Geum.ru

Ф. В. Ростопчина в 1801-1812 гг



СодержаниеИтого 90 623 693. 98 180 394 693. 29 16 020 176 13 874 598
Подобный материал:

1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15


Итого 90 623 693. 98 180 394 693. 29 16 020 176 13 874 598



14 ноября Ивашкин доносил Ростопчину, что улицы усеяны множеством трупов людей и лошадей. В госпиталях и прочих зданиях обнаружено множество раненых и больных военнослужащих, как русской, так и французской армий, которые сильно голодали. В Москве ощущался значительный недостаток продовольствия.1

В данной ситуации перед генерал-губернатором стояли несколько первоочередных задач: прекращение грабежей и беспорядков со стороны московского простонародья и подмосковных крестьян; организация снабжения городского населения, раненых, военнопленных и воинских частей продовольствием; уборка трупов с улиц и предотвращение эпидемий; наконец, размещение казенных ведомств и бездомных горожан по оставшимся в целости зданиям. Решение каждой из указанных задач было непростым делом. Ежедневно в город съезжались сотни крестьян из подмосковных деревень, которые пользовались отсутствием власти для обогащения. Временно исполнявший должность полицмейстера майор Гельман сообщал Ростопчину, что при входе русских войск, город еще горел, повсюду грабили. К 15 октября все пожары были потушены, а за различные преступления были задержаны более 600 и арестованы 200 человек.2 На предотвращение грабежей и волнений был направлена изданная 20 октября афиша, в которой говорилось: «…Неужели вам хочется попасть в беду?… Ведь опять и капитан-исправники и заседатели везде есть на месте. Гей, ребята! Живите смирно, да честно; а то дураки, забиячные головы кричат: «Батюшка, не будем!»3

13 октября Ростопчин направил Ивашкину секретное предписание: собрать сведения о лицах, сотрудничавших с французами и посадить их под караул; сосчитать число жителей и раненых французов, оставленных в городе; осмотреть и взять под охрану собранные неприятелем запасы хлеба; принять меры против дальнейшего разграбления.1 В тот же день он приказывает обер-полицмейстеру принять под охрану все казенные здания и заведения, а также оставшиеся без присмотра частные дома.2 18 октября генерал-губернатор поручает Ивашкину собрать сведения о домах, охранявшихся неприятелем, найти все собранное им имущество, потребовать от населения сообщать об имеющихся в Москве военнопленных.3

Вопрос выявления лиц, сотрудничавших с французской военной администрацией, не являлся простым делом и привлекал внимание как правительства, так и военного командования. Сразу же после ухода неприятеля из Москвы Кутузов послал на имя генерал-губернатора запрос, сколько всего жителей оставалось в городе во время оккупации? В ответном письме Ростопчин сообщил, что при вступлении неприятеля в город насчитывалось не более 10 тысяч, а при выходе около 3 тысяч.4 Тем не менее, долгое время эти цифры вызывали споры. Так, Богданович называл уже 40 тысяч, Бестужев Рюмин все 50.5 Долгое время число москвичей в оккупированном городе произвольно колебалось в зависимости от цели того или иного автора. Французы его значительно увеличивали, русские уменьшали. Так Бестужев-Рюмин, оставшийся в Москве, несомненно, был заинтересован в уменьшении собственной вины.

Для установления истины в 1973 г. А.Г. Тартаковским были проведены статистические расчеты предполагаемой численности горожан оставшихся в Москве, которые показали, что русское население после пожара составляло не более 6500 человек. Учитывая, что во время пожара бегство из города продолжалось, автор статьи заключил, что цифра в 10 000, названная Ростопчиным, соответствует реальности.6 На основе тех же статистических данных Тартаковский убедительно опроверг мнение, будто в Москве преимущественно оставалось простонародье, а дворяне и чиновники практически полностью покинули город. Так только в 11 частях Белокаменной оставались 150 дворян и чиновников, среди которых были князья, действительные статские советники, генералы, богатые помещики.1

В оккупированном городе французами была предпринята попытка осуществления законности и порядка, для чего из местных жителей создавалось городское управление, разделенное на шесть отделений. В задачу управления входили: закупка провианта, размещение войск по квартирам, содержание улиц, дорог и мостов, очищение улиц от трупов, освещение города, наблюдение за порядком и тишиной, совершение правосудия, надзор за госпиталями, контроль за богослужениями, пособие нуждающимся жителям. Управление состояло из председателя-интенданта, городского головы, его товарищей, членов, секретаря и казначея. Комиссары полиции и их помощники подчинялись полицмейстеру. Кроме названных, при управлении работали переводчики, особые чиновники по закупкам продовольствия и для секретных поручений. Конечно, французы предпочитали иметь дело с добровольцами, но как показало расследование, сознательно поступивших на службу было немного, большинство же оказалось в управлении «по слабости духа и покорилось неволе и праву сильного».

12 октября в Москву вошли части Иловайского и Бенкендорфа. Сразу же по приказу последнего майор Гельман, исполнявший должность полицмейстера, арестовал бывшего городского голову купца Находкина, у которого были обнаружены списки всех чиновников французской администрации. С них немедленно были взяты объяснения и подписка о невыезде. Кроме того, за ними был установлен полицейский надзор. Только уже упоминавшийся Бестужев-Рюмин успел скрыться из города.1 Уже к 14 ноября все они были арестованы обер-полицмейстером.2 Дома и имущество арестованных были конфискованы в казну.

По императорскому указу от 9 ноября 1812 г. была создана комиссия для расследования деятельности французской администрации. В нее вошел и Ростопчин. 3 декабря комиссия открыла свое первое заседания, а уже 16 февраля 1813 г. в министерство юстиции было представлено ее заключение. Всего к различным наказаниям было приговорено 87 человек. Бестужева-Рюмина, проживавшего в одном доме с адъютантом Наполеона, имевшего на воротах надпись «жилище товарища городского головы», носившего красную перевязь, бежавшего вместе с французами и, кроме того, виновного в утрате экономической суммы вотчинного департамента, велено было на службу не принимать и никакого пенсиона не платить.3 Тем не менее, все указанные 87 человек были помилованы Высочайшим манифестом от 30 августа 1814 г., в день, когда Ростопчин был освобожден от должности московского генерал-губернатора.

Прибыв в Москву, Ростопчин ужаснулся от увиденной картины. Практически весь город превратился в пепелище. О бывших домах напоминали лишь одиноко стоящие печные трубы. Всюду валялись трупы людей и лошадей. Не меньшее беспокойство представляли и наспех организованные французами кладбища.4 Оставались не захороненными и погибшие в Бородинском сражении. Поэтому первоочередной задачей для генерал-губернатора стало их захоронение. Ранее полковник Бенкендорф организовал воинские похоронные команды из числа ополченцев. Ростопчин отменил этот приказ, полагая неверным использование для опасной работы солдат, и направил для этой цели пленных.1 Согласно императорскому рескрипту Ростопчину предлагалось тратить на захоронение любые суммы и взять его под особый контроль.2 Трупы лошадей вывозили за пределы города и сжигали, людей хоронили в братских могилах. Подверглись перезахоронению и трупы, закопанные в неглубоких могилах.

