Geum.ru

Азиатско-тихоокеанского региона

Вид материалаУчебно-методическое пособие
Аграрные преобразования в странах АТР
Вопросы и задания
Вопросы и задания
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Аграрные преобразования в странах АТР




Невозможно учесть все особенности и нюансы социальных процессов в деревне Азиатско-Тихоокеанского региона, важно отметить общее: в процесс экономической модернизации дальневосточная деревня (за исключением КНДР, где была воспроизведена, по сути, колхозная система сталинского типа) включилась, опираясь, прежде всего, на фундамент мелкого и мельчайшего земледельческого крестьянского хозяйства. Только в Японии, Республике Корея и на Тайване это было сделано сразу в результате послевоенных реформ, а в Китае – лишь в начале 1980-х годов, после четверти века драматических экспериментов с коллективизацией и народными коммунами. Одна из существенных особенностей большинства стран Дальнего Востока – быстрота перехода от аграрных обществ к урбанистическим. Но в Китае стихийная сельско-городская миграция усилилась лишь в пореформенные 80-е годы. Сельское население здесь продолжает составлять абсолютное большинство, почти не изменяясь в процентном отношении (79,8% в 1970 г. и 78,6% в 1990 г.). В то же время в Японии сельскохозяйственное население сократилось с 17,8 млн. чел. в 1947 г. (52,4%) до 4,3 млн. (6,6%) в 1991 г., в Республике Корея – с 6,2 млн. (61,4%) в 1960 г. до 3,1 млн. (16,3%) в 1991 г. На Тайване за 30 лет после аграрных реформ доля сельскохозяйственного населения снизилась с 56,1% (1952 г.) до 18,6 % (1983г). В КНДР доля сельского населения (включая и несельскохозяйственное) за 1970 – 1990 гг. снизилось с 59,3 до 28,0 %. При этом в Японии, например, удельный вес лиц наемного труда в общей численности занятых в сельском хозяйстве не превышал 9,5%, в Республике Корея – 7,3%. Одновременно, вследствие жестких законодательных ограничений размеров землевладений и землепользования для одного хозяйства, установленных во всех без исключения странах региона, сильно ограничена сфера арендаторского сельского хозяйства. Она захватывает по преимуществу группы сельского населения, приарендовывающие небольшие участки земли из-за нехватки семейной рабочей силы для ее самостоятельной обработки.


Уравнительно-перераспределительные земельные реформы в странах Дальнего Востока вскоре после Второй мировой войны проводились в неодинаковых политических условиях и в различной социокультурной среде. Япония, Южная Корея и Тайвань уверенно двинулись по пути быстрой индустриализации, которая уже в 1960-е годы привела к рассасыванию аграрного перенаселения. Тем самым были созданы необходимые социальные предпосылки для ускорения трансформации традиционного мелкого крестьянского хозяйства в фермерское. В Северной Корее стратегия социалистической индустриализации по экстенсивному варианту предусматривала закрепощение аграрных трудовых ресурсов в системе огосударствленного сельского хозяйства, кооперированного по производственному принципу. И наконец, в Китае исключительно высокий уровень политизации низших социальных слоёв сельского населения стал мощным катализатором всеобщей коллективизации, а затем принудительной уравнительной коммунизации крестьянства. Будучи элементом общегосударственной стратегии модернизации, аграрная политика коммунистов в Китае придала социальным процессам в деревне весьма своеобразный импульс.

Ко времени образования КНР на всем облике страны лежал отпечаток многовековового колоссального давления быстро растущего сельского населения на землю и другие природные ресурсы. В среднем на крестьянина приходилось менее 0,2 га обрабатываемой земли, при этом более чем половиной ее владела сельская верхушка – местные чиновники, главы кланов, ростовщики, состоятельные крестьяне. Над многомиллионной массой безземельных сельских пауперов постоянно нависала угроза голода, поэтому имел место скрытый и открытый антагонизм не только с зажиточной верхушкой, но и с мелким землевладельческим крестьянством. Эгалитаристские настроения огромных бедняцких слоев крестьянства оказали мощное влияние не только на аграрную политику, но и в целом на стратегию развития, принятую коммунистической партией. Важнейшей основой данной стратегии явилось уравнительное перераспределение земли и основных средств крестьянского производства и тотальный контроль государства за крестьянством, хозяйственными ресурсами деревни и продовольственным фондом страны.

Земельной реформой 1949–1953 гг. беднейшему крестьянству было передано примерно 45% обрабатываемой земли. Затем в 1950-е годы была проведена поголовная коллективизация, а в 1958 г. был осуществлен переход к народным коммунам. В них были обобществлены-огосударствлены все средства производства, практически безвозмездно изымалась продукция в обмен на минимум продовольствия и крайне низкую зарплату. Сельское население было приписано к коммунам, а рабочая сила – к производственным бригадам без права свободного перемещения с обязанностью выполнять многочисленные государственные и местные административные повинности. Жесточайший централизованный контроль над продовольственными фондами преследовал две цели: создать фонд индустриализации и содействовать осуществлению установки на однодетную семью, с надеждой к концу века достичь полного прекращения прироста населения.

