Теоретические и методологические проблемы понятия и состава юридической техники
| Вид материала | Автореферат |
| Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора |
- Категорий юридической, 663.54kb.
- Задачи изучения дисциплины: Раскрыть теоретические понятия и положения юридической, 18.96kb.
- Общенаучные и методологические основы юридической психологии (общая часть юридической, 781.75kb.
- Ю. С. Решетов, профессор методологические проблемы отечественного права, 138.85kb.
- Методологические и теоретические проблемы, 3695.83kb.
- 1. Понятие, цели, значение, виды юридической техники. Законодательная техника Понятие, 1178.98kb.
- Методологические и теоретические проблемы психологии, 3472.34kb.
- Краткое содержание лекций по курсу «Методы социально-психологического исследования», 139.43kb.
- Конференция будет работать по следующим направлениям: актуальные проблемы современного, 33.23kb.
- Темы рефератов для аспирантов по курсу «Философия техники», 38.71kb.
Выделяя в рамках классификации по отраслевой принадлежности материально-правовые и процессуально-правовые аксиомы, диссертант указывает, что примеры процессуальных аксиом в литературе встречаются гораздо чаще, что связано, вероятнее всего, с особенностями процессуального права, в сфере которого частные интересы индивида подлежат рассмотрению и защите со стороны публичной власти. Поэтому здесь особенно необходимы элементарные нравственные нормативы, обеспечивающие вынесение объективного, справедливого решения, согласование интересов всех сторон. Кроме того, процессуальная форма, в отличие от материально-правовых отраслей, в значительно меньшей степени подвержена влиянию исторических, социальных, политических изменений. Поэтому число процессуальных норм, проверенных многовековой юридической практикой, превышает число аналогичных «вечных» материальных норм.
Деление правовых аксиом на нормативные и научные подвергается в работе критике, т.к. в качестве средств ЮТ выступают не научные постулаты, а проверенные практикой правовые веления. Теоретико-правовые аксиомы, в свою очередь, имеют больше сходства с аксиомами других наук, чем с правовыми регуляторами. При этом сам факт нормативного закрепления не является обязательным. Форма закрепления аксиом допускает непосредственное изложение в виде отдельного НПП, косвенное выражение в других НПП, выражение аксиом в обобщениях практики и даже в известных пословицах (в развитой правовой системе количество основополагающих, общепризнанных правовых истин, не получивших нормативного закрепления ничтожно мало). В работе характеризуется значение правовых аксиом как средств ЮТ в правотворческой, правоинтерпретационной, правоприменительной деятельности.
Во втором параграфе автор обращается к правовым презумпциям, которые в современной юридической литературе рассматриваются с позиции двух подходов: философского (как логический прием) и юридического (как средство регулирования общественных отношений). Отдавая в целом предпочтение второму подходу, автор не стремится жестко противопоставить их друг другу, указывая, что правовая презумпция в природе своей сочетает две стороны: социальную (логическое предположение той или иной степени вероятности) и юридическую (обязанность компетентного субъекта предположить, что соответствующие факты установлены). Определяющее значение имеет вторая составляющая, которая обусловливает регулятивные возможности презумпции, в частности, позволяет отличать юридические презумпции от фактических. Сходство правовых презумпций и правовых аксиом объясняется не только их опорой на опыт, но и стремлением обеспечить справедливость и целесообразность правового регулирования. Именно поэтому важнейшие презумпции признаются нравственными аксиомами. Основным свойством презумпции, отличающим ее от правовых аксиом, является опровержимость.
Сопоставление правовых презумпций с правовыми принципами проводится в работе по степени их значимости, а также с точки зрения механизма их действия. Последний предполагает: (1) презумпции, как принципы устанавливают общее правило; (2) жестко закрепляют все возможные исключения из общего правила (в том числе субъектов, порядок и условия его нарушения или опровержения); (3) подразумевают, что общее правило действует во всех случаях, кроме специально оговоренных. При таком подходе правильнее говорить не о том, что наиболее важные презумпции «дорастают» по своему значению до принципов права, а о том, что каждая презумпция является по природе своей принципом – принципом разрешения конкретной ситуации неопределенности.
Правовая преюдиция рассматривается как самостоятельное средство правоприменительной техники (средство доказывания), но в качестве общего средства ЮТ выступает лишь разновидностью презумпции, вытекающей из общеправовой презумпции истинности государственного акта.