О размахе проведенных работ свидетельствует отчет обер-полицмейстера от 13 апреля 1813 г.3 Согласно ему было захоронено 11827 человек и 12576 лошадей.4 Кроме того, в Москве было сожжено более 23 тысяч мертвых тел, а на Бородинском поле 58 360 человеческих и 32 765 конских трупов.5

Дом главнокомандующего на Лубянке уцелел и был разграблен лишь частично. Существовала версия, что французы боялись входить в него, так как полагали, что «варвар» Ростопчин заминировал свое жилище. Но имелась и другая версия, будто Наполеон специально приказал не трогать дом на Лубянке, чтобы впоследствии вызвать этим недовольство москвичей, потерявших свое имущество. Ростопчин не хотел оставаться в стороне от нужд бездомных горожан, поселив в одном из флигелей беднейших жителей среди которых большинство составляли чиновники московской администрации.6

Меры, предпринятые генерал-губернатором, способствовали нормализации городской жизни. Сам факт его возвращения был положительно воспринят москвичами, которые начали возвращаться на прежнее место жительство, и вскоре их число увеличилось до 6 тысяч.7 В первом после ухода французов номере «Московских ведомостей» было опубликовано следующее обращение к москвичам: «Наконец, благодарение Всевышнему! мы вновь начинаем дышать свободою. Враг человечества, упившись кровию невинных, с адскою в сердце злобою оставил древнюю нашу столицу, и каждый из нас за попечительным о благе нашем Правительством занимается теперь беспрепятственно отправлением дел своих. Храмы Божии частью уже отверсты и пастыри духовные невозбранно священнодействуют в них, воссылая теплые молитвы о спасении Отечества перед алтарем Царя и Владыки всех тварей. Гражданское начальство, утвердив по-прежнему пребывание свое между нами, ищет по возможности отереть слезы несчастных, вводя повсюду надлежащий в вещах порядок. Земская полиция старается обезопасить сообщение наше с другими городами, и мы ежедневно видим старых своих сограждан, кои по усердию своему ко Святым Угодниками Московским, не смотря на разорение и опустошение древнему сему граду причиненное, стекаются мало помалу со всех сторон на прежние свои жилища, а хлебородные наши провинции присылают к нам без всякой опасности, разного рода земные свои произведения, и не смотря на то, что за месяц пред сим многие семейства боялись умереть голодной смертию, теперь открылось изобилие во всех вещах к продовольствию человека нужных…».1

Впрочем, многие москвичи, вернувшись обнаружили, что их дома уничтожены, а имущество разграблено. Положение было до того критическим, что привлекло внимание императора. Согласно рескрипту Александра I от 11 ноября 1812 г. Ростопчину предписывалось «…немедленно приступить к призрению и к поданию нуждающимся всевозможной помощи», причем о наиболее пострадавших полагалось сообщать непосредственно царю.2

По приказу генерал-губернатора при приказе общественного призрения учреждалось особое отделение, которое принимало всех «кои лишены домов своих и пропитания», а москвичам, имевшим жилище назначалось пособие в размере 25 копеек в день для чиновников и 15 копеек для разночинцев. Для получения выплат необходимо было взять у частного пристава справку об утере имущества.1 Были предприняты усилия и по обнаружению разграбленного имущества. Согласно распоряжению Ростопчина обер-полицмейстером Ивашкиным 1 ноября 1812 г. было приказано сносить все обнаруженные и изъятые краденые вещи в Танцевальный дом.2 Горожане имели право заявлять свои права на эти вещи в течение 3 месяцев,3 по истечении которых их предполагалось продать. Туда же сносились и вещи иностранных подданных живших до войны в Москве и бежавших вместе с отступающей армией. По приказу графа все их магазины и, в том числе, принадлежавший Обер-Шальме были проданы с аукциона.4 От продажи имущества бежавших было выручено 34892 рубля 24 копейки,5 которые были направлены на выплаты пострадавшим. Ростопчин также имел сведения, что у подмосковных крестьян скопилось большое количество награбленных в Москве вещей, которые «гниют и пропадают напрасно от страха тех, коим они принадлежат, что с ними поступлено будет как с ворами», и поэтому просил у императора разрешения на свободную продажу этого имущества,6 что и было позволено. Тем не менее, споры по поводу разграбленного имущества отнимали у генерал-губернатора много времени. Прежние собственники, обнаружив у кого-либо принадлежавшую им вещь, зачастую обращались непосредственно к нему. Поэтому граф установил правило, что все вещи, приобретенные с сентября по ноябрь 1812 г., признавались в собственности их последнего владельца.

Еще одним важным делом для московской администрации являлся сбор оставшегося после окончания боев оружия. Чтобы стимулировать население к его сдаче, согласно императорскому указу от 26 ноября 1812 г. предлагалось сносить его в церкви, где за ружье или пару пистолетов выплачивать 5 рублей, а за пушку – 50.1

С конца 1812 г. по инициативе Ростопчина в Московской губернии начался сбор сведений о действиях крестьянских отрядов против французов, позже эти сведения публиковались в московских и петербургских газетах. Когда император повелел наградить наиболее отличившихся крестьян, генерал-губернатор собрал старост подмосковных деревень, в присутствии которых были вручены награды.

Жизнь в городе постепенно восстанавливалась. Несмотря на медленное возвращение в Москву дворян, купцы вскоре заново отстроились. К концу декабря 1812 г. в Москве насчитывалось уже более 70 тысяч жителей. А к началу следующего г., по оценке Ростопчина, в Москве жило не менее 100 тысяч человек.2 13 декабря 1812 г. возобновила работу Головинская больница. Для возобновления торговли Ростопчиным было временно разрешено строительство временных деревянных лавок вокруг Китайгородской стены, для чего был засыпан, окружавший ее ров. Но уже 2 мая 1813 г. генерал-губернатор отдал приказ обер-полицмейстеру Ивашкину о сносе всех деревянных лавок в Китай-городе по причине восстановления Гостиного двора и Каменных рядов.3 Однако 31 мая он вновь разрешил в них торговать при условии взноса в пользу беднейших жителей. Всего было собрано 24 540 рублей.4 Только 4 декабря был отдан окончательный приказ о сносе временных лавок.5 К концу декабря 1812 г. в Москве возобновили работу практически все присутственные места, возобновлена почтовая служба.