Государственная, весьма интенсивная, эксплуатация крестьянского труда позволила за 1960–70-е годы существенно нарастить фонды материальных производительных сил сельского хозяйства. Удвоилась площадь орошаемых земель, возросло применение минеральных удобрений, электроэнергии. Но вместе с тем производительность труда повысилась менее чем на 3%, а рост производства практически не опережал рост населения. Массовая утрата крестьянами интереса к труду привела к парадоксальным для перенаселенной китайской деревни явлениям: забрасыванию обрабатываемых земель, по темпам чуть ли не превышающим их освоение, и нехватке сезонных рабочих рук. Несмотря на очевидные успехи в снижении рождаемости, обеспеченность крестьянства землей продолжала ухудшаться – примерно по 0,1 га на человека в конце 70-х годов.

В начале 80-х государство вернулось к стратегии опоры на семейное крестьянское хозяйство в результате передачи в прошлом обобщенной земли в аренду крестьянам из расчета 2–2,5 му (0,133–0,165 га) на члена семьи без права отчуждения, но с правом свободного распоряжения излишками продукции сверх части, продаваемой по контракту государству по твердым ценам. Легкость, с которой совершился этот поворот, его яркие экономические и социальные результаты (стремительный рост сельхозпроизводства, резкое повышение жизненного уровня крестьянских масс) с очевидностью показали, что прошедшие десятилетия радикальных социальных экспериментов привели на массовом уровне к уравнению сельского населения страны в бедности, но не разрушили крестьянско-семейной базы китайского сельскохозяйственного и общего уклада деревенской жизни.

Но импульс этих перемен оказался не очень длительного действия. Через несколько лет обнаружилась тенденция к замедлению темпов роста производства, вызванная исчерпанием потенциала трудоинтенсификации малоземельного крестьянского хозяйства (0,5 га), которое не являлось надежной базой для фронтального внедрения в сельское хозяйство достижений НТП. Колоссальный аграрный сектор Китая уступал сельскому хозяйству США по численности тракторов в 5 раз.

Обострилась проблема маргинализации крестьян в результате измельчения крестьянских наделов. Сельское население продолжает быстро возрастать. Цели государственной демографической политики не изменились, но существенно ослаб централизованный контроль государства над общественным фондом народного потребления, а значит его способность влиять на брачное поведение людей. Далее, рост семей стимулировался повышением трудоемкости крестьянских хозяйств и стремлением к поиску дополнительных источников дохода. Наконец, несмотря на то, что в ходе социалистических экспериментов 1950-70-х годов социальная структура деревни претерпела серьезные изменения, возврат к семейной основе крестьянского хозяйства создал определенные предпосылки для возрождения традиционных естественно-социальных институтов, в первую очередь большой семьи, клана, в свое время разрушенных репрессиями в отношении сельской верхушки, государственным закрепощением крестьянства и рестриктивной демографической политикой. Соответственно наблюдается известная регенерация традиционных социокультурных ценностей, одну из важнейших среди которых в Китае испокон века составляет культ продолжения рода по мужской линии. Все это в совокупности дало толчок новому повышению рождаемости в сельских районах и усилению аграрного перенаселения.

Поиск новой стратегии хозяйственного социального развития в Китае проходит в форме дискуссии между сторонниками более решительного и более осторожного подхода к проблеме укрупнения крестьянских хозяйств на пути их фермеризации и добровольного кооперирования. В первом варианте потребовалось бы уже к концу ХХ в. переместить из деревни в город более 350 млн. человек. Между тем, уже сегодня многие крупные города задыхаются от наплыва сельских мигрантов, выталкиваемых из деревни малоземельем и развалом прежней системы гарантии физического минимума средств к существованию. Тем более, что в самой городской экономике прогресс рыночных реформ подрывает господствовавший прежде принцип гарантированной всеобщей занятости – «работу троих делают пятеро».

В настоящее время китайское руководство осуществляет острожный курс аграрной политики, очень постепенно либерализуя условия перераспределения земли среди крестьян и сочетая поиск новых возможностей увеличения числа рабочих мест для сельского населения вне сельского хозяйства в деревне с неспешной приватизацией в секторе городской государственной промышленности. Перераспределение земли производится отчасти в целях поощрения специализированных фермерских хозяйств. Соответственно либерализируется законодательство об использовании чужой рабочей силы. Но в целом крайне ограниченные возможности маневра хозяйственными ресурсами оставляют маргинализацию крестьянства одной из острейших проблем социального развития Китая.

Существенные отличия от Китая приобрели социальные процессы в деревне в тех странах Дальнего Востока – Японии, Республике Корея, Тайване, – где радикальные аграрные реформы были проведены вскоре после окончания Второй мировой войны под политическим контролем американской военной администрации. Они проводились по единому проекту, предложенному известными тогда американскими специалистами (В. Ладежинский).

