Автореферат диссертации на соискание ученой степени

Вид материалаАвтореферат диссертации
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
"Практика природопользования в ходе реализа­ции хо­зяйствен­ных планов" состоит из трех параграфов. В первом пара­графе "Соци­ально-экологиче­ские проблемы гидростроительства" рас­смотрена деятель­ность центральных, регио­наль­ных ор­ганов власти, тру­довых коллек­тивов по созданию водохранилищ ГЭС, осуще­ствлению пе­реселения жителей затапли­ваемых районов, а также вопросы воздействия гидрострои­тельства на окру­жающую среду.

создание Ангаро-Енисейского каскада гидростанций (Иркутская, Братская, Крас­ноярская, Усть-Илимская, Саяно-Шушенская) стало важ­ным фактором, оп­ределившим экономическое развитие региона. Капи­таловложе­ния в создание ГЭС были в 2 раз меньше, чем на гидро­стан­циях евро­пейской части страны, а себестоимость электроэнер­гии ниже в 4 раза. К 1991 г. энерге­тический потен­циал сибирских рек со­став­лял 37% от общесоюзного.

строительство ГЭС сопровождалось широкомасштабной выруб­кой лесов, сжига­нием древесины, затопле­нием долинных и поймен­ных земель. Общая протяженность во­доемов Ан­гаро-Енисейского каскада ГЭС составила более 1 тыс. км, а ширина 25–30 км. самыми большими по площади оказа­лись Братское и Саяно-Шу­шенское водохранилища. наи­больший объем ра­бот по сведению леса и очи­стке территории был при строитель­стве Братской ГЭС. Вы­рубка леса и санитарная подготовка тер­ритории к за­топлению превра­тились в проблему, мало уступающую по своей масштабно­сти возве­дению гидростанций. От качества их проведе­ния зависело экологи­ческое со­стоя­ние региона. Но запланирован­ные ра­боты не были выполнены в полном объеме. Так, в ложе Саяно-Шушен­ского водо­хранилища лесоочистка была проведена на 25,4% пло­щади затопления. при создании Брат­ского и Усть-Илимского водохра­нилищ без лесо­сводки было оставлено 45% террито­рии с 29 млн. м3 дре­весины. Общий ущерб лесным и охотничьим ре­сур­сам Ир­кут­ской об­ласти в 1991 г. оценивался в 1730 млрд. руб.

причины недостатков заключались в том, что ускоренные темпы воз­ведения ГЭС устанавливались правитель­ством, исходя из политиче­ских целей без учета возможностей переработки и вывозки древе­сины, без подсчета эко­номического ущерба для ре­гиона, без анализа последствий загрязнения водо­хранилищ. существовали ведомственная разоб­щен­ность организаций, неза­интересованность министерств в проведении экологиче­ской экс­пертизы про­ек­тов, в комплексной переработке всей вырубае­мой древесины. Ее потери были результатом слабости нор­мативно-правовой базы, низкого уровня орга­низа­ции ра­бот по подготовке территории к зато­плению, недостаточного фи­нансирования. вместо необ­ходимых 25–40% от общих кап­вложений на строи­тельство ГЭС затраты на создание водохра­нилищ в АЕР не превышали 15–20%, что в последствии привело к до­полнитель­ному финансированию работ по их очистке. приступая к осуществлению широ­комас­штабных проек­тов по сведе­нию леса, не соз­дали производственную базу для вы­пуска тех­ники и меха­низмов для ра­боты в непрохо­димой тайге, на крутых склонах, для сбора от­ходов древе­сины и т.д. Тенденция к измене­нию техно­логии проведе­ния лесозаго­товок на­метилась в 1970-е гг.: при валке леса при­менялся гидро­клин, разра­ботка лесосек осущест­влялась методом узких лент, вывозка леса производилась хлыстами.

в зоне Ангарских ГЭС было затоплено 220,5 тыс. га, что равно 10% современного сель­скохозяйственного фонда Приангарья. по подсче­там ав­тора, в результате строитель­ства Ангаро-Енисейского кас­када ГЭС подвер­глось затоплению 573 населенных пункта, а количество пере­селяемых жите­лей составило 182,8 тыс. чел. Ком­пенсационные меры включали создание новых поселков, распашку таежных зе­мель, органи­зацию рыборазвод­ных за­водов и т. д. Но, как показала практика, их эф­фектив­ность была ниже ожи­даемой. не выполнялся весь комплекс ком­пенсацион­ных мероприятий. Ра­боты финансировались на 15% от стоимо­сти строительства ГЭС. уро­жай­ность на новых землях оказалась в 1,5 раза ниже, чем на затопленных. задача восстановления земель не являлась при­оритетной. по подсчетам автора, в про­екте строительства Саяно-Шу­шен­ской ГЭС было пре­дусмот­рено восста­новление 35,5% от количества зата­пливаемых земель, что нарушало земель­ное законодательство. ущерб, социальной и производственной инфраструк­туре Приангарья (1991 г.), составил 23% общей суммы и был оценен в 1910 млрд. руб.

экологические последствия гид­ро­строительства, выразившиеся в климатических изменениях, в загрязнении водоемов, в сокращении рыб­ных запасов, в утрате лесных и охотничьих ресурсов, в обострении продо­вольст­венной про­блемы продолжают оказывать негативное воздействие на качество жизни на­селения региона. Серьезным последствием строи­тельства ГЭС стало подтоп­ление населенных пунктов, переселение жите­лей сибир­ских деревень, разру­шение их традиционного жизнен­ного ук­лада и др.

Произошедшие изменения в общественно-политической жизни страны во второй половине 1980-х гг. привели к переоценке взглядов по во­просам гидростроительства, способствовали приостановке работ до получе­ния со­цио-эколого-экономической экспер­тизы проектов, проведе­нию расчета мате­риаль­ного ущерба для разных отраслей хозяй­ства и со­циальной сферы.