Анализируя существующие в науке классификации, автор приходит к выводу, что часть из них с позиции юридического подхода к понятию правовой презумпции теряет актуальность, например, деление по степени опровержимости (опровержимые и неопровержимые) и по способу нормативного закрепления (прямые и косвенные). Другие классификации – по методу правового регулирования, лежащему в основе правовой презумпции (императивные и диспозитивные); по отраслевой принадлежности (материально-правовые и процессуально-правовые); по масштабу действия (общеправовые, межотраслевые, отраслевые), подробно исследуются на примерах из действующего законодательства. Несмотря на критическое отношение некоторых ученых к правовым презумпциям, регулятивный потенциал данного средства ЮТ достаточно велик.
Внутренняя структура правовых фикций, рассматриваемых в третьем параграфе, также образуется двумя сторонами: социальной (предположение, вероятность которого, как и у презумпции, может быть различной) и юридической (императивное правовое веление, не допускающее возможности опровержения). Фикция никогда не формируется произвольно, устанавливаемое ею правило всегда имеет логическое объяснение, с точки зрения целесообразности, справедливости, гуманизма и т.п. Несмотря на различия между презумпциями и фикциями, они представляют собой явления одной юридической природы. Вопреки сложившемуся мнению, степень вероятности сама по себе в качестве сущностного отличия фикций от презумпций рассматриваться не может. Главное, что фикция подразумевает юридическое утверждение, т.е. не допускающую исключения обязанность признать факты установленными. Неопровержимый характер обусловливает некоторое сходство правовых фикций с аксиомами (императивные правовые веления, истинность которых, с юридической точки зрения, не ставится под сомнение). В определенных ракурсах одно и то же правовое положение может рассматриваться как аксиома и как фикция («недоказанная вина равна доказанной невиновности»).
Классифицируя правовые фикции по сфере существования на теоретические и нормативные, автор приходит к выводу, что первые, являясь частью правовой доктрины, не выступают самостоятельными регуляторами. Независимо от факта закрепления в нормативном тексте, такие фикции условно можно назвать понятийными, т.к. они не устанавливают правил, а предполагают наличие допущения в самом понятии («бестелесные вещи», «экстерриториальность», «обратная сила», «безналичные деньги», «бездокументарные ценные бумаги», «представительство»). Деление правовых фикций по отраслевой принадлежности сопровождается в работе анализом большого количества примеров, призванных опровергнуть существующее в науке мнение об исключительном характере и предельно узкой сфере использования правовых фикций. Определенная фиктивность, «вымышленность» является имманентным свойством правовой реальности, и правовые фикции выступают лишь одним из средств воплощения этого свойства. В качестве возможного основания классификации рассматривается и степень обязательности правовой фикции (императивные и диспозитивные). При этом подчеркивается, что любая фикция императивна с точки зрения возможности опровержения установленного ею правила. Однако, степень обязательности применения фикции для суда может быть различной. Анализ категории правовой фикции завершается исследованием практического значения соответствующего средства ЮТ в сфере правотворчества и правоприменения.
Четвертый параграф этой главы выполняет обобщающую функцию, исследуя соотношение и взаимосвязь правовых предположений. Схематически изображая внутреннее строение рассматриваемых правовых явлений, диссертант демонстрирует сходство и различие в структуре правовых аксиом, правовых фикций («неопровержимых презумпций»), правовых и фактических презумпций. Делается вывод о том, что различия между ними обусловлены соотношением и структурой социального и, особенно, юридического компонента. Данный структурный анализ позволяет провести различия между общелогическими (фактические презумпции, тактические фикции и др.) и нормативными средствами ЮТ, а также классифицировать правовые предположения по степени опровержимости на условные и безусловные. Однако, исследование внутренней структуры не объясняет сущностных различий, существующих в восприятии правовых предположений профессиональным правосознанием. С этой целью автором используется понятие профессиональной юридической парадигмы, отражающее те ментальные модели, которые определяют способ восприятия и осмысления правовой реальности юристами. Подобными моделями и выступают правовые аксиомы. Их абсолютная достоверность не вызывает сомнений в рамках данной юридической парадигмы, т.к. именно они задают «правила игры», «систему координат», исходные установки, позволяющие юристу воспринимать, оценивать правовую реальность, действовать в ней. Восприятие правовых аксиом как «вечных» и абсолютных истин обусловлено двумя факторами: (1) «эффектом парадигмы», создающей своеобразный психологический фильтр, через который субъект видит мир; (2) устойчивостью профессиональной юридической парадигмы, которая менее вариативна, чем научная, характеризуется меньшим разнообразием противоположных исходных позиций и более жестко задана целями юридической деятельности и средствами, доступными юристу. Поэтому смена парадигмы зачастую приводит не к появлению новых, а к возвращению прежних ценностей, укрепляя в сознании юристов их авторитет, придавая им статус положений, проверенных многовековой практикой и мировым опытом. В отличие от аксиом, правовые презумпции и фикции не воспринимаются как истинные положения, степень их условности в полной мере осознается самими юристами. Поэтому фикции и презумпции действуют только при условии их нормативного закрепления.