Аграрные реформы 1940–50-х годов, последующая аграрная политика в этих странах отличались не только однотипностью, но и существенным совпадением в деталях. Например, в Японии и Южной Корее были перераспределены земли: абсолютный потолок площади землевладения и землепользования для одного хозяйства – 2,7 га, запрет купли-продажи земли, ограничение аренды земли ее приарендовкой в пределах установленного потолка для одного хозяйства, а арендной платы – четвертью урожая. Сделано это было исходя из представления о том, что в основу развития трудоинтенсивного орошаемого дальневосточного земледелия – тем более в условиях аграрного перенаселения и нехватки земли – должен быть положен принцип всемерной поддержки семейного крестьянского хозяйства.

В то же время переход к более крупному землевладению и земплепользованию стимулирует главным образом возникновение системы кабальной рентной эксплуатации крестьян-арендаторов, а не формирование предпринимательского товарного хозяйства. Более того, в последнем случае эффективность использования дефицитной земли оказывается значительно ниже, чем у крестьян-землевладельцев. Не говоря о крайне негативных социальных последствиях концентрации земли в условиях аграрного перенаселения.

В результате перераспределительной реформы в руки крестьянства перешла значительная часть обрабатываемой земли, до того принадлежавшей землевладельцам-рентополучателям – представителем старого чиновничества, торговцам, ростовщикам, верхним группам крестьянства, главам местных кланов. В результате этого основной экономической и социальной фигурой пореформенной деревни стал мелкий и мельчайший крестьянин-землевладелец.

Дальнейшая судьба крестьянства в данных странах определялась следующими факторами: 1) сохранением приверженности власти принципу мелкого крестьянского землевладения; 2) последовательным курсом всесторонней поддержки крестьянского хозяйства государством – непосредственно и через содействие развитию сельской кооперации, системы государственного кредитования и т.д.; 3) широкомасштабной индустриализацией и урбанизацией, вызвавшей волну сельско-городской миграции и уже в 1970-е годы превратившей крестьянство в этих странах в социальное меньшинство. Взаимодействие этих факторов в последствии оказалось весьма положительным в плане развития сельскохозяйственной экономики, прогресса производительных сил аграрного сектора, установления и поддержания в деревне и обществе социального мира, быстрого роста благосостояния и качества жизни сельского населения. Но, естественно, были на этом пути и проблемы, и противоречия.

В целом, можно выделить две основные тенденции экономических и социальных изменений в деревне дальневосточных стран. 1. Формирование социальной структуры сельского общества в соответствии с направлениями современных технологических и экономических изменений. 2. Усиление экономических и социальных трудностей, порождаемых массовой городской миграцией наиболее активной части сельского населения. Деревня этих стран, опираясь на мелкое, но интенсивное крестьянско-фермерское хозяйство, сравнительно быстро прошла этап трудоинтенсификации производства и уже в 1970-е годы вступила в новую стадию развития – она обратилась к использованию капиталоинтенсивных факторов производства, которые может дать НТР: достижения агробиологии, новые технологии и средства механизации. Продуктивность сельского хозяйства находится на очень высоком уровне. Одновременно крестьянские хозяйства интегрированы в систему агропромышленного комплекса кооперативного и частного кредита, сбыта, государственных программ экономического и социального развития деревни.

Соответственно эволюционирует и социальная структура сельского общества. Уже аграрные реформы внесли в нее существенные изменения, подорвав экономическую силу и престиж прежней сельской верхушки, нарушив многие традиционные естественные социальные связи, прежде всего клановые и общинные. В дальнейшем быстрое формирование новой институциональной структуры деревни, связанной с государственной стратегией развития, дало постоянный импульс перестройке социальных связей на современный гражданский лад, наполнению новым содержанием традиционных деревенских социальных институтов. Одновременное сохранение в процессе модернизации опоры на семейное хозяйство постоянно создает важные предпосылки для поддержания в деревне социального мира. Этому служат не только институты государственной поддержки мелкого крестьянства, но и интегрированность в деревенское общество немногочисленной прослойки сельскохозяйственных рабочих.

Вместе с тем постоянное вымывание значительной части активного населения деревни миграционными процессами порождает ряд проблем. Быстро увеличивается прослойка хозяйств, для которых работа на земле дает лишь меньшую часть общего дохода в различных сферах занятости. Повышается процент престарелых людей, деревня испытывает трудности с рабочими руками, усиливается дробление землепользования. Определенное качественное ухудшение демографической и социальной структуры сельского населения создает тенденцию его излишней атомизации с точки зрения интересов экономического прогресса и поддержания социальной гармонии. Деревенский социум становится более раздробленным, и это вызывает беспокойство в обществе, в котором коллективистские ценности и дух сыграли весьма важную роль в тех огромных успехах – экономических и социальных, – которых оно достигло за последние полвека.