Во втором параграфе "Использование лесных ресурсов ре­гиона" рассмотрена дея­тельность центральных, региональных органов власти, тру­довых коллективов по ра­ционализации природопользования, восстановлению и охране лесов, а также влияние ле­сов на экологическое состояние региона.

Ангаро-Енисейскому региону принадлежали ведущие пози­ции в раз­витии лесного хозяйства, заготовительной, деревообрабатывающей, гидролиз­ной, целлюлозно-бумажной и лесохимической промышленности страны. Стратегия лесопользования была ориентиро­вана на преимущест­вен­ное изъятие ресурсов и прочно закрепила за лесами региона функ­цию "до­нора". к 1991 г. Иркутская область вышла на первое место в РСФСР по объ­ему заго­товок. леса ежегодно сводились с площади примерно 170 тыс. га. вывозка древесины составляла 35 млн. м3, что в расчете на душу населения пре­вышало республиканский по­казатель в 65 раз. В итоге за 40-лет­ний пе­риод лесоэксплуатации практиче­ски все доступ­ные районы потеряли свое промышленное значение. тем не менее, лесосырьевая база АЕР со­ставляла тре­тью часть общероссийской расчетной лесосеки.

лесопользование характеризовалось нарушениями природо­охран­ного законода­тельства. основополагающие принципы рационального ве­дения лес­ного хозяйства, в том числе неисто­щительного лесопользования, ох­раны и воспроизвод­ства лесов, комплексной переработки древесины оставались во многом деклара­тивными. Причины состояли в технической отсталости ЛПХ, в несоблю­дении правил рубки и раз­делки древесины, в вы­рубке древе­сины без учета возможностей вывозки и хране­ния, в не­ра­циональ­ной органи­зации за­гото­вительных работ, в наличии большого ко­личества мел­ких самозагото­вителей. величина потерь дре­весины не отра­жалась на себестоимости про­дукции, что было вы­годно мини­стерствам, в полном ведении которых факти­чески нахо­дились лесные ресурсы.

комплексное использование древесины было затруднено из-за не­ра­циональной структуры пред­приятий, ориентированной на первичную обра­ботку древесины и на боль­шинстве из них требовалось проведение реконст­рукции. Так, доля Иркутской области в 1960-е гг. в союзном производстве пиломатериа­лов была равна 4%, мебели – 9,1 %, строи­тель­ных материалов – 10,4%. отходы лесопиления со­ставляли до 65%, боль­шая часть ко­торых сжи­галась. В 1970-е–1991 гг. за счет строительства ле­со­промышленных комплек­сов (Братский, Усть-Илимский) и целлю­лозно-бумажных комбинатов (Крас­ноярский, Бай­кальский) удалось повысить уровень пе­реработки древесины.

Сокращение лесных ресурсов происходило из-за пожаров. охрана лесов осуществ­лялась за счет создания проти­вопожарных разрывов, спе­ци­альных дорог, пожарно-техни­ческих стан­ций. на работников охраны леса возлагался широкий круг обязанностей. Но для эффективного выпол­нения контролирую­щих функ­ций требовалось повышение роли лесников, увеличе­ние штата работников лес­хозов, обес­печение их транспортом, тех­никой, средствами связи. к 1990-м гг. в Иркутской области ежегодный раз­мер обез­лесиваемых террито­рий с учетом пожаров пре­вышал 200 тыс. га., в Краснояр­ском крае на погибшие леса и гари приходилось 316 тыс. га. Эти земли не использовались и не продуцировали.

лесовосстановительные работы включали искусственные лесопо­садки, закладку лесопитомников, проведение рубок ухода, посев семян и др. Но работы проводились экс­тенсивными методами при слабом плани­ровании, финан­сировании, кадровом и техниче­ском обеспечении. Так, средняя стои­мость создания 1 га лесов в АЕР составляла 70 руб., а в цен­тральной части страны в 2,5 раза больше. в целом темпы вырубки леса преобладали над тем­пами его восстанов­ле­ния. в Красноярском крае за 1950–1980 гг. ле­совосста­новле­ние было проведено на 500 тыс. га, в 1981–1987 гг. колебалось в преде­лах от 106 до 114,8 тыс. га, а в 1990 г. сократи­лось до 96,5 тыс. га, а в Тувин­ской АССР – с 4,3 до 2,6 тыс. га. В Иркут­ской области, по нашим подсчетам, наоборот, наблюдался рост ле­совос­стано­ви­тельных работ (117,2%). Прижи­ваемость де­ревьев была до­ведена до 87%.

организация государственного управления лесами и степень уча­стия местных ор­ганов власти в контроле за их использованием и сохране­нием не соз­давали необходимой связи между экономическими, со­циально-экологиче­скими це­лями лесопользования. на всех уровнях власти не было ясного пони­мания роли и значе­ния лесного сектора, его воз­можно­стей для поддер­жания экологического баланса. так называемый "челове­ческий фактор” про­являлся в низкой тру­довой дисциплине, в слабой заин­тересо­ванности в ре­зультатах труда, в непонимании эко­логиче­ских по­следствий сокращения ле­сов.

Исследование показало, что потенциал лесных ресурсов рас­сматривался только с по­зиций заготовки, использования и переработки дре­весины. Такой одно­сторон­ний под­ход способствовал их сокращению, что на фоне климатических особенно­стей ре­гиона и интенсивного про­цесса индуст­риализации приводило к нарушению эколо­гиче­ского ба­ланса. утрата таеж­ных массивов в Приангарье спо­собствовала непоступлению в атмо­сферу ежегодно 1,5 млн. т кислорода. Ликвидация леса приводила к более частому обра­зованию пыльных бурь, к размыву берегов, к незащи­щен­ности городов от промыш­лен­ных выбросов, к обострению социально-экологической на­пряженности.

В третьем параграфе "Антропогенное влияние промышленно­сти на окружаю­щую среду" рассматривается деятельность предприятий по ком­плексному использованию сырья, переработке отходов производ­ства, рекуль­тивации земель, внедрению систем во­дооборота.