Важнейшей задачей для генерал-губернатора стало восстановление лежавшей в руинах Москвы. Следует отметить, что пожар предоставил редкую возможность перестроить столицу согласно представлениям того времени о красоте и устройстве города, поэтому для такого творческого человека, каким был Ростопчин, это стало работой, занимавшей значительную часть времени. Взгляды о допожарной Москве граф изложил в специальной записке, датированной 29 июня 1813 г.: «Москва при начале застроения, не следовала постановленным правилам, потому что оные изменялись по воле начальствовавших в городе… Все наместники… постепенно более или менее, но портили без поправки план Москвы, или раздавая вновь места под строения, где им быть не долженствовало, или допуская строить вновь там, где должно было обветшалые строения уничтожать вовсе. К совершенному безобразию города, члены управы благочиния по строительной части, полицейские чиновники и сами архитекторы, терпели и позволяли застраивать улицы, переулки и, для собственных выгод, от небрежения и послабления, портили город».1 Ранее он писал Балашову о Москве: «…она слишком долго строена и много перепорчена, чтобы возможно было ее исправить».2

Работа по восстановлению города предстояла гигантская, поэтому для ее осуществления Александром I был направлен главный архитектор Царского Села В.И. Гесте. Ранее Гесте занимался проектированием южнорусских городов и составил для всех русских городов типовые планы улиц и площадей. Балашов писал Ростопчину 5 декабря 1812 г.: « Г.И. по уважению тому, что не все архитекторы имеют искусство хорошо составлять планы городам, а еще менее старинные города поправлять, положить изволил, чтобы отправить отсюда известного мастерством в сем деле архитектора, англичанина Гесте, в Москву, в повеление в.с. дабы он, руководствуясь приказаниями вашими, составил новый план сей столице, с сохранением всех тех зданий, которые вами признаны будут надобными оставить в теперешнем их виде и месте…».1 Архитектор Гесте, прибывший в Москву 9 февраля, сразу же занялся составлением генерального плана Москвы с указанием каменных зданий. К 7 июня его составление было завершено.

Сам Ростопчин оценивал затраты на восстановление Первопрестольной в 2 миллиона рублей.2 Он полагал, что 2000 домов никогда не будут выстроены из-за неимения средств у их хозяев.3 Одним из первостепенных мероприятий он считал создание кирпичных заводов, которые должны были обеспечить работой нуждающихся, а кроме того дать достаточно строительного материала. По предложению генерал-губернатора в Москве была образована Комиссия для строений в Москве. Положение 1775 г. об учреждении Каменного приказа, тщательно изученное графом, послужило образцом для создания нового документа, регламентирующего деятельность комиссии. 14 февраля 1813 г. Александр I прислал утвержденное «Положение»,4 согласно которому руководителем комиссии назначался главнокомандующий в Москве. В ее штате должны были состоять директор, советник, инспектор, архитекторы и другие необходимые чиновники, также на заседаниях был обязан присутствовать и обер-полицмейстер. Основными задачами комиссии являлись контроль за вновь возводимыми строениями, чтобы их строительство производилось по учрежденным планам, а также помощь неимущим москвичам. Комиссии разрешалось создавать на казенных землях кирпичные заводы, а, кроме того, предписывалось способствовать для их образования частными лицами. Предполагалось выделять по 1 миллиону рублей ежегодно в течение 5 лет для выдачи беспроцентных ссуд на строительство, которые могли выдаваться как деньгами, так и строительным материалом. По-прежнему запрещалось возводить деревянные постройки в центре города. Впрочем Ростопчин не был согласен с последним запретом, считая возможным строить хотя бы временно дешевые деревянные дома, однако его прошение не получило поддержки императора.1

Генерал-губернатору было поручена организация комиссии для строений. Однако император, занятый военными делами, долго не утверждал соответствующие бумаги. 26 апреля Ростопчин сетовал Балашову на отсутствие указа об учреждении штата комиссии, из-за чего было потеряно много времени.2 Соответствующий указ был издан лишь 11 мая 1813 г., ее руководителем был назначен друг Ростопчина князь М.Д. Цицианов.

Ростопчин представил для рассмотрения следующий план реконструкции Москвы.3 Так он выступал против сноса оставшихся в целости каменных строений, полагая, что это приведет к дополнительным затратам и недовольству москвичей. Генерал-губернатор предлагал создать новые площади: уничтожив лавки вокруг собора Василия Блаженного и засыпав ров возле него (Васильевский спуск); в Охотном ряду (Театральная), сломав несколько домов; возле Моховой улицы (Манежная), убрав лавки; у Красных ворот (площадь Красных ворот), разобрав сгоревший дом Татищева с усадьбой. Согласно его проекту следовало восстановить и украсить стену Китай-города, отведя вокруг нее места для новых лавок. Граф рассчитывал, что до конца 1813 г. будет восстановлено до 2000 домов.4

В свою очередь Гесте предлагал: снести лавки и ветхие строения вокруг собора Василия Блаженного; засыпать рвы между собором и Кремлевскою стеной и вокруг Китай-города, разбив на месте последнего бульвары; создать красивый фасад Охотного ряда, обращенный к Кремлю и Китай-городу; расширить с 15 до 20 сажен Моховую улицу; устроить площадь возле Петровского театра; проложить новую улицу от Тверской заставы до университета,1 и еще ряд новых магистральных улиц. Всего Гесте планировал создать 47 новых площадей.

Александр I, рассмотрев предложения Ростопчина и Гесте, утвердил план, предполагавший уничтожение и снос лавок на Красной площади и вокруг собора Василия Блаженного, земляных укреплений Кремля и Китай-города, а также домов вокруг Петровского театра и дворянского собрания с организацией на их месте новых площадей. Кроме того, утверждались проекты остальных площадей; планировалось создание бульваров на внутренней стороне Китайгородской стены и возле Кремля, если они не будут препятствовать движению. Для новых лавок отводилось место на новых площадях возле Китайгородской стены со стороны Белого города. Запрещалось новое строительство на месте бывшего Земляного вала и стены Белого города и предписывалось снести уже имеющиеся здания, предназначив эти места для отдыха москвичей.2

Московский генерал-губернатор не был полностью согласен с решением царя. Так он предлагал создавать лавки не на новых площадях, а пристраивать их к Китайгородской стене, чтобы сохранить свободное пространство. Также он выступал против предложенных Гесте новых улиц, так это потребовало бы сноса сотни больших каменных домов, что прибавило бы лишние затраты казне.3