В таких условиях стратегия модернизации, ориентированная на вхождение этих стран в ХХI в., продолжает сохранять в качестве одной из своих основных опор всестороннюю поддержку мелкого и мельчайшего крестьянско-фермерского хозяйства. Приверженцам данной стратегии приходится при этом (особенно в Японии) выдерживать сильное давление, в первую очередь со стороны крупных корпораций. Последние, заинтересованные в удешевлении производства продовольствия ради снижения издержек на рабочую силу, добиваются перехода от государственной поддержки мельчайших хозяйств к политике укрупнения фермерских хозяйств и сельскохозяйственных предприятий. Однако до настоящего времени правящие политические силы продолжают в целом твердо придерживаться давно избранного курса, исходя из того, что повышение производительности труда и дешевизна продукции далеко не единственные, а в условиях Дальнего Востока и не главные, проявления прогресса сельского хозяйства. Важное значение имеют и другие факторы: высокая продуктивность дефицитной сельскохозяйственной земли, сохранение окружающей среды и, наконец, преемственность социальных и культурных традиций нации в процессе технологической и социальной модернизации общества.


Вопросы и задания:
  1. Каковы причины и показатели процесса раскрестьянивания в восточной деревне?
  2. Как вы считаете, почему в странах АТР государство сознательно идет на ограничение размеров крестьянского землевладения?
  3. Выделите основные этапы и социальные последствия реформирования китайской деревни во второй половине ХХ века.
  4. В чем заключалась специфика аграрных преобразований в Японии, Республике Корея и Таиланде?
  5. Почему последствия уравнительно-распределительных реформ в странах Дальнего Востока были столь разительны, и от чего это зависело?
  6. Сформулируйте основные проблемы развития сельского общества Востока на современном этапе и определите возможные перспективы их разрешения?
    1. Буржуазные слои


Современные промышленно-экономические трансформации в восточном обществе способствовали формированию слоев и групп, наиболее адекватно соответствующих модернизированным системам. Развитие качественно новых промышленно-экономических технологий потребовало глубинных изменений в социуме, появления новых профессиональных кадров и организаторов современного бизнеса. Наиболее динамичная их часть, определяющая экономическое, в значительной мере политическое и социальное развитие своих стран, представлена современной буржуазией, верхушкой менеджерства и новых средних слоев.

Но социальная структура Востока в чистом виде не попадает под привычные концепции и оценки социологического анализа. Так, большинство азиатских исследователей предпочитают не пользоваться термином «буржуазия», тем более «капиталист». Некоторые из них полагают, что поскольку буржуазия не обладает полнотой политической власти, ее следует отнести к среднему классу или к средним слоям. Другие без излишней детализации, просто пишут о предпринимателях, элите бизнеса, «капитанах индустрии», «моторах экономического роста» и т.п. Однако действительность намного сложнее и выявляет специфические условия формирования имущих слоев в каждой стране. Именно потому появились такие термины, как «ЧЕБОЛЬ», который определяет южно-корейскую монополию семейно-кланового типа, «КАБИРЫ» – капиталисты-бюрократы в Индонезии, малайзийская государственная или политическая буржуазия, таиландская королевская буржуазия, капиталисты-«Крони», т.е. часть буржуазии, сформировавшаяся из приближенных Ф. Маркосу на Филиппинах.

Формирующиеся социологические и политэкономические школы в странах Азии длительное время находились под воздействием наиболее популярных на западе теорий, начиная с М. Вебера и кончая Ф. Броделем. Последний полагал, что экономика развивающихся стран не дуальна, а трехсекторна. Она представлена самообеспечивающимися хозяйствами, рыночной экономикой и собственно капитализмом. Для рыночной экономики характерна относительно небольшая величина капитала предприятия, мелкомасштабность его деятельности и полная подчиненность рынку. Для капиталистических предприятий типична концентрация капитала, появление крупных индустриальных предприятий и новые методы организации производственного процесса.

На практике в динамично развивающихся странах капиталистические преобразования традиционных и нетрадиционных структур, методы и способы их вовлечения в процесс экономического роста имеют самые разнообразные формы, что привносит свой колорит в рыночные механизмы и становление индустриальной системы во многих странах АТР. Здесь с различными вариациями формируется модель экзогенного, экспортно-ориентированного капитализма, втягивающегося в глобальные процессы. Ускоренное становление капиталистических отношений происходит при самых невероятных сочетаниях традиционных и современных рыночных форм подчинения труда капиталу и привнесения элементов современных производительных сил и достижений НТР.