Экологическое состояние Ангаро-Енисейского региона находи­лось в прямой зави­симости от направленности индустриального развития. мощное антропо­генное воздейст­вие на природную среду оказывали хи­мические ком­бинаты (Ангар­ский, Усольский, Ачинский), металлургиче­ские заводы (Ир­кутский, Братский, Красноярский, Саянский), гид­ролиз­ные предприятия (Ту­лунский, Бирюсинский, Зиминский, Абаканский), предпри­ятия топливно-энерге­ти­ческого комплекса (КАТЭК, ТЭЦ), горно­добывающие комбинаты (Коршу­нов­ский, Сорский, Туваасбест, Тувако­бальт) и др. Такие стадии произ­водст­вен­ного процесса, как добыча, транс­портировка, обогащение и переработка полезных иско­паемых, складиро­вание отходов, сопровож­дались измене­ниями природной среды, приво­дили к загрязнению почвы, водоемов, атмо­сферы. моно­польная роль от­раслевых мини­стер­ств и ведомственная ра­зоб­щенность пред­приятий не позволяли руководствоваться единой страте­гией освоения ресурсов с це­лью рационализации природопользования. без­возвратные потери сырья не сказывались на их экономиче­ских показателях.

работа по экономии и использованию отходов производства в 1980-е гг. осуществ­лялась в рамках программ: "Вторичное сырье", "Эко­номия–90", "Интенсификация–90". Так, на предприятиях Красноярского края за 1986–1989 гг. было внедрено около 2 тыс. новых технологий, в том числе 587 ма­лоотходных, ресурсосберегающих и безотходных. Но эти меры позволили вовлечь в переработку только пятую часть отходов. Ре­шение проблемы ви­дели в установлении контроля, персональной ответст­венности на основе вве­дения ли­цевых счетов эко­номии. При этом вопросы формирования экономи­ческих стиму­лов к ре­сурсос­бережению не рас­сматривались как приоритет­ные.

Большинство предприятий региона являлись мощными загрязните­лями атмосфер­ного воздуха. природоохранным законодатель­ством разреша­лась эксплуатация предпри­ятий при наличии очистных со­оружений. Но на этапе проектирования не были уч­тены масштабы произ­водственных объек­тов. В результате деятельности предприятий Иркут­ско-Черемхов­ского про­мышленного района образовалось пятно хронического за­грязне­ния, усту­пающее по масштабам лишь объеди­ненным Кемеровско-Новосибир­скому и Ека­те­ринбургско-Челябинскому районам. К 1991 г. наиболее эф­фективной была работа очи­стных установок на предприятиях Ми­нистерства металлур­гии (98,2%), а полная ути­лиза­ция вредных ве­ществ достигнута на Са­янском алюминиевом, Красно­ярском цемент­ном заводах, Ачинском гли­ноземном комби­нате.

Мощному антропогенному воздействию подверглись реки ре­гиона. По уровню на­грузки бассейн Ангары превосхо­дил все другие си­бирские реки, а по России уступал только волжскому бассейну. несовер­шенство техно­логии очистки стоков и перегружен­ность очистных соору­жений характеризовали деятель­ность большинства предприятий. Важным показателем эколо­гично­сти производств являлось внедрение систем водо­обо­рота. К 1991 г. был вве­ден полный водообо­рот на Сорском мо­либде­новом комбинате. на Ачинском НПЗ и глиноземном ком­бинате водо­обо­рот составил, соответ­ственно, 91% и 78%. В Иркутской области в систе­мах оборотного водоснабжения было за­действовано 62,7% стоков. По РСФСР этот показатель был равен 68%.

Природоохранные мероприятия включали создание водоохранных зон, очистку во­доемов от древесины, установление контроля за количест­вом стоков, строи­тельство ло­кальных очистных соору­жений. Но ком­плексных мер в отношении рек регио­на не прово­дилось. Опыт реализации во второй половине 1980-х гг. Енисейским бассейновым управ­лением схемы комплекс­ного использова­ния водных ресур­сов, нормирования вы­бросов и авто­матизи­рованного кон­троля эффек­тивности водо­охранных мероприятий показал воз­мож­ность создания сис­темы управления качест­вом при­род­ных вод.

таким образом, в основе недостатков природопользования лежали политические, организационно-экономические и научно-технические при­чины.

Четвертая глава "Природоохранная деятельность в Ангаро-Ени­сей­ском ре­гионе" состоит из двух параграфов. В первом параграфе "Регио­нальные природо­охран­ные структуры" рассмотрена деятель­ность местных органов власти, природо­охранных структур и трудовых коллективов в осуще­ствлении экологической политики.

происходило формирование и совер­шен­ство­вание деятель­ности ре­гиональных природоохранных структур, функциони­рующих в рамках союз­ной модели управления природопользованием. Поли­тико-органи­за­ционная работа осуществ­лялась партийными органами. кон­тролирующую функцию выполняли санитарно-эпи­де­миологические стан­ции, управления гидроме­теослужбы и др. координирующая роль при­надлежала местным Советам, в структуре которых с 1960 г. созда­вались постоянные де­путат­ские комиссии по охране окружающей среды. в 1980-е гг. действо­вали отделы по охране природы и рацио­нальному исполь­зованию природных ресурсов, управления госу­дарст­венной вневедомст­венной экспертизы. с соз­данием Государствен­ного комитета по охране природы СССР (1988 г.) была ор­ганизована деятель­ность региональных комитетов. каждое мини­стерство имело собст­венные службы контроля на пред­при­ятиях. Сфор­мировалась система сопод­чинённых по вертикали природоохранных ор­ганов, выполняющих разнообразные функ­ции. Но до­биться четкой коор­динации их действий не удалось.

Законодательством были определены права и обязанности мест­ных органов власти и специализированных природоохранных структур. но в практической деятельности они сталкивались с препятствиями эко­номиче­ского и юридического характера, что было обу­словлено сущест­вующей сис­темой административно-командного управления, незаинтере­сованной в обра­зовании полновластных региональных органов управле­ния. Поэтому ра­бота сводилась к кон­тролю за выполнением правительст­венных постановлений и инспек­ционной деятельности. Финансирование мини­стерствами социальной сферы ставило их в зависимость от ведомст­венной политики. Решения мест­ной администрации обычно имели реко­мендательный ха­рактер.