Изучив одобренный царем план Гесте и снабдив его своими замечаниями, Ростопчин передал его 29 сентября 1813 г. Комиссии для строений для составления плана реконструкции Москвы. Комиссия рассмотрела полученные документы и к 13 февраля 1814 г. оформила общие выводы относительно них. Начальник Чертежной комиссии С.С. Кесарино выступил с острой критикой проекта Гесте, основными недостатками которой он называл большие затраты казны на покупку владельческих земель для создания новых площадей и компенсации за дробление и переустройство зданий и дворов изрезанных запланированными улицами. Многие улицы должны были прокладываться через возвышенности и овраги, по дворам, фасады старых зданий оказывались во дворе. Новые площади зачастую находились в малонаселенных районах города и потому были малопригодны для торговли.1 Поэтому комиссия добилась от Ростопчина распоряжения о составлении нового плана Москвы. Как отмечал П.В. Сытин,2 Гесте планировал до этого южнорусские города, располагавшиеся в степях, применяя в них линейную и шахматную систему планировки. Однако в Москве в силу исторически сложившейся радиально-кольцевой системы и непростого ландшафта, подобные методы были невозможны. Согласно новому проекту было отвергнуто 26 из 47 площадей, предложенных Гесте. 21 февраля 1814 новые предложения были направлены в Петербург, однако Александр I, находившийся в это время за границей и более занятый военными делами, долго не утверждал план, поэтому его реализацией занимался следующий генерал-губернатор Москвы А.П. Тормасов.

Период после освобождения Москвы стал для Ростопчина не только временем активной деятельности по восстановлению Москвы и городского хозяйства, но и тяжелым испытанием. Постепенно среди всех слоев московского общества распространилось отрицательное отношение к личности графа. Выше уже упоминалось, что генерал-губернатору приходилось разбирать имущественные споры горожан, его решения зачастую оставляли множество недовольных. Другим источником упреков стало распределение правительственной субсидии в 2 миллиона рублей, которое контролировалось лично Ростопчиным. Пособия выдавались не всем и весьма ограниченные. Еще одной непопулярной мерой стало его повеление взимать налоги с московских собственников за то время, когда Москва была оккупирована французами. Наконец, главной причиной недовольства была гибель домов и прочего имущества в грандиозном пожаре и из-за грабежей. Общественное мнение, сначала восторженно относившееся к пожару, со временем, когда стал спадать патриотический пыл, принялось искать непосредственного виновника оставления Москвы и гибели их собственности, и он вскоре был найден! Москвичи уже забыли, кто отдал приказ об отступлении без боя, Кутузов к этому времени уже оказался в пантеоне героев, поэтому вся ответственность была возложена на Ростопчина. Кто как не он убеждал москвичей в невозможности сдачи Москвы? Кто как не он призывал их не покидать город? Когда же среди населения европейских стран и России утвердилось мнение о Ростопчине как о поджигателе древней столицы, общественное мнение окончательно утвердило свой выбор.

22 февраля 1813 г. Лонгинов писал графу С.Р. Воронцову: «…У Ростопчина нет ни одного друга в Москве, и там его каждый день клянут все. Даже народ ненавидит его теперь в такой же степени, как был раньше им возбужден. Я получил сотни писем из Москвы и видел много людей, приехавших оттуда: о Ростопчине существует только одно мнение».1 П.А. Вяземский так описывал недовольство москвичей: «Говорят, что Растопчин писал в 1814 г. к жене своей: «Наконец Его Императорское Величество милостиво согласился на увольнение мое от генерал-губернаторства в этом негодном городе»… Во всяком случае, нет сомнения, что негодница Москва1 была довольна увольнением Растопчина. При возвращении его в Москву, освобожденную от неприятеля, и когда мало по малу начали съезжаться выехавшие из нее, общественное мнение оказалось к Растопчину враждебным. В дни опасности все в восторженном настроении патриотического чувства были готовы на все возможные жертвы. Прошла опасность, и на принесенные жертвы и на понесенные убытки стали смотреть другими глазами. Хозяева сгоревших домов начали сожалеть о них и думать, что, может быть, и не нужно их было жечь. Они говорили, что одна из причин, которая погубила Наполеона, заключается в том, что он слишком долго задержался в Москве. Пожар Москвы мог бы испугать его и вынудить идти по пятам отступающей нашей армии, которая с трудом могла бы устоять перед его преследованием. Как бы то ни было, но разлад между Растопчиным и Москвой доходил до высшей степени. Растопчин был озлоблен неприязненным и, по мнению его, неблагодарным чувством московских жителей».2 В доказательство Вяземский приводил случай, происшедший во время праздника, данного одним из московских аристократов в честь взятия русскими войсками Парижа. Когда всех собравшихся пригласили в зал, где должно было даваться театральное представление, князь Ю.В. Долгоруков демонстративно взял за руку М.А. Волкову и вошел первый, за ними последовали все остальные, и в передней остался лишь генерал-губернатор. Тогда кто-то из организаторов пригласил его занять приготовленное место, но оскорбленный граф заявил: «Если князь Юрий Владимирович здесь хозяйничает, то мне здесь и делать нечего, и я сейчас уйду».

Сам Ростопчин был достаточно дальновиден, чтобы заранее предполагать подобные изменения в общественном мнении. А.Я. Булгаков вспоминал следующие слова графа, произнесенные за несколько дней до сдачи Москвы: «Покуда Шульгин1 полонит у Наполеона королей, французы берут у нас города один за другим!… Кутузов называет это победою… Дай Бог, чтобы так было; но в это кровавом потоке поглощены наравне победители с побежденными. Они свое отделали!… Жестоко дрались; теперь моя очередь… доходить до Москвы! Но Москва не Можайск… Москва – Россия! Все это ужасное бремя ляжет на меня! Что я буду делать?…»

Булгаков попытался успокоить своего начальника: «Что вы будете делать? - Ограждать внутреннее спокойствие Москвы… Все в руках предводителя армии, и весьма естественно, что вы одни спасти столицу не можете».

«Так не будет никто судить, - отвечал Ростопчин: - Я буду всему виною… я буду за все и всем отвечать… меня станут проклинать сперва барыни, а там купцы, мещане, подьячие, а там и все умники и православный народ…. Я знаю Москву!»2

Время подтвердило правоту слов Ростопчина. В это же время им предпринимаются попытки повлиять на общественное мнение. 29 марта 1813 г. он отправил письмо издателю «Русского вестника», в котором отвечает на выдвигаемые против него обвинения, понимая, что все предназначенное столь популярному в Москве деятелю, сразу же станет известно городской публике.3 С первых строк граф выражает удивление позицией москвичей, ведь он заслужил ненависть Наполеона, у него огромная популярность в Европе, а город, которому он отдал столько сил, ответил ему неблагодарностью. Впрочем, генерал-губернатор сам же и объяснил причины подобного отношения: «…Хотя честные и благоразумные люди отдают мне справедливость и оказывают признательность: но есть много русских, кои меня бранят за то, что они от нашествия Бонапарта лишились домов и имущества, и многие ничего не имевшие – миллионов!» Также Ростопчин спрашивал, разве он скрывал опасность, грозящую Москве? Разве кто-нибудь об этом не знал, если эвакуация купечества началась со второй половины июля, а дворянства с начала августа? Задерживал ли он кого-то, конфисковывал ли лошадей и транспортные средства? Можно ли было всю Москву вывезти даже за месяц? Наконец, главный вопрос, задаваемый Ростопчиным, от него ли зависела защита столицы, если он даже не был приглашен на военный совет и об участи Москвы узнал лишь в одиннадцать вечера? «За что вы негодуете?» - спрашивал граф, и сам же отвечал: За то, что оставили свое имущество, а сами уехали заранее, или не поверив в возможность падения города, или не имея средств к вывозу собственного имущества. Таким образом, по мнению Ростопчина, основной причиной негодования москвичей, стало их собственное разгильдяйство, пренебрежение мерами осторожности и корыстолюбие.