На первом плане в этих сложных процессах выступают предприниматели или современная буржуазия. Именно она организует производство, определяет методы вовлечения низших укладов в общенациональное производство, а также направляет потоки капитала и товаров. Ее социальная дифференциация необычайно велика – она носитель прогресса и одновременно противоречий не только внутри своей страны, но и в региональном, даже в глобальном масштабе. С одной стороны, она органически связана со всеми укладами отечественной экономики, а с другой – является участницей смешанных национально-иностраннных компаний и акционерных обществ. В своей деятельности она вынуждена соблюдать строгие ограничения и правила таких организаций, как ВТО, АСЕАН, АТЭК, различных объединений производителей продукции – нефти, каучука, кофе и т.д. Ей приходится вести острейшую конкурентную борьбу с ТНК и ТНБ за отвоевывание и сохранение определенных ниш на мировом рынке и в то же время сотрудничать с ними в деле привлечения современной технологии и организации современного бизнеса. Стремясь расширить географические рамки приложения своего капитала, азиатская буржуазия ищет и находит адекватные мировой экономической и политической системе современные институциональные и организационные формы и привносит в них специфику восточного общества. Одной из ее задач является создание факторов, усиливающих процесс накопления и возрастания прибыли. Она во многом формирует отлаженные механизмы вторичного и третичного перераспределения вновь созданной стоимости, что улучшает положение верхних имущих слоев, создает возможности для деятельности предпринимателей средней руки и даже мелких и мельчайших. Дифференциация основных функций капитала способствует усилению прямого или же косвенного воздействия буржуазии на формирование социально-экономической стратегии модели развития страны, равно как и на все процессы, связанные с реформированием экономики.

Наиболее четко роль буржуазии проявилась в странах первой волны НИС (новых индустриальных стран) – Республика Корея, Тайвань, Гонконг, Сингапур, за которой идут и представители предпринимательского мира второй волны НИС (Малайзия, Таиланд, Индонезия, Филиппины).

Многие исследователи первой новой индустриальной страной считают Японию, затем следуют остальные страны в указанной выше последовательности. Широкое распространение получила концепция «летящих гусей», согласно которой лидирует в стае Япония, а за ней устремляются остальные азиатские страны. Вместе с тем своеобразие путей и методов формирования предпринимательского мира и его роли в АТР побуждает пристальнее проследить эти процессы на примере каждой отдельной страны.

В ЮЖНОЙ КОРЕЕ еще в 50-е годы создались определенные условия, в которых стали ускоренно формироваться многие из современных мощных чеболей. Реформы проводились при поддержке американцев, которые не скупились на капиталы, стремясь удержать свои стратегические позиции в этой стране. Это активизировало развитие рыночных отношений, что предопределило усиление концентрации капитала в последующие десятилетия. Если в 1970 г. полсотни крупнейших корейских групп и компаний производили 5% ВВП, в 1980–10%, в 1990 г. – уже 16%. Объем их продаж составил 130 млр. долл., причем 60% приходилось на 5 крупнейших чеболей – «Самсон», «Санъён», «Тэу», «Хюндаи» и «Гоулдстар».

Наиболее типичный пример перехода от рыночных организационных форм к монополистическим дает пример группы «Хюндаи». Первое небольшое авторемонтное предприятие основал выходец из крестьянской семьи Чон Чу Ён, начинавший дело с обмолота риса и ремонта автомобилей (1940-е годы). К началу 90-х годов «Хюндаи Мотор Компани», оформившаяся в 1967 г., имела 30 филиалов и стала удачным примером успешной модернизации и рационализации производства. Из автомобильной промышленности перешла в тяжелое машиностроение, нефтехимическую и др. Поиски более дешевой рабочей силы привели к строительству своих заводов в Таиланде, Вьетнаме. Основатель кампании вовремя отреагировал на правительственный курс по разукрупнению чеболей: передал ряд фирм сыновьям, поставил на руководящие посты новых высококвалифицированных специалистов. Не обходилось, видимо и без коррупции.

Концерн «Самсон» (контролирует Ли Кун Хи) имеет предприятия электронной, тяжелой, нефтехимической промышленности. В отдельные годы рост производительности труда в концерне достигал 25–27%. Осуществлялась политика переноса предприятий в другие страны (телевизоры собирают более чем в 20 странах). Столь же очевидны успехи других 3 чеболей – «Голдстар», «Тэу», «Санъён». Имеет место острая конкурентная борьба на внутрикорейском рынке. В 1995г. в число 100 крупнейших компаний АТР вошли 6 южнокорейских. Из них – «Кёпко» единственная из АТР вошла в состав 100 крупнейших кампаний мира.

В 1980-е годы в Южной Корее происходило также формирование банковской буржуазии нового поколения, которое представлено современными банками – «Кукмин Бэнк», «Кореа Хаузинг Бэнк» и рядом других. К ней примыкали и новые предпринимательские круги, которые стремились потеснить конкурентов. Одной из таких новых групп является «Эл-Джи», которая развертывает в Китае многопрофильное производство (электроника, нефтепереработка, нефтехимическое производство, строительство).

Не уступает корейцам, а во многом и превосходит их по финансовой мощи тайваньский предпринимательский мир. Обладая резервным фондом в 100 млрд. долл., ТАЙВАНЬ стал вторым после Японии крупнейшим кредитором не только в АТР, но и в мире. Тайбэйская биржа – одна из крупнейших в мире. Из Тайваня мощный поток кредитов идет во все страны региона, тем более везде в них есть китайская диаспора.

