уместны.
Ещё несколько замечаний:
а) некоторые слова в учебнике слишком устарели, в реальной жизни они редко используются. Например, гоминьдановский, гвардеец, Союз Советских Социалистических Республик и т.п. Такие слова без сомнения можно исключить. Они не связаны с жизнью и мыслями студентов, встречаются редко, поэтому мы рекомендуем уменьшить количество устаревших и специальных слов, добавить слова и словосочетания, которые тесно связаны с нашей жизнью и с современностью, например такие новые слова, как сеть, компьютер, мультимедиум, игровой автомат, видеоигра, игровой диск, мышь, быстрая еда, плоский прямоугольный экран, клонирование и т.д.
б) В учебнике "Восток" много слов, которые не входят в лексический минимум. С одной стороны - это плюс (требует самостоятельной работы со словарём), с другой - минус (отнимает время).
Ещё замечание: учебник насыщен неадаптированными художественными текстами, которые не учитывают уровень начального этапа и профессиональные интересы студентов. Итак, для эффективного усвоения программного материала, нам думается, в дальнейшем, при переиздании комплекса необходимо отчасти пересмотреть содержание и структуру учебно-методического комплекса с лингводидактических позиций.
Люй Вэньхуа (Китай)
Учебник "Русский язык в движении" (Рим)
Учебники и учебные пособия по русскому языку для иностранцев, отражающие современную языковую картину со всеми заимствованиями, новшествами, особенностями эпохи, сегодня нужны, как никогда.
Именно поэтому учебник "Русский язык в движении", вышедший в Италии в издательстве Bulzoni (серия "Прикладная лингвистика"), чрезвычайно актуален. Его автор Валентина Бенини - профессионал высокого класса. Профессор Бенини преподает русский язык и литературу на философско-филологическом факультете университета Рим-3. Ее перу принадлежит множество работ по лингвистике, по проблемам историографии, методике перевода с русского на итальянский. Она хорошо знакома и с педагогической практикой.
Каждый язык - явление динамичное, меняющееся. По мнению автора книги, с 1989 года открылся новый этап в развитии русского языка, связанный прежде всего с горбачевской перестройкой. Новые социальные условия ввели в русский язык большой объем новой лексики. Опираясь на теорию вопроса языковой нормы, автор выделяет факторы, влияющие на изменение языковых норм в русском языке.
Новый учебник отражает
- Социолингвистическую картину современного языка и нормы;
- Эволюцию грамматики в ее основных тенденциях, проиллюстрированную наиболее типичными примерами;
- Эволюцию лексики с точки зрения семантики и интеграции среднеевропейских стандартов и англо-американизации; отражая специфику русской культуры, которая определяется как евроазиатская.
Параллельно автор приводит и анализирует наиболее типичные ошибки словоупотребления (примеры взяты из российской прессы), что несомненно поможет всем, кто совершенствует свои знания русского языка.
В обширном приложении приводится составленный автором словарь новых слов, в который включены 43 лексические единицы - от "андерграунда" до "чернухи" с производными словами и примерами словоупотребления (то есть каждое слово представлено в контексте). Примеры взяты из "Литературной газеты", которую автор основательно проштудировал за 1990-2002 гг. и выбрал наиболее характерные и яркие примеры.
С.Бережкова (Россия)
Логоэпистема как след культуры в языке (с позиций монгольского филолога, преподавателя русского языка)
Мы живем в мире текстов. Нельзя не согласиться с Костомаровым В.Г и с Бурвиковой Н.Д в том, что русские тексты, звучащие по телевидению, радио, напечатанные в газетах и журналах, стали непонятными для иностранцев, т.е чтение и понимание их фактически является разгадыванием. Это можно объяснить тем, что современный русский текст создается в условиях карнавализации общественно - культурной жизни, освобожденной от долгого стеснения, либерализации языка, разрушения многоязыковой системы в рамках ''погорячевшей культуры''. ( Бурвикова, Костомаров, 1996).