В рапорте Сенату от 28 июля 1814 г. граф писал: «…Всякое заблаговременное, не только повеление оставить Москву, но и самомалейшее подозрение произвело бы бунт со всеми бедственными его последствиями; а моя цель состояла единственно в том, чтобы спокойствием Москвы сохранить спокойствие и во всей России, спасти жителей столицы».1

Другим подобным документом является изданная в 1813 г. полемическая брошюра «Московские небылицы в лицах».2 Автор ее остался неизвестным, и хотя не без оснований в авторстве подозревали самого Ростопчина, однако в 1914 г. К. Покровский на основе ряда признаков предположил, что это был А.Я. Булгаков, не сомневаясь при этом в наличии заказа со стороны генерал-губернатора.3

В начале брошюры неизвестный автор обрушился с критикой на москвичей: «Благонамеренность и истина должны возвысить голоса свои противу криков безумия и злобы и заставить молчать дерзость и буйство. … Защищать честь ока Царева Вельможи, предержащего власть высочайше вверенную; Мужа, достойного по всей справедливости любви и признательности, незабвенной похвалы и уважения значит, в некотором отношении исполнять долг клятвы верноподданного».

Далее автор разобрал по пунктам жалобы горожан. Во-первых, полагал он, если кто-то полностью разорился, то причиной этому лишь промысел Божий, а если не полностью, то пусть радуется, что не лишился всего. Он укорял москвичей в «забвении долга своего», того, как недавно клялись они пожертвовать всем для спасения Отечества: «Чего требуете еще? Россия свободна! Необходимою жертвой Москвы искуплено общее благосостояние; пламя, пожравшее часть жилищ и имуществ наших озарило Отечество наше вечной славою!»

На часто задаваемый вопрос, зачем Ростопчин уверял горожан в безопасности до последнего момента и тем самым не дал им возможности заранее эвакуироваться, автор ответил следующим образом. Московский генерал-губернатор никого не удерживал. Тысячи семейств ежедневно удалялись из города. Пример сомневающимся должна была подать и эвакуация казенного имущества. Потому, если кто и не успел выехать сам или вывезти свои вещи, в этом нет вины графа.

Неизвестный автор не скрывал своего удивления от упрека, в адрес Ростопчина, что лучше бы он вообще ничего не писал и ни в чем не уверял, тогда и жаловаться на него не стали бы,: «Тогда без сего управления мнениями народ предался бы суждениям и домышлениям, возникли бы нелепые толки с вредными последствиями. …Чернь есть такое существо в коем живость радости и живость скорби равно требуют благоразумного обуздания: без сего и то и другое бывает иногда опасно!»

Надо отметить, что приводимые аргументы были достаточно резки и вряд ли были услышаны большинством недовольных горожан. Во всяком случае, каких-либо упоминаний о спорах вокруг брошюры автором диссертационного исследования не обнаружено.

Не имея поддержки среди населения города, которым он управлял, Ростопчин в декабре 1812 г. решил посетить Петербург, чтобы добиться аудиенции у императора, но этим планам не суждено было сбыться. Во-первых, Александр I был в это время более занят заграничными делами и в скором времени надолго покинул Россию, а во-вторых, сказалась личная позиция царя. Как уже упоминалось, в силу сложных взаимоотношений назначение графа на пост московского генерал-губернатора было во многом обусловлено критическими обстоятельствами начала 1812 г. Теперь же, когда военная опасность была устранена, император не собирался идти в разрез с мнением московского общества. Однако, учитывая заслуги Ростопчина, он предпочитал не показывать своей позиции официально.

В это же время у графа начались проблемы со здоровьем. Кроме возраста начало сказываться страшное напряжение, испытанное в последние дни перед оставлением Москвы и враждебное отношение горожан. По отзывам современников, Ростопчин в эти дни заметно похудел, исчезло его обычное насмешливое выражение лица. Несмотря на просьбы графа и постоянные на него доносы и жалобы, Александр I отставил Ростопчина от должности лишь по возвращению в Петербург 30 августа 1814 г. К удивлению графа, он был оставлен в звании состоящего при особе Государя и пожалован в члены Государственного Совета.

Когда Ростопчин узнал о назначении на пост московского генерал-губернатора А.П. Тормасова, то горько пошутил: «Москву подтормозили! Видно прытко шла!» В ответ Тормасов тоже сострил: «Ничуть не прытко: она, напротив, была совсем растоптана!» 1

Вскоре после сдачи своих московских дел, Ростопчин прибыл в Петербург, но сразу же почувствовал враждебное отношение к себе придворных кругов, и поэтому решил на время поселиться в Воронове и заняться его восстановлением, однако ухудшение здоровья побудило отправиться для лечения за границу, где он пробыл до 1823 г.. Граф, первоначально планировавший прожить за пределами всего несколько месяцев, был приятно удивлен приемом, оказанным ему европейцами. Впрочем, подобное отношение он испытывал еще в России. Знатные англичане отправлялись в Россию, чтобы увидеть Ростопчина.1 Он со смехом рассказывал А.Ф. Брокеру о некоторых из них, специально остававшихся в Петербурге, с той же целью. До графа доходили известия, что в Ливерпуле новой городской площади дали его имя, что в Испании о сильном и честном человеке говорили: «Это Ростопчин». В Шлезии самый крепкий сорт водки был назван «DOPPELTER RASTOPCHIN» (двойная ростопчинская).2 Случались и казусы, так в Англии его именем назвали лучшего скакуна. За границей его ожидал самый восторженный прием. Уже в Пруссии с него не брали платы за постой и еду. Окрестные жители семьями приходили, чтобы увидеть виновника гибели Наполеона. Меня совсем замучили любопытством», - жаловался он в письме к А.Ф. Брокеру от 30 августа 1815 г.. 3