Тайваньская буржуазия, ее старейшая часть была представлена выходцами из континентального Китая, которые срослись со структурами Гоминьдана, как политическими, так и государственными. Многие исследователи полагают, что политическая буржуазия, как разновидность бюрократической, впервые появилась именно на Тайване, а позднее, в ином облике, – в Малайзии. Сочетая политическую и экономическую власть, эта часть предпринимательского мира оказала существенное воздействие на формирование не только экономической, но и военной мощи современного Тайваня, который все еще считается не государством, а территорией.

Список богатейших людей мира 1995 г. включал фамилию тайваньского мультимиллионера Дэвида Тана на первых позициях, далее следовали представители Гонконга, Сингапура, Филиппин. Мощные позиции в тайваньском бизнесе у семейства Ван, Чен Цина, Хунь, Лян и др. В числе 100 крупнейших компании АТР 1995 г. – 13 – тайваньские, в том числе 4 банка, две страховые.

Одной из самых стабильных сфер приложения капитала является банковское дело. Надо отметить интернационализацию бизнеса в АТР через переплетение родственных связей между богатейшими семьями не только Тайваня и Гонконга, но Таиланда, Филиппин, Малайзии и даже Индонезии. По-прежнему доминирующей установкой в таких семьях является поддержание хороших, даже дружественных отношений с лидерами политических партий, многие из которых рано или поздно становятся министрами или президентами.

Возвращение ГОНКОНГА в Китай интенсифицировало перемещение капитала отсюда не только в провинции Китая, но и в страны АТР. Гонконг занимает 8 место в мире по объему товарооборота. Труд и капитал в Гонконге чрезвычайно мобильны. Основу его экономики создавали мелкие и средние предприятия, что сопровождалось ростом средней и мелкой буржуазии. Этому же содействовала политика правительства, помогавшая преодолевать негативные внешние и внутренние факторы. Крупная буржуазия сосредотачивала свою деятельность в банковском деле, пароходстве, гостиничном бизнесе, электронной промышленности. Верхние и средние имущие слои буржуазии Гонконга формируют имидж общества, которое в основе своей остается восточным. Философия западного гражданского общества так и не вытеснила здесь принципы иерархии в повседневной деловой жизни. Тоже крепки связи с китайскими диаспорами. Связь с сингапурской, малайзийской, таиландской и индонезийской буржуазией способствовала наращиванию экономических мускулов в этих государствах.

Современная буржуазия города-государства СИНГАПУР тоже состоит из различных групп. В их восхождении к богатству и процветанию есть много общих черт с путями азиатских «тигров» первого поколения и определенная общность с эволюцией малайзийской и индонезийской буржуазии. Представленная 3–4 поколениями, сингапурская буржуазия всегда имела сильную государственную поддержку.

Первые сингапурские предприниматели в большинстве были выходцами из южных провинций Китая и уже в колониальный период сумели стать связующим звеном между иностранными компаниями и местными производителями сырья на островах Индонезийского архипелага. Исключительно выгодное положение Сингапура обеспечило синтез колонии и метрополии, а выгодами внешнеторговых связей и воспользовались предприимчивые торговцы. Несколько позднее вторая волна китайской миграции привела к появлению тех, кто стал от скупки экспортной продукции и ее транспортировки переходить к созданию небольших банков, транспортных и перерабатывающих предприятий. Кризис 1930-х годов привел к банкротству многие западные фирмы, а местные китайские предприниматели смогли сохранить свои позиции. Вовремя осознав необходимость организации дела на современном юридическом уровне и опираясь на помощь новой волны мигрантов-китайцев, знавших организацию бизнеса западного образца, отдельные китайские предприниматели создали акционерные общества и тем самым заложили основы будущих финансово-промышленных групп.

После выхода Сингапура из состава Малайзии правительство стало активно привлекать бизнесменов к политической деятельности и создавать еще более благоприятные условия для экономической активности. Многие сингапурские компании активничают в ТНК и работают в Малайзии, Индонезии, Таиланде.

Мощная конкуренция для сингапурского бизнеса на рынках ЮВА исходит от японских фирм. Противостоять в последнее время смогли лишь некоторые компании, но в отличие от южнокорейских и тайваньских сингапурские фирмы продвинуться на собственно японский рынок не смогли. Тогда развернулись к Китаю и выдвинули себя в качестве передатчика сюда новейших западных технологий.

Об отлаженной деятельности делового мира Сингапура свидетельствует и то, что в 1995–96 гг. он был на втором месте в мировом рейтинге конкурентоспособности, определенном на основе всестороннего анализа при использовании 225 показателей. За Сингапуром следовал Гонконг. Сингапурская буржуазия, получая сильную поддержку государства, является самой старой, сильной и современной буржуазией не только в АСЕАН, но и во всем Тихоокеанском бассейне. Ее авангард вошел в «большую лигу» крупного капитала, где в конкурентной борьбе риск и ставки чрезвычайно высоки. На социетальном уровне имущие слои города-государства создают новый стиль жизни, с высоким уровнем потребления, новыми требованиями и правилами процветающего общества.