В СССР финансирование природоохранных мер имело тен­денцию к воз­растанию. Но их объем в 1980-е гг. не превышал 2% общего количе­ства ин­вестиций в хозяй­ство страны, а разница в экологической эффек­тивности этих вложений в сравнении с раз­ви­тыми странами оценивалась в 5 раз. В Красноярском крае финансирование увеличива­лось в каж­дом пятилетии в 3 раза, но в 1980-е гг. рост замедлился. в Тувин­ской АССР при ста­биль­ном возрастании капвложений их объем был значи­тельно меньше, чем в других субъ­ектах АЕР. в Иркут­ской области наблюда­лось постоянное увеличение за­трат на природо­охран­ные ме­роприятия, в том числе на охрану воздушного бассейна бо­лее, чем в 2 раза. Но в целом их вели­чина не отражала ре­ального ущерба, наносимого природной среде. Бо­лее того, выде­ляе­мые сред­ства ис­пользова­лись не полностью.

В комплексе природоохранных мероприятий применялись приос­та­новка деятель­ности предприятий при нарушении норм выбросов вред­ных веществ, обращение к мини­стерствам по вопросам природопользова­ния, про­ведение проверок работы очистных со­оружений, привлечение к персональной ответст­венности руководителей пред­приятий, ­наложе­ние штра­фов и др. Выяв­лен­ные недостатки обсуждались на заседаниях облиспол­комов, депутат­ских ко­миссиях, регио­нальных советах общества охраны природы. Но ис­полнение при­родо­охранных рекомендаций по значимости не приравнива­лось к выпол­не­нию производ­ствен­ных заданий и поэтому не давало необхо­димых резуль­татов.

Анализ результатов деятельности природоохранных структур по­ка­зал, что приме­няемые меры давали временный эффект. не обладая не­обходи­мыми эко­номическими и юридиче­скими полномочиями для пре­дотвращения и уст­ра­нения широкомасштабных экологиче­ских последст­вий хозяйст­венной дея­тельности, они концентрировали внимание на реше­нии текущих проблем. отсутствовала информационная база об уровне загрязне­ния окру­жающей среды для комплексного анализа и прогно­зиро­вания из­менений и выра­ботки эф­фективных мер. вопросы формирования экономических стиму­лов к ра­цио­наль­ному при­родопользованию не рас­смат­ривались как приоритетные. Уро­вень дея­тельности природо­охранных струк­тур не соответствовал той антро­погенной на­грузке, ко­торую испы­тывал ре­гион в ходе индустриального раз­вития.

к концу 1980-х гг. под влиянием социально-полити­ческих изме­нений в стране на­метились новые тенденции в природоохранной деятель­ности: про­возглашена приоритет­ной задача создания экологически безо­пасной среды, приняты меры по объеди­нению уси­лий всех природоохран­ных структур неза­ви­симо от ведомственной принадлеж­ности, ор­ганизо­вана ра­бота отделов не­зависимой экологической экспертизы, экофондов; создан Центр по учету природных ресур­сов и введению кадастров и др. региональные природо­охранные структуры участвовали в совершенство­вании методики расчета ущерба, норма­тивов за пользование природными ресурсами, в отработке меха­низма изъятия плате­жей в экофонд и направ­ления их для лик­видации выявленных эколо­гических нарушений.

Тем самым была заложена основа для переход от административ­ных к преимуще­ственно экономическим методам управления природо­пользова­нием на региональном уровне. Первый опыт разработки экологи­ческих про­грамм в рамках комплексных про­грамм со­циально-экономиче­ского развития субъектов региона свидетельст­вовал о новом этапе в фор­мировании регио­нальной экологической политики.

во втором параграфе "общественные организации и формирова­ние экологического мировоз­зрения населе­ния" рассмотрены факторы, влияющие на уро­вень общест­вен­ной активности, изменение организацион­ных форм и методов привле­чения населения к природоохранной деятельно­сти.

автор отмечает, что становление экологического мировоззрения происходило под влиянием объективных факторов, связанных с хозяйст­вен­ным освоением региона, кото­рые воздействовали на психологию че­ловека, вы­рабатывая оценочный подход, систему взглядов, структуру по­ведения. Мировоз­зренческие стандарты индустриальной эпохи сформиро­вали антро­поцентристский тип экологиче­ского созна­ния. Природа вос­принима­лась как объект одностороннего воздей­ствия человека. прагма­тическое отношение к при­роде пронизывало все сферы общест­венной дея­тельности и было направ­лено на удовле­творение все возрастающих по­требностей человека. Это сви­детель­ствовало, что экокризис является не только результатом технического воздействия, но и кризисом сознания.

В 1950-е гг. привлечение населения к решению природоохранных про­блем осуще­ств­лялось через участие во Всесоюзном обществе охраны природы (ВООП). Особенно­стью управления являлось то, что первона­чально его возглавляли известные ученые. С 1970-х гг. стала преобладать другая тенденция: руководителями избирались инженерно-технические работники, а общее руководство осуществляли работ­ники советских орга­нов власти. Об­щественная организация оказалась под контролем государ­ственных структур управления и могла дейст­вовать в жестко определен­ных рамках, что лишало ее возможно­сти прояв­лять инициа­тиву. несмотря на разностороннюю работу, уро­вень ак­тивности на­селе­ния оста­вался низ­ким. По мнению автора, при­чины заключались в формальном под­ходе к решению ост­рых экологических проблем, в отсутствии принципиальной оценки сложив­шейся экоситуации со стороны руководителей общества. Руководящие струк­туры ВООП не доби­лись того уровня взаи­модействия с общественностью и населением, кото­рый бы позволил в полной мере ис­поль­зовать их потенциал в решении экологи­ческих проб­лем.