Многие живые языки стран бывшего социализма пестрят английскими или англо - гибридными словами. (С. Галсан, 2003, с 5)
Убедительным примером вышесказанных точек зрения является следующий кусок речи: ''Желаем вам счастья в менеджменте, хорошего семейного консенсуса и плюрализма в личной жизни! И чтобы у вас никогда не было стагнации, а наоборот, презентации по всем статьям! Крепкого вам имиджа в труде, красивого фейса и отличного спонсора в быту. Короче, отличной вам альтернативы в семейной жизни''.
Этим текстом иллюстрируется положение, согласно которому язык легко подвергается культурному, экономическому и политическому влияниям. Употребление английских слов в речи стало модой, а это требует качественно новых ориентаций в языковом образовании.
Книга В.Г.Костомарова и Н.Д. Бурвиковой ''Старые мехи и молодое вино'', которая адресована всем любителям русского слова, может стать ключом к разгадыванию загадок - понимания современных русских текстов.
Название этой книги (тоненькой, однако ёмкой по содержанию) привлекло внимание автора данной статьи. За этим не стандартным, к тому же имеющим глубокий смысл, названием представлен большой вертикальный контекст.
Авторы констатируют, что состояние русского литературного языка, точнее, его речевое использование, оказалось в конце ХХ века таким не стандартным, что грозит отразиться на самой системе.
Русский язык меняется в согласии со своими законами, но анормально быстрыми темпами. Совершенно очевидно, как утверждают авторы этой книги, что современные читатели газет, журналов, художественной литературы все время сталкиваются с американоманией и просторечно - жаргонно-сниженным, цинично- ироничным отношением к жизни, зафиксированным в текстах.
Авторы рассматривают проблемы, касающиеся арготизации и варваризации, т.е. частое употребление иностранных, в том числе английских слов: консенсус, саммит, сэконд - хэнд, т.е. согласие или соглашательство, встреча в верхах, из вторых рук - это не просто желание уйти от привычного, но, видимо, и сознательное желание замаскировать новое неприятное (секвестр, скажем, звучит мягче, чем сокращение, путана заманчивее гулящей девки, киллер не так страшно, как убийца).
Общим признаком демократической прямоты, открытости той самой гласности, которая отпела закрытость, засекреченность тоталитаризма и воспела ''новое мышление'', стало обращение к простым, грубым, даже полуприличным словам и оборотам. Эйфория освобождения от осторожности в выборе выражений ведет к небрежности и просторечию, сюда же устремляется и ранее даже не подцензурная, а в литературном обиходе неприкасаемая тематика секса, преступности, наркомании. Карнавал все же лишь видимость обновления, ибо он отталкивается от известного (от старых мехов!), но пытается переосмыслить, переоценить, высмеять его (т.е. влить в них молодое кислое вино). (Костомаров В.Г,Бурвикова Н.Д, 2001,с. 9)
Как сказано во введении ''Старых мехов и молодого вина'', интерес к явлениям языка и культуры возник, по крайней мере, по двум соображениям.
Первое: языковые игры, которые ранее осуществлялись в пространстве художественного текста, вдруг стали реализовываться повсеместно, и в особенности - в языке средств массовой информации, где наблюдается искаженное цитирование, царит общий дух травестирования, ''ради красного словца'' не жалеется ничего.
Второе: разноплановые единицы, на основе которых реализуется языковая игра, соответственно стало желательным упорядочить в аспекте терминологическом, что значит - в сущности - проанализировать само явление, выявить его категориальные признаки.
Авторы данной книги предлагают для обозначения таких единиц термин ''логоэпистема'' (логос (греч) - слово, эпистема (греч) - знание). Исходя из этого, логоэпистема - это знание, хранимое в единице языка. (Термин появился на конференции "Россия и Запад: диалог культур". МГУ им. М.В.Ломоносова, ноябрь 1995, в докладе Костомарова В.Г и Бурвиковой Н.Д).