В МАЛАЙЗИИ старейшую группу буржуазии также составили мигранты-китайцы. Еще при англичанах они сколачивали капитал на скупке аграрной продукции, торговле опиумом, добыче олова и игорном деле. Часть денежного капитала была использована для открытия магазинов, организации транспортировки плантационной продукции, особенно с мелких плантаций и крестьянских хозяйств, строительства перерабатывающих предприятий. Другую, меньшую по численности, группу старейшей буржуазии составили представители малайской аристократии (султаны, принцы), занимавшие высокие посты в бюрократической иерархии колониальных времен.

Англичане в Малайе опирались на верхние имущие слои и аристократию и одним из условий передачи власти ставили создание полиэтнического политического руководства. Это содействовало созданию малайской аристократией, частью бюрократии и предпринимателей Объединенной малайской национальной организации (ОМНО), китайскими предпринимателями – Китайской ассоциации Малайи (КАМ), а несколько позднее – Индийского национального конгресса (ИНК) представителями индийской диаспоры. На основе этих организаций был создан Национальный фронт, или альянс, который олицетворял идею некоего полиэтнического политического руководства страны. Фактически ОМНО, КАМ и ИНК отражали интересы не каждой этнической группы в целом, а лишь ее высших слоев и определенной части бюрократии. Использование политических и деловых структур, сращивание их функций и интересов способствовало появлению в Малайзии так называемой политической буржуазии.

Усиление этнических и экономических противоречий привело к открытому столкновению в 1969 г., после чего в сложном полиэтническом поликонфессиональном обществе был выработан консенсус, на основе которого и была принята Новая экономическая политика (НЭП). Ее основной целью было создание имущих слоев из числа малайцев-бумипутра («сынов земли») и уменьшение числа бедных. Подкрепленная государственной идеологией рукун негара, эта коммунистическая политика проводилась через механизм государственной власти, т.е. через различные государственные структуры и организации, что способствовало обогащению части малайцев, стоящих ближе к этим структурам, а также обусловило появление такой категории и термина, как «государственная буржуазия». Основное ядро восходящей малайской буржуазии составили представители традиционно правящего класса – султаны, члены их семейств, аристократы-землевладельцы, а также часть гражданской и военной бюрократии. Благодаря НЭП повысилась роль и численно увеличилась бюрократия, которая в основном представлена бумипутра. Они обрели контроль над ресурсами, а следовательно, и реальную власть.

Рассматривая малайскую буржуазию как государственную буржуазию, социолог Хуа Иин подчеркивал, что при этом иностранный капитал имеет возможность через управленческие, финансовые, технологические и прочие связи контролировать ресурсы государства. В таких условиях Малайзия, по его мнению, не может развиваться по модели западных стран, где государство поддерживает средний класс, мелкую буржуазию и большую часть рабочего класса, что и создает возможность существования буржуазной демократии на основе политического консенсуса в обществе. В Малайзии же, по его мнению, отрицались права немалайской части населения, а правящий класс стремился поддержать лишь его малайскую часть. Он утверждал также, что консенсус достигнут только с частью китайского предпринимательского мира, а «государство является лишь инструментом для достижения интересов малайской и крупной немалайской буржуазии». По его мнению, самостоятельность правящих кругов ограничивалась активностью иностранного капитала, представленного сотнями ТНК.

Коммунальная политика порождала новые связи патрон-клиент, которые усиливались из-за заинтересованности правящей партии в поддержке электората. Происходило парадоксальное явление, а именно, частичное выравнивание экономических позиций различных слоев во имя сохранения позиций правящих сил.

Большинство современных конгломератов компаний ИНДОНЕЗИИ были созданы предпринимателями китайского происхождения, судьба которых изначально схожа с судьбой сингапурских и малайзийских бизнесменов. Они начинали с экспортной торговли, ростовщичества, посредничества. Возвышение отдельных семей началось на рубеже 1960–70-х годов. К середине 1980-х крупнейшие конгломераты ЮВА контролировались этническими китайцами, причем 10 из них проживали в Индонезии.

Помимо предпринимателей китайского происхождения в Индонезии сформировывалось несколько групп собственно индонезийской буржуазии. В основном это были выходцы из аристократических семей, служивших в колониальной администрации, или предприниматели, занимавшиеся торговлей, батиковым производством и скупкой сельскохозяйственной экспортной продукции.

Другая часть индонезийской буржуазии сформировалась в период либеральной экономики, когда правительство стимулировало появление группы предпринимателей, ставшей известной как группа Бентенг. В нее вошли многие представители правящих партий, которые получили льготные кредиты, право на экспорт или импорт того или иного вида продукции, на перераспределение сырья.