знания о состоянии природной среды население полу­чало в ос­новном из средств массовой информации, которые в силу идеологической зависимо­сти были не объективны и не могли в полной мере способство­вать экологиче­скому воспитанию на­селения. пропа­ганда была нацелена на показ достиже­ний и формирование представлений о разрешимо­сти экопроблем в условиях социа­лизма. Тем самым че­ловек отторгался от ак­тивного уча­стия в их устра­нении. Но были и примеры проявления актив­ной гра­жданской позиции: про­тест по вопросу переброски вод сибирских рек в южные рай­оны страны, строитель­ства Байкаль­ского ЦБК и др. Не­фор­мальное движение, дейст­вую­щее параллельно органи­за­циям ВООП, за­ложило традиции массового эко­движения второй половины 1980-х гг.

Смена мировоззренческих ценностей в эволюционном режиме про­исходила посто­янно, но крайне мед­ленно. в условиях социально-поли­тиче­ских перемен второй по­ло­вины 1980-х гг. началось их изменение, как по мас­штабу, так и по содержанию. этому способ­ствовала политика гласно­сти, ин­формирование населения о состоянии природной среды, проведение ми­тин­гов, "круглых столов" и др. ценно­стные ориентиры эко­движения не сво­ди­лись лишь к охране природы. В центре внимания была идея создания безо­пасной среды как важного условия жизнедеятельно­сти человека.

формирующиеся региональные экоорганизации разли­чались по чис­ленности, на­правлениям деятельно­сти, организационным принципам (объе­дине­ния, клубы, коопера­тивы, союзы, ассоциации, комитеты). Их можно классифи­цировать как социально-экологи­ческие, эколого-мировоз­зренче­ские, эколого-творческие. К наиболее извест­ным относились: Бай­кальская эколо­гиче­ская волна, Со­циально-экологический союз, Экология и че­ловек (Но­рильск), кооператив Прогноз (Красно­ярск), Комитеты спасе­ния Ангары и Енисея и др. на этапе становления экообъединений их ха­рактеризовала раз­рознен­ность дейст­вий, разногласия по вопросам выбора направлений дея­тельности, митинговость. Мно­гие организации так и не включились в конст­руктивную работу по оз­доровлению ок­ружаю­щей среды. Если в экообъеди­нениях при­кладной направленности преобладали бо­лее ква­лифицированные кадры, то в политизированных объединениях зна­чительная часть членов ока­залась мало подготовленной к природо­охранной деятельности.

эко­центрический подход, то есть ориентиро­ван­ность на экологи­че­скую целесооб­разность во взаимодействии с природой, готовность быть ак­тивными участниками эколо­гического движения, хотя и нашел отраже­ние в деятельности сибиряков, но имел неустойчи­вую тен­ден­цию к разви­тию. Это подтверждается опросами общественного мне­ния, в том числе в Байкальске, Братске и др. обеспокоенность носила скорее эмоцио­наль­ный характер и не являлась побуди­тельным мотивом к деятельности. выход из экологиче­ского кризиса большинством виделся во внедрении безо­пасных технологий (52%). низкий уровень эко­логических знаний не позволял четко представлять по­следствия экологиче­ского кризиса и адекватно реаги­ровать на сло­жившуюся ситуацию. становилось очевид­ным, что превращение экологического движе­ния в эффектив­ную общест­венную силу воз­можно при определенном уровне экологической культуры, рас­пространении научных экологических знаний среди различных соци­ально-возрастных категорий населения.

Пятая глава "Жизнедеятельность населения региона в усло­виях ур­банизиро­ван­ной среды" состоит из трех параграфов. В первом "Прак­тика проектирования и строительства городов" рассмотрены вопросы создания индустриальных центров в рай­онах нового освоения, учета при­родно-климатических особенностей, качества городской за­стройки, а также деятельность местных органов власти в решении вопро­сов создания экологи­чески приемлемых условий жизни населения.

Особенностью процесса урбанизации в АЕР являлось то, что бо­лее 80% населения со­средотачивалось на 29% ее площади. мощный им­пульс для развития получили ста­рей­шие города: Иркутск, Красноярск, Че­ремхово, Ачинск, Абакан. Новые города формирова­лись как центры ре­сурсно-кадро­вого потенциала для об­служивания возводимых промыш­лен­ных объектов. Численность городского населения в Крас­ноярском крае возросла с 39 до 73%, в Иркутской области – с 45 до 80,4%, а в Тувинской АССР до 47%, в то время как по РСФСР этот показатель в 1991 г. состав­лял 71%.

местные органы власти осуществляли контроль за качеством про­ек­тов застройки городов: проводились архитектурные советы с участием сани­тарных врачей; утвержда­лись схемы районных планировок с вариан­тами во­доснабжения, канализации, благоуст­ройства территории; выдава­лись заклю­чения по отводу земельных участ­ков под строи­тельство жилых и производст­венных объектов и т.д. В результате контроля удалось пре­дотвратить приня­тие многих неэффективных решений. Но уровень вы­полнения рекомен­даций составлял 50–80%.

Строительство городов осуществлялось в период, когда экологиче­ский фактор не только не определял пути их развития, но даже не выступал как ограничитель такого раз­вития. В программе освоения ре­гиона приоритет­ной являлась произ­водственная сфера в ущерб раз­витию социально-бытовой, природоохранной и рекреационной инфраструк­туры. Проектирование горо­дов осу­ществлялось в рамках концепции "социали­стического расселения", то есть при­ближения жилых массивов к произ­водственным объектам. недос­тат­ками проектов являлись необоснованный выбор направлений территориаль­ного разви­тия жилых массивов, нера­циональное размещение инженер­ных се­тей, некомплексная за­стройка го­родов, не предусматривалось создание зе­леных зон и др. В 1980-е гг. в условиях обострения экопроблем в генпланах стали учитываться такие во­просы как регулирование развития город­ской агло­мерации, совер­шенст­вова­ние структуры городского хозяйства и др. Но для разработки про­граммы сре­дозащитных мероприятий проектировщики не обес­печивались достаточной информацией об экологической системе горо­дов.