Логоэпистема - единица, которая рассматривается одновременно на уровне языка и культуры. К логоэпистемам относятся разноуровневые лингвострановедчески ценные единицы: слова - понятия - Москва, Обломовщина; словосочетания - ''Герой нашего времени''; крылатые слова - ''Москва не сразу строилась; фразеологизмы - ''Все дороги ведут в Рим''; цитаты - ''Грубо говоря, но мягко выражаясь''; прецедентные тексты - ''Не виноватая я''; говорящие имена и названия - Фамусов, Молчалин, Скалозуб и т.д., текст без которых абсолютно не интересен, даже скучен.
По мнению авторов термина, антропологическая парадигма лингвистики конца XX века рассматривает эти единицы как отраженные в сознании и закрепленные в языке элементы объективной культурной реальности. Причем за каждой из таких единиц стоит некоторый когнитивный смысл, некоторое знание, некоторая информация, "зачастую оформленные как текст". (Костомаров В.Г, Бурвикова Н.Д. 2000). Например: логоэпистема "Чингис хан" имеет для монголов (монгольского народа) особый смысл, она как бы напоминает легендарного полководца, гениального человека, самого великого хана в истории Монголии, сумевшего объединить все монголоязычные племена в одно единое государство и т.д., однако для некоторых иностранцев, носителей других культур, она может давать другой ассоциативный ряд.
Поэтому, как считают авторы, логоэпистемы можно назвать символами чего-то стоящего за ними, сигналами, заставляющими вспомнить некоторое фоновое знание, некоторый текст, некоторую информацию; сама же логоэпистема представляется единицей усвоения лингвострановедческой информации; она является одной из единиц измерения языкового вкуса эпохи (Костомаров В.Г, Бурвикова Н.Д. 2000).
Логоэпистемой может даже стать одно простое слово, в чем заключается особенность этого термина. Например, слово "тансаг" при толковании в монголо-русском словаре означает 1. а) удовольствие, приятность; б) радость; в) чудо, диво; 2. а) приятный, вкусный: тансаг амт- приятный вкус; тансаг идээ-деликатес, изысканное кушанье, тансаг унэрт - благоговейный, ароматный, душистый; б) радостный: тансаг уг - приятное радостное слово; в) прекрасный, чудный, дивный, восхитительный, замечательный; г) достопримичательный.
Логоэпистема рассматривается как категория, соприкасающаяся с языковой и культурной сферами. С точки зрения лингвистики, логоэпистема:
а) характеризуется отнесенностью к конкретному языку;
б) является указанием на породивший ее текст или ситуацию;
в) в процессе коммуникации может видоизменяться в пределах сохранения опознаваемости (в этом случае она приобретает текстообразующую силу)
г) в процессе коммуникации не создается заново, но возобновляется.
С точки зрения культурологии, логоэпистема:
а) характеризуется наполненностью некоторым знанием культурного характера;
б) семиотична и символична, поскольку является элементом системы знаков и символов, используемых обществом ;
в) герменевтична, так как для ее понимания требуется соотнесение с иными текстами как артефактами культуры;
г) дидактична, так как овладение ею возможно в процессе получения образования в смысле "врастания в культуру".
Таким образом, логоэпистема - это языковое выражение закрепленного общественной памятью следа отражения действителььности в сознании носителей языка в результате постижения (или создания) ими духовных ценностей отечественной и мировой культур. (Костомаров В.Г, Бурвикова Н.Д. 2001, С. 39).
Люди перестали бояться словесной игры, а именно она лежит в основе преобразования логоэпистем. То, что раньше цитировалось серьезно, теперь может цитироваться иронически, особенно рекламоносителями.
Карнавал! В старые мехи постоянно наливается молодое вино… (Старые мехи и молодое вино, 55).