Говорить о правовых аксиомах, презумпциях и фикциях как средствах ЮТ, можно лишь рассматривая эти явления через призму категории НПП. В своем широком значении аксиомы, презумпции и фикции, как явления, носящие общелогический характер, используются в правовой практике, что, однако, не делает данные логические средства юридическими. Получив нормативное закрепление, они (а) выступают результатами юридического конструирования, воплощая целостные юридические конструкции; (б) приобретают свойства самостоятельных регуляторов; (в) получая нормативный характер, помогают конструированию условной правовой реальности.
В последнюю, восьмую главу диссертации вынесено исследование проблемы правовых символов как неязыковых нормативных средств юридической техники. Первый параграф характеризует понятие и значение правовых символов. Обращаясь к анализу роли символов с исторической и социально-культурной точки зрения, диссертант приходит к выводу, что в культурологическом плане возникновение символов можно рассматривать не только как результат, но и как одно из средств формирования первобытного человеческого общества. В этом контексте право само по себе выступает как особый социальный символ метаюридического плана. Вероятно, осознание необходимости существования единого для всех порядка и подчинения ему относится к числу архетипов человеческого сознания. В том числе и этим, вероятно, объясняется представление о параллельно существующих естественном и позитивном праве: с одной стороны, мы сознаем конкретные нормативно-установленные правила, императивы, (которые могут казаться нам справедливыми или несправедливыми), с другой стороны, право в целом воспринимается нами как символ справедливости и порядка.
Символы, так или иначе связанные в своем существовании и действии с правом, объединяются в работе в три группы: (1) символы, закрепленные в официальных источниках права и охраняемые государством («правовые символы» в узком смысле); (2) символы, используемые в праве, независимо от нормативного закрепления («правовые символы» в широком смысле); (3) юридически-значимые символы (в том числе, запрещенные действующим правом). Значение правовых символов выражается в их функциях: регулятивной, правоустанавливающей, идеологической, информационной, ориентирующей, идентификационной, охранительной и экономической.
Соотношение правовых символов с другими категориями выступает предметом рассмотрения второго параграфа данной главы. В качестве объекта сравнения, в первую очередь, избраны правовые аксиомы, которые, так же как и символы, характеризуются общеизвестностью, общепризнанностью, укорененностью в общественном сознании. Основным отличием выступает то, что содержание правовой аксиомы не привязано жестко к какой-либо форме выражения, символы же могут рассматриваться исключительно в единстве формы и содержания (некоей форме придается определенный, казалось бы, никак с этой формой не связанный смысл).
Сходство правового символа и правовой декларации объясняется их ориентацией на эмоциональное восприятие, использованием специфических способов изложения информации и идеологической насыщенностью. Автор приходит к выводу, что природа этих правовых явлений очень близка: в зависимости от контекста исследования, символ может рассматриваться как особая форма выражения декларативного НПП либо, наоборот, декларация (например, преамбула закона) выступать как своеобразный правовой символ, выраженный в текстовой форме.
Рассматривая проблему соотношения правовых символов и языка права, диссертант подчеркивает, что обозначение символов в качестве неязыковых средств ЮТ достаточно условно, т.к. символы, как и любые социальные явления, существуют исключительно в языковой среде, порождаются ею. Речь поэтому идет не о противопоставлении символов языковым средствам, а лишь о стремлении акцентировать внимание на их специфике. Рассмотрение символов в качестве нормативных средств ЮТ объясняется тем, что определяющую роль в процессе осуществления юридической деятельности играют символы, получившие нормативно-правовое закрепление. При этом, несмотря на юридическое закрепление, культурологическая, общесоциальная составляющая символа сохраняет решающее значение в его природе. Поэтому ни форма закрепления, ни механизм действия нормативно-правовых символов не является унифицированным. Этим объясняется огромное их разнообразие.
В третьем параграфе «Классификация правовых символов» предпринимается попытка определенным образом систематизировать это разнообразие. Изучив существующие в литературе варианты классификации правовых символов по форме выражения, диссертант отмечает, что даже в наиболее удачных из них (А.В.Никитин) сложно оказывается провести границу между отдельными видами. В результате предлагается использовать дополнительную группировку и выстраивать данную классификацию следующим образом: (1) статичные символы (их внешняя форма остается неизменной, независимо от того, используется ли символ в данный момент): предметные, изобразительные, письменные словесные; (2) динамичные символы (получают внешнюю объективацию исключительно в процессе использования): символы-действия; звуковые; световые; устные языковые.