Не был обойден вниманием Ростопчин и со стороны королевских особ. Умом графа был восхищен прусский король.4 Английский король подарил ему картину, написанную великим Леонардо да Винчи.5 Во время приема Ростопчина Людовиком XVIII в Париже, король сказал ему: «Я радуюсь, граф, что могу вам в Париже отплатить за гостеприимство, оказанное мне в Митаве; ежели нынче принимаю вас в Тюильрийском моем замке, то сим обязан я частью вам же! В Москве началось освобождение Европы и восстановление всех законных властей».1

В 1817 г. Ростопчин решил обосноваться в Париже. Здесь он продолжал вызывать всеобщее любопытство. Случалось, что даже спектакли останавливались в тот момент, когда в он входил в свою ложу. Тем не менее, во Франции, где за ним окончательно закрепилась слава поджигателя Москвы, он всячески отказывался от нее, предпочитая ей спокойную жизнь светского человека. С этой целью он выпустил в 1823 г. в Париже наделавшую много шума брошюру «Правда о пожаре Москвы» (La verite sur l’incendie de Moscou). Однако главной ее задачей, несомненно, была попытка примириться с общественным мнением внутри России. В том же году он составил для Александра I подробную записку, в которой охарактеризовал внутриполитическое состояние Франции.2

В 1823 г. заболела его младшая дочь, и в октябре г. Ростопчин вернулся на родину. Здесь он стал ходатайствовать об окончательной отставке, которая была получена 14 декабря 1823 г.. Смерть дочери 1 марта 1825 г. окончательно сразила графа. Приступы астмы усилились к концу г. и, 25 декабря 1825 г. он причастился. На следующий день у него случился нервный паралич, после которого он потерял способность говорить, почти не вставал с постели, однако оставался в полной памяти. Это позволило ему сделать новое завещание, которым он лишил свою жену – фанатичную католичку наследства, назначив опекунами своего младшего сына А.Ф. Брокера и Д.В. Нарышкина – мужа первой дочери. Федор Васильевич Ростопчин умер 18 января 1826 г. в 7 часов 20 минут. Его похоронили на московском Пятницком кладбище. Существовало предание, будто в момент его смерти у художника Тончи треснуло стекло на часах, подаренных Ростопчиным.3 Однако даже перед смертью Ростопчин не изменил привычке возбуждать к себе повышенное внимание. В эти дни по всей России ходила его последняя популярная шутка о декабристах: «Обыкновенно сапожники, делают революцию, чтобы сделаться господами, а у нас господа захотели сделаться сапожниками».1

В заключение следует отметить, что последний период государственной деятельности Ф.В. Ростопчина прошел в сложной обстановке. После освобождения Москвы от французов перед московским генерал-губернатором стояли сложные задачи восстановления порядка и городского хозяйства, обеспечения жителей продовольствием, предотвращения эпидемий, захоронения огромного количества трупов людей и лошадей, все они были успешно решены. Наконец, главной являлась задача реконструкции Москвы, лежавшей в руинах. Для этого под руководством Ростопчина был создана и возглавлена Комиссия для строений. Результатами ее деятельности стало составление плана реконструкции Москвы, осуществление которой прошло уже без участия Ростопчина, снятого с должности 30 августа 1814 г. Атмосфера неприязненного отношения, сложившего к нему среди москвичей и придворных кругов, заставила его покинуть Россию, где он прожил до конца 1823 г., практически не занимаясь государственной деятельностью, лишь номинально числясь членом Государственного Совета.


ЗАКЛЮЧЕНИЕ


Сегодня, когда российское общество переосмысливает основные принципы существования государства, исследователю представилась возможность объективно и независимо оценить события отечественной и мировой истории, изменить подходы к изучению жизни и деятельности исторических личностей, освободиться от влияния сложившихся в отношении них устойчивых и зачастую негативных стереотипов, получить новые, объективные оценки, наконец, восстановить историческую справедливость.

Выше сказанное в полной мере относится к исследованию государственной и общественной деятельности Федора Васильевича Ростопчина – одного из видных деятелей России конца XVIII- начала XIX вв., человека сложного и неоднозначного. Феномен Ростопчина, не жалевшего сил для блага Российского государства и общества, значительно повлиявшего на ход истории, заключается в том, что к нему уже среди современников сформировалось негативное отношение. В этой связи поэт М.А. Дмитриев писал, что Ростопчин умер, как и все великие люди в России в немилости.1 В дальнейшем в отечественной историографии утвердилось мнение о Ростопчине, как о человеке низких способностей и моральных качеств, плохом чиновнике и бездарном писателе, который в критической ситуации 1812 г. не только не организовал оборону Москвы и помощь отступающей русской армии, но и всячески мешал действиям военного командования, доносил и клеветал на М.И. Кутузова.

Стремясь отойти от одностороннего освещения тех или иных событий, автор диссертационного исследования при оценке государственной и общественной деятельности Ростопчина учитывал все возможные социальные и исторические условия конца XVIII- начала XIX вв., старался абстрагироваться от идеологических наслоений, при поиске причин тех или иных действий данного исторического персонажа. Объективное исследование государственной и общественной деятельности Ростопчина позволило сделать выводы об его истинном месте и значении в истории нашего Отечества.