Невыполнение требования Министерства здравоохранения о созда­нии санитарно-защитных зон (СЗЗ) вокруг предприятий в 1950–1960-е гг. привело к высокой концентра­ций про­мышленного производства внутри жи­лых массивов. Так, в Красноярске к 1975 г. оказалось распо­ло­жено 118 пред­приятий, про­изводящих 40% продукции края. В крае 35% пред­приятий не имело СЗЗ. В Иркутской области такая ситуация была на БрАЗе, БЛПК, БЦЗ. Для улучшения экообстановки проводи­лось перебази­рование за пре­делы го­родской черты или ликвида­ция чрезвычайно вред­ных про­мышленных объек­тов. Но эти меры на­талкивались на сопротивле­ние министерств, и решение вопросов затя­гива­лось на десяти­летия. В конце 1980-х гг. появился первый опыт разработки про­грамм раз­вития горо­дов с учетом социально-экологиче­ских особенностей, который по­казал необходимость смены мировоззренче­ских установок по вопросам их проектирования и строительства для улуч­шения качества жизни че­ловека

Во втором параграфе "Социально-экологические аспекты каче­ства городской среды" рассмотрены причины загрязнения атмо­сферного воздуха, ухудшения качества питьевой воды и деятельность ме­стных органов власти по улучшению санитарно-гигие­нических условий жизни населения.

В 1950–1960-е гг. загрязнение атмосферного воздуха городов было связано с ши­роко распростра­ненным печным отоплением и преобла­данием малых котельных. лишь 15% предприятий имели золоулавители с эффектив­ностью не более 30%. В последующие десятилетия экологиче­ская обстановка обострилась из-за влияния мощных ком­плексных источ­ников техногенного воздействия. На уровень загрязнения влияли осо­бен­ности рас­положения го­ро­дов. админист­ративные центры находились в доли­нах рек, для которых был характерен за­стой воздуха и скопление вы­бросов. новые индустриаль­ные города были построены в местах с низкой рассеивающей способ­ностью атмосферы. Среди них: Ангарск, Байкальск, Назарово, Шарыпово и др. эко­логическая обстановка в Нориль­ске, Шеле­хово, Братске, Сорске осложня­лась воздейст­вием выбросов металлургиче­ских пред­приятий.

Местными органами власти принимались меры по газификации насе­ленных пунк­тов, созданию централизованного теплоснабжения, пере­ходу на использование высокока­чественного топлива. с середины 1970-х гг. в пер­спективных комплексных планах охраны природы предусматри­вались меры по стабилизации экообстановки: проводилось прогно­зирова­ние состояния окружающей среды, нормирование выбросов предприятий при не­благоприят­ных ме­теоусловиях. мониторинг состояния атмосферы городов показал на­растание эко­логической на­пряженности, хотя учет вы­бросов осу­ществлялся только по 13 показа­телям из обшир­ного перечня загрязняющих веществ. От­сутствие полной информа­ции являлось од­ной из причин низкой эффективно­сти прини­маемых мер. К 1990-м гг., по дан­ным общегосударственной службы наблюдения и кон­троля за со­стоянием атмосфер­ного воздуха, подавляющее число про­мышленных центров ре­гиона от­носилось к неблаго­получным горо­дам Российской Федера­ции. Первое и вось­мое место в списке занимали Но­рильск и Ангарск.

Начало создания централизованной водо-канализационной сис­темы было поло­жено в 1950-е гг., но работы сдерживались из-за отсутст­вия гене­ральных планов, низкого уровня управления коммунальным хо­зяйством, не­приемлемости предла­гаемых техниче­ских решений для си­бирских условий. Их строительство отставало от темпов промыш­ленного развития, осуществ­лялось с задержкой от установленных сроков и без учета пер­спектив развития городов. Это приводило к перегрузке очистных сооружений и загрязне­нию водоемов. К 1991 г. централизованная сеть действовала во всех горо­дах ре­гиона. удельный вес жилой площади, обо­ру­дованной водо-канализацион­ными сетями, централь­ным отоплением и горячим во­доснабжением в Крас­ноярском крае был выше, чем в Ир­кут­ской области, Тувинской АССР и в це­лом в Вос­точной Си­бири.

Актуальной оставалась проблема качества потребляемой населе­нием воды, степе­ни ее очистки и контроля водопользования. Если в 1950–1960-е гг. качество воды могло счи­таться удовлетворительным из-за ма­лого вре­мени воздействия отрицательных факторов индустриализации, то в после­дующие два десятилетия, несмотря на введение в эксплуата­цию очистных сооруже­ний, изменений в лучшую сторону не произошло. Так, Красноярск занимал первое место в РСФСР по мощности комплексов биохимической очистки стоков. но количество установок в регионе, ра­ботающих в соответствии с проектными нормами, не превышало 50%. по данным Госкомгидромета РСФСР (1989 г.) в первую сотню горо­дов с низ­ким уровнем качества воды вошло большинство городов региона, а в пер­вую де­сятку – Ангарск, Красно­ярск, Братск. Сооружение водозаборов в потенциально опасных местах соз­дало дефицит качественной питьевой воды, делало на­сущной проблему по­иска новых источни­ков водоснабже­ния населения.

Органами мест­ного управления решались вопросы ор­ганизации зон санитарной ох­раны во­дозаборов, финансирования строительства и расши­рения мощностей очист­ных со­оружений на основе долевого участия пред­приятий. мониторинг качества питьевой воды к концу 1980-х гг. стал носить постоянный характер, но комплексных исследований по изуче­нию возмож­ных антропо­генных катастроф не проводилось. мате­ри­ально-тех­ни­че­ское и финансовое обеспечение природоохранных мер в ряде слу­чаев позво­ляло лишь стаби­лизировать санитарно-гигиенические ус­ловия жизнедеятель­но­сти человека, но кар­динально не решало проблему улучшения экологиче­ской безопасно­сти городов. Мест­ными органами власти были соз­даны лишь оп­ределенные элементы системы управления охраной городской среды. было признано, что экологический фактор яв­ляется опреде­ляющим в дальнейшем раз­витии городов.