Более сильную группу составила так называемая бюрократическая буржуазия, которая состояла преимущественно из гражданских или военных чиновников и использовала экономические функции государства для своего обогащения. Еще одним источником пополнения богатства была коррупция. Начиная с 70-х годов контроль государства над экономической деятельностью начал упорядочиваться, и постепенно процесс формирования бюрократической буржуазии ослабевал. Кроме того, переключившись полностью на предпринимательскую деятельность, часть бюрократической буржуазии получила полный юридический статус и, хотя в определенных случаях продолжала использовать служебные связи, оставшиеся с прежних времен, но определяющим моментом была уже ее предпринимательская деятельность. Во многих случаях дело, начатое отцом, продолжили сыновья, дочери и даже жены.

В середине 90-х годов в Индонезии выделялось 12 крупнейших групп компаний, которые в целом поделили внутренний рынок и определили свои места в производстве различной продукции. Получая от правительства особые льготы и привилегии в основном по принципу близости к правящему президенту, который получил титул «отца развития» (барак пембангунан), или же по принципу «бакапизма», а также устанавливая тесные партнерские связи с ТНК, верхние имущие слои смогли в сжатые сроки не только многократно преумножить свое богатство, но и в определенной мере способствовать изменению структуры общественного производства. Хотя в список 100 крупнейших компаний АТР вошло меньше индонезийских компаний, чем в приведенных выше странах, это еще не отражало реальное соотношение сил.

В ТАИЛАНДЕ, наряду с так называемой королевской буржуазией, накопившей богатство и развернувшей предпринимательскую деятельность благодаря близости и связям, а также патронажу королевской семьи, появились новые, вполне самостоятельные банкиры и промышленники, в частности такие банки, как «Бангкок Бэнк», «Крунг Таи Бэнк» и «Сиам Коммершн Бэнк». Но одновременно значительной финансово-экономической мощи достигли и отдельные промышленные компании: «Сиам Семент», «Телекомасиа», «Эдвандс Информэйшн», «Таи Телеком энд Ко», «Шинаватра Комьютер», «Италиен Таи Дивелопмэнт».

Эти и ряд других банков сформировались в условиях рыночной экономики, которые они нашли вполне подходящими для себя. Однако расширяющиеся капиталистические отношения и современный маркетинг побудили их в 1990-е годы вводить современные правила организации и ведения банковского дела.

Помимо банковского дела и современных отраслей промышленности таиландская буржуазия процветает в традиционной для нее отрасли, связанной с переработкой и экспортом сельскохозяйственной продукции, прежде всего риса и сахара.

Система патронажа в формировании значительной части современного делового мира, особенно в Южной и Юго-Восточной Азии, играет особую роль. В системе патрон – клиент выступают различные лица, а на самом верху – президенты (Ф. Маркос, Сухарто), монархи (король Таиланда), премьер-министры (Малайзии – Махатхир Мохамад, Сингапура – Ли Куан Ю). Их побудительные мотивы различны по своему характеру, но имеют одинаковый по своим последствиям результат – ускоренное формирование относительно небольшого, но мощного финансово-промышленного слоя буржуазии, которая в сжатые исторические сроки, проходя через партнерство с ТНК и ТНБ и закаляясь в острейшей конкурентной борьбе на местном и международном рынках, постепенно и с различной степенью успеха обретает свою самостоятельность.

Буржуазия Востока многонациональна по своему составу. В Юго-Восточной Азии ее основное ядро составляют китайцы, имеющие деловые, клановые и родственные связи в масштабе всего региона. В 1996–1997 гг. китайское население в Малайзии составляло 29%, но китайские предприниматели контролировали 69% корпоративно госсектора на основе оценки рыночной капитализации. В Сингапуре этнические китайцы представляли 77% населения, но они контролировали 81% всех зарегистрированных на бирже фирм. В Таиланде, куда первые выходцы из Китая стали прибывать еще в 16 в., и где процесс ассимиляции проходил более длительно и в сравнительно мягких формах, они составляли 10%, но контролируют, так же как и в Сингапуре, 81% компаний. Лишь 2% китайцев, живущих на Филиппинах, контролируют 50–60% зарегистрированных компаний. В Индонезии китайское население составляет 3,5%, но его представители контролируют 73% зарегистрированных на бирже фирм. У других этнических меньшинств среди некоренного населения значительно более слабые позиции, например, у индийцев и арабов в Малайзии и Индонезии. Для нынешнего поколения современной буржуазии, прежде всего в Юго-Восточной Азии, характерен высокий образовательный уровень, динамизм, хорошее знание маркетинга и стремление к диверсификации своей деятельности. Она выходит за рамки местных рынков, успешно закрепляется в определенных нишах мирового рынка и осознает преимущества ускоренного развития и необходимости преобразования общества. К этой группе предпринимательского мира примыкает формирующийся средний класс или же средние слои, которые обеспечивают реализацию стратегии всего социально-экономического развития страны.


Вопросы и задания:

1. Какова функциональная роль предпринимательско-буржуазных слоев в странах АТР?

2. Определите своеобразие путей формирования предпринимательского мира в странах Азии.

3. Сформулируйте основные характеристики, присущие буржуазии Востока.

4. Что означают понятия «политическая буржуазия», «бюрократическая буржуазия», «государственная буржуазия»?