В настоящем диссертационном исследовании была впервые в полном объеме рассмотрена роль Ростопчина в развитии Российского государства и общества. Проанализировав разнообразную источниковую базу исследования, в том числе: архивные и опубликованные в различные годы документы; мемуарную, научно-популярную и художественную литературу, а также научные исследования; соискатель пришел к следующим выводам, характеризующим государственную и общественную деятельность Ростопчина:
  1. Становление Ростопчина как крупного государственного деятеля началось в последние годы царствования Екатерины II и окончательно совершилось с вступлением на престол Павла I. Оно напрямую связано с таким историческим явлением того времени как фаворитизм. Даже такой способный, умный и родовитый дворянин, как Ростопчин, был вынужден ради получения государственных должностей лавировать между интересами придворных партий, искать могущественных покровителей, приобретать репутацию путем интриг и рискованных поступков, что, несомненно, наложило отпечаток на характер его личных взаимоотношений с различными деятелями той эпохи. Примкнув, в конце концов, к окружению великого князя Павла Петровича, Ростопчин показал себя не только как прозорливый, но и как смелый человек, так как судьба не только приближенных цесаревича, но его самого в последние годы царствования Екатерины II не была ясной для современников, и надежды на воцарение могли не оправдаться. Тем не менее, за время службы при малом дворе Ростопчин завоевал расположение и дружбу великого князя. Взойдя на престол, Павел I осыпал своего любимца милостями. Последовало быстрое возвышение Ростопчина, к концу 1800 г. получившего титул графа Российской империи, назначенного Великим Канцлером Мальтийского ордена, возглавившего почтовое ведомство России и коллегию иностранных дел. Активная деятельность Ростопчина привела к реорганизации почтовой службы, увеличившей количество станций с 81 до 2795. Результатом внешнеполитической деятельности графа стало заключение целого ряда международных договоров; составление плана присоединения Грузинского царства; наконец, разработка основных направлений отечественной внешней политики, основой которой были раздел Османской империи и сближение с Францией. Однако эти вопросы не ограничивали обязанности Ростопчина, вынужденного по велению императора решать и многие другие задачи. Так, например, им совместно с А.А. Аракчеевым были составлены новые пехотные и морские военные уставы. Занимая высокие должности при дворе Павла I, Ростопчин, следуя принятым правилам, интриговал против других приближенных императора, что, в итоге, и привело к отставке. Тем не менее, его нельзя назвать временщиком в полном смысле этого слова, человеком бездарным, и при этом беспринципным и использующим все возможности для упрочнения личного положения и обогащения. От других близких к Павлу I деятелей - Кутайсова и Аракчеева, его отличала, прежде всего, смелость в отстаивании собственной точки зрения перед императором, определенная личная независимость. Известны случаи, когда Ростопчин демонстративно отказывался от предлагаемых должностей, титулов и жалованья.
  2. Отправленный в феврале 1801 г. в отставку и не востребованный новым императором Александром I, Ростопчин был вынужден поселиться в своем подмосковном имении, где он занялся сельскохозяйственными опытами и селекцией новой породы лошадей. Однако деятельный характер не позволял ограничиться решением мелких для него хозяйственных вопросов. Он пробует себя как публицист. В свет вышел целый ряд публицистических произведений, не только принесших большую известность графу, но и оказавших значительное влияние на настроения российского общества 1806-1812 гг. В 1807 г. были изданы знаменитые «Мысли вслух на Красном крыльце», семитысячным тиражом разошедшиеся по России. В них Ростопчин выступил как сторонник русской самобытности, критикуя засилье французской культуры, языка и образования среди дворянства. В последующие годы им были написаны и изданы еще несколько подобных сочинений. Все это сделало Ростопчина неформальным идеологом антифранцузской партии среди русского дворянства. В эти же годы появляются несколько исследований графа, посвященных решению отечественных социально-экономических вопросов, в которых он защищал традиционную для России систему сельского хозяйства и выступил решительным противником освобождения крестьянства в предверии войны с Францией.

Таким образом, на протяжении 1806-1812 гг. Ростопчин стал выразителем идей ценности русских традиций и борьбы с влиянием французской культуры. Значение его публицистики было настолько высоко, что вызвало целый ряд подражателей и последователей. Особый вес сочинениям Ростопчина придавал его высокий общественный статус. Следует отметить, что консервативные планы графа не были единственными на фоне либеральных планов окружения Александра I, а совпадали во многом с идеями других видных деятелей эпохи А.С. Шишкова и Н.М. Карамзина. В дальнейшем Ростопчин оставался верным своим взглядам, наложившим несомненный отпечаток на характер его государственной деятельности.

3. Начиная с 1809 г., происходит медленное сближение Ростопчина с Александром I. Тем не менее, крупную государственную должность он получил только в начале 1812 г., когда приближение войны особенно усилило антифранцузские настроения и популярность Ростопчина. 24 мая 1812 г. он был назначен московским военным губернатором, главнокомандующим в Москве. С первого же дня вступления в должность граф разворачивает активную деятельность. Первоочередной задачей для него стал контроль над настроениями москвичей, поддержание их высокого морального духа. Для этого Ростопчин использовал целый комплекс мер, важнейшими из которых был выпуск афиш. В эти дни в городе действовал ряд агентов генерал-губернатора, которые не только отслеживали настроения москвичей, но влияли на них, распространяя выгодные слухи. Генерал-губернатор развернул масштабную патриотическую и антифранцузскую пропаганду. Листовки, более известные как афиши, сочиненные графом и выпускаемые практически ежедневно, свободно распространялись по городу и были доступны всем слоям населения. В них простым и понятным московским низам языком горожане информировались о ходе боевых действий. Однако главной их целью была патриотическая агитация. Изо дня в день афиши призывали не бояться неприятеля, смело вступать с ним в бой.

Другой важной задачей для московского генерал-губернатора оказался надзор за проживающими в городе иностранцами. Для этого им был предпринят ряд мер по выявлению среди них шпионов, удалению неблагонадежных и обеспечению лояльности остальных. Когда граф получил информацию о готовящихся в Москве погромах домов и магазинов иностранцев, он выслал в Нижний Новгород 40 из них, ранее замеченных в нарушении порядка, тем самым успокоив горожан и предотвратив кровопролитие.

Особое внимание Ростопчиным уделялось контролю над деятельностью масонских организаций Москвы. Граф считал масонов агентами французского правительства и распространителями революционных идей. Следствием его подозрительности стало дело Михаила Верещагина, закончившееся трагической расправой над ним 2 сентября 1812 г.

6 июля 1812 г. был издан императорский манифест о созыве народного ополчения. Деятельность Ростопчина в этом направлении можно назвать беспримерной. Назначенный начальником ополчения первого округа, включавшего в себя восемь центральных губерний России, он участвовал в разработке положения о московской военной силе. В кратчайшие сроки было сформировано и вооружено ополчение Московской губернии. К 26 августа в распоряжение русской армии поступило около 25 тысяч ратников, не менее 19 тысяч из которых приняли непосредственное участие в Бородинском сражении. Ополченцы были вооружены огнестрельным оружием (около 30 % личного состава), практически всем исправным оружием, имевшимся в арсенале. Пропагандистская деятельность Ростопчина немало способствовала патриотическому подъему среди москвичей, что позволило столичной губернии выставить максимальное по России земское войско (около 32 тысяч). Ополчения других губерний, подведомственных Ростопчину, к 1 сентября 1812 года были уже полностью сформированы и находились либо на сборных пунктах, либо на пути к Москве.

Отступление русской армии поставило перед московским генерал-губернатором сложнейшую задачу вывоза государственного военного и гражданского имущества. В этой ситуации им были предприняты все возможные меры для обеспечения и нормального хода эвакуации казенного имущества и учреждений. Еще 18-20 августа, когда возможность сдачи Москвы французам была минимальной, граф отдал первые распоряжения о подготовке к эвакуации некоторых учреждений, которая развернулась в полном объеме после Бородино. В общей сложности из города было вывезено 38 учреждений. Следует отметить, что данная деятельность осложнялось целым рядом обстоятельств, главными из которых были неопределенность в дальнейшей судьбе Первопрестольной, связанная с отсутствием информации от военного командования и дефицит транспортных средств. Не вывезенное военное имущество было уничтожено по приказу Ростопчина. Однако определенная часть военного имущества все же досталась неприятелю. Тем не менее, учитывая уникальность эвакуации такого большого города, ее организацию и проведение можно назвать успешными.