В третьем параграфе "Здоровье населения промышленных цен­тров" проанали­зи­рована деятельность местных органов власти по разви­тию медицинского обслу­живания и организации профилактических меро­приятий, а также дан анализ социально-экологиче­ских факторов, влияю­щих на заболе­ваемость населения.

процесс становления и развития системы здравоохранения про­хо­дил сложно. в 1950–1960-е гг. медучреждения разме­щались в плохо при­способ­ленных для лечебных це­лей по­мещениях. В последующие десятиле­тия их строительство осуществля­лось, в том числе промышлен­ными предпри­ятиями. Но сохраня­лась пере­груженность больниц в 2 раза, только 40% мед­учрежде­ний распола­га­лись в типовых помещениях, спе­циали­зиро­ванной по­мощью была охва­чена одна треть на­селения. отстава­ние в развитии системы здраво­охранения от темпов промышленного ос­воения региона было харак­терно на про­тяжении всего исследуемого пе­риода. Анализ стати­стических данных по­ка­зал, более низ­кий уро­вень обеспечения населения Восточной Си­бири в 1980–1989 гг. врачами в сравне­нии с показателями по РСФСР, За­падно-Си­бир­скому и Дальнево­сточ­ному районам. При­чем в Крас­но­ярском крае и Ир­кутской области этот разрыв был мень­шим в отличии от си­туации, сложив­шейся в Хакас­ской автономной области и Тувин­ской АССР. По обес­печен­ности боль­ницами Красно­ярский край оказался на 30-м месте в СССР, а крае­вой центр на 24-м месте. тем самым темпы развития системы здраво­охране­ния были недоста­точны для интенсивно развивающе­гося региона.

к факторам, отрицательно влияющим на здоровье сибиряков, от­но­сились тяжелые производственные условия за счет скопления пыли, шума, воздействия вредных веществ и др. Так, 25% рабочих, занятых в производст­венной сфере Красноярского края в 1980-е гг., подвергалось их воздействию. Ангарским институтом ги­гиены труда и профзаболеваний разрабатывались методики предупреждения и лечения заболеваний, изу­чались производ­ствен­ные условия, давались рекомендации, проводились медосмотры и др. Но соз­дать систему профпатологической службы в ре­гионе не удалось. Отсутство­вала информацион­ная база данных об уровне профзаболеваний. обеспечение специали­стами даже в краевом центре был недостаточным (40%). Стремление к комплексному подходу в решении вопро­сов нашло выражение в разработке и реализации про­граммы "Пяти­летка здоровья Нориль­ского промышленного района на 1976–1980 гг." и в программах "Здоровье" др. субъектов ре­гиона. В них предусматрива­лось развитие медучреждений, оборудо­вание комнат ги­гиены на предпри­ятиях, ор­ганизация диетиче­ского питания, устра­нение вред­ных произ­вод­ственных фак­торов. Но реализация программ прохо­дила мед­ленно из-за слабого фи­нансиро­вания.

Главным критерием, характеризующим здоровье населения, явля­ется уровень его заболеваемости. Всемирной организацией здравоохране­ния уста­новлена зависимость здо­ровья человека на 20% от окружающей среды, на 12% от системы здравоохранения, на 20–30% от условий труда. На начальном этапе индустриального освоения региона заболевае­мость была свя­зана с адаптацией приезжего населения к новым природным усло­виям. По­ло­жение осложнялось слабо развитой соци­ально-бы­товой и ме­дицинской ин­фраструк­ту­рой. В этот период преобладали желудочно-ки­шечные инфекции. В 1970–1980-е гг. Вос­точная Си­бирь отно­силась к ре­гионам страны с наиболее высо­ким по­казателем заболе­ваемости туберку­лезом. причиной являлись вредные выбросы в ат­мосферу, которые в среднем в 1990 г., например, на одного красно­ярца состав­ляли 920 кг, в то время как на одного рос­сиянина – 190 кг.

воздействие на организм человека факторов, связанных с загрязне­нием окружаю­щей среды, способствовало возникновению так на­зываемых "болезней цивилизации": ал­лергических, онкологических, им­мунологических и др. Наи­большая частота и тяжесть заболеваний отме­чалась в крупных про­мышленных центрах. Статистические данные сви­детельствуют, что в струк­туре заболеваний центральное место принадле­жало болезням органов дыха­ния, системы крово­обращения, зло­качествен­ным новообразованиям. смерт­ность от злокачествен­ных образований в этот период имела тенденцию к снижению, хотя еже­годный уровень забо­леваемости возрастал. В Иркутской области за 1955–1987 гг. смерт­ность от болезней органов пищеварения уве­личилась на 19,7%, от но­вообразова­ний – на 43,9%, а от инфекционных болез­ней сократилась на 19,2%. Уро­вень общей смерт­но­сти был посто­янно ниже средне­республиканского, но разрыв между ними посте­пенно со­кратился с 20% в 1988 г. до 3% в 1995 г. Показатель онкозаболеваемости в Крас­нояр­ском крае за 1960–1990 гг. увеличился с 14,0 до 21,3 на 10 тыс. чел. слабое техниче­ское осна­щение медучреждений затрудняло диагностику, профилак­тику и лечение забо­лева­ний.

Данные о структуре и уровне заболеваемости населения региона сви­детельст­вуют, что загрязнение окружающей среды ур­банизированных терри­торий является од­ним из ве­дущих экологических фак­торов, опреде­ляющих здоровье, продолжительность и каче­ство жизни насе­ления.