По функциональной роли символы делятся на регулятивные (выраженные в символической форме властные веления) и декларативные (средства выражения определенных правовых ценностей). Один и тот же символ в различных ситуациях может рассматриваться как регулятивный либо как декларативный. Например, государственная награда сама по себе декларирует признание со стороны государства заслуг награжденного, но ее получение влечет правовые последствия, т.е. имеет регулятивное значение.
С точки зрения особенностей НПП, можно выделить: (1) символы, указание на которые содержится в гипотезе НПП (регулятивные); (2) символы, упоминающиеся в диспозиции НПП (декларативные); (3) дефинитивные НПП, в которых закрепляется словесная расшифровка значения правового символа (родо-видовое определение, описательное, определение-рисунок, определение-пояснение и т.п.). Наименование «символическое НПП» может быть применено, по мнению автора, не к тому НПП, в тексте которого упоминается правовой символ, а лишь к велению, выраженному в символической форме. Требования, предъявляемые к качеству правовых символов, диссертант объединяет в систему, включающую четыре составляющих: социальную, логическую, эстетическую и культурологическую.
В заключении формулируются основные выводы, а также обозначаются перспективы дальнейшего развития теории юридической техники.
Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях автора:
Монографии:
- Давыдова, М.Л. Юридическая техника: проблемы теории и методологии: Монография / М.Л.Давыдова. Волгоград: Издательство ВолГУ, 2009. (18,6 п.л.)
(Рецензия: Шуняева, А.Е. Проблемы теории и методологии юридической техники (Давыдова М.Л. Юридическая техника: проблемы теории и методологии. – Волгоград, 2009) / А.Е.Шуняева // Современное право, № 3. – М., 2010. – С. 162-164.)
- Давыдова, М.Л. Нормативно-правовое предписание: природа, типология, технико-юридическое оформление: Моногарфия / М.Л.Давыдова. С-Пб.: Изд-во Р.Асланова «Юридический центр Пресс», 2009. (14 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Нормативно-правовое предписание в теории права: Монография / М.Л.Давыдова. Волгоград: Издательство ВолГУ, 2003. (12,7 п.л.).
Статьи, опубликованные в ведущих рецензируемых научных журналах и изданиях, определенных Высшей аттестационной комиссией:
- Давыдова, М.Л. О юридической природе нормативно-правовых предписаний: основные научные концепции / М.Л.Давыдова // Журнал российского права, № 10. – М., 2003. (1 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Проблемы объективности оценки знаний студентов / М.Л.Давыдова, А.А.Шанин // Известия Волгоградского государственного технического университета: межвузовский сб. науч. ст. № 5 (14) – Сер. Новые образовательные системы и технологии обучения в вузе. Вып. 3. – Волгоград: Издательство ВолгГТУ, 2006. (0,4/0,3 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Признаки права: попытка систематизации / М.Л.Давыдова // Вестник Саратовской государственной академии права. № 2 (43). 2005. (0,7 п.л.).
- Давыдова М.Л. Рецензия на книгу Кашаниной Т.В. «Юридическая техника» / М.Л.Давыдова // Правоведение. № 3. – СПб., 2007. (0,4 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Юридическая техника как научная основа формирования профессионального мастерства юриста / М.Л.Давыдова // Право и образование. № 7. – М., 2007. (0,5 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Локальные нормативно-правовые акты в системе российского законодательства: проблемы понятия и классификации / М.Л.Давыдова // "Черные дыры" в российском законодательстве. №2. – М., 2008. (0,5 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Классификация правовых символов / М.Л.Давыдова // Актуальные проблемы российского права. 2008. № 4 (9). (0,5 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Категории «сущность», «содержание» и «форма» государства как научная основа построения учебного курса общей теории государства / М.Л.Давыдова, А.А.Шанин // Право и образование. № 1. – М., 2008. (0,5/0,4 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Общая теория права как наука и учебный курс в системе высшего юридического образования / М.Л.Давыдова // Право и образование. № 3. – М., 2008. (0,5 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Правовые фикции как средства юридической техники (примерная лекция по курсу «Юридическая техника») / М.Л.Давыдова // Право и образование. № 3. – М., 2009. (0,5 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Классификация юридической техники как научная проблема / М.Л.Давыдова // Пробелы в российском законодательстве. № 2. – М., 2009. (0,5 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Структура языка права: филологические и юридические аспекты / М.Л.Давыдова // Актуальные проблемы российского права. 2009. № 3(12). (0,5 п.л.).
- Давыдова, М.Л. Символы в праве и правовые символы: понятие и значение / М.Л.Давыдова // Правоведение. № 3. – СПб., 2009. (0,5 п.л.).