Летом 1812 года Москва и столичная губерния превратилась в главную базу снабжения русской армии. Именно здесь формировались новые полки, отсюда в войска отправлялись провиант, оружие, лошади, транспорт и прочее необходимое. Практически все требования М.И. Кутузова выполнялись Ростопчиным. Однако ситуация осложнялась отсутствием порядка в тылу армии. В результате действий мародеров значительная часть отсылаемого имущества не доходила до армии.
  1. Автором диссертационного исследования подробно рассмотрен вопрос о личной вине Ростопчина в оставлении Москвы русской армией. Использованный материал позволил заключить, что на протяжении лета 1812 года Ростопчиным были предприняты все возможные меры для оказания помощи войскам: в кратчайшие сроки было сформировано ополчение; налажены поставки оружия, боеприпасов и провианта; наконец, главным мероприятием в этом ряду стала патриотическая агитация среди москвичей, подготовка к народной битве у стен города. Однако военным командованием и в первую очередь Кутузовым не были использованы и учтены возможности обороны Москвы, предлагаемые генерал-губернатором, а сам он даже не был приглашен на военный совет в Филях. На основе документов автор также полагает необоснованным предположение о будто бы имевшей место личной неприязни Ростопчина к Кутузову, отразившейся на ходе исторических событий.
  2. Одним из важнейших событий Отечественной войны 1812 года, значительно повлиявших на ее исход, несомненно, стал грандиозный пожар Москвы. Вопрос о его возможных причинах продолжает волновать исследователей. Проанализировав имеющийся документальный материал, автор диссертационного исследования предполагает, что при рассмотрении причин московского пожара 1812 г. необходимо применять комплексный подход. Среди организаторов пожара следует называть и горожан, поджигавших Москву самостоятельно, без всяких распоряжений свыше, по причинам разного рода, в том числе и корыстным; и наполеоновских солдат, грабивших и не соблюдавших правила пожарной безопасности; однако главной причиной гибели от огня города, конечно же, следует назвать распоряжения генерал-губернатора. Об этом свидетельствуют и его письма и воспоминания современников, как французов, так и русских, наконец, сохранились ряд документов, свидетельствующих о его причастности к поджогам. Соответствующий план, очевидно, был разработан заранее, однако, он не был осуществлен полностью. Именно это обстоятельство, то есть несоответствие действий по уничтожению важных стратегических объектов, выполненных по распоряжению Ростопчина, с гибелью частного имущества, также приписываемого ему общественным мнением, заставляла графа отказываться от своего авторства в пожаре.
  3. После ухода неприятельских войск из Москвы перед генерал-губернатором стояли несколько первоочередных задач: прекращение грабежей и беспорядков со стороны московского простонародья и подмосковных крестьян; организация снабжения городского населения, раненых, военнопленных и воинских частей продовольствием; выявление лиц, сотрудничавших с французской военной администрацией; уборка трупов людей и животных с улиц и предотвращение эпидемий; размещение казенных ведомств и бездомных горожан по оставшимся в целости зданиям; помощь разоренным горожанам. Все эти проблемы были успешно решены Ростопчиным. Население города, не превышавшее после ухода французов нескольких тысяч человек, к началу 1813 года достигло 100 тысяч. Однако главной задачей в эти дни становится восстановление Москвы из руин. Для составления плана реконструкции города императором был направлен один из лучших архитекторов России В.И. Гесте, представивший к лету 1813 года свой план. Однако Ростопчин, осуществлявший высшее руководство созданной им Комиссией для строений, не был полностью согласен как с проектом Гесте, так и с предложениями Александра I. Поэтому Комиссия разработала и направила 21 февраля 1814 года новый план реконструкции. Впрочем, Ростопчину не удалось участвовать в его реализации, так как он был утвержден после его отставки 30 августа 1814 года с поста московского генерал-губернатора. Причиной этого стало резкое изменение общественного мнения по отношению к генерал-губернатору. Разоренные москвичи, утратившие былой патриотический пыл, принялись искать виновника гибели своего имущества, и им был объявлен Ростопчин. В данной ситуации граф предпринял путешествие по странам Европы, где его ожидал восторженный прием. Несмотря на то, что Ростопчин до конца жизни являлся членом Государственного совета, фактического участия в его работе он не принимал. Ростопчин скончался 18 января 1826 года.

Жизнь и деятельность Ростопчина показывают, как непросты и не прямолинейны пути государственной службы, как непоследовательно общественное мнение. Еще более важно то, что когда в память о том или ином историческом деятеле вмешивается идеология, то трудно ожидать объективной оценки его деятельности. Настоящее исследование свидетельствует об этом, но автор не считает работу законченной, намереваясь расширять поиск правды о прошлом России, восстанавливая справедливость в отношении незаслуженно обойденных вниманием деятелей истории нашей Родины.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что научно-теоретические положения, выводы и практические рекомендации, сформулированные диссертантом на основе проведенного исследования, могут быть применены в учебно-воспитательном процессе и научно-исследовательской работе.

На основе анализа государственной и общественной деятельности Ф.В. Ростопчина сформулированы практические рекомендации:
  1. Использовать результаты настоящего исследования для создания учебного курса по истории Москвы начала XIX в. и повышения качества преподавания истории России в высших учебных заведениях.
  2. Работа над диссертацией позволила определить проблемы, которые могут стать предметом самостоятельных научных исследований, как, например:

- фаворитизм в царствование Павла I;

- влияние консервативных идей на смену политического курса Александра I.

3. Подготовить к изданию сборник малоизвестных и не переиздававшихся сочинений Ростопчина.

4. Обсудить полученные в ходе исследования материалы на научных конференциях, приуроченных к 200–летию Отечественной войны 1812 г.

Результаты исследования обсуждались на кафедре истории России средних веков и нового времени Московского государственного областного университета.

По теме исследования имеются публикации:
  1. К вопросу о вине Ростопчина в оставлении Москвы в 1812 г.// Эпоха наполеоновских войн: люди, события, идеи. Материалы V Всероссийской научной конференции 25 апреля 2002 г. Музей-панорама «Бородинская битва». М., 2002. С. 31-44. – 0.5 п.л.
  2. Генерал-губернатор Москвы Ф.В. Ростопчин: страницы истории 1812 года. М: Изд-во «Каталог», 2003. – 3.75 п.л.

Общий объем публикаций – 4.25 п.л.

Также с материалами исследования можно ознакомиться на страницах научных Интернет-сайтов:
  1. Консерватизм в России и мире: прошлое и настоящее.
  2. Проект 1812.


n