Заключение содержит основные выводы.
  • анализ эволюции научного осмысления социально-экологиче­ских про­блем в сис­теме "человек–общество–природа" показал смену ряда прин­ципиальных положе­ний. от теорий, базирующихся на идеализации при­роды и проведении неограниченных преобра­зований в интересах об­щества, науч­ная мысль развивалась в направлении к тео­риям уста­новле­ния контроля за процессом воздействия человека на природную среду и регулиро­вания эко­систем, к разработке методов научного предви­дения последствий хо­зяйст­венной деятельности. Не отрицая важности совер­шенствования техники, уче­ные пришли к вы­воду, что главные уси­лия со­временного общества должны быть сосредото­чены в гумани­тарной сфере, где центральными являются во­просы смены мировоззренче­ских установок в выборе вариантов пере­стройки общества, изменения челове­ческих по­требно­стей, опреде­ления максимально допусти­мой нагрузки на биосферу и согласования с ними жизнедея­тельности человека.
  • Возрастающий интерес к социально-экологической пробле­матике по­зво­лил уче­ным продвинуться в изучении, как общих закономерно­стей эко­логического кризиса циви­лиза­ции, так и специфических особенно­стей, харак­терных для централизо­ванной системы управ­ления. Междисцип­ли­нарный подход с широким использо­ванием исторического ма­териала рас­ширил воз­можности научного анализа. Тем не менее, современная историогра­фия пока не дает целостного представления об экологической политике советского пе­риода, ее региональных проявлениях, механизмах достижения поставленных целей, вари­антах преодоления социально-экологических противоречий.
  • анализ региональной хозяйственной политики на примере разра­ботки и осуществ­ле­ния проекта освоения Ангаро-Енисейского региона по­казал, что преимущест­венное развитие предприятий топливно-энерге­тиче­ской, химической, горнодобывающей, метал­лургической, гидролиз­ной, лесо­перерабатывающей и др. отраслей промышленности при­вело к обострению социально-экологиче­ских противоречий. При проектировании не были уч­тены масштабы производственных комплексов и уровень их воздействия на при­родные системы. Индустриальное развитие осуществ­лялось без учета экологиче­ских критериев. низкая себе­стоимость про­дукции достигалась це­ной недос­таточной компенсации ущерба, нанесенного природной среде, а также социальной и производствен­ной ин­фраструк­туре.
  • политика и практика природопользования были направлены на мак­си­мальное вовлече­ние в хозяйст­венный оборот природных ресурсов. Нару­шение прин­ципа ком­плексности при­вело не только к ненормирован­ному по­треблению многих ценных ком­понен­тов при­родных ре­сурсов, но и к мас­со­вому выведе­нию в окружающую среду отхо­дов добычи и пе­реработки ми­нерального сы­рья, что являлось дополнительным фактором ее дестабили­за­ции. Монополь­ная роль отраслевых министерств в исполь­зовании природ­ных ресурсов спо­собствовала тому, что промышленное освоение региона значи­тельно опере­жало темпы решения природоохран­ных проблем. деградация земельных, водных и лесных ре­сурсов, обес­печивающих эко­логическую безо­пасность населе­ния региона, при­водила к разрушению экологической ем­ко­сти террито­рии. Но нарушения в природ­ной среде рас­сматривались лишь как утрата эко­номического ре­сурса, а не фундаментальной основы жизни чело­века.
  • В исследуемый период происходило становление государствен­ной эко­логической по­литики, определение ее приоритетных направлений. как показывает исторический опыт жесткая централизация власти не яв­лялась гарантией формирования эффективного меха­низма реализации природо­охранных решений. Уровень деятельности природоохранных структур не соответствовал той антропогенной нагрузке, которую испы­тывал регион в ходе индустриального развития. Сложившаяся модель ох­раны ок­ружающей среды была нацелена на ликвидацию уже имеющихся отри­цательных послед­ст­вий хозяйственного развития. Новизна подходов наметилась во второй по­ловине 1980-х гг. и выражалась в формулирова­нии новой стратегии экологи­ческого регулирования, включающей профи­лактику и минимизацию отрица­тельных последствий хозяйственной дея­тельности, в соз­дании основ эконо­мического механизма охраны окру­жающей среды.
  • деятельность научных центров, созданных в исторически корот­кий срок на терри­то­рии региона позволила укрепить научный фундамент по­строения системы рацио­наль­ного природопользования, минимизиро­вать ущерб окружающей среде. Но работы по оп­тимизации природополь­зования не давали заметных результатов в силу быстрого нако­п­ления от­рицательных последствий антропогенного характера и сохраняю­щейся приори­тетности интересов производственной сферы. Кардинальное реше­ние природоохран­ных проблем находилось в прямой зависимости от со­вершенствования орга­низационных основ деятельности научных центров, создания инновационных стимулов, перехода на принци­пи­ально новый вариант технологической стра­тегии природо­пользования, ориентирован­ной на ресурсосбережение.
  • идеология потребительского отношения к природ­е, за­крытость ин­фор­мации о ее со­стоянии, тормозили форми­рование эко­логического мировоз­зрения населения, мешали целостному вос­приятию экопроблем и формализо­вали деятель­ность общественных при­родо­охранных организа­ций. Политика гласности и общественно-политические из­менения во вто­рой половине 1980-х гг. стали важными факторами ста­новле­ния экологи­ческого мировоз­зрения. общественные организации иницииро­вали про­цесс принятия эколо­гиче­ски важных решений, предотвратили прак­тиче­скую реализацию ряда опасных проектов. результативность деятельности экодвижения находилась в пря­мой зависимости от уровня экологических зна­ний.
  • исследование соци­ально-экологических условий жизни че­ловека в ур­банизирован­ной среде показало зависимость его жизнедеятельности от специфики хо­зяйствен­ного ос­воения региона, качества городской среды, уровня развития социально-бытовой инфра­структуры и системы здравоохра­нения. в городах Ан­гаро-Енисейского ре­гиона сформи­ровалась напряженная, а в ряде случаев экстремальная социально-экологиче­ская ситуа­ция. Диспро­порции в развитии социальной и производственной сферы не позволяли ста­билизировать социально-экологические условия жизни населе­ния.