Авторы рассматривают предлагаемый ими термин не только с теоретической стороны, но и с методической точки зрения, поскольку логоэпистемы создают большие трудности для иностранных студентов, изучающих русский язык. Доказательством этого является пособие "Читая и почитая Грибоедова", которое может использоваться в качестве настольной книги (словаря) по Грибоедовским логоэпистемам для тех, кому важно, чтобы окружающие оценили литературную эрудицию собеседника.
Автор данной статьи полностью поддерживает мнение о том, что невладение логоэпистемами - это низкая речевая культура. Без логоэпистем нет науки риторики, так как употребление в речи пословицы, афоризма, крылатого слова, говорящих имен, цитаты украшает речь, делая ее живой, выразительной и убедительной.
Литература
- Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. В поисках новых путей развития лингвострановедения: концепция речеповеденческих тактик. М., 1999.
- Галсан С. Языки в век глобализации / Проблемы и перспективы преподавания русского языка в Монголии. Доклады и сообщения конференции. Улаанбаатар., 2003.
- Душенко К.В. Словарь современных цитат. М.: Эксмо, 2003.
- Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: УРСС, 2002. = 261с.
- Костомаров В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа. Изд. 3-ье, М., 1999.
- Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Старые мехи и молодое вино. Из наблюдений над русским словоупотреблением конца XX века. - СПб.: Златоуст, 2001, - 72с.
- Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Читая и почитая Грибоедова. М., 1998.
- Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Так тексты становятся прецедентными // Русский язык за рубежом, 1994, № 1.
- Монгольско-русский словарь. Отв. ред. Лувсандэндэва. А. Гос. Изд-во иностранных и национальных словарей. М., 1957. - 715с.
Дашхуу Баясгалан (Монголия)
Н.И.Гайнуллина. Языковая личность Петра Великого. Опыт диахронического описания. - Алматы, Казахский университет, 2002.
Проблема языковой личности является актуальной для современной лингвистики. Антропоцентрический подход позволяет, учитывая языковые, культурно-исторические, социальные, психологические факторы, получить представление о вкладе Петра Великого в историческую судьбу русского литературного языка ХУШ века. Через конкретную языковую личность императора можно переосмыслить происходившие в Петровскую эпоху процессы, происходившие в языке того времени.
Автор описывает эпистолярное наследие Петра Великого, многосторонне анализируя его в разных аспектах: историко-лингвистическом, типологическом, функционально- и индивидуально-стилистическом. Языковая личность Петра рассматривается на тезаурусном и прагматическом уровнях.
В дискурсивной деятельности императора отражается его знание о мире, отношение к окружающей действительности, эмоции, оценки. Словесная игра, афоризмы, каламбуры, сравнения, библеизмы, фразеологизмы, пословицы, поговорки, отмечаемые Н.И.Гайтуллиной в текстах писем Петра Великого, приближают стилистику его писем к стилистике художественной речи.
Языковая личность Петра, виртуозно владевшего словом, по справедливому мнению автора, ярчайшее явление своего времени. Военная и бытовая сферы жизни и деятельности царя определили его индивидуальные взгляды на мир, нашедшие выражение в серии лингвистических приемов репрезентации при текстообразовании. Образная сеть картины мира Петра дает возможность отнести его к носителям языка, обладающим поэтическим типом мышления.
Автор монографии утверждает, что политика и языковая стратегия Петра и других лучших представителей нарождавшейся русской науки в какой-то степени подготовили появление новой художественной литературы.
Анализ коммуникативной деятельности Петра Великого позволяет утверждать, что русский литературный язык в то время представлял уже сложившуюся систему вербальных средств, которая могла довольно свободно варьироваться в зависимости от жанра письменного памятника и субъективных возможностей конкретной языковой личности.
Историки русского языка, специалисты-культурологи, преподаватели вузов, аспиранты, студенты найдут в монографии Н.И.Гайтуллиной много интересного и полезного.
Н.Д.Бурвикова (